Торговля и деньги

В экономической жизни ахейского общества XV—ХШ вв. до н. э. торговля занимала гораздо большее место, чем раньше. Большое количество продукции ахейских ремесленников этого времени красноречиво свидетельствует об усиливающемся развитии товарного производства и обслуживающей его торговли.

«По самой природе вещей получается так, что как только городская промышленность как таковая отделяется от земледелия, ее продукты с самого начала становятся товарами и, следовательно, для их продажи требуется посредничество торговли. Связь торговли с развитием городов и, с другой стороны, обусловленность последнего торговлею понятны таким образом сами собой»,⁹³⁾ — пишет К. Маркс.

Действительно, коммерческие связи ахеян в изучаемый период были очень интенсивны. Их корабли вывозили ремесленные изделия Эллады в отдаленные страны и привозили оттуда другие товары. Широкое распространение импортных изделий, проникавших даже в небольшие поселения, говорит о том, что заморская торговля в XV—XIII вв. удовлетворяла запросы не только самых богатых членов ахейского общества, как раньше, но даже и запросы среднего населения. Несмотря на заметное расширение круга потребителей привозимых изделий, внешняя торговля ахеян стояла на втором месте после внутреннего обмена. Последний теперь осуществлялся не только в пределах местных рынков, возникала коммерческая деятельность, охватывавшая многие области страны.

На местных рынках, как и прежде, основным покупателем был крестьянин, что определяло ограниченность числа обращавшихся здесь товаров. Низкая покупательная способность основной массы сельского населения сказывалась и в том, что совершавшиеся на местных рынках торговые операции представляли собой по преимуществу мелкую розничную торговлю. Количество товаров, реализуемых на местных сельских рынках в Элладе второй половины II тысячелетия до н. э., было по-прежнему не очень велико; купив медный топор, ахейский крестьянин берег его не меньше, чем сельское население поздних эпох берегло железные орудия.

Другую картину представляла торговля в ахейских городах, население которых — ремесленники, купцы, знать — нуждалось в рынке гораздо больше. Здесь объем меновых операций был шире, он увеличивался не только за счет чаще совершавшихся торговых сделок, но и благодаря тому, что в обращение поступали более дорогие товары. Наряду с продукцией сельского хозяйства на городских рынках продавали сырье и разнообразные ремесленные изделия. Последние в XV—XIII вв. до н. э. составляли длинный список товаров, начиная от простой глиняной кружки и кончая дорогостоящим оружием и ювелирными поделками. Торговля изделиями, рассчитанными лишь на богатого потребителя, или продажа особо модных товаров охватывала уже тогда достаточно обширные территории. Открытие одинаковых изделий оружейного, ювелирного и косторезного ремесел в Арголиде и Мессении, в Аттике и Фессалии говорит о том, что в сбыте предметов роскоши у ахеян в XV—XIII вв. уже существовала система торгового посредничества, распространявшегося одновременно на далеко отстоящие друг от друга районы страны.

В больших ахейских центрах в XIII в. до н. э. можно заметить появление крупных торговцев. В Микенах в «Доме маслоторговца» были приготовлены [94] к продаже 30 запечатанных псевдостомных амфор.⁹⁴⁾ Поскольку емкость каждого сосуда не меньше 5 л, то из этой лавки на рынок поступало сразу около 150-200 л оливкового масла. Обыденность характера остальных находок позволяет утверждать, что (хотя в настоящее время микенский маслоторговец является единственным хорошо известным представителем крупного ахейского купечества) такие фигуры не были единицами в хозяйственной жизни Эллады XIII в.

Микенский купец вел деловую переписку по меньшей мере с шестью разными лицами, судя по отличию почерков на табличках из его дома.⁹⁵⁾ Данное обстоятельство позволяет говорить о значительном развитии системы торгового учета и деловой документации у ахейских торговцев во второй половине XIII в. Приемы ведения деловой документации, вероятно, вырабатывались на протяжении предшествующих двух-трех столетий.

Интенсивный торговый обмен неизбежно приводил к употреблению нескольких товаров, более или менее постоянно выполнявших функции эквивалентов для остальных обмениваемых предметов. Лишь после долгого хождения разных товаров в роли денег эти функции стала выполнять одна категория товаров. Обычно превращение того или иного товара во всеобщую форму эквивалента связано, как отмечал К. Маркс, с двумя обстоятельствами: «Форма денег срастается или с наиболее важными из предметов, которые получаются путем обмена извне и действительно представляют естественно выросшую форму проявления меновой стоимости местных продуктов, или же — с предметом потребления, который составляет главный элемент местного отчуждаемого имущества, как например, скот».⁹⁶⁾

В ахейском обществе XVI—XII вв. функции денег выполняло несколько товаров.

Традиционная единица измерения богатства у первобытных народов — бык — и у ахеян долгое время служила мерилом стоимости при обмене, о чем свидетельствует эпос.⁹⁷⁾ В Илиаде приведены оценки многих предметов, исчисленные в быках: золотые украшения Афины стоили по сто быков каждое, золотой доспех Главка — столько же, тогда как медный доспех Диомеда ценился лишь в девять быков.⁹⁸⁾

Судя по Илиаде, бык стоил больше, чем половина таланта золота, но он был вторым по ценности после серебряного кратера. Среди наград состязающимся на колесницах нет упоминания быков, но второй приз — кобылица — стоит больше, чем четвертый приз в два таланта золота.⁹⁹⁾ Приведенные примеры подтверждают большую роль скота в обмене, причем товаро-деньгами быки и коровы стали во времена более отдаленные, чем эпоха Троянского похода. По-видимому, уже в XV—XIV вв. крупный рогатый скот выполнял данную функцию. Интересно отметить, что критяне употребляли бронзовые гири в форме бычьей головы.¹⁰⁰⁾ [95]

Эпос свидетельствует и о том, что на внутреннем ахейском рынке помимо скота в качестве денег ходили и другие товары. Металлические сосуды, тонкие ткани и одежды — все это предметы, которые часто отчуждались не только в XIII—XI вв., но, по-видимому, и много раньше. Перечисление названных вещей в составе выкупа приза победителю или подарков говорит о том, что они относились к разряду наиболее ценных и часто обмениваемых.¹⁰¹⁾

Точно так же и менее ценные, но постоянно необходимые бытовые предметы служили товаро-деньгами в меновой торговле. Об этом свидетельствует тот факт, что в кладовых пилосского дворца в конце XIII в. хранились одновременно около 6 тыс. киликов и чашек. Очевидно, часть этих изделий могла быть принята кносским царем в качестве оплаты, так как они имели устойчивую потребительскую ценность. Также и в Зигуриесе в Доме В хранилось несколько сотен однотипных простых киликов — видимо, запас общепринятых ценностей, предназначенных для обмена. Примечательно, что в эпосе ясно заметна второстепенная роль металлов в обмене, так как золото часто упоминается лишь после других видов ценностей.

Во внешних торговых операциях, когда обменивались значительные количества товаров, очень рано возникла необходимость выделить удобный для всех товар, который мог бы служить преимущественным мерилом стоимости. Потребность в легко отчуждаемом товаре существовала и на внутреннем рынке.¹⁰²⁾ Как и многие другие народы древности, ахеяне избрали самый удобный вид товаро-денег — металлы.¹⁰³⁾ Известно, что в обращении у них находились золото и медь.

В ахейском обществе, как и в современных ему других раннеклассовых обществах II тысячелетия до н. э., хождение металлов в качестве денег не достигло еще ступени чеканной монеты. Металлы взвешивали и определяли общепринятыми единицами веса каждый раз, когда происходила меновая операция. Название меновой единицы у ахеян сохранил эпос — это талант — греческое слово τάλαντον, означающее «чаша весов» и происходящее от глагола ταλαντόω «качаться, двигаться вперед и назад».¹⁰⁴⁾

Размер ахейского таланта золота был небольшим, поскольку эпос считает быка более ценным, чем половина таланта. Абсолютный вес этой единицы, установленный В. Риджуэем, равен лишь 8,5-8,7 г. Употребление такого таланта восходит еще к XVI в., как определил Риджуэй, исследовав [96] вес золотых колец и спиралей из царских могил круга А в Микенах.¹⁰⁵⁾

Кратность веса названных вещей единице в 8,5-8,7 г послужила для Риджуэя основанием сделать вывод о том, что ахеяне в XVI в. пользовались весовой системой, основывающейся на таланте, весящем именно столько.¹⁰⁶⁾

Высокая точность веса в соединении с искусностью создавших упомянутые вещи ювелиров создает впечатление, что мастера XVI в. в работе с золотом опирались на давние традиции как в области технических приемов, так и в методике определения количества металла. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что система ахейского золотого таланта средним весом 8,6 г зародилась в Арголиде не в XVI в., а несколько раньше.

В вопросе о происхождении ахейского таланта пока еще нет единого мнения. Сначала исследователи считали, что эта единица измерения заимствована ахеянами из Египта или из стран Переднего Востока.

Раньше всего ахеяне вступили в коммерческие связи с Египтом, и поэтому там следует искать родину таланта. Правда, величина микенской золотой единицы отличается от веса древнейшей египетской золотой единицы, известней еще в эпоху I династии и равной в среднем 13,14 г. Лишь при фараонах XVIII династии в Египте появилась весовая система, в основе которой находился кедет, весивший от 8,812 до 10,108 г. Заметивший это А. Эванс полагал, что микенский талант является уменьшенным кедетом, заимствованным ахеянами.¹⁰⁷⁾ Интересно отметить и то, что ахейское общество знало лишь золото и медь. Отсутствие серебряной единицы в Элладе резко контрастирует с распространенностью серебра в денежных системах ее восточных соседей, например хеттов¹⁰⁸⁾ и Угарита.¹⁰⁹⁾

Величина таланта, появившегося у ахеян позднее прочих товаро-денег, всей логикой меновой практики должна была находиться в каком-то соотношении с уже распространенным общепринятым мерилом ценностей — единицей крупного рогатого скота. Поставивший впервые этот вопрос Риджуэй пришел к убедительному выводу, что ахейский талант основывался на стоимости быка. Это наиболее простое соотношение удерживалось довольно долго. Неоднократные находки весов показывают, что взвешивание металлов было весьма обычным явлением в жизни общества в XVI—XIII вв. Все известные ныне экземпляры весов — бронзовые, с [97] чашками, предназначенными для небольших тяжестей.¹¹⁰⁾ Их конструкция та же, что и конструкция весов из круглого погоста А в Микенах.

Гирь в материковой Элладе найдено пока очень мало в отличие от Крита, где обнаружены многочисленные разновесы ахейской и египетской систем. Видимо, гирей является диск диаметром 0,12 м, найденный в Форике. Поверхность пластины с обеих сторон покрыта концентрическими кругами,¹¹¹⁾ большой диаметр позволяет предполагать, что это единица большая, чем один талант.

В Спарте в 1892 г. была найдена гематитовая гиря в форме утки, весящая 167,18 г. Эванс¹¹²⁾ считал ее равной 20 легким «псевдовавилонским» шекелям по 8,359 г. Однако с теми же основаниями ее можно считать гирей в 20 ахейских талантов по 8,45 г, так как недостающие 1,72 г могли быть утрачены вследствие потертости камня.

Подобно критянам, материковые ахеяне, вероятно, в более позднее время пользовались и египетскими единицами.¹¹³⁾ Длительные коммерческие связи с Египтом вполне объясняют такое заимствование.

Распространенным средством обращения служила медь — сравнительно дешевый и необходимый широким кругам населения металл. Хождение меди вызвало к жизни не только несколько разных форм медных слитков, но и установление канонического типа слитка бронзы определенного качества. В начале XIV в. уже вошли в употребление небольшие медные стержни, которые служили средством оплаты. В фолосе Дендры обнаружена связка из трех тонких стержней одинаковой длины, связанных воедино таким же четвертым.¹¹⁴⁾ А. Пересов истолковал эти вещи как медные «оболы», и данное объяснение весьма убедительно, так как ахеяне не имели обычая класть в могилы необработанный металл. Включение не очень ценных совершенно однотипных медных стержней в богатый инвентарь погребения в Дендре объясняется лишь особым значением этих предметов.

Гораздо лучше известны крупные медные слитки, употреблявшиеся в ахейском обмене. Ахеяне пользовались бронзовыми чушками, ходившими во многих странах Восточного Средиземноморья, но изготовлявшимися лишь в одном месте — на Кипре.¹¹⁵⁾

Форма названных кипрских слитков (рис. 64) на протяжении XVI—XII вв. претерпела изменения, которые позволили разбить известные ныне образцы на три группы: 1) ранняя (Подушкообразный тип) — около 1500 г; 2) средняя (Ранняя Vierzungform) — около 1400 г; 3) поздняя (Поздняя Vierzungform) — около 1200 г.¹¹⁶⁾ [98]

В ахейских землях были найдены слитки двух первых групп. Возле берегов Евбеи в море у г. Кумы обнаружено 19 слитков первого типа,¹¹⁷⁾ а в развалинах микенского дворца Цунта нашел один слиток второго типа весом 23,625 кг.¹¹⁸⁾ Таким образом, ахеяне ввозили кипрскую медь уже с середины II тысячелетия, несмотря на добычу у себя на родине.

Хождение названных слитков в Греции и других странах Средиземноморья¹¹⁹⁾ справедливо считалось до недавнего времени признаком того, что эти предметы служили средством оплаты, особенно в морской торговле, нуждавшейся в удобном товаре-эквиваленте. Полностью разделяющий это мнение Зельтман сопоставил форму второго типа слитков с очертаниями высушенной бычьей шкуры и пришел к выводу, что такой слиток был ахейским медным талантом, имеющим средний вес 25,220 кг и равноценным быку.¹²⁰⁾ Таким образом, Зельтман приравнял микенский золотой талант в 8,5 г и медный слиток в 25,220 кг, что дает отношение золота к меди 1:3000. Однако не все в концепции Зельтмана можно принять безоговорочно. Следует помнить, что понятие «талант меди» в эпосе ни разу не встречено. Поэтому существование у ахеян медного таланта требует еще специального доказательства, так же как и вывод о соотношении золота и меди как 1:3000.¹²¹⁾

Вопрос о весе бронзовых слитков дополнен данными измерения 40 чушек второго типа с корабля, затонувшего у мыса Гелидония¹²²⁾ около 1200 г. Бэсс сообщает, что слитки имеют от 16 до 27 кг веса и лишь немногие равны между собой, так что изучаемые слитки не могут быть равны каждый одному таланту.¹²³⁾ Однако решительное утверждение исследователя, будто слитки вовсе не были одной из форм товаро-денег, неправильно. Видя в найденных им предметах лишь сырьевой металл, Бэсс упускает из виду то, что именно производственное значение меди сделало ее общераспространенным мерилом ценностей при обмене. Отрезанные от слитков небольшие кусочки меди, найденные на гелидонском корабле и еще раньше в Микенах, подчеркивают повсеместную ценность данного вида товара. Отрицая употребление названных медных слитков в качестве средства обращения, Бэсс недооценивает устойчивую традицию, которая сохранялась в производстве этих предметов в течение более 400 лет. Строгое сохранение определенной формы изделия показывает, что плавильщики придавали ей большое значение, следовательно, это был особо ценный вид меди. Наличие знаков на многих слитках говорит о том же. Исследовавший надписи на медных чушках Бухгольц отметил, что самый ранний первый тип уже снабжен знаками, вырезанными на остывшем металле, позднее появляются клейма, оттиснутые на горячем металле. На слитках третьего типа знаки только оттискивались.¹²⁴⁾ [99]

Слиток металла с гарантированным качеством являлся удобным посредником при обмене других товаров. Это было необходимо для торговли и являлось одной из функций процесса зарождения монетной системы.

Обширные заморские связи материковых ахеян могли успешно осуществляться лишь при наличии флота. Можно полагать, что в прибрежных областях Эллады постройка кораблей дальнего плавания относится еще к концу III тысячелетия. Расцвет мореходства у соседних обитателей Кикладских островов¹²⁵⁾ мог оказать некоторое воздействие на развитие морского дела у ахеян, живших на материке. У жителей Кикладских островов уже во второй половине III тысячелетия были длинные изящные многовесельные суда с высоко поднятым носом. На Крите уже тогда был известен и парус.¹²⁶⁾ Первое изображение корабля из материковой Греции относится, судя по определению Эванса, ко второй половине XIV в. На щитке малого золотого перстня Тиринфского клада¹²⁷⁾ вырезан корабль с высокими носом и кормой. Одна мачта и четыре весла указывают на два способа движения. Ближе к корме расположена каюта с плоской крышей. Этот схематичный рисунок достаточно ясно воспроизводит судно, предназначенное для долгих переходов по морю. Два вазовых рисунка XIII в. показывают дальнейшее усовершенствование судов. На сосуде, относящемся к группе леванто-микенской керамики,¹²⁸⁾ изображен корабль с одной мачтой и сплошной палубой. На обломке сосуда, обнаруженного Куруниотисом в 1912 г. в мессенском Пилосе,¹²⁹⁾ изображено длинное сооружение, имеющее сплошную палубу, поддерживаемую равномерно расположенными стойками. Вазописец не нарисовал ни одного весла, что говорит о парусном ходе корабля. Необычна овальная форма паруса, соединенного со сложной системой снастей. Очень важно обстоятельство, отмеченное Эвансом,— на этом корабле впервые появился настоящий руль, снабженный специальным рычагом, правилом. На всех эгейских кораблях более раннего времени обычно изображали рулевое весло. Поскольку знак румпеля встречен в надписях слогового письма Б уже в конце XV или в XIV в., то появление правила Эванс отнес к середине II тысячелетия.

В последние столетия ахейской цивилизации типы кораблей усложнились, как показывает изображение корабля конца XII или самого начала XI в. на псевдостомном сосудике из Асины,¹³⁰⁾ который датирован Фурумарком¹³¹⁾ временем от 1125 до 1075 г. Схематичный набросок представляет высокобортный, крытый сплошной палубой корабль (рис. 63).¹³²⁾ Судно приводили в движение весла и два паруса. [100]

Детали специального оснащения ахейских военных кораблей остаются еще неясными. До сих пор неизвестно, были ли ахейские суда снабжены таранами. В специальном исследовании Л. Коген пришел к выводу об их отсутствии.¹³³⁾ Однако нам кажется, что массивная конструкция носовой части корабля на фрагменте вазы из пилосского фолоса, раскрытого К. Куруниотисом в 1912 г., позволяет ответить на этот вопрос положительно. Обширный флот ахеян обеспечил возможность расширить торговые связи в самых различных направлениях. В XV—XII вв. с западными областями контакт был уже достаточно обширным, о чем свидетельствуют находки «микенской» керамики в Сицилии и Южной Италии. Долгое время эта посуда считалась происходящей с Крита, пока Уэйс и Блеген не подвергли сомнению данный тезис.¹³⁴⁾ Их предположение, что «микенские» вазы из Сицилии принадлежат местной керамике одного из Ионийских островов, например Итаки или Кефаллонии, поскольку морской путь ахеян в Сицилию должен был идти мимо этого архипелага, подтвердилось. В. Тэйлур, исследовав керамические находки, наметил основные этапы проникновения ахеян в Италию и Сицилию.¹³⁵⁾

Территориальный размах ахейской торговли на западе довольно значителен. Самый южный пункт — остров Мальта, где давно были замечены следы влияния эгейской культуры. Недавно найдена «микенская» керамика, датируемая 1300—1230 гг.¹³⁶⁾

Сведения о сношениях ахеян с Сицилией более полны. В юго-восточной части острова ахейская керамика найдена в семи поселениях. Особенно много материала в могильнике Фапсоса. Воздействие ахейской культуры на сицилийскую было особенно сильно между 1425 и 1230 гг., когда оно проявлялось в архитектуре погребальных сооружений, в форме бронзовых мечей, в употреблении украшений, привезенных из материковой Греции. Расширяя выводы Орси о глубине «микенских» влияний, Тэйлур высказывает предположение, что на месте Палермо могло быть «микенское» поселение.¹³⁷⁾ Важно отметить, что на восточном побережье Сицилии после прекращения привоза «микенской» керамики около 1230 г. традиции последней сохраняются в местной посуде вплоть до конца XI в.¹³⁸⁾

Лежащие к северу от Сицилии Эолийские или Липарские острова также посещались кораблями ахеян. Завязанные еще в XVI в. отношения особенно развивались в следующем столетии, когда население островов пользовалось не только ахейской керамикой, но также и бусами.

Однако после конца XV в. торговля ахеян с Липарскими островами ослабела, возможно потому, что Эллада стала свободнее использовать обсидиан с о-ва Мелоса, который ранее привозила с Липарских островов.¹³⁹⁾

Места самого дальнего проникновения ахеян на запад — небольшие островки Ишия и Вивара, лежащие у западного берега Италии, против Неаполя. На них найдены обломки «микенской» посуды, относящейся к 1240—1300 гг. Дальше была Сардиния, куда доставляли шкуровидные бронзовые слитки, меченные знаками линейного письма А и В.¹⁴⁰⁾ [101]

Еще большая активность ахейских мореходов известна в бассейне Ионического и Адриатического морей.

Наиболее хорошо известны следы пребывания ахеян на южном побережье Апулии, восходящие еще к первой четверти XIV в. Здесь, на мысу против античного Тарента и в ближайших окрестностях его обнаружено четыре пункта с «микенской» керамикой.¹⁴¹⁾ Урочище Скольо дель Тонно под Тарентом, по мнению Тэйлура, было настоящим «микенским» поселением. Начало апойкии ахеян в Скольо дель Тонно восходит к первой четверти XIV в. Оно служило активным проводником ахейских товаров в быт местного населения. Уже в XIII в. ахейская керамика употреблялась не только жителями прибрежных поселков (Лепорано, Toppe Кастеллуччо), но и обитателями внутренних земель (Сан Козимо на пути из Тарента в Бриндизи).

Подобно ахейским центрам Кипра, этот италийский выселок ахеян сохранял свою жизнеспособность и после конца XIII в., когда произошло ослабление ахейских царств Эллады. Общение Скольо дель Тонно и соседних поселений с Кефалленией позволило Тэйлуру говорить¹⁴²⁾ о продолжении морской торговли в изучаемой части Средиземноморья в XII—XI вв. и позднее; вплоть до VIII в. в Скольо дель Тонно продолжалась жизнь. Вероятно, в ахейское время здесь был часто посещаемый морской порт, при котором вырос большой населенный пункт.

Исследуя ахейскую керамику из апулийских центров, Тэйлур пришел к заключению, что главную роль здесь играл привоз с Родоса и Кипра и в значительно меньшей мере из материковой Эллады, хотя она и имела поселок в Скольо дель Тонно.

В других местах Италии встречен ряд местных изделий, хранивших отпечаток «микенских» влияний. Довольно явственны следы ахейских воздействий в североиталийской культуре Террамары. Общение ахеян с этим этническим массивом не ограничивалось одним только обменом, но сопровождалось некоторым взаимовлиянием, сказывавшимся в том, что в инвентаре поселений Террамары встречены многие аналогии ахейским вещам (тесла, наконечники стрел и копий, пряслица, булавки), а в Микены была завезена литейная форма для отливки бронзового топора террамаровского типа.¹⁴³⁾ Привоз литейной формы подсказывает нам, каким образом в те далекие времена происходил обмен технической информацией. Вероятно, после ознакомления с заморскими типами орудий корабельщики привозили на родину формы для их изготовления, и местные мастера отливали новые вещи, которые могли получить широкое распространение или, наоборот, быстро выходили из употребления.¹⁴⁴⁾

Связи с североадриатическими областями не ограничивались долиной р. По. В Далмации на побережье был найден бронзовый слиток, который мог попасть туда из южных земель.¹⁴⁵⁾ В южноиллирийских областях также встречены свидетельства о проникновении туда ахейского импорта. Так, в 1960 г. на равнине Пажок близ Церрика (Албания) в кургане № 1 обнаружены бронзовый меч и глиняный сосуд, происхождение которых из Эллады не подлежит сомнению.¹⁴⁶⁾ Меч, судя по фотографии, весьма походит на ахейские мечи XV—XIV вв. Глиняный сосуд — это одноручная кружка типа «кубков Вафио», покрытая росписью, мотив которой столь же хорошо известен в материковой ахейской керамике.¹⁴⁷⁾ Особенно интересна кружка из иллирийского кургана Пажок № 1. Она имеет посредине рельефный кольцевой обод, напоминающий о том, что данный вид глиняных потир восходит к металлическим прототипам. Позднее идея первоначального шва передавалась лишь полосой краски, которая очень часто встречается на потирах «типа Вафио» материкового производства. Иллирийская находка свидетельствует, что ахейские моряки в XV—XIV вв. неоднократно плавали в северных водах Адриатики и вели оживленный обмен с местным населением.

Приведенные данные о мореходстве ахеян в средиземноморском бассейне обнаруживают то историческое начало, которое лежит в основе богатой мифологической традиции о проникновении критян и Геракла в эти области Средиземноморья. Легендарные сведения, сохраненные Геродотом и Диодором,¹⁴⁸⁾ говорят о том, что и критяне и материковые ахеяне поддерживали связи с южными областями Италии и Сицилии.

Интересно отметить, что критская мифология связана с одной лишь Сицилией, видимо, критяне не успели установить связи с Италией. Вместе с тем легенда о взаимоотношениях Сицилии с Критом обстоятельна и изобилует подробностями. Такой характер предания заставляет думать, что оно возникло тотчас после смены критского морского преобладания ахейской гегемонией, т. е. еще в XIV в., и было тогда же включено в обширный поток ахейских легенд и сказаний. Сицилийский миф о Дедале и Миносе также относится к более раннему пласту этих преданий, так как он возник тогда, когда сами материковые ахеяне не очень хорошо знали Сицилию, но в то же время сильно интересовались этой страной.

Активность ахейских мореходов в Адриатическом море также подтверждает существование морских связей стран Восточного Средиземноморья с областями Средней Европы. Однако существовали и сухопутные. По-видимому, в рассматриваемое время уже не один только янтарь служил предметом торговли. Янтарь у ахеян встречается чаще в погребениях XV в., чем в могилах двух следующих столетий.¹⁴⁹⁾ Уменьшение привоза балтийского янтаря,¹⁵⁰⁾ вероятно, объясняется распространением у ахеян украшений из других материалов. Но связи не прекращались, так как имеются некоторые данные о продолжении контактов ахеян со среднеевропейскими племенами, носителями Унетицкой культуры. Эти племена во II тысячелетии имели весьма развитое меднолитейное производство и, возможно, уже давно меняли часть своих изделий на предметы роскоши, привозимые с юга. Так, бронзовые гривны, отливавшиеся в начале II тысячелетия в Словакии в большом количестве, имеют полные аналогии в таких же гривнах из Угарита.¹⁵¹⁾ А в Унетицких могильниках [103] в Моравии встречены бусы эгейского происхождения и критская булавка.¹⁵²⁾ Эти следы общения датируются очень приблизительно, поэтому особенно важна для освещения интересующего нас вопроса одна находка в Англии. Это ахейский бронзовый кинжал, изготовленный, по мнению опубликовавшего его Чайлда,¹⁵³⁾ между 1400—1300 гг. Проникновение изделия ахейских оружейников так далеко на запад могло произойти лишь через области Средней Европы, так как предполагать посещение Британии ахейскими мореплавателями довольно трудно. Указанный факт, несмотря на свою единичность, служит достаточным основанием для того, чтобы предполагать наличие сухопутных связей ахейской Эллады с западноевропейскими племенами в XIV—X вв. до н. э.

Объем и интенсивность взаимоотношений ахеян с иллирийскими и фракийскими племенами, населявшими северные земли Балканского полуострова, остаются пока недостаточно ясными. Население Фракии уже в III тысячелетии имело достаточно развитое медное производство, как показывают находки в Караново,¹⁵⁴⁾ так что ахеяне могли получать отсюда медное сырье наряду с золотом, которым изобиловала Пангейская область. Более северные земли бассейна Дуная во II тысячелетии также имели весьма высокое бронзолитейное производство. Тут в горных районах, по которым текут многочисленные мощные притоки Дуная, встречены богатые остатки металлургии интересующего нас времени.¹⁵⁵⁾ Не удивительно, что ахеяне общались с населением этих стран.

На территории Фракии в разных местах найдены вещи, привезенные из материковой Греции или с островов во II тысячелетии.¹⁵⁶⁾ Упомянем также находку ювелирной поделки ахейского изготовления в Добрудже¹⁵⁷⁾ и серебряную булавку из Меджидие.

Таким образом, связи ахеян с северными областями Балканского полуострова имели постоянный характер. Материалы по экономической жизни ахейской Греции, которые приведены в этой главе, позволяют сделать вывод об интенсивной производственной жизни во всех ахейских царствах.

⁹³⁾ К. Маркс, Капитал, т. III, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Собрание сочинений, изд. 2, т. 25, ч. I, стр. 365.

⁹⁴⁾ Bennett, Мус. tabl. II. рр. 7-8.

⁹⁵⁾ Ibid., p. 90.

⁹⁶⁾ К. Маркс, Капитал, т. 7, — К. Маркс и Ф. Энгельс, Собрание сочинений. Изд. 2, т. 23, стр. 96-99.

⁹⁷⁾ Роль быка в качестве мерила ценностей в поэмах Гомера впервые детально освещена В. Риджуэем (W. Ridgeway. The Homeric talent, its origin, value and affinities, — JHS, vol. VIII, 1887, pp. 133158). Позднее более глубокое исследование этого вопроса было проведено И. Свороносом (Ι. Ν. Σβόρονος Μαθήματα Νομισματικης «Journal Internationale d'Archéologie numismatique», Athenes, vol. IX, 1906, pp. 147-236, 156-157). Выводы Риджуэя в основном приняты С. Зельтманом (С. Т. Seltman. Athens, its history and coinage before the Persian invasion, Cambridge, 1924).

⁹⁸⁾ Il., II, 449; VI, 235-236.

⁹⁹⁾ Il., XXIII, 741-751; 263-270.

¹⁰⁰⁾ A. J. Evans. Minoan weights and mediums of currency from Crete, Mycenae and Cyprus.— «Curolla numismatica, numismatic essays in honour of B. V. Head», Oxford, 1906. рр. 336-367, 352-353. Эванс приводит табличку с инвентарными записями из Кносса и публикует бронзовую гирю, заполненную свинцом, найденную в позднеминойских отложениях пещеры Дикте.

¹⁰¹⁾ Il., XXIV, 229-236; XXIII, 264, 267, 270; IX, 264-266.

¹⁰²⁾ О способах такой мены рассказывают картины на египетских погребальных сооружениях времени Старого царства, т. е. III тысячелетия, где продавцы и покупатели изображены на рынке меняющими вещи или съестные припасы. В конце периода у египтян, по мнению Ю. Я. Перепелкина, роль единообразного и употребительного средства обращения играло зерно, далее, в эпоху I Междуцарствия (на рубеже II тысячелетия), наряду с зерном как средство обращения стала распространяться медь (Ю. Я. Перепелкин, О деньгах в древнейшем Египте, — сб. «Древний Египет», М., 1960. стр. 162-171).

¹⁰³⁾ А. Н. Зограф, Античные монеты, М.-Л., 1951, стр. 23.

¹⁰⁴⁾ Ранние находки ахейских весов и их употребление в качество идеограммы в ахейском письме показывают, что возникновение понятия «талант» должно быть отнесено еще к первой половине II тысячелетия. В ахейских надписях встречен термин tarasija- ταλασία. родственный эпическому τάλαντον, что подтверждает древность этого наименования (В. Георгиев, Словарь крито-микенских надписей, София. 1955. стр. 69). Однако позднее tarasija стали читать как производное от τλασιος, что указывает на сомнительность первого чтения (В. Георгиев, Дополнение к словарю крито-микенских надписей, вып. I, стр. 25).

¹⁰⁵⁾ W. Ridgeway, Metrological notes III: had the people of Mycenae a weight standart? — JHS, vol. X, 1889, pp. 90-92. В статье о гомеровском таланте (JHS, vol. VIII, 1887, pp. 133-135) Риджуэй привлек данные традиции, сохраненные одним из александрийских ученых, что гомеровский талант равен одному позднему дарику (8,34 г) или двум аттическим драхмам (общий вес — 8,62 г), и сопоставил эти известия с полученной им микенской золотой единицей.

¹⁰⁶⁾ Зельтман, соглашаясь с выводами Риджуэя, отметил, что отклонения в 1/2 и 3/4 грамма, которые заметны в весе микенских золотых вещей, представляются незначительными в условиях взвешивания мелких количеств металла в столь раннее время (С. Т. Seltman, Athens, its history and coinage..., pp. 112-113).

¹⁰⁷⁾ A. J. Evans, Minoan weights..., pp. 342-353; Evans, Palace of Minos, vol. IV, pp. 653-656. Мнение Эванса находит подтверждение в данных о торговле ахеян с Передней Азией, которые приводит Стаббингз: до середины XV в. контакт ахеян с Кипром. Сирией и Палестиной был весьма узок (F. H. Stubbings, The Мусenaean pottery of the Levant, Cambridge, 1951, pp. 26, 53, 58), так что из этих стран ахеяне не могли заимствовать золотую единицу в XVIII—XVII вв.

¹⁰⁸⁾ В Хеттском царстве серебро играло большую роль в обращении (В. Hrozny, Ancient history of the Near East, Prague, 1953. pp. 141-144).

¹⁰⁹⁾ Cl. Schaeffer — Ch. Virolleaud, Textes en cunéijormes alpkabetique des Archives Est, Ouest et centrales. Mission de Ras Shamra VII. Le Palais royal d'Ugarit, vol. II, Paris, 1957. Согласно чтению издателей, таблички из Угарита свидетельствуют, что 1 сикль серебра стоил 30 сиклей меди (ibid., p. XXXVI). Далее Шеффер выводит из таблички № 130, что железо относилось к меди как 1:60.

¹¹⁰⁾ В Афинском музее хранятся весы из фолоса Амикл, из склепов в Фивах и из Микен (Staïs, Mycenaean collection, р. 183). В микенских склепах № 515 и 529 сохранились чаши трех весов (Wace, Chamber tombs, pp. 58, 105, 190, tabl. XXIX:20). В Мидее в одном склепе найдено двое весов (Persson, New tombs, р. 73). В Просимне найдено много весов (Blegen, Prosymna, pp. 351-352, fig. 215:6, 7; fig. 543:3; fig. 196, fig. 485). Описывая эти весы, Блеген отметил, что все они были предназначены для небольших тяжестей: толщина дисков, колебалась от 0,0005 до 0,001 м. Примечательно и то, что почти все весы из Аргивского гереона сделаны очень аккуратно. Это признак стремления к большой точности во взвешивании.

¹¹¹⁾ Staïs, Mycenaean collection, pp. 155, № 3688.

¹¹²⁾ A. J. Evans, Minoan Weights,.. p. 351, № 28.

¹¹³⁾ В Микенах был найден слиток золота весом 22,66 г, который Эванс считает равным 2,5 египетским кедетам в 0,025 г. (Evans, Palace of Minos, vol. IV, p. 665).

¹¹⁴⁾ Persson, Dendra. pp. 65-66, fig. 45. Вес стержней не указан.

¹¹⁵⁾ H. G. Buchholz, Der Kupferhandel des Zweiten vorchristlichen Jahrtausends im Spiegel der Schriftforsckimg, — «Minoica», Berlin, S. 92-110, Taf. I-II.

¹¹⁶⁾ Ibid.. S. 94-96, Abb. 2. Возможно, этот тип III возник еще в XIV в., как полагает Г. Бэсс на основании изображений в гробницах амарнского времени в Египте (G. F. Bass, The cape Gelydonya wreck: preliminary report, — AJA, vol. 65, 1961, pp. 267-276, п. 19). Несмотря на это исправление, система Бухгольца выглядит вполне убедительной.

¹¹⁷⁾ Ι Σβορόνος, Μαθήματα Νομιαματική σ. 161-181, πίναξ. III.

¹¹⁸⁾ C. T. Seltman. Athens, ist history and coinage..., pp. 3-5, 113-115, fig. 3, 4; Wace, Mycenae, p. 88.

¹¹⁹⁾ Кипрские слитки обнаружены в Греции, Малой Азии (даже в Богазкеое в слое рубежа XIV—XIII вв.), Сирии, Египте, на Крите, в Сардинии (H. G. Buchholz, Der Kupferhandel..., S. 108).

¹²⁰⁾ С. T. Seltman, Athens, its history and coinage..., pp. 113-115.

¹²¹⁾ Сопоставление формы слитков с бычьей шкурой вызвало возражение Бухгольца, который заметил, что шкуроподобная форма появилась после подушкообразной (H. G. Buchholz, Der Kupferhandel..., S. 92-93).

¹²²⁾ G. F. Bass, The cape Gelydonya wreck..., pp. 272-276.

¹²³⁾ Ibid., pp. 272-273.

¹²⁴⁾ Изучаемые штемпеля содержат знаки, основывающиеся на слоговом письме Эгеиды и Кипра. Поэтому Бухгольц считает, что вся известная ныне группа происходит с Кипра. Таким образом, своими штемпелями киприоты как бы гарантировали соответствие качества меди форме слитка. Большое внимание к качеству медных чушек позволяет думать, что предметы этого сорта не были простыми кусками сырья, пусть даже и высококачественного. Ведь найденные на том же гелидонском корабле болванки иной формы имеют качество металла более низкое, видимо, годившееся лишь для грубых изделий (H. G. Buchholz, Der Kupferhandel.... S. 97-103).

¹²⁵⁾ H. Gallet de Santerre, Delos primitive et archaique, Paris, 1958, pp. 24-29.

¹²⁶⁾ Evans, Palace of Minos, vol. II, pp. 239-252, fig. 136-138. Огромная роль мореходства в жизни Крита того времени свидетельствуется и тем, что знак корабля имелся в критском иероглифическом письме (ibid., p. 248).

¹²⁷⁾ Evans, Palace of Minos, vol. II, pp. 245-246, fig. 142.

¹²⁸⁾ Furumark, Analysis, p. 335, fig. 56, motive 40:1.

¹²⁹⁾ Evans, Palace of Minos, vol. II, pp. 246-247, fig. 143. Более точное воспроизведение см.: L. Cohen, Evidence for the ram in the Minoan period, — AJA, vol. 42, 1988, pp. 490-492, fig. 9. Однако Коген неправильно датирует фрагмент серединой XV в. Фурумарк относит его к керамике между 1230—1075 гг. до н. э. (Furumark, Analysis, р. 335).

¹³⁰⁾ Frödin — Persson, Asine, p. 300, fig. 207:2.

¹³¹⁾ Furumark, Analysis, p. 335, n. 2.

¹³²⁾ Асинский рисунок почти современен Троянскому походу и позволяет лучше понять описание ахейских кораблей в эпосе, где говорится о кораблях с 20, 50 и 118 гребцами.

¹³³⁾ L. Cohon, Evidence for the ram..., pp. 486-494.

¹³⁴⁾ A. J. B. Wace and C. W. Blegen, Pottery as evidence for trade and colonisation in the Aegean Bronze Age — «Klio», Berlin, Bd XXXII, 1939, S. 136.

¹³⁵⁾ Taylour, Mycenaean pottery in Italy and adjacent areas, New York, Cambridge. 1958.

¹³⁶⁾ Ibid., pp. 79-80.

¹³⁷⁾ Ibid., pp. 54-79. 183.

¹³⁸⁾ Ibid., pp. 73-77.

¹³⁹⁾ Ibid., pp. 13-53, 182.

¹⁴⁰⁾ Ibid., pp. 7-12, 176-177.

¹⁴¹⁾ Ibid., pp. 81-169.

¹⁴²⁾ Ibid., pp. 184-185.

¹⁴³⁾ Ibid., pp. 170-180.

¹⁴⁴⁾ Тэйлур считает, что упомянутая форма из Микен принадлежала литейщику, бродившему между Северной Италией и Эгеидой (W. Taylour, Mycenean pottery..., р. 173). Нам это объяснение кажется далеким от действительности.

¹⁴⁵⁾ О нем упоминает Данбэбин (BSA, vol. XVI, 1948, р. 3, n. 10 в).

¹⁴⁶⁾ Ф. Пренди, Новые находки в области иллирийской культуры, — «Новая Албания», 1961, № I, стр. 20-21.

¹⁴⁷⁾ Интересно отметить, что обломки кружек аналогичной формы и росписи встречены и в Италии (W. Taylour, Mycenaean pottery..., tabl. 2:18, 3:19, 3:21).

¹⁴⁸⁾ Her., VII, 170; Diod., IV, 24-25, 29.

¹⁴⁹⁾ Возможно, что данный вывод, основанный на изобилии янтаря в царских погребениях XV в. (фолосы Каковатоса и Пилоса — только в Мирсинохори около 300 бус) и малочисленности янтарных украшений в микенских склепах XIV—XIII вв. (Wace, Chamber tombs, p. 204), вызывает сомнения, так как нельзя сравнивать могильный инвентарь анактов и зажиточных горожан. Но отсутствие янтаря в фолосе Дендры (ок. 1375 г.) подтверждает правильность данного наблюдения.

¹⁵⁰⁾ Химический анализ янтарных украшений из ахейских захоронений показал, что все они сделаны из балтийского янтаря, который сильно отличается от румынского и сицилийского (К. Müller, Alt-Pylos IL Die Funde aus den Kuppelgräbern von Kakovalos — «Ath. Mitt», Bd XXXIV, 1909, S. 282).

¹⁵¹⁾ J. Filip, Pocatky bronzove Industrie ve stfedni Europe, — «Archeologicke rozhledy», t. IV, 1952, str. 333; B. Chropevsky, Pohrebisko 20 starsey deby bronzovej vo Velkom grobe, Bratislave, 1960 («Arch. Slov. Fontes», III), str. 67.

¹⁵²⁾ К. Тигелка, Унетицкие могильники в Моравии, — «Pamatky Archeologicke», t. XLIV, 1953, № 2, str. 229.

¹⁵³⁾ V. G. Childe, Bronze dagger of Mycenaean type from Pelijnt, Cornwall, — «Proccedings of Prehistoric society», vol. XVII, 1951, p. 95.

¹⁵⁴⁾ Г. Георгиев, За някои орудия за производство от неолита и енеолита в България. Изследвания в чест на акад. Д. Дечева, София, 1958, стр. 368-387. Примечательно, что уже в III тысячелетии ясно заметны следы общения фракийских земель с островами Эгейского моря. Назовем хотя бы костяные фигурки, обнаруживающие большое сходство с кикладскими изображениями человека (А. Д. Чилингиров, Костив идоли от прансторичното селище в селе Султан, София, 1910).

¹⁵⁵⁾ Хотя начало эпохи бронзы в Румынии устанавливается около 1800 г. до н. э. («Istoria Rominiei», vol. I, Bucuresti, 1960, p. 130), ему предшествовало там: длительное употребление медных орудий (Р. Кларк, Доисторическая Европа, М., 1953, стр. 189). Изобилие медных месторождений в Словакии, Боснии, Венгрии, Хорватии определило высокий уровень металлургического дела и значительную его продуктивность. Ясное представление об интенсивности меднолитейного дела в среднем течении Дуная дают остатки поселения с пятью медеплавильными печами, которое открыто на холме Вучедол в области Сирмии в Хорватии (R. K. Schmidt, Die Burg Vucedol, Zagreb. 1944, S. 22-26, Abb. 10, 11).

¹⁵⁶⁾ Это два бронзовых меча (из села Карагларе в Панагюрищенском районе и из Порущицы) и двойная вотивная секира из села Семчиново в Татар-Пазарджишковом районе (Г. И. Кацаров, България в древности, София, 1926, стр. 14). Р. Попов, сопоставив семчиновскую находку с аналогичными вещами из Олимпии и других мест Эллады, высказал предположение, что во Фракии существовала тогда какая-то разновидность культа топора, распространенного в эгейском мире (Р. Попов, Култура и живот на предисторическия човек в България,.. стр. 21-25).

¹⁵⁷⁾ Опубликована в оставшейся нам неизвестной статье: G. Severeanu, А Mycenaean gold object found in Dobrogea, — «Bucuresti», vol. III, 1937, № 1-2, pp. 25-26.