Эксплуатация свободного населения

В исторической литературе было обращено внимание на то, что фракийский крестьянин уже в ранний период существования Одрисского царства был лицом, обремененным экономическими обязательствами перед парем и его приближенными, правителями отдельных частей царства и аристократией. Так, Г. Кацаров писал, что «народные массы находились в экономической зависимости от царя и аристократии». X. Данов отмечает наличие «зависимых производителей материальных благ», «зависимых сельских тружеников» во Фракии. Б. Геров считает, что земли фракийских царей и знати обрабатывались руками зависимых крестьян, но подчеркивает, что степень этой зависимости неизвестна. Д. Димитров обратил внимание на существование в древней Фракии крупной землевладельческой аристократии, эксплуатировавшей местное население, обрабатывавшее ее земли³⁷⁸. Эти общие соображения нуждаются в конкретизации. У нас нет, к сожалению, источников, которые дали бы возможность в полной мере проследить процесс закабаления, появление различных форм зависимости в развитии. Следует, однако, предполагать, что социальные и производственные отношения Фракии в V в. до н. э. созревали в предшествующий, доодрисский период, что основной производитель — фракийский крестьянин прошел хорошо известный истории путь от общинника, владеющего землей по праву своей принадлежности к общине и продуктами своего труда по праву свободного человека и несущего обязательства, направленные на удовлетворение интересов всего коллектива общинников, до подданного варварского государства, выплачивающего регулярный налог. Можно уловить лишь некоторые ступени этой трансформации.

Уже Г. Кацаров обратил внимание на то, что доходы Одрисского царства при Севте I складывались, как сообщает Фукидид (Thuc., II, 97,3), из двух видов поступлений: дани, уплачиваемой деньгами, составлявшей 400 талантов, и подарков³⁷⁹. Во втором из видов этих поступлений нетрудно уловить начальную форму налоговой системы у фракийцев, возникновение которой относится к тому периоду формирования государственности, когда еще не была нарушена иллюзорность общности интересов племени в целом, имевшая своим следствием благодарность по отношению к тем представителям его, которые взяли на себя обязанности отстаивать эти интересы³⁸⁰. Эту форму подношений, основанную на добровольных началах, можно усмотреть, как это сделал М. Мосс³⁸¹, в сцене одаривания Севта, описанной Ксенофонтом (Anab., Vll, III, 16— 33). Проведя анализ изображенного Ксенофонтом обряда, М. Мосс пришел к заключению, что перед нами «systemc des prestations totales», сохранившаяся до последнего времени у индейцев Северо-Западной Америки и среди населения Меланезии³⁸². Для нее характерен, как отмечает М. Мосс, ряд моментов, из которых в данном случае следует отметить два: 1) дарение совершается добровольно и, казалось бы, полностью бескорыстно, но 2) лицо, которому делается дар, должно с лихвой отплатить дарителям. Оба эти момента, если отбросить более поздние напластования (о них немного ниже), явственно проступают в этой сцене. Отзвук этих же отношений, связанных с первобытнородовыми обычаями, в частности с обычаем гостеприимства, можно, как мне представляется, заметить и в сохранявшемся и в одрисское время фракийском правиле — «лучше давать, чем брать», о котором сообщает Фукидид (II, 97, 4); «у них считалось более постыдным отказать в просьбе кому-либо, нежели получить отказ» (там же).

Однако добровольные «подарки» в одрисское время предстают перед нами в значительной мере измененными, трансформировавшими в направлении превращения их в обязательную и тяжелую дань. Уже в эпизоде одаривания Севта, о котором мы упоминали выше, появляется хитрый дипломат Гераклид, который настоятельно рекомендует, а потом и требует подарков для царя, применяя при этом угрозы или суля блага от дружбы со своим покровителем. В полном соответствии с этими сведениями Ксенофонта находятся и те, о которых мы упоминали, имея в виду сообщение Фукидида о фракийском правиле «лучше давать, чем брать». Одрисские правители сумели использовать его в своих корыстных целях: «Обычаем этим одрисы благодаря своему могуществу пользовались больше других фракийцев, так что нельзя было ничего добиться от них без подарков» (Thuc., II, 97, 4).

Совершенно очевидно, что эти первоначально добровольные и, естественно, нерегулярные и не точно фиксированные подношения уже ко времени Севта I превратились в довольно четко оформленные регулярные взносы: стоимость таких «подарков» составляла постоянную сумму, равную сумме дани: «Не меньше этой суммы золота и серебра (т. е. не менее 400 талантов. — Т. 3.) приносилось в качестве подарков, не считая расшитых и гладких тканей и разной домашней утвари» (Thuc., II, 97, 4). Регулярность этого вида поступлений можно усмотреть в сообщении Диодора, указывающего, что сумма годового дохода одрисов составляла 1000 талантов (Diod., XII, 50, 10). Диодор не расходится здесь с Фукидидом; вероятно, он учитывает здесь 400 талантов, составляющие дань, плюс упоминаемые Фукидидом подарки в золоте и серебре на такую же сумму плюс также фигурирующие у Фукидида подарки в виде вещей (видимо, еще на 200 талантов), что и составляет указанный Диодором ежегодный доход одрисов (1000 талантов)³⁸³.

Во времена Севта I в отношении регулярности поступлений «подарки» мало чем отличались от дани. Это в полной мерс нашло отражение в приведенном тексте Диодора, пользовавшегося, видимо, в качестве источника данными не Фукидида, а другого историка, не считавшего уже нужным отмечать различия в характере налоговых поступлений в Одрисском царстве.

Форма присвоения продуктов труда в виде подарков была характерна для всей системы эксплуатации населения Одрисского царства. Ее широко использовали и другие привилегированные лица (см. стр. 131—133).

Первая из упомянутых Фукидидом форм получения доходов одрисских царей — дань также проходила различные стадии развития. Внеэкономическое принуждение, имевшее вначале форму эпизодических грабительских набегов, принимает затем форму широких военных кампаний одрисских царей, ставящих своей главной целью обложение фракийских племен регулярной данью. Историк Ксенофонт, бывший не только современником, но и активным участником одной из таких кампаний, оставил нам подробное описание ее — историю покорения в самом конце V в. до н. э. будущим одрисским царем Севтом II родственного одрисам фракийского племени типов. Севт начал восстанавливать утраченную его отцом власть над тинами, меландинами и транипсами с того, что стал совершать со своими военными отрядами набеги на непокорные племена и грабить их («...живу, грабя мое отечество» — Xenoph., Anab., VII, II, 34). Однако эпизодичность такого рода доходов в непокоренной все же области не удовлетворяла Севта. Наемное войско греков помогло ему окончательно покорить названные племена. Последствия завоевания сказывались прежде всего на положении населения, вошедшего в состав Одрисского царства. Дважды Ксенофонт говорит о превращении в результате этого завоевания свободных ( έλεόθεοο ) фракийцев в «дулов» (δούλοι)³⁸⁴. Последний термин и производные от него — «дулейа» ( δουλεία ), «дулосюнэ» ( δουλοσύνη) ( передаваемые часто значением «рабы», «рабство», «порабощение», в понимании древних греков имели очень широкое значение и обозначали не обязательно рабов (в специфически античном смысле слова) и их статус, но также людей, обладающих ограниченной свободой³⁸⁵. Среди различных значений этого термина в греческом языке есть и значение «подданный» в котором, как кажется, и следует понимать его в применении к фракийцам в составе Одрисского царства. Повод для такого заключения дает разбор двух параграфов «Анабазиса», трактующих взаимоотношения между покоренными фракийцами и их новым властелином. В первом из них (VII, VII, 29) противопоставляются «подданные» (ύήκοοι) — «свободным» ( ελεύθεροι), а во втором (VII, VII, 32) в сходном контексте противопоставляется «дулейа» ( δουλεία ) — «свободе» (έλευΙ)εοια), что указывает на совпадение в данном конкретном случае понятий «подданство» и «дулейа»³⁸⁶.

Итак, включение фракийцев в число подданных царя влекло за собой какое-то ограничение свободы. Оно выражалось прежде всего в возникновении экономических обязательств перед царем. Превращение добровольных подарков в принудительную регулярную дань тесно связано с этой потерей свободы и переходом фракийцев в подданство к одрисскому царю. Это подтверждается словами Ксенофонта, который, нанимаясь с войском на службу к Севту, обещает, что тот с помощью греческих воинов-наемников обретет потерянные земли, а множество мужей и жен поднесут ему в качестве «подарков» все то, что он ранее добывал грабежом (VII, III, 31). Перед нами свидетельство введения в Одрисском царстве регулярных поборов. Прямая связь между подчинением фракийцев и обогащением царя четко выступает в речах Ксенофонта (VII, III, 31; VII, VII, 5—7) и самого Севта (VII, И, 34).

Мы не располагаем сведениями о том, в каком размере взимались эти налоги, что (или кто) служил податной единицей, сомнительна даже форма поставок — натуральной она была, денежной или взималась и в той и другой форме. На весь этот круг вопросов можно дать самые предположительные ответы. Ясно, что налог с фракийского населения в пользу государства был настолько велик, что вызывал удивление греков, видевших в нем, как отмечено выше, основу могущества одрисов. Сумма в 400 талантов (по Фукидиду) или 1000 талантов (по Диодору) не может служить бесспорным указанием на то, что налог взимался деньгами. Одрисы могли взимать его натурой и затем продавать в соседних греческих городах. Подобные операции предпринимал Севт, который обладал все же в большей мере натуральными богатствами, нежели денежными: он расплачивается с греческими наемниками быками, мелким скотом, рабами, но дает лишь 1 талант деньгами {Xenoph., Anab., VII, VIII, 53). Ценные сведения об одной из форм обложения и ее реализации сообщают Псевдо-Аристотель и Полиен³⁸⁷. Первый из них (Ps.Arist., Oekonom., II, 2, 1351, а, 26) рассказывает, что фракийский царь Котис I (383—359 гг. до и. э.) приказал каждому из своих подданных засеять для него по три медимна пшеницы, что и было выполнено. Второй автор (Polyen, VII, 32) сообщает о подобных же действиях преемника Котиса I — царя Керсоблепта, который приказал всем земледельцам засеять для него по пять медимнов пшеницы и собрал, таким образом, огромное количество зерна. Два совершенно сходных эпизода, фигурирующие у двух различных авторов, убеждают в достоверности этих свидетельств³⁸⁸. Они дают основание полагать, что фракийские цари в некоторых случаях получали фиксированный заранее доход с части земли,обрабатываемой крестьянином, а не часть урожая, которую нельзя было заранее установить. Однако нет уверенности в том, что такая система обложения была повсеместной или что она была единственной. В том контексте, в котором эти эпизоды поданы у Псевдо-Аристотеля и Полнена, они производят все же впечатление экстраординарной меры. Еще труднее сказать, в какой мере такая система обложения фракийского крестьянства была распространена уже в V в. до н. э., отделенном от времени Котиса I несколькими десятилетиями. Можно думать, что эти изменения могли происходить скорее в количественном, чем в качественном отношении: показательно, что Керсоблепт увеличивает по сравнению с Котисом засев каждого земледельца в пользу царя, а не прибегает к изменению самого принципа обложения.

Как известно, К. Маркс и Ф. Энгельс придавали особое значение превращению дани в точно фиксированные взносы. К. Марье, исследуя процесс разложения шотландского клана и возникновения частной собственности в результате узурпации вождями кланов — лэрдами клановой собственности, видел начало этого процесса именно в превращении дани в регулярный и точно фиксированный взнос³⁸⁹. Ф. Энгельс в появлении налогов видел один из признаков возникновения государства, рассматривал налоги как явление, совершенно неизвестное родовому обществу³⁹⁰. В рассмотренном здесь процессе перехода от добровольных подарков к регулярной дани во Фракии есть основания видеть постепенное возникновение этого признака.

Верховный представитель фракийского царства не был единственным, получавшим доходы этого рода. Целая иерархия знатных лиц также претендовала на его получение. Фукидид очень четко очерчивает три социальные категории Фракии, сплотившиеся в господствующий слой общества, которые, опираясь на функции управления («правившие вместе с ним», т. е. вместе с царем), присваивают себе в виде натуральных и денежных податей прибавочный продукт земледельца: «Подарки эти делались не только Севту, но и правившим вместе с ним династам, а также и знатным одрисам» (II, 97, 3). Существенно, что именно эти три категории фракийцев обозначаются Фукидидом и в других местах его труда одним и тем же термином — «династы» ( δυνίαι ), связанным с функциями управления. К ним во Фракии, по Фукидиду, причисляли: 1) принцев царской крови (II, 101, 5); 2) подчиненных одрисским царям правителей более мелких царств (II, 97, 3) и 3) влиятельнейших владельцев земель (IV, 105, 5)³⁹².

Здесь можно, таким образом, фиксировать во фракийском обществе тот момент, когда «все возраставшая самостоятельность общественных функций»³⁹¹ превратилась в господство над обществом. Повинности, выплачиваемые фракийским населением правящим группам общества, были централизованной формой присвоения прибавочного продукта труда. Связанная более с публичными, чем частноправовыми отношениями, она представляла собой государственную форму эксплуатации и обогащала те слои фракийского общества, которые представляли возникавшее государство.

Процесс усиления государственной формы эксплуатации шел параллельно другому, в основе которого лежало разложение общины; он сопровождался царскими раздачами земель служило-бюрократической знати и другими явлениями, связанными с возникновением частной земельной собственности. Многочисленные раздачи одрисскими царями и их соправителями деревень, земельных участков и крепостей своим приближенным, дружинникам и т. п. лицам, свидетельствуют об активном участии служилой знати в дележе получаемых с земледельцев доходов (см. стр. 92 сл., 105 сл.). Богатейшие погребения указывают на глубину имущественной дифференциации во фракийском обществе VI—V вв. до н. э., о чем подробно будет сказано ниже. Можно предположить, что земли (или часть их), захваченные у общинников и превращенные в частные владения, обрабатывались крестьянами. Об этом в достаточной мере свидетельствует вполне оформившаяся ко времени возникновения Одрисского нарства паразитическая мораль фракийской знати, очевидно сложившаяся под влиянием реальной действительности. Она сформулирована довольно четко: «Жить в праздности почитается высшей доблестью, а обработка земли — самое постыдное занятие» {Herod., V, 6); «считают благородными тех, которым совершенно чужд ручной труд» (Herod., II, 167) и т. п. Можно также еще раз упомянуть рассказ Ксенофонта о недовольстве Медосада по поводу ущерба, нанесенного постоями греческого войска деревне, подаренной ему царем (Anab., VII, VII, 3—16), в котором можно уловить заинтересованность Медосада получать свой доход в каких-то долях с дохода крестьян (с урожая, со скота и т. п.).

Надо, однако, принять во внимание и другие свидетельства, указывающие на далеко зашедший процесс разорения общинников, видимо, уже оторванных от средств производства. Имеется в виду появление большого числа фракийцев в различных областях античной ойкумены в качестве военных наемников, рудокопов, цветочниц, гетер; продажа фракийцами своих детей в рабство на чужбину; грабежи, сделавшиеся частым явлением, и др.

Вероятно, их следует воспринимать как свидетельство процессов, аналогичных происходившим в предсолоновской Аттике. Последние имели следствием появление эксплуатации обедневших соплеменников, обрабатывающих земли знати и разбогатевших общинников на издольных условиях, появление должничества и другие явления, связанные с возникновением частной собственности, о чем уже говорилось выше.

В дальнейшей истории Одрисского царства можно еще более четко проследить эту все усиливающуюся тенденцию к точной фиксации налогов (мы располагаем, к сожалению, материалом, относящимся к налогам, накладываемым одрисами на греческие города). Она проявляется то в появлении имени одрисского царя (Амадока) на монетах греческого полиса Маронеи³⁹³; то в договоренности Афин с Одрисским царством о передаче последнему части (или всего) трибута, уплачиваемого греческими городами — членами Афинского морского союза афинянам³⁹⁴; то в договоре середины IV в. между Афинами и одрисами о помощи при взимании налога с греческих городов³⁹⁵; то в появлении специальной должности казначея, о которой мы знаем со времени Котиса I (середина IV в.)³⁹⁶.

Развитие фракийского общества сопровождалось усилением тенденции ко все большему налоговому гнету. Ее отметил уже Фукидид, описывающий период первого расцвета Одрисского государства и указавший, что третий из одрисских царей — Севт I увеличил «до наивысшей степени размер дани» (II, 97, 4).

Труд основного населения Фракии — крестьян, с которых собирались эти поборы, создавал основу богатства Одрисского царства, точнее царя и знати, которые стояли во главе его. Оба великих историка древности, подробно писавшие об одрисах, — Фукидид и Ксенофонт — уловили эту черту. Рассказав о налогах, взимавшихся с фракийцев одрисскими правителями, Ксенофонт заключает: «Вследствие этого царство одрисов достигло большого могущества. Действительно, из всех царств Европы, лежащих между Ионийским заливом и Евксинским Понтом, оно было самым могущественным по количеству доходов и вообще по благосостоянию» (II, 97, 5).

Таким образом, мы должны констатировать, что население Одрисского царства вынуждено было отдавать часть прибавочного продукта своего труда в виде дани в натуральной или денежной форме; лишь предположительно можно говорить о работе на экспроприированных землях, может быть на условиях получения доли урожая. Права на взимание этих поборов появилось у фракийского царя, его соправителей, родовой и служилой знати в результате захвата земель родственных одрисам фракийских племен или же как следствие разложения общины, присвоения наиболее сильными и знатными родственными коллективами или отдельными семьями земель обедневших общин или общинников.

Для общей характеристики форм эксплуатации населения Фракии, разобранных в настоящем разделе, необходимо выяснить два существенных момента. Во-первых, каков был юридический статус лиц, подвергавшихся эксплуатации? Имеем ли мы в данном случае дело с лично свободным населением? Во-вторых, каково было отношение этого населения к средствам производства, главным образом к земле?

Факт уплаты налога, как это неоднократно отмечалось³⁹⁷, нельзя считать достаточным для утверждения о несвободном статусе лиц, его выплачивающих. Следует обратить внимание на то, что налог взимался одрисами не только с фракийцев, но и с эллинских городов, о жителях которых нельзя предположить, что они были лишены свободы. Более того, уплата налога скорее есть акт, указывающий на свободный статус, чем на порабощение (понимая в данном случае это слово буквально — «превращение в раба»). Среди других источников, свидетельствующих о личной свободе, следует указать на слова Геродота о том, что у фракийцев «существует обычай продавать своих детей на чужбину» (V, 6). Оставив в стороне связанные с разложением общины процессы, которые привели к возникновению этого обычая (см. стр. 101), надо отметить, что это сообщение Геродота является свидетельством свободы фракийцев, их права распоряжаться личностью своих детей, своей личностью³⁹⁸. Хотя совершенно очевидно, что продажа своего ребенка, себя самого или своего обедневшего соплеменника влекла за собой в дальнейшем потерю их свободы.

Право фракийцев наниматься солдатами за плату β армию, набираемую частными лицами или государствами, также может, как это правильно считают³⁹⁹, служить свидетельством их личной свободы.

В сведениях Ксенофонта о богатых деревнях Фракии⁴⁰⁰ и в упоминании этого автора (Anab., VII, IV, 14) о «главах домашнего очага (хозяйства, семьи)» в этих деревнях правильно усматривают еще одно указание на свободный статус населения этих деревень⁴⁰¹.

Однако еще более показателен последующий ход истории Фракии, в частности римский период, в значительной мере подведший итог всему развитию этой страны в античное время⁴⁰². Исследователи Придунайских областей и Фракии римского времени приходят к заключению о необычайной устойчивости крестьянского хозяйства, основанного на труде самих земледельцев. Этим обстоятельством они объясняют ряд существенных особенностей социально-экономической жизни этих областей. По сравнению с другими римскими провинциями крупное землевладение — императорские и частновладельческие сальтусы — здесь получили меньшее развитие, роль же крестьянского землевладения была весьма велика. Только с середины III в. н. э. исследователи отмечают рост крупного землевладения и быстрый процесс разорения крестьянства, которые не повели, однако, к исчезновению широкого слоя свободного крестьянства. И в более позднее время, в конечном периоде римской истории, Придунайские области и Фракия сохраняют свой «крестьянский облик» и крестьянское землевладение продолжает здесь играть ведущую роль⁴⁰³.

В применении к Фракии этот вывод подкрепляется рядом материалов, главным образом эпиграфических.

Знаменитые надписи из Пизоса⁴⁰⁴ и Скаптопары⁴⁰⁵ (территория Берое, Augusta Trajana), первая из которых поставлена в 202 г. н. э., а вторая — в 238 г. н. э., дают нам свидетельства о жизни свободных сельских жителей Фракии. В пизосской надписи, например, правитель провинции сообщает, что он «убедил» людей из окружающих сел переселиться в новый эмпорий — Пизос и склонил к такому же добровольному переселению и жителей других сел. Вводная часть к этой надписи свидетельствует, что такой метод основания эмпориев применялся римлянами достаточно широко и перед нами, как это отметил Б. Геров⁴⁰⁶, не единичное, а ординарное явление.

О свободном сельском населении этой же местности во II и III вв. н. э. дают сведения и другие надписи, которые сообщают об участии фракийцев в общественной и религиозной жизни этой territoria, о достижении некоторыми из них высших военных чинов, о широком привлечении фракийцев из сел в римское войско, главным образом преторианские когорты⁴⁰⁷. Из скаптопаренской надписи мы узнаем о крестьянах, владеющих землей ( κεκτήμεθα ) и сидящих на своей (ίν τοίς ίόιος ) земле в селе Скаптопара⁴⁰⁸.

Массовый эпиграфический материал римского времени также свидетельствует о сохранении свободного фракийского крестьянства: надписи сообщают, что крестьяне могли вступать в договорные отношения, служить в войсках и занимать муниципальные должности.

К числу особенностей социально-экономического развития балканских областей, объясняемых длительным сохранением и крупной ролью свободного крестьянского хозяйства, следует отнести и сравнительно позднее появление здесь колонатных отношений, происхождение колонов главным образом из числа свободных крестьян, что отразилось на типе jthx отношений (прикрепление колона к земле, а не к хозяину имения), и ряд других явлений.

Сельский облик страны повлиял и на административное устройство римской Фракии. Отсутствие крупных самоуправляющихся городов заставило римлян изменить во Фракии обычную провинциальную структуру, при которой в центре административной единицы — territoria стоял город. В отличие от этого в начале установления римского управления здесь были сохранены сельские territoria, центром которых был не город, а село ( κώμη , vicus)⁴⁰⁹. Понятие κώμη в античное время менялось, но оно всегда отчетливо противопоставлялось понятию όλις⁴¹⁰. Вероятно, римляне оставили в начальный период своего господства во Фракии ту систему, которая существовала во время зависимых от Рима фракийских царей⁴¹¹. Но факт сохранения и в период Римской империи самоуправляющейся сельской территории говорит о сельском, крестьянском характере страны и в это время⁴¹². Только со времени правления Траяна, когда началась широкая урбанизация Фракии, такая специфическая административная система постепенно стала заменяться стандартной. Однако и в позднеантичпое время село (vicus, κώμτ) играло значительную роль; хотя в административном, финансовом и судебном отношении в это время села были уже подчинены городу, стоявшему во главе соответствующей territoria, но в этой городской territoria они имели собственные земли, отделенные от остальных пограничными столбами⁴¹³. Сохранение свободного фракийского крестьянства в качестве основного населения прослеживается и по данным, относящимся к истории римской армии. Ε. М. Штаерман, опираясь на эпиграфические источники, доказала, что дунайская армия с III в. н. э. набирается главным образом из местного свободного земледельческого населения. Увеличение роли дунайской армии в римской истории этого времени она справедливо объясняет тем, что «в Дунайских провинциях более, чем в других, сохранялось мелкое свободное землевладение». Этим же исследовательница объясняет отсутствие в тех же провинциях тенденции к возникновению замкнутого военного сословия⁴¹⁴.

Таким образом, можно констатировать, что на всем протяжении истории античной Фракии основным производителем в сельском хозяйстве (а оно было главной отраслью экономики этой страны) оставался свободный крестьянин, несмотря на различные формы внеэкономической и экономической зависимости, которые мы пытались охарактеризовать в этом разделе.

* * *

Категория юридически свободных во фракийском обществе VII— V вв. до н. э. охватывала людей различного имущественного и социального положения: от крестьянина, обремененного различными поборами, до царей и аристократов, обладавших крупными земельными владениями и богатым движимым имуществом, получавших доходы с крестьян. Решительные столкновения между этими полярными категориями свободного населения Фракии засвидетельствованы литературными и археологическими источниками. Героическое сопротивление фракийского племени тинов завоеванию одрисских царей мы склонны рассматривать не как войну одного племени против другого, но как проявление социальной борьбы против насилия иноплеменной знати. Сопротивление это носило упорный характер, охватывая зачастую несколько поколений. Так, Ксенофонт сообщает о мужественном сопротивлении тинов основателю Одрисского царства Тересу, которое увенчалось успехом: царь потерпел поражение, у него был даже отнят обоз (Anab., VII, II, 22). Это была одна из первых попыток одрисских царей подчинить своей власти свободные фракийские племена. Силу их сопротивлению придавали, как можно предположить, свободолюбивые традиции предшествующей эпохи, когда экономические притязания местной племенной знати не носили столь принудительного и регулярного характера. И в дальнейшем попытки одрисских царей получать регулярную дань встречали ожесточенное сопротивление фракийцев. По существу вся VII книга «Анабазиса» Ксенофонта посвящена описанию этой борьбы и напряженного положения внутри Фракии, когда Севт находился в стране тинов, «словно в стране более могущественных царей, со взнузданными круглые сутки конями» (VII, VII, 6). Особенно ярко ожесточенные битвы с тинами описаны в III (§ 35—47) и IV (§ 1—24) главах. Это настоящая война, проводимая со всей жестокостью и беспощадностью.

О борьбе фракийских племен против царя Котиса I свидетельствует описание Полиеном многочисленных военных хитростей этого царя, имевших целью победить напокорных (Polyaen, III, 9, 4, 60, 62). В этом стремлении покоренных племен сбросить иго одрисского гнета есть основания видеть одну из главных форм сопротивления фракийского населения государственной эксплуатации, проводимой одрисскими царями и целой иерархией их соправителей.

Есть свидетельства борьбы фракийцев и против своей, местной земельной аристократии. На них обратил внимание академик Д. П. Димитров, проведший анализ термина νψνις и пришедший к выводу, что этим термином обозначали во времена Ксенофонта укрепленную резиденцию фракийских царей и землевладельческой знати. Традиция этого рода укрепленных вилл прослеживается и в более позднее время как в других литературных источниках по Фракии, так и в археологических материалах (укрепленный квартал в Севтополе). Наличие этих укрепленных резиденций было связано не только с борьбой против внешних врагов, но и с борьбой местного населения против земельной аристократии⁴¹⁵.

Наряду с этой основной формой эксплуатации во Фракии следует отметить и другие.

³⁷⁸ G. Kazarow. Beitrage..., S. 20; X. Данов. Югоизточна Тракия..., стр. 300—301; он же. Към историята на полусвободни селяни през аптичпата епоха. Сб. «Гаврил Кацаров». ИБАИ, XIX, 2, 1955, стр. 111 сл.; он же Древна Тракия, стр. 186, 292; Б. Геров. Проучвания..., стр. 19; Д. П. Димитров. За укрепените вили..., стр. 694—695; М. Roslowzcw Gesellschaft und Wirtschaft im romischen Keiserreich. Stuttgart, 1955, S. 339, Anrn 79.
³⁷⁹ Г. Кацаров. Произход и неръв разцвет на Одриското царство в древна Тракия, УП, XXXII, 1933, стр. 750; он же. Принос към историята на древна Тракия. ИИБИ, V, 1954, стр. 155.
³⁸⁰ Отличие между данью и подарками существовало у древних персов (Г. Кацаров. Принос към историята на древна Тракия, стр. 155). О добровольных эпизодических подношениях вождям разных продуктов и вещей у германцев сообщает Тацит (Germania, 26). Термин «подарки» (dona) сохранялся у них и много позже, например у франков: в Малых Лоршских анналах за 750 г. сообщается, что «подарки» приносили королю «по старому обычаю» (Н. Ф. Колесницкий. К вопросу о раннеклассовых общественных структурах. ПИДО, 1969, стр. 623).
³⁸¹ М. Mauss. Une forme ancienne de contrat chex les thraces. «Revue des etudes grcques XXXIV, 1921, p. 287—297; X. Данов. Югоизточна Тракия..., стр. 303.
³⁸² IGBR, t. Ill 1690.
³⁸³ Подробно об обычае потлача, его происхождении и трансформации см.: Ю. П. Аиеркиева. К вопросу о иотлаче у индейцев Северо-Западной Америки. К.СИЭ, I, 1946, стр. 26—29.
³⁸⁴ Тодоров. Тракийскитс царе. ГСУ ИФФ XXIX, 1933, стр. 13.
³⁸⁵ В первом случае (Anab., VII, IV, 24) приводится эпизод, когда на предложение Севта выдать Ксенофонту для расправы фракийцев-заложников Ксенофонт отвечает: «Я считаю, что они будут достаточно наказаны, если из свободных превратятся в рабов». Во втором случае (Anab., VII, VII, 32), убеждая Севта расплатиться подобающим образом с его греческими наемниками, Ксенофонт утверждает, что фракийцы охогно пошли бы против него, «так как под твоей властью их ожидает рабство, а в случае победы — свобода».
³⁸⁶ Я. А. Ленцман. Термины, обозначающие рабов, в древнегреческом языке. ВДИ, 1951, 2, стр. 57 и 62; И. Д. Амусин. Термины, обозначающие рабов в эллинистическом Египте по данным Септауагинты. ВДИ, 1952, № 3, стр. 55.
³⁸⁷ Я. А. Ленцман. Указ. соч., стр. 57—59 и указанная там литература. Постулируя в качестве одного из значений термина «дул» понятие «подданный», «верноподданный», Я. А. Ленцман приводит интересную полемику между Ю. А. Кулаковским и В. В. Латышевым и указывает на серьезность аргументации последнего, отстаивающего возможность такого понимания этого термина (указ. соч., стр. 58—59). Очень интересна для нас трактовка термина у Свиды: «Рабство бывает трех видов: от ремесла, от веры, в-трстьих, от государственного устройства», т. е. имеет и политический оттенок (Я. А. Ленцман. Указ. соч., стр. 57). И. Д. Амусин также приводит интересные примеры того, что дулом называл себя подданный по отношению к своему политическому руководителю (указ. соч., стр. 57). Очень ярко значение слова выступает в элегиях Солона, где оно во всех случаях имеет политический оттенок — Порабощение народа тираном, установление политического рабства. В таком же смысле оно несколько раз фигурирует у Геродота (см. К. К. Зельин. Борьба политических группировок в Аттике, стр. 18 сл. 8; стр. 216).
³⁸⁸ Характерно, что и в более позднее время, в середине II в. до н. э., фракийцев глубоко возмущало, что один из их царей (Диегелис, царь племени кенов) «управлял подданными, как купленными рабами или пленными неприятелями» (Diod., XXXIII, fr. 14); это обстоятельство подчеркивает различие в сознании фракийцев понятии подданства и рабства как формы эксплуатации, подобной античному рабству в современном нашем понимании.
³⁸⁹ См. X. М. Панов. К вопросу об экономике Фракии, стр. 135— 136.
³⁹⁰ Там же, стр 136, си. 20.
³⁹¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 8, стр. 524.
³⁹² ф. Энгельс. ПСЧСГ, стр. 171.
³⁹³ G. Seure. Archeologie Thrace. «Revue archeologique», t. XV, Janvier — Avril, 1942, p. 51, note 2.
³⁹⁴ Там же.
³⁹⁵ Ф. Энгельс. Анти-Дюринг. — К. Маркс и Энгельс. Сочинения, т. 20, стр. 184.
³⁹⁶ Г. Кацаров. Принос към историята на дрспна Тракия, стр. 157.
³⁹⁷ Г. Кацаров. Происход и перъв разнвет..., стр. 742 и указанная там литература.
³⁹⁸ A. Hock. Das Odryscnreich im fiinften und vierten Jahrhundert v. Chr. «Hermes»,
³⁹⁹ XXVI, 1891, S. 104; Я. Тодоров. Тракийските царе, стр. 41.
⁴⁰⁰ A. Hock. Указ. соч., стр. 92 сл.
⁴⁰¹ И. М. Дьяконов. Проблемы собственности, стр. 34; «Дискуссия по проблеме родовой и сельской общины на древнем Востоке». ВДИ, 1963, Лг 1, стр. 193; Е. С. Голубцова. Формы зависимости сельского населения Малой Азии в III—I вв. до н.э., стр. 25.
⁴⁰² Б. Герое. Указ. соч., стр. 59, прим. 44.
⁴⁰³ Там же.
⁴⁰⁴ Xenoph., Anab., VII, III, 9, 43; VII, IV, 5, 14. Сведения других литературных источников о деревнях в доримской Фракии собраны А Фолом (Л. Pol. I.e developpement de la vie urbaine..., p. 311, note 11, где указаны: Strabo, 9, 5, 10; Liv., 40, 22; Theop. у Steph. Byz., 441, 19 и др.).
⁴⁰⁵ Данов. Югоизточна Тракия..., стр. 299; с ним согласен и Б. Геров (указ. соч., стр. 20). А. Л. Погодин связывает термин со славянским «кметы»—свободные крестьяне, мелкие собственники (см. Л. Л. Погодин. По вопроси за траките. ГНБП. 1921, стр. 199).
⁴⁰⁶ Данные о роли свободного крестьянства я крестьянского хозяйства Фракии в поздние эпохи могут быть использованы для времени, им предшествующего, в частности исследуемого: в античное время изменения происходили по линии уменьшения слоя мелкого свободного крестьянства, а не его роста. Для западных провинций Римской империи этот процесс показан в работе ?. М. Штаерман «Кризис рабовладельческого строя...», стр. 81—177; для восточных—в работах А. Б. Рановича «Восточные провинции Римской империи», passim и О. В. Кудрявцева «Эллинские провинции Балканского полуострова по II в. н.э.», стр. 94, 95 и др.
⁴⁰⁷ «История на България». София, 1961, стр. 35; Б. Геров. Указ. соч., стр. 52 сл.; V. Velkov. 7.иг Frage der Sklaverei, S. 135; idem. Les cainpagncs et la population rural en Thrace au IV-e, VI-е s. «Byzantinobulgarica», I, 1962, p. 45—53; A. Vol. Die Dorfgemeinde..., S. 283—284; M. Rostowzew. Gesellschait und Wirtschaft..., S. 200—203; M. Штаерман. Кризис рабовладельческого строя..., стр. 227—246; она же. Рецензия на книгу: М. Pallasse. Orient et Occident. «Византийский временник», VII, 1953, стр. 327; А. Ранович. Указ. соч., стр. 247 сл.; О. В. Кудрявцев. Указ. соч., стр. 306; А. П. Каждан. О некоторых спорных вопросах истории становления феодальных отношений в Римской империи. ВДИ, 1953, № 3, стр. 91 — 101; М. В. Левченко. Материалы для внутренней истории Восточной Римской империи. «Византийский сборник», 1945, стр. 12—95; R. Gandeva. Der Bauer in der socialischen, ethnischen und asthetischen Aufiassung von Horaz. AAPh SHPh, 1963, S. 285—294.
⁴⁰⁸ IGBR, t. Ill 1690.
⁴⁰⁹ IGBR, t. IV, 2236. 192 Б. Герое. Указ. соч.. стр. 52. 19.1 Б Геров. Указ. соч., стр. 53 и прим. 355—357. 194 Там же, стр. 52 и прим. 341—345.
⁴¹⁰ Г. Кацаров. България в древността. София, 1926, стр. 54—55; Roziowzew. Gesellschaft und Wirtschaft..., S. 200, 202. Anm. 87; Б. Герое. Указ. соч., стр. 27; САН, 1. XI, р. 571 (L. Keil). «96 G. Fougeres. Коте «Dictionnaire des antiquites Grccques et Romaincs», t. 111. 1899, p. 852; H. Swoboda RE, Suppl. IV, 1924, S. 951.
⁴¹¹ Б. Герое. Указ. соч., стр. 27.
⁴¹² Комы, комархии и их руководители (кометы) засвидетельствованы множеством надписей из Фракии, главным образом южной. Во многих из них названы фракийские села — Спинопара, С.кантоиара, Скаскопара и др. В надписях из района Пауталии (совр. Кюстендил) они упоминаются 15 раз, в надписях из района Трайанензе (совр. Стара Зягора) — 12 раз (IGBR, t. Ill, № 1690, 1711, 1771); из района Филинпополя (совр. Пловдив) — 10 раз (IGBR, t. Ill, № 14453, № 14734, 5, 7, 14742, 4, 7, 15352, 1536). Из смежных с Фракией провинций сохранение самостоятельных сельских территории отмечают в Мёзии (Т. Д. Златковская. Мёзия в I—II вв. н. э., стр. 106) и в Македонии (О. В. Кудрявцев. Указ. соч., стр. 306). Однако есть все основания говорить, что это явление общедунайское (М. Штаерман. Кризис рабовладельческого строя..., стр 228).
⁴¹³ В. Белков. Градът в Тракия и Дакия, стр. 65.
⁴¹⁴ М. Штаерман. Этнический и социальный состав римского войска на Дунае. ВДИ, 1946, № 3, стр. 256; она же. Кризис рабовладельческого строя..., стр. 238, 243.
⁴¹⁵ Д. Димитров. За укрепените вили..., стр. 683—699

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3209

загрузка...

Другие книги по данной тематике

А. И. Неусыхин.
Судьбы свободного крестьянства в Германии в VIII—XII вв.

под ред. Анджелы Черинотти.
Кельты: первые европейцы

Вера Буданова.
Готы в эпоху Великого переселения народов

Дэвид Лэнг.
Армяне. Народ-созидатель

e-mail: historylib@yandex.ru

разделы

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

Реклама

Эксплуатация свободного населения