НАРОДНОЕ НЕГОДОВАНИЕ
Народ, казалось, мгновенно вспыхнул после известий о мире и свирепой реакции газет. Люди принесли в жертву свои жизни и платили высокие цены и налоги военного времени, надеясь только на победу Японии. Теперь же им говорили, что после неудовлетворительного заключения мира они не только ничего не получат, но и вынуждены будут продолжать нести ту финансовую ношу, которую они несли на протяжении всей войны. К тому же с середины августа предсказывался плохой урожай риса – повседневной пищи. Люди были возмущены известием о том, что гэнро и министры кабинета на протяжении всей войны продолжали жить в роскоши и удовольствиях, не принимая во внимание страдания простого народа. Некоторые из лидеров даже выгадали на своей информированности о приближении мира, сделав большие состояния на успешных биржевых операциях.
«Чувство бессильного негодования» простого народа было отражено в некоторых письмах к редактору, опубликованных в «Токио асахи симбун» и «Осака асахи симбун». В итоге Комуре лучше бы принять гражданство России, чем возвращаться домой. Если он вернется домой, какие извинения сможет он принести за свой провал Его Величеству, фельдмаршалу Ояме, адмиралу Того и нам, пятидесяти миллионам своих соотечественников?» От ветерана: нам было за что воевать, за что выступать, что выигрывать и получать. Что же делают представители власти? У нас есть Того на море и Ояма на суше. Наша стратегия установлена. Разве гэнро и министры кабинета растеряли смелость? Люди связывали с мирными переговорами большие надежды, считая, что их тяжелая жизнь получит облегчение. Теперь же они чувствовали себя преданными своим правительством. Однако разозлен был не только народ. Некоторые лидеры бизнеса, надеявшиеся, что контрибуция обеспечит капитал для послевоенной экономической экспансии и опору для восстановления экономики, которая начала оправляться в середине войны, также были крайне разочарованы, узнав, что контрибуции не будет. «Токио нити-нити симбун», в статье, озаглавленной «Как нам преодолеть послевоенные финансовые трудности?», писала, что, «поскольку мы не получили единственного средства, которое могло бы исцелить народную экономику и обеспечить капитальные фонды для послевоенной экономической деятельности, перед нами неизбежно стоит перспектива банкротства». Ватанабэ Сэнтаро, исполнительный директор компании «Мицуи буссан», утверждал, что без контрибуции Япония не сможет планировать никакой послевоенной деятельности. Икэда Кэнзо из «Даяку гинко» (Банка Даяку) говорил по поводу условий мира: «Когда я думаю о финансах и экономике будущего, у меня мурашки по коже идут». Он считал, что именно большая контрибуция, полученная после Китайско-японской войны, обеспечила капитальные фонды для послевоенного экономического развития. Если Япония не получит контрибуции от Русско-японской войны, в которую вложила в десять раз больше, чем в Китайско-японскую, то «финансовые круги Японии окажутся в большой беде и расширение деловых предприятий просто остановится. Что же касается заморских предприятий, то в свете огромных трудностей обеспечения фондов, необходимых для экономической деятельности дома, мы и думать не можем о том, чтобы после этой изматывающей войны вести еще какую-то экспансию». Влиятельный экономический журнал того времени, «Тайхэйе», пессимистически рассчитывал количество капитала, которое потребуется после войны, в статье «Какой будет послевоенная экономика?»: «С начала Русско-японской войны задолженность страны, как внутренняя, так и внешняя, достигла 1300 миллионов иен. Даже несмотря на это, мы все еще не выплатили 50 миллионов иен внутреннего и долга и 250 миллионов иен внешнего долга, недавно полученного в Лондоне, этого не хватит даже на то, чтобы вернуть наши войска домой из Маньчжурии. К тому времени, как мы выведем наши военные силы с поля боя, наши военные расходы увеличатся с 1,7 до 1,8 миллиарда иен. Более того, проценты по этим займам составляют 100 миллионов иен. Как нашей стране удастся заплатить и проценты, и сам долг? Или правительство собирается оплатить все это за счет роста налогов? Налоги чрезвычайно высоки с самого начала войны. И мы уверены, что, как бы высоки они ни были, больше чем до 400 миллионов иен годовой доход не поднять». Другой ведущий экономический журнал того времени, «Токио кэйзай засси», утверждал, что Россия легко оправится после войны, поскольку на нее не было наложено контрибуции. Также в «Токио кэйзай засси» говорилось, что, обладая мощной военно-морской базой во Владивостоке и сохранив на Дальнем Востоке военно-морской флот, Россия будет продолжать представлять собой угрозу для Японии. Япония же, с другой стороны, окажется перед лицом больших финансовых трудностей, поскольку, наряду с грузом военных долгов, ей придется еще и поддерживать военные силы, достаточные, чтобы соответствовать российской угрозе. Такой пессимизм в деловых кругах привел к серьезному падению курса акций. «Токио асахи симбун» от 2 сентября описывала биржевую деятельность предыдущего дня так: «Из-за унизительного мира сделок крайне мало. Банки все осторожнее предоставляют займы для выпуска акций и облигаций. Вчерашняя биржевая деятельность показала все признаки депрессии. Мир привел к исчезновению покупателей и в то же время – к появлению отчаявшихся продавцов, и, следовательно, биржевые котировки резко упали. Это был опустошенный рынок. Более того, мы боимся, что, когда те, кто еще лелеет надежду на пересмотр результата переговоров и кто еще не верит, что нас ждет мир без контрибуций, лишатся своих иллюзий, произойдет дальнейшее падение биржевой активности». На рынке потребительских товаров активность была тоже очень низка. Писали, что «рынок потребительских товаров как будто выключили. Это несчастное зрелище – более несчастное, чем когда-либо». Некоторые лидеры коммерции, будучи тоже неудовлетворенными, выражали свое недовольство спокойнее. Барон Сибусава, президент Первого национального банка и председатель Торговой палаты Токио, который всегда с оптимизмом смотрел в будущее, «особенно сожалел» о разделении Сахалина и о том, что дипломатию правительства «трудно назвать успешной». Стоит отметить, что организаторами первой крупномасштабной демонстрации против мирного договора – 3 сентября в Осаке – были по большей части бизнесмены. Но даже несмотря на то, что изначальная реакция делового сообщества выражала в целом неудовлетворение, по мере того, как общественный протест начал приводить к беспорядкам, бизнесмены быстро сменили свое отношение на поддержку договора. Они начали подчеркивать преимущества, полученные в ходе войны, и важность концентрации на послевоенном экономическом восстановлении. Здесь вновь, как и в вопросе провоенной агитации до начала войны, можно видеть, что лидеры бизнеса действовали в основном в согласии с правительством. Много известных интеллектуалов того времени также выражали сильное недовольство миром. Мы уже видели, что писатель Футабатэй Симэй с энтузиазмом утверждал, что война сделает простых людей Японии хозяевами страны. Он выразил свое сильное неудовлетворение миром таким же образом, как и люди, вышедшие на улицу. Молодой поэт Исикава Такубоку, горячий патриот, ранее побуждавший жителей деревень призывами к войне, писал, когда начались мирные переговоры: «Не беспокойтесь о том, что подумают мировые державы! Не надо колебаться! Не надо скромничать! Право и власть – в руках победителя... Победитель должен смело, открыто и успешно пользоваться своей властью и правами». Услышав новости о мире, он оставил в дневнике запись о своем страшном разочаровании. Философ Нисида Китаро, один из ведущих интеллектуалов современной Японии, которому тогда было тридцать пять лет, писал о всенародном волнении в своем дневнике, «сунсин никки»: «28 августа. Япония пошла на большие уступки на мирной конференции. Нехорошо! Нехорошо! 29 августа. Я читаю только Спинозу... Вышел экстренный выпуск с утверждениями о том, что после императорского совещания правительство послало Комуре телеграмму с требованием возвращаться. 30 августа. Кажется, вчерашний экстренный выпуск обманул нас. Прошлым вечером вышел другой экстренный выпуск, где говорилось о мирном соглашении. 31 августа. Я изучил условия мира. Они полностью унизительны. Как гэнро и министры кабинета будут смотреть людям в глаза? Это действительно несчастье, что мы не получили контрибуции, лишь пол-Сахалина и железную дорогу только до Чангчуна. О! Это конец всему». Очевидно, что взгляды на войну, выражаемые интеллектуалами того времени, не сильно отличались от простодушного патриотизма простого народа. Ведь они также формировали суждения и критику текущей ситуации только на основе чрезвычайно ограниченной информации, предоставленной газетами и журналами. В этом всеобщем потоке разочарования быстро утонули голоса меньшинства, выражающие сдержанный оптимизм по поводу мира. Некоторые члены этого меньшинства изначально придерживались антивоенных взглядов. К их числу относились, например, социалисты Сакаи Тосихико и Арахата Кансон или Утимура Канзо, который противостоял войне с христианской точки зрения и считал, что она принесла Японии только бедствия. Генерал Тани Каньэ возражал против войны с самого ее начала и, как мы видели, предлагал чрезвычайно разумные требования к миру. Он считал, что в свете трудностей, которые принесло бы Японии продолжение войны, ей оставалось только прекратить войну на этих обговоренных условиях. Он упрекал недовольных и утверждал, что пришло время Японии спокойно оценить международное соотношение сил и занять свое место среди других великих держав. Неудивительно, что профессора, которые возглавляли движение за жесткую политику в отношении России перед войной и требовали широких условий для мира, были им недовольны. Они все присоединились к хору неодобрения. Газеты писали, что солдаты, размещенные в лагерях на территории Японии, были очень недовольны миром, а войска Маньчжурской армии кричали, что «они домой не пойдут!»[65]. Было в общем понятно, что единственной причиной относительно спокойной реакции солдат была строгая военная дисциплина. На флоте, как сообщают, офицеры держали язык за зубами, но матросы в трюме недовольно ворчали, что заключенный мир – дипломатическая капитуляция[66]. |
загрузка...