Окончательное решение
Мы уже говорили, что, когда начались формальные переговоры с Россией, японские олигархи не представляли собой монолитной группы, какой их обычно описывают, а разделились пополам. Одну половину обычно представляли гэнро, все еще с относительным оптимизмом смотревшие на переговоры и всерьез озабоченные тем, чтобы достичь соглашения с Россией. Они были единственными в кругах лиц, облеченных властью, кто мог и хотел бы смягчить требования Японии. Однако то, смогли бы они выполнить свою умиротворяющую роль или нет, зависело от ответа России. Единственным условием, с которым были единодушно согласны все власти предержащие в Японии, была необходимость гарантировать безопасность Японии в Корее. Пока Россия не приняла этого условия, гэнро не имели возможности отстаивать свою относительно примиренческую по сравнению с остальными позицию в кругах власти. Другая группа, лидеры второго поколения, которых представляли премьер-министр Кацура и министр иностранных дел Комура, пессимистически оценивали перспективу переговоров и, совершенно не желая войны с Россией, вынуждены были проводить жесткую политику. Ответственность за ведение переговоров лежала на них, но окончательного решения о войне нельзя было принять без полного одобрения гэнро.
Первые встречные предложения, которые в конце концов представила Россия 3 октября 1903 года, серьезно пошатнули оптимизм гэнро[24]. Россия не только отказывалась что-либо предпринимать для обеспечения независимости и территориальной целостности Китая, но и требовала от Японии отказа от включения Маньчжурии и ее побережья в японскую сферу влияния. Таким образом, Россия хотела полной свободы действий в Маньчжурии. В то же время Россия предлагала ограничить позицию Японии в Корее, оставив Японии право посылать в Корею войска «только с ведома России». Вдобавок Россия предлагала, чтобы обе страны приняли взаимные обязательства не использовать корейскую территорию для стратегических целей и чтобы на всей территории Кореи севернее 39-й параллели была установлена нейтральная зона. Таким образом, маньчжурский вопрос вообще исключался из обсуждения, предметом которого оставалась только Корея. Положение гэнро было еще больше ослаблено внезапной смертью 1 октября 1903 года заместителя начальника Генерального штаба армии Тамуры Иезо, который, как мы видели, был преданным подчиненным гэнро Оямы. Преемником Тамуры стал Кодама Гэнтаро, бывший до этого министром внутренних дел и по совместительству генерал-губернатором Тайваня. Выбор, очевидно, был продиктован решением Ямагаты и Кацуры, что новый заместитель должен быть способным выполнить свой долг в состоянии войны с Россией. Говорят, что Кодама, симпатизировавший Когэцукай, охотно принял предложение, несмотря на серьезное понижение в ранге. Он вступил в должность 13 октября, как полагают, с намерением подготовить Японию к приближающейся войне с Россией, и, к вящей радости членов Когэцукай в армии, начал энергичные военные приготовления. Между тем министр иностранных дел Комура начал обсужение японских предложений и российских контрпредложений с бароном Розеном, послом России в Токио, с самого начала. В октябре они встречались несколько раз, но практически никаких соглашений достигнуто не было. 30 октября Комура представил второй вариант японских предложений России. В этом варианте содержались определенные уступки. Продолжая настаивать на взаимном признании независимости и территориальной целостности Китая, так же как и Кореи, Япония предлагала признать Маньчжурию находящейся вне сферы своего влияния, при условии, что Корея будет признана находящейся вне сферы влияния России. Также Япония предлагала признать особые интересы России в Маньчжурии (удалив оговорку «в сфере строительства железных дорог») и право применять все необходимые меры для защиты этих интересов. Более того, Япония не отказывалась полностью от идеи нейтральной зоны, предлагая, чтобы эта зона простиралась на 50 километров в обе стороны от корейско-маньчжурской границы. Япония оставляла за собой право использовать корейскую территорию для стратегических целей, но предлагала отказ от проведения любых военных работ на побережье Кореи, которые могли бы ограничить свободу навигации по корейским проливам. Эти предложения с исправлениями были подготовлены на двух совещаниях гэнро, прошедших 14 и 24 октября. К сожалению, материалов с подробностями этих совещаний нет, но, по-видимому, можно утверждать, что эти уступки были результатом настойчивости гэнро. Мы можем вспомнить, что примерно в то же время, когда были представлен второй пакет предложений Японии, распространился слух, что гэнро вынуждают кабинет занять позицию уступок. В новом варианте предложения сменились с четко односторонних на компромиссные. Второй пакет встречных предложений России, которые Розен представил Комуре 11 декабря, в сущности, отклонил все поправки Японии. В новом пакете российских предложений повторялись практически все положения предыдущего пакета, включая нейтральную зону к северу от 39-й параллели и взаимное согласие не использовать корейскую территорию для стратегических целей, и опять не было ни слова о Маньчжурии. Таким образом, маньчжурский вопрос был полностью исключен из обсуждения. 16 декабря состоялось собрание гэнро, на котором присутствовали Ито, Ямагата, Мацуката, Иноуэ, Ояма, Кацура, Комура, Ямамото и Тэраути. Письмо Ямагаты к Кацуре от 21 декабря показывает, что гэнро, очевидно, делал слабые попытки продолжать политику уступок. Однако в конце концов верх одержали аргументы Комуры и остальных министров. Они постановили, что Япония должна потребовать от России «пересмотреть свой взгляд на предмет» и включить Маньчжурию в темы для переговоров. Этим решением ознаменовался конец умиротворяющей роли гэнро и надежд на мирное решение маньчжурско-корейской проблемы. Третий пакет японских предложений, выражавший окончательную позицию Японии, был представлен России 21 декабря в устной форме. Надежды на то, что Россия его примет, было мало. Почти уже не надеясь достичь договоренности с Россией, олигархи стали рассматривать переговоры только как средство выиграть время для военных приготовлений, а не как способ прийти к мирному решению вопроса. Гэнро, чью позицию серьезно пошатнули два пакета российских встречных предложений, пришлось принять ситуацию. В середине декабря гэнро Ито все еще говорил о возможности избежать войны с Россией. 21 декабря Кацура писал Ямагате, повторяя, какой политики Япония должна придерживаться: во-первых, следует пытаться уладить маньчжурский вопрос дипломатическими методами и не воевать ради Маньчжурии, а во-вторых, если Россия не признает поправок Японии по Корее, следует прибегнуть к последнему средству. В тот же день Ямагата ответил, что еще не уверен в необходимости для Японии воевать с Россией ради решения корейской проблемы. Однако это сопротивление гэнро не сопровождалось никакими предложениями альтернативной политики. 24 декабря, посовещавшись с Кодамой и Тэраути, Кацура вызвал двух старших гэнро, Ито и Ямагату, и заручился их безоговорочной поддержкой в совершении необходимых военных приготовлений для надвигающейся войны[25]. Ситуация заставила гэнро согласиться с лидерами второго поколения. 28 декабря было созвано особое заседание кабинета для обсуждения последних приготовлений к войне. На нем был утвержден Высший военный совет, внесены поправки в правила касательно императорского штаба, приняты решения о необходимости закончить строительство железной дороги Сеул – Пусан и по другим вопросам военного значения. 30 декабря было проведено еще одно совещание гэнро для определения политики по отношению к Китаю и Корее в случае провала переговоров с Россией. О возрастающем военном интересе правительства говорит тот факт, что на собрании министерского уровня в первый раз присутствовали глава штаба военно-морского флота Ито Сукэюки, его заместитель Идзун Горо и заместитель главы штаба армии Кодама. Были принято решения, согласно которым Китай на протяжении войны должен хранить нейтралитет, тогда как Корея должна попасть под военное управление Японии. Об изменении взглядов гэнро свидетельствует то, что гэнро Ямагата настаивал на том, чтобы в Сеул были немедленно высланы войска для подготовки региона к последующим действиям Японии. Его предложение было отклонено главным образом из-за противодействия военно-морского министра Ямамото, который утверждал, что флот еще не готов к перевозке войск и что переброска войск в Корею может иметь неблагоприятные для Японии последствия международного масштаба. При таком направлении мыслей японских правителей пакет российских встречных предложений от 6 января 1904 года, в котором вновь фигурировали те же самые нейтральная зона в Корее и обязательство не использовать корейскую территорию в стратегических целях, лишь подтвердил бесполезность дальнейших переговоров. На императорском собрании 12 января все согласились с тем, что переговоры полностью безнадежны. Поскольку до окончания постройки военных кораблей в Сасэбо требовалось время, собрание решило предоставить России последний пакет предложений. Предложения от 13 января содержали следующие требования: устранить ограничения на использование корейской территории в стратегических целях; устранить вообще нейтральные зоны; взаимно признать целостность как Китая, так и Кореи; признать Корею находящейся вне зоны ее интересов в обмен на аналогичное признание Японии относительно Маньчжурии; признать права и привилегии Японии в Маньчжурии по договору. Жесткий тон говорит о том, что Япония и не ожидала, что Россия примет эти окончательные предложения. Утверждая, что она занимает «примиренческую позицию», Япония в то же время заканчивала свои предложения на угрожающей ноте: «Правительство империи надеется на скорый ответ от правительства Российской империи, поскольку излишнее промедление в решении этого вопроса будет чрезвычайно невыгодно обеим сторонам». 24 января Кацура был на аудиенции у императора и доложил ему, что: 1) если Россия полностью примет предложения Японии, начинать войну не потребуется; 2) если Россия отвергнет предложения Японии, то у Японии не останется иного выбора, кроме как немедленно начать военные действия против России; 3) если Россия примет некоторые предложения и пойдет на приемлемые для Японии уступки, то Японии придется уже выбирать дальнейшую политику. Между тем Комура постоянно заставлял посла Курино напоминать российскому правительству о необходимости ответить на окончательные предложения Японии, но наступил конец января, а ответа не последовало. Доклады Курино убеждали правительство Японии в том, что Россия просто тянет время, укрепляя свое военное положение. Практически закончив к тому времени собственные военные приготовления, Япония решила, что дальнейшие отсрочки будут на руку только России. 30 января Ито, Ямагата, Кацура, Комура и Ямамото встретились в официальной резиденции премьер-министра, где они единодушно приняли составленный гэнро Ито меморандум. В нем утверждалось, что пришло время Японии принять твердое решение («итто редан но кэцу»). Два дня спустя глава генерального штаба армии Ояма доказывал императору, что Японии необходимо первой нанести удар. 4 февраля, вслед за состоявшимся 3-го собранием гэнро, прошло и императорское собрание. Самые доверенные советники императора не выражали уверенности в исходе войны, а говорили лишь об отчаянном военном и финансовом положении Японии. Несмотря на это, затянувшиеся переговоры, которые официально начались в августе 1903-го, ясно продемонстрировали, что достигнуть соглашения, которое устраивало бы обе стороны, не получится. Следовательно, принимающие решения олигархи единодушно сошлись на том, что Япония, как бы плохо она ни была подготовлена, должна начать войну сейчас же, поскольку дальнейшее промедление нанесет Японии только вред. Властители Японии прекрасно представляли себе риск, который несет война. По расчетам армии, шансы на победу составляли 50 процентов. Военно-морской флот прогнозировал потерю половины судов, но надеялся, что оставшаяся половина уничтожит флот противника. Заместитель начальника штаба армии Кодама выразил ожидание того, что если Япония сможет какое-то время успешно вести войну, то третья сторона может предложить свое посредничество. Гэнро Ито считал, что единственная фигура, которая могла бы предложить посредничество воюющим сторонам, – Теодор Рузвельт. В день судьбоносного императорского совещания гэнро Ито попросил некогда обучавшегося в Гарварде Канэко Кэнтаро, старого знакомого Рузвельта, поехать в Америку для установления прочных японо-американских отношений. Чуть позже, в июле 1904 года, уезжая в Маньчжурию в качестве верховного командующего маньчжурской армией, фельдмаршал Ояма, как сообщают, сказал со своим сильным сацумским акцентом своему земляку, военно-морскому министру Ямамото: «Я позабочусь о сражениях в Маньчжурии, но я рассчитываю на тебя, как на человека, который скажет, когда остановиться». В общем, обладатели власти в Японии «думали о том, как закончить войну еще до того, как ее начать». Требования жесткой политики, провозглашаемые политическими деятелями, могли усилить положение стронников твердой руки в кругу облеченных властью лиц, но не могли вынудить гэнро принять окончательное решение. Политические деятели добились лишь подъема общественного мнения в поддержку войны, так что, когда олигархи в конце концов решились на войну, убеждать население в ее необходимости было уже не нужно. Энтузиазм населения был так высок, что некоторые наблюдатели даже назвали Русско-японскую войну «народной войной». Как утверждает Киосава, сотрудничество японского народа с правительством началось с началом войны. Однако знаменитое киококу ичи (национальное единство) в войне было по большей части поверхностным явлением. |
загрузка...