Глава третья. «Он мог бы узурпировать корону»

«... король подозревал, что он мог бы узурпировать
корону еще при его жизни, и эта подозрительная ревность
стала причиной того, почему, в свою очередь, он лишил
принца своего расположения и отцовской любви».
«Первая английская жизнь Генриха V»

«Мой милый сын, откуда могут быть права на это у тебя,
когда я сам, как хорошо ты это знаешь, их не имею?»
Энгерран де Монстреле «Хроники»

Свою болезнь Генрих IV считал наказанием, ниспосланным ему Богом за убийство архиепископа Скроупа (который стал известен в Йоркшире как «Св. Ричард»). Многие из его подданных думали так же. «После этого король утратил красоту своего лица, — пишет брат Капгрейв. Как гласила народная молва, с того самого времени и до своей смерти он стал прокаженным, становясь безобразнее день ото дня.» Его лицо и кисти рук были усеяны огромными пустулами, «большими, как соски, прыщами», и если его статуя в Йоркском кафедральном соборе (начала 1425 года) являет действительное портретное сходство, то величина его носа стала просто ужасной. Болезнь, несомненно, имела [64] либо венерическое происхождение, либо была туберкулезной гангреной, хотя не исключена возможность, что причиной ее была эмболия той или иной этиологии. Первый приступ заболевания, заставивший его воскликнуть, что он весь горит огнем, миновал довольно быстро, но недугу в сопровождении с другими недомоганиями через определенные интервалы времени суждено было возвращаться. Пострадало не только его тело, но и разум, так что править государством он уже не мог. Его придворный лекарь, мастер Мальверн, был не в силах помочь ему, поэтому из Италии специально для него были выписаны два специалиста-еврея, мессеры Пьетро ди Алькобассе и Давид ди Нигарелльо. Но и они оказались столь же беспомощными. В 1408 году с ним случился удар, и двор на протяжении нескольких часов полагал, что он мертв.

Когда он бывал совершенно обессилен болезнью, что в последние годы его царствования случалось с ним особенно часто, он пытался управлять посредством своего друга, архиепископа Арунделя. Однако в конце 1409 года архиепископа отстранили от власти, отправив его с должности советника в отставку. Немалую роль в закате Арунделя сыграл принц Генрих вместе с Бофорами — своим старым наставником епископом Бофором и сэром Томасом Бофором, ставшим к этому времени адмиралом Англии.

Бофоры были незаурядным явлением при английском дворе. Одаренные и энергичные, они в такой же степени были и тщеславны. Их мать Екатерина Роэлт состояла воспитательницей при первой жене Джона Гонта. Оба они родились в то время, когда она была любовницей их отца, а его вторая супруга была еще жива. Но узаконены папой и королем Ричардом II они были позже, [65] когда в 1396 году Екатерина стала третьей женой Гонта. Когда церемонию узаконивания проводил их единокровный брат Генрих IV, по совету Арунделя в пожалованную им грамоту были вписаны слова «за исключением королевского достоинства». Их близкое кровное родство с королем, в сочетании с отсутствием каких-либо прав на трон, делали их существенной силой, противопоставленной крупным землевладельцам и принцам дома Йорков. Старшим среди них был Джон Бофор, но в 1410 году он умер, а его вдова вышла замуж за принца Томаса, второго сына короля. Генрих Бофор, второй брат, родился в 1375 году. Прекрасный знаток законов (как гражданских, так и канонических), получив образование в Аахене, он в 1398 году стал епископом Линкольна, а в 1404 году — Винчестера. Кроме того, он обладал гением финансиста, который позволил ему из доходов священнослужителя сколотить приличное состояние. Стиль его жизни был вполне светским. Он имел любовницу и вел себя скорее как знатный вельможа, чем прелат. Надменный и горячий, он обладал даром наживать себе врагов, среди которых был и архиепископ Арундель (у которого были все основания недолюбливать его еще и потому, что тот стал отцом незаконнорожденного ребенка его племянницы). Томас Бофор, третий брат, получивший в 1412 году титул графа Дорсета, а позже герцога Экстера, был способным и надежным воином, который впоследствии стал одним из наиболее ценных полководцев Генриха. Впервые он сражался со своим кузеном в Уэльсе в 1405 году. В тот год он сыграл решающую роль в смерти архиепископа Скроупа. Его жена была из рода Невилей Хорнби и приходилась дальней родней его могущественному шурину, графу Вэстморленду, бывшему надежным союзником Бофоров. [66]

После ухода Арунделя ведущей фигурой в Совете,¹⁾ объединившись со своими наиболее доверенными друзьями: Бофорами, графами Арунделем и Уорвиком, лордом Бурнеллем и Скроупом, стал принц Генрих. Особый интерес вызывает личность последнего, так как он был единственным человеком, понять которого до конца принц так и не смог.^a)

Генрих, третий лорд Скроуп Машамский, был блестящим и привлекательным человеком. Он родился в 1373 году в очень богатой и знатной семье. В 1387 году Рыцарский Двор описывал Скроупов как «grandes gentilhommes et de noblez» (высшая дворянская знать) со времен нормандского завоевания. Будучи родственником архиепископа, в 1405 году он твердо отмежевался от мятежников, за что был вознагражден имениями в Тереке и Ховингеме. Он вместе со своим зятем, лордом Фицугом, чрезвычайно интересовался христианским мистицизмом. Известно, что они сообща прочитали «Fire of Love» (Огонь любви) Ричарда Рола Хампольского. Огромные суммы расходовал он на свою часовню, убранство которой включало более 90 риз и 83 книги, что было исключительным явлением для светской личной библиотеки того времени. Принц находился под сильным впечатлением «своего доброго лорда Мешема», иногда он приглашал его разделить с ним постель. Скроуп сопровождал леди Филиппу, сестру Генриха в Швецию, когда в 1406 году она отправилась туда, чтобы сочетаться браком с королем Эриком XIII. Этого одаренного, сложного и таинственного йоркширца из Дейлса принц назначает казначеем Королевского двора.²⁾ Его успехи были так велики, что архиепископ Арундель, вновь добившийся власти, был вынужден оставить ее. [67]

Скроуп вскоре заявил Совету, что управлять страной будет не так-то легко. Долг короны был огромен, вследствие многолетнего дефицита бюджета. Он подсчитал, что дефицит в предстоящем году должен был превысить сумму в 16000 фунтов, не считая жалования. Принцу снова пришлось изымать деньги из Палаты общин. После горячих споров он сумел убедить их в том, что, в конце концов, деньги были нужны ему, чтобы гарантировать «хорошее правление», и они согласились субсидировать его.

Должно быть, он сам согласился с решением Совета обесценить денежные знаки, поскольку это служило дополнительным источником дохода. В это время в Европе разразился кризис драгоценных металлов, возникла резкая нехватка серебра и золота. В 1410 году нобль (главная золотая монета, находившаяся в обращении) был уменьшен в весе на 12 гранов, а серебряный пенс — на три. В соответствии с этим была проведена деноминация и остальных денежных знаков. Об эффективности реформы свидетельствовал тот факт, что Английскому монетному двору удалось продержаться на этом уровне более полувека. Как бы то ни было, но это мероприятие популярностью не пользовалось.

Палату общин очень волновала безопасность крепости и порта Кале, который с 1347 года был английским военным и торговым плацдармом в Северной Франции. Среди жителей города преобладало английское население. В 1410 году принц Генрих назначил себя капитаном Кале. Он выяснил, что жалование гарнизону регулярно запаздывало, а правительство задолжало ему более 9000 фунтов. Среди солдат начинались беспорядки. Тем не менее, он приказал произвести [68] расчеты и определить, сколько будет стоить содержание Кале в случае войны.

В своем общении с человеком, который представлял для него наибольшую опасность в королевстве — графом Марчем, он проявлял незаурядную хитрость и стальную выдержку. Король был так напуган самим фактом существования законного наследника Ричарда II, что все время держал его в заключении. В отличие от отца, он освободил семнадцатилетнего графа и привязал его к собственному двору, поступив с ним точно так же, как когда-то с ним самим поступил король Ричард II. Отец его был слишком ослаблен болезнью, чтобы воспротивиться этому. Этот формально примирительный, но точно рассчитанный ход будет использоваться и позже во время восхождения Генриха на королевский престол в его обращении с другими вельможами.

К этому времени полноправным правителем Парижа стал герцог Бургундский, снискавший надежную поддержку в кругах не столь знатных горожан, образованных людей и толпы. (Ему противостояли богатые горожане и правительственные круги, а также приверженцы и сочувствующие другим принцам крови.) Герцог Жан убедил Сорбонну посмертно заклеймить покойного Людовика Орлеанского как тирана, чтобы он на том основании, что совершил убийство тирана, а не смиренного человека, мог добиться у короля прощения и признания своей невиновности. Он, расположил к себе парижан тем, что осыпал щедрыми подарками гильдии (в частности, мясников, которые впоследствии стали его наиболее кровожадными приверженцами), снизил налоги, введенные арманьяками, и казнил нескольких мздоимцев. Стало известно, что граф Арманьяк [69] задумал план, как с помощью оружия изгнать его из Парижа. Герцог Жан предложил Генриху руку своей дочери, а также четыре фламандских порта в придачу и будущую поддержку в завоевании Нормандии. За это он просил оказать ему незамедлительную военную помощь. В октябре 1411 года граф Арундель возглавил двигавшееся из Кале в Париж войско, состоявшее из 800 рыцарей и 2000 стрелков. Они сражались бок о бок с бургундцами, стремясь помочь им узнать^b) засевших в своих укреплениях Арманьяков, которые блокировали мосты Сен-Клу и Сен-Дени. Эта интервенция в Англии далеко не всем пришлась по вкусу.

Еще меньше людей радовала она во Франции. Мало кого из французов могло обрадовать появление англичан в глубине их страны. Еще свежа была память о Креси, Пуатье и других городах, налеты на которые были совершены всего четверть века назад, когда «исконный враг» сжигал селения, убивал, насиловал и грабил. Более того, Арундель сам по себе был особенно агрессивной и неприятной личностью; В своих «Хрониках Карла VI» Жювеналь де Юрсен, епископ и граф Бове рассказывает нам о том, что англичан настолько не любили, что в Париже они не могли найти место для отдыха; десятилетия спустя в письме от 1440 года экспедицию графа он с горечью назовет началом анархии и опустошения Франции.³⁾ Вероятно, именно в том 1411 году один из секретарей короля Карла, Жан Монтрейль, написал в его адрес «A tout la chevalerie de France» (Всему рыцарству Франции):

«Когда я вижу, что они [англичане] хотят только одного, чтобы опустошить и разрушить это королевство, от чего, может быть, Бог убережет нас, и что они ведут войну, что несет погибель всем их соседям, я [70] питаю к ним такое отвращение и ненависть, что люблю тех, кто ненавидит их и ненавижу тех, кто любит их».⁴⁾ Политика принца Генриха во многих отношениях отличалась от политики его отца. Ему противостояла оппозиция, называемая некоторыми историками «партией короля», возможно, так оно и было на самом деле. В оппозицию входили не только архиепископ Арундель и зять короля, граф Вэстморленд (несмотря на его верность Бофорам), но и младший брат Генриха Томас Ланкастер. Принц Томас перессорился с Бофорами из-за наследства своей жены, вдовы их брата. На год моложе Генриха, будущий герцог Кларенс, был вице-королем Ирландии. Солдат до мозга костей, страстно увлекавшийся геральдикой, обожавший своего побочного сына, в ком души не чаял, он был яростным противником. В светлые моменты сознания король переживал, что после его смерти пути братьев разойдутся. Он предупреждал Генриха: «Я опасаюсь, что он своим хитрым умом предпримет против тебя какой-нибудь опасный шаг».

В ноябре 1411 года Генрих IV выздоравливает и увольняет Бофора, возвращая Арунделю пост канцлера. Место брата в Совете занимает принц Томас. Своим предложением отречься от престола принц Уэльский и его друзья сильно разгневали короля.

Тем временем между арманьяками и бургундцами велись переговоры. Принц Генрих понял, что больше пользы ему можно было ожидать от вторых. Но в марте 1412 года Арманьяки предложили Аквитанию, поскольку раньше большая ее часть находилась во владении Черного Принца. В августе принц Томас, только что получивший титул герцога Кларенса, вместе со своим кузеном, герцогом Йоркским, возглавил экспедиционную [71] армию, состоявшую из 800 рыцарей и 300 стрелков, с которой он пересек Ла-Манш и пришел на помощь Арманьякам. Высадившись в Нормандии, они маршем прошли до Блуа, оставляя после себя пепелища, убивая и грабя население. В Блуа, однако, они получили сообщение о том, что Арманьяки сдались на милость бургундцам и в их «помощи» больше не нуждались. Герцог Бургундский от их услуг также отказался. «Герцог Кларенс и англичане творили неисчислимые бедствия, на какие только был способен враг, они говорили, что не покинут королевство до тех пор, пока не получат полного удовлетворения и причитавшегося им жалования», — читаем мы в записках Жювналя де Юрсена. Им удалось добиться огромных выплат, общая сумма достигала 35000 фунтов, одна треть которой была выплачена драгоценностями. Сам Кларенс получил 40000 золотых крон и драгоценный крест стоимостью в 15000 крон, герцог Йоркский — 5000 крон и крест достоинством в 40000 крон. Менее знатные вельможи разделили трофеи, получив также и компенсации, но уже меньшего размера. Далее они двинулись в Бордо, снова, как и раньше, сжигая и истребляя все на своем пути. Кроме того, они похищали детей, намереваясь продать их в Англии в качестве слуг. Их подвиги и военная добыча вызвала дома большой интерес. Однако принц Генрих был очень недоволен походом, поскольку это означало разрыв с герцогами Бургундскими, союз с которыми, по его мнению, имел большую стратегическую ценность, нежели то, что могли предложить арманьяки.

Оппозиция принца не понравилась его отцу, который начал подозревать сына в заговоре против него. Конечно, он мог бы замыслить переворот, но был слишком [72] щепетилен, чтобы поддаться искушению. Тем не менее, он был лишен всех прав участия в управлении государством до самого конца царствования отца. В июне 1412 года, чтобы изложить свои взгляды, он прибыл в Лондон с целым сонмом своих сторонников, а затем отправился в вояж по Англии. Король опасался, что сын готовил государственный переворот. В Ковентри 17 июня принц публично объявил о своей невиновности в таких намерениях, сказав, что собирает силы для того, чтобы помочь отцу завоевать Аквитанию. Вскоре в сопровождении своих людей он вернулся в Лондон. Между Генрихом IV и наследником состоялось официальное примирение, которое, правда, не принесло удовлетворения никому из них. В сентябре после того, как его обвинили в краже жалования, предназначенного для гарнизона Кале, он снова прибыл в Лондон. На этот раз его сопровождал большой вооруженный отряд. Он прямиком отправился к отцу и после слезных объяснений они примирились во второй раз.⁵⁾

У Генриха IV были все основания опасаться за свою корону. Он сверг Ричарда, пообещав избавить страну от неумелого правления, но к настоящему времени сам был недееспособен. Несмотря на недостаточный доход в казну и беспорядок во всем, принц был совершенно уверен в том, что смог бы заставить систему работать и обеспечить страну лучшей властью и более праведным судом.

Несмотря на то, что Генрих не по годам рано начал жизнь солдата и политика, тем не менее это не мешало ему принимать участие в развлечениях, подобно другим молодым людям. Слишком многие летописцы пишут о беспутном образе жизни необузданного юнца, так что не принимать это в расчет нельзя. Даже придерживающиеся [73] во всех отношениях канонического описания биографии Генриха «Деяния» и те замечают, что «тот, оставив узы скромности, был таким же горячим воином Венеры, как и Марса; еще в ранней юности она опалила его пламенем своих факелов».⁶⁾ В «Первой английской жизни» говорится: «Он умеренно упражнялся в подвигах Венеры».⁷⁾ Но сведений о его побочных отпрысках не имеется. Возможно, это связано с тем, что все его три брата в браках были бесплодны, только Томас, герцог Кларенс, умудрился прижить незаконное дитя.

Предполагается, что принц Генрих имел и другие развлечения, включая старинную игру в переодевание, когда переодетые нападали на собственных чиновников, избивали и грабили их, но упоминания о развлечении такого рода появилось только в XVI веке. Несомненно, много времени проводил он в Лондоне, где у него был большой городской дом, принадлежавший когда-то Черному Принцу, — «Холодная гавань», возле Лондонского моста, рядом с церковью Всех Святых. Мы знаем также о том, что 23 июня 1410 года его братья, Томас и Хэмфри, участвовали в шумном ночном скандале в одной из таверн в Истчипе, где проводили время, и потасовка была такой буйной, что для наведения порядка пришлось призвать мэра и шерифов. В следующем году Томас снова участвовал в подобных беспорядках. Однако никаких сведений о том, что Генрих был молодым дружком Фальстафа (персонаж хроники Шекспира «Король Генрих IV») не имеется. И какие бы порочные друзья не окружали принца, Фальстафа среди них не было. (Настоящий Фальстаф, сэр Джон Фастольф, был стойким профессиональным воином, времени на проделки у которого не было.) Возможно, ему [74] нравилась компания сэра Джона Олдкасла, который однажды организовал для принца состязания по борьбе. Но едва ли можно обвинять сэра Джона в пороке. Тем не менее, даже такой признанный историк, как Мак-Ферлейн также принимает истории о необузданности принца за подлинные, указывая при этом, что, когда тот стал королем, то «не ведавший законов, развеселый юнец в одну ночь стал фанатичным приверженцем порядка и дисциплины».⁸⁾

Тогда волей-неволей напрашивается вопрос о том, откуда Шекспир списывал портрет своего Генриха? Долгое время считалось, что главным источником для него были «Хроники» Холиншеда, основывающиеся, в свою очередь, на записях Эдуарда Холла «Союз двух благородных и прославленных семейств Ланкастеров и Йорков» 1548 года и на переводе официальной биографии Тито Ливио 1437 года, копия которого имелась в собственности антиквара Джона Стоу. (Этот перевод, содержащий детали, переданные семейством графа Ормонда, бывшего с Генрихом во Франции, представляет собой «Первую английскую жизнь».) Шекспир рисует довольно традиционный портрет героического короля, однако в силу своего гения он более глубоко прочувствовал образ и не мог не разглядеть мании величия и жестокости монарха, на которые он раз или два намекает в своей хронике.

Существует доказательство того, что Генрих был религиозным фанатиком еще до своего восшествия на престол. Несмотря на то, что оно датируется шестнадцатым веком, своими корнями оно уходит в традицию лоллардов. Из «Книги мучеников» Фокса мы знаем, что принц играл ведущую роль в подавлении еретиков. В 1409 году он самолично руководил сожжением [75] портного-лолларда Джона Бадби, который отрицал «священство», утверждая, что святой дух еще хуже жабы или паука. Когда Бэдби начал кричать, Генрих приказал вытащить его полумертвого из бочки, в которой того сжигали, и предложил ему пожизненное содержание, если тот отречется. Человек отказался, тогда принц собственноручно снова посадил его в бочку.⁹⁾

Печать Генриха, принца Уэльского

Король Генрих IV умер 20 марта 1413 года в комнате, известной под названием «Иерусалимская палата» в жилых помещениях Вестминстерского аббатства. Летописец Джон Капгрейв рассказывает нам о том, что королевский исповедник Джон Тилль умолял Генриха покаяться в убийстве архиепископа Скроупа и в том, что узурпировал трон. На что король ответил, что отпущение грехов за убийство архиепископа он получил от папы, но сын его никогда не позволит ему признаться в узурпации. Даже у Тито Ливио^c) имеется упоминание о том, что за несколько месяцев до своей [76] кончины Генрих IV заметил сыну: «Я горько раскаиваюсь в том, что возложил на себя бремя короны этого королевства». Ангерран де Монстреле донес до наших дней рассказ о том, как принц, когда король был на смертном одре, взял лежавшую на столе подле него корону, но тот очнулся и потребовал вернуть ее. Умирающий тогда спросил сына, по какому праву тот поступил так, когда такого права не было у него самого. Принц Генрих ответил: «Как ты удерживал ее мечом, так и я не выпущу ее из рук до тех пор, пока во мне теплится жизнь». [77]

¹⁾ Taylor, Roskell, «Gesta Henrici Quinti», с 19: «почти первое доверенное лицо короля».

²⁾ Capgrave, op. cit, p. 291.

³⁾ Juvénal, in Denifle, La Denotation des églises, monastires et hôpitaux en France pendant la Guerre de Cent Ans, Vol. I, p. 505.

⁴⁾ Jean de Montreuil, cit. Lewis, Essays in Later Medieval French History, p. 194.

⁵⁾ «The First English Life of King Henry the Fifth» содержит странную легенду о том, что на принце был фантастический камзол, символический смысл которого ко второй встрече забылся», сс. 11-12.

⁶⁾ Taylor and Roskell (eds), op.cit, p. 13.

⁷⁾ The First English Life of King Henry the Fifth, p. 17.

⁸⁾ McFrlane, Cambridge Medieval History, Vol. VIII, p. 379.

⁹⁾ Foxe, Book of Maryrs in The Acts and Monuments, Vol. III, pp. 235-9.

^a) Так в книге. HF.

^b) Так в книге. HF.

^c) Итальянский хронист, автор «Жизни Генриха V» на латинском языке.