Глава V. Феодальная собственность и крестьянское землевладение при феодализме

Феодальная земельная собственность как основа производственных отношений при феодализме. Значение внеэкономического принуждения. К. Маркс и В.И. Ленин о внеэкономическом принуждении. Некоторые ошибки. связанные с понятием внеэкономического принуждения. Отличие феодальной собственности от собственности рабовладельческой и буржуазной. Феодальная собственность как основа распределения феодальной ренты среди господствующего класса. Крестьянское землевладение при феодализме. Теория «разделенной собственности» и ее критика. Маркс о «феодальной собственности» крестьян-держателей при господстве феодальных производственных отношений. Классовая борьба крестьянства в период раннего средневековья.

Итак, результатом процесса феодализации было почти повсеместное исчезновение аллода, превратившегося в держание, исчезновение свободных общинников и превращение их в зависимых или крепостных держателей — с одной стороны, с другой — образование феодальной собственности на землю и образование господствующего класса феодалов, класса землевладельцев-воинов. Наша задача заключается в том, чтобы установить значение феодальной собственности на землю как основы феодализма и роль внеэкономического принуждения, т. е. выяснить специфические черты самой феодальной собственности, отличающие ее как от более ранней рабовладельческой собственности, так и более поздней буржуазной. Ясное представление об этом поможет нам понять и своеобразие производственных отношений при феодализме, и вытекающее из них своеобразие самой феодальной собственности.

Собственность на средства производства при феодализме есть прежде всего собственность на землю. В условиях феодального способа производства, для которого характерно мелкое производство, получение феодальной ренты, которая, как и всякая рента, есть экономическая форма реализации земельной собственности, возможно было только в том случае, если обрабатываемая земля, по крайней мере в части, дающей необходимый продукт, находилась в руках непосредственного производителя. При ренте же продуктами, а тем более при денежной форме феодальной ренты вся земля, как приносящая ренту, так и дающая необходимый продукт, должна находиться в руках непосредственного производителя.

Поскольку воспроизводство необходимого продукта при всех видах феодальной ренты требует, чтобы основное средство и условие производства — земля — находилась во владении непосредственного производителя, который вследствие этого является самостоятельным мелким производителем, хозяйственно независимым от феодала, отношение собственности будет «выступать как непосредственное отношение господства и порабощения (точнее следовало бы перевести «подчинения» — die Кnеchtung. — С.С.), следовательно, непосредственный производитель — как несвободный; несвобода, которая от крепостничества с барщинным трудом может смягчаться до простого оброчного обязательства... При таких условиях, — продолжает Маркс, — прибавочный труд для номинального земельного собственника можно выжать от них (т. е. непосредственных производителей. — С.С.) только внеэкономическим принуждением, какую бы форму ни принимало последнее»¹. И еще раз подчеркивая хозяйственную самостоятельность непосредственного производителя при феодальном строе, Маркс прибавляет: «Данная форма (т. е. феодальная. — С.С.) тем и отличается от рабовладельческого или плантаторского хозяйства, что раб работает при помощи чужих условий производства и не самостоятельно»².

О том же говорит и В.И. Ленин в своей классической характеристике феодального способа производства, данной в «Развитии капитализма в России». В.И. Ленин подчеркивает, что «для такого (т. е. феодального. — С.С.) хозяйства необходимо, чтобы непосредственный производитель был наделен средствами производства вообще и землею в частности; мало того — чтобы он был прикреплен к земле, так как иначе помещику не гарантированы рабочие руки... условием такой системы хозяйства, — продолжает В.И. Ленин, — является личная зависимость крестьянина от помещика. Если бы помещик не имел прямой власти над личностью крестьянина, то он не мог бы заставить работать на себя человека, наделенного землей и ведущего свое хозяйство. Необходимо, следовательно, «внеэкономическое принуждение», как говорит Маркс, характеризуя этот хозяйственный режим...»³. Как видим, и В.И. Ленин связывает внеэкономическое принуждение при феодализме с фактом хозяйственной самостоятельности непосредственного производителя.

В советской литературе 50-х годов нередко встречались случаи преувеличения роли внеэкономического принуждения при господстве феодальных отношений. В чем же может заключаться преувеличение роли внеэкономического принуждения историками-медиевистами? Ошибки в этом вопросе могут быть различны, но все они в конечном счете сводятся к преувеличению роли насилия в развитии общественных отношений. Некоторые из историков, например, считали, что внеэкономическое принуждение присуще как всему периоду феодализма, начиная с его возникновения, так и любому акту феодала, в том числе и определению размера феодальной ренты. При таких условиях сама рента рассматривается не как экономическая форма реализации феодальной собственности, а как экономическая форма реализации самого внеэкономического принуждения, тогда как в действительности внеэкономическое принуждение есть лишь средство получения феодальной ренты собственником земли от самостоятельного мелкого хозяина, а не основа ее конституирования.

Преувеличение в этом вопросе принимает и такие конкретные формы. Само появление феодальной собственности рассматривается как результат насилия над ранее свободными общинниками — собственниками своих участков. Конечно, насилие содействовало экспроприации земельной собственности свободных общинников, но, во-первых, насилие вообще является повивальной бабкой всякого общества, когда оно чревато новым⁴, а во-вторых, «насилие и обман, — говорит Энгельс, имея в виду как раз становление феодального строя, — ...только содействуют усилению и ускорению необходимого экономического процесса»⁵. Следовательно, основой создания феодальных отношений было образование крупной земельной собственности, совершенно естественное в обществе, в котором существует уже частная собственность на землю. Напомним уже цитированные слова Энгельса: «Аллодом создана была не только возможность, но и необходимость превращения первоначального равенства земельных владений в его противоположность»⁶. Таким образом, распространение понятия внеэкономического принуждения на происхождение крупной земельной собственности, как основы феодализма, — неправомерно. Захват земли, образование феодальной собственности и связанное с нею закабаление ранее свободных членов общин создали общие условия, определившие взимание и размеры феодальной ренты при данном уровне производительных сил, тогда как внеэкономическое принуждение есть лишь средство получения собственниками земли феодальной ренты от самостоятельного мелкого хозяина. Основой такого внеэкономического принуждения является личная несвобода непосредственного производителя или различные формы зависимости его от феодала.

Последнее обстоятельство заставляет нас остановиться на характерных чертах феодальной земельной собственности и отличии ее от земельной собственности при других социально-экономических формациях.

Правомерно ли, однако, ставить такой вопрос? Ведь может показаться, что собственность по своему содержанию есть нечто само собой разумеющееся, простое и однозначное понятие. Можно a priori утверждать, что это не так. Собственность есть некоторое общественное отношение и в качестве такового оно определяется данными производственными отношениями, составляющими структуру общества, определенную формацию. Поэтому феодальная собственность так же качественно отлична от собственности рабовладельческой и собственности буржуазной, как феодальная формация представляет собой качественно нечто иное, чем формация рабовладельческая или капиталистическая. С этой точки зрения можно сказать, что собственность в рабовладельческом обществе ближе к собственности в обществе капиталистическом, чем в обществе феодальном. В самом деле, поскольку дело идет о развитом рабовладельческом обществе, оно, как мы видели, может иметь место только в лоне крупной государственности, в котором публично-правовые функции выполняются органами государства, и собственность на средства производства, в том числе на землю и на рабочую силу (рабов) принадлежит рабовладельцу и приобретает как бы «чисто экономическую» форму; тогда как в обществе феодальном собственность имеет разнообразные политические и социальные покровы и примеси⁷, от которых она освобождается при превращении ее в буржуазную собственность. С этой же точки зрения можно сказать, что собственность феодала в капиталистическом обществе (а пережитки феодализма возможны на разных ступенях капиталистического общества) есть нечто качественно отличное от той же собственности феодала в феодальном обществе. Когда феодалы в период разложения феодальной формации стремились разорвать связи с вышестоящими сеньорами и ликвидировать свои обязанности по отношению к ним, они стремились к тому, чтобы превратить феодальную собственность в буржуазную собственность. Неправильно поэтому утверждать, что феодальная собственность есть всегда собственность феодала; вполне допустимо положение, при котором феодальная собственность находится в руках не феодалов, а бюргеров, буржуазии и даже крестьян.

Ряд замечаний классиков марксизма не оставляет сомнений в том, что они понимали содержание собственности в зависимости от формации, в недрах которой эта собственность существовала. Говоря об экспроприации крестьянской собственности в Англии XVI в., Маркс говорит: «Крупные феодалы... создали несравненно более многочисленный пролетариат, узурпировав общинные земли и согнав крестьян с земли, на которую последние имели такое же феодальное право собственности, как и сами феодалы»⁸. Это замечание Маркса не раз служило предметом споров среди советских историков. Некоторые из них, обращая внимание на слово «собственник», готовы были видеть в XVI в. в Англии в крестьянах — держателях земли на феодальном праве (копигольдерах с наследственным правом держания) собственников в буржуазном смысле этого понятия. Такое мнение нам не кажется правильным; мы не имеем основания обращать внимание только на слово «собственник», упуская при этом из вида, что Маркс называл этого собственника феодальным собственником, который имел такое же феодальное право собственности на занимаемый им участок земли, как и сами феодалы. Истинное значение этого выражения Маркса мы, мне кажется, поймем лишь в том случае, если признаем, что для Маркса содержание понятия собственности менялось вместе с переходом от одной формации к другой, иными словами, что содержание понятия собственности в каждой формации так же качественно отлично, как и содержание самих формаций.

Маркс не раз и подробно останавливается на этом вопросе. Он обращает внимание на то, что «какова бы ни была специфическая форма ренты, всем ее типам обще то обстоятельство, что присвоение ренты есть экономическая форма, в которой реализуется земельная собственность, и что земельная рента в свою очередь предполагает земельную собственность, собственность определенных индивидуумов на определенные участки земли, будет ли собственником лицо, являющееся представителем общины (Gemeinwesen), как в Азии, Египте и т. д., или эта земельная собственность будет, лишь составной частью собственности определенных лиц на личность непосредственных производителей, как при системе рабства или крепостничества...»⁹

«Это общее для различных форм ренты — то, что она есть экономическая реализация земельной собственности, юридической фикции, в силу которой различным индивидуумам принадлежит исключительное владение определенной земельной площадью, — это общее ведет к тому, что различия не замечаются»¹⁰.

Речь, несомненно, идет не только о различии форм ренты (в нашем случае — об отличии ренты феодальной от ренты капиталистической), но и о различии самой собственности, ибо реализуемые экономически в ренте различные формы собственности также отличны друг от друга, как и формы ренты, и каждая форма ренты в свою очередь зависит от уровня производительных сил и соответствующей этому формы производственных отношений. Маркс указывает, что ошибочным является смешение «различных форм ренты, соответствующих различным ступеням развития общественного процесса производства»¹¹.

Что это действительно так, т. е., что феодальная собственность отличается от собственности капиталистической, свидетельствуют рассуждения Маркса о буржуазной частной собственности, которые мы находим в предварительных замечаниях к теории капиталистической ренты в третьем томе «Капитала». Там Маркс, имея в виду буржуазную или так называемую свободную частную собственность, рассматривает ее как «монополию известных лиц распоряжаться определенными участками земли как исключительными, только им подчиненными сферами их личной воли»¹².

«При таком предположении дело сводится к тому, чтобы выяснить экономическое значение, то есть использование этой монополии на основе капиталистического производства. Юридическая власть этих лиц, их власть пользоваться участками земли и злоупотреблять ими (Маркс здесь вспоминает знаменитое определение частной собственности по кодексу Юстиниана как jus utendi et abutendi quatenus juris ratio patitur. — С.С.), еще ничего не решает»¹³.

«Использование всецело зависит от экономических условий, не зависимых от воли этих лиц. Самое юридическое представление означает лишь то, что земельный собственник может поступать с землей так, как всякий товаровладелец со своим товаром: и это представление — юридическое представление о свободной частной земельной собственности — появляется в древнем мире лишь в эпоху разложения органического общественного строя, а в современном мире лишь с развитием капиталистического производства»¹⁴. В отделе о первоначальном накоплении 1 тома «Капитала» Маркс показал, что этот способ производства предполагает, «с одной стороны освобождение непосредственного производителя от роли простого придатка к земле (в форме вассала, крепостного, раба и т. д.), с другой стороны — экспроприацию земли у народных масс... Но та форма, в которой находит земельную собственность зарождающийся капиталистический способ производства, не соответствует этому способу. Соответствующая ему форма впервые создается им самим посредством подчинения земледелия капиталу; таким образом и феодальная земельная собственность, и клановая собственность, и мелкая крестьянская собственность с земельной общиной (Markgemeinschaft) превращаются в экономическую форму, соответствующую этому способу производства, как бы ни были различны их юридические формы. Один из великих результатов капиталистического способа производства состоит в том, что он, с одной стороны, превращает земледелие из эмпирического, механически передаваемого по наследству занятия самой неразвитой части общества в сознательное научное применение агрономии, поскольку это вообще возможно в условиях частной собственности; что он, с одной стороны, совершенно отделяет земельную собственность от отношений господства и рабства, а с другой стороны, совершенно отделяет землю, как условие производства, от земельной собственности и от земельного собственника, для которого земля означает не что иное, как определенный денежный налог, взимаемый им благодаря его монополии с промышленного капиталиста, фермера; капиталистический способ производства настолько разрывает связь земельного собственника с землей, что последний может провести всю свою жизнь в Константинополе, между тем как его земельная собственность находится в Шотландии.

Так,— резюмирует Маркс,— собственность на землю получает свою чисто экономическую форму, освобождаясь от всех своих прежних политических и социальных покровов и примесей...»¹⁵

Итак, совершенно очевидно, что Маркс различал не только формы ренты, но и формы земельной собственности. Утверждая, что капиталистический способ производства не находит при своем появлении соответствующей ему формы собственности, он тем самым кладет грань между феодальной собственностью и буржуазной, т. е. свободной частной собственностью, которая, как он указывает, была известна древности и затем была создана только капитализмом.

Выше мы высказали ряд соображений, желая раскрыть мысль Маркса относительно того, почему рабовладельческой формации была свойственна форма собственности, близкая к буржуазной, теперь же попытаемся установить специфические черты феодальной собственности и ее отличие от буржуазной.

Будучи «монополией» в распоряжении определенными частями земного шара, являясь исторической предпосылкой и основой феодального способа производства, покоящегося на эксплуатации масс, феодальная собственность ничем не отличается от собственности буржуазной или рабовладельческой. Маркс, однако, замечает, что юридическая власть собственников, «их власть пользоваться участками земли и злоупотреблять ими» еще ничего не решает. Само это употребление всецело зависит от экономических условий, не зависимых от воли этих лиц. Поэтому феодальная собственность определяется Марксом как особая форма собственности определенных лиц в условиях, когда непосредственный производитель есть мелкий сельский хозяин и неразрывно связан с землей как основным средством производства. Вполне понятно, что отношение собственности при феодальном строе выступает как отношение господства и подчинения, а непосредственный производитель — как несвободный. Вполне понятно также, что капиталистический способ производства «освобождает» земельную собственность от отношений господства и подчинения.

Так как непосредственный производитель является при феодальном способе производства владельцем средств производства и условий труда, необходимых для производства средств его собственного существования, и является в хозяйственном отношении самостоятельным по отношению к земельному собственнику, то прибавочный труд для земельного собственника можно выжать только внеэкономическим принуждением, вследствие чего внеэкономическое принуждение вытекает из феодальной собственности и тесно связано с ней, образуя вместе с тем одну из ее специфических черт.

Это положение Маркса имеет для медиевистов исключительно большое значение. В самом деле, если отношение собственности должно выступать как отношение господства и подчинения, то в раннюю пору феодализма, когда функции публичноправового порядка еще не дифференцировались от функций частноправовых, сама феодальная собственность оказывается тесно связанной с представлением о господстве в публичноправовом смысле. Судебная и административная власть сеньора, сохранившаяся частично вплоть до буржуазных революций как атрибут земельной собственности при феодализме, есть, с одной стороны, средство внеэкономического принуждения, а с другой, источник доходов, которые тоже входят в феодальную ренту как одна из ее частей. И здесь мы подходим еще к одной специфической черте феодальной собственности.

Когда мы говорим о наиболее полной, т. е. буржуазной собственности, мы рассматриваем ее, следуя Марксу, как «монополию известных лиц распоряжаться определенными участками земли». И поэтому, говоря о свободной частной собственности на землю, т. е. о буржуазной собственности, мы представляем себе определенную часть земной поверхности, имеющую определенные границы и измеряемую в определенном количестве квадратных единиц. При буржуазной собственности мы можем всегда точно указать границы, всегда точно определить размеры собственности и принадлежность ее определенному лицу.

Сложнее, когда мы имеем дело с феодальной собственностью.

Если буржуазная собственность предполагает монополию известных лиц в распоряжении определенными территориями с устранением других лиц, то природа феодальной собственности такова, что она не устраняет, как правило, других лиц. Следовательно, феодальная собственность не влечет за собой свободного распоряжения землею или по крайней мере может и не влечь за собой этого распоряжения со стороны собственника. В самом деле, известно, что всякая феодальная собственность есть держание от вышестоящего сеньора и в конечном счете от короля. Согласно, например, английскому обычному праву, всякий феод, находящийся в наследственном владении того или другого феодала, есть фригольд, т. е. свободное держание, однако это не значит, что такое свободное держание есть свободная частная собственность, так как и это свободное держание влечет за собой те или иные повинности в пользу вышестоящего сеньора или государства. На это и обратил внимание Маркс, указавший, что английские лорды в эпоху реставрации присвоили себе современное право частной собственности на поместья, на которые они имели лишь феодальное право¹⁶. Другой пример. Феодал, получивший от короля иммунитетную грамоту, получал право на доходы от суда и администрации (судебные штрафы, рыночные, мостовые, паромные и другие пошлины, право баналитетов и т. д.), и в этом отношении он был соучастником феодальной собственности на иммунитетный округ, но он был и оставался лишь соучастником собственности, ибо многие из жителей этого округа могли в поземельном и личном отношении зависеть от другого сеньора. Это в особенности стало ясно, когда в результате развития товарно-денежных отношений каждая из рент или ее частей могла продаваться отдельно и, следовательно, могло случиться, что в одно и то же время как будто одна и та же земля продавалась двумя феодальными собственниками двум различным лицам.

Отсюда следовала специфическая особенность феодальной собственности — отсутствие точных границ и размеров ее Феодальная собственность могла иметь и то и другое, но не обязательно. Например, феодальный сеньор мог отдать часть своей земли с сидящими на ней крестьянами своему вассалу за обязанность несения ему тех или других служб. Однако при этом сеньор мог оставить за собой часть феодальной ренты, а вассал в свою очередь мог получить в качестве феода землю с ее крестьянами от другого сеньора, т. е. становился держателем земли сразу от двух или больше вышестоящих сеньоров. Мало этого, любой сеньор мог иметь лично зависимых от «его людей, сидящих на земле другого сеньора и зависимых одновременно в судебно-административном отношении от третьего сеньора и т. д. Представление о вотчине, как центре, куда стекались доходы от зависимых от данного сеньора людей, могло и не быть связано, как это очевидно из всего вышесказанного, с представлением о части земного шара, находящейся в монопольном распоряжении определенного лица, как о территории, имеющей определенные границы и занимающей определенную, выраженную в определенном числе единиц поверхности, величину. Эту особенность феодального собственника Маркс хорошо выразил, сказав, что в случаях рабства или крепостничества сама собственность есть побочный продукт прав собственника на личность непосредственного производителя¹⁷.

Феодальная собственность, с другой стороны, непохожа на буржуазную собственность, когда дело идет об отношениях собственника к непосредственному производителю, сидящему на земле феодального собственника. На последнем обстоятельстве приходится остановиться подробнее ввиду того, что суждения об этих отношениях вызывали в советской науке споры и недоразумения, имеющие место и до сих пор.

Мы уже видели, что при феодальном способе производства все средства производства и условия труда находятся обычно в руках непосредственного производителя. Существеннейшим условием производства для крестьянина является земля, которая в виде держания дается ему сеньором.

Так как, с другой стороны, сам сеньор заинтересован в том, чтобы его земля обрабатывалась и, следовательно, приносила ему доход в виде различного рода феодальных рент (а при общей неразвитости общественных отношений при феодализме, рабочие руки сеньору не так легко получить), сами феодалы стремились привязать крепче своих крестьян к земле и фактически превращали своих держателей в наследственных владельцев земельных участков. Принимая во внимание чрезвычайно медленное развитие производительных сил при феодализме и, следовательно, чрезвычайную устойчивость производственных отношений, фактически наследственное владение непосредственного производителя землею своего держания превращается в обычай, закрепленный веками воспроизводства одних и тех же отношений. Тот же обычай фиксирует и размер повинностей, которые непосредственный производитель обязан вносить своему господину за свое держание, вследствие чего держатель, интенсифицируя свой труд, может добиться того, что он может оставлять в свою пользу не только необходимый продукт, но и некоторый излишек сверх необходимого продукта. Имея все это в виду, Маркс, как мы сейчас увидим, придавал огромное значение владельческим правам крестьян и даже в каком-то смысле в некоторых случаях называл крестьян-держателей такими же феодальными собственниками земли, какими были и сами феодалы. Маркс говорит: «Некоторые историки выразили свое удивление по поводу того, что, хотя непосредственный производитель (при феодализме. — С.С.) не собственник, а лишь владелец, и весь его прибавочный труд на деле de jure принадлежит земельному собственнику, при этих условиях может вообще совершаться самостоятельное увеличение имущества и, говоря относительно, богатства у обязанных нести барщину или крепостных. Между тем ясно, что при том примитивном и неразвитом состоянии, на котором покоятся это общественное производственное отношение и соответствующий ему способ производства, традиция должна играть решающую роль. Ясно далее, что здесь, как и повсюду, господствующая часть общества заинтересована в том, чтобы возвести существующее положение в закон, и те его ограничения, которые даны обычаем и традицией, фиксировать как законные ограничения. Это же, оставляя все другое в стороне, делается впрочем само собою, раз постоянное воспроизводство базиса существующего состояния, лежащих в основе этого состояния отношений, приобретает с течением времени урегулированную и упорядоченную форму, и эти регулярность и порядок сами суть необходимый момент всякого способа производства, коль скоро он должен приобрести общественную устойчивость и независимость от простого случая или произвола. Урегулированность и порядок являются именно формой общественного упрочения данного способа производства и потому его относительной эмансипации от просто случая и просто произвола. Он достигает этой формы при застойном состоянии как процесса производства, так и соответствующих ему общественных отношений, посредством простого возобновления их воспроизводства»¹⁸.

Закрепленное веками воспроизводством одних и тех же отношений и классовой борьбой крестьянства фактически наследственное владение крестьянином землею своего надела оказывалось настолько прочным, что уже начиная с XII в. феодальные юристы становились втупик и не знали, как объяснить это явление с точки зрения римского права с его учением о собственности. Они конструировали идеальное понятие собственности, базируясь на нормах римского права, которое, как мы видели по Марксу, было близко к буржуазному, выражая наиболее полно права распоряжения собственностью (право не только использования, но и злоупотребления), и полагали, что для тех порядков, которые существовали в XII—XIII вв. (а их преемники распространяли эти рассуждения вплоть до XVII в.), следует применять принцип раздельной собственности, причем феодальную собственность феодала они называли dominium directum, а совокупность владельческих прав держателей — dominium utile. В обычном праве Франции это деление сохранилось у февдистов, знатоков феодального права вплоть до буржуазной революции конца XVIII в. В советской литературе близкую к этой точку зрения высказывал А.В. Венедиктов в работе «Государственная социалистическая собственность». В разделе, посвященном феодальной собственности, он дает очень ценную справку об учениях феодальных юристов относительно разделенной (расщепленной) собственности, но в конце концов и сам присоединяется к точке зрения, им близкой. Советский историк права считает, что собственность в феодальном обществе поделена не только внутри класса феодалов, между сеньором и вассалом, но и между феодалом-вотчинником и крестьянином-чиншевиком¹⁹. С этим, конечно, никак нельзя согласиться. Исходя из основного марксистского определения собственности как отношения, реализацией которого является рента, мы не можем крестьянина, непосредственного производителя феодальной формации, как бы ни были прочны и широки его владельческие права, считать собственником, поскольку он является не получателем, а плательщиком феодальной ренты за тот участок земли, который он обрабатывает сам или силами своей семьи. Учение феодальных юристов о разделенной или расщепленной собственности свидетельствует лишь о трудности понимания феодальных отношений, когда о них судят при помощи понятий, возникших в сфере иной, чем феодальная формация. Мы можем лишь сказать, что особенность феодальной собственности заключается как раз в том, что она допускает распределение доходов от нее в господствующем классе феодалов в результате и в соответствии с иерархической структурой самого господствующего класса феодалов. Феодальная собственность для своей реализации в виде ренты предполагает порядок, в силу которого непосредственный производитель должен иметь в своем распоряжении все средства производства и все условия труда, и вследствие этого крестьяне по крайней мере отчасти могут быть наследственными держателями своих наделов с более или менее широкими правами распоряжения этими наделами. В некоторых случаях и в некотором смысле они, как указывает Маркс, могут быть названы «феодальными собственниками» своих наделов. На этих случаях, связанных с дальнейшим экономическим развитием, мы и остановимся.

Развитие товарно-денежных отношений в связи с появлением и ростом городов, потребляющих продукты сельского хозяйства, было, как известно, связано с процессом коммутации феодальной ренты в денежную форму. Как последствие этих новых явлений в жизни феодальной формации в ряде стран, особенно там, где более или менее крупное хозяйство феодалов (подобно овцеводческому хозяйству в Англии) оказалось невозможным, происходило постепенное уменьшение собственной запашки сеньора на его домениальной земле, которая передавалась феодалом на тех или иных условиях крестьянам. Сеньор мало-помалу превращался в простого получателя феодальной ренты в форме оброка или в денежной форме, и сам никакого участия в хозяйстве не принимал. Такие порядки особенно четко проявились во Франции, в Нидерландах, в меньшей степени, но тоже довольно широко они были известны в Западной Германии. Одновременно с этим идет так называемое освобождение крестьян от крепостной зависимости, поскольку с ликвидацией барской запашки барщина и прикрепление к земле теряли свой смысл, а освобождение крестьян от тех или других повинностей сулило сеньорам большие разовые суммы в качестве выкупных платежей. Выкуп крестьянами повинностей, фиксация других повинностей в определенном размере оброка или в определенной денежной сумме превращали крестьян в наследственных владельцев своих участков, причем права распоряжения такими держаниями могли быть чрезвычайно широкими. Французский цензитарий, например, или наследственный копигольдер в Англии имели право продавать, закладывать, дарить и т. д. свои держания, причем французский цензитарий во многих случаях даже не был обязан испрашивать предварительного согласия сеньора. Подобное положение бывшего крепостного, ставшего «наследственным или вообще традиционным»²⁰ владельцем земли, позволило Марксу назвать таких держателей такими же феодальными собственниками земли, как и сами феодалы, под какими бы феодальными вывесками эта собственность ни скрывалась.

Считаю необходимым еще раз привести эти места из названной главы: «В Англии крепостная зависимость исчезла фактически в конце XIV столетия. Огромное большинство населения состояло тогда — и еще больше в XV веке — из свободных крестьян, ведущих самостоятельное хозяйство, за какими бы феодальными вывесками ни скрывалась их собственность»²¹. В другом месте той же главы Маркс, имея в виду начавшуюся экспроприацию крестьянства в Англии, говорит: «Крупнее феодалы... создали... многочисленный пролетариат, узурпировав общинные земли и согнав крестьян с земли, на которую (последние имели такое же феодальное право собственности, как и сами феодалы»²². Так как Маркс здесь (как и вообще нигде в первом том «Капитала») не употребляет термина «копигольд», то можно было бы подумать, что, говоря так о крестьянской феодальной собственности, он имеет в виду только фригольд, о котором он упоминает не один раз. Но это едва ли так: фригольд не был держанием «огромного большинства населения», а из того, что Маркс говорит дальше об английских порядках или об итальянском крестьянстве, можно уловить истинный смысл того, что хотел сказать Маркс, называя крестьян на определенной стадии развития феодальной формации такими же феодальными собственниками своих участков, как и сами феодалы. Говоря дальше об английских феодалах, что они присвоили себе «современное право частной собственности на поместья», на которые они имели лишь феодальное право, и что они это сделали, «сбросив с себя всякие повинности по отношению к государству», Маркс явно подчеркивает неполноту феодальной собственности по сравнению с современной частной собственностью, т. е. с собственностью буржуазной. Очень важно замечание Маркса, относящееся к истории итальянского крестьянства. «В Италии, — говорит он, — где капиталистическое производство развилось раньше всего, раньше всего разложились и крепостные отношения. Крепостной освобождается здесь прежде, чем он успел обеспечить за собой какое-либо право давности на землю (курсив мой. — С. С.). Поэтому освобождение немедленно превращает его в поставленного вне закона пролетария, который к тому же тотчас находит новых господ в городах...»²³.

Вот этих-то крестьян, которые еще до эмансипации приобрели «право давности на землю» и которых в другом месте Маркс называет «наследственными или вообще традиционными» владельцами земли, Маркс условно и считает «феодальными собственниками», такими же, как и сами феодалы, обязанными нести службу и другие повинности в пользу вышестоящего сеньора, в конечном счете — в пользу короля, что для феодального правосознания было равносильно повинностям в пользу государства. Феодалы были такими же условными собственниками своих феодов, как и крестьяне, которые обладали условными, закрепленными давностью и обычаем более или менее широкими правами распоряжения своими держаниями и юридически были феодальными (но не буржуазным!) собственниками своих держаний. Все вышеприведенные замечания Маркса не оставляют, по-моему, никаких сомнений в том, что Маркс, называя некоторые разряды крестьян феодальными (т. е. неполными) собственниками, имел в виду тех крестьян позднего средневековья и начала нового времени, которые выкупились на свободу, но продолжали уплачивать часть феодальной ренты (как поземельно и судебно зависимые лица) и имели широкие владельческие права на свою землю как наследственные традиционные владельцы. Маркс называет их, однако, собственниками в несобственном и уж во всяком случае не в буржуазном смысле, стремясь лишь подчеркнуть то обстоятельство, что их широкие права распоряжения землею, закрепленные феодальным обычаем или традицией, превращали их сгон с земли (например, в Англии XVI в.) в настоящую экспроприацию.

Было бы непонятным, если бы трудовые массы деревни, постепенно закрепощаемой в процессе складывания феодальной формации, оставались все время безучастными к своей судьбе. А их судьба была тяжелой; прежний свободный общинник, наследственный собственник своего участка земли — аллодист, терял свою землю и превращался в зависимого человека, становился подчас в положение серва, который мог стать в руках господина даже объектом купли-продажи. Столь радикальные перемены, будучи всеобщими, не могли не отразиться в сознании закрепощаемых, а вместе с тем не могли не вызвать ответных действий, направленных либо к возвращению прежних порядков свободы и независимости, либо по крайней мере к частичному улучшению своей участи. Эта борьба за улучшение своего положения, вполне понятно, зависела от конкретной обстановки и поэтому формы борьбы изменялись с изменением самих условий существования крестьянства как класса. Но это не мешало также проявлению общих целей этой борьбы на всем протяжении феодальной формации в той мере, в какой самой формации были свойственны некоторые общие черты. Такой общей чертой феодальной формации является основное противоречие данного способа производства. В феодальном хозяйстве земля, существеннейшее средство производства, находится в распоряжении господина, тогда как для максимальной производительности мелкого хозяйства все средства производства, в том числе и земля, должны быть собственностью производителя, т. е. при таких условиях непосредственный производитель должен быть также собственником продукта своего труда. Так как в действительности этого нет, и непосредственный производитель феодальной формации — крестьянин или ремесленник— обязан отдавать часть своего труда или продуктов феодалу, то содержанием классовой борьбы, целью ее всегда будет освобождение крестьянина от повинностей и получение в собственность всех средств производства, т. е. создание таких условий при которых непосредственный производитель будет собственником всего продукта своего труда.

Классовая борьба крестьянства вытекает из основного противоречия феодальной формации.

«...крестьянские движения VIII—XI вв., — говорит А.И. Неусыхин, — были направлены против самого установления феодального способа производства. К тому же крестьяне этого периода, как свободные, так и зависимые, продолжали оставаться членами общины-марки, которая, несмотря на рост имущественного неравенства в ее среде и на частичное ее закрепощение, все еще сохранялась как производственная организация»²⁴. Крестьяне в VIII—IX вв. не выступали, таким образом, «разрозненными непосредственными производителями, хотя степень этой разрозненности была значительнее в западной, чем в восточной части франкского государства. Это объясняется тем, что в западных его областях большее число общинников, чем на востоке, успело к этому времени превратиться в зависимых крестьян, причем часто члены разных, даже соседних общин, т. е. жители различных деревень, вступали в зависимость от разных вотчинников»²⁵, — говорит проф. А.И. Неусыхин, имея в виду Каролингскую империю. И это вполне понятно. Классовая борьба есть факт конкретный — борющиеся применяют определенную тактику и ставят вполне определенные конкретные цели в зависимости от обстановки. На западе Франкского государства развертывается борьба складывающегося класса крестьянства за улучшение своего положения, облегчение своей участи, тогда как на востоке, например, в Саксонии, общинники борются против своего закрепощения.

Свидетельством борьбы крестьянства на западе Франкского государства (территория нынешней Франции, отчасти Италии) являются многочисленные упоминания о «тайных обществах», о «заговорах, скрепленных присягой» (gildones, coniurationes, adunationes, obligationes) в капитуляриях Карла Великого. Например, в капитулярии 805—806 гг. содержится запрет заговоров (coniurationes) и указывается, что в них принимают участие как свободные люди, так и сервы. В том случае, если это «сообщество» не предполагало особой взаимной присяги его членов, свободные участники заговора должны «очиститься» клятвой, что они вступили в сообщество без всякого дурного умысла, либо, если они не могут принести такой клятвы, должны уплатить штраф; сервы же в случае их виновности подвергаются бичеванию. В том же случае, если было заключено «сообщество, скрепленное присягой», и было учинено какое-либо «зло», то зачинщики подлежат смертной казни, а участники этого оговора должны подвергнуть друг друга различного рода телесным наказаниям и частичному изуродованию (бичевание, вырывание волос, ноздрей). Правительство стремилось к тому, чтобы искоренить саму возможность подобного рода заговоров и восстаний. Об этом свидетельствует капитулярий Людовика Благочестивого от 822—828 гг. В нем категорически воспрещаются всякие «союзы» и «сотоварищества», а виновные в составлении таковых ссылаются на Корсику, остальные соучастники уплачивают штраф, а в случае неуплаты подвергаются телесным наказаниям. В другом капитулярии того же короля говорится о заговоре сервов, за которых должны отвечать их господа.

Издание этих постановлений — свидетельство того, что такие случаи были частыми²⁶.

Типичным для восточной части Франкского государства и вместе с тем наиболее крупным является восстание, известное под названием Стеллинга в Саксонии в 841—843 гг. Здесь свободные, частично впадающие в зависимость саксы, соединившись с литами, полусвободными членами племени, воспользовавшись враждою между внуками Карла Великого, Лотарем и Людовиком, восстали против своих господ, изгнали их из своей страны и стали жить по старинным законам, присвоив себе название Стеллинга (люди старого закона). Нет никакого сомнения в том, что основная масса восставших, которых хронист этого времени Нитард называет фрилингами, были свободными общинниками, начавшими попадать в феодальную зависимость от своих же благородных — эделингов; а стремление восставших восстановить старые обычаи означало возвращение к свободному состоянию общинного племенного быта. Характерно также совместное участие фрилингов и литов, так как этот факт указывает на начавшийся процесс слияния свободных саксов с полусвободными и возникновение класса феодально-зависимых крестьян, процесс, который в Саксонии еще только начинался²⁷.

Но крестьянские восстания продолжались во всех частях Франкского королевства и позже. В хронике Гильома Жюмьежского²⁸ есть известия о восстании нормандских крестьян в конце X—начале XI в. Эти грубые люди, рассказывает летопись, устраивали сборища по всем нормандским графствам и решили жить по своему усмотрению. Движение было до известной степени организованным. Повстанцы хотели создать свои законы, регулирующие пользование лесами, водами и другими угодьями, и это весьма симптоматично, ибо захваты со стороны господствующего класса прежде всего касались альменд. В каждом округе восставшие избрали по два депутата на общее собрание графств. Правящие круги были серьезно встревожены этим движением и приняли экстренные меры: герцог Нормандский направил на подавление восстания графа Рауля, который, захватив всех выборных, отрубил им руки и ноги и изувеченных отпустил по деревням. После такого разгрома крестьяне, говорит летописец, возвратились к своим плугам. Хронист Сигеберг де Жемблу, рассказывая о голоде 905 г., сообщает, что голодные нападают на богатых, грабят и жгут их имущество. В одном из картуляриев XI в. рассказывается о большом восстании крепостных монастыря в Арнульфе, недовольных притеснениями монахов; монастырю удалось подавить это восстание, но только после продолжительной борьбы. В другом картулярии упоминается сеньор, который делает вклад на помин души своего сына, убитого сервами.

Подобные сообщения не часты в летописях IX—XI вв., и это вполне понятно, так как хронисты, как правило, близки к господствующему классу и весьма неохотно сообщают о таких событиях. И тем не менее если не прямых, то косвенных показаний достаточно, чтобы подтвердить справедливость общего положения о серьезном размахе классовой борьбы в раннее средневековье. Мы останавливаемся на этих случаях, относящихся к VIII—XI вв. и отделяем их от последующего времени, потому что с возникновением городов борьба крестьян носит несколько иной характер и приобретает более широкий размах.

¹ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, стр. 353.
² Там же, стр. 353—354.
³ В.И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 3, стр. 184—185.
⁴ См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 23, ч. II, с. 761.
⁵ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 19, с. 498.
⁶ Там же, с. 497.
⁷ См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 167.
⁸ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 23, с. 730.
⁹ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 183-184.
¹⁰ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 184.
¹¹ Там же, с. 183.
¹² Там же, с. 165.
¹³ Там же.
¹⁴ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 165.
¹⁵ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 166-167.
¹⁶ См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 23, ч. II, с. 735.
¹⁷ См. К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 761.
¹⁸ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 356-357.
¹⁹ См. А.В. Венедиктов. Государственная социалистическая собственность. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1948, стр. 223—229.
²⁰ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, с. 361.
²¹ К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 23, с. 728-729.
²² К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 23, с. 730.
²³ Там же, стр. 728, прим. 189.
²⁴ Лучше было бы сказать: как организация производителей. А.И. Неусыхин. Ук. соч., стр. 397.
²⁵ А.И. Неусыхин. Ук. соч., стр. 397—398.
²⁶ См. А.И. Неусыхин. Ук. соч. стр. 398—401.
²⁷ Там же, стр. 222—223.
²⁸ «Хрестоматия по истории средних веков». т. I. М., Госполитиздат, 1961, стр. 500—501.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 11803

загрузка...

Другие книги по данной тематике