В. Е. Еременко. Археологическая карта милоградской культуры
Историю изучения милоградской культуры (далее - МЛГРК) можно разделить на несколько этапов. Первый, охватывающий конец XIX - начало 50-х годов XX в., характеризуется первичным накоплением материала, обследованием памятников раннего железного века южной Белоруссии и северной Украины. Начальное знакомство с новыми категориями древностей позволило А. Н. Лявданскому сделать вывод о различиях материальной культуры раннего железного века северной и южной Белоруссии [218]. Второй этап связан с работами на Полесье Славянской экспедиции ИА АН СССР (П. Н. Третьяков, Ю. В. Кухаренко, О. Н. Мельниковская).
В 50-х - начале 60-х годов было раскопано несколько десятков памятников, ставших впоследствии эталонными для изучения МЛГРК. Весь исследованный материал был обобщен в монографии О. Н. Мельниковской, до сих пор остающейся единственным полным его собранием [256]. В то же время изученность подгорцевских памятников северной Украины была значительно ниже, их исследование еще только начиналось [29, с. 53 - 55; 81, с. 197 - 208; 82, с. 5 - 20]. После выхода в свет монографии О. Н. Мельниковской начинается третий этап исследований. Продолжается накопление материала, складывается группа белорусских исследователей во главе с Л. Д. Поболем и A. Г. Митрофановым. Появляются новые обобщающие работы [266; 300; 301; 306; 310; 311; 338]. Несколько выравнивается степень изученности южнобелорусских и северноукраинских памятников. В дополнение к двум вариантам МЛГРК, южнобелорусскому и подгорцевскому, исследования И. К- Свешникова и А. А. Егорейченко позволили выделить волынский и средне-белорусский варианты [113, с. 54 - 61; 338, с. 68 - 81]. Составленные нами карта и каталог памятников МЛГРК (рис. 1; приложение)15 могут послужить основой для более углубленного изучения культуры, более полного понимания процессов культурного развития на территории Волыни и Полесья в эпоху раннего железа. К 1984 г. (материалами, опубликованными в этом году, в основном завершено составление каталога и карты) общая вскрытая площадь на памятниках, содержащих материалы МЛГРК, составила, по неполным данным, около 45 тыс. м, т. е., по сравнению с 60-ми годами, увеличилась почти вчетверо [256, с. 16]. Степень исследованности МЛГРК сравнительно велика: раскапывалось около 20% всех известных памятников, в том числе около 30% мысовых и 10% болотных городищ, более 20% селищ и практически все известные могильники. К сожалению, опубликована лишь небольшая часть раскопанного, а полнота публикаций зачастую оставляет желать лучшего, особенно в отношении керамики. Исследованы в основном южнобелорусские памятники МЛГРК. Перенос полученных при этом выводов на всю культуру отнюдь не способствует лучшему пониманию развития материальной культуры населения бассейна Верхнего Днепра в I тыс. до н. э. От такого одностороннего подхода к изучению милоградско-подгорцевских древностей предостерегала в свое время О. Н. Мельниковская [256, с. 168 - 169]. Поэтому, прежде чем обратиться к изучению хронологии и культурных взаимодействий, кратко охарактеризуем локальные варианты МЛГРК (рис. 1 "а вкладке, табл.). Основным критерием для их выделения послужила территориальная отграниченность групп памятников. Варианты различаются также по типам жилищ, погребального обряда, орнаментации керамики и другим признакам (табл. 1). Выделены следующие варианты: I. Западнополесский; II Среднебелорусский, разделенный на две зоны: преобладания культуры штрихованной керамики {а) и преобладания МЛГРК (б); III. Восточнополесский, IV. Верхнеднепровский; V. Подгорцевский, разделенный на две группы - деснинскую (а) и киевскую (б); VI. Волынский, также разделенный на две группы - житомирскую (а) и ровенскую (б). Южная граница среднебелорусского варианта проведена по линии наибольшего распространения элементов культуры штрихованной керамики на Юг и Восток. Начало изучению хронологии МЛГРК положено О. Н. Мельниковской [256, с. 161 -168]. Накопление новых датирующих материалов, а также уточнение датировок вещей скифского [239; 297] и латенского происхождения [119] позволяют существенно уточнить как предложенную О. Н. Мельниковской хронологическую схему, так и картину становления и развития МЛГРК в целом. В последние годы белорусскими исследователями выделены так называемые "памятники МЛГРК эпохи бронзы" [например, 311, с. 271, № 562, с. 324, № 130]. По-видимому, применение такого термина следует признать преждевременным ввиду слабой изученности эпохи поздней бронзы на территории Белоруссии [155, с. 4]. Можно лишь отметить, что некоторые виды орнаментации милоградской керамики находят аналоги в орнаментации керамики эпохи бронзы. Картографирование пунктов, на которых обнаружена керамика с чертами эпохи бронзы (валиками по плечику и шейке, отпечатками штампов, растительными примесями и др. - карта 2), подтверждает точку зрения О. Н. Мельниковской о сложении МЛГРК на основе местных культур эпохи бронзы [256, с. 19 - 22] и вместе с тем позволяет выделить для каждого варианта культуры предшествующего времени, оказавшие наиболее существенное влияние на сложение облика новой культуры. Так, памятники лебедовского типа наиболее повлияли на сложение подгорцевского варианта; лужицкой и высоцкой культур - западнополесского варианта; высоцкой культуры и житомирских курганов - волынского варианта. Локальные варианты милоградской культуры Рис. 1. Археологическая карта милоградской культуры Рис. 2. Территориальное распределение датирующих вещей милоградской Назвать конкретные группы памятников, послуживших основой сложения среднебелорусского, восточнополесского и верхнеднепровского вариантов, не представляется возможным. Отчасти этот пробел восполняют собранные Л. Д. Поболем и картированные нами памятники с чертами эпохи бронзы (рис. 2), основное скопление которых обнаружено в Белорусском Полесье. Несомненно, ранним признаком МЛГРК являются находки керамики с жемчужным орнаментом. В дополнение к аргументации О. Н. Мельниковской [256, с. 104] можно добавить, что этот тип орнамента уходит корнями в керамическую традицию памятников эпохи бронзы поречья Сейма, Десны и Сулы, где он распространен и в раннем железном веке [18, табл. 1, с. 90; 121, рис. 1, 4, 10; 2, 1 - 4, 6 - 8; 149, с. 56; 391, табл. 1; 320, рис. 1, 5, б и др.]. Два памятника восточнополесского варианта, на которых обнаружена керамика с жемчужным орнаментом, датируются скифскими стрелами с шипами [табл. 2, 17, 29] VII -началом VI вв. до н. э. [151, с. 16, рис. 2; 240, с. 18; 268, рис. 3, 5; 115, 2, с. 15, 69]. Этим же временем датируется и фрагмент бронзовой булавки, обнаруженной на городище Ясенец [128, рис. 6], близкой типу 22, по В. Г. Петревхо [297, с. 18]. На трех памятниках обнаружены умбоновидные подвески [табл. 2, 3, 31], близкие I варианту 1-го типа, датирующемуся VI в. до н. э. [297 с. 21]. VII в. до н. э. могут быть датированы посоховидные булавки (рис. 3, 30), близкие I варианту 19-го типа [297, с. 16]. Мотыжки с боковыми выступами (табл. 2, 28) относятся к этому же времени [319, с. 76]. VI в. до н. э. датируются фрагмент ложновитой гривны из Короста (прил. № 405) и булавки с отверстием в головке [297, с. 42; 400, рис. 2, 7]. Бляха, обнаруженная на городище Вылево, имеющая 4 концентрических расположенных ряда треугольных прорезей [256, рис. 31, 2], может быть датирована VII в. до н. э. [148, рис. 11, с. 26 - 27, 30; 332, рис. 11, Л с. 22]. Датировки остальных типов вещей значительно выходят за рамки VI в. до н. э. Таким образом, ранний период существования МЛГРК характеризуется сочетанием керамики с жемчужным орнаментом и вещей VII - VI вв. до н. э. Памятники, содержащие эти категории вещей, очерчивают территорию формирования МЛГРК (рис. 2): Черниговское Полесье, восточную часть белорусского Полесья, южную часть верхнего Поднепровья. Жемчужный орнамент обнаружен на керамике некоторых памятников киевской группы подгорцевского варианта (прил., № 372 - 375) и житомирской группы волынского варианта (прил., № 393, 396, 398), но отсутствие ранних датирующих вещей не позволяет включить эти территории в область формирования МЛГРК: Волынь в VII в. до н. э. еще занята памятниками могилянского типа [187], Житомирщина - житомирскими курганами [256, с. 49 - 51], Среднее Поднепровье - позднечернолесскими памятниками [169, с. 134-135]. Во вторую хронологическую группу включены типы вещей, датирующиеся в основном в пределах VI - V вв. до н. э. Этим временем датируются сережки с конусовидным щитком (табл. 2, 45), близкие II варианту 5-го типа [297, с. 27]. На городище Мохов II обнаружена форма для их отливки [256, с. 13]. В VI в. до н. э. появляются гвоздевидные булавки различных вариантов (табл. 2, 32) и посоховидные булавки, близкие II варианту 19-го типа (табл. 2, 48, 65), бытующие вплоть до начала III в. до н. э. [297, с. 13, 16- 17]. Большое распространение получает оружие. Дротики (табл. 2, 14) находят аналоги в скифских древностях VI - V вв. до н. э. [208, рис. 2, продолж., 156]. Акинак из Казаровичей (табл. 2, 46) относится к типу V отдела 1, по А. И. Мелюковой, распространенному в Трансильвании в VI - V вв. до н. э. [240, табл. 18, 4, с. 53; 241, рис. 33, 81. Судя по описанию, близок ему акинак из Асаревичей [256, с. 72]. VI - началом V вв. до н. э. датирует Ю. В. Кухаренко копья из Дубойского могильника (табл. 2, 6; 190, с. 11). Скифские ? стрелы, обнаруженные на милоградских памятниках, относятся к типам, распространенным в V-III вв. до н. э. [256, рис.29, 1 - 5]. О. Н. Мельниковская полагает, что скифскими стрелами пользовалось милоградское население [256, с. 69]. С этим трудно согласиться по следующим причинам. Во-первых, полностью отсутствуют следы их местного производства. Во-вторых, нет непрерывности их использования: между ранними стрелами с шипами и стрелами V - III вв. до н. э. лежит лакуна длительностью около столетия. В-третьих, на городище Асаревичи (прил. № 327) большое количество стрел обнаружено на территории разрушенных валов, что, по мнению самой О. Н. Мельниковской, "свидетельствует о борьбе населения городища с нашествиями лесостепных племен" [256, с. 14]. Укладывается в рамки VI - V вв. до н. э. и хронология вещей, обнаруженных на подгорцевских памятниках. VI - V вв. до н. э. датируются конусовидная сережка и акинак из Асаревичей (см. выше). Бляхи с прорезями и отверстиями (рис.3,53) находят аналоги в культуре западнобалтийских курганов конца VI периода бронзы - начала периода раннего железа, что соответствует VI - V вв. до н. э. [447, рис. 125, с. 279; 448, с. 165 - 166]. Литые круглые бляхи с восьмерковидными украшениями (рис. 3, 52, 56) находят аналоги в кобанской культуре и на памятниках Кабарды VI - IV вв. до н. э. [50, рис. 52, 10; 171" табл. XXXIII, 7, с. 55]. Булавки с ажурным навершием (рис. 3, 55) широко распространены в культурах "балтского круга" лесной зоны в IV-III вв. до н. э. [18, рис. 20, 9, с. 129; 274". рис. 2, 3, 6, 7; 275, рис. 28, 9] и находят прототипы в древностях Кабарды, Балкарми и Северной Осетии второй четверти I тыс. до н.э. [101,№76 - 81]. Булавки с навершием в виде двух выпуклых бляшек (рис. 3,51) схожи с верхневолжскими [274, рис.2" 9]. Украшения в виде спаянных по две проволочек с утолщенными концами или шариками на концах (рис. 3, 49, 57), литейная формочка для изготовления которых обнаружена на городище Горошково (прил. № 204), известны в высоцкой культуре [256, с. 85]. Подвески в виде колокольчиков (рис. 3, 54, 58) появляются у скифов в переднеазиатский период их истории [312, табл. X. 1, с. 108]. Аналоги в кобанской культуре находят литые треугольные подвески со спиралевидными узорами (рис. 3;. 36), относящиеся к середине VII-V вв. до э. [171, рис. 1, I,Е]. Ожерелье из погребения в Подгорцах (прил. № 385а) очень близко ожерелью из кургана 3 в урочище Стайкин Верх близ Аксютинцев, датирующемуся V в. до н. э. [150, табл. VIII, 3,. с. 141 -142]. Бронзовые трубочки, на которые прикреплены подвески из Подгорцевского клада (прил. № 385), также находят аналоги на скифских памятниках Посулья V в. до н. э. [153, с. 327, рис.]. Краткий анализ подгорцевских типов вещей подтверждает" высказанное П. Н. Третьяковым предположение о том, что многие типы бронзовых "балтских" украшений распространялись в лесной зоне из Поднепровья [378 с. 208], поскольку эти изделия датируются здесь более ранним временем. В то же время их атрибуция как изначально балтских представляется спорной: при детальном рассмотрении оказывается, что прототипы большинства "балтских" украшений представлены на той территории, где активно действовали скифы в переднеазиатский период своей истории. Таким образом, подгорцевские украшения, как изготовленные в технике воскового плетения, так и более простые, не связаны со скифским лесостепным комплексом украшений и обнаруживают аналоги в комплексе украшений Посулья, связанного более со степной Скифией [150, с. 173 - 174]. По-видимому, они были занесены в Среднее Поднепровье в период между окончанием переднеазиатских походов скифов и сложением севернопричерноморской степной Скифии [268>> с. 104]. Картографирование датирующих вещей второй хронологической группы очерчивает территорию МЛГРК в VI - V вв. до н. э. (рис. 2). В этот период появляются памятники подгорцевского и волынского вариантов, а также элементы МЛГРК в средней Белоруссии [266, с. 8-16]. Загадочным представляется отсутствие вещей второй хронологической группы на памятниках восточнополесского варианта, бывшего в предшествующем периоде самым населенным районом культуры. Третья хронологическая группа вещей датируется серединой IV - первыми десятилетиями III в. до н. э. и связана уже не столько со скифскими, сколько с латенскими типами вещей, относящимися к финальной стадии существования горизонта Духцов-Мюнзинген. К этому времени относятся фрагмент духцовской фибулы и латенские браслеты с рубчиками (рис. 3, 37, 38, 42), а также латенский дротик (рис. 3, 40) [133; 119; 518, табл. 1, с. 43, 57]. В IV - начале III вв. до н. э. на территорию МЛГРК продолжают попадать и скифские типы вещей, обнаруживаемые, как правило, в комплексах с латенскими. Это неорнаментированные браслеты II варианта 4-го типа, по В. Г. Петренко >(прил., № 204), многооборотные браслеты 7-го типа и др. (рис. 3, 35) [297, с. 29, 53, 54]. Вещи третьей хронологической группы не обнаружены на памятниках западно- и восточнополесского, волынского, подгорцевского и среднебелорусского вариантов, что позволяет говорить о замирании *жизни на этих территориях в начале IV в. до н. э., о преобладании культуры штрихованной керамики в западной части среднебелорусского варианта и МЛГРК - в восточной. Территория культуры сужается до пределов верхнеднепровского варианта (рис. 2). Проведенный хронологический анализ позволяет обратиться к рассмотрению процесса сложения и развития МЛГРК в целом. В VII в. до н. э. набеги скифов, достигавшие, вероятно, Прибалтики, о чем свидетельствуют находки ранних скифских стрел [239; 73, с. 100, табл. XX, 10; 497], затронули и часть территории складывавшейся на основе местных культур эпохи бронзы МЛГРК (восточнополесский вариант). По-видимому, это повлекло за собой, с одной стороны, усиление процесса культурной консолидации перед лицом внешней опасности, а с другой - расширение территории МЛГРК вследствие начавшихся передвижек населения. В VI в. до н. э., практически одновременно с образованием севернопричерноморской Скифии [268, с. 104], наряду с верхнеднепровским и восточнополесским вариантами складываются подгорцевский и волынский, проявляется влияние МЛГРК в средней Белоруссии и в более северных областях распространения культуры западнобалтийских курганов [343, с. 35; 448 с. 161, 225]. Позднее контакты скифского и милоградского населения приобретают более мирный характер, лишь изредка нарушаемый неясными конфликтами, о которых свидетельствуют находки скифских стрел на милоградских памятниках. Скифский лесостепной комплекс вещей оказывает существенное влияние на сложение милоградского комплекса, в то время как степной комплекс, осложненный кавказскими элементами, влияет лишь на сложение подгорцевского комплекса. Центром распространения степного влияния было, по-видимому, Посулье, хотя отдельные вещи подгорцевского типа находят аналоги и на памятниках скифского времени Киевщины V в. до н. э., в которых также прослеживаются связи с Кавказом [169, с. 136]. Подгорцевское население существовало вперемежку со скифским: "контакт земледельческого населения скифской культуры и Припятского Полесья привел к образованию промежуточного звена - подгорцевской культуры" [153, с. 288; 300, рис. 1]. На сложение западнополесского варианта существенное влияние оказали позднелужицкие и, возможно, высоцкие традиции, особенно ярко прослеживающиеся в материалах Дубойского могильника [прил., № 8; 256, с. 49]. Наличие в погребениях волынского варианта каменных орудий послужило поводом для предположения о более ранней их дате, нежели южнобелорусских памятников [338, с. 77]. Против этого молено привести ряд возражений. Во-первых, Волынь в VII - начале VI вв. до н. э. занята памятниками могилянского типа [187], причем лишь в единичных случаях на могилянских памятниках обнаружена милоградская керамика, что еще не позволяет говорить о сосуществовании двух культур. Во-вторых, наличие каменных орудий в погребениях само по себе не является ранним признаком: их находки известны на скифских и зарубинецких памятниках [152, табл. XXV, 6; 169, рис. 32; 309, рис. 22, 7, 62, 10 и др.], а также в грунтовых погребениях МЛГРК в южной Белоруссии [256, с. 46]. В-третьих, керамика волынского варианта обнаруживает весьма отдаленное сходство с ранней хронологической группой, по О. Н. Мельииковской [256 рис. 44; 119, 1 - 13]. Налепы с пальцевыми вдавлениями (рис. 3, 63, 64, 66) свидетельствуют о влиянии ранних скифских орнаментальных мотивов [169, рис. 34, 7]. В-четвертых, наиболее ранние вещи волынского варианта (гривна из могильника Корост и булавка из Луки-Райковецкой - рис. 3, 65; прил., № 405) датируются временем не ранее VI в. до н. э. (см. выше). Именно к этому времени и следует отнести сложение волынского варианта на основе взаимовлияния курганов житомирского типа, милоградской культурной традиции и, возможно, высоцкой культуры. Контакты с внешним миром носителей волынского варианта МЛГРК так же, как и предшествовавших им на этой территории носителей памятников могилянского типа, были чрезвычайно слабы, что и привело к застойности культурного развития территории Волыни скифского времени. Во второй половине IV в. до и. э. на территории среднего Поднепровья и верхнеднепровского варианта МЛГРК появляются латенские импорты. Эти территории становятся центрами изготовления вещей по латенским прототипам и распространения их в лесной зоне и отчасти в Скифии [119]. Памятники большинства вариантов МЛГРК в IV в. до н. э. прекращают свое существование, за исключением, быть может, волынского варианта и деснинской группы подгорцевского варианта, где А. В. Шекуном раскопаны курганы, отнесение которых к IV в. до н. э. может оказаться вполне вероятным (прил., № 359). Возможно, именно отток населения с территории МЛГРК" прежде всего подгорцевского варианта, привел к распространению так называемых "балтских" украшений в лесной зоне, производство которых в среднем Поднепровье в IV в. до н. э. прекратилось. В начале III в. до н. э. поступление на территорию МЛГРК новых типов вещей прекращается. А. М. Обломский датировал бусы, обнаруженные в кладе браслетов 1957 г. на городище Горошково, II в. до н. э. [283, с. 17], основываясь на времени наибольшего их распространения в северном Причерноморье, по Е. М. Алексеевой. Следует отметить, что широта датировок бус вряд ли позволяет привлекать их для передатировки браслетов" имеющих гораздо более узкую дату. Если применить для горошковского клада метод узких датировок [417], то единственно возможной датой его сокрытия окажется конец IV-первые десятилетия III в. до н. э. [133]. Кроме того, схожие бусы обнаружены в классических скифских комплексах [например, 152, табл. IX, 3; 208, табл. 36, 37], и привлечение наиболее вероятного времени бытования античных бус в отдаленных античных городах северного Причерноморья вместо времени их бытования на соседних скифских памятниках представляется методически неверным. Прекращение попадания новых типов вещей на территорию МЛГРК в начале III в. до н. э. молено объяснить тем, что в первой трети III в. до н. э. Скифия под ударами сармат прекращает свое существование [227, с. 30 - 55]. Поскольку латенские импорты попадали на территорию лесной зоны именно через Скифию, ее падение разом пресекло и скифский и латенский потоки импортов [133, с. 60; 119]. Немногим ранее кельты, появившиеся в южной Польше вызвали передвижение части носителей поморской культуры на восток, о чем свидетельствует распространение наиболее поздних латенских импортов, обнаруженных на поморских памятниках [513, рис. 13; 519, рис. 3], часть которых обнаружена "на территории западных областей Украины и Белоруссии. Именно этим временем, т. е. последней третью IV в. до н. э., может быть датировано нарушение стабильности населения милоградской и поморской культур: поморские памятники появляются на территории западнополесского варианта МЛГРК, а подъемный материал МЛГРК обнаружен на территории распространения поморской культуры, в Беловежской Пуще (рис. 4). О нарушении стабильности МЛГРК на рубеже IV - III вв. до н. э. свидетельствует и сокрытие кладов латенских браслетов на городище Горошково и в Киселевском торфянике [133, с. 60]. Рис. 4. Зона стыка милоградской и поморской культур Определение поздней даты МЛГРК обычно связывается с решением вопроса о преемственности с ней зарубинецкой культуры [например, 311, с. 12]. Большинство исследователей считает, что две культуры не связаны генетически [255; 283, с. 19 и др.] и что жилище, погибшее в пожаре, обнаруженное на городище Милоград (прил., № 217), содержащее материалы МЛГРК и зарубинецкой культуры, не расчлененные стратиграфически, нельзя считать достоверным комплексом [133, с. 16 - 17]. Поскольку материалы именно этого жилища послужили в свое время для обоснования сосуществования двух культур [256, с. 10, 158- 159], утверждение о недостоверности этого комплекса требует дополнительной аргументации. Обнаруженные в жилище позднелатенские фибулы с пластинчатыми приемниками [256, рис. 31, 15, 16] датируются временем около рубежа эр [162, рис. 5] и синхронны сожжению среднеднепровских городищ зарубинецкой культуры сарматами [219, с. 16 -17]. Литые треугольные бляхи со спиралевидными украшениями (рис. 3, 36) датируются V в. до н. э. (см. выше). Таким образом, разрыв датировок материалов МЛГРК и зарубинецкой культуры в жилище достигает по меньшей мере четырех столетий, и сочетание в нем милоградской и зарубинецкой керамики может быть объяснено тем, что зарубинецкая землянка была впущена в культурный слой милоградского времени. Последовавший после пожара обвал стенок жилища и привел к смешению в его заполнении материалов двух культур. Единственным аргументом для обоснования преемственности или сосуществования двух культур остаются типологические соображения, зачастую неубедительные [например, 311, с. 12]. Впрочем, даже если предположить, что часть населения МЛГРК в виде некоей автаркии и существовала вплоть до II в. до н. э., это вряд ли изменит наши представления о сложении зарубинецкой культуры: МЛГРК могла сыграть в этом процессе лишь пассивную, крайне ограниченную роль территории, подвергшейся быстрому освоению и ассимиляции пришлым населением. Наши хронологические изыскания позволяют внести ряд уточнений и в вопрос отождествления носителей МЛГРК с неврами Геродота [256, с. 168- 176]. Локализация невров в верховьях Тираса - Днестра и соседство их с агафирсами (Герод., IV, 51, 52, 100), занимавшими территорию современной Трансильвании [173], не противоречит отождествлению с неврами волынского варианта МЛГРК. То, что невры живут вместе с будинами (Герод., IV, 105), локализуемыми исследователями в лесостепной части Днепро-Донского междуречья [99, прим. 613], позволяет соотнести с неврами и подгорцевский вариант. Оба варианта складываются в VI в. до н. э., что прекрасно сообразуется с сообщениями Геродота: "За одно поколение до похода Дария они совсем покинули свою страну из-за змей. Дело в том, что много змей появилось у них в стране, а другие, более многочисленные, устремились к ним сверху из пустынь, пока, наконец, невры, теснимые ими, не поселились вместе с будинами, покинув свою землю" (Герод., IV, 105). В будинах, следовательно, можно видеть население киевской группы скифской культуры, "вместе" с которыми жили невры - носители подгорцевского варианта МЛГРК. В появлении "змей" можно видеть процесс увеличения увлажненности Полесья, заставивший невров искать новых мест обитания. В то же время нашествие "змей" "сверху, из пустынь", может отражать начавшийся процесс консолидации населения культуры штрихованной керамики, поскольку культ змей был достаточно широко распространен у балтских народов [331, с. 189]. Отнесение к неврам северных вариантов МЛГРК (западно- и восточнополесских, среднебелорусского и верхнеднепровского) не может быть аргументировано на основании сравнения археологических источников и сведений Геродота вследствие их существенных отличий от вариантов южных. Этническая принадлежность МЛГРК остается неясной, несмотря на все большую уверенность в ее принадлежности входившей в орбиту скифского влияния группе восточнобалтийских или балтославянских племен, известных Геродоту под именем невров. В зоне стыка с территорией лесостепной Скифии (подгорцевский вариант) довольно ощутимо скифское влияние. Следовательно, нет необходимости относить балто-иранский языковой контакт исключительно к пограничью юхновской культуры и культуры зольников [341, с. 59, прим. 31]. В кратком обзоре невозможно представить всю сложность изучения МЛГРК, да такая задача нами и не ставилась. Суммирование состояния изучения МЛГРК выявляет гораздо больше узких мест, чем решает проблем. В частности, остается в значительной степени неполным наше представление о хронологии деснинской группы подгорцевского варианта, на которую могут пролить свет некоторые пока не опубликованные материалы (прил., № 359). Слабая исследованность Житомирской области не позволяет поставить на прочную источниковедческую основу решение вопроса о соотношении волынского " подгорцевского вариантов. Вследствие отсутствия датирующих вещей мы практически ничего не можем сказать о хронологии восточнополесского варианта, что не позволяет судить о его роли в культурном развитии МЛГРК. во II и III периодах, хотя памятники, содержащие керамику этого времени, известны (например, прил., № 284а). То же можно сказать о западнополесском и волынском вариантах. Во многом неясным остается механизм взаимодействия МЛГРК и культуры штрихованной керамики, начало изучению которого положено А. А. Егорейченко [113, с. 54-61]. И наконец, совсем не ведется дальнейшая разработка типологии и хронологии милоградской керамики, предложенной О. Н. Мельниковской [256, с. 96-116]. В качестве первого этапа уточнения ее хронологии можно лишь предложить передатировать периоды О. Н. Мельниковской в соответствии с выделенными нами хронологическими группами датирующих вещей: I этап [256, рис. 44] будет датироваться в таком случае VII - VI вв. до н. э., II этап [256, рис. 47]-VI -V и, возможно, первой половиной IV в. до н. э.; III этап [256, рис. 48]-серединой IV - началом III в. до н. э. Лишь дальнейшее накопление материала, его обработка и публикация позволят поставить решение многих дискуссионных вопросов изучения МЛГРК на прочную источниковедческую основу. 15 Пользуясь случаем хочется поблагодарить сотрудников филологического факультета Ленинградского университета, а также сотрудников Отдела археологии Черниговского исторического музея А. В. Шекуна и В. П. Коваленко, сотрудника Сектора археологии ИИ АН БССР Г. М. Залашко за помощь в составлении каталога и карты. |
загрузка...