Мы знаем, что резчики по камню предпочитали работать в одиночку. На той росписи, где мы уже видели Дуа-унехеха, они как раз заканчивают работу над монолитной рамой для дверного проема в виде двух косяков, притолоки и карниза, над ажурной плитой для фасада какого-то здания и над колонной, вырубленной из цельного каменного блока с пальмовидной капителью вроде колонн в Танисе и Ахнасе. Один орудует теслом, другой – долотом, третий – полировальной доской; одни работают стоя, другие сидят на табуретах, третьи взобрались на гранитные блоки. Их работа еще не закончена, но рисовальщики с тростниковой палочкой в одной руке и палитрой в другой уже обозначают контуры иероглифов, которые позже будут вырезаны на камне и раскрашены голубой или зеленой краской. В мастерской Рехмиры, которая также принадлежала к владениям Амона, скульпторы работают одновременно над гигантской статуей царя, сидящего на квадратном стуле с низкой спинкой, колоссом, опирающимся на колонну, сфинксом и жертвенным столом. Работники стоят на лапах и на спине сфинкса, на столе и на передвижных деревянных подмостках, благодаря которым они могут заниматься обработкой лиц и волос колоссальных фигур. Некоторые действуют киянками и долотом, другие заняты полировкой гранита. Рисовальщик палочкой наносит иероглифы на поверхность колонны, а художник окунает кисть в миску, чтобы раскрасить их. Как им удается совмещать столь разные работы? Ведь если скульптор, обтачивающий отдельные детали лица, и резчик, работающий над иероглифами на колонне, могут и не мешать друг другу, то уж полировку-то следовало бы отложить, пока скульптор и резчик не закончат. А художник вообще должен приступать к работе в последнюю очередь. Остается лишь предположить, что автор этой сценки решил собрать в одной мастерской ремесленников, которые на самом деле работали по очереди.
Однако то же самое мы видим и в других мастерских, где изготавливали иные предметы. Египтянам, несомненно, нравилось начинать работу сразу со всех концов одновременно. Рано или поздно, когда полировальная доска непременно сталкивалась с резцом или долотом, поднимался крик. Тот, кто считал себя правым, поносил соседа, отвечавшего ему шутками. Статую заканчивали в рекордный срок и отправляли в храм или во дворец, где она представала перед восхищенной толпой как свидетельство благоволения царя к народу или же богов к царю.
Перевозка статуи в храм превращалась в настоящий праздник. Если статуя была огромной, а дорога – трудной, это событие становилось триумфом египетской техники и организованности. Однажды потребовалось доставить алебастровую статую высотой около двадцати футов из мастерской, расположенной в предместье города, по дороге к алебастровым каменоломням, в здание, названное в честь его основателя «Любовь Джутихотепа вечна в его номе». Только благодаря исключительной благосклонности царя это здание могло получить имя частного лица, и для него могла быть изваяна статуя, которую теперь и собирались перевозить с особой пышностью. Сначала ее установили на прочные сани, состоявшие из двух толстых полозьев, приподнятых с одной стороны и соединенных мощными поперечинами. Алебастр – мягкий камень, поэтому везде, где веревки могли его повредить, под них из предосторожности подложили подушки. К этим саням, на которые водрузили груз в пять-шесть тонн, привязали четыре очень длинных каната. Их должны были тянуть четыре отряда: жители западной и восточной части нома, воины и служители храма.
Двое людей, не боясь увеличить вес саней, залезли на статую. Один стоял на коленях и с помощью специальной лампы окуривал алебастровый лик благовонным дымом терпентина, второй разбрызгивал из кувшина воду, как это делают в храмах перед статуями богов. Рядом с санями шли водоносы, которые должны были поливать землю, чтобы полозья лучше по ней скользили. Несколько человек держали огромное бревно, которое, возможно, использовалось в качестве рычага, хотя точно сказать этого нельзя.
Прозвучал сигнал к отправлению. Всеми маневрами руководят управляющий работами по изготовлению статуи и его помощники. Они передают приказания людям, наделенным даром красноречия, или, точнее, даром овладеть вниманием всей этой армии и вдохнуть в них энтузиазм речью, которая заканчивалась неудержимым возгласом «Хайя!». Статуя трогается с места и начинает медленно ползти по дороге, которую предварительно очистили от больших камней. Солдаты, расставленные вдоль дороги, сдерживают толпы желающих полюбоваться редким зрелищем. На канале, параллельном дороге, статую сопровождают лодки. Матросы и пассажиры присоединяют свои голоса к реву толпы на берегу. На набережной уже установлены накрытые столы для тех, кто устал тащить тяжеленную статую, и для тех, кто устал надрывать глотку. Центральная фигура в этой сцене – сам Джутихотеп на носилках, которые несут слуги, а за ним следуют его сыновья, солдаты и слуги с циновками и опахалами из перьев. Он считал, что более прекрасного зрелища в его номе еще не видели: «Родственники царя, которые правили здесь прежде, управляющие, заботившиеся о вечности в стенах этого города, где я поставил алтари над рекой, не могли даже помыслить о том, что я сделал для себя. Вот я завершил мой труд для вечности, закончив сооружение моей гробницы, да пребудет она вечно».
Это событие, однако, вовсе не было столь исключительным и необычным, как полагал правитель нома. Подобные торжества происходили всякий раз, когда царь разрешал частному лицу перевезти свою статую в храм, или при перевозке в храм статуй царя. Египтяне обожали устраивать подобные массовые сборища, на которых можно было вволю накричаться, хорошенько напиться и вечером возвратиться домой счастливыми и довольными. Некто Кенамон удостоился даже большей милости от царя – ему разрешили перевезти в храм сразу три свои статуи. Огромная толпа приветствовала процсесию криками и возбужденными жестами. Жрецы окуривали все вокруг терпентинным маслом. Мужчины несли в руках стебли папируса, жрицы Хатхор, владычицы Фив, били в бубны и встряхивали систры, танцовщицы и акробаты развлекали толпу.
|