2. Историки хозяйства об образовании и ранней истории Венецианской колониальной империи
Проблемы колониальной истории — проблемы столь же экономические, сколь и политические, в принципе обе эти стороны неотделимы друг от друга. Однако практически историки общей истории Венеции интересовались колониальными проблемами республики преимущественно, если не исключительно, с политической точки зрения, обращая мало внимания, или вовсе игнорируя проблемы социально-экономические. Это побуждает нас обратиться к краткому рассмотрению некоторых трудов по истории народного хозяйства в средние века с целью показать, что и как сделано буржуазной историографией для колониальной истории Венеции с экономической точки зрения. Обращение к общим сочинениям по истории народного хозяйства, поскольку они так или иначе затрагивают проблемы венецианской колониальной истории, оправдывается тем, что история венецианского хозяйства, колониального хозяйства во всем его объеме, в частности, еще не написана, если не считать отдельных статей по частным вопросам, рассеянным в различных журналах, и отдельных попыток их обобщения, вроде рассмотренных ниже «Очерков» Джино Луццатто. Исключением могла быть также рассмотренная ниже книга Тирье о «Венецианской Романии», но она не охватывает вопросов венецианской колониальной политики в бассейне Адриатического моря. [82] В качестве введения в рассмотрение работ по экономической истории Венеции остановимся на некоторое время на более ранних аналогичных сочинениях Формалеони, Мутинелли и француза Примодэ. Сочинения Формалеони, которое мы в данном случае имеем в виду, называется «Философская и политическая история мореплавания, торговли и колоний древних на Черном море».171) Работа эта выполнена по заказу императрицы Екатерины II и ей посвящена автором. Как известно, интерес к Черному морю возрос в Петербурге во второй половине XVIII в. в связи с приобретением причерноморских территорий и возникновением «греческого проекта». Заказ был выполнен автором к 1788 г. Работа Формалеони излагает историю Причерноморья с древнейших времен до времени турецкого господства. Интересующие нас вопросы рассматриваются во втором томе. В работе Формалеони рядом с фантастическими данными о родстве приадриатических венетов с венедами Прибалтики,172) определением первоначального населения Венеции в полмиллиона человек,173) имеются и вполне здравые суждения. К таким должна быть отнесена прежде всего общая оценка крестовых походов и роли в них Венецианской республики, — автор правильно усматривает в кресте лишь маску, под которой обделывались мирские дела и правильно замечает, что венецианцы сумели извлечь из них для себя очень большую пользу.174) Не менее правильно расценивает автор и поведение венецианцев при заключении ими договоров с крестоносцами накануне второго взятия Константинополя, — они не хотели нести трудностей по обороне империи и Константинополя, почему и отклонили от себя почетный титул императора, сохранив за собою все экономические выгоды предприятия.175) Едва ли можно возражать Формалеони и по поводу его положения, что до четвертого крестового похода венецианцы не вели широких торговых операций на Черном море.176) Несмотря на эти и некоторые другие правильные суждения, работа Формалеони, как не основанная на архивных, тогда еще не опубликованных материалах, должна быть признана совершенно устарелой. Кроме того, она и не затрагивает большинства исторических проблем, связанных с образованием и существованием колониальной [83] империи Венеции, так как автор не ставил перед собой подобной задачи. Сочинение Фабио Мутинелли «О венецианской торговле», написанное в 1835 г.,177) дает очень мало для истории интересующих нас вопросов. Это — довольно поверхностная компиляция, воспроизводящая ошибки, которые автор нашел у своих предшественников. То обстоятельство, что автор был довольно долгое время хранителем венецианских архивов, не способствовало улучшению качества его работы за счет привлечения архивных материалов, что, впрочем, он мог бы сделать только во втором издании своего труда, так как венецианскими архивами ведал он только с 1847 г.178) Заглавие труда не соответствует его содержанию, так как о торговле в нем идет речь только в третьей главе, а остальные главы трактуют о вопросах, к торговле не имеющих прямого отношения, — например, глава четвертая говорит о «святых», их «мощах», паломничестве, глава пятая — о роскоши венецианской жизни и т.д. В книге много ошибочных суждений, если даже иметь в виду только интересующие нас вопросы. К таким, например, относится утверждение, что Венеция сделалась обладательницей Истрии и Далмации на основании хрисовула императора Алексея I Комнина,179) или совершенно фантастическое описание территориальных приобретений Венеции в результате четвертого крестового похода, в котором к владениям республики отнесена между прочим и Фригия.180) Лишь немного позднее работы Мутинелли вышел в Париже труд француза Примодэ. Он называется: «Этюды по средневековой торговле. История торговли на Черном море и генуэзских колоний в Крыму».181) Центром внимания Примодэ является торговля на Черном море и торговая деятельность генуэзских колоний в Крыму, — из 16 глав этим вопросам посвящено 10, с третьей по двенадцатую. Примодэ, трактуя по преимуществу о генуэзской торговле, неизбежно должен был также останавливаться и на вопросах венецианской торговли и венецианской колониальной деятельности. В книге Примодэ довольно подробно и для того времени содержательно говорится о колониальных и торговых интересах Венеции в различных городах Черноморья и стран, к нему примыкающих, как Кавказ, Малая [84] Азия, Молдавия, русские земли. Выясняется посредническая роль Черноморья в торговле с Индией, странами Ближнего и Дальнего Востока. Освещаются вопросы торгово-колониального соперничества Генуи и Венеции в Причерноморье. Книга Примодэ, конечно, устарела, и многие из исторических схем автора не выдерживают критики. К последним мы относим, например, третью главу книги, где мы встречаемся с такими рассуждениями: Амальфи, Пиза, Генуя в XII в. овладели всею торговлей Черноморья, за что они были изгнаны из Константинополя, а это привело к четвертому крестовому походу и основанию Латинской империи. Искусственность такого построения очевидна, и к тому же невозможно доказать правильности ни одного из положений, входящих в состав этой схемы. Можно было бы указать в книге Примодэ на ряд других ошибок и неточностей, но она тем не менее поставила целый ряд интересных вопросов, будивших мысль и требовавших исследования. В этом смысле не без влияния этого сочинения возникли черноморско-генуэзские штудии нашего соотечественника Бруна. Во второй половине XIX в. появилась работа Гейда. Труд Гейда и его значение в историографии общеизвестны.182) Мы кратко остановимся лишь на тех его частях, которые касаются интересующих нас вопросов. Особой заслугой Гейда в этой области надо признать, что никто до него не сделал так много и так основательно для выяснения состава венецианских колониальных владений, роли и значения отдельных их составных частей в средиземноморской торговле в средние века. Мы соглашаемся не со всеми его выводами: считаем преувеличенной его оценку значения первой колониальной акции Венеции в Адриатике в конце X в.,183) не можем согласиться с тем, что после 1204 г. в зависимости от Венеции находились Трогир и Сплит на Далматинском побережье,184) иначе определяем состав венецианской части византийского наследства после четвертого крестового похода,185) у нас вызывают возражения некоторые его суждения о торговых связях, существовавших между Венецией и Византией в конце XII в. и так далее;186) но немало установленных им фактов сделалось прочным достоянием исторической науки. В труде Гейда нельзя найти ответа на большое [85] количество очень важных вопросов по колониальной истории Венеции, но автора «Истории торговли с Левантом в средние века» и нельзя упрекнуть в этом: его задача была иной, одновременно и более широкой и более узкой для разрешения таких вопросов. Работа Гейда во всяком случае и в трактовке вопросов нашей темы принадлежит к лучшим сочинениям буржуазной историографии позитивистского направления. Книга Шаубе,187) вышедшая на четверть века позднее труда Гейда, сравнительно немного прибавила к тому, что сделано было штутгартским ученым и, пожалуй, ничего в области нашей темы. В руках Шаубе были материалы, которые могли бы помочь ему исправить некоторые ошибки Гейда, но он этого не сделал. Мы имеем в виду, в частности, вопрос о деловых связях Венеции с Византией при императорах Мануиле и Андронике Комнинах, вопрос о ленной зависимости сеньоров Архипелага и др.188) Книга Шаубе появилась в начале XX в. В это время было уже невозможно не считаться с Марксом, но для паладинов капитализма еще менее возможно было с ним согласиться. Поэтому историки хозяйства эпохи империализма, и в первую очередь немецкие «гелертеры», считают своим долгом полемизировать с ним, весьма часто не называя его имени. Отсюда тезис о чрезвычайной древности капитализма, который они открывают всюду, споря между собой лишь о том, восходят ли капиталистические отношения к гомеровским, или к каким-нибудь более поздним временам. Все это можно видеть, рассматривая сочинения Луйо Брентано, его ученика Гейнена, Зомбарта и др. Из них один лишь Гейнен дал специальную работу по истории Венеции в XI и XII вв., тогда как Луйо Брентано только широко использует данные венецианской истории для иллюстрации и доказательства своих взглядов на вопрос происхождения капитализма, а Зомбарт касается венецианских дел лишь попутно, но зато таких, которые являются центральными вопросами нашей темы. В «Современном капитализме», как известно, Зомбарт выдвинул встретившую со всех сторон возражения своеобразную теорию градообразования, которую он в полемике против Пиренна кратко выразил следующим образом: «Города средневековья в экономическом [86] смысле являются созданием держателей рент и получателей налогов».189) Это утверждение наталкивалось на общеизвестные факты из истории Венеции, на что и было Зомбарту указано, но это не поколебало его взглядов и в последующих изданиях своего труда Зомбарт остался в этом вопросе на своих прежних позициях.190) Исходя из марксистского учения о том, что капиталистам присуща страсть к наживе, «неутолимая жажда прибавочного труда»,191) как следствие капиталистического способа производства и образования мирового рынка, Зомбарт, «подделываясь под марксиста»,192) перевертывает это правильное учение вверх ногами и объясняет само капиталистическое развитие воздействием капиталистического духа, равно как и средневековое ремесленное производство выводит из противоположного капиталистической страсти к наживе стремления «удовлетворения потребностей», «идеи пропитания».193) Этой разницей в идеях определяется и разница в экономической политике средневекового города и капиталистического государства по отношению к их колониям: «Можно сказать — пишет Зомбарт, — что потребность в экспансии в средневековом городе вытекала из идеи пропитания, тогда как в городах — государствах и великих державах нового времени она находилась под доминирующим воздействием идеи наживы».194) Историк-марксист с такой постановкой вопроса согласиться не может: мышление к бытию, идеи к окружающей действительности находятся не в таком отношении, как это изображает Зомбарт, а как раз в обратном. Это с полной ясностью и не раз было доказано основоположниками марксизма, — достаточно указать на знаменитое произведение Энгельса, направленное им против Дюринга.195) Применительно к данному вопросу это значит, что мелкий ремесленный характер средневековой, в том числе в значительной степени и венецианской торговли определялся не «идеей покрытия потребностей» или «идеей пропитания», а сами эти идеи вытекали и обусловливались ремесленным характером производства, зависевшим в свою очередь от уровня производственной техники средневековья, от уровня кораблестроительной техники в частности, и необеспеченности от морского разбоя торговых путей. Трактовка Зомбартом вопроса о венецианских колониях также вызывает возражения, и прежде всего, им [87] совершенно неправильно определяется состав венецианских колониальных владений: «В состав ее (Венеции) владений вошли земли Эпира, Акарнании, Этолии, Ионические острова, Пелопоннес, острова южной и западной части Архипелага, ряд городов по Дарданелльскому проливу и Мраморному морю, города во внутренней Фракии, как Адрианополь и др., Пера, предместье Константинополя, Кандия и вскоре после этого важный Кипр».196) Здесь мы имеем пример грубого смешения бумажных прав с фактическим положением дела и полного пренебрежения к хронологии: ни Эпиром, ни Этолией, ни Акарнанией, ни Ионическими островами, ни Пелопоннесом, кроме Модона и Корона, Венеция в XIII в. не владела, так как получила их только на бумаге; с другой стороны Венеция овладела Кипром не вскоре после 1204 г., а через 285 лет, что даже для 750-летней колониальной истории Венеции нельзя считать коротким сроком. Не совсем безупречны суждения Зомбарта также и относительно размеров венецианских владений в Сирии.197) Нельзя согласиться далее с Зомбартом и в вопросе относительно политики Венеции в ее колониях. Она была гораздо более дифференцированной, чем ему это кажется, и в XIII в., по крайней мере, не сводилась только к «непосредственному государственному управлению»;198) с другой стороны мы не располагаем и сколь-нибудь определенными данными для XIII в. относительно существования и венецианских колониях плантационных хозяйств рабовладельческого типа. Из сделанного Зомбартом на этот счет замечания — «на рабстве (или крепостничестве) базировалось колониальное хозяйство итальянцев на Востоке»199) — мы можем принять только часть, заключенную им в скобки. Едва ли, наконец, может быть признан типичным, по крайней мере для XIII в., как это делает Зомбарт, и тот внешний облик венецианских колоний, который дает в своей известной работе Гейд, рисуя со слов Джиованни Бембо укрепления Таны.200) Взгляды Зомбарта нашли противника в лице Луйо Брентано и некоторых его учеников. Группа статей Брентано, направленных против Зомбарта и близко касающаяся интересующих нас проблем, объединена под общим заглавием: «Начало современного капитализма».201) Луйо Брентано относит возникновение капиталистических отношении в Европе к очень раннему времени, — [88] к XI и даже X веку, причем процесс внедрения этих отношений проходил, по его мнению, последовательными этапами, охватывая постепенно одну отрасль хозяйственной деятельности за другой: впервые начала капитализма утвердились в торговле, почти одновременно с этим в области кредитного дела, потом в деле военном, затем в сельском хозяйстве и промышленности. Луйо Брентано возражает против зомбартовского понимания средневековой торговли как одного из видов ремесленной деятельности и пространно доказывает, что страсть к наживе свойственна самому существу человеческой природы, а вовсе не является продуктом особой капиталистической психологии, причем Луйо Брентано кажется, что он тем самым возражает одновременно и Марксу.202) Опровергая взгляд Зомбарта на четвертый крестовый поход как время, с которого датирует современный капитализм, Брентано в одном из своих «экскурсов» в указанной книге дает краткий очерк истории этого похода и таким образом непосредственно касается интересующей нас темы.203) Непосредственный интерес представляют для нас также и его взгляды на экономическую политику Венеции в ее колониях, которую он не без основания считает дифференцированной.204) Несколько раз и настойчиво подчеркивает он мысль об обратном воздействии венецианских колоний на метрополию, каковое он усматривает в феодализации венецианской знати и в зависимость от которого ставит и закрытие Большого Совета.205) Несмотря на то, что в критических замечаниях Луйо Брентано на взгляды Зомбарта есть значительная доля правды, тем не менее его основные концепции и многие из его частных суждений приняты быть не могут. Это прежде всего относится к его тезису о раннем внедрении капитализма в хозяйство средневековой Европы. Существо вопроса заключается в том, что Брентано, как и многие буржуазные историки и «критики» Маркса, понимают марксистскую терминологию сугубо упрощенно, вкладывают в марксистские термины не свойственное им примитивное содержание, и под капиталистическими отношениями разумеют не отношения между людьми в процессе производства, а отношения между самими вещами. Это дает возможность всякую денежную сделку считать капиталистической операцией независимо [89] от социальных отношений, которые ею прикрываются. Для Луйо Брентано, поэтому, наем разбойничьей шайки с целью ограбления соседей является «капиталистической» операцией, так как «тот, кто принимает участие в такой операции в качестве воина, получает меньше того, кто вкладывает в неё деньги»,206) и Луйо Брентано совершенно серьезно думает, что такая затрата денег как раз подходит под определение капитала как стоимости, «способной порождать прибавочную стоимость».207) Поэтому для него завоевание Англии Вильгельмом Нормандским является капиталистическим предприятием,208) и тем более, конечно, четвертый крестовый поход,209) или завоевание Мореи Шамплитом и Вильардуэном.210) Почтенный профессор выдвигает даже целую «теорию», согласно которой, говоря его собственными словами, «в наступательных войнах феодальная система оказывается несостоятельной, и службу рыцарей в этом случае надо покупать за деньги», и это будто бы «является первой предпосылкой проникновения капитализма в военное дело».211) Читая эти рассуждения, можно подумать, что феодальные войны не были войнами одной шайки грабителей против другой, а были оборонительными войнами феодалов против агрессоров «капиталистов». Брентано так и пишет: «Уже в начале XII в. мы видим, как богатые деньгами князья используют феодальные правовые нормы капиталистическим способом».212) При таком понимании капитализма и капиталистических отношений можно не спорить, как это делает Брентано, и против таких рассуждений, что «уже у Гомера обнаруживаются первые следы капитализма, и что капитализм находился в состоянии полного развития в VI в. до нашей эры, в конце Римской республики и в начале императорского времени так же, как и во времена св. Амвросия или бл. Августина».213) Всему этому удивляться не следует, — в свое время В. И. Ленин писал о нем: «Брентано обнаруживает самую невероятную путаницу, смешивая явления природы и явления общественные, смешивая понятия продуктивности и прибыльности, стоимость и цены и т.д.»214) Не везде и не всегда благополучно обстоит дело у Брентано также и с фактической стороной дела. Мы остановимся на примерах, имеющих прямое отношение к рассматриваемым нами проблемам. [90] По мнению Брентано, венецианцы с 992 г. пользовались в пределах Византии важной привилегией платить в качестве ввозных пошлин 2% и вывозных — 15%;215) только по цифрам и дате можно догадаться, что речь идет о хрисовуле императоров Василия и Константина, установивших обложение венецианской торговли в 2 перпера с каждого прибывавшего в византийские порты корабля и в 15 перперов — с каждого выбывавшего, а это не одно и то же, что, как кажется, можно понять и не профессору политической экономии. При изложении событий четвертого крестового похода Луйо Брентано становится на старую точку зрения, опровергнутую еще в 70-х годах прошлого столетия Ганото, точку зрения Гопфа, в соответствии с которой венецианцы будто бы по уговору с египетским султаном направили поход вместо Египта под Константинополь.216) Так как Брентано известна полемика по этому вопросу, то надо было с его стороны ожидать новых доказательств этого старого тезиса, но его доказательства и не новы и не убедительны. Нельзя считать убедительным доказательством его ссылку на то, что Вильардуэн не опровергает обвинения, выдвинутые сирийцами против Венеции, так как Брентано в этом случае должен был бы доказать по меньшей мере то, что обвинения Эрнуля и ему подобных Вильардуэну были известны, что он не делает и сделать не может.217) Для доказательства своего тезиса Брентано, правда, указывает еще на источник, будто бы содержащий такое обвинение против венецианцев, какое мы находим у сирийцев, имению на Гунтера Парижского,218) но это доказывает только, что сочинение этого автора Брентано известно из вторых рук, так как у Гунтера, при всем его отрицательном отношении к венецианцам, такого обвинения нет. Брентано не без основания критикует мнение Зомбарта относительно насаждения итальянскими городами, в том числе и Венецией, плантационных хозяйств в своих колониях, доходы от которых будто бы и были основным мотивом к их устроению;219) однако нельзя признать безупречными и собственные суждения Брентано. По его мнению, города и острова Далматинского побережья, находившиеся в зависимости от Венеции, составляли вместе с нею «расширенный взаимооборонительный союз», и торговые выгоды венецианцев заключались будто бы [91] только в том, что они не платили в подчиненных городах пошлин, тогда как купцы этих городов должны были покупать и продавать товары только в Венецию. В действительности дело обстояло не так, в чем можно убедиться из любой грамоты, регулировавшей взаимоотношения Венеции, например, с Дубровником. Признавая далее правильным указание Брентано на то, что опорные пункты Венеции в Азии и Африке преследовали, главным образом, торговые цели, нельзя все-таки согласиться, что эти цели были единственными, чему противоречит, например, положение дела в венецианских владениях в Тире и Акре220) и т.д. Небольшая книга Рейнхарда Гейнена, «К вопросу о возникновении капитализма в Венеции», вышла из семинара Брентано и направлена против теории Зомбарта о получателях ренты, как градообразователях, и об этой последней, как об основном источнике первоначального накопления городских капиталов.221) Разумеется, при этом отвергается и ремесленный характер венецианской торговли, который отстаивается, как мы видели, Зомбартом.222) Отвергает он также и ту мысль автора «Современного капитализма», по которой колонии итальянских городов на Востоке использовались для организации плантационных хозяйств с широким применением труда рабов, — Гейнен не видит ни малейших оснований дли таких утверждений по крайней мере для владений венецианцев в Сирии.223) Основой экономической жизни Венеции с самого начала были только торговля и судоходство: «Значительные накопления подвижных средств обязаны своим существованием только торговле, и древнейшие капиталы образовались из византийских фрахтовых денег и доходов от соляной торговли» — пишет Гейнен. Основой внешней и внутренней политики Венеции всегда было всемерное покровительство и поощрение торговой деятельности ее граждан, и в этом отношении венецианская политика, по мнению Гейнена, очень напоминает политику государей эпохи меркантилизма.224) Венецианская торговля уже в XI и XII вв. была торговлей капиталистической, и капитал выступал здесь в двух формах, — в форме капитала торгового и капитала ростовщического.225) Доказательства этих тезисов, а равно и материал для опровержения Зомбарта, Гейнен дает в кратком, но [92] содержательном очерке экономического развития Венеции до начала ХШ в. В этих же целях целая глава посвящена в книге Гейнена истории торгового дома Майрано, ведшего в XII в. довольно значительные операции на Востоке.226) Слабой стороной этого очерка является игнорирование промышленного производства в Венеции за это время, и это не только потому, что наши источники по этому вопросу для XI и XII вв. очень скудны, но также и потому, что именно эта сторона хозяйственного развития Венеции находится в очевидном противоречии с основной мыслью Гейнена о раннем развитии капиталистических отношений в Венеции. То же самое надо сказать и о сельском хозяйстве венецианских нобилей, эксплуатировавших свои земли феодальными методами совершенно так же, как это делалось повсюду в тогдашней Европе. Книга Гейнена представляет значительный интерес и с точки зрения основных вопросов нашей темы: в ней достаточно правильно освещается венецианский «напор» на Восток в XI и XII вв. и это делается автором на основании еще не опубликованных тогда архивных материалов. Автору, однако, и здесь не удалось избежать некоторой тенденциозности в освещении событий. Указав, например, на поход дожа Пьетро Орсеоло II к берегам Далмации и пленение им 40 нарентян, Гейнен замечает: «Победоносный поход Пьетро Орсеоло вдоль всего далматинского побережья до Дубровника не раз дал случай к присвоению накопленных там богатств».227) Известия Диакона Джиованни, на которые ссылается автор, не дают для такого заключения ни малейших оснований. Имевшиеся в руках Гейнена материалы, с другой стороны, позволяли ему пересмотреть традиционную трактовку проблемы взаимоотношений Венеции и Византии при последних Комнинах, чего Гейнен однако не сделал. О новых трудах по истории хозяйства Италии в средние века Карли и Дорена приходится сказать очень немного. Работа Карли228) посвящена истории итальянской торговли, и второй том ее, вышедший в 1936 г., рассматривает торговлю итальянских городов-коммун как раз в интересующее нас время. Карли придает большое значение проблеме торговли для истории Италии в средние века, считая ее вопросом жизни и смерти коммун того [93] времени.229) Однако он занимается преимущественно вопросами торговли внутри Италии, тем, что он называет торговлей «интерлокальной».230) В книге Карли можно найти ряд интересных мест по избранной им теме, но проблемы собственно колониальные занимают его лишь попутно, почему сочинение автора не прибавляет ничего к тому, что сделано было по этому вопросу ранее. К чести автора надо добавить, что он, трактуя хозяйство итальянских городов-коммун как хозяйство капиталистическое, оговаривается все-таки: «Я не хочу сказать, что в XIII столетии в Италии существовал капитализм, одинаковый с тем, который существовал в индустриальной Европе XIX в.». Однако, когда он пытается установить это различие, то не замечает самого главного, именно того, что сфера производства — промышленность и сельское хозяйство в XII в. оставались феодальными.231) Еще меньше занимается интересующими нас проблемами книга Дорена по истории народного хозяйства Италии.232) То немногое, что можно в ней найти по истории венецианских колоний, заимствовано из вторых рук и принято без надлежащей критики. В качестве примера можно указать на состав владений Венеции, полученных ею в результате четвертого крестового похода, — владения эти у Дорена представлены в совершенно фантастическом виде.233) Книга Дорена, весьма содержательная сама по себе, не принадлежит к числу тех, которые продвинули изучение вопросов нашей темы. Обзор настоящего раздела исторической литературы мы закончим рассмотрением работ наиболее крупного историка венецианской экономики в средние века Джино Луццатто. Луццатто более 40 лет подвизается в области изучения экономических вопросов средневековой Италии, Венеции в особенности. Не менее десятка статей посвящены им хозяйственной деятельности республики св. Марка, которые недавно были обобщены в «Исследованиях по истории венецианской экономики».234) Довольно подробно эти вопросы рассмотрены Луццатто также в другом его обобщающем труде, вышедшем в русском переводе — «Экономическая история Италии. Античность и средние века».235) Дж. Луццатто — представитель прогрессивной исторической мысли, но он не марксист. В экономической [91] истории его интересуют хозяйственные явления сами по себе, а не производственные отношения людей. Его понятие о феодализме и капитализме отличаются от принятых в марксистско-ленинской исторической науке, и для него не существует последовательной смены исторических формации. По этой причине не все его выводы по экономической истории Венеции могут быть приняты, несмотря на то, что сами по себе работы Луццатто содержательны и во многих отношениях интересны, причем особенно подробно и основательно разработаны им вопросы торговли. Не останавливаясь на второстепенных вопросах, укажем на некоторые принципиальные положения Луццатто, с которыми не может согласиться историк-марксист. В одной из своих статей Луццатто заявлял, что в Венеции феодализм никогда не был в состоянии утвердиться ни под одной из своих форм;236) между тем ремесленное производство в Венеции протекало в типичных для средневекового города цеховых рамках, а эксплуатация земельных участков, например салин, осуществлялась характерными для феодализма методами. Другую свою работу Луццатто назвал «Синдикаты и картели в венецианской торговле XIII и XIV вв.».237) В действительности венецианские купеческие товарищества не имели ничего общего с картелями и синдикатами эпохи империализма, созданными на основе господства промышленного капитала, ищущего рынков сбыта для своих товаров. Нельзя признать, наконец, убедительными его суждения о капиталистическом характере некоторых отраслей венецианского ремесленного производства.238) Из всего этого следует, что, несмотря на всю значимость работ Джино Луццатто для изучения истории средневековой Венеции, они не делают излишними дальнейшие изыскания как потому, что не останавливаются в надлежащем объеме на вопросах колониальной экономической политики Венеции, так и потому, что ряд положений автора нуждается в поправках и уточнениях. Краткое рассмотрение отдельных сочинений историков народного хозяйства, касавшихся экономической истории Венеции, показывает, что и у них мы не находим правильного истолкования исторических фактов, относящихся к колониальной истории республики, и самые эти факты устанавливаются далеко небезупречно. [95] Перейдем к рассмотрению сочинений, специально посвященных колониальной истории Венеции, или близким к ней темам. 171) V. A. Formaleoni. Storia filosofica e politica della navigazione, del commercio e delle colonie nel mar Nero. Venezia, 1788. 172) Op. nom., v. II, pp. 9 ss. 173) Ibid., p. 21. 174) Ibid., pp. 28, 29. 175) Ibid., pp. 30, 31. 176) Ibid. p. 37. 177) F. Mutinelli. Del commercio dei Veneziani. Venezia, 1835. 178) Yriarte, op. cit., pp. 36, 37. 179) Mutinelli, op. cit., p. 23. 180) Ibid., p. 35. 181) El. de La Primaudaie. Étude sur le commerce au moyen-âge. Histoire de la commerce de la mer Noire et des colonies génoises de la Crimée. Paris, 1848. 182) W. Heyd. Geschichte des Levantehandels im Miltelalalter vv. I-II. Stuttg., 1879. 183) Op. nom., v. I, p. 128. 184) Ibid., p. 342. 185) Ibid., pp. 298, 303, 305. 186) Ibid., p. 342. 187) A. Schaube. Handelsgeschichte des romanischeh Völker des Mittelalters bis zum Ende der Kreuzzüge. Berl., 1909. 188) Op. nom., p. 264. 189) W. Sombart. Der moderne Kapitalismus. München und Leipzig, 1924, v. 1, p. 175. 190) Ibid., pp. 172-174, 309-315. 191) К. Маркс. Сочинения, т. XVII, стр. 257, 258. 192) В. И. Ленин. Сочинения, изд. 3-е, т. IX, стр. 130. 193) Sombart, op. cit., pp. 291, 282. 194) Ibid., p. 443. 195) Ф. Энгельс. Антидюринг. изд. 1938 г., стр. 26, 35, 96. 196) Sombart, op. cit., p. 435. 197) Ibid., p. 434. 198) Ibid., p. 441. 199) Ibid., p. 445. 200) Ibid., pp. 443, 690-692. 201) L. Brentano. Die Anfänge des modernen Kapitalismus. München, 1916. 202) Op. nom., pp 16 ss, 33, 34, 35. 203) Ibid., pp. 65-77. 204) Ibid., pp. 96 ss. 205) Ibid., p. 106. 206) Ibid., p. 35. 207) Ibid., p. 13. 208) Ibid., p. 36. 209) Ibid., p. 42. [468] 210) Ibid., pp. 76, 77. 211) Ibid., p. 40. 212) Ibid., p. 37. 213) Ibid., p. 112. 214) В. И. Ленин. Аграрный вопрос и критики Маркса. Соч., изд. 3-е, т. IV, стр. 216, 217. 215) Brentano, op. cit., p. 94. 216) Ibid., p. 68. 217) Ibid., pp. 74, 75. 218) Ibid., p. 75. 219) Ibid., p. 96. 220) Ibid., pp 96, 97. 221) R. Heinen. Zur Entstehung des Kapitalismus in Venedig. Stuttg., 1905, p. 121. 222) Ibid., p. 124. 223) Ibid., p. 121. 224) Ibid., pp. 121-125. 225) Ibid., p. 124. 226) Ibid., pp. 86-120. 227) Ibid., p. 40. 228) F. Carli. Storia del commercio italiano, vv. I-II. Padova, 1934—1936. 229) Op. nom., v. II, pp. 65 ss. 230) Ibid., p. 237. 231) Ibid., p. 219. 232) A. Doren, Italienlsche Wirtschaftsgeschichte, B. I. Jena, 1934. 233) Op. nom., p. 318. 234) G. Luzzato. Studi di storia economica veneziana. Padova, 1954. 235) Издательство иностранной литературы. М., 1954. 236) G. Luzzato. Les activités économiques du patriciat vénicien (X—XIV ss.). Annales de l'histoire economique et sociale, v. I, 1937, N 43, p. 25. 237) G. Luzzato. Sindacati e cartelli nel commercio veneziano nei secoli XIII, XIV. (Rivista di storia economica, v. I, 1936, p. 52). 238) Экономическая история Италии, стр. 315. |