разделы

Эта книга находится в разделах

Средневековая Европа

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

1. Международное положение Венеции в первые годы XIII в.

В первые 15 лет XIII столетия внимание республики св. Марка было приковано к Востоку; это не значит, однако, что она могла полностью освободить себя от всяких забот политических на Западе. Приступив к практической реализации своих восточных великодержавных планов, Венецианская республика не могла забывать о своем западно-европейском тыле и о своем положении в Адриатике.

Если создание Венецианской Средиземноморской империи было логическим завершением венецианской политики XII в., политики «натиска на Восток», то очевидно она должна была следовать избранной ею в то же время политике на Западе. Ведя войну на Востоке, Венеция избегала всяких серьезных и длительных осложнений на Западе, не уступая, однако, и здесь ни пяди из завоеванных ранее позиций. Говоря об этом, мы имеем в виду взаимоотношения Венеции с папством и империей, с Сицилийским королевством, с феодальными государствами, заинтересованными в Истрии и Далмации, с городами-республиками Италии и в особенности с республиками-конкурентами, Генуей и Пизой.

В начале XIII в. одной из крупных политических сил Запада было несомненно папство. Поэтому взаимоотношения с Римом имели в то время для Венеции важнейшее значение.

Мы уже видели, что папа становился все более и более благосклонным по отношению к своим непокорным сынам с лагун, по мере того, как выяснялся успех руководимого ими авантюрного предприятия. Только в начале 1205 г. Дандоло нашел возможным, наконец, обратиться к «св. отцу» с письмом, исполненным показного смирения, лицемерия и политической казуистики, которое должно было оправдать действия венецианцев, предшествовавшие [409] их поразительному успеху на Востоке. «Извещаю святость вашу, — писал Дандоло, — что вследствии трудностей зимнего времени мне с моим флотом и крестоносцами пришлось зимовать в Задаре. Так как этот город, вопреки данным им и его жителями клятвам, изменнически взбунтовался против меня и венецианцев, то я и полагал, что по справедливости могу наказать бунтовщиков, как это обычно и делается с враждебными людьми. Правда, говорят, что город находился под вашим покровительством, но этому я не верил, так как считал, что ни вы, ни ваши предшественники не брали его под свою защиту; а что жители его приняли крест, — так это только для того, чтобы его носить, а не для того, чтобы принять участие в походе... Ваше отлучение мы смиренно и с терпением переносили, пока оно не было снято Петром кардиналом... Да будет известно святости вашей, — заканчивал дож письмо, — что я вместе с народом венецианским что ни делаем, трудимся во славу божию и св. Римской церкви»...¹⁾ Папа, разумеется, многое мог бы возразить на это запоздалое послание, но если ему дорога была принятая под свое покровительство империя, то он должен был сделать вид, что удовлетворился этим объяснением. Папа подтвердил снятие интердикта;²⁾ но так как дож возбуждал также ходатайство об освобождении его от принятого им на себя обета совершить поход против «неверных» по причине своей «старости и слабости телесной», то папа дипломатически разъяснял, что «святому делу» можно послужить не только личными трудами, но и советом, и материальными средствами. Папа убеждал дожа продолжить поход, дав ему надлежащее направление: со своими врагами дож расправился, теперь надо победить врагов церкви.³⁾

Последовать этому совету венецианцы не собирались и, конечно, не одна только смерть помешала Энрико Дандоло выполнить свой обет. Папа это хорошо понимал и в дальнейших своих сношениях с венецианцами постоянно давал им чувствовать, что он ими недоволен.

Уже избрание Томаса Моросини не понравилось папе: в своем письме к епископам и аббатам Романии Иннокентий III назвал это избрание contra formam canonicam attemptam, усматривая это «нарушение канонической формы» в факте сильного влияния во всем этом деле [410] светского элемента.⁴⁾ Не желая, однако, окончательно испортить взаимоотношений с Венецией — папа все еще надеялся направить крестоносцев на Восток, что без содействия венецианцев сделать было очень трудно, — Иннокентий после некоторых колебаний утвердил Томаса на его патриаршем посту.

Папа пытался потом перетянуть Томаса на свою сторону и поддерживал в дальнейшем патриарха во всяком конфликте, который возникал у него с венецианскими властями. В конце 1206 г. как раз произошел такой конфликт: Константинопольский подеста, очевидно по заданию из Венеции, захотел овладеть иконой, которая была обещана венецианцам еще при выборах Генриха, и не остановился перед взломом церковного хранилища, где находилась икона. Патриарх за такое «святотатство» отлучил подесту и его советников от церкви, — сначала кардинал Бенедикт, а потом и сам папа немедленно утвердили это отлучение.

Для обеспечения за собой патриаршего поста в Константинополе Венеции необходимо было держать в своих рука капитул св. Софии. Республика св. Марка поспешила заполнить места каноников этого капитула своими подданными, клятвенно обязав каждого из них выдвигать на все духовные места, зависевшие от капитула, только венецианцев.⁵⁾ Такое же обязательство было возложено и на самого патриарха. Это ясно из писем Иннокентия III, которые он направлял патриарху: в них он подчеркивает, что за ним сохраняются все права, связанные с высоким постом Константинопольского патриарха, а в письме от июня 1206 г. прямо освобождает Томаса Моросини от клятвы назначать в каноники церкви св. Софии только венецианцев, как клятвы, «исторгнутой насильственно».⁶⁾ Естественные опасения патриарха папа пытается рассеять назиданием: «надо бога бояться больше, чем людей».⁷⁾

Венецианцы, были, однако, настойчивы. В 1207 г. мы видим, что от каноника св. Софии Эгидия отбирается клятвенное обещание избирать на церковные посты, поскольку это зависело от капитула св. Софии, только венецианцев.⁸⁾ Несколько позднее такую же клятву они обязывают принести и каноника Энрико,⁹⁾ хотя папа не скрывал своего недовольства этим вмешательством сеньории в сферу церковных интересов. Папе не оставалось [411] ничего другого, как освобождать каноников, как и самого патриарха, от взятых с них обещаний, как «насильственно исторгнутых».¹⁰⁾

В 1211 г. патриарх Томас умер. В Константинополе произошли бурные выборы, в которых приняло живое участие и население венецианской колонии столицы. Папа вынужден был кассировать выборы и назначить их de novo.¹¹⁾ На новых выборах 1212 г. капитул св. Софии раскололся: часть каноников остановила свой выбор на плебане церкви св. Павла в Венеции, другая часть отдала свои голоса архиепископу Гераклеи Понтийской. Хотя архиепископ был также венецианцем, но официальная Венеция стала на сторону плебана. Раскол давал папе формальное основание сначала медлить, а потом и вовсе отказать в паллии официальному кандидату Венеции, несмотря на специальное ходатайство об этом со стороны дожа.¹²⁾

Представляет известный интерес переписка по этому предмету папы с дожем. Когда в 1213 г. венецианские послы сообщили папе, что дож готов всемерно содействовать организации крестового похода против «неверных», мысль о котором все еще не покидала Иннокентия III, то он принял это известие «с радостью» и просил дожа приготовить «корабли и все необходимое для похода». Венецианцы выступили с этим предложением с единственной целью склонить папу к признанию сана Константинопольского патриарха за венецианским кандидатом; но папа также научился понимать своих «любезнейших сынов» с лагун и об удовлетворении этой просьбы не хотели и слушать, — об этом nec decuit nec liceat exaudire, — писал он дожу.¹³⁾

Положение детища Иннокентия, Латинской империи, было таково, что папа не мог позволить себе по отношению к «венецианским торгашам» политики того стиля, которой он держался иногда по отношению к некоторым монархам Запада. Он старался подслащивать горькие пилюли, которые он иногда преподносил св. Марку. Примером может служить дело с утверждением архиепископа в Задаре, избранного венецианцами. В 1206 г., несмотря на все усилия венецианцев, папа медлил с утверждением венецианского кандидата, но свой «временный» отказ папа сопровождал письмом, в котором между прочим говорилось: «Да будет угодно вам, любезнейшие сыны, с [412] удовольствием воспринять слова наши, хоть внешне и горькие, но в своем существе приятные... Подобно тому, как слова друга лучше поцелуев врага, так и исправительное научение отца должно вас услаждать более, чем лесть грешника»...¹⁴⁾

Из всего этого видно, что Иннокентий III не видел достаточных оснований для серьезного разрыва с венецианцами, и его политика по отношению к ним была политикой булавочных уколов, которую венецианцы оценивали по достоинству и неизменно проводили на Востоке не политику церкви, а свою собственную. Было очевидно, что со стороны Рима Венеции не было оснований ожидать каких-либо осложнений. Если папе дорога была Латинская империя, если он хотел организовать очередной поход на Восток, ему надо было ладить с венецианцами.

С еще большим спокойствием и уверенностью могла взирать на свой тыл Венеция со стороны империи, переживавшей в начале XIII в. тяжелый кризис. Вскоре после смерти Генриха VI в Германии, как известно, началось двоевластие. Венеция во время четвертого крестового похода сблизилась с Филиппом Швабским, но со второй половины 1204 г. он был ей более не нужен, а стремление без особой необходимости не обострять взаимоотношений с Иннокентием III, поддерживавшим Оттона IV, заставило венецианских политиков пойти на сближение с этим последним.

Начатые с Оттоном переговоры в 1209 г. закончились подтверждением привилегий, дарованных венецианцам прежними германскими королями. В своей грамоте, выданной венецианским послам, Руджерио Премарино и Марино Дандоло, император текстуально воспроизводил грамоты своих ближайших предшественников.¹⁵⁾

Борьба между двумя германскими королями делала их обоих бессильными. Когда один из них сошел со сцены, смута в империи вступила в новую фазу: началась вражда между папой и Оттоном IV, которому он до того времени покровительствовал. Венеция еще раз могла поздравить себя с полною безопасностью своего тыла.

Венеция, насколько это было возможно, старалась поддерживать добрые отношения и со своими ближайшими соседями на terra ferma. В начале XIII в. она заключает с ними ряд торговых договоров: с Аквилеей в [413] 1200 г., с Червией — в 1203 г., с Мантуей и Феррарой — в 1204 г.¹⁶⁾ С Аквиллей в 1206 г. договор был возобновлен и пополнен несколькими новыми статьями. Патриарх Вальхер помимо того, что предоставлял венецианским купцам полную свободу торговли в пределах своих владений и брал на себя обязательство возмещать все потери, причиненные им его подданными, обещал вместе с тем своевременно предупреждать венецианских купцов, если бы им угрожала какая-либо опасность со стороны императора.¹⁷⁾

Только несколько позднее, когда дела на Востоке приняли более или менее устойчивый характер, Венеция подняла старые споры с Падуей и Тревизо. В середине второго десятилетия между Падуей и Тревизо, с одной стороны, и Венецией, с другой, началась война, которую традиция украсила легендой о «замке любви». Эту легенду разрабатывали хронисты, историки, ученые, поэты,¹⁸⁾ но события в действительности были более прозаическими, чем изображает эта легенда.

Действительной виновницей конфликта была Венеция, но она постаралась обставить дело таким образом, что нападающей стороной оказались ее противники. Венецианские источники склонны объяснить происхождение этой войны, как проявление злой воли падуанцев, которые «без всякой причины, по одной только своей гордости», напали на венецианские владения с большим войском, соединившись с тревизанцами.¹⁹⁾ Противная сторона приводит более резонные основания этого столкновения, указывая на то, что ему предшествовала таможенная война падуанцев с венецианцами. Венеция уже давно стремилась захватить товарные потоки, шедшие из северной Италии через Адриатическое море, в свои руки. Мы видели, что в 1177 г. она добилась от Фридриха Барбароссы признания за собой этого «права». Доктрина об исключительных правах Венеции в Адриатике естественно встречала живой отпор со стороны заинтересованных городов, а Венеция выступала с этой доктриной все более и более настойчиво. На эти домогательства, надо полагать, Падуя ответила запретом привозить к себе и провозить через нее венецианские товары.²⁰⁾ Венецианцы организовали тогда в массовых размерах контрабандную торговлю. Это и вызвало нападение союзных войск на район Кьоджии. Нападение было отражено венецианцами и нападающие подверглись преследованию со стороны [414] венецианского флота.²¹⁾ Эти события относятся к 1214 и 1215 гг. При посредничестве папского представителя и патриарха Аквилеи мир был восстановлен.²²⁾

Мирные договоры, заключенные Венецией и Падуей, и Тревизо в 1216 г., устанавливают на будущее время полную безопасность купцов обеих сторон на падуанских, венецианских и тревизанских рынках как в отношении их личности, так и их товаров, при сохранении старых норм таможенных сборов; венецианские купцы получили свободный доступ через Падую внутрь континентальной Италии; стороны обязались воздерживаться в дальнейшем от нападений друг на друга. Договор должен был быть скреплен клятвой всех свободных жителей Падуи и Тревизо, начиная с четырнадцатилетнего возраста, — со стороны Венеции предусматривалась клятва только одного дожа, а не всей «Венецианской коммуны».²³⁾ Мир в ближайшем тылу Венеции был восстановлен.

Обстановка в Адриатическом и Ионическом морях, воды которых венецианцы все более и более привыкали считать «своими», была также не совсем спокойной: здесь еще раз поднял восстание Задар, сильнее стали чувствоваться неприязненные действия Генуи.

Исторгнутый из рук венгерского короля в самом начале четвертого крестового похода, Задар смирился, казалось, надолго; но после того, как дож с войском и флотом серьезно втянулся в византийские дела, жители Задара опять отвернулись от республики св. Марка.²⁴⁾ Не без помощи венгерского короля, как уверяют нас венецианские источники, жители Задара, изгнанные ранее венецианцами из своего родного города, вернулись в него обратно и начали враждебные действия против Венеции. Помощь эта была только денежной, и задратинцы на этот раз были предоставлены собственным силам.²⁵⁾ Они овладели небольшим венецианским укреплением, которое незадолго перед тем было возведено на острове Монконсейо, расположенном недалеко от Задара. Сын дожа Райнерио Дандоло, оставленный отцом в качестве заместителя на время восточного похода, направил в воды Задара флот в составе 18 галер, и этого было достаточно, чтобы задратинцы смирились.²⁶⁾ Легкость, с которою венецианцам удалось ликвидировать враждебное им движение, объясняется, по-видимому тем, что в него втянуто было не все население города, а лишь его наиболее враждебная эмигрантская часть. Те внутренние затруднения, которые [415] переживала в это время Венгрия и которые исключали с ее стороны деятельную поддержку восстания, побудили более уступчивую часть городского населения отказаться от борьбы, очевидно безнадежной.

Этого было, однако, достаточно, чтобы венецианцы еще туже затянули веревку на шее строптивого города. До нас дошли те условия, которые вынуждены были теперь принять жители Задара.²⁷⁾

Венецианцы, прежде всего, позаботились о том, чтобы поставить в тесную зависимость от Венеции духовного и светского главу города, архиепископа и комита. Так как примасом Далмации был архиепископ Сплитский, а Сплит в это время находился в зависимости от венгерского короля, то венецианцы решили добиться независимости Задара от Сплита и подчинения задарской архиепископской кафедры патриарху Градо, причем капитул Задара был обязан избирать на архиепископский пост непременно венецианца.²⁸⁾ Комит также должен был быть венецианцем по выбору горожан, но с непременным условием утверждения избранника в этом звании дожем, который имел право отвергнуть неприемлемого для Венеции кандидата. Комит должен был приносить присягу на имя дожа.²⁹⁾ Присягой ему было обязано и все население города, начиная с четырнацатилетнего возраста. На город были возложены расширенные военные и финансовые обязательства в отношении Венеции: Задар был должен за свой счет принимать участие во всех военных предприятиях республики св. Марка в пределах Адриатики вплоть до Дубровника как своими кораблями, так равно и войском. С иноземных кораблей Задар обязан был взимать те же пошлины, что взимались и в Венеции, но только одна треть их поступала городу, а две трети шли архиепископу и комиту.³⁰⁾ Кроме того, город должен был выплачивать Венеции 150 перперов, как это видно из одного обязательства Задара, или 3 тыс. кроличьих шкур, как это утверждает хроника Джустиниани.³¹⁾ Городу было запрещено возведение укреплений и он должен был выдать заложников в обеспечение верности в дальнейшем. Изгнанные перед тем сторонники Венеции могли теперь вернуться вновь и получить возмещение за причиненные им убытки. Наконец, венецианцы возвели в городе укрепление и поместили в нем свой гарнизон «с согласия задратинцев».³²⁾ Так была ликвидирована очередная [416] попытка Задара добиться независимости от венецианского господства.

В связи с четвертым крестовым походом стоит и установление венецианского господства над Дубровником. Хроника Дандоло изображает подчинение этого города, как первый акт патриаршего служения Томаса Моросини, который совершил этот «подвиг» по дороге в Константинополь, тотчас после того, как он получил паллий от Иннокентия III,³³⁾ т.е. в 1205 г. Дубровницкие источники решительно отвергают это известие венецианцев.³⁴⁾ Мало вероятно, конечно, чтобы прелат, который только что с трудом добился паллия от папы, начал свою «пастырскую деятельность» на Востоке с этого разбойного нападения. Иннокентий III еще не освободился от тягостного впечатления, произведенного на него разгромом Задара и папа не преминул бы попенять патриарху за такое начало его «пастырского служения»; но переписка Иннокентия III сохраняет по отношению к Томасу неизменно дружественный тон. Это заставляет взять под подозрение венецианское известие, если не с точки зрения самого факта датирования венецианской супрематии над Дубровником со времени четвертого крестового похода, то со стороны тех подробностей, которыми сообщение этого факта сопровождается. Нам думается, что из всего этого можно сделать такой положительный вывод: при обстоятельствах, которые нам неизвестны, Дубровник был вынужден еще раз признать венецианское верховенство в годы, последовавшие за образованием Латинской империи и превращением Венеции в великую Средиземноморскую державу. Это было вскоре после 1205 г., что подтверждается между прочим тем, что в 1208 г. в качестве комита мы видим в Дубровнике венецианца Лоренцо Квирини, в 1214 г. в этом же звании там состоит Джиованни Дандоло.³⁵⁾

Таким образом, в начале XIII в. Венеция утвердилась в Задаре на севере Далматинского побережья и в Дубровнике — на юге. Мы не имеем известий о каких-либо попытках Венеции обосноваться в других пунктах Далматинского побережья в это время, — разрушение дворца и башни, возведенных епископом Сплитским Бернардом на одном из островов вблизи Сплита, было простым актом мести за помощь, оказанную архиепископом Задару [417] в 1203 г., но не попыткой распространить свое господство на центральную часть далматинского побережья.³⁶⁾

Истрийские города, по-видимому, сохраняли в это время «лояльность» по отношению к своему сюзерену, мощь которого была только что столь внушительно продемонстрирована на Востоке. Документ, идущий из Паренцо и относящийся к 1205 г., с несомненностью свидетельствует о продолжающейся зависимости этого города от республики св. Марка.³⁷⁾

Гораздо более хлопот Венеции доставили западные ее соперники, вернее один из них, именно Генуя: пизанцы, получив отпор в конце девяностых годов истекшего столетия, в начале XIII в. более не решались серьезно беспокоить венецианцев и встали с ними даже на дружественную ногу. Есть основания утверждать, что в 1206 г., когда пизанцы еще продолжали враждовать с генуэзцами, а Венеция уже имела основания заподозрить Геную во враждебных намерениях, Пиза и Венеция заключила между собою союз с обязательством военной помощи друг другу против Лигурийской республики.³⁸⁾

Ожесточенная вражда Генуи и Пизы, растянувшаяся на многие десятилетия, помешала им принять участие в четвертом крестовом походе. Автор «Деяний Иннокентия III», сообщая о бесплодности всяких попыток примирения враждовавших республик, пишет: «Они не были сынами мира и мирных слов не принимали».³⁹⁾ Вражда между ними продолжалась и далее, и в то время, как их противники с лагун добывали на Востоке новые территории и новые сферы влияния. Ревнивым взором следили в Генуе за успехами Венеции в восточных водах. Один из продолжателей Кафаро деловито, но с явным недоброжелательством к Венеции, изложил события четвертого крестового похода в Генуэзских анналах, отметив факт приобретения венецианцами ряда греческих островов с «некоторой частью земель Романии».⁴⁰⁾ Надо было создать для счастливого конкурента в восточных водах затруднения.

Еще не кончена была война с Пизой, — мирные переговоры начались только в 1208 г. и только в 1209 г. закончились заключением мира, — но генуэзцы уже начали интриговать против Венеции в водах восточного Средиземноморья. Первоначально они действовали скрытно, противопоставляя венецианцам в этих водах различных [418] проходимцев, которыми кишела тогда средиземноморская часть Европы. Сначала это был пират Ветрано, потом мальтийский граф Энрико, основным занятием которого был также морской разбой, только в еще более широких масштабах. Лишь после того, как генуэзцы сбросили с плеч заботы пизанской войны, они решили начать открытые враждебные действия против республики св. Марка, оказав значительную военную поддержку Мальтийскому графу, что повлекло за собою открытый разрыв и военные действия.⁴¹⁾ Враждебные столкновения торговых республик протекали преимущественно на Крите и в водах этого острова и являлись для Венеции одним из эпизодов ее борьбы за реализацию византийского наследства.

Делая общую оценку международной обстановки, в рамках которой Венеция должна была овладевать доставшеюся ей по разделу частью Византийской империи, приходится еще раз подчеркнуть отсутствие у Венеции серьезного противника, который встал бы на путях ее к созданию на Востоке обширной торговой империи. Греческая империя была теперь повержена в прах, возникшие на ее территории отдельные политические миры и мирки были пока совершенно безвредны; восточные мусульманские государства после Саладина не могли обрести политического единства; у Запада были свои заботы; венгерский король собирался в крестовый поход и мирной политикой старался сохранить свои далматинские владения, принеся в жертву своей крестоносной авантюре несчастный Задар, который столько раз сражался под его знаменем против Венеции; противники на континенте были бессильны или смиренны; Пиза стала дружественной, а Генуя, истощенная годами войны с этим городом и рядом внутренних причин, не была пока в состоянии вести большой войны.

¹⁾ FRA. DA., v. XII, pp. 522, 523.

²⁾ Ibid., p. 532.

³⁾ Ibid., p. 531.

⁴⁾ Ibid., pp. 528, 536.

⁵⁾ Ibid., pp. 548, 550, 551.

⁶⁾ Ibid., p. 546.

⁷⁾ Ibid., v. XIII, p. 15.

⁸⁾ Ibid., p. 62.

⁹⁾ Ibid., p. 75.

¹⁰⁾ Ibid., p. 114.

¹¹⁾ Ibid., p. 127.

¹²⁾ Ibid., p. 172.

¹³⁾ Migne, Patr. Lat., v. 214, col. 892, 893, 963, 964.

¹⁴⁾ Migne, Patr. Lat., v. 215, col. 959.

¹⁵⁾ MGH. Leges. Constitutiones, v. II, pp. 38-42, 95.

¹⁶⁾ H. Kretschmayr, op. cit., v. I, pp. 359, 360.

¹⁷⁾ Minotto, v. I, pp. 12, 13.

¹⁸⁾ Подробности у Пределли во введении к опубликованным им документам, относящимся к этой войне. (Predelli. Archivio Veneto, v. 30, p. 28, Documenti).

¹⁹⁾ Just. Chronicon, ed. cit., p. 96.

²⁰⁾ Rolandini Patavini Chronica, ed. cit., p. 46. — Custodia confinia, ne quid de hас terra ad alteram portarentur,... et sic denuo discordia crevit...

²¹⁾ Ibid., p. 46.

²²⁾ Danduli Chr., col. 339, 340; Canale Chronique Ven, ed. cit., pp. 356-360.

²³⁾ Predelli. Documenti, Archiv. Ven., v. 33, pp. 434, 435.

²⁴⁾ Danduli Chr., col. 321.

²⁵⁾ Just. Chr., ed. cit., p. 93.

²⁶⁾ Thomas Archid. Spalatensis, op. cit., pp. 84, 85.

²⁷⁾ FRA. DA., v. XII, pp. 421 ss.

²⁸⁾ Ibid., p. 421.

²⁹⁾ Ibid., p. 422.

³⁰⁾ Ibid., p. 423.

³¹⁾ Just. Chron., p. 93.

³²⁾ FRA. DA., v. XII, pp. 423, 424.