разделы

Эта книга находится в разделах

Средневековая Европа

Список книг по данной тематике

Случайные книги

Полезное

1. Первые десятилетия борьбы за далматинское истрийское побережье

Республика св. Марка, распространив свое влияние на часть далматинских городов, долгое время старалась поддерживать фикцию византийского суверенитета над своею будущей добычей, не отрицая одновременно и своей «зависимости» от восточного императора. Дожи охотно продолжают носить звания и титулы византийской табели о рангах: Доменико Флабениго (1034—1042) был пожалован титулом протоспатария, его преемник Доменико Контарини (1042—1071) носит титул не только «божией милостию дожа Венеции и герцога Далмации», но также и «императорского магистра», еще позднее Витале Фальеро именуется «императорским протосевастом».¹⁾ Дальновидные венецианские политики, ценившие не форму, а существо дела, находили пока невыгодным вступать в конфликты с Восточной империей, где у Венеции было так много существенных [216] экономических интересов. Императорский щит особенно был необходим Венеции в Далмации, укрываясь за ним, она усиливала свои позиции в борьбе с противниками. По этой причине только что упомянутый Витале Фальеро охотно признавал, что «Далмация есть греческая провинция».²⁾

Среди потенциальных противников Венеции в Далмации в первые десятилетия XI в. первое место занимали несомненно хорваты. Возможно, что недоразумения между хорватскими королями и Венецией начались вскоре после экспедиции Пьетро Орсеоло;³⁾ но превратились эти недоразумения в открытую борьбу только после смерти Святослава, считавшего себя обязанным венецианцам за поддержку его домогательств против Держислава, именно при Крешимире III (1018—1035). Дандоло под 1018 г. сообщает об экспедиции к берегам Далмации преемника Пьетро Орсеоло, его сына Оттона. Рассказ ведется в обычном для Дандоло стиле: Оттон явился в восточных водах Адриатики по просьбе тамошних городов (requisitus), вызванной тем, что Крешимир, а может быть и его предшественник, «беспокоил Задар и другие города Далмации постоянными набегами. Дож, — сообщает нам венецианский анналист, — обратил врагов в бегство и «обезопасил города».⁴⁾ По-видимому, однако, опекаемые города не обнаружили достаточных верноподданнических чувств, так как дожу потребовалось «укрепить граждан этих городов в верности и послушании». Анналист не замечает явного противоречия, в котором находятся эти его слова с версией о выступлении по просьбе стесненных хорватами далматинских городов.

По сообщению Дандоло крупные далматинские города — мы не может составить их списка — обязались по отношению к Венеции лишь клятвами в верности, но города более мелкие, благодаря своему островному положению легко уязвимые с моря, должны были пойти на некоторые материальные жертвы, правда незначительные. Дож обязал жителей таких городов небольшою данью в пользу св. Марка и взял с них соответствующие обязательства. Это были города островов Цреса, Крка и Раба. Жители Раба обязались поставлять Венеции ежегодно ко дню рождества 10 фунтов шелка-сырца. Один из городов Крка дал обещание выплачивать в качестве [217] дани 30 лисьих шкур, а другой — 15 куньих. Жители Цреса взяли на себя обязательство доставлять дожу по 40 куньих шкур.⁵⁾

Трудно оказать, в каком объеме поколебавшееся было положение Венеции в Далмации действительно в конце второго десятилетия было выправлено.⁶⁾ Почти наверное можно утверждать, что острова Нарентянского архипелага вышли из подчинения Венеции еще до 1018 г. Нет никаких оснований считать также, что под властью Венеции в это время находился Дубровник. То обстоятельство, что мы довольно долгое время в XI в. не видим новых походов Венеции к далматинскому побережью, свидетельствует не столько о том, что далматинские города оставались верными принятым ими на себя обязательствам, сколько о том. что обстановка в Далмации коренным образом изменилась.

После разгрома Болгарского царства Василий II имел возможность подчинить себе сербские племена в Сербии, Боснии и Герцоговине. Хорватский король Крешимир III должен был признать византийское верховенство. Влияние Византии в далматинских городах резко увеличилось: политическая зависимость их от империи сделалась фактической и наместник Далмации, он же обычно и приор Задара, перестал быть декоративной фигурой. В этих условиях «герцоги Далматинские» на лагунах вынуждены были не проявлять по отношению к далматинским городам слишком большой строптивости, как и Крешимир III, со своей стороны, должен был до поры до времени признать, что власть его кончается у стен далматинских муниципий. Именно по этой причине мы склонны согласиться с акад. Васильевским в том, что только указанные выше острова Кварнеро признавали в это время власть «герцогов Далматинских».

Так дело продолжалось не особенно долго. В 1025 г. Василий II умер, и на византийском троне с 1028 г. сидят один за другим мужья императрицы Зои. Почти одновременно, именно в 1026 г., Орсеоло изгнан из Венеции, а наследником венгерского трона оказался сын Оттона от венгерской принцессы Петр Венецианский. Международная ситуация еще раз коренным образом изменилась: Далмация оказалась перед лицом хорватского короля и Венеции, не чувствуя из Византии прежней сильной поддержки. Изгнание Орсеоло из Венеции [218] сделало их союзниками Крешимира и сблизило Хорватию с Венгрией. Теперь Крешимир III мог держать себя по отношению к Венеции смело, не оглядываясь по сторонам. При сочувствии или даже при помощи венгров он около 1030 г. овладевает Задаром, поставив там в качестве своего наместника и приора этого города Добронью.⁷⁾

Однако взоры далматинских городов в это время все еще были обращены на Византию.^* Об этом говорят и Кедрин и Зонара,⁸⁾ об этом говорят и некоторые факты. Далматинские города предпочитали далекого суверена и Крешимиру, и Венеции. Города продолжали датировать свои грамоты годами правления императоров Востока.⁹⁾ Дубровник принимает участие в военных экспедициях Византии, и в 1032 г. его корабли вместе с греческим адмиралом, патрикием Никифором, отражают арабов, появившихся в районе Корфу.¹⁰⁾ Однако преемник Крешимира Стефан I (1035—1050) все еще был в состоянии держать по крайней мере некоторые далматинские города в ленной зависимости от Хорватии. Это, впрочем, продолжалось недолго: в конце 30-х или самом начале 40-х годов престиж Византии в Далмации восстанавливается еще раз. С большою долей вероятности можно сказать, что это было результатом прекращения дружественных отношений между Хорватией и Венгрией. Здесь после смерти Стефана I (1037 г.) начались смуты, в процессе которых знать низвергла с королевского трона двоюродного брата Стефана хорватского, Петра, занявшего трон после смерти своего дяди Стефана венгерского. Попытки Петра при помощи германского императора Генриха III вернуть себе трон приводили лишь к временным результатам. На долгое время Венгрия перестала быть серьезным фактором в ближневосточных политических отношениях. Византия в это время опять является активной силой в Адриатике, и по крайней мере Задар находится от нее в прямой зависимости, — здесь сидит в это время императорский наместник, претендующий на роль стратига Далматинской фемы.

Слабая активность Венеции в первые десятилетия XI в на далматинском побережье, помимо указанных причин, зависела также и от того, что борьба между Орсеоло и господствующим классом республики, опасавшимся [219] династических притязаний этой аристократической фамилии, ослабляла Венецию изнутри. Только после окончания этой борьбы, но не ранее догата Доменико Контарини (1042—1071), эта активность оживает вновь.

В середине XI в. мы опять видим венецианский флот у берегов Далмации. Его задачей было добиться восстановления венецианского престижа на побережье этой части Адриатики, причем выполнение этой задачи решено было, по-видимому, начать с Задара. Хроника Дандоло в качестве даты выступления указывает второй год догата Доменико Контарини, т. е. 1044 или 1045 г., но запутывает хронологию, обвиняя в отпадении Задара венгерского короля Соломона (1063—1074).¹¹⁾ В то же время «Краткая венецианская хроника» прямо указывает седьмой год догата Контарини, т.е. 1049 и 1050 г., как дату этого похода, которую воспроизводят и некоторые позднейшие составители хроник.¹²⁾ Это позволяет нам принять в качестве даты нового покушения Венеции на далматинские города 1050 г.¹³⁾ Возможно, что смерть хорватского короля Стефана или известие о его болезни придали венецианцам смелость.

Задар встретил венецианцев недружелюбно, не выражая никакого желания переменить византийский суверенитет на зависимость от ревнивой к чужим экономическим успехам республики на лагунах. Дандоло объясняет это интригами венгров, но нет никакой необходимости верить ему в этом. Мы не располагаем данными относительно венецианской экономической политики в Далмации для первой половины XI в.; но то, что нам известно об этом для более позднего времени, вполне объясняет сдержанное отношение далматинских городов к призывам Венеции и без венгерских интриг. Это признают даже такие защитники «культурной миссии» Венеции и Далмации, как авторы уже упоминавшегося сборника «Далмации», где мы читаем: «Экономическое подчинение является действительно той силой, которая подготовила венецианское господство и которое сделало далматинские муниципии ей враждебными».¹⁴⁾

Итак дож во главе значительного флота отправился к берегам Далмации и, по уверению Дандоло, вернул к повиновению Задар.¹⁵⁾ Трудно сказать, в чем это повиновение заключалось. [220]

В конце пятидесятых или шестидесятых годов протекторат над далматинскими городами от Византии переходит к Хорватии. Последняя при Петре Крешимире IV (прав. до 1074 г.), достигла своего наибольшего могущества. В это время хорватские короли владеют обширной территорией от Дравы до Наренты, от Дрины до Далматинского архипелага. Крешимир IV принимает титул «короля Хорватии и Далмации» и называет Адриатическое море «нашим Далматинским морем». Отказ Византии от фактического протектората над далматинскими городами вытекал из общего направления византийской внешней политики после прихода к власти Константина Дуки, политики уступок и соглашений. Впрочем, Крешимир, не оспаривал, вероятно, верховных прав Византии на далматинское побережье, довольствуясь фактическим положением дела.

После смерти Крешимира обстоятельства в Далмации еще раз изменились. В 1074 г. на хорватский трон избран Славац или Славич, выходец из нарентянской знати. Однако он правил очень недолго.¹⁶⁾ В это время активной силой на Адриатике становятся норманы. Один из норманских феодалов, которого латинские источники называют Амикус и владения которого находились в районе Бари, совершил разбойничий рейд на далматинское побережье, причем ему удалось захватить в плен Славича, о котором с тех пор ничего более не слышно. Есть основания полагать, что норманскому феодалу оказали содействие далматинские города.¹⁷⁾ На хорватский трон был избран бан посавских хорватов Звонимир, женатый на сестре будущего венгерского короля Владислава или Ладислава.¹⁸⁾

Во время этих событий, несомненно ослабивших Хорватию, в Венеции снова созревает план подчинить своему влиянию далматинские города. Исполнителем этих планов выступил Доменико Сильвио, избранный дожем в 1071 г. Нам неизвестен ход событий, которые привели венецианцев к поставленной ими цели, но в 1075 г. признание Венеции частью далматинских городов в качестве своего сюзерена является фактом. Это относится не только к Задару, но также Трогиру, Биограду и Сплиту. От этого года сохранились обязательства, выданные этими городами Венеции, в которых они обещали не допускать более в Далмацию норманов или каких-либо выходцев из иных земель. Виновники в такого рода [221] преступлении подлежат смертной казни, а их имущество — конфискации, причем одна половина конфискованного поступает дожу, а другая — заинтересованной общине.¹⁹⁾ Такого рода обязательство устраняет всякое сомнение в том, что выдавшие его города так или иначе считали себя зависимыми от Венеции.

В 1097 г. мы получаем новое доказательство продолжающегося политического влияния Венеции в городах северной и центральной Далмации. В этом году город Сплит выдает дожу Витале Микьеле обязательство выставлять при появлении венецианского флота в водах Сплита два корабля в полное распоряжение дожа, или уплатить денежный штраф в 1000 византийских золотых.²⁰⁾ К этому же времени относится и безоговорочное признание своей зависимости от Венеции города Трогира.²¹⁾

Все это будет совершенно понятно, если мы присмотримся к тому, что в это время происходило в Хорватии. Преемники Крешимира IV не были в состоянии с достоинством поддерживать далматинскую политику Крешимира. Звовимир (1076—1089) позволил себе принять Хорватию из рук папы в качестве лена «св. престола». Это значило, что территория, которую Византия продолжала считать своею, отдана папе.²²⁾ Конечно, эта передача была сугубо номинальной, но у православной Византии не было оснований поступаться и номинальными правами в пользу католической церкви в лице ее главы. Этим как раз и воспользовалась Венеция, только что оказавшая существенную помощь восточному императору в борьбе его с норманами: Алексей I, вероятно, впервые признал в восьмидесятых годах далматинские города за Венецией и вскоре после того дожи стали именовать себя герцогами не только Далмации, но также и Хорватии.²³⁾ Может быть, Венеция и не получила от Византии официального признания за нею также и Хорватии, но эта претензия могла быть следствием того факта, что государство Крешимира, после короткого правления преемника Звонимира, Стефана II (1089—1092), быстро стала клониться к упадку. Элементы феодального распада в момент заминки с престолонаследием дали себя болезненно почувствовать в это время. Фома Сплитский выразительно характеризует положение [222] дел в тогдашней Хорватии такими словами: «После смерти Звонимира между знатными людьми королевства поднялось великое несогласие, и то один, то другой из них выступают в качестве претендентов на королевскую власть, повсюду поднялись неисчислимые грабежи, убийства и всякие другие преступления».²⁴⁾ Феодальная анархия была в полном цвету.

Перед Венецией возникла перспектива овладения не только далматинской лентой приморья, но и хорватским хинтерландом... Но в это время на побережье Адриатики появляется новая политическая сила, Венгрия. Период борьбы с хорватами закончился, началось время соперничества на берегах Адриатики с венгерской короной.

Как мы уже заметили, венецианские источники ничего не сообщают нам о взаимоотношениях республики в XI в. с сербскими племенами. Сербская часть Далматинского архипелага оставалась, вне всякого сомнения, совершенно независимой от всякого венецианского влияния. Это не значит, однако, что венецианцы не делали никаких попыток распространить свое господство и на эту часть далматинского побережья и архипелага. Если эти попытки были, то они во всяком случае не были удачными. Это делает понятным молчание о них венецианских анналистов. Тем большее значение приобретают даже отрывочные сведения, идущие со славянской стороны.

Цитированная уже нами дубровницкая летопись под 1018 г., т.е. как раз под тем годом, когда Оттон Орсеоло совершил свой поход в воды хорватской части далматинского побережья, сообщает, что венецианцы сделали неудачную попытку воздвигнуть собственное укрепление на побережье в непосредственной близости от Дубровника, но были предупреждены в этом намерении гражданами этого города.²⁵⁾

Такого рода неудачные покушения на независимость сербских далматинских городов должны были вызывать резко враждебное отношение к Венеции по крайней мере в части их населения и до некоторой степени объясняют нам тот факт, что эти города, и Дубровник в частности, оказали потом своими кораблями поддержку норманам, когда в 80-х годах развернулась борьба между ними и Венецией, помогавшей Византии.²⁶⁾ [223]

Если наши источники, из которых мы узнаем о положении Венеции в островном мире Далматинского архипелага и на далматинском побережье для XI в. настолько скудны, что мы в состоянии проследить лишь самые общие линии венецианской политики в этих районах и констатировать только некоторые факты удач и неудач этой политики, то по отношению к Истрии наши данные еще более скудны.

Мы видели выше, что в IX столетии Венеция вступила в качестве сюзерена Каподистрии, Паренцо и Пулы. Мы не можем судить о распространении венецианского суверенитета за пределы этих истрийских муниципий и не можем оказать в точности, в чем заключалась их зависимость от республики св. Марка. Разумеется, нет ни малейших оснований также к тому, чтобы утверждать, как это иногда делается, что венецианцы уже тогда ставили в истрийских городах своих наместников.²⁷⁾

В течение X в. Венеция добилась в Истрии очень скромных результатов, и если строго следовать источникам, то мы должны признать, что она ни на шаг не продвинулась вперед в истрийском вопросе в течение всего XI в. Это и понятно. В XI в. Венеция вынуждена была вести борьбу за свои далматинские приобретения со славянами. Потом начались войны с норманами. В самом конце столетия на Адриатике появились венгры. Необычайные успехи венецианской политики на Востоке, на территории Византии, ориентировали внимание политиков св. Марка в восточном направлении. Начавшееся в девяностых годах крестоносное движение поставило перед Венецианской республикой ряд новых и очень важных политических проблем. Нельзя было повсюду и одновременно быть сильным. В Истрии вследствие этого приходилось довольствоваться достигнутым ранее. Мы не видим в течение XI столетия никаких политических шагов со стороны Венеции на Истрийском полуострове. В связи с этим значительный интерес приобретает проблема церковных отношений между сюзереном на лагунах и его вассальными городами.

Венеция прекрасно понимала значение церковной организации в деле установления или закрепления политических связей и всегда и всюду стремилась поставить церковные отношения на службу своей политики. Ее конечной целью при этом всегда было подчинение [224] церковных организаций зависимых городов власти патриарха Градо, т.е. патриарха венецианского. Преследование этой цели наталкивалось на сопротивление — в Истрии патриарха Аквилейского и в Далмации — архиепископа Сплитского, а позднее также и архиепископа Дубровницкого, митрополитов Далмации. Это соперничество неизбежно вовлекало в свою орбиту папство, которое разрешало интересовавшие венецианских политиков церковные проблемы в зависимости от собственных мирских интересов.

Борьба за церковное влияние в Истрии восходит к очень раннему времени, но в XI в. она была особенно острой. Вопрос шел о подчинении шести епископов суффраганов Истрии в городах Триесте, Каподистрии, Читтануова, Перанцо, Пуле и Педене.²⁸⁾

Патриарх Новой Аквилеи, как назывался первоначально патриарх Градо, отстояв свою независимость от патриарха Аквилейского, от которого он отпочковался в период интенсивного заселения лагун,²⁹⁾ претендовал на подчинение себе епископских истрийских кафедр первоначально на том основании, что «морская» Венеция и Истрия составляли одну административную единицу в составе Восточной империи. После того, как у Венеции появились в Истрии экономические интересы, стремление ее к утверждению авторитета своего патриарха в истринских муниципиях возросло еще более. В течение всего столетия Градо борется за Истрию против Аквилеи.

Патриарх Аквилеи был одним из могущественных феодалов северной Италии. Его епископами суффраганами были: епископы Беллуны, Ченедо, Конкордии, Фельтре, Падуи, Тревизо, Виченцы, Вероны и др. городов Фриульской и Тревизанской «марок».³⁰⁾ Его обширные земельные владения и большое число вассалов, почти постоянная поддержка императоров, сюзеренов патриархата, делали его опасным противником не только патриарха Градо, но и самой Венеции, поскольку ее владения были уязвимы с суши. Отказавшись в конце концов от супрематии над «морской» Венецией, патриарх Аквилеи с тем большим упорством стремился сохранить ее в Истрии.³¹⁾

Почти каждый папа XI в. должен был решать этот спор. Сергий IV (1009—1012) считал епископов Истрии [225] суффраганами патриарха Градо. Мирить Градо с Аквилеей приходилось и Бенидикту VIII (1019—1024), поддерживавшему линию Сергия IV; но Иоанн XIX в первый же год своего понтификата (1024) стал на сторону Аквилеи и не только подчинил Истрию последней, но признал зависимым от Аквилеи самого патриарха «морской» Венеции, патриарха Градо.³²⁾ В это время пост аквилейского патриарха занимал воинственный Поппо, не замедливший воспользоваться расположением к нему «св. престола» и организовавший грабительский налет на Градо. Впоследствии это благоволение Иоанна XIX к Аквилее — это detestabile nefas — не могли объяснить в Венеции иначе, как «дьявольским наваждением» (diabolo svadente). Дьявол тут, впрочем, был не при чем: папы в это время еще зависели от императоров, а Конрад II был настроен по отношению к венецианцам в высшей степени враждебно, тогда как Поппо был его ставленником. Собор 1027 г., происходивший в присутствии Конрада, подтвердил еще раз решение о зависимости Градо от Аквилеи.³³⁾ Вынести решение еще не значит привести его в исполнение, — в Венеции, конечно, не обращали на него никакого внимания; но тем не менее при первой же возможности постарались вовлечь «св. отца» в русло своей политики. Бенедикт IX в 1044 г. отменил решение Иоанна XIX и постановление собора 1027 г. и даже побуждал Аквилею возместить Градо убытки, причиненные в свое время разбойничьим нападением Поппо. Несколько лет позднее, Лев IX и соборы — Латеранский 1049 г. и Римский 1053 г. — еще раз вынесли решение о подчинении истрийского епископата венецианскому патриарху.³⁴⁾ Однако папа Александр II на Мантуанском соборе 1074 г. провел решение, которое говорит о признании за Градо только Венецианского дуката и не упоминает об Истрии, — знак, что церковное влияние Венеции в Истрии вновь пошатнулось. От 1075 г. сохранилось письмо папы Григория VII, в котором он жалуется дожу на бедственное положение патриаршей кафедры в Градо и просит его оказывать патриарху материальную поддержку, соответствующую достоинству его сана.³⁵⁾ С большой вероятностью можно говорить в связи с этим, что доходы венецианского митрополита сильно сократились вследствие прекращения поступлений от истрийских церквей. [226]

Проблема церковной зависимости Истрии от венецианского патриарха перейдет в XII столетие столь же мало решенной, как и проблема политико-экономической зависимости от Венеции истрийских муниципий.

Влияние Венеции на церковные дела в Далмации было еще менее значительным, чем даже в Истрии. Здесь Венеция пока и не претендовала на какую-либо зависимость далматинских церквей от патриарха Градо, — это произойдет только в следующем столетии.

В Далмации до 1067 г. была только одна митрополия с центром и Сплите. Сплитские архиепископы считали себя преемниками митрополитов Салоны. В 1067 г., однако, по воле папы Александра II, возникает архиепископская кафедра в Антивари, митрополия «верхней» Далмации с районом ведения — Котор, Дривасто, Травуния, Босния, Сербия. Вся остальная Далмация, Далмация «нижняя» осталась за Сплитом. Это разделение Фома Сплитский мотивирует несчастным случаем, происшедшим с епископами «верхней» Далмации, следовавшими морем в Сплит.³⁶⁾

Сплитская митрополия охватывала после этого диоцезы епископов Осора, Крка, Раба, Биограда, Трогира, Скадроны, Станьо.³⁷⁾ До конца XI в. архиепископ Дубровника находился в подчинении митрополита Сплитского.³⁸⁾ Кроме того, хорватские короли выхлопотали создание кафедры в Нине с районом действия, простиравшимся на Цетину, Ольмиш, и даже Хорватию по ту сторону Динарских Альп.³⁹⁾

Церковная распря, поднявшаяся в Далмации вокруг вопроса о славянском богослужении в X в., в XI в. отнюдь не прекратилась, а даже обострилась, вследствие полного разрыва восточной и западной церквей, происшедшего в 1054 г. На соборе в Сплите 1059 и 1060 гг. еще раз было осуждено употребление славянского языка и письмен, «изобретенных еретиком Мефодием».⁴⁰⁾ Благосклонное отношение Крешимира IV к латинству делало римское влияние в Далмации и Хорватии устойчивым, хотя борьба продолжалась и далее. Нинская епископская кафедра на некоторое время была опорой славянского богослужения, в то время, как в остальных диоцезах «их славянские церкви почти все были закрыты».⁴¹⁾ [227]

История со священником Ульфом или Вуком, подвергшимся преследованиям со стороны латинян, один из фактов этой борьбы. В конце концов борьба эта закончилась полукомпромиссом: часть хорватов сохранила славянский язык при богослужении, но та месса, которую они слушали в своих церквах, была католической, хотя и совершалась по книгам, написанным глаголицей, которую пришлось признать изобретением блаженного Иеронима.⁴²⁾

Венецианский правящий класс к религиозным вопросам, как к таковым, относился всегда довольно равнодушно; да это и не могло быть иначе в республике, экономические интересы которой были тесно связаны и со «схизматиками» Востока и с миром ислама. Однако там, где Венеция предполагала обосноваться более или менее прочно, она всегда добивалась религиозного единства с венецианской церковью. Мы будем иметь возможность убедиться в дальнейшем не раз в справедливости этого положения.

Мы уже видели, что именно католическое духовенство далматинских муниципий поддерживало Венецию в то время, когда она впервые выступила у берегов Далмации. Венеция, поэтому, не имея пока возможности сделать большее, довольствовалась тем, что становилась на сторону латинства против «схизматиков», на сторону Рима против Византии, во всех случаях, когда в далматинских городах устанавливалось ее политическое влияние. В дальнейшем она сделает следующий шаг: она захочет подчинить по крайней мере часть далматинских митрополий патриарху в Градо. Но сможет сделать она это, и то только отчасти, лишь в XII столетии.

Все это позволяет сделать тот общий вывод относительно венецианских колониальных притязаний для XI в., что они, натолкнувшись на сопротивление хорватов и сербов, с одной стороны, и на сопротивление самих далматинских городов с другой, нашли себе лишь частичную реализацию в некоторых городах истринского, а также северной и центральной части далматинского побережья. Наиболее прочным преобладание Венеции было, однако, лишь на островах северной части архипелага: менее значительным оно было в городах северной Далмации и совсем не было реализовано к югу от Сплита. [228]

Слабость экономических и политических позиций Венеции в ее сферах влияния не могла еще быть усилена за счет церковного влияния, так как помимо сопротивления Аквилейского патриархата в Истрии и митрополичьих кафедр в Далмации, Венеция пока не могла заинтересовать своими планами и привлечь на свою сторону папство. Венецианские политики, однако, были терпеливы и умели выжидать, когда это было необходимо.

¹⁾ Muratori, Annali d'ltalia, v. IX, pp. 278, 474.

²⁾ Danduli Chr., ed. cit., col. 250.

³⁾ В этом случае, очевидно, не помогло и родство дожа с хорватским правящим домом. «Ежедневные набеги», о которых говорит Дандоло, еще Гфререром толковались как доказательство того, что положение Венеции в Далмации пошатнулось еще в первые годы после экспедиции Пьетро Орсеоло II (цит. соч., стр. 429). Мы думаем только, что эти «ежедневные набеги» едва ли не выдумка Дандоло с целью оправдания похода Оттона Орсеоло.

⁴⁾ Danduli Chr., 1. IX, cap. II, 6.

⁵⁾ DHC, NN 25, 26, 27.

⁶⁾ В. Г. Васильевский утверждает, что Оттон Орсеоло не решился померяться силами с Крешимиром III, а ограничился приведением в подчинение лишь нескольких островов (Советы и рассказы Визант. бояр. XI в., стр. 216, ЖМНП., 1881, VII).

⁷⁾ Васильевский, назв. соч., стр. 166, 167.

^* В книге «на Венецию» — OCR.

⁸⁾ DHC, N 212.

⁹⁾ Lenel, Die Vorhersch., p. 16.

¹⁰⁾ DHC, N 217.

¹¹⁾ Danduli Chr., col. 244.

¹²⁾ Эта последняя дата и принимается обычно более поздними историками Венеции. Дата Дарю — 1065 г., — может рассматриваться, как попытка согласовать противоречивые указания Дандоло, поставив вместо второго двадцать второй год догата Контарини (цит. соч., т. I, стр. 126).

¹³⁾ Laur. de Monacis, op. cit., p. 77.

¹⁴⁾ La Dalmazia p. 35. [481]

¹⁵⁾ Danduli Chr., ed. cit., col. 244.

¹⁶⁾ И. Н. Смирнов. Очерк истор. Хорв. госуд., стр. 62. {В тексте книги знак сноски не пропечатан; в электронной версии выставлен из общих соображений. OCR}

¹⁷⁾ Voinovitsch, op. cit., pp. 340, 341.

¹⁸⁾ А. Л. Липовский, Хорватия, стр. 35 и след.

¹⁹⁾ MHSM., v. I, pp. 2, 3.

²⁰⁾ Ibid., p. 3.

²¹⁾ Ibid., p. 4. Quoniam sub tantorum dominorum regimine nos degere atque sub eorundem evigilata cura atque assidua tutela nos persistere congruum atque tuttissimum satis esse cognovimus...

²²⁾ Смирнов, Очерк ист. Хорв. госуд., стр. 97.

²³⁾ MHSM., v. I, pp. 3, 4, 5. В первый раз, впрочем, этот титул в дошедших до нас грамотах встречается в 1094 г. в грамоте, касающейся Лорео. (Norden. Der vierte Kreuzzug. Anm. 2 und 4. Romanin, Storia, v. I, pp. 392, 393).

²⁴⁾ Thomas Archid. Spalat., op. cit., cap. XVII.

²⁵⁾ Макушев, Исследования, стр. 321.

²⁶⁾ Guilelmus Apuliensis. Gesta Roberti Wiscardi. MGH SS XIV, p. 282.

²⁷⁾ Gfrörer, op. cit., p. 246.

²⁸⁾ RPR, v. VII, pp. 208-240.

²⁹⁾ F. Ughelli. Italia sacra sive de episopis Italiae. 1720; v. V, col. 1072.

³⁰⁾ Ughelli, op. cit., v. V, pp. 9, 10.

³¹⁾ RPR, v. VII, p. 50. {В тексте книги знак сноски не пропечатан; в электронной версии выставлен из общих соображений. OCR}

³²⁾ Ibid., p. 51.

³³⁾ Ibid., pp. 53, 54.

³⁴⁾ Ibid., pp. 19, 55 56. Ughelli, v. V, col. 1115.

³⁵⁾ Ughelli, op. cit., v. V, col. 1080.