Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Н. П. Соколов.   Образование Венецианской колониальной империи

3. Социальная и политическая организация Венеции в X в.

Процесс образования классов на территории дуката протекал под сильным воздействием социальных отношений, складывавшихся на материке. Мы уже говорили о том, что варварские нашествия V и VI вв. повлекли за собою перегруппировки населения, вызывали переселенческие волны, отдельные всплески которых попадали и на защищенные самой природой острова лагун. Нашествие Аттилы, завоевания остготов, вторжение лангобардов, еще позднее походы франков сопровождались появлением на лагунах все новых и новых переселенцев и влекли за собою перегруппировку населения на них самих. Древнейшая венецианская хроника говорит о переселенцах из Пармы, Эсте, Чезены, Бергамо, Редино, Мантуи, Гардо, Фано, Аквилеи, Феррары, Флоренции, Гаэты, Калабрии, Истрии, Болоньи, Равенны, Пизы, Верчелло, Салерно, Бари, а также Каттаро, Задара и др. городов Далмации.81) Эти переселенцы не были только предприимчивыми одиночками, чаще это были группы, связанные узами родства или экономической зависимостью. Мы видим группы провинциальных римских нобилей со своими рабами и колонами,82) просто достаточных людей,83) много людей необеспеченных, по тогдашним понятиям социально «ничтожных».84) Переселяясь на острова лагун, они теснили местное население, пускали в оборот новые, до того времени не использовавшиеся земли, строили жилища и укрепленные замки.85) Они способствовали хозяйственному подъему «морской Венеции», прежде всего, сельского хозяйства; но они имеете с тем способствовали и ускорению процесса феодализации дуката, его социальной дифференциации, отчасти перенося на лагуны уже сложившиеся на материке классовые различия, отчасти влияя на их образование среди местного населения. [162]

Буржуазные историки Венеции обычно обнаруживают полную беспомощность при попытке дать анализ классового состава населения республики на лагунах. Мы уже видели выше, как Мольменти различает в составе жителей дуката 4 «класса»: магистратов, знать, духовенство и народ.86) Не с большим основанием Браун делает попытку распределить отдельные слои населения по островам: Гераклея у него место сосредоточения аристократии, Иезоло и Маламокко — демократических элементов.87) Новейший историк Венеции Р. Чесси не считает возможным говорить о классовой дифференциации населения дуката даже в XI в. «В народе, — утверждает автор, — социально-классовая дифференциация еще не созрела, или, по крайней мepe, не была заметной и поддающейся определению».88) «Народ в Венеции всегда был однородным», — пишет он в другом месте и не отказывается от своей точки зрения даже перед лицом того факта, что источники постоянно говорят о «больших, малых и средних» в Венеции, и утверждает, что «это различие имело больше моральное, чем политическое значение».89) Все это полностью противоречит имеющимся в нашем распоряжении данным.

Наши источники с очень раннего времени, уже с VI в., различают на лагунах нобилей, простой народ, колонов и рабов. Альтинатская хроника целую главу посвящает вопросу о происхождении венецианской знати, выводя ее из знати различных италийских городов и снабжая характеристиками, далеко не всегда лестными.90) Трудно сказать, какая часть этих родословных отвечает действительности и какая представляет собою плод позднейших измышлений, несомненно одно, что в какой-то своей части, может быть в большей части, венецианская знать действительно была на лагунах пришлым элементом.

На новых местах она, прежде всего, «садилась» на землю, но так как больших земельных просторов здесь не было, то части ее неизбежно приходилось искать достатка в тех отраслях хозяйственной деятельности, которые были связаны с морем, т.е. в морских промыслах, не исключая и разбоя, и в морской торговле. Первоначально между обеими этими группами несомненно существовали противоречия, находившие свое выражение и в вопросах внутренней, а еще более внешней [163] политики. Только этим можно объяснить отсутствие единства в рядах венецианской знати во время борьбы Византии с первыми Каролингами. Почти наверное можно утверждать, что на стороне франков была та часть знати, которая тесно связана была с землевладением, — не случайно «западная» партия возглавляется крупнейшим землевладельцем патриархом Градо, тогда как на византийской стороне по понятным причинам были нобили, которые искали счастья и достатка на морских просторах. Победила, как известно, византийская партия, так как она, помимо того, что была, вероятно, уже в IX в. более многочисленной, еще находила поддержку со стороны основной массы остального населения лагун, также тесно связанного с морем. В X в., однако, и землевладельческая знать обратилась лицом к морю, и тогда различие это сгладилось; с этого времени венецианская аристократия выступает единым фронтом при защите своих интересов, как в вопросах внутренней, так и внешней политики.

Из всего этого следует, что вопрос о происхождении венецианской знати нельзя сводить к простому утверждению, что венецианский патрициат вел свое происхождение от разбогатевших купцов, от «венецианской буржуазии», как это делает, например, М. М. Ковалевский,91) верно и обратное: очень много купцов были потомками землевладельческой знати.

Представители венецианской знати именуются в греческих источниках архонтами, в латинских — мужами разумными, первыми, лучшими. Это они на первых порах политической истории лагун выдвигали из своей среды трибунов, позднее — дожей и лиц на другие высшие посты.92) Из их среды вербовались и представители высшего клира. Достаточно заглянуть в списки патриархов Градо и их епископов суффраганов, чтобы убедиться в этом. Из второй книги той же Альтинатской хроники мы видим, что первые патриархи были выходцами из различных мест Италии и даже Греции, но с восемнадцатого имени мы видим только представителей венецианской знати, поставлявшей также и дожей.93) То же самое мы увидим, если будем рассматривать списки епископов Торчелло, Иезоло, Оливоло и др.94)

Сила венецианской знати заключалась в ее богатствах, состоявших в земельных угодьях, в городских [164] домах, морских судах, деньгах и товарах. Знатные люди были окружены обширной клиентелой зависимых от них людей, — Калоприни в 983 г. бежали к императору Оттону с многочисленной свитой, состоявшей не из одних только родственников.95) Некоторые из знатных фамилий искали себе сторонников среди основной по численности массы населения дуката, «народа», и нередко ее здесь находили. Алчные, самолюбивые и властолюбивые фамилии эти долгое время были, как впрочем и всюду в Европе того времени, элементом феодальной анархии и раздоров в зарождавшемся купеческом государстве на лагунах. Лишь постепенно, все более и более превращаясь в купцов, представители венецианской знати воспитали в себе то чувство классовой солидарности, дисциплины и твердого порядка, без которых Венеция не могла бы быть тем, чем она была в действительности в последующие столетия.

Простой народ, populus, не представлял собою однородной массы свободного населения, — здесь были свои «большие, средние и малые» люди.96)

Верхушечная часть «больших» людей ближе стояла к знати, чем к людям меньшим и, вероятно, в конце концов пополняла ее ряды, по мере того, как торговые операции или ростовщичество ее обогащали. Вероятно, именно они имеются в виду, когда дожи говорят о «своих верных», о «добрых людях», о «соприсутствующих» при их, дожей, избрании.

Люди среднего достатка и «меньшие» были той массой свободного населения, которая заполняла потом ряды цеховых организаций, что ни в какой мере не исключает и того, что рядом с ними становились здесь также и постепенно освобождавшиеся полузависимые и зависимые люди. «Меньшие» люди из народа чувствовали себя, наверное, ближе к этой части венецианского населения, чем к людям «большим». Это они были рыболовами республики, добытчиками соли, представителями постепенно развивавшихся ремесел, матросами на кораблях, солдатами республики на суше и на море. Люди среднего достатка из них несомненно занимались и торговлей, и при том не обязательно только внутренней и мелочной.

Довольно значительную первоначально часть венецианского населения, потом постепенно уменьшавшуюся, [165] составляли люди полусвободные, крепостные. В качестве таковых они обрабатывали поля, сады и виноградники венецианской знати и клира. На Иезоло знатные трибунские фамилии живут в замках, земли вокруг которых обрабатываются их колонами.97) Епископская кафедра Торчелло взимает с виноградарей, сидящих на ее земле, натуральный и денежный оброки.98) Альтинатская хроника повествует об оброках и барщине колонов Каорле в пользу крупнейшего здесь землевладельца, дожа.99) Патриарх и монастыри получают со своих колонов скот, шерсть, кожу, зерно, лен, коноплю, вино. С меньшей степенью определенности, по состоянию источников, можно говорить о роли полусвободного населения дуката в ремесленном производстве, допуская это последнее в принципе. Таким образом, весь этот люд представлял собою долгое время нечто неотделимое от знати: с нею вместе он появился, как мы видели, на территории дуката, в орбите хозяйственного тяготения к ней он потом вращался.

В буржуазной исторической литературе иногда можно встретить мнение, что в Венецианском дукате никогда не существовало крепостничества.100) Это по меньшей мере сомнительно. Мы не раз видели, как в наших источниках, восходящих к X веку, речь заходит о колонах. М. М. Ковалевский, отрицая наличие крепостных на землях венецианской знати, не берет на себя труда выяснить социально-правовое положение этой категории несомненно зависимого населения. Coloni — термин римского права, в кодексе Юстиниана означающий зависимых людей на землях крупных земельных магнатов. Необходимо иметь в виду, что в Италии вообще, и в Венеции в особенности, стойко держалась юридическая терминология римского права, — не только составители официальных документов, но и анналисты охотно пользовались терминологией кодекса Юстиниана для обозначения новых социальных явлений. Не подлежит сомнению, что под именем колонов выступают в венецианских документах раннего средневековья крестьяне феодальной формации. Альтинатская хроника, рассказывая о переселении богатых землевладельцев со старых мест в новый город на Риальто, сообщает, что там «остались только вольноотпущенники, рабы и работники виноградников».101) Нет сомнения, что [166] рабы и вольноотпущенники, оставленные в поместьях, находились первые в безусловной и вторые — в известной мере обусловленной зависимости от землевладельца. Для X века это будут крепостные, одни в условиях серважа, другие — в более мягкой форме крепостничества. Термин «массарии» в Северной Италии с очень раннего времени служил для обозначения несвободных работников земли.102) Когда среди владений епископа Оливоло т.е. епископа на Риальто, называются 15 «массарицие»,103) то мы вправе предположить, что обрабатывались они массариями, т.е. людьми, прикрепленными к земле. Правильнее будет не отрицать на территории дуката наличие полусвободных людей, а настаивать на большем, чем в остальных местах, проценте свободного населения, занятого в ремесле и сельском хозяйстве.

Несмотря на многочисленные постановления, направленные против торговли рабами, — постановления, впрочем, как мы уже видели, бесплодные, — рабы в Венеции долгое время были многочисленными. В этом нас убеждают не только известия о появлении на островах знати «вместе со своими рабами», не только различные документы частно-правового характера, как, например, завещания, но и те многочисленные pactа и praecepta, которые Венеция заключала с западными императорами. Одним из непременных пунктов этих грамот является взаимное обязательство о выдаче бежавших рабов. Укажем в качестве примера на диплом Оттона I от 967 г., который довольно близко стоит в хронологическом смысле к рассматриваемому нами времени.104)

Правовое положение рабов в Венеции первоначально не отличалось от их юридического статуса в античном мире, но потом, в силу развития феодальных начал, положение это стало меняться к лучшему: раб сажается на землю, получает доступ к общественному суду, нередко имеет семью и собственность. Однако значение фактов этого рода не следует преувеличивать, — за господином сохранялось все-таки право дарить, продавать и вообще отчуждать каким бы то ни было образом своего раба, судить его, наконец.105) Отпуски на волю по разным побудительным причинам не были особенной редкостью, но отпущенный был связан со своим бывшим господином узами патроната. [167]

Большой интерес, естественно, представляет вопрос о роли венецианского раба в производстве. И в этом отношении положение pa6a с течением времени менялось: первоначально его роль в экономической жизни дуката была более значительной, чем позднее. Некоторые места альтинатской хроники позволяют говорить об использовании рабов в раннее время в промышленном производстве: на Торчелло существовало нечто вроде античного эргастериона, где рабы обрабатывали ценные меха.106) Успехи в области техники сельскохозяйственного производства и ремесел делали применение рабочей силы рабов все менее и менее выгодным, и поэтому устойчиво рабский труд держится лишь в таких отраслях хозяйственной деятельности, которые не требуют квалификации. Мы можем указать на широкое применение труда рабов в морском деле, где они выполняли тяжелую обязанность гребцов. Так как силой весел приводились в движение, прежде всего, и больше всего военные суда, то здесь мы и видим особенно устойчивое применение рабочей силы раба.107) Параллельно с этим в Венеции, как и всюду в городских республиках Италии, широко было распространено и особенно долго держалось использование рабов в качестве домашней прислуги.

Официальная политика Венеции в отношении рабовладения была двойственной, неискренной и лживой. С одной стороны, время от времени появлялись запреты торговли рабами, а с другой стороны, венецианское правительство выработало целый кодекс, защищавший «права» господина, и широко использовало рабовладение и работорговлю как доходную статью государственного бюджета. Многочисленные факты, свидетельствующие об этом, подобраны в работе И. В. Лучицкого «Рабство и русские рабы во Флоренции».108) Об этом же говорят и «Венецианские статуты», официальный документ венецианского права.109)

Наконец, необходимо сделать несколько замечаний относительно венецианского клира. Мы уже указывали, что в своем высшем звене он принадлежал к венецианской знати: патриарх, епископы, аббаты и аббатиссы были представителями патрицианских фамилий. Низшее духовенство рекрутировалось, как и всюду, из «простонародья». Однако по роду занятий, не только духовных, но и мирских, между этими двумя группами клириков не [168] лежало пропасти: все они — от патриарха до приходского священника — занимались и торговлей, и ростовщичеством, не довольствуясь церковными доходами и феодальной рентой. В этом смысле поучительно письмо, направленное папой Сильверстом II дожу Пьетро Орсеоло II, где мы читаем: «Все епископы и священники открыто сожительствуют с женщинами и, подобно менялам и трапезитам, гонятся за светскими барышнями и вместо службы божественной выгодно занимаются светскими делами». Папа рекомендует дожу с корнем «вырвать» это зло на местном венецианском соборе.110)

Руководствуясь классическим определением понятия об общественных классах, данным В. И. Лениным,111) из всего того, что сохранили нам наши источники относительно ранней социальной истории Венеции не как города, а как дуката, можно сделать такие выводы: венецианская история открывается действием тех социальных групп, которые мы видим на закате Римской империи, — знати, купцов и ремесленников, колонов и рабов; дальнейшее развитие шло в направлении феодализации этого общества, — знать и часть купцов превращалась в феодалов, колоны и отчасти рабы, — в крепостных; специфические особенности экономики Венеции и, в первую очередь, невозможность замкнуться в рамках чисто натурального хозяйства усиливали значение торговли и способствовали раннему вовлечению знати в сферу обмена; это не препятствовало, однако, ни сохранению крепостничества, ни начавшейся уже до X века организации производства по обычному ремесленному типу средневекового города.

Политическая организация дуката отражала специфические черты его социальной и экономической жизни. Политическая история Венеции началась с соперничества знатных фамилий, с проявления анархических тенденций трибунских родов, развернулась затем в борьбу этих центробежных сил против централизующего начала, представленного властью дожей, чтобы придти к началу XI в. с политической организацией, которая могла послужить в те времена образцом дисциплины и порядка.

В VI и VII вв. «морская» Венеция не представляла собою единого политического целого. В отдельных поселениях на ее островах царили «трибуны», представители [169] местной землевладельческой знати; они считались выборными, но только соперничество их между собою и вражда с другими знатными фамилиями мешали им образовать местные феодальные династии, поскольку власть византийского императора и его Равеннского экзарха ощущалась все более и более слабо. Наши источники насчитывают их обычно 12, но едва ли эта цифра не представляет собою искусственного соответствия их числа с числом важнейших островов дуката; в действительности их бывало, вероятно, и больше и меньше этой цифры.

В самом конце VII в. на лагунах появляется дож, — власть, претендующая на господство на всей территорий лагун. Доводы историков, оспаривающих это положение и относящих появление власти дожей к более позднему времени, нам не представляются достаточно убедительными.112) Появляется власть дожа первоначально не надолго: в начале VIII в. центробежные силы опять торжествуют, — лагунами управляют magistri militum, магистратура, являющая собою плод компромисса, действовавших в двух противоположных направлениях социальных сил. В 742 г. централизаторские силы снова одержали верх и на этот раз до конца венецианской истории.

Существующие в буржуазной исторической литературе взгляды на происхождение этой власти мы считаем не исчерпывающими вопроса и самую постановку его неправильной. Гартман появление дожа на лагунах относит к началу VIII в. и объясняет его вмешательством Византии.113) Гфререр обносит эту реформу к деятельности Равеннского экзарха.114) Кречмайр ставит возникновение догата в связь с возникновением на территории Византии фемного строя, но он допускает одновременно известное влияние и патриарха, мечтавшего будто бы о создании для себя чего-то вроде светских владений папы.115) Романин связывает появление дожа с арабской угрозой и относит к инициативе патриарха Христофора.116) Такое разнообразие во взглядах на один и тот же вопрос свидетельствует о там, что ни одно из этих мнений не имеет за собой сколь-нибудь серьезного основания в источниках. Мы полагаем, что разрешения этого вопроса нельзя искать в волеизъявлении далекой и мало авторитетной власти, нельзя ставить политический [170] институт в зависимость от административных преобразований Византийской империи, или усматривать в нем удачный плод честолюбивых замыслов того или другого лица.

Политические проблемы разрешаются соотношением классовых сил, политические организмы являются продуктам социальной борьбы, — только здесь может быть найдено и объяснение интересующей нас политической проблемы. Между тем именно такая постановка вопроса для многих буржуазных историков является неприемлемой. Приведем в качестве примера уже упоминавшуюся в подобной же связи работу Чесси. Роберто Чесси, отрицая наличие в Венеции общественных классов, естественно стоит и на позициях отрицания социальной борьбы в Венеции. По этой причине он обнаруживает полную беспомощность при попытке истолковать ожесточенную борьбу двух группировок господствующего класса в ранний период венецианской истории. Изложив факты, относящиеся к этой борьбе, Чесси пишет: «В темной смене вероломства, ослеплений, заговоров, которые следовали друг за другом с головокружительной быстротой, трудно различить действующие элементы, личные и коллективные, элементы политические, экономические, социальные, и определить их значение и содержание».117) Далее, по примеру других буржуазных историков, как и они, не будучи в состоянии дать более рациональное объяснение, автор трактует политическую борьбу IX в., как «муниципальную вражду между Читтануова и Маломокко».118)

В действительности эта политическая проблема может быть удовлетворительно разрешена только с позиций социальной борьбы в этом раннем периоде венецианской истории.

В период лангобардского нашествия новая волна переселенцев с «твердой земли» пополнила состав населения лагун. Это создавало для него новые трудности в деле своего пропитания и повелительно указывало путь на море. Анонимный автор древнейшей венецианской хроники ясно сознавал это: «Наше мореходство, охватывающее весь мир, — пишет он с некоторым для X в. преувеличением, — диктуется нам необходимостью добывать жизненные припасы».119) Развитие морской торговли и ремесел становится жизненной необходимостью. Все [171] большая и большая часть населения лагун, не исключая и знати, вынуждена связывать свое благополучие с морем. Возникает сильная социальная группа, для которой морская торговля — все. Развитие же этой последней требовало наличия то крайней мере трех условий: свободы плавания в Адриатике, пригодности внутренних вод для движения морских судов и возможности проникновения по речным системам Северной Италии внутрь континента. Ни одна из этих задач не могла быть разрешена силами отдельных общин на лагунах, — отсюда требование «морской» партии их объединения. Группа землевладельческой знати не хотела понять жизненной необходимости этой программы: замкнутые интересы натурального хозяйства не способствуют развитию идей государственного единства. Отсюда стремление этой социальной группы к «вольной» жизни da sè, к тому, что называется феодальной анархией. Возникновение дуката удовлетворительно может быть объяснено из факта победы «морской» партии над партией зарождавшейся феодальной анархии. Так как эта победа базировалась на твердой экономической основе, то она в конце концов и оказалсь незыблемо прочной.

Разумеется, побежденная социальная группа не сразу сложила оружие и после вторичного установления догата. История VIII столетия наполнена сценами кровавой борьбы «трибунских» фамилий против дожей. В 717 г. феодалы Иезоло напали на первую столицу дуката, Гераклею, и убили первого дожа Павлиция Анафеста. В 737 г. второй дож, Орсо, убит после 11 лет правления «возмутившимся народом». В 755 г. Теодат Орсо ослеплен и заключен в тюрьму, а через год такая же судьба постигла и непосредственного виновника низложения Теодата, Галлу. Судьба преемника последнего была аналогичной, — Доменико Леонгарио был ослеплен и изгнан в 764 г. За последние 30 лет VIII в. было изгнано еще три дожа, двое Гальбайо и Обелерио. В этой последней борьбе сыграла свою роль и уже упоминавшаяся схватка «франкской» и «византийской» партий, которые были все теми же партиями морской торговли и централизации, с одной стороны, и феодального самодовления, с другой. Победила и на этот раз «морская» партия, партия византийской ориентации, так как имению за ее спиной стояли властные экономические [172] требования, которым противоположная партия не могла противопоставить ничего экономически прочного.

Еще одним примером того, как эта борьба трактуется у буржуазных историков, может служить «анализ» ее у Мольменти: «Смуты и беспорядки, — пишет он, — в начале ее (Венеции) существования говорили об избытке силы, о настойчивой потребности в деятельности, о том беспокойстве, которое стремится создать порядок из безурядицы и волнений»...120) Этот «анализ» сам говорит за себя.

В IX в. в связи с ростом торговли, а отчасти и ремесленного производства, экономические позиции торгово-промышленных групп усиливаются, почему и политическая их программа окончательно торжествует: в IX в. догат упрочивается, феодальная знать вынуждена смириться и сама постепенно заражается духом морского предпринимательства. С этого времени мы не видим столь частых сцен ожесточенных схваток вокруг трона дожей.

Необходимо, впрочем, оговориться, что расправы с некоторыми дожами имели место и в X, и в XI вв., но выступления знати имеют уже другой социальный и политический смысл. Объединившийся нобилитет весь в целом будет теперь с ревнивой подозрительностью относиться к главе правительства дуката, — династические тенденции фамилий Кандиано, Орсеоло давали к тому достаточно оснований. Низвержение Пьетро Кандиано IV в половине X в., женившегося на Вальдраде, сестре одного из крупнейших феодалов Италии и получившего в приданое обширные феодальные владения на материке — во Фриуле, Тревизо, Ферраре — было актом расправы с опасным феодалом, справедливо заподозренным в стремлении к установлению наследственной тирании.121) Изгнание Оттона Орсеоло в начале XI в. было предупредительной мерой во избежание той же опасности. Так изменялось в процессе диалектического развития внутреннее содержание одной и той же борьбы.

В IX и X вв. на территории дуката складывается устойчивый государственный порядок, своеобразная неписанная конституция, детали которой нам недостаточно ясны. [173] Во главе государства стоит избираемый пожизненно магистрат, дож. Выборы эти были своеобразны и протекали в хаотической обстановке. В принципе дож избирался народом,122) но фактически выборы несомненно находились в руках знати и высшего духовенства, представлявшего ту же знать; народ только «выкликал» избранника, воздавая ему laudationes. Выборы сопровождались церковными торжествами и вручением избраннику при торжественной обстановке знаков достоинства главы государства — скипетра, знамени, короны дожей.

Знать, игравшая решающую роль при выборах дожа и в то время, которое может быть названо междуцарствием, не устранялась от влияния на дела государственного управления и после избрания. Участие это не было установлено каким-либо конституционным актом, но оно диктовалось дожу огромной экономической и социальной ролью этого класса, в особенности, когда противоречия между его отдельными группами стали сглаживаться, и он начал выступать более или менее объединенным фронтом, а это, как мы видели, в X в. было уже фактом. Источники самого различного происхождения постоянно отмечают знать в качестве ближайшего и влиятельного окружения дожа: Анна Комнина говорит об архонтах, что «при доже», венгерский король Коломан пишет к «дожу и оптиматам»; Генрих IV называет дожа мудрым «в силу совета благоразумных мужей».123) Все это — задолго до официального возникновения Большого и Малого Советов.

Свое участие в управлении знать осуществляла через «курию» дожа, выполнявшую, прежде всего, судебные функции, откуда и наименование ее членов — «судьи»; но она выполняла также и функцию совета дожа, так как и советники называются «судьями». Они назначались дожем, но благоразумие и его личные классовые интересы рекомендовали ему останавливать свой выбор на представителях наиболее знатных и влиятельных фамилий.

Свои решения дож выносил, однако, не только от своего имени и имени знати, но также и «народа», с «общего совета». Приведем примеры: запрещение торговать оружием с мусульманами выносится в присутствии не только знати, патриарха и епископов, но также, и «с большей частью народа — больших, средних и малых»;124) [174] решение о платеже десятины принимается в 977 и 979 гг. от имени знати и «общества совета».125) Народное собрание (contio, arrengo) не было регулярно действовавшим политическим институтом, а созывалось по инициативе дожа для санкции уже принятых знатью и высшим клиром решений и протекало в обстановке, исключающей обсуждение поставленных вопросов: народ и здесь только «выкрикивал» свое отношение к представляемым на его рассмотрение проектам, — не даром народные решения именовались laudationes populi.

Местное управление, по-видимому, еще довольно долго оставалось в руках «трибунов», которые продолжают «избираться», но которые все более и более выступают в качестве представителей дожа, его missi. Вокруг этого вопроса, вероятно, и шла упоминавшаяся выше борьба политических партий в Венеции. В нашем распоряжении имеются данные, которые позволяют заключить о сознательно проводимой дожами политике вытеснения местной знати с насиженных ею мест, чтобы с тем большей уверенностью держать районы дуката в своих руках.126) Наличие при ставленниках дожа, какими трибуны постепенно сделались, местных советов или собраний из знати и верхов «народа» надо считать бесспорным.127)

Для того, чтобы центральная власть могла осуществлять ту тройную задачу, которая делала ее наличие в дукате необходимой, было важно, при отсутствии единства в рядах знати, чтобы эта власть была достаточно обширной. Такой мы ее и видим в рассматриваемое время. Все население дуката приносит присягу на имя дожа, не исключая и самого патриарха. Дож председательствует в курии и народном собрании, сносится с иностранными государствами, командует на войне, влияет на назначение духовных лиц, и сам патриарх инвестируется им прежде, чем получить от папы паллий, ведает доходами и расходами государства, отправляет послов и назначает должных лиц. Он носит титул: «божией милостью дожа Венеции», просто «дожа Венеции» или «дожа венецианцев». С внешней стороны объем власти дожа в IX и X вв. представляется настолько обширным, что историки Венеции нередко считают ее государственное устройство этого времени монархическим.128) Это, конечно, — крайность. Другой крайностью можно назвать утверждение, что Венеция была [175] первоначально демократической республикой.129) Выборный характер власти дожей, широкое участие знати как в выборах, так и в делах текущего управления, постоянная угроза вооруженного бунта со стороны знатных фамилий делали этот «монархизм» призрачным. Еще меньше оснований говорить о «демократизме» венецианского государственного устройства этого времени, — демос не был на лагунах активной политической силой уже с того времени, когда здесь появились первые «трибунские» фамилии в своих укрепленных жилищах. Венеция не могла не сделаться аристократической, поскольку она становилась феодальной, поскольку от феодальной знати, в первую очередь, зависело положение главы государства, дожа.

Победа над сепаратистскими устремлениями местных феодалов, пожизненность полномочий, довольно значительные доходы с патримониальных владений дожей, значительные денежные доходы, стекавшиеся в кассу главы государства (camera ducis, camera palatii), пример континента, где утверждались многочисленные феодальные династии, должны были подсказать наиболее честолюбивым представителям высшей власти в республике мысль о превращении ее в наследственную. Монархические тенденции дожей выразились в стремлении обеспечить догат за своими сыновьями, назначая одного из них в качестве соправителя. Первый случай такой попытки относится еще ко второй половине VIII в., когда дож Мавриций Гальбайо назначил себе соправителя.130) Эта попытка возобновлялась потом много раз и обычно лишь с частичным успехом. В конце X в. так же поступает и знаменитый Пьетро Орсеоло II, который назначил себе в качестве соправителя сначала своего старшего сына Джиованни, а позднее, когда тот умер от посетившей Венецию чумы,131) выдвинул на этот пост своего младшего сына Оттона, который и стал дожем после смерти своего отца. Мы уже говорили выше, что фамилии Орсеоло не удалось превратить аристократической республики в монархию, как это не удавалось ранее Кандиано и другим аристократическим домам дуката.

Таким образом, сначала с центром в Гераклее, потом с 756 г. — на Маломокко и, наконец, с 811 г. на Риальто, сложилось небольшое государство, феодальное по своей [176] социально-экономической природе, но с большим влиянием широких торговых интересов, придававших специфический характер его социальной природе и способствовавших его политической централизации. Венеция сделалась прочным политическим организмом, сильным постепенно сложившимся единством своей экономики и связанным с этим единством правящего класса.


81) Chron. Altin., ed. cit., pp. 28 ss.

82) Familiares, libertini, servi, ministeria, retinendos... (Ibid., p. 43).

83) Satis erunt habentes... (Ibid., p. 36).

84) De personis parvis... (Ibid., p. 33).

85) Edificantes caslra manserunt... (Ibid., p. 33).

86) P. G. Molmenti. La vie, ed. cit., p. 2.

87) H. Brown. Venice, ed. cit., p. 21.

88) R. Cessi, op. cit., v. I, p. 100.

89) Ibid., p. 144.

90) Caloprini de Cremona venerunt, tribuni ante fuerunt, magnifici et potientes... artificiosi sed mendaces... benivoli sed rixosi... molesti et negligentiosi de omne opere... (Arch. St. It., v. VIII, p. 86).

91) Происхождение современной демокр., т. IV, стр. 9. [474]

92) В. Cecchetti. I. nobili e il popolo. (AV, v. III, pp. 430 ss).

93) Chron. Alt., ed. ASI, v. VIII, pp. 41-45.

94) Ibid., pp. 46, 47.

95) Joh. Diac. Chr., ed. cit., p. 28.

96) Magna parte populi, majores mediocres et minores... (Romanin, Storia, v. I., p. 374).

97) Chron. Altin., MGH, v. XIV, p. 35.

98) Ibid., p. 9.

99) Ibid., pp. 41 ss.

100) M. M. Ковалевский. Эконом. рост Зап. Европы, т. II, стр. 268.

101) Nullus enim remansit... nisi tantum modo libertini, et servi ac cultores vinearum.. Chr. Alt MGH, v. XIV, p. 34.

102) A. Doren, op. cit., p. 50.

103) Cod. dipl. Pad., v. II, N 7.

104) MGH. L. Const., v. I, p. 33.

105) Cum plenissima virtute et potestate ipsam habendi, tenendi, dandi, donandi, alienandi, barrattandi, obligandi, francandi, pignandi, affittandi, disfittandi, de eo vel ea testandi, et pro anima et corpore judicandi et quidquid emptori... placuerit faciendi... A. Valsecchi. Bibliografia analitica della legislazione della repubblica di Venezia. (AV, v. XIII, 1877, pp. 114 ss).

106) Chr. Alt., ed. cit., p. II.

107) Kretschmayr, op. cit., B. I, p. 199.

108) Киев, 1886, стр. 48.

109) Gli statuti ven. ed. Cessi, Venezia, 1938, p. 213.

110) RPR, v. VII, p. 18.

111) В. И. Ленин. Великий почин. Соч., изд. 3-е, т. 24, стр. 337. О государстве. Соч., т. 24, стр. 366 и след.

112) Е. Musatti. Storia di Ven., ed. 1936, v. I, p. 13. Учетная контроверза о времени появления первых дожей подробно изложена в названной уже не раз новейшей коллективной «Истории Венеции», выходящей под редакцией Р. Чесси (т. II, стр. 76 и след.).

113) L. Hartman. Die wirtschaftliche Anfänge Venedigs. (Viert. f. S. — Wiss., B. II, 3, p. 436).

114) Gfrörer, op. cit., p. 37.

115) Kretschmayr, op. cit., B. I, p. 43.

116) Romanin, Lezioni, p. 36.

117) R. Cessi, op. cit., p. 18.

118) Ibid, p. 27.

119) Chr. Alt., ed. cit., p. 46.

120) Возрождение Венеции. (Вестн. Bс. Истор., 1912, III, стр. 95).

121) Hodgson, The early history, pp. 119, 120.

122) Omnes veneti cum patriarcha et episcopis convenientcs (Joh. Diac. Chr., p. II). Tribuni et omnes proceres et plebei cum patriarcha et episcopis et cuncto clero. (Danduli Chr., ed. cit., col. 127).

123) Kretschmayr, op. cit., B. I, p. 195.

124) Romanin, Storia, v. I, p. 374.

125) Dominus Petrus dux Urseolus cum cunctis suis primatbus et procerbus... cum comune consilio... Cum cunctis suis primatibus cum comuni consilio... (Cit. a. Romanin, Storia, p. 378).

126) Heinen, op. cit., p. II.

127) Romanin, Storia, v. I, pp. 41, 42, 43. Kholschütter, op. cit., p. 35.

128) B. Schmeidler. Der Dux und das Сomune Venetiarum von 1141—1229. Berl., 1922, pp. 11, 22. Kretschmayr, op. cit., p. 107.

129) G. Cappelletti, op. cit., v. I, p. 19.

130) Gfrörer, op. cit., p. 77.

131) Joh. Diac. Chr., ed. cit., p. 35. [475]

загрузка...
Другие книги по данной тематике

А. А. Сванидзе.
Средневековый город и рынок в Швеции XIII-XV веков

Гельмут Кенигсбергер.
Средневековая Европа 400-1500 годы

Мишель Пастуро.
Символическая история европейского средневековья

Ю. Л. Бессмертный.
Феодальная деревня и рынок в Западной Европе XII— XIII веков
e-mail: historylib@yandex.ru