2.2.6. Византийская делегация на Западе и проблема политического выбора в условиях раскола
Путешествие греков от Константинополя до Венеции длилось два с половиной месяца. Трудности пути тяжелым бременем легли на плечи пожилых участников делегации, в том числе самого императора и патриарха. Но кроме физических тягот не менее мучительным было ощущение неуверенности в том, что ждет впереди. Это чувство, с которым византийцы покинули свою столицу, в дороге только усилилось. На Пелопоннесе их настигло известие о смерти императора Сигизмунда. Эта новость стала настолько тяжелым ударом, что император Иоанн VIII подумывал о том, имеет ли смысл вообще ехать дальше363. Однако путешествие продолжалось. 8 февраля 1438 г. галеры бросили якорь в венецианском порту. В обстановке полной торжественности высокие гости сошли на берег.
Очутившись на Западе, греки лишний раз убедились, что здесь царит раскол. Не могло быть и речи о том, что большинство правителей Европы станут участниками вселенского собора. Вставал вопрос, куда двигаться дальше. По поведению византийцев в первые дни после прибытия никак нельзя было сказать, что они намеревались отправиться прямо к папе, который ожидал их в Ферраре. Сиропул, у которого мы находим сведения об этом, пишет, что делегаты начали бурно обсуждать дилемму, ехать ли к папе или на Базельский собор364. В связи с этим венецианский дож сообщил императору, что греки могут оставаться в Венеции сколь угодно долго, чтобы взвесить свои планы и решить, в каком направлении продолжить путь. Известно, однако, что изначально власти республики, опасаясь раздражения турецкого султана, не желали, чтобы византийцы задерживались в их городе. Но венецианцы были союзниками папы. В таком случае заявление дожа одновременно могло выражать и его неуверенность в том, что греки непременно поедут в Феррару, и надежду на то, что во время их пребывания в Венеции их можно будет убедить в этом. Император, как пишет далее Сиропул, решил посоветоваться с патриархом. Но тот сослался на болезнь и попросил, чтобы сначала государь обсудил все в своем кругу и сообщил ему свое мнение. Императора не удовлетворил такой уклончивый ответ, и он послал сказать патриарху, что должен знать позицию всех членов совета, поскольку одни призывают ехать к папе, а другие считают это нецелесообразным в настоящий момент. Очевидно, патриарх ответил, что знает, кем высказываются подобные суждения, но когда он явится на совет, то опровергнет их365. О позиции и раздумьях патриарха свидетельствует также послание венецианского сената папе от 17 февраля, в котором говорилось следующее: «...патриарх Константинопольский один пожелал переговорить с нами за закрытыми дверями и получить от нас совет. Он сказал, что император и он сам прибыли сюда, чтобы заключить церковную унию, к которой очень стремятся, но и до, и после своего прибытия слышали о разногласиях между папой и Базельским собором, а также между папой и некоторыми христианскими князьями, и потому он просил у нас совета, что ему делать дальше, и попросил, чтобы этот разговор остался в тайне... Мы же ответили ему, что Базельский собор больше не может называться собором, так как основные и почтенные прелаты покинули его и лишь некоторые остались там, не имеющие высокого сана, которые не хотят ни унии, ни мира, не имеют никаких других благих намерений, кроме как посеять схизму и раскол, потому что таким способом рассчитывали повысить свой статус... Затем мы сказали, что между папой и христианскими князьями нет никаких конфликтов и, более того, все самые влиятельные государи находятся в согласии с волей Его Святейшества, благоволят ему, за исключением разве что арагонского короля, который стремится заполучить королевство Сицилийское (Неаполитанское. - Н. П.), а так как папа не расположен к нему, но поддерживает короля Рене Анжуйского, то правитель Арагона настроен против папы. То же самое можно сказать и о герцоге Миланском, который давно пытался и пытается теперь отнять часть земель церкви и всеми способами старается нанести ущерб личности и положению папы. Но из других государств не знаем никого, кто был бы против него. После этого мы дали совет патриарху, чтобы император и он сам объединились с понтификом, и чем скорее это случится, тем лучше. Патриарх охотно выслушал нас, после чего сказал, что хочет все обдумать»366. Скорее всего, ответ венецианцев лишь утвердил патриарха в его собственном мнении. Уже 17 февраля (этим же днем датировано письмо сената, но разговор мог иметь место немного раньше) он писал представителям кастильского короля на Базельском соборе, что в ближайшее время греческая делегация отправится к папе в Феррару. Правда, тут же он давал понять, что не считает закрытым вопрос о том, где будет проходить униатский собор. Патриарх писал, что еще предстоит обсудить это с папой и выбрать подходящее место367. Что же касается решения императора, то оно стало окончательным не ранее 18 февраля, когда состоялось очередное заседание совета368. Свою роль в этом могло сыграть общение со знатными представителями от курии, явившимися 12 и 13 февраля. Один из них был не кто иной, как Николай Альбергати, назначенный президентом униатского собора. На совете прозвучало предложение дождаться кардинала Чезарини, который прибыл 20-го, но император пожелал, чтобы к его приезду решение было принято. 25 февраля Иоанн VIII Палеолог обратился с письмом к Базельскому собору. Письмо не содержало никаких претензий к оставшимся там депутатам. Император лишь сообщал, что после долгого и изнурительного пути ему и другим делегатам, ввиду их старости и плохого здоровья, невозможно совершить еще один переход на лошадях, поэтому он просил всех участников собора приехать в Феррару369. Это был еще один призыв византийского правителя к всеобщему компромиссу. 28 февраля византийцы покинули Венецию. Поведение греков после прибытия на Запад ясно показывает, что атмосфера раскола и конфронтация, обнаруженная ими на Западе, воспринимались крайне негативно, и вопрос о дальнейших шагах не считался предрешенным. Император, по-видимому, еще не исключал возможность стать посредником между папой и Базельским собором, однако реальными инструментами влияния на ситуацию он не обладал. В то же время патриарх занял гораздо более твердую позицию в пользу папы, которая лишь укрепилась после закулисных переговоров его с венецианским сенатом. Следует признать, что сделанный греками выбор был наиболее реальным в сложившейся ситуации. До недавнего времени считалось, что упомянутое выше письмо императора от 28 февраля было его последним посланием, которое он отправил в Базель. Однако недавно появились данные о том, что его неофициальные контакты с Базелем продолжались. Среди материалов архивных коллекций было, в частности, обнаружено письмо императору из Базеля от некоего грека по имени Димитрий370. Из письма следует, что оно само явилось ответом на императорское послание, отправленное из Феррары 10 июля 1438 г. Прямой и достоверной информации об авторе нет. Однако в протоколах Базельского собора начиная с мая 1437 г. несколько раз упоминается грек с именем Димитрий, являвшийся грамматиком и учителем греческого языка при Базельском университете. По имеющимся данным, к указанному времени он уже несколько лет проживал в Базеле, но при этом посылал деньги своей семье, которую оставил в Византии. По всей видимости, авторство письма принадлежит этому человеку371. Вопреки официальной позиции греков Димитрий не только остался на стороне Базельского собора, но и продолжал убеждать византийского императора в правильности своей позиции. Как следует из письма372, автор уже не один раз в ответ на просьбы императора в таком именно духе отправлял ему свои доклады из Базеля, причем в последнем письме из Феррары Иоанн VIII Палеолог поставил якобы под сомнение справедливость его посланий373. Примечательно, что на это Димитрий ответил яростной критикой в адрес Дисипата и некоторых других лиц, которые, по его мнению, вводят императора в заблуждение и уже заставили его разорвать отношения с Базельским собором. О каком Дисипате в данном случае идет речь, непонятно. Скорее всего об Иоанне, который, будучи последним византийским послом в Базеле, прервал переговоры с собором и обратился на сторону папы. Димитрий в своем письме уверял императора, что собор в Ферраре, в отличие от Базельского, не пользуется признанием у христиан Запада, поэтому грекам нечего ждать помощи от папы. По его словам, последней надеждой империи является Базель - только он способен организовать поход против турок. Автор упрекнул византийского правителя в том, что своим решением поддержать папу он взял на себя вину за разжигание новой схизмы. Заканчивая письмо, Димитрий призвал Иоанна VIII пересмотреть свое мнение, приехать в Базель и тогда, считал он, папе не останется ничего другого, как примириться с собором374. Приведенные данные свидетельствуют о глубоких сомнениях, которые византийский император продолжал испытывать и после приезда в Феррару и открытия униатского собора. Его по-прежнему интересовала обстановка в Базеле, и он получал информацию о ней, пользуясь услугами вышеупомянутого Димитрия, который находился там в качестве частного лица. С другой стороны, император испытывал сильное давление со стороны той части своего окружения, которая выступала за союз с папой. Во главе этой партии вероятнее всего стоял сам патриарх. Однако в то же самое время и в Базеле по-прежнему не оставляли надежды переманить греков на свою сторону. Письмо Димитрия императору, видимо, было составлено под непосредственным влиянием базельских руководителей, что давало автору право делать свои заявления от имени собора. Как бы то ни было, греческая делегация осталась в Ферраре, откуда в феврале 1439 г. собор переехал во Флоренцию. Находясь в зависимости - в том числе материальной - от папы и его политических союзников, византийцы в любом случае были сильно ограничены в своих политических возможностях. Наиболее же серьезным выводом для греков было то, что Ферраро-Флорентийский собор на самом деле не пользовался настоящим признанием за пределами Италии. 363Syropulos IV, 15. 364Syropulos IV, 24. 365Ibid. 366Epistola senatus Venetiarum ad papam Eugenium IV // АСА, 26-27: ...reverendissimus dominus patriarcha Constantinopolitanus solus voluit in secreto nos alloqui et habere consilium nostrum, qui in substantia nobis dixit, quod dominus imperator et ipse huc venerunt pro unione ecclesiae Dei, quam valde desiderant, sed quod iam ante et etiam post adventum suum audiverat differentiam esse inter papam et concilium Basiliense ac inter papam et quosdam principes christianos, quodque petebat et volebat consilium a nobis, quid esset acturus, que verba sub maximo secreto nobis dixit ac instantissime petiit, ut secretissima haberentur. ...Nos autem sibi respondimus, quod concilium Basiliense non poterat nec debebat amplius concilium reputari, quoniam principales et dignores prelati discesserant nec remanserant nisi aliqui satis pauci, qui non zelo unionis et pacis nec aliqua bona intentione remanserant, sed solum ad fidem scismatis et discordiae, propter quam sperabant eorum statum augere et quod invidia potius et odio movebantur, de quibus facienda non est aliqua reputatio. Item, quod inter beatitudinem suam et principes christianos non erat aliqua differentia vel discordia, immo quod sciebamus omnes principales principes christianitatis esse unitos et bene conformes cum voluntate clementiae suae et ad eius dignitatem et statum bene dispositos, nisi forte essent rex Aragonum, qui aspiravit et aspirat ad regnum Siciliae et quoniam eius sanctitas non favet sibi, sed potius regi Renato, idem rex Aragonum adversatur beatitudini suae. Praeterea dux Mediolani, qui dudum quesivit et querit surripere de terris ecclesiae ac multis modis conatus est facere contra personam et statum beatitudinis suae. Sed de aliis principibus et dominis christianis neminem scimus, qui non sit propitius clrmentiae suae. Demumque ad partem consilii diximus, quod salubrius consilium, quod in hac materia videamus ad perficiendum tarn sanctum opus, est quod serenissimus dominus imperator et ipse reverendissimus dominus patriarcha et sui cum ipso summo pontifice uniantur, et quanto celerius istud fiet, tanto laudabilibus et utilius iudicamus. Visus est libenter audire consilium nostrum, postremoque dixit, quod cogitare volebat. 367Текст письма опубликован - см.: Laurent V. Les ambassadeurs du roi de Castille au concile de Bale et le Patriarche Joseph II (Fevrier 1438) // REB. 1960. Bd. 18. P. 143-144. 368Ibid. P. 142. 369Reg. № 3478; текст письма см.: Cecconi, DLXI-DLXII. 370См. об этом: Haidu К. Eine Rede an die Basler Konzilsvater und ihr bekannter Autor, Demetrios von Konstantinopel // BZ. 2000. Bd. 93. S. 125-132. 371Указанному лицу скорее всего следует приписать создание еще одного документа, который тоже сравнительно недавно оказался в руках исследователя. Это текст речи анонимного греческого автора, обращенный к депутатам Базельского собора и относящийся ко второй половине 1436 или к началу 1437 г. Текст написан по-гречески, но снабжен построчным латинским переводом, который, вероятно, и был зачитан. Речь призывает депутатов непременно решить проблему церковной унии и оказать Византии помощь в борьбе против турок. О себе автор сообщает крайне скупые сведения, которые тем не менее вполне позволяют идентифицировать его с вышеупомянутым Димитрием- см.: Haidu К. Op. cit. S. 125-129. Возможно, имели место контакты между ним и византийскими послами, посещавшими Базель. Из текста речи следует, что автор лично способствовал делу объединения греков и латинян. 372О содержании письма см.: Haidu К. Op. cit. S. 130-131. 373Сведения об этих контактах императора не были известны Ф. Дэльгеру, когда им был опубликован пятый том регест, поэтому там в качестве последнего послания византийского правителя в Базель фигурирует его письмо от 28 февраля из Венеции - см. сноску 369. 374К сожалению, мы не знаем, ответил ли император на это письмо. |
загрузка...