Бесконечная структура
|
Прежде чем занять место на шахматной доске, шашечная структура уже играла важную роль в средневековых представлениях и символике. Будь то архитектурное украшение, напольное покрытие, геральдическая фигура (например, шахматный щит Паламеда), одежда жонглера или шута, счетная доска абак или что-то иное, — где бы эта структура ни использовалась, она всегда содержала в себе динамическую коннотацию, связанную с движением, с ритмом, с musica (одно из ключевых слов средневековой эстетики) и даже с переходом из одного состояния в другое. Поэтому она применялась — в определенных местах, при определенных обстоятельствах, на определенных носителях — для обозначения особых ритмов или ритуалов. Например, в дворцовых залах или на полу в церквях чередующиеся двуцветные квадраты знаменовали проходящие там церемонии: вассальную инвеституру, феодальный оммаж, посвящение в рыцари, венчание, монашеские обеты, коронование, похороны, все четко выраженные ритуалы перехода. Мозаика XII века на полу поперечного нефа церкви Сан-Савино в Пьяченце изображает не просто рисунок в шашечку, а настоящую шахматную партию, противопоставляющую двух игроков1. В литературе герб с шахматным рисунком подчеркивает неоднозначность его обладателя.
«Шахматный» щит Паламеда — язычника, ставшего христианином, — не только обозначает его как изобретателя игры, но и указывает на его двойственность, а также на его обращение (ритуал перехода в полном смысле слова). Прямое значение и дополнительный смысл в этом случае тесно связаны. Но есть одна область, в связи с которой, волей средневековых авторов и мастеров, роль шахматного поля как «медиума» была прописана особенно ярко: смерть. Шахматная партия может ознаменовывать переход из этого мира на тот свет, а затевая игру со Смертью — эта тема периодически повторяется в литературе и иконографии, начиная с XIII века, — игрок заранее обрекает себя на проигрыш. Богатая символика шахматной доски в шашечку, связанная одновременно с динамикой, музыкой, идеей перехода и смерти, была востребована и европейской культурой Нового и Новейшего времени. В XX веке, к примеру, у самого музыкального из всех художников — Пауля Клее — шахматный рисунок стал излюбленной живописной темой, а кинорежиссер, более других увлеченный метафизикой, — Ингмар Бергман — снял в своем замечательном фильме «Седьмая печать» последнюю и извечную шахматную партию, в которой рыцарь противостоит Смерти. Шахматное поле, знак смерти, также является знаком вечности. Его структура бесконечна. Для игры необходимы шестьдесят четыре клетки, но и четырех достаточно, чтобы представить всю структуру со всеми ее особенностями. Четыре двуцветных противопоставленных квадрата — по два в каждой диагонали — уже образуют ритм, зачин, открытую структуру, способную размножаться простым партеногенезом. А шестьдесят четыре квадрата — это круговорот, устремленный в бесконечность. Для общества, которое обращает особое внимание на символику чисел и которое часто видит в них не количество, а скорее качества, эти шестьдесят четыре клетки являются полем для выстраивания самых продуманных символических конструкций. Однако число 64 изобретено не средневековым Западом, а унаследовано от азиатской культуры, где оно всегда было многозначнее, чем в Европе. Его значение целиком построено на значении числа 8, которое, будучи возведено в квадрат, дает 64 и ассоциируется с пространством земного мира: есть восемь сторон света, четыре главных и четыре промежуточных; восемь ворот, открывающих путь восьми ветрам; восемь гор; восемь столпов, соединяющих небо и землю. Эта исконная для Индии и для всей Азии система представлений, оперирующая числом восемь, послужила источником для шестидесяти четырех клеток шахматной доски, понимаемой как изображение мира земного в миниатюре. Арабы не стали менять ни эту структуру, ни число, а вот на Западе такие попытки предпринимались — ведь ни 8, ни 64 не являлись здесь значимыми числами, позволяющими приблизиться к тайным законам, которые управляют миром. На эту роль больше подошли бы числа 3, 7, 12 и кратные им. На самом деле на средневековых изображениях, где фигурируют шахматные доски, далеко не всегда можно насчитать шестьдесят четыре клетки. Обычно их меньше: иногда по практическим соображениям (нехватка места), иногда по символическим. Девять (3x3), тридцать шесть (6x6) или сорок девять (7x7) клеток несут в себе больше смысла для христианской культуры, чем шестьдесят четыре. Некоторые авторы тем не менее замечают, что евангелист Лука, выстраивающий генеалогию Христа, перечисляет шестьдесят четыре поколения от Адама до Иисуса. Другие подчерки-вают, что 8 — это число заповедей блаженства: оно возвещает о Воскрешении и грядущем Царстве Небесном; восемь в квадрате может быть только благотворным2. Понятие квадрата также важно. Шахматная доска представляет собой квадрат, разбитый на более мелкие квадраты. А квадрат во многих культурах является одним из привычных символов пространства (а круг — символом времени), особенно в Азии, где города и дворцы имеют квадратную форму и где эта фигура служит для отграничения священных пространств. То же самое справедливо и для Европы, хотя и в более редких случаях. Чтобы в полной мере воплотить на шахматной доске идею священного пространства, средоточия динамики и метаморфозы, западные народы, без сомнения, предпочли бы круг или прямоугольник квадрату, фигуре слишком статичной для того, чтобы стать театром активных военных действий. Но они все-таки сохранили квадрат и увлеченно играли на том поле, которое досталось им от другой цивилизации. 1 Tronzo W. L. Moral Hieroglyphs: Chess and Dice at San Savino in Piacenza // Gesta, XVI, 2, 1977, p. 15-26. 2 Meyer H., Suntrup R. Lexikon der Mittelalterlichen Zahlenbedeutungen. Munchen, 1987, S. 566-579. |
загрузка...