Благородная кость, живой материал
|
Благородная кость для людей Средневековья — материал, не похожий ни на какой другой, столь же редкий и изысканный, как золото и драгоценные камни, но еще более примечательный своими физическими, а также целебными и оберегающими свойствами. Во многих текстах восхваляется его белизна, прочность, чистота и долговечность. Есть также множество свидетельств, особо указывающих на то, что благородная кость считалась живым материалом. За ней всегда стоит конкретное животное, со своей историей, легендой, мифологией: прежде всего, конечно, слон, но также кашалот, морж, нарвал и даже гиппопотам. Каждое из этих животных обладает характерными символическими свойствами и дает свою особую кость.
По средневековым представлениям, гиппопотам — животное в то время почти неизвестное — речное чудовище, жестокое и несокрушимое; он плавает задом — что является знаком тяжкого греха — и заставляет воды выходить из берегов. Гиппопотам — дьявольское создание. Не по этой ли причине христианское Средневековье отказалось от использования благородной кости его зубов, ценимой в Древнем Египте и в римском мире? Ее, как и слоновую кость, несомненно, можно было бы привозить из Африки, да и стоила бы она, вероятно, дешевле. Точно так же и кашалот, не отличаемый авторами от других китов, предстает морским чудовищем, которое заглатывает людей, прибегая к дьявольским уловкам (например, притворяется островом, чтобы привлечь мореплавателей, или же источает чудесный аромат, чтобы заманить их); до XVI века благородную кость его зубов использовали редко. Напротив, клыки моржа ценились весьма высоко, возможно потому, что в бестиариях морж предстает не чудовищем, а морским конем (equus marinus), огромным как слон, миролюбивым, стадным животным; северные народы Европы используют его мясо, жир, кости и кожу; он столько дает человеку, что сам считается даром Божьим1. Однако слон вызывает еще большее восхищение, чем морж: согласно бестиариям и энциклопедиям, он — непримиримый враг дракона, то есть Сатаны. Считается, что его кожа, кости и особенно бивни способны отгонять змей, защищать от паразитов, а если истолочь их в порошок, то он будет действовать как противоядие. Кроме того, слона признают самым умным из всех животных; у него необыкновенная память, целомудрие его вошло в поговорку; его легко приручить, он «приятен в обхождении» и, по словам некоторых авторов, может удержать на своей спине замок и даже целый город. Слоновая кость, то есть бивни слона, сохраняет большую часть этих свойств: она очищает и защищает от яда, отводит от искушения, обеспечивает передачу памяти, а также прочна и хорошо сохраняется2. Из слоновой кости вырезают далеко не всякий предмет. Но когда из нее вырезают фигуру в форме слона — например, четырех слонов из так называемых шахмат Карла Великого, — тогда символика животного и символика материала взаимно обогащаются. В этой связи остается только пожалеть, что археологи и историки искусства так редко пытаются выяснить, какому именно животному принадлежит благородная кость, из которой сделаны те или иные изучаемые ими предметы. Кажется очевидным, что выбор средневековых резчиков по кости зависел не только от само собой разумеющихся вопросов цены и доступности — связанных с торговлей и географией (промыслом моржа занимаются на севере, промыслом слона — на юге), — и не только от физических и химических свойств конкретного вида кости (размера, изогнутости, пористой или твердой структуры, гладкости поверхности, разновидности приобретаемой патины и т. д.), — он зависел еще и от соображений символического порядка, почерпнутых из бестиариев и зоологической литературы. Животное заняло столь прочное место в мировосприятии и воображении людей Средневековья, что иначе и быть не могло. Случай нарвала в полной мере свидетельствует о превосходстве воображаемого над экономическим и материальным. Это животное отряда китообразных само по себе неизвестно средневековым авторам, но его длинный бивень, закрученный спиралью, принимают за волшебный рог легендарного единорога. Считается, что это самая тонкая, самая плотная, самая белая, а главное — самая чистая кость. Ведь единорог, который может быть пойман только юной девой, прочно ассоциируется с Христом. Рог этого животного обладает ни с чем не сравнимым свойством исцелять и освящать. Часто его даже не подвергают обработке, а помещают в первозданном виде в церковную сокровищницу — как «реликвию», более драгоценную, чем мощи любого святого. Ибо рог единорога имеет божественную природу3. Однако благородная кость — не единственный материал животного происхождения, из которого вырезают средневековые шахматные фигуры; ее приберегают для дорогостоящих фигур: ими не играют, или играют в редких случаях; их демонстрируют. Другие материалы, используемые для изготовления обычных шахмат, тем не менее на нее похожи, и иногда с ними работают все те же резчики по благородной кости: это кости китообразных или крупных млекопитающих, оленьи и бычьи рога. Эти материалы хранят в себе частицу дикого мира и, будучи воплощены в фигурах, привносят на шахматную доску некую идею необузданности и силы: играя такими фигурами, не так-то просто символически покорить alfin или rос4 противника. Иногда, главным образом в XV веке, использовались более «податливые» животные материалы: воск, амбра, коралл. Зато в обычной, повседневной игре, где вместо фигуративных шахматных фигур в ходу были фигуры геометрические или стилизованные, с XIII века используется другой живой материал, на этот раз не животного, а растительного происхождения, и потому более чистый и мирный (средневековая культура, как и библейская, часто противопоставляет растительное, которое является чистым, животному, которое таковым не является): это дерево. Но деревянные фигуры не воплощают в себе той дикой силы, каковой наделены фигуры из рога, из обычной или благородной кости. В конце Средних веков они входят в повсеместное употребление, тогда же игра становится более сдержанной, а игроки, перестав вечно выискивать знаки, как они делали в феодальную эпоху, начинают невозмутимо «переставлять деревяшки» (выражение, появившееся в XVIII веке)5, что они делают и по сей день. Шахматист XII века, как подчеркивается во фрагментах некоторых песен о деяниях, где шахматная партия заканчивается смертью человека, был сангвиником6; на закате Средневековья и в Новое время он — флегматик. Противопоставление двух темпераментов — красноречивое свидетельство тех трансформаций, которые произошли с шахматами между феодальной эпохой и Возрождением. Несмотря на использование, с конца Средневековья и в течение всего Нового времени, мертвых материалов, относящихся к минералам (горный хрусталь, различные полудрагоценные камни) или к металлам (золото, серебро, бронза), игра в шахматы долгое время оставалась верна той идее, что фигуры живут на шахматной доске именно за счет своего материала, будь он животного или растительного происхождения. Несколько шахматных партий даже прославились тем, что властители (Карл Смелый, Фридрих II Прусский) обязывали людей исполнять роль фигур на шахматном поле. Подобная практика, являясь исключением из правил, сохраняла в себе древний мифологический аспект игры, согласно которому фигуры не полностью подчиняются тому, кто ими манипулирует, а обладают некой самостоятельностью. Образ человеческих шахматных фигур привлек не одного литератора: например, Кретьен де Труа в своей «Повести о Граале» изображает волшебную шахматную доску, которая играет сама по себе7, а Рабле в Пятой книге «Гаргантюа и Пантагрюэля», рассказывая о бале-турнире королевы Квинты8, описывает развитие трех шахматных партий, разыгрываемых актерами, на что его вдохновила похожая сцена, описанная в середине XV века Франческо Колонной в его знаменитом «Сне Полифила». 1 Обо всех этих животных см. тексты, собранные Винсентом из Бове: Vincent de Beauvais. Speculum naturale. Douai, 1624, col. 1403-1412, а также подробности, изложенные Олавом Магнусом: Olaus Magnus. Historia de gentibus septentrionalibus. Rome, 1555, p. 729-749. 2 О средневековой символике слона см.: Delort R. Les Elephants piliers du monde. Essai de zoohistoire. Paris, 1900; Druce G. The Elephant in Medieval Legend and Art // The Archaeological Journal, vol. 76, 1919, p. 11-73; Malaxechevarria I. L’elephant // Circe. Cahiers de recherches sur Timaginaire, t. 12- 13, 1982 (Le Bestiaire), p. 61-73; Scullard H. H. The Elephant in the Greek and Roman World. London, 1974; Thibout M. L’elephant dans la sculpture romane frangaise // Bulletin monumental, t. 105, 1947, p. 183-195. 3 О единороге см. обобщающий труд: Eihhorn J. W. Spiritualis Unicornis. Das Einhorn als Bedeutungstrger in Literatur und Kunst des Mittelalters. Munchen, 1976; См. также: Beer R. R. Einhorn. Fabelwelt und Wirklichkeit. Munchen, 1977; Jossua J.-P. La Licorne. Images d’un couple. Paris, 1985; Shepard O. The Lore of the Unicorn. London, 1930. 4 Альфин и рок — старофранцузские названия слона и ладьи, происходят от арабских названий соответствующих фигур: «альфил» и «рух». — Прим. перев. 5 Букв. становятся "pousseurs de bois". Прим. перев. 6 Strohmeyer F. Das Schachspiel im Altfranzosischen // Abhandlungen Herrn Prof. Dr. Adolf Tobler, Halle, 1895, S. 381-403; Jonin P. La partie d’echecs dans l'epopee medievale // Melanges Jean Frappier. Paris, 1970, p. 483-497. 7 Chretien de Troyes. Conte du Graal, ed. F. Lecoy. Paris, 1975, vers 5849 sq. 8 Франсуа Рабле. Гаргантюа и Пантагрюэль. Пятая книга, главы XXIV и XXV: «О том, как в присутствии королевы был устроен веселый бал-турнир»; «О том, как тридцать два участника бала сражаются». |
загрузка...