Проблема происхождения
|
Появление гербов — это социальное явление огромной значимости. С конца Средневековья и вплоть до наших дней выдвигались многочисленные гипотезы, которые объясняют их возникновение, вскрывают его причины и намечают временные рамки. Иезуит отец Клод-Франсуа Менестрие (1631-1705) — наверное, лучший в дореволюционной Франции специалист по геральдике — перечисляет около двадцати таких гипотез в своем труде «Истинное искусство геральдики и происхождение гербов», опубликованном в 1671 году1. Некоторые гипотезы, которые сегодня кажутся нам совершенно неправдоподобными, например, те, что приписывают изобретение гербов Адаму, Ною, царю Давиду, Александру Македонскому, Цезарю или королю Артуру, были давно отброшены, по большей части в конце XVI века. Другие — те, что опирались на более основательные аргументы, — просуществовали дольше, но доверие к ним постепенно было подорвано благодаря работам специалистов по геральдике конца XIX — начала XX веков. На сегодняшний день отвергнуты три гипотезы, которые долгое время пользовались поддержкой ученых. В первую очередь это идея, которой придерживались средневековые авторы и авторы XVI века: о прямой преемственности между древнегреческими и древнеримскими (воинскими и семейными) эмблемами, с одной стороны, и первыми гербами XII века — с другой. Затем — объяснение, выдвигаемое рядом немецких геральдистов, которые считали, что на формирование геральдической системы особое влияние оказали руны, варварские воинские знаки отличия и германо-скандинавская эмблематика первого тысячелетия2. И, наконец, теория, которая оказалась самой долговечной: теория о восточном происхождении геральдики, основанная на идее заимствования западными народами мусульманского (или даже византийского) обычая во время первого крестового похода. Именно эта теория долгое время была доминирующей, однако некоторые ученые, такие, как М. Ирине и Л.А. Мейер, почти столетие тому назад доказали, что усвоение исламскими странами и Византией эмблем или знаков отличия, более или менее напоминающих гербы, произошло спустя два с лишним столетия после того, как гербы появились в Западной Европе3.
Сегодня историки окончательно пришли к выводу, что возникновение гербов не имеет никакого отношения ни к крестовым походам, ни к Востоку, ни к варварским нашествиям, ни к рунам, ни к греко-римской античности, и что связано оно, с одной стороны, с изменениями, затронувшими западное общество после 1000 года, а с другой — с эволюцией воинского снаряжения с конца XI до середины XII веков4. Рассмотрим сначала аспект, связанный с воинским снаряжением. Западные воины, которые стали практически неопознаваемы в лицо из-за кольчужного капюшона (закрывающего подбородок) и шлемов с наносниками (спускающимися на лицо) (илл. 9 и 10), с 1080-1120-х годов постепенно (именно постепенно) начинают изображать на обширной плоской поверхности своих щитов геометрические, зооморфные или цветочные фигуры, которые во время сражения служат им в качестве опознавательных знаков. Задача в том, чтобы выяснить происхождение этих фигур, установить точные хронологические рамки их превращения в настоящие гербы — учитывая, что о гербах мы можем говорить только с того момента, когда использование этих фигур конкретным лицом происходит на постоянной основе и когда их репрезентация начинает регулироваться простейшими правилами — а затем установить, каким образом эти гербы постепенно становятся фамильными и наследственными. Вопрос о правилах является, наверное, основным. Действительно, если мы с легкостью можем объяснить тот факт, что воины прибегали к изображению эмблем на больших щитах, необходимостью распознавать друг друга на войне и на турнире (причем на турнире, без сомнения, чаще, чем на войне), если мы также понимаем, что они осознали практическое удобство использования этих эмблем в течение длительного времени и даже в течение всей жизни, даже если мы можем понять, что ввиду изменений феодальной системы и эволюции семейных структур созданные таким образом эмблемы постепенно приобрели наследственный характер, мы все же едва ли способны объяснить, каким образом с самого начала были установлены правила, кодифицирующие их репрезентацию и организующие их функционирование. А ведь именно эти правила отличают европейскую геральдику от всех прочих эмблематических систем, как предшествующих, так и более поздних, как воинских, так и гражданских, как индивидуальных, так и коллективных. Поскольку исчерпывающий и обстоятельный анализ источников не был проделан, выдвигаемые в настоящее время идеи по поводу возникновения гербов в первой половине XII века могут быть лишь гипотезами. Я изложу их вкратце5. Гербы появились не ex nihilo, а в результате слияния различных эмблематических элементов и практик предшествующей традиции в единую систему. Эти элементы весьма многообразны; основные заимствуются с изображений на знаменах, печатях, монетах и щитах. Знамена (я использую этот термин в широком смысле, подразумевая под ним все разновидности vexilla) и — шире — ткани вообще снабдили геральдику цветами и их сочетаниями, некоторыми геометрическими формами (геральдическими фигурами, принципами деления полей и их заполнения — например, «усеиванием»), а также определили тот факт, что значительная часть ранних гербов была связана не с семьями, а с фьефами. Из печатей и монет, напротив, заимствуется ряд эмблематических фигур (животных, растений, предметов), которые используются некоторыми знатными родами уже в XI веке и даже с более раннего времени; отсюда же происходит и наследственный характер этих фигур, а также частое применение «говорящих» эмблем, то есть фигур, название которых перекликается с именем владельца герба: bar, рыба-усач, — у графов Бара; boules, шары («кружки» в терминах геральдики) — у графов Булонских; Falke, сокол, — у владетельного семейства Фалькенштейн. Наконец, от боевых щитов происходят: привычная треугольная форма геральдического щита, использование мехов (беличьего и горностаевого), а также ряд геометрических фигур (правая перевязь, крест, глава, пояс, кайма), унаследованных от самой структуры этих щитов6. Коктейль этот возник не в одно мгновение; в разных областях Западной Европы он смешивался с разной скоростью и в разных пропорциях. Значимость каждого конкретного заимствования могла варьироваться в зависимости от региона. Тем не менее, по всей видимости, именно знамена и ткани вообще сыграли наиболее значимую роль — как в том, что касается заимствования цветов и фигур, так и в отношении терминологии и принципов организации элементов. Просто поразительно, какое количество терминов французской геральдики было заимствовано из словаря описания тканей: обиходная лексика средневековой геральдики состоит из них, несомненно, более чем наполовину. Это исключительно богатое поле для исследования, которое следовало бы освоить, проанализировав не только литературные и повествовательные тексты, но также специальные трактаты, профессиональные предписания и энциклопедии XII-XIII веков7. Основные компоненты этого коктейля, состоящего из уже готовых элементов, смешанных в единую систему, более или менее известны, остается выяснить, в какой момент в действительности возникают гербы как результат такого смешения. Или, точнее, с какого момента воины начинают постоянно носить на щите (а также иногда на гонфалоне8, куртке-налатнике, конской попоне) одни и те же фигуры и цвета, для того чтобы их могли опознать на поле боя или на турнире. Над этим вопросом специалисты по геральдике бьются уже больше века. Их ошибка, вероятно, состоит в том, что они хотят ответить на этот вопрос с максимальной точностью, в то время как источники дают нам только ориентиры, позволяющие всего-навсего установить хронологическую вилку с разбросом примерно в сорок лет. 1 Menestrier C.-F. Le Veritable Art du blason et l'Origine des armoiries. Paris, 1671, p. 109-194. См. того же автора: Origines des armoiries, 2e ed. Paris, 1680, p. 5-112, 135-158. Позвольте также порекомендовать мою статью, где представлена библиография по проблеме происхождения гербов: Origine, apparition et diffusion des armoiries. Essai de bibliographie // Academie international d’heraldique, L’Origines des armoiries, Actes du IIу colloque international d’heraldique (Brixen/Bressanone, octobre 1981). Paris, 1983, p. 97-104. 2 Теория рунического происхождения гербов, которую прежде энергично отстаивал Б. Кёрнер (Коеrner В. Handbuch der Heroldskunst. Gorlitz, 1920-1930, 4 Bde.), ныне полностью отброшена, в том числе и немецкими специалистами по геральдике. Зато серьезные сторонники остаются у теории догеральдической германской эмблематики. См.: Kittel К. Wappentheorien // Archivum heraldicum, 1971, p. 18-26, 53-59. 3 Prinet M. De Vorigine orientale des armoiries europeennes // Archives heraldiques suisses, t. 26, 1912, p. 53-58; Mayer L. A. Saracenic Heraldry. A Survey. Oxford, 1933, p. 1-7. 4 Обзор наших сведений по вопросу см. в: Pastoureau М. Traite d’heraldique, 2е ed. Paris, 1993, p. 20-36, 298-310. 5 Galbreath D. L. Manuel du blason. Lausanne, 1942, p. 28-43; Pastoureau M. L’apparition des armoiries en Occident: etat du probleme // Bibliotheque de l’Ecole des chartes, t. 134, 1976, p. 281-300; Id., La genese des armoiries: emblematique feodale ou emblematique familiale? // Cahiers d’heraldique du CNRS, t. 4, p. 91-126. 6 Большой щит, на котором в конце XI — в начале XII в. появляются первые протогеральдические знаки, имеет миндалевидную, изогнутую по вертикальной оси форму, заостренную книзу, так, чтобы его можно было втыкать в землю. Размеры такого щита довольно внушительные: в высоту — более 1,5 м, в ширину — от 60 до 80 см. Он закрывает воина от ступней до подбородка, а после сражения используется в качестве носилок. Он собран из пластин, ais (досок), скрепленных металлической обшивкой, которая может быть разной формы. Самая распространенная представляла собой кайму в сочетании с чем-то вроде большой восьмиконечной звезды с расходящимися из центра лучами. С внутренней стороны щит подбивается, с внешней — обивается полотном, кожей, шкурой. Посередине щита крепится металлическая, более или менее выступающая бляха, умбон, bocle; на парадных щитах такие умбоны бывали весьма искусной чеканки, иногда в них вставлялись стеклянные украшения. Если рыцарь не сражается, он может перекинуть щит через плечо или повесить на шею с помощью ремня с регулируемой длиной, guige. В бою он пропускает руку, в которой держит удила, через enarmes, более короткие ремни, закрепленные крестом или косым крестом, так что щит удерживается на предплечье. Кроме такого миндалевидного щита в сражениях использовались и другие щиты. В XII в. еще не полностью вышел из употребления древний круглый щит каролингских воинов. Но, видимо, круглыми щитами пользовались скорее пехотинцы и воины вспомогательных подразделений. 7 Точкой отсчета для новых исследований должна стать книга: Brault G. J. Early Blazon. Heraldic Terminology in the Twelfth and Thirteenth Centuries with Special Reference to Arthurian Literature. Oxford, 1972. 8 Военное знамя. - Прим. ред. |
загрузка...