1
|
Людям очень трудно отказаться от старинного шаблонного представления о государственной политике как о результате автоматически действующей системы уравновешивания и от Исходных положений этой концепции, гласящих, что в нашем обществе, основанном на равновесии, имеется множество независимых друг от друга, относительно равносильных соперничающих групп. В заявлениях, которые нам приходится слышать за последнее время по вопросу о том, "кто правит Америкой", эти исходные положения доведены до грани невольной карикатуры.
Так, например, Дэвид Рисман утверждает, что за последние 50 лет произошел сдвиг от "концентрации власти в руках правящего класса до раздробления власти" между "обладающими правом вето группами". Никто теперь ничем не управляет, - все предоставлено самотеку. "В известном смысле, - полагает Рисман, - это равнозначно утверждению, что Америка - страна, в которой преобладает средний класс и в которой люди скоро, возможно, осознают, что нет больше "нас", заправляющих делами, и "их", не заправляющих делами (или наоборот), а что все "мы" - это и "они", а все "они" - это и "мы". Теория равновесия сил, как заметил Ирвинг Хау, дает нам ограниченное и однобокое представление о политической жизни Америки. При помощи этой теории можно объяснить лишь временные блоки, заключаемые внутри той или другой партии. Ее узость и поверхностность проявляются также при выборе протяженности изучаемого периода: чем короче период времени, который нас интересует, тем более пригодной оказывается эта теория. Действительно, когда занимаешься вплотную, как журналист, событиями какого-либо короткого промежутка времени, например какими-нибудь выборами, то зачастую теряешься во множестве факторов и причин. Одна из неизменных слабостей американского "обществоведения" - с тех пор, как оно стало столь эмпиричным, - заключается в его исходном убеждении, что простое перечисление множества причин и факторов представляет собой мудрый, научный подход к изучению современного общества. Однако с таким подходом нельзя согласиться, - он представляет собой, конечно, не что иное, как всеядный эклектизм, уклоняющийся от подлинной задачи социальной теории. Задача заключается в том, чтобы выйти за пределы простого перечисления относящихся как будто к делу факторов и взвесить каждый из них таким образом, чтобы уловить их взаимную связь и обнаружить типические особенности изучаемых явлений. Чрезмерное внимание, уделяемое средним этажам государственного здания, мешает разглядеть все это здание в целом, и особенно его верхние и нижние этажи. Политическая жизнь Америки, проявляющаяся в дискуссиях, голосованиях и политических кампаниях, связана в значительной мере с этими второстепенными звеньями государственного механизма, а нередко - только с ними. Большую часть "политических" известий составляют известия и слухи о "разногласиях и конфликтах, возникающих именно в этих звеньях. Политические теоретики в Америке - это слишком часто всего лишь более основательные исследователи тех же явлений: выборов, вопросов, связанных с тем, кто за кого голосовал. Американский исследователь, изучающий политические явления, будь то профессор или не связанный с академическими кругами мыслящий человек, обычно тяготеет к средним уровням власти. Верхушку он знает лишь понаслышке, а его представление о низах (если оно вообще у него имеется) почерпнуто из "исследований". Но зато он прекрасно информирован о деятельности руководителей средних звеньев власти и, будучи сам говоруном, хорошо знаком с механикой происходящего в них политического "торга". Чрезмерное внимание, уделяемое публицистами и теоретиками из академических и неакадемических кругов средним этажам государственного здания и равновесию представленных в них политических сил, объясняется, стало быть, тем, что эти сферы более сродни им, как людям, принадлежащим преимущественно к среднему классу. Их внимание приковано сюда и потому, что здесь раскрывается содержание той шумной "политической деятельности", которая носит гласный характер и доводится до сведения страны; и потому также, что их представление о выдающейся роли этих инстанций находится в соответствии с традиционным представлением о правильной схеме работы государственного механизма; и потому, наконец, что восхваление этой схемы (особенно в нынешних выступлениях, посвященных прославлению всего американского) является для многих интеллигентов наиболее приемлемой формой служения тем политическим задачам, которые представляются им весьма настоятельными. Когда нам говорят о существовании "равновесия сил", то под этим можно понимать разные вещи. Это может означать, что ни одна из групп, представляющих определенные интересы, не в состоянии навязать свою волю или продиктовать свои условия другим группам; или что любая группа в состоянии создать тупик; или что интересы отдельных групп осуществляются в порядке некоей правильной очередности; или же, наконец, что всякий политический курс есть результат компромиссов, так что ни одна группа не добивается полностью того, к чему она стремится, и вместе с тем каждая из них чего-то добивается. Все эти варианты представляют собой, в сущности, попытки изображения явлений, возможных только е условиях постоянного или временного "равенства сил всех сторон, участвующих в торге". Но дело в том, что цели борьбы различных заинтересованных групп не являются, как указывал МэррейЭдельман, заранее данными, а отражают текущее состояние расчетов на будущее и степень приемлемости настоящего. Следовательно, когда говорят, что различные интересы "уравновешены", под этим обычно кроется оценка существующего положения вещей как удовлетворительного или даже хорошего; под маркой заманчивого идеала равновесия зачастую скрывается описание фактического положения вещей. Когда говорят о "равновесии сил", это вызывает представление о "равенстве сил", а равенство сил выглядит как нечто вполне справедливое и даже почетное. Но то, что для одного человека фактически является почетным равновесием, для другого часто оказывается несправедливым отсутствием равновесия. Господствующие группы охотно, конечно, декларируют существование справедливого равновесия сил и подлинной гармонии интересов, ибо они заинтересованы в том, чтобы их господство ничем не прерывалось и не нарушалось. Так, крупные дельцы осуждают мелких рабочих лидеров как "нарушителей спокойствия", подрывающих общие интересы, воплощенные в сотрудничестве труда и капитала. Так, привилегированные страны осуждают обойденные страны во имя интернационализма, защищая под прикрытием-моральных концепций то, что было завоевано силой, от покушений более слабых стран, позднее вступивших в борьбу за господство или равенство, у которых нет иной возможности изменения statusquo, кроме применения силы. Представление о том, что общественные перемены являются результатом применения лояльного принципа "беру и даю", результатом компромиссов и системы сдерживания одних интересов другими (уравновешивающими) интересами, подразумевает, что все это совершается в рамках более или менее стабильного строя, который сам по себе не может изменяться; оно подразумевает, что все спорные проблемы могут стать объектом компромисса и, стало быть, по самой природе своей поддаются согласованному решению или же могут быть сделаны таковыми. Не подлежит сомнению, что людям, преуспевающим в общих рамках statusquo, гораздо легче придерживаться подобных взглядов на механику общественного развития, чем тем, кто недоволен ими. Кроме того, надо иметь в виду, что "в большинстве областей общественной жизни... организованностью отличаются носители лишь одной группы интересов, между тем как все прочие группы, или некоторые из важнейших, этим преимуществом не обладают". Говорить в таких случаях, как это делает Дэвид Трумэн, о "неорганизованных интересах" - понятие, которое мы вскоре разберем, - значит просто употреблять другой термин для обозначения того, что обычно называлось "народом". Прежде самостоятельные группы, особенно из мира городского и сельского бизнеса, оказывавшие в прошлом значительное закулисное влияние на политику, теперь либо попали в состав самого правительства и персонала правительственных органов (как законодательных, так и исполнительных), либо же стали орудиями в руках узких и могущественных клик, членами которых иногда - но не часто - состоят и номинальные лидеры этих групп. Значение этих фактов превышает значение описываемой нами ниже централизации добровольных ассоциаций и совершающегося в них противозаконного присвоения прав пассивных членов профессиональными руководителями. К числу этих фактов относится, например, практика использования господствующими кликами Национальной ассоциации промышленников для убеждения входящих в нее мелких предпринимателей в том, что их интересы совпадают с интересами большого бизнеса; подобная практика призвана сконцентрировать влияние всего мира бизнеса для оказания давления на политику. Эти высшие круги рассматривают теперь всякого рода "добровольные ассоциации" и "влиятельные группы" как важное и неотъемлемое звено системы идеологического воздействия на общественность. Различные корпорации, которыми заправляют люди, принадлежащие к таким кликам, сами по себе являются орудиями господства, идеологического воздействия на общественность и политического давления. Но часто оказывается более удобным не слишком афишировать использование этих корпораций как базы политического влияния и превращать различные национальные ассоциации в их совместные оперативные агентства. Эти ассоциации являются в большей мере исполнительными политическими органам", пределы влияния которых устанавливаются теми, кто использует их, чем организациями, которые в последнем счете сами решают, действовать ли в известном направлении или не действовать. Формулу сдерживания и уравновешивания можно считать прямой противоположностью формуле "разделяй и властвуй" и средством затемнения народных интересов и стремлений. Ибо надо иметь в виду, что теория равновесия часто покоится на философской концепции естественной гармонии интересов, трактующей дело таким образом, что алчность и жестокость обуздываются справедливостью и прогрессом. С того времени, как были созданы основы американской экономики, и до тех пор, пока можно было исходить из молчаливо принимаемой посылки, что рынки сбыта будут расширяться бесконечно, учение о гармонии интересов могло вполне служить и действительно служило идеологическим оружием господствующих групп; оно позволяло им выдавать свои интересы за интересы общества в целом. Эта доктрина, пока она господствует над умами, дает возможность изобразить любую низшую группу населения, начинающую бороться за свои интересы, как раскольничью группу, нарушающую общие интересы. "Доктрина гармонии интересов, - писал Э. X. Kapp, - служит, таким образом, искусным философским построением, к помощи которого с полной искренностью прибегали привилегированные группы для оправдания и сохранения своего господствующего положения". |
загрузка...