Глава 8. Художники и строители церквей

«В Средние века не было такой великой мысли, которую люди не запечатлели бы в камне». Это утверждение Виктора Гюго во многом справедливо. Ведь существовала теснейшая связь между работой поэтов и ученых, философов и теологов, с одной стороны, и строителей церквей и художников – с другой. Средневековые соборы являются хранилищем иллюстраций не только к библейским легендам, но и к поэмам и популярным сказаниям, житиям святых, научным и религиозным теориям и историческим фактам, а также зарисовок из современной жизни.

Некоторые школы существовали при соборах, где преподавали и учились самые талантливые ученые того времени; поэтому вполне естественно, что семь свободных искусств должны были быть символически изображены в церкви. Храмы стали не только «библией бедняка», но и энциклопедиями. В их стенах дети, неграмотные люди, новообращенные в христианство могли не только получить устные наставления в вере, но и познакомиться с ее истинами, легендами и писанием, увидев статуи, картины, мозаику и другие произведения искусства.

Самые лучшие произведения искусства того времени были созданы под руководством церкви и в соответствии с неким символическим кодексом, появившимся еще в древности, которого придерживались средневековые художники, изображавшие определенные предметы.

Поскольку лишь у монахов было достаточно математических знаний и художественных навыков для строительства и отделки церквей, именно они явились продолжателями старых традиций и зачинателями новых. К XIII веку среди строителей и художников появились миряне – и их становилось все больше. Постепенно, несмотря на сопротивление церкви, в этой области начались радикальные изменения. С самых ранних веков христианства нимб над головой человека символизировал святость. Добавление к нимбу креста означало, что изображенная фигура символизировала либо Бога Отца, либо Бога Сына. На тимпане Шартрского собора Христос изображен с нимбом и крестом. Помимо этого, от всей фигуры исходит сияние – распространившиеся во все стороны лучи, символизирующие его святость. Его ноги босы, потому что таким образом изображали лишь Христа, Бога Отца и ангелов. Правая рука с вытянутыми большим, указательным и средним пальцами поднята вверх – это знак благословения. А рядом с фигурой Христа изображены символические фигуры евангелистов: человек, символизирующий святого Матфея, крылатый лев, символизирующий святого Марка, крылатый бык – святого Луку и орел – святого Иоанна.

То, что художники не должны были самостоятельно выбирать темы для своих работ, видно из решения Отцов Церкви, принятого на Втором соборе Никейском в 787 году. Этот документ гласил:

«Композиция религиозных образов не оставляется на усмотрение художников, но формируется в соответствии с принципами, определенными католической церковью и религиозными традициями».

Это решение оставалось в силе все Средние века. В 1425 году, когда собрание каноников церкви Святой Магдалены в Труа решило заказать несколько гобеленов со сценами жизни их святой покровительницы, каждому художнику была определена тема для работы:

«Брат Дидье, доминиканский монах, в письменном виде изложил историю святой Магдалены, а художник Жак сделал набросок на эту тему на бумаге. После этого швея Руансет со своей помощницей собрала полотнища, на которые были перенесены образы, нарисованные художниками Жаком и Симоном».

За стаканом вина брат Дидье обсудил с художниками детали выполнения заказа. Все эскизы были переданы ткачам только после одобрения их представителями церкви.

Это не означает, что художественное воплощение одних и тех же сцен было одинаковым во всех деталях. Скульптуры, изображающие воскрешение из мертвых, не всегда идентичны. На соборе Нотр-Дам фигуры воскресших полностью одеты, на Северном портале собора в Базеле воскресшие поспешно одеваются, а на соборе в Бурже спасенные появляются перед Господом в полной боевой амуниции – проклятые же изображены обнаженными. Как теологи расходились во мнениях по некоторым вопросам, так и художники следовали инструкциям, полученным от церкви, по заказу которой они работали.

С течением времени легенды о святых также менялись в некоторых деталях и становились все более красочными. Примером тому может служить жизнеописание святого Николая Мирликийского. Его считали покровителем детей, хотя его главной заслугой было то, что он обратил в христианство и крестил сотни язычников Малой Азии. В древности его изображали стоящим у крестильной купели, в которой находились трое обнаженных язычников. С течением времени купель превратилась в чан для квашения, и родилась легенда, согласно которой в этот чан опустили тела троих убитых ребятишек. Это сделал хозяин гостиницы, в которой остановился на ночь святой Николай. Обнаружив расчлененные тела детей, святой благословил их и вернул к жизни. Эта странным образом трансформированная легенда изображена на мозаике XVI века собора Бове.

Отдельные художники также бросали вызов консерватизму церкви и вносили в традиционные образы свои изменения. Однако дело Тидемана, германского резчика, показывает, насколько серьезно церковные власти относились к вопросу церковной дисциплины. В 1306 году Тидеман сделал для лондонской церкви распятие, которое «было вырезано неправильно – в полном противоречии с церковными канонами… и к этому распятию потянулись толпы, как к настоящему, что было совсем не так, и в этом мы видим огромную опасность для душ». Епископ приказал Тидеману вернуть вознаграждение в 23 фунта, которое настоятель церкви дал ему. Он также должен был тайно и без всякой огласки, то есть до зари или после захода солнца, унести распятие в какую-то другую епархию. Помимо этого, он должен принести клятву, что впредь не будет «делать для продажи» или просто предлагать в качестве подарка такие «деформированные распятия нашим епархиям в Лондоне».

Возможно, более раннее дело, возбужденное против испанского ремесленника в конце XIII века, может пролить свет и на вышеупомянутое дело о «деформированном» распятии: епископ Туи обвинил художников в том, что «они рисуют или вырезают искаженные фигуры святых, чтобы при взгляде на них вера христианского населения превратилась в отвращение. Презирая христианский крест и ненавидя его, они вырезают фигуры нашего Господа, где одна нога положена на другую, так что обе пронзены одним гвоздем. Это явно нацелено на уничтожение веры в Истинное Распятие и традиций Святых Отцов».

Рис. 55. Распятие XI века

Рис. 56. Распятие XIV века

На ранних распятиях фигура Христа была задрапирована и каждая нога была пронзена гвоздем. Только в XIII веке развилась традиция не драпировать фигуру Христа и изображать его со скрещенными щиколотками, так что вместо двух гвоздей мог бы быть использован только один. Однако традиция была столь значимой вещью, что художников, пытавшихся внести в нее изменения или хотя бы элемент новизны, сначала подвергали наказанию подобно Тидеману. Тем не менее с течением веков традиция все-таки менялась. Хорошим примером тому служит изображение рождества Христова. В манускриптах X–XII веков Святого Младенца традиционно изображают не на руках у Девы Марии и даже не в колыбели, а лежащим на алтаре. Над ним горит алтарная лампада, повешенная между двух занавесей. И происходит все не в хлеву, а в церкви. Мария лежит внизу, отвернувшись, как будто размышляя о судьбе своего сына, а Иосиф стоит, разделяя ее скорбь. Этот символизм содержит в себе мысль, что с момента рождения Христос был жертвенной фигурой. Чтобы сделать этот символизм более ясным, иногда над фигурой Младенца на алтаре изображают фигуру Христа на кресте. Культ Девы, который развился в конце XII–XIII веке, постепенно оказал свое влияние на этот традиционный подход к изображению таинства рождения. Только в этот период Марию стали изображать с Младенцем на руках или глядящей на Него с бесконечной любовью.

Художественные изображения современных «научных» воззрений в основном взяты из бестиариев – книг о животных и растениях – с комментариями, дающими символическое толкование содержащихся в них легенд, которые иллюстрируют тот или иной аспект христианской веры. Одну такую иллюстрацию можно видеть на капители собора в Труа (теперь она хранится в Лувре, Париж), на которой изображено «райское древо». На его ветвях сидят птицы, внизу под деревом лежат в ожидании два змея. В средневековых бестиариях говорится, что на этом дереве растут такие сладкие плоды, что голуби слетаются и рассаживаются на его ветках. Однако тень от дерева губительна для змеев. Это хорошо известно птицам, поэтому, пока они находятся в тени его ветвей, они в безопасности. Здесь дерево символизирует жизнь, птицы – это душа, питающаяся его плодами, а тень – главный враг всех сил зла.

Повседневная жизнь рабочего человека всегда была излюбленной темой художников. На скульптурных композициях и мозаиках многих соборов можно увидеть календари со знаками зодиака для каждого месяца и изображением соответствующего этому знаку вида деятельности.

Марциан Капелла, африканский грамматист V века, написал книгу, которая была очень популярна в Средние века. В ней он символически изобразил семь основных наук в виде прекрасных женщин. Вообще во многих соборах можно увидеть ранние образцы персонификации семи искусств. Например, на западном портале Шартрского собора семь искусств изображены в виде скульптур, сопровождаемых фигурами, которые, возможно, символизируют родоначальников каждого искусства. Та же тема нашла отражение на фресках испанской часовни церкви Санта-Мария-Новелла.

Произведения искусства, которые носят чисто исторический характер, встречаются в соборах гораздо реже, чем те, которые иллюстрируют библейские эпизоды. Знаменитое окно Карла Великого в Шартре изображает как реальные, так и символические сцены и должно было зафиксировать победы веры и церкви, добытые ими при содействии императора.

Религиозный фанатизм был главным источником вдохновения для большинства средневековых художников. Жизнь и деятельность тех строителей и художников, которые оставили для потомков записи о своих целях и интересах, служат тому подтверждением. Одним из этих мастеров был монах Айрардус, который, по всей видимости, был прорабом на строительстве новой церкви Сен-Дени, возведенной франкским аббатом Фульрадом и освященной Карлом Великим в 775 году. Вероятно, Айрардус является одним из первых художников-строителей, произведения которых до сих пор радуют наш взор. Он создал бронзовые двери главного входа романской церкви, который позже был изменен аббатом Сюжером. На дверях (позже разрушенных) был выгравирован портрет Айрардуса, с двустишием на латыни внизу:

На барельефе VIII века – от которого сохранилась только его поздняя копия – Айрардус изображен, как и большинство строителей и художников монахов, в рясе бенедиктинца длиной до щиколоток. Его полное лицо спокойно и безмятежно; все же, несмотря на оказанные ему почести, на память, оставшуюся о нем, его фигура полна почтения и смирения, когда он передает свою работу святому.

На стенах церкви Сан-Бенедетто в Милане помещены еще два портрета эпохи Каролингов – на них изображены меценат, а также, возможно, главный архитектор церкви. Слева стоит дворянин с обнаженной головой, который держит свой меч, как крест, справа – монах с суровым, но умным лицом, с моделью церкви в руках. Этот портрет считается одним из лучших произведений эпохи Каролингов.

Министр Карла Великого Эйнхард также был архитектором. Словесный портрет Эйнхарда, сделанный его современником, рисует нам «невысокого роста человека, беспрестанно, словно муравей, бегающего взад и вперед со связками книг и другими вещами». В научных кругах и при дворе Карла Великого его любили все без исключения. В молодости он был искусным ювелиром и, возможно, являлся автором той триумфальной арки из серебра, которую подарил монастырю Святого Серве в Маастрихте, светским куратором которого он был. Если верно, что «искусство – это мысль человека, выраженная в его произведениях», то архитектура и мелкая пластика, созданные около 800 года, выражают преклонение перед памятниками христианского Рима. Коронование Карла Великого папой римским как «самого чистого Августа, когда-либо правившего Римской империей» подогрело интерес его подданных к Древнему Риму. Так что это не было лишь причудой Эйнхарда, когда он решил украсить свою триумфальную арку – сделанную в виде подставки для креста – фигурами не только Христа, но и античных воинов и двух императоров.

Рис. 57. Ворота в Лорше

Постройки того времени также отражали эту гордость своей принадлежности к возрожденной Римской империи. Аббат Рикбод (р. в 804 г.) или, возможно, его преемник построили чудесные новые ворота монастырской церкви в Лорше, к югу от Майнца в Германии. В них использовано много классических деятелей, хотя сами по себе они классическими по стилю не являются. Авторов вдохновила на создание этих ворот арка Константина в Риме.

С древних времен строительство церквей было результатом гигантских усилий их заказчиков, одним из которых был сам Карл Великий. Очень часто при возведении церкви аббатами руководило желание соорудить подходящую усыпальницу и место для хранения мощей святых. Ангильберт, один из самых блестящих придворных Карла Великого и любовник одной из его дочерей, получил задание (частично в знак покаяния за его грехи) построить под патронажем Карла Великого церковь в монастыре Святого Рикера в Кентуле. Он же стал и настоятелем этой церкви. Ангильберт, страстный любитель красоты, собрал для своей церкви обширную коллекцию реликвий, включавшую в себя более сотни частиц мощей мучеников, праведников и святых девственниц, чьи алтари заняли важное место в церкви. Перед этими алтарями Ангильберт и его монахи ежедневно проводили литургию. Вера в помощь святых, безусловная христианская вера вообще и верность своим соратникам и светскому господину были теми тремя китами, на которых, собственно, и стояло средневековое общество.

К концу XII века готическое искусство пришло на смену романскому и некоторые приверженцы этого стиля – строители, художники и меценаты – оставили потомкам манускрипты и книги, которые проливают свет на их работы и идеи. Аббат Сюгер, который основательно перестроил церковь Сен-Дени, построенную в романском стиле, оставил подробное описание своей работы. Его можно считать первым поклонником готического стиля. Между ним и его работниками – каменщиками, художниками и ремесленниками – существовала теснейшая связь. Он начал собирать деньги на реконструкцию и реставрацию церкви, как только стал аббатом. Сделать базилику самой прекрасной в западном мире было для него целью жизни. Конечно, нельзя сказать, что Сюгер был начисто лишен тщеславия. Его имя упоминается в большинстве надписей на стенах церкви:

«Сюгер своими усилиями сотворил эту великолепную церковь».

И еще:

Не щадя сил и не зная усталости, Сюгер работал над тем, чтобы воплотить свои идеи в жизнь. Когда для сооружения крыши новой западной части церкви понадобились длинные шесты, выяснилось, что нигде нет подходящих бревен.

«Но в одну ночь, – рассказывает он нам, – вернувшись с вечерней молитвы, я начал размышлять о том, что должен сам обойти все леса в этой местности. Поэтому рано утром мы с плотниками и мастерами поспешили в лес Ивлин. Затем, вызвав смотрителей нашего собственного леса, а также тех, кто знал все о других лесах, мы заставили их под присягой ответить на вопрос, можем ли мы найти в этих лесах деревья нужного размера. Они лишь улыбнулись – они бы даже расхохотались, если бы осмелились. Почти с сожалением они объявили, что во всем районе не найдется ничего подобного».

Однако Сюгер, которому было почти шестьдесят, настоял на том, чтобы «прочесать все леса», и вместе со всеми «продирался сквозь кусты и колючки». К концу девятого часа поисков они обнаружили и пометили двенадцать подходящих деревьев. Вообще заказчики церквей всегда принимали самое активное участие в проектировании и непосредственном сооружении церкви. Сюгер рассказывает, что лично отбирал всех мастеров, настоял на витражах в окнах и выбрал для них сюжеты, а также лично разработал крепление распятия и роспись алтаря. Готическая «роза» этой церкви стала образцом для других готических храмов. Сюгер скончался в 1150 году, и его смерть была кончиной человека, который поставил перед собой определенную цель и умирает с чувством выполненного долга.

«Он не боялся смерти, потому что обожал жизнь и наслаждался ею. Он ушел с чистым сердцем и по своей воле… потому что не считал, что добрый человек должен уходить отвергнутым или выброшенным из жизни насильно».

Еще один манускрипт – «О разных искусствах» – был оставлен Теофилом (это псевдоним Роджера из Хелмерсхаузена), который был монахом и имел отличные навыки во многих искусствах и ремеслах, особенно в работе по металлу. Монастырь в Хелмерсхаузене, который принадлежал к епархии Падерборн, был в XII веке одним из наиболее развитых центров искусств в Северо-Западной Германии. В нем создавали произведения искусства для герцогов и епископов, и этот монастырь славился качеством своих изделий из металла и иллюстрированных рукописей, а также настенной живописи и мозаики. Теофил в первую очередь говорит о том, что источником и главной темой его искусства была любовь к Богу. Он пишет, что всю жизнь трудился «не из стремления заслужить похвалу людей или получить какую-то материальную выгоду от своей работы; я не накопил ни драгоценностей, ни редкостей, не молчал и не допускал злобы и зависти. Но я всегда работал во имя славы Господа Бога. Я заботился о нуждах многих и работал во имя их блага».

В предисловии к последней части своей книги он восторженно пишет об украшении церквей:

«Возлюбленный сын мой, благодаря добродетелям своим, ты пришел в Дом Господа и украсил его прекраснейшим образом; ты расписал стены и потолки изумительными картинами и до некоторой степени показал людям рай Господень, изобилующий разными цветами, травами и животными и дарующий посмертные венцы праведникам. Ты дал им повод благодарить Создателя за Его усилия и провозгласить Его совершенство в Его творениях. Глаз человека не способен определить, на чем в первую очередь задержать свое внимание; если он задерживается на потолке, тот светится, как тончайшее кружево; если на стенах, то они похожи на рай. Если мы остановимся, чтобы полюбоваться преломлением света через оконное стекло, то придем в восторг от невыразимой красоты стекла и бесконечного богатства воображения художника. Если вдруг душа истинно верующего задержится у изображения страстей Господних, она преисполнится состраданием… Если же душа верующего осознает, какие радости ожидают ее на небесах и какие муки таит геенна огненная, то она исполнится надеждой на то, что все ее добрые дела зачтутся, и переполнится страхом перед наказанием за грехи».

Основная часть книги, написанной монахом, носит, конечно, практический характер. Благодаря ей, мы можем познакомиться с жизнью ремесленников в большом монастыре. Мы видим кузницы и горны мастеров по металлу и их инструменты – наковальни, щипцы и молоты; мы узнаем, как сделать переплеты для мозаичного стекла, какие материалы нужны для этого и как их использовать; мы узнаем, как смешивать краски для достижения желаемого эффекта и как делать священные сосуды из золота и серебра, а также о том, как наносить эмаль и обрабатывать драгоценные камни. Как будто этого одного недостаточно, Теофил дает подробное описание устройства органа и литья колоколов. По крайней мере одна из работ монаха-художника находится в хранилище собора в Падерборне. Это дорогой переносной алтарь, сделанный примерно в 1100 году для епископа Генриха Падерборнского, великого покровителя искусств.

Еще одной рукописью, оставленной нам средневековым художником, является «Альбом» Виллара де Хоннекорта, знаменитого архитектора XII века. Впрочем, строго говоря, архитекторов в то время не существовало. Каменные здания возводились под руководством мастера-каменщика, а деревянные строения – под руководством мастера-плотника. Что касается мастеров-строителей, то они были людьми самых разнообразных талантов и были широко востребованы. Из «Альбома» Виллара мы узнаем о его собственных познаниях в области архитектуры. На одном из рисунков изображено окно-розетка, состоящее из подвижных частей разной формы. Они были нужны, чтобы придать устойчивость столь хрупкой фигуре. Благодаря этому и многим другим сложным инженерным разработкам французские архитекторы смогли создать воздушные стрельчатые своды, поддерживаемые пересекающимися ребрами стрельчатых арок. Давая дополнительную крепость стенам, такой каркас позволял врезать в стены окна с удивительными витражами, наподобие тех, которые украшают соборы Шартра или Реймса. В результате готический собор оказался наполнен светом, а когда солнце проникало внутрь сквозь цветные стекла этих окон, эффект был поразительным.

Средневековая философия была близка Виллару, и это видно из включенного в его книгу наброска колеса Фортуны. Этот рисунок является иллюстрацией к высказыванию Боэция, философа, чья работа «Утешение философией» пользовалась большой популярностью вплоть до XI века. Философ одно время был любимцем Теодориха, вождя остготов, но был убит им в 524 году. Неудивительно, что Боэций вложил в уста Судьбы следующие слова:

«Я заставляю это колесо вращаться. Я люблю поднимать падших и ниспровергать гордых. Поднимайся же, если хочешь, но при условии, что ты не будешь возмущаться, когда мой закон потребует, чтобы ты опустился на самое дно».

Колесо Фортуны изображено на «розе» собора в Амьене, на северном портике Сен-Этьен в Бове и на портике собора в Базеле. Этот сюжет также часто встречался на миниатюрах, а в одной средневековой книге говорится:

«В этих соборах и королевских аббатствах правит госпожа Фортуна, которая крутит свое колесо быстрее, чем ветряная мельница».

Виллар также вспоминает ремесленников, которые работали с ним вместе, и спорили с ним, и пили с ним, а затем удалялись в дальние страны, где их и хоронили или где они находили себе покой в родных пенатах. Так или иначе, благодаря их странствиям и жарким спорам новые идеи и стили проникали из одной части Европы в другую. Хью Либерже – современник Виллара – помогал построить церковь Святого Никеза в Реймсе. На надгробной плите в Реймском соборе он изображен в виде рослого мужчины в одежде и головном уборе ремесленника. В правой руке он держит рулетку, а в левой – модель Святого Никеза, внизу лежат его мастерок и компас. Виллар провел много времени в Реймсе, делая зарисовки собора, так что вполне вероятно, что он вместе с Хью обсуждал интересующие их проблемы. Виллар, безусловно, советовался с Пьером де Корбе по поводу того, как спроектировать своды в круглой часовне. Их обоих интересовало, как заставить колесо вращаться без посторонней помощи или как сделать так, чтобы механический ореол на кафедре поворачивал голову к дьякону, когда тот читает Евангелие, и т. д. Мы также видим, как Виллар записывает рецепт удаления волос негашеной известью, которым с ним поделились друзья-каменщики.

Еще один из современников Виллара – но стоящий гораздо выше его на социальной лестнице – был Юд де Монтре, любимый архитектор святого Людовика, который сопровождал короля в Крестовом походе и построил башни в Яффе. В 1584 году Треве включил Юда в число самых знаменитых французов, потому что «он всегда интересовался механическими задачами и никогда не важничал. Микеланджело, как бы он ни был гениален, не совершил столько всего за 60 лет, сколько Юд за 20 лет».

Возможно, услышав, что Юд был с королем в Крестовом походе, Виллар решил построить действующую модель баллисты, применявшейся при осаде городов. Ведь Виллар также живо интересовался «механическими задачами». Однако нынешние ученые считают, что строители XIII века «демонстрируют крайнюю неразвитость способов измерения расстояний». Без сомнения, именно этим объясняется то, что средневековые постройки часто падали, рушились без всякого внешнего воздействия. Однако все равно нельзя не восхищаться удивительной красотой и мощью дошедших до нас средневековых сооружений. Сам Виллар приходил в восторг от башни в Лаоне: «Я был во многих странах, но нигде не видел башни, подобной этой». На его рисунке мы видим, что у основания шпиля высечены головы быков, расположенные между колоннами. С этими животными связана красивая легенда. Однажды быки тянули вверх по горе очень тяжелый воз с камнями для строительства собора в Лаоне и один надорвался и пал. Возчик был в отчаянии, но вдруг с удивлением увидел, что к нему приближается еще один бык. Он сам пожелал, чтобы его впрягли в воз вместо павшего животного. Доставив камни на место, возчик увидел, что новый бык исчез. В память об этом чуде и в знак благодарности всем животным, участвовавшим в возведении собора, скульптор поместил статуи быков на башню.

Вне зависимости от того, сколь правдива эта легенда, она свидетельствует об интересе средневековых людей к животным. В рукописях того времени очень много упоминаний о любимых кошках монахов. Среди рисунков Виллара есть изображения кошки, медведя, лебедя, пары попугаев и льва с примечанием: «Заметьте, этот лев срисован с натуры». Его изображения змеи, мухи, стрекозы и омара свидетельствуют о его внимательном взгляде и наблюдательности. То же самое можно сказать и о сотнях каменщиков, чьи имена не сохранились в истории. В средневековых соборах хранится множество трудов о растениях и цветах. Подорожник, лютик, папоротник, клевер, чистотел, кресс-салат, львиный зев и другие растения, украшающие фризы и капители, также свидетельствуют о ностальгии по диким растениям, которая никогда не исчезала и не исчезает у городских жителей, потому что они всегда помнят наполненные солнечным светом весну и лето своего детства.

Рис. 58. Переносной алтарь, сделанный Роджером из Хелмерсхаузена

Возможно, что и листья арума и лилии, использовавшиеся в Средние века для колдовства и заклинаний, использовались простыми ремесленниками в качестве образцов для своих произведений, потому что, попав в христианский храм, они как будто освобождались от своей темной силы. Без сомнения, уродливые фантастические фигуры, ужасные дикие звери, наполовину люди и наполовину животные – это все навеяно сказками, которые рассказывались длинными зимними вечерами. Вообще, в готической архитектуре очень много элементов магического и необъяснимого. Для людей, привыкших к приземленности и массивности романского стиля, изящные колонны и своды, ажурные каркасы, невероятная легкость каменных кружев, красота арочных окон с их витражами и взметнувшиеся ввысь башни, должно быть, казались чудом. Это изящество и воздушность, вкупе с оригинальной техникой выполнения и отделки, кажутся еще более невероятными, когда мы вспомним, что помимо ограничений, навязанных церковью, средневековые строители должны были следовать строгим правилам своей гильдии. Тем не менее заставить каменщиков следовать этим правилам было всегда труднее, чем членов других гильдий. Даже в 1356 году власти жаловались, что в Лондоне «каменщики не в достаточной степени подчиняются своим руководителям». И уж конечно, их было гораздо труднее, чем представителей других профессий, подвергнуть наказанию. Каменщики были «сегодня здесь, а завтра там» по самой природе своей деятельности. В 1380 году Виклиф жаловался, что в Англии «свободные каменщики договариваются оспорить установленное вознаграждение за свой труд и хотят требовать повышения оплаты», и то же самое происходило во всей Европе, особенно после эпидемии чумы.

Судя по всему, в Германии каменщики не объединялись в союзы, которые можно было бы контролировать, вплоть до начала XV века. Затем в 1456 году германские каменщики объявили бойкот Иодоху Таушену, потому что «они сомневались, что он в достаточной степени удовлетворял их обычаям, которые в те времена соблюдались гораздо более строго, чем теперь. Они сомневались, что он в достаточной степени овладел ремеслом и доказал свое мастерство перед членами гильдии. Поэтому они запретили ученикам работать с Таушеном, который проводил обучение у себя на дому».

Иодох вырезал чашу, в которой хранились освященные облатки. Эту чашу до сих пор можно увидеть в церкви Елизаветы в Бреслау. Это отличный образец готического искусства, однако, очевидно, работа вызвала неодобрение членов гильдии. Члены гильдии к тому времени уже начали вырабатывать стандарты «шедевра», которые были столь высоки, а цена этих шедевров была столь велика, что кандидатам на членство в гильдии становилось все труднее удовлетворять этим требованиям. Необходимо было также заплатить очень большой взнос членам совета гильдии, на суд которых отдавалась работа, и устроить пышный банкет действующим членам гильдии, если кандидата допускали в нее. Еще нужно было платить взносы в муниципалитет того города, где жил каменщик. На банкетах для членов гильдии и на официальных заседаниях, после которых обычно следовал пир, поведение участников должно было быть безупречным. Эти правила этикета были сформированы в уставах английской и германской гильдий:

Старейшинами каменщиков становились те, кто достиг высот в своем деле. Однако существовало и много других степеней, определявших как социальный статус человека, так и его материальное положение. В Эли в 1359–1369 годах Джон Линн был слугой Джона Уэйда из Колчестера, который носил звание каменщика. В 1436 году некий Джон Уэйн из Колчестера получил «место в гильдии графства как дворянин и место для своего слуги, йомена». В списке профессий, относящихся к строительству, значились каменотесы, укладчики, мостильщики, специалисты по обработке мрамора, облицовщики, причем все эти работники получали разную плату за свой труд. Некоторые рабочие назывались просто «землекопами или разнорабочими». Они разравнивали участки под строительство, замешивали и подавали строительный раствор, перевозили на ручных тележках камни, закладывали фундамент зданий. Помимо всего прочего, отдельные люди готовили известь для штукатурки, подавали инструменты, носили корыта с известью, устанавливали блоки, которые до сих пор можно увидеть на чердаках соборов и церквей аббатств. Все это были низкооплачиваемые рабочие, которых набирали из числа местных жителей и которые находились под глубоким впечатлением от своего участия в таких грандиозных проектах, как строительство церквей, замков или каменных мостов.

Рис. 59. Набросок Виллара де Хоннекурта для Лаонского собора

Что касается квалифицированных каменщиков, то они, как правило, не сидели на одном месте, а то и дело переезжали в поисках работы. Возможно, выражение «свободные каменщики» обязано своим появлением тому факту, что человек получал разрешение от своей гильдии работать и жить там, где желал. Правда, возможно, что это выражение берет свое начало и от способности человека работать со строительным камнем, легко поддающимся обработке, что позволяло выполнять поистине ажурную резьбу для окон и капителей. Еще одно возможное объяснение происхождения этого выражения лежит в ирландском обычае, согласно которому «квалифицированный ремесленник, который был по происхождению фактически рабом, благодаря своему искусству становился свободным человеком». Однако этот термин не означает, что свободный каменщик мог претендовать на освобождение от общественных работ. Наказание за отказ работать там, где приказал король, было суровым: такого человека заключали в тюрьму; и светские строители, и строители, имеющие духовный сан, должны были участвовать в общественных работах, если королю или любому другому правителю спешно требовалось возвести какое-то здание. Одно или более временное помещение, в котором строители выполняли часть своей работы, возводилось прямо на строительных площадках. Там они также принимали пищу и отдыхали. Иногда над мастерской возводили навес или нечто вроде чердачного помещения, где каменщики могли поесть и отдохнуть. Такие помещения (ложи) были достаточно большими и вмещали в себя до 20 человек. На крупных объектах помимо лож для каменщиков строились специальные постоялые дворы. Каждая ложа подчинялась своим строгим внутренним правилам. На строительной площадке церковных зданий собрание каноников выработало устав жизни ложи, и старший каменщик, ответственный за эту ложу, брал на себя обязательство следить за соблюдением этих правил. Именно он сообщал настоятелю церкви или монастыря обо всех случаях плохой работы или несоблюдения дисциплины.

Рис. 60. Плотники и каменщики строят Шартрский собор

Власть членов монашеского ордена над наемными рабочими была велика: об этом можно судить на примере старшего плотника Филиппа Виара, который славился своей резьбой по дереву. В 1466 году собрание каноников Руана поручило ему сделать для них новые церковные хоры. Через некоторое время каноники пожаловались, что работа продвигается очень медленно. Они уволили всех плотников Виара и взяли на их место других, но все равно остались недовольны ходом работ. Виара неоднократно предупреждали об этом и в конце концов уволили. Он, вместе с женой и детьми, был вынужден отправиться в путь в поисках новой работы. Но видимо, эта задача была не столь трудной, как та, что стояла перед собранием каноников собора: они потратили три месяца, чтобы найти свободных плотников, которых пришлось приглашать из Лилля, Турнея и Брюсселя.

Создается впечатление, что Виар проиграл не во времени, а в деньгах. Эта система была принята в конце Средневековья и была неодобрительно воспринята рабочими. Собрание каноников Руана, очевидно, посчитало, что Виар и его люди сделали за определенное время недостаточно. Судя по тому, что 20 фунтов, полученные Тидеманом за его распятие, были очень большой суммой, рабочие могли потребовать высокую плату за свою работу.

Однако к XV веку пик увлечения готическим искусством прошел. Слова Виктора Гюго о том, что «готическое солнце закатилось за гигантский пресс Майнца», объясняют одну из причин этого. К 1500 году в Германии, Франции, Италии, Нидерландах и Англии работало уже 40 станков для печатания книг. Религиозный пыл больше не вдохновлял художников, как это было в XII и XIII веках. Церковь перестала просвещать массы посредством пластических искусств. Перед христианством стояла новая задача: превратиться в духовную силу.