Источниковедение
Письменные литературные источники по древней и раннесредневековой истории Японии наиболее сложны по структуре и многогранны по содержанию. Разумеется, ими одними не ограничен круг источников. Существуют и многие другие виды материалов: археологические, антропологические, этнографические, эпиграфические и т. п. Однако, поскольку в данной работе используются в основном письменные памятники, иные источники разбору не подвергаются.
В течение III — VII вв. в Японии еще не была создана собственная письменность, а проникновение в страну китайской письменности где-то в V в. не повело автоматически к возникновению местной историографии, хотя бы текущей. Упоминания в тексте «Нихонги» — источнике VIII в. — таких сочинений, как «Тэнноки» («Записки о государях»), «Кокки» («Записки о стране»), «Хонги» («Основные записки»), «Тэйки» («Записки об императорах»), наконец, «Кудзики» («Записи о старине»), возводимых к 20-м годам VII в., не подтверждаются ни существованием самих этих источников, ни ссылками на них в других источниках. О «Кудзики», например, мы узнаем, что этот источник сгорел в 645 г. Об упомянутых сочинениях ничего не говорится и в том месте «Нихонги», где под 681 г. передаются распоряжения императора Тэмму (673—686) по составлению хроники и по собиранию сведений о древности. Безусловно, какие-то письменные материалы должны были существовать — без них просто невозможно создать летопись за длительный период, но характер этих материалов неизвестен. Поэтому можно считать, что все японские литературные источники по эпохе до VII в. включительно по времени создания несинхронны эпохе. Наиболее ранними из них следует признать «Кодзики», или «Записи о делах древности», в трех книгах. По преданию, «Кодзики» составлены к 712 г. придворным Оно Ясумаро со слов некоего Хиэдано Арэ, якобы обладавшего феноменальной памятью. Таким образом, предание считает «Кодзики» произведением, как бы мы сказали, фольклорным, лишенным письменной традиции. Действительно, это столько же исторический источник, сколько и литературный памятник. Он историчен по фактологическому принципу содержания и по хронологической последовательности изложения, но повествование преподнесено в виде мифов, сказаний, преданий, развертывающихся во времени. Источник охватывает историю страны от «сотворения мира» и до 628 г. Однако начиная с VI в. изложение подменяется простой генеалогией. Это вполне соответствовало задаче составителя: обосновать идею этнического единства японцев (народа Ямато) и принцип божественного происхождения императорского клана и фамилии Ямато. Этим целям подчинены вся структура источника, отбор материала и его оформление. Происхождение мира рисуется как акт однозначный появлению страны, народа, императора, но не внешнего мира. Мифологический этногенез начинается с момента происхождения народа (вкупе со всем сущим) и прослеживается через этап поглощения «инородцев» до оформления единого народа, вожди которого иерархически соподчинены друг другу. Вызревание императорской власти прослеживается с момента «божественного происхождения» (от богини солнца Аматэрасу) через ее постепенное распространение по архипелагу по «воле богов» до ближайших к составителю поколений «императоров», дела которых известны его современникам, поэтому важна лишь фиксация их генеалогического родства с предшественниками. «Кодзики» — многогранный памятник, поэтому к нему обращаются все исследователи, какой бы стороной жизни японского народа они ни интересовались [Конрад, 1974 (I), с. 13; 1974 (II), с. 104—105]. Имеется несколько переводов этого памятника на английский язык и несколько изданий таких переводов (см. [Kojiki, 1969]). Уже в 714 г. принц Тонэри возглавил работу комиссии по составлению настоящего исторического источника — «Нихонги», или «Нихонсёки» («Записи Японии», или «Летописи Японии»), в 30 книгах. Работа над ней завершилась к 720 г., а само сочинение охватило период с «возникновения мира» и по 697 г. Замысленные как историческое сочинение, «Нихонги» составлены по плану китайских погодных летописей «Ши цзи» («Исторических записок») и «Хань шу», или «[Цянь] Хань шу» («Описание династии Ранней Хань»), на материале каких-то неизвестных нам местных документов (вроде генеалогических списков кланов, о которых говорится в тексте самого сочинения под 694 г.) и корейских хроник, например «Пэкче понги» («Основных записок о Пэкче»), ныне утраченных. Язык «Нихонги», как и язык «Кодзики»,— китайский. Несмотря на очевидное знание составителями китаеязычных светских и религиозных сочинений, дух «Нихонги» далек от китайских исторических концепций и еще более — от буддийских. «Нихонги» свободны от идеи определяющего значения «естественного закона» в жизни людей, народов, государств, от догмы о том, что история— урок для правителей, от переоценки дел прошлой династии с позиции правящей, столь характерной для китайских официальных источников. Идея «урока правителям» преподнесена в ослабленном, часто «заземленном» виде. Прошлых династий в стране просто не существовало. В «Нихонги» отсутствует мрачная концепция буддизма о наступлении «третьего века», который для буддизма представлялся быстрой деградацией человеческого общества. Все связанное с буддизмом вообще занимает мало места в «Нихонги», точнее, в 12 последних книгах, приходящихся на время после проникновения буддизма в Ямато (так первоначально именовалась Япония). Упоминается лишь та сторона буддизма, которая связана с государственной жизнью. Идеи синто ощущаются в основном в первых книгах летописи. По сравнению с «Кодзики» «Нихонги» — светское сочинение. «Нихонги» послу-жили образцом для последующих летописей. Создание «Нихонги» — это предприятие сознательное и официозное, может быть, даже в большей степени, чем написание «Кодзики». «Нихонги» составлялись «новым» режимом, в обстановке острой борьбы, только что завершившейся победой царского клана, объединившего страну, но победой во многом еще только военно-политической. «Нихонги» должны были закрепить эту победу идеологически, ввести ее в традицию, переосмыслить японское прошлое в интересах императора и его окружения в VIII в. Поэтому при составлении «Нихонги» многое из того, что в то время казалось ненужным, несущественным, изымалось, неудобное — исправлялось или отбрасывалось. Возможно, что при этом вводилось далекое от исторически достоверного. Печальным примером тенденциозности составителей «Нихонги» служат многочисленные расхождения в именах, фактах и датах в «Кодзики» и «Нихонги», созданных почти одновременно. Хронологии этих источников посвящена отдельная глава данной книги. Здесь же надо указать, что лишь с 527 г. даты «Кодзики», «Нихонги» и корейской летописи «Самкук саги» («Исторические записки трех государств») начинают совпадать. Даже применительно к V в. исторические факты обладают лишь относительной достоверностью, поскольку в упомянутых трех источниках даты совпадают лишь частично. При всем этом «Нихонги» остаются первостепенным источником для периода, которому посвящен наш труд. Этот источник переведен на английский язык, а перевод неоднократно переиздавался (см. [Nihongi, 1956]). В 713 г. всем губернаторам было приказано составить на китайском языке естественно-географические описания («Фудоки») вверенных им провинций. В описания входили сведения об уездах, населенных пунктах, храмах, рельефе, полях и их плодородии, флоре и фауне, обычаях. Эти сведения обильно снабжены мифами, преданиями и легендами. «Фудоки» представляют большой историко-культурный интерес. Их составление, растянулось до 945 г. К сожалению, до наших дней полностью дошли лишь описание одной провинции Идзумо (Идзумо фудоки, 733 г.), крупные фрагменты четырех «фудоки», посвященных провинциям Хитати, Харима, Бунго, Хидзэн, и более мелкие фрагменты и цитаты из 48 описаний, включая и упомянутые пять. Общая цифра почти равна числу провинций той эпохи, и, следовательно, в VIII—X вв. в Японии удалось осуществить полное естественно-географическое и этнографическое описание страны по провинциям. Сохранившиеся пять «фудоки» переведены на русский язык [Древние фудоки, 1969; Идзумо фудоки, 1966]. «Кого сюи», или «Дополнения к сказаниям о старине», составлены Имбэ Хиронари около 808 г. из мифов и сказаний, не попавших в ортодоксальные «Кодзики» и «Нихонги». Политический характер сочинения подтверждается принадлежностью автора к старейшему жреческому клану Имбэ (Имубэ), некогда игравшему главную роль в отправлении синтоистского культа. После 645 г. клан Имбэ оказался потесненным не только царским кланом, но и кланом Накатоми, под эгидой и в интересах которых и составлялись упомянутые два источника. Составитель «Кого сюи» стремится доказать первенствующее значение клана Имбэ и вторичное — кланов царского и Накатоми [Конрад, 1974 (II), с. 86]. Существует перевод источника на английский язык, переиздававшийся не менее двух раз, и немецкий [Florenz, 1919] 1 «Кудзики» («Записи о старине») составлены в IX в. представителем другого знаменитого клана — Мононобэ — и примерно с той же целью, что и «Кого сюи». По-видимому, для того чтобы придать сочинению первенствующее по времени значение по сравнению с «Кодзики» и «Нихонги», его создание было приписано Сётоку-тайси и даже датировано 620 г. Используя одно место в «Нихонги» [Nihongi, XXIV, 25], где говорилось о гибели исторических хроник во время пожара в доме Сога, Эмиси в 645 г., авторы «Кудзики» объявили свое сочинение уцелевшим частично. Не считая нескольких мифов, чисто историческая часть сочинения мало отличается от текста «Нихонги». Сочинение интересно как пример (и не единственный) существования в раннесредневековой Японии неортодоксальных и тем самым в какой-то степени полемических сочинений. Известную ценность для историко-культурного исследования имеют «норито» — обращения к синтоистским божествам. 28 таких синтоистских молитвословий собраны в восьмой книге «Энгисики» («Церемонии годов правления Энги»), составленной в 927 г., цо сами «норито» значительно древнее. Основная их масса датируется VII в. и относится к так называемой культовой поэзии. Содержание «норито» не только воссоздает религиозный мир древних японцев, но и снабжает нас сведениями об их культурной и хозяйственной жизни. Существуют переводы «норито» на английский язык [Sources..., 1974].2 В 815 г. принц Манда и Фудзивара Сонондо составили «Новый реестр кланов и фамилий» («Синсэн сёдзи року») в 30 книгах, т. е. генеалогию 1182 кланов и фамилий страны. Реестр явился итогом длительной деятельности правительства по упорядочению отношений родства в среде знатных кланов. Как мы узнаем далее, уже в первых книгах «Нихонги», рисующих картину далекого прошлого Ямато, выражена тревога по поводу незаконного присвоения фамилий кланов (удзи) и званий (кабанэ). Тенденция к присвоению, а также вообще к нарушению общественной иерархии возрастала по мере притока иноземцев, демографических н социальных пертурбаций. Знатные кланы заводили собственные генеалогии, на основании которых строили свои планы и предъявляли претензии сначала двору Ямато, а затем центральному правительству государства по поводу своего статуса. В VIII в. правительство затребовало для проверки клановые генеалогии (хонкэйтё). Позднее в столице Хэйан и в пяти пристоличных провинциях осуществили перепись, на основе которой и был составлен «Новый реестр». Он признал благородными 1182 клана и фамилии, разделил их на четыре категории по знатности: 1) потомки верховного божества и императорского (царского) клана (кобэцу), 2) потомки остальных божеств Ямато (симбэцу), 3) потомки иноземцев (сёбан), 4) лица неизвестного происхождения (митэйно дзосё). Характерно, что реестр как бы исключал из благородных кланы; нестоличные и непристоличные. В действительности дело обстояло сложнее. После реформ Тайка (645) в так называемом «правовом государстве» («рицурё кокка») иерархия кланов в конечном счете основывалась на положении их представителей в иерархии должностей, рангов, званий, которыми распоряжалось центральное правительство. Если фамилия находилась на государственной службе или имела ранг, то, даже если она жила на о-ве Кюсю, ее включали в реестр по столице, где находилось учреждение, за которым числилась фамилия. Реестр является важным источником для изучения этнического и социального состава населения древней и раннесредневековой Японии. Китайские источники служат важным подспорьем при изучении Японии интересующей нас эпохи. Если не считать «Шань хай цзин» {«Каталог гор и морей»), «Хань шу» («[Цянь] Хань шу»), «Лунь хэн», «Вэй ле» («Краткая история династии Вэй»), чьи сведения о Японии ограничиваются отдельными строчками или скупыми цитатами, сохранившимися от них в других сочинениях, то речь может идти о китайских династийных историях. Из 25 таких историй 16 содержат раздел, посвященный Японии. Упомянутые разделы входят составными частями в одну из четырех глав, каждая из которых содержит сведения о народностях, живущих в одной из стран света на периферии Срединной империи. Японцы, естественно, отнесены к восточным народам. Описание периферийных народов лишь в тенденции ведется с соблюдением хронологической (летописной) последовательности. Оно более свободно и насыщено сведениями о природе, быте, культуре, обычаях, чем собственно хроники. По объему эти разделы невелики (в пределах нескольких страниц). Они привлекательны тем, что старейшие из них созданы лет на четыреста раньше «Нихонги», содержат исторические факты по таким эпохам (I — V вв.) и районам (о-в Кюсю), которые плохо освещены в «Нихонги», отличаются довольно надежной хронологией. Девять наиболее древних китайских династийных историй именуют Японию Во (яп. Ва), а японцев — вожэнь (яп. вадзин). Из этих девяти «Вэй чжи» («Описание Вэй»), часть «Сань го чжи» («Описание трех царств») и «Хоу Хань шу» («История Поздней Хань») наиболее близки к древнему источнику — «Вэй ле», ныне утраченному. «Лян шу» («История Лян») и «Цзинь шу» («История Цзинь») во многом следуют «Вэй чжи», а «Суй шу» («История Суй»)— «Хоу Хань шу». «[Нань] Ци шу» («История [Южной] Ци») и «Сун шу» («История [Лю] Сун») 3 основаны на иных источниках, а не на «Вэй ле». В свою очередь, «Сун шу» дала материал для «Нань ши» («Истории южных династий»), а «Суй шу» — для «Бэй ши» («Истории северных династий»). Наиболее древними и оригинальными источниками являются «Вэй чжи» и «Хоу Хань шу». Династийная история Тан представлена в «старом» («Цзю Тан шу») и в «новом» («Синь Тан шу») вариантах, из которых предпочтительнее последний. Учитывая принцип наибольшей оригинальности в изложении материала, можно наметить хронологические рамки разделов о Японии: «Хань шу» — I в. до н. э., «Хоу Хань Шу» — I в. до н. э.— II в. н. э., «Вэй чжи» — I — середина III в , «Сун шу» — I — V вв., «Цзинь шу» — III в., «Нань ши» — IV — VI вв., «Суй шу» — III — начало VII в., «Синь Тан шу» — VI — IX вв. Интересующие нас разделы переведены на европейские языки: на английский — разделы из «Хоу Хань шу», «Вэй чжи», «Сун шу», «Суй шу», «Синь Тан шу» JJapan..., 1951], на русский язык — разделы из «Вэй чжи», «Цзинь шу» [Кюнер, 1961], «Хоу Хань шу», «Нань ши», «Суй шу» [Бичу- рин, 1950]. Самый древний сохранившийся корейский исторический памятник «Самкук саги» («Исторические записки трех государств»), составлен Ким Бусиком в 1145 г. по имевшимся тогда корейским и китайским сочинениям. «Записки» содержат немало сведений из области сношений между странами Корейского полуострова и Ямато. Переводов на западные языки нет, на русский язык переведены книги, посвященные государству Силла [Ким Бусик, 1959]. Изучение источников в Японии в последние десятилетия продолжалось с неослабевающей интенсивностью. Из многих десятков монографий в качестве примеров назовем труд Хирата Тосихару об условиях возникновения японской классической литературы, работу Канда Хидэо по организации материала в «Кодзики», сравнительный анализ «Кодзики» и «Нихонги», выполненный Умэдзава Исэдзо, исследование Яку Macao, посвященное определению значения, придаваемого «Кодзики» в Японии, книгу Кодзима Норию- ки о влиянии классической и исторической литературы Китая на «Нихонги». Стали классическими и переиздаются труды Такэда Юкити и Курано Кэндзи по «Кодзики». Саэки Арикиё произвел сличение разных версий «Синсэн сёдзи року». 4 Ученые Западной Европы и США также приняли участие в источниковедческой работе. Необходимо отметить переиздание перевода «Нихонги», сделанного В. Г. Астоном, и перевода «Кого сюи», выполненного Като Гэнти и Хосино Хикосиро, а также появление новых переводов «Кодзики» и «норито» — плод труда Д. Филиппи. Существенное значение имеет издание переводов Цунода Рюсаку разделов, посвященных японцам, из китайских летописей. Все работы, о которых шла речь, выполнены на английском языке. Эти важные источники стали доступны научной общественности. Собственно источниковедческая работа представлена монографией Дж. Юна, охватывающей не только китайские источники, но и важнейшую литературу по Ематай [Young, 1958]; работой П. Уилера, в которой наряду с глубоким исследованием японской мифологии содержится история создания «Кодзики», оценка различных списков [Wheeler, 1952]; сборниками, в которых «Нихонги» и другие источники подвергаются специальному анализу [Robinson, 1966; Sources..., 1965], а также предисловиями и комментариями к упомянутым переводам источников. Два издания естественно-географических и этнографических описаний «фудоки» с переводом их на русский язык и с комментариями вводят в русское и мировое востоковедение источники первостепенного значения для понимания древней культуры страны (перевод и комментарии К. А. Попова). Перевод этих источников тем более важен, что остается до сей поры единственным переводом на европейский язык (Древние фудоки, 1969; Идзумо фудоки, 1966). Важными достижениями востоковедов СССР являются: издание переводов глав, посвященных восточным иноземцам, из двух китайских летописей, «Вэй чжи» и «Цзинь шу», никогда раньше не переводившихся на русский язык, а также исправлений переводов Н. Я. Бичурина из других китайских летописей [Кюнер, 1961]; выход в свет на русском языке т. I «С'амкук саги», вообще никогда на европейские языки не переводившихся [Ким Бусик, 1959); переиздание знаменитого сборника переводов из китайских летописей Н. Я. Бичурина [Бичурин, 1950]. В источниковедческом плане японоведов СССР в последние годы привлекали «Кодзики» [Пинус, 1973; Черевко, 1977, 1973] и в меньшей мере другие источники по древней и средневековой Японии [Конрад, 1974 (I); 1974 (II)]. В последние десятилетия отмечалась активная и успешная разработка учеными ряда стран источников, связанных с проблемой Ематай 5. Исследования китайских источников, содержащих сведения о Ематай, проводятся по-новому (см., например, [Young, 1958]), с широкими историческими, этнографическими и археологическими экскурсами в японский, корейский, китайский, тихоокеанский материал. Выяснено сложное наслоение различных исторических версий, первоисточников и фактов в китайских летописях, создающих запутанную картину. Указанный раздел о вожэнь (вадзин) в «Вэй чжи» составлен около 297 г. разными путями и по различным источникам. В нем использованы доклады и личные заметки послов, ездивших на острова, донесения наместников из китайского владения в Северной Корее — Лолана, отрывки из ранних исторических сочинений (например, «Вэй ле») и даже фрагменты других глав этой же летописи. В результате получился сложный конгломерат, отдельные сведения которого ставят в тупик исследователей. 1The Kogo shui, or Gleamings from Ancient Japanese Stories. Transl. by Kato Genchi and Hoshino Hikoshiro. Tokyo, 1925. L. 1976. 2Norito: A New Translation of the Ancient Japanese Ritual Prayers. Transl. by D. L. Philippi. Tokyo, 1959; Ancient Japanese Rituals. Transl. with commentaries by E. M. Satow.— «Transactions of the Asiatic Society of Japan». Vol. 7, p. 2. 4. Tokyo, 1879; Vol. 9, Tokyo, 1881; Vol. 27, p. 1. Transl. by K. Florenz. Tokyo, 1900. 3Название Лю (фамилия основателя) придается для отличия этой династии от более известной — Сун X—XIII вв., особенно когда речь идет о летописях этой династии или сношениях с нею. Так же обстоит дело с династией Ци, которую для отличия от одноименной династии периода «борющихся царств» называют «Южной», хотя официально она такого обозначения не имела. По тем же основаниям мы ставим в скобки Цянь в названии летописи «[Цянь] Хань шу». 4См.: Хирата Тосихару . Нихон кодэн-но сэйрицу-но кэнкю (Трактат о появлении японских классиков). Токио, 1959; К а н д а Хидэо. Кодзики-но кидзо (Структура «Кодзики»). Токио, 1959; Умэдзава Исэдзо . Кики хихан (Критика «Кодзики» и «Нихонги»). Токио, 1962; Yaku M a s а о. The Kojiki in the Life of Japan.— «East Asian Cultures Studies Series». Tokyo, 1969, № 13; Кодзима Нориюки. Дзёдай Нихон бунгаку то Тюгоку бунгаку (Древняя японская и китайская литературы). Токио, 1963; Т а к э д а Юкити. Кодзики сэцува гун-но кэнкю (Исследование группы преданий в «Кодзики»). Токио, 1954; Курано Кэндзи. Кодзики хёкай (Критический разбор «Кодзики»). Токио, 1960; Саэки Арикиё. Синсэн сёдзироку (Новый реестр кланов и фамилий). Т. 1—2. Токио, 1962—1963. 5Разные авторы по-разному читают иероглифы, входящие в название этой страны: Ематай, Яматай. В последнем случае принимается современное «онное» чтение иероглифов, заманчивое своим сходством с «Ямато», в первом — старое, восстанавливаемое новейшими словарями. Есть и другие чтения, менее популярные. Некоторые отмечают, что последний знак («тай») появился в сравнительно недавних изданиях источников, а до этого вместо него использовался знак «и» («ви»), и предлагают прочтение Ямави [Furuta, 1969]. Другие этот последний знак считают позднейшей добавкой, а два первых читают «сама» (шаман) [Kim Jae Bung, 1970]. Хотя японские, а вслед за ними и другие ученые предпочитают современное чтение иероглифов названия (Яматай), мы остановились на древнем чтении знаков, предлагаемом словарем Б. Карлгрена (В.Каг1gren. Analitic Dictionary of Chinese and Sino Japanese. P. 1923) и принятое Н. Я. Бичуриным и Н. В. Кюнером. Выбор системы транскрипции, когда речь идет о корейских или японских топонимах и этнонимах в китайских источниках, не прост. Названия самих этих источников или их глав (глава о вожэнь в «Вэй чжи») мы передаем в оригинальном звучании, т. е. на языке источника. В таком же звучании мы употребляем те топонимы (Лолан, Дайфан) и этнонимы (сяньби), которые либо более тесно связаны китайской историей, либо известны в китайской транскрипции в современной литературе. В других мы отдаем предпочтение местному,национальному звучанию: Когурё вместо Гаогюйли, ва вместо во и т. д. В транскрипции названий владений круга Ематай мы иногда делаем уступки широко принятому в Японии чтению, отклоняющемуся от стандарта: Цусима вместо Тайма или Цуйма — по современному названию острова, На вместо Ну — по древнему, а не современному чтению знака, Куна вместо Куну —под влиянием отождествления этого названия с древним японским топонимом. |
загрузка...