Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Леонид Васильев.   Древний Китай. Том 2. Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Уделы-кланы и их трансформация

Субуделы в царствах и княжествах были вотчинами довольно большого размера, подчас возникавшими на базе аннексированных владений чжухоу. Кроме того, с течением времени они могли увеличиваться за счет расширения территории царства или княжества. Иногда они, особенно первые из них, появившиеся в середине VIII в. до н.э. в Цзинь и Чжэн, составляли значительную часть царства с крупным городом, соперничавшим со столицей царства. Наследственный характер субуделов-вотчин означал, что земли их как бы выпадали из той территории, что находилась под непосредственным управлением правителя. С этих земель налоги взимал не правитель, а владелец удела. Естественно, это уменьшало и власть, и доходы правителя.

В начале Чуньцю, когда субуделов было немного, это возможно, еще не очень ощущалось чжухоу с экономической точки зрения, хотя сразу же дало о себе знать в плане политическом (смуты в Цзинь и Чжэн). Однако позже, когда число новых субуделов начало возрастать и занятая ими территория царства соответственно заметно увеличиваться, ситуация стала изменяться. Субуделы и вообще новые земли стали жаловаться реже и обычно лишь в исключительной ситуации. Можно напомнить в этой связи, что, когда двое вэйских сановников в 559 г. до н.э. изгнали вэйского Сянь-гуна, новый правитель Вэй, младший брат изгнанника Шан-гун, пожаловал Суню земли в Сю [103, гл. 37; 71, т. V, с. 117].

Однако прекращение практики создания новых субуделов больно ударяло по интересам чжухоу. Дело в том, что перед ними стояла задача обеспечить многочисленных близких родственников, в первую очередь сыновей. Это было очень не просто сделать. Те из чжухоу, кто по натуре не был слишком сентиментален либо был готов сделать все, чтобы избавить своих самых близких и любимых детей от возможных посягательств со стороны менее любимых и тем более не слишком близких родственников, обычно поступали достаточно жестко. Блестящий пример в этом смысле — все тот же цзиньский Сянь-гун, не остановившийся перед тем, чтобы изгнать из царства старших сыновей и уничтожить многочисленных принцев старшего поколения. Аналогичным образом, если верить Сыма Цяню, поступил в 522 г. до н.э сунский Юань-гун, уничтоживший часть своих сыновей, заподозрив их в заговоре [103, гл. 14 и 38; 71, т. III, с. 201, т. V, с. 136].

Но далеко не всегда чжухоу бывали столь жестокими в своих отношениях с сыновьями, да и не всегда вынуждала их к этому экстремальная ситуация. Чаще всего речь шла об обустройстве родственников, и прежде всего любимых сыновей. Наследственный субудел-вотчина издревле считался наиболее достойным способом для этого, но бесконечно создавать новые государства в государстве было невозможно. Где же выход? Можно было бы его найти в ликвидации проштрафившихся либо слишком могущественных уделов-кланов и в создании вместо них других, новых. Однако имеющиеся данные свидетельствуют о том, что освободившиеся в таких случаях владения далеко не обязательно оказывались в распоряжении правителя, который мог бы отдать их своим сыновьям. Чаще их делили между собой более сильные соперники глав уничтоженных уделов-кланов.

Вообще динамика здесь была достаточно сложной. Влиятельные уделы-кланы (за редким исключением) не существовали долго. По подсчетам Б.Блэкли [150], средняя продолжительность жизни клана равнялась пяти поколениям, т.е. они сменяли друг друга, возникая и погибая, примерно с периодичностью в 100-150 лет, хотя встречались и долгожители вроде циских кланов Го, Гао и Чэнь или цзиньских Чжао и Вэй. Общей нормой было то, что уничтожение одних вело к укреплению других, в том числе и тех, что создавались заново по воле правителя его любимыми сыновьями. Крепкие и влиятельные новые уделы-кланы быстро, за два-три поколения, превращались в могущественных соперников правителя, что было особенно ощутимым во второй половине периода Чуньцю. Правителям стало ясно, что раздавать уделы даже любимым сыновьям все-таки не следует. Словом, чжухоу не оставалось ничего, кроме как давать всем сыновьям — кроме наследника — кормления, которые сразу ставили их по статусу ниже владельцев уделов-кланов.

В тех же случаях, когда чжухоу все же выкраивали субудел для кого-либо из сыновей, новый глава удела-клана обретал должность и становился одним из тех родственных правящему дому сановников и министров, о соотношении которых с неродственными правителю министрами уже упоминалось. Это обычно вело к дестабилизации в царстве, так как амбиций у министров из числа близкородственных правителю глав уделов-кланов было, как правило, больше, нежели у министров из числа глав кланов неродственных.

В любом случае, однако, все уделы-кланы активно участвовали в политической борьбе. Более того, для каждого из них это было жизненной необходимостью, так как неучастие в борьбе было чревато не столько забвением, сколько катастрофой, гибелью. Межклановая борьба имела свои тактические особенности. В основе ее лежало элементарное соперничество, которое вело либо к доминированию наиболее влиятельного из кланов, либо к объединению усилий нескольких из них против самого могущественного.

Как выглядели уделы-кланы, о которых идет речь? Данных об этом немного, да и те скорее косвенные, нежели описательные. Обычно субудел, т.е. владение, служил экономической и социальной базой для появления влиятельного аристократического клана (вспомним, что в Цзинь мощный параллельный клан в Цюйво возник лишь тогда, когда правитель царства неосторожно подарил дядюшке огромный субудел). Но главами могущественных кланов владельцы субуделов могли стать лишь после того, как включались в сословие дафу и становились по своему статусу владетельными аристократами. Впрочем, здесь нужны некоторые оговорки.

Речь не о возможности существования достаточно большой семейно-клановой группы, какие в принципе могли быть и в простом крестьянском доме. Важно было легитимизировать аристократический клан, т.е. получить официально санкционированное клановое имя. Обладание таким именем было привилегией немногих (далеко не случайно в текстах упомянуто, что клановые имена давались сыном Неба и князьями-чжухоу [114, 8-й год Инь-гуна; 212, т. V, с. 25 и 26]). Его могли иметь, видимо, только владельцы наследственных уделов (позже, возможно, также и обладатели служебных кормлений). Поэтому мы имеем дело не просто с кланом как таковым, но только и именно с владетельным аристократическим кланом, т.е. с разветвленной, многочисленной и могущественной группой, чья сила и мощь опиралась на наследственное владение. Дело, таким образом, не в числе сородичей, но в их социальном и имущественном статусе. Имевшие имя знатные владетельные кланы обычно именовались терминами цзун-цзу или цзя.

Наименование субудела и имя клана обычно совпадали. Но вот на вопрос, как возникали новые имена, единого ответа нет. Общей нормой было то, что имена давали сюзерены, т.е. те, кто создавал субудел (сын Неба либо чжухоу). Но чем они при этом руководствовались? Как сказано о том в «Цзо-чжуань» [114, 8-й год Инь-гуна; 212, т. V, с. 25 и 26], имена могут восходить к месту рождения, к имени или званию предка, к должности получателя удела, к названию территории, даруемой получателю.

Известно, например, что из упомянутых двух соратников Сянь-гуна один, Чжао, получил в удел княжество Гэн, но сохранил свое прежнее клановое имя Чжао, которое его предки получили по наименованию города Чэнчжао, пожалованного им в качестве кормления в годы правления западночжоуского Му-вана [103, гл.43; 71, т. VI, с. 44]. Другой, Би Вань, чьи предки будто бы имели владение Би еще при У-ване, но затем потеряли его и стали простолюдинами, получил новое клановое имя по названию пожалованного ему субудела Вэй (иероглиф отличен от того, каким обозначается царство малое Вэй). Эти данные Сыма Цяня [103, гл. 44; 71, т. VI, с. 80] можно дополнить сведениями из «Цзо-чжуань», например, о клановых именах трех луских сановников-цинов, разделивших между собой в середине VI в. до н.э. почти все царство Лy. Их имена — Цзи-сунь, Шу-сунь и Мэн-сунь, т.е. старший, средний и младший внук, — связывали их происхождение с общим дедом, луским Хуань-гуном.

Влиятельный аристократический клан обычно сразу же разрастался в соответствии с возможностями владения (его размерами, населением, объемом избыточного продукта и принципами его редистрибуции), а также потребностями в организации управления этим владением. Проще говоря, в рамках уделов (впоследствии превратившихся в царства и княжества различных размеров) и субуделов внутри них организация управления и хозяйственной жизни лежала именно на владевших ими знатных кланах. Это и способствовало их разрастанию до определенных оптимальных в каждом данном случае размеров. Это не означает, что в системе администрации, т.е. в социально-политических верхах, не было чужих из числа аутсайдеров. Они бывали, но чаще всего — во всяком случае в те времена, когда клановое имя было на всех лишь одно, — инкорпорировались в состав клана и достаточно легко адаптировались.

Отсюда и результат: в качестве владельца и управителя субудела в царствах и княжествах чжоуского Китая по меньшей мере до середины периода Чуньцю выступал один крупный клан, одна большая семейно-клановая группа знати со всеми инкорпорированными в нее аутсайдерами, включая, возможно, и некоторых из числа вчерашних рабов-слуг. Именно эта группа именовалась терминами цзя (позднее семья, в данное время — нечто вроде римской familia) и цзун-цзу. Естественно, что такая группа была структурирована в форме конического клана с его строгими законами клановой иерархии: старшим был глава клана, ниже стояли его братья и сыновья, еще ниже — племянники и внуки, далее — более отдаленные родственники и адаптированные кланом аутсайдеры. Группа была тесно сплочена и обычно являла собой нечто цельное, причем именно так она и воспринималась внешним миром. Не было сложностей и в ее внутреннем управлении, ибо все до поры до времени держалось на привычных нормах семейно-клановых связей даже при все возраставшем объеме клана и росте его численности.

В источниках немало упоминаний о солидарности и сплоченности членов того или иного знатного клана, существовавшего по классическому принципу «один за всех и все за одного». Как правило, это было именно так, хотя случались и исключения, особенно когда клан слишком разрастался и его отдельные ветви начинали активно соперничать друг с другом. Но такие внутренние распри — по меньшей мере в первой половине периода Чуньцю — обычно не выходили за пределы своего дома и гасились внутри, так что по отношению к внешнему миру клан выступал в виде сплоченной группы. Это было особенно опасным для правителей, когда кланы становились слишком большими и могущественными. Показательна в этом смысле история с уничтожением некоторых из такого рода удельных кланов.

Вспомним, как на рубеже VII—VI вв. до н.э. — видимо, вследствие длительного нахождения у рычагов власти влиятельнейшего главного министра Чжао Дуня — резко усилил свои позиции в царстве Цзинь клан Чжао.

Это стало угрозой и для правителя, и для соперничавших с Чжао других влиятельных кланов. Воспользовавшись пустяковым предлогом (любовная интрига жены одного из сыновей Чжао Дуня), правитель энергично вмешался в дела клана и уничтожил его почти целиком. Уцелел лишь младенец Чжао У, которого его мать принесла во дворец правителя, чем и спасла. Именно ему было суждено восстановить клан и сохранить удел [114, 8-й год Чэн-гуна; 212, т. V, с. 365 и 367; 103, гл. 39; 71, т. V, с. 174].

Место могущественного клана Чжао в царстве Цзинь на некоторое время занял клан Ци. «Го юй» содержит рассказ, посвященный описанию того, как подросший и прошедший обряд инициации (надевания шапки) Чжао У (Чжао Вэнь-цзы) в связи с совершеннолетием нанес визиты основным цзиньским сановникам. Назидательное повествование об этом, интересное само по себе [85, с. 147-148; 29, с. 195-196], важно для нас перечнем могущественных лиц царства. Выясняется, что из девяти влиятельных собеседников юного Чжао У трое — Ци Ци, Ци Чоу и Ци Чжи — принадлежали к одному клану, что свидетельствует о его могуществе и, как о том уже упоминалось, может быть воспринято как главная причина последовавшего вскоре уничтожения этого клана, который надолго был ослаблен, хотя, как это было и с Чжао, не был ликвидирован полностью.

Нечто подобное произошло примерно в это же время и в Чу, где был уничтожен влиятельнейший клан Жо-ао, который в VII в. до н.э. обладал наибольшим могуществом в Чу (его представители занимали несколько высших должностей в царстве, включая должность главного министра). Усилившийся клан решил бросить вызов чускому Чжуан-вану, но после короткой схватки потерпел поражение и был уничтожен. Только один из его членов, который был в это время с миссией в Ци, остался цел. Вернувшись, он засвидетельствовал свою лояльность правителю и тем сохранил жизнь и право на удел. Но при этом клановое имя Жо-ао было заменено на другое — Шэн.

Расправа с могущественными кланами при сохранении за случайно уцелевшим его удела, а иногда и кланового имени с возможностью восстановить клан отнюдь не была единственной формой ограничения аппетита наиболее сильных и потому опасных для их соперников и самого правителя уделов-кланов. Чаще уделы-кланы просто уничтожались бесследно, чему в текстах немало примеров, особенно во второй половине периода Чуньцю, когда власть правителей в некоторых царствах (Цзинь, Ци или Лy) ослабевала, а усилившиеся уделы-кланы сводили счеты друг с другом. К этому времени во многом изменилась и привычная структура знатных кланов. Это изменение шло по нескольким основным направлениям.

Во-первых, резко увеличивались размеры кланов и потому усложнялись взаимоотношения между его линиями. Крупный удел-клан неизбежно распадался на соперничающие линии, а противоречия между ними часто выливались в заговоры, подчас влекшие за собой убийство главы клана и замену его честолюбивым родственником, или в скандалы, служившие поводом для расправы с кланом. Процесс расхождения между прежде близкородственными линиями был естественным, а старшие в клане структурировали свои связи и соответственно поведение, постоянно ориентируясь на правителя царства, в доме которого подобного рода междоусобицы давно уже были нормой. Со временем клан переставал быть спаянной родством группой, каким он был на протяжении первых нескольких поколений после возникновения.

Во-вторых, относительная самостоятельность линий подкреплялась их имущественной независимостью. Это значит, что каждый из глав линий имел свое владение в рамках прежнего субудела-вотчины. Нет сведений, которые позволили бы судить о том, как именно делились вотчины на части. Возможно, в субуделах возникали города-кормления, причем по меньшей мере часть наиболее крупных из такого рода кормлений — особенно те, что принадлежали старшим по рангу, т.е. вторым цинам в клановой вотчине, — по статусу была уже близка к наследственной вотчине, тогда как остальная часть их оставалась владением (быть может, и наследственным) рядовых аристократов-дафу, младших родственников тех же цинов в тех же субуделах. Но как бы то ни было, нет сомнений в том, что шел процесс административно-политического структурирования удела-клана, что эта прежде семейно-клановая группа становилась небольшим государством, своего рода государством в государстве, причем со всеми его атрибутами, включая аппарат отчужденной от подданных власти.

Наконец, в-третьих, в субуделах, структурировавшихся в небольшие государства с аппаратом собственной администрации, появлялись новые влиятельные лица, уже не инкорпорировавшиеся в группу клановых родственников. Лучше всего это видно на примере луского Ян Ху, который был главным администратором в клане Цзи. Неясно, откуда взялся этот Ян, но вполне очевидно, что он не принадлежал к клану Цзи-сунь. Он по должности мог иметь и, видимо, имел в уделе-клане Цзи кормление. Потом, после неудавшейся попытки захватить власть в Лy, Ян Ху бежал в Цзинь и стал служить клану Чжао, где тоже, скорее всего, имел должностное кормление. Сыма Цянь упоминает о том, что еще до этого Ци помогло Ян Ху овладеть луским городом Юнь — тем самым, где в свое время жил, правда недолго, луский Чжао-гун, — и использовать его в качестве кормления [103, гл. 33; 71, т. V, с. 81].

Приняв во внимание все изложенное, следует заключить, что уделы-кланы в феодально-удельной структуре Чуньцю не фыли чем-то застывшим. Напротив, это были живые социальные организмы, которые активно эволюционировали в тесной взаимосвязи с обществом в целом. А так как структура общества усложнялась и трансформировалась в сторону ее дефеодализации и бюрократизации, в первоначальных субуделах-вотчинах царства периода Чуньцю возникала достаточно сложная система административных связей, включая разветвленный аппарат управления из числа служащих, уже не принадлежавших к господствующему в субуделе клану либо утерявших связь с этим кланом и получивших собственный фамильный знак.

Сложная административная структура эволюционировала по уже привычному в чжоуском Китае стандарту и сводилась прежде всего к ослаблению семейно-клановых родственных связей, чему активно способствовали внутренние усобицы членов клана в борьбе за влиятельную должность и теплое доходное место внутри еще вчера тесно сплоченной группы клановых родственников. При этом спорящие стороны действовали по уже сложившимся в чжоуском Китае стандартам и стереотипам, соответствовавшим веками выработанной политической культуре16. Это означало, что каждая из соперничавших групп имела своих сторонников, на которых она опиралась в борьбе. К их числу относились и имевшие (вроде Ян Ху) свою фамилию аутсайдеры из числа чужаков. Аутсайдеры этого типа уже не были простыми клиентами или выходцами из преданных рабов-слуг, как то бывало и ранее, ибо те и другие обычно принадлежали к числу адаптированных кланом чужаков, никаких иных личных связей и тем более своего кланового имени не имевших. Если же у чужака было свое клановое имя, то по происхождению он, скорее всего, был выходцем из нового слоя горожан го-жэнь, жителей столицы или иногда достаточно крупного города, т.е. из числа своеобразных древнекитайских разночинцев.

Но коль скоро в рамках прежде единого и сплоченного коллектива клановых родственников появляются не просто спорящие или даже конфликтующие сородичи, а группы враждующих соперников, готовых порой перегрызть друг другу горло за выгодную должность или место во главе клана, то ситуация не могла не измениться. И она изменилась. Как о том легко судить по данным источников, во второй половине периода Чуньцю прежние субуделы-вотчины стали трансформироваться в мини-государства. Возможно, толчок этому процессу — пусть даже не везде — дал сам факт сосуществования в одном уделе двух-трех цинов, что подразумевало раскол клана на если и не соперничавшие еще, то уж во всяком случае как-то обособленные друг от друга влиятельные линии. От этого по логике развития событий был лишь шаг до соперничества и открытой борьбы претендентов на доходное место в аппарате власти в мини-государстве, и этот шаг достаточно скоро практически везде был сделан.

Соперничество и борьба могли принимать разные формы, в зависимости от того, какими были поводы для конфликта. В Лy, например, еще до возвышения Ян Ху в доме Цзи Пин-цзы на почве адюльтера возник конфликт между ближайшими родственниками главы клана Пин-цзы. Дело кончилось, как о том шла речь в главе третьей, тем, что недовольные в клане сблизились с представителями двух других кланов, враждебных Пин-цзы, и составили заговор, в который позже был вовлечен и незадачливый луский Чжао-гун и который завершился кризисом в царстве. Именно в результате этого кризиса Чжао-гун в конечном счете вынужден был покинуть Лy, а клан Цзи хоть и уцелел, но настолько ослаб, что стал добычей предприимчивого Ян Ху.

В царстве Сун в начале V в. до н.э. фаворит правителя Сян Туй (Хуань Туй), потеряв расположение господина и опасаясь за свою жизнь, попытался было устроить заговор против гуна, но потерпел неудачу. Показательно, что гуну в его противостоянии своему фавориту помогли высшие представители клана Сян, занимавшие министерские должности и принявшие решение выступить против Сян Туя [114, 14-й год Ли-гуна; 212, т. V, с. 837 и 839-840]. Этот конфликт в одном из самых могущественных кланов царства Сун наглядно свидетельствует о том, что вчерашний субудел-вотчина давно уже превратился в мини-государство, в рамках которого члены правящего дома Сян (Хуань) уже очень мало ценили родственные узы и явно предпочитали им собственные политические амбиции. И так было в V и даже в VI в. до н.э. практически уже во всех царствах, не исключая и домен.

В сообщении «Цзо-чжуань» за 12-й год Чжао-гуна (530 г. до н.э.) сказано, что в домене вана — где уделов было сравнительно много и все они, насколько можно понять, были небольшими — некий Юань-бо скверно относился к своим подданным, в результате чего сначала они понемногу убегали от него, а затем все дружно восстали и изгнали его, поставив вместо него его брата [212, т. V, с. 636 и 639]. Шестью годами спустя, в 524 г. до н.э., сообщение чуть иного плана (Мао Дэ убил правителя удела Мао, Мао-бо, и занял его место) снова напомнило о том, что в уделах домена вана, как и в других государствах чжоуского Китая, происходят кровавые усобицы [114, 18-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 669 и 670].

Число аналогичных сообщений источников достаточно велико. Главный вывод, который из них следует, сводится к тому, что прежних сплоченных аристократических кланов знати, характерных для времен начала Чуньцю, более не было. Им на смену пришли группировки с одним и тем же клановым именем, родственные друг другу, но в то же время разделенные корыстными интересами и проводящие каждая свою политику. Это не значит, разумеется, что всегда и при любых обстоятельствах у всех этих группировок были разные интересы, заставлявшие каждую из них тянуть в свою сторону. Как раз напротив, очень часто такого рода интересы продолжали быть общими и тем способствовали единению клана, особенно в противостоянии его (иногда с союзными ему кланами) враждебным кланам, как то было в Цзинь в V в. до н.э. Но несмотря на это, единство клана было уже в прошлом. Его заместило единство интересов —- или отсутствие такого единства, соперничество и враждебность.

Трансформация субудела-вотчины и сплоченного знатного клана означала, что у феодальной структуры периода Чуньцю почва уходила из-под ног. Это было знамением времени и результатом сложного комплекса параллельных и взаимосвязанных процессов, в котором преобразование удельного клана в административно-бюрократический аппарат власти было только одним из элементов, быть может, даже не наиболее важным. Однако оно достаточно наглядно демонстрирует характер и вектор эволюции Китая в период Чуньцю. Вектор был однозначным и очевидным: от феодализма к дефеодализации развивающегося и усложняющегося древнекитайского общества. В том, что это было именно так, убеждают и другие процессы, к рассмотрению и оценке которых мы обратимся в последующих главах работы.




16В этой борьбе стали практиковаться перевыборы глав субуделов-кланов. Перевыборы происходили по разным причинам, но сам факт их возникновения — свидетельство внутренних распрей в прежде едином и сплоченном родственном коллективе, в котором наследование места главы вначале происходило по сути автоматически. Борьба за место главы удела-клана (цина) — новое явление, зафиксированное источниками применительно к рубежу VII—VI вв. до н.э.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Екатерина Гаджиева.
Страна Восходящего Солнца. История и культура Японии

А. Ю. Тюрин.
Формирование феодально-зависимого крестьянства в Китае в III—VIII веках

Ричард Теймс.
Япония. История страны.

Дж. Э. Киддер.
Япония до буддизма. Острова, заселенные богами

Коллектив авторов.
История Вьетнама
e-mail: historylib@yandex.ru