Глава VIII. Касситский и ассирийский периоды

Двенадцатый год царствования царя Вавилона Самсуилуны, сына великого Хаммураппи, был официально назван «годом, в который он разрушил стены Ура» (по нашим подсчетам» это был 1737 г. до н.э.)³⁵⁾ Руины красноречиво свидетельствуют о безжалостности разрушения. Как и следовало ожидать, укрепления были срыты начисто. Все храмы, которые нам удалось обнаружить, были разграблены, разрушены и сожжены. Все дома [190] преданы огню. Огромный город прекратил свое существование. Нам часто приходилось видеть на сохранившихся стенах домов, если они не были слишком высоки, толстый слой пыли, песка и пепла. Это говорило о том, что долгое время развалины города были всеми забыты. Дождь и ветер продолжали их разрушать, как бы завершая погребение мертвого города.

Люди, конечно, возвращались на старые пепелища, но для восстановления у них не было ни сил, ни средств. В тех местах, где стены оставались достаточно высокими, они заделывали проломы старым кирпичом, утрамбовывали новый земляной пол поверх обломков, заполнявших комнаты, и довольствовались одним этажом: на это требовалось меньше труда и меньше материала.

Теперь в касситских домах мы уже не находим лестниц, столь характерных для домов периода Ларсы. Даже более поздние касситские дома, — не временные убежища, сооруженные среди руин, а новые постройки, возведенные в тот период, когда Ур находился в стадии относительного процветания, — состояли только из одного этажа. Наземный план построек оставался прежним: здесь был все тот же центральный двор с выходящими в него комнатами. Число обследованных нами домов было довольно ограниченным, поэтому с окончательными выводами спешить не стоит. Однако даже на основании наших материалов мы можем сказать, что двухэтажные здания в Уре больше не строились.

Конечно, встречались нам и храмы. Что бы ни случилось, а боги должны были иметь крышу над головой. Можно было бы предположить, что проблема восстановления храмов будет разрешена достаточно просто, поскольку земля-то по крайней мере осталась, а боги были крупными землевладельцами, и даже в самые трудные времена их доходов хватало на широкое строительство. Но на деле все оказалось не так. По неизвестным причинам казна бога оскудела. Возможно, Вавилон наложил руки на все его доходы, а может быть, Мардук, на правах завоевателя, присвоил себе все богатства Нанна. Ясно только, что жрецам Нанна было не под силу восстановить храм. Только храм богини Нингал Гигпарку носит на себе неоспоримые следы попыток залечить раны, нанесенные ему вавилонским войском, и совершенно очевидно, что средства тех, кто пытался его восстановить, [200] были весьма скудны. Стены храма заделаны плохо, на кирпичах нет печатей, часто в дело шел старый материал. В других храмах мы не находим следов восстановления. Кирпичные здания Куригалзу возводились прямо на развалинах строений периода Ларсы. В большинстве случаев план наземных строений был выдержан в духе старых традиций. Можно предположить, что существовала не только традиция, сохранившая описание внешнего вида храма, но и наземные постройки, которые могли служить образцом. Я думаю, что нечто подобное действительно было. Но верхние строения имели такой жалкий вид, что, как только развернулись настоящие работы по реконструкции храма, строители в первую очередь снесли ветхие стены, кое-как сложенные за счет скудных приношений верующих.

Самсуилуна разрушил город до основания, но значение его победы не ограничивается лишь этим. Мне постоянно приходилось иметь дело с табличками, найденными при раскопках. Их было много тысяч.³⁶⁾ До царствования Самсуилуны все документы, письма, контракты, счета и пр. были написаны на шумерийском языке, языке народа Ура. Более поздние таблички написаны уже на вавилонском языке.

Совершенно очевидно, что даже при царях периода Ларсы местный шумерийский язык уже вытеснялся языком семитского Севера. Для деловых людей Ура было выгодно владеть двумя языками. После падения Ура превосходство Севера стало несомненным. Шумерийский язык все еще сохранялся в религиозных обрядах, подобно тому как в римско-католической церкви сохранялась латынь, но это был уже мертвый язык. Никто никогда не пользовался им за пределами храма. Жрецы должны были изучать язык, на котором говорили их предки всего лишь за несколько поколений до них, но владели им плохо и даже при переписке старых текстов допускали самые примитивные ошибки. Древнее выражение для обозначения верховной власти «царь Шумера и Аккада» стало [201] анахронизмом, поскольку Шумер перестал существовать.

Не следует особенно удивляться тому, что разогнанный народ, вернувшийся к развалинам Ура и кое-как отстроивший свои жилища, в последующие поколения просто возводил новые строения по более или менее традиционному плану на холмах, которые скрывали забытые погребения царей третьей династии, но не горел желанием, даже если это и было в его силах, восстанавливать древние памятники. У богов, конечно, должны были быть свои дома: простая предосторожность требовала от людей подобной перестраховки. Но о возрождении былого величия не могло быть и речи. Все нити, связующие с прошлым, были уже порваны.

Первая вавилонская династия бесславно закончила свое существование. Уже Самсуилуна вынужден был отражать натиск народа, называвшегося касситами. Его потомкам пришлось довольствоваться немногим: большая часть их владений была захвачена на юге «царями приморских земель», на севере — касситами. Со временем, однако, касситы утвердились как единственные правители и наследники вавилонской империи. Надо полагать, что касситы были хорошими воинами, раз сумели завоевать такое положение. Но они, видимо, не знали, как его использовать. Раннекасситский период — чистая страница в истории Месопотамии. Цари обладали весьма незначительной политической властью, искусство находилось в состоянии застоя. Не было возведено ни одного здания, которое могло бы прославить имя правителя; и даже записей об их бедных событиями царствованиях не сохранилось. Поэтому на протяжении почти двухсот пятидесяти лет лишь убогие домишки жителей города свидетельствуют о том, что Ур все же существовал. Кроме них, от этого периода ничего не осталось.

Примерно около 1400 г. до н.э. в Уре произошли разительные перемены. К власти пришел касситский царь Куригалзу II, страстный строитель. Ур полон памятниками, возведенными в годы его правления. Не менее активное строительство развернул он и в других южных городах, которые в течение долгого времени не привлекали внимания центральных властей. Всегда интересно поразмыслить над тем, почему тот или иной правитель вдруг меняет свою политику и выбирает новую линию поведения. У Куригалзу, очевидно, были на то свои [202] причины. Может быть, основание тому дала Ассирия — вассальное государство Вавилона, которая к тому времени уже начала вести себя довольно независимо, а возможно, повод следует искать в том, что на северо-западе выросла в грозную силу Митани, а в центре Малой Азии хетты создали государство, которое уже вмешивалось в дела Сирии. Было очевидно, что это государство в силах подкрепить свои политические претензии военной мощью, не взирая ни на какие расстояния. Тучи сгущались и на западе и на севере. Царь касситов был достаточно мудр и понимал, что в его собственных интересах укрепить юг страны. Для того чтобы снискать любовь и поддержку подчиненных городов, у правителей всех времен был простой и надежный способ: нужно было только позаботиться об их богах. Восстановление храмов было угодно и самим богам и народу. Я полагаю, Куригалзу руководствовался скорее политическими, нежели религиозными убеждениями, но как бы то ни было, он разработал весьма обширную программу строительства. Правда, в данном случае количество достигалось за счет качества.

Надо отдать справедливость Куригалзу: он в основном использовал для строительства обожженный кирпич, тогда как его преемники вернулись к кирпичу-сырцу, ставшему стандартным материалом строителей поздневавилонского периода. Но битумным раствором мастера Куригалзу могли пользоваться уже лишь в очень редких случаях и вместо него употребляли обычный глиняный раствор. В храмах третьей династии горизонтальные ряды кирпичной кладки тщательно выложены на всю толщину стены, Касситские стены, обладающие весьма внушительным видом, как правило, состоят из двух наружных слоев, выложенных из хорошего кирпича, а пространство между ними заполнено кирпичным ломом и мусором. Кирпичный лом для заполнения простенков добывали из развалин зданий, подлежавших восстановлению. Старые, но целые кирпичи шли иногда и на облицовку стен, поэтому в стенах касситских храмов можно подчас увидеть множество самых различных кирпичей, выложенных без учета их размера и относящихся к разным эпохам. Но тем не менее многие строения Куригалзу сохранились лучше, чем более древние.

Естественно предположить, что первой заботой царя было восстановление центрального святилища бога луны. [203] Мы не можем сообщить подробных сведений о работах, произведенных на самом зиккурате, так как перестройка здания в поздневавилонский период потребовала от строителей разрушения всех зданий, возведенных со времен Урнамму и его сына Шульги. Однако в строениях, окружающих центральное здание, деятельность Куригалзу оставила заметные следы. Облицовка, которую цари периода Ларсы добавили к стене с контрофорсами Урнамму, поддерживающей террасу зиккурата, разрушилась и обвалилась. Впоследствии облицовка была сделана заново из особых кирпичей, причем полуколонны и ниши входной башни Варадсина были полностью воспроизведены. Раскопав край террасы, мы обнаружили стену Куригалзу и решили, что наша работа на этом закончена. Однако в тех местах, где облицовка стены обвалилась, обнаружив груду кирпичного лома, мы нашли еще одну, более древнюю стену, сложенную из обожженного кирпича в период Ларсы. А когда разобрали и эту стену, то увидели за ней стену террасы Урнамму, выстроенную из кирпича-сырца. В нее были воткнуты сто посвятительных конусов. Вся стена представляла собой любопытный образчик вертикальных напластований.

В этот период была перестроена не только сохранившаяся стена террасы, но и вся верхняя цепь стен, а также огромный двор Нанна, лежащий ниже террасы, с окружающими его складами и монументальными воротами. Перестройка производилась по старому плану, однако мы не обнаружили никаких попыток воспроизвести на полуколоннах внешних стен изящные украшения, столь характерные для периода Ларсы. Тем не менее прочные двойные контрфорсы, оживлявшие плоскость стен, выглядели, должно быть, так же внушительно, как и несколько преувеличенно воздействующие колонны. Такое впечатление сложилось у нас, когда мы очистили фасад большого двора и обнаружили стену Куригалзу с квадратными бастионами, стоявшую на более древней стене с колоннами, которая служила как бы фундаментом. Сравнивая обе стены, мы пришли к выводу, что более поздняя стена выполнена значительно интереснее. Куригалзу, как он сам это утверждал, был скорее реставратором, чем строителем. Надписи на его кирпичах гласят о том, что он «обновил для Нанна Эгишунгал, его любимый дом» (т. е. весь зиккурат). В других, более [204] подробных надписях на опорных камнях дверей сказано: «Эгишнунгал, храм, что со времен незапамятных стоял в развалинах, он построил и восстановил на прежнем месте».

Но реставрация храма велась в таких масштабах, что Куригалзу по справедливости может претендовать на звание строителя Эгишнунгала. Об этом и говорит надпись на дверной опоре, которую мы здесь нашли. Нам показалось, что одно из зданий было даже выстроено им заново, поскольку никаких следов прежних строений под ним мы не обнаружили. Это был храм Нингал, занимавший свободное пространство к юго-востоку от зиккурата. За исключением одной стены внешнего двора, мы восстановили весь план этого храма, небольшого, компактного здания, совсем не похожего на другие строения Ура. Судя по толщине его стен и расположению комнат, храм имел центральный купол с бочкообразными сводами. Любопытно, что эта особенность стала впоследствии характерной для архитектуры раннеарабского периода.

Предположительная реконструкция храма Нингал совсем не похожа на то, что можно было бы ожидать от храмов Месопотамии XIV в. до н.э. Ось святилища совпадала с центральной осью всего здания, алтарь находился у северо-западной стены центральной залы. В нише задней стены помещался кирпичный постамент для статуи. Здесь мы нашли кусочки золотой фольги, маленькую серебряную вазочку, вазы из глазированного стеклянного шлака и разноцветного стекла. Очевидно, все эти предметы были положены сюда во время ритуала освящения.

В двойной стене, окружающей Эгишнунгал, были выстроены новые ворота для входа в храм Нингал, великолепные ворота, увенчанные башней. Ворота поменьше и попроще, к которым вел ряд ступенек, находились в тридцати семи метрах к востоку. Эти ворота вели на открытую террасу. Они были построены там, где для прохода через Дублалмах некогда стояли так называемые «Великие врата». Работы, проведенные Куригалзу по реконструкции «Великих главных врат Дублалмаха, древнейших, издавна лежавших в развалинах», были поистине удивительны.

Когда мы впервые приехали в Ур, наиболее примечательным показался нам небольшой холм неподалеку [205] от восточного угла зиккурата. Это был тот самый холм, где за семьдесят лет до нас для Британского музея вел раскопки Тейлор, английский консул в Басре. Он писал в своем отчете, что нашел в этом холме небольшое двухкомнатное здание из обожженного кирпича с аркообразными входами. Это здание Тейлор принял за жилой дом позднего времени. Стены дома были настолько высоки, что рабочие из экспедиции Тейлора смастерили из циновок что-то вроде крыши и устроили себе там жилье.

Мы убрали груды песка, наполнявшего обе комнаты, и приступили к расчистке фасада. Одна из двух упомянутых Тейлором арок, украшавших боковые входы, развалилась, но другая была почти целой. Стены и дверные проемы были сложены из хорошо обожженного кирпича, всюду скрепленного битумным раствором. На кирпичах сохранились печати Куригалзу, которые Тейлор не мог, конечно, разобрать. Следовательно, дом этот был не жилищем недавних времен, как утверждал Тейлор, а строением XIV в. до н.э.

Особый интерес для нас представляла тогда одна из древнейших арок, которая около тысячи лет простояла, возвышаясь над поверхностью земли. Впоследствии мы обнаружили на царском кладбище несколько других, более старых арок, которым было по две тысячи лет, но зимой 1924 г. мы придавали огромное значение этой находке. По нашему мнению, она должна была совершить переворот в истории архитектуры.

Маленькое здание, стены которого были изрезаны Т-образными вертикальными желобами (со временем мы узнали, что это было отличительной чертой храма), окружала кирпичная вымостка. Мы прошли по ней до самого края, где стояла еще одна сохранившаяся стена, тоже украшенная Т-образными желобами. Стена уходила вниз на сто шестьдесят сантиметров и кончалась на другой кирпичной вымостке. Она окаймляла платформу или пьедестал, выступавший из высокой террасы зиккурата. На этой платформе и стояло здание Куригалзу, возвышаясь над большим, раскинувшимся перед ним мощеным двором. В одной из комнат пол был разрушен рабочими Тейлора. Мы стали копать там дальше и вскоре обнаружили, что чуть ниже уровня пола форма кирпичей, из которых сложены стены, меняется. Здесь на кирпичах стоит печать не касситского царя, а штамп царя периода [206] Ларсы Ишме-дагана. Еще ниже лежат один или два ряда кирпичей с печатью Амарсуены. Мы обнаружили также один из опорных камней от двери, надписанный его же именем.

Произведенные Куригалзу работы подробно описаны на его кирпичах: «Эдублалмах, древний дом, с незапамятных времен лежавший в развалинах, я обнес стенами с четырех сторон, я поставил его на старое место, я укрепил его основание». Старый храм находился в таком плачевном состоянии, что даже нижняя часть его стен не выдержала бы веса нового здания. Но жрецы из пиетета требовали, чтобы новый храм обязательно был поставлен на старом. Поэтому Куригалзу выстроил вокруг храма новую стену, а пространство между стенами сплошь заполнил сухой глиной и щебенкой. Все это он покрыл вымосткой на одном уровне с полом террасы зиккурата. Точно так же заполнил он и внутреннюю часть храма и снес старые стены, оставив лишь один-два ряда кладки ниже вымостки. Укрепленные таким образом стены могли служить прекрасным фундаментом для его нового храма. Поскольку «Великие врата» давно уже перестали быть входом, то сейчас, когда они оказались поднятыми на платформу, такое обстоятельство уже никого не смущало, так как Дублалмах был одновременно «дворцом правосудия» и приговоры суда провозглашались из его ворот, дополнительная высота которых теперь придавала церемониям еще большую внушительность,

В мусоре у подножия Дублалмаха мы нашли несколько касситских кирпичей с рельефным рисунком. На большинстве кирпичей были параллельные зигзагообразные линии. На других были горельефы, в которых мы сначала ничего не поняли. Объяснение дали нам раскопки в Варке. Там, в древнем Уруке, немецкие археологи нашли касситское здание, фасад которого был украшен горельефами богов из специально изготовленных кирпичей. Божества стояли в ряд, держа в руках вазы, из которых вода вытекала такими же зигзагами, как на кирпичах, найденных нами в Уре. Мы извлекли из земли всего лишь несколько фрагментов, тогда как урукский рельеф мог быть восстановлен полностью. Однако идентичность этих двух находок не вызывает сомнений. Где-то в непосредственной близости от Дублалмаха Куригалзу [207] воздвиг здание, украшенное таким же удивительным, оригинальным способом. Фасонные кирпичи не принадлежали самому Дублалмаху. В этом мы были совершенно уверены, потому что стелы Куригалзу все еще возвышались на два с половиной метра и на них не было никаких следов орнамента. Может быть, эти кирпичи принадлежали фасаду маленького храма, примыкающего с востока. Это была новая пристройка касситского времен. Храм так сильно разрушен, что о его внешнем виде теперь уже ничего нельзя сказать, но мы не нашли также ничего, что могло бы опровергнуть предположение об орнаменте на его фасаде.

Что же произошло здесь на самом деле? Вплоть до конца периода Ларсы между древним храмом Энунмахом и стеной террасы зиккурата находилось огромное пустое пространство. Куригалзу отремонтировал Энунмах, по возможности придерживаясь при этом старого плана. Но он снес его старую юго-западную стену и расширил строительство до самой террасы зиккурата. Новое крыло образовало хоть и примыкающее, однако обособленное святилище, которое он и назвал Эмурианабаг. Как известно из надписей на дверной опоре Гимилсина, в Уре когда-то существовало святилище с таким названием. Однако оно, должно быть, давно было разрушено, и даже место, где оно стояло, вероятно, забыто. Поэтому Куригалзу, не связанный традицией, счел нужным пристроить святилище Нанна к объединенному храму, который Нанна разделял со своей женой. Пристройка изменила вид фасада. Теперь он вытянулся за пределы старого южного угла, включая в себя ворота нового святилища, и чуть примыкал к боковой стене Дублалмаха. Вдоль фасада проходила широкая улица — «Священная дорога». Дорога пересекала две двойные арки и через третьи ворота выходила на большой двор перед Дублалмахом. Большая часть плана храма была разработана царями Ларсы. Куригалзу следовал этому плану. Но строения периода Ларсы постепенно разрушались, а касситские — продолжали оставаться в довольно хорошем состоянии. Можно было восстановить не только план, но в значительной степени и верхние части здания. Мощеный двор, склады по трем его сторонам, а в южном углу — здание, которое мы теперь назвали бы конторой. Двор этот был не просто двором храма. Он служил продолжением «священной [208] дороги», проходившей через Энунмах. В западном углу двора, в стене террасы зиккурата, находились ворота, через которые, поднявшись по нескольким кирпичным ступеням, можно было выйти на террасу Этеменигура. Вторые ворота в юго-западной стене выводили на широкий проход вдоль стены теменоса. По обеим сторонам прохода стояли надвратные башни. От правой шла дорога к храму Нингал, выстроенному Куригалзу на террасе зиккурата, а от левой — к его варианту Гигпарку, храму богини Нингал.

Гигпарку, выстроенный жрицей Энаннатум в период Ларсы, был до такой степени разрушен вавилонянами, что о его восстановлении не могло быть и речи. Традиция хранила о нем памяти но бесформенная груда развалин, должно быть, поставила в тупик даже такого добросовестного реставратора, как Куригалзу, и здание, которое он воздвиг на этом месте, сильно отличалось от прежнего. Даже внешние очертания его не были похожи на старые. Касситское строение несколько длиннее и значительно уже, оно не похоже на массивную крепость, облик которой придала храму Энаннатум. Внутри вместо двух храмов остался только один.

Все юго-восточное крыло священного квартала занимали довольно непрочные здания из кирпича-сырца, где, вероятно, жили жрецы. Такие дома были и в храме периода Ларсы, — об этом можно судить по гробницам под жилыми комнатами, — но теперь они занимали гораздо большую площадь и были иначе распланированы. Вероятно потому, что Куригалзу не восстановил второе святилище в Гигпарку, он выстроил на террасе зиккурата новый храм Нингал, который описан выше. В связи с тем, что входы в храмы бога луны и его супруги, соединенные «священной дорогой», находились один напротив другого, создавалась видимость некоего единства двух святилищ, как будто они находились под одной крышей,

Куригалзу был поистине неутомимым строителем. То ли другие искусства не заслуживали тогда его внимания, то ли архитектура была его коньком, но так или иначе почти все памятники Ура отмечены печатью деятельности царя. Впрочем, и первое предположение весьма вероятно. Судя по сохранившимся художественным изделиям, искусство касситского периода стояло на самом низком уровне: в нем не было ни фантазии, ни оригинальности. Типовым [209] образцом резьбы по камню может служить характерный для касситского периода «межевой знак». Это стела с овальной верхушкой, украшенная пространными надписями, которые служат документом на владение землей данного владельца, определяет границы его полей и т. п. Надпись завершается традиционными проклятиями и угрозами тому, кто посмеет сдвинуть «межевой знак» с места. Сверху высечены рельефом символы богов, которых текст призывает защищать права землевладельца. Как произведение искусства эта стела не стоит ничего или почти ничего, да, по-видимому, касситское искусство ни на что иное и не было способно. Мы раскопали множество касситских могил под жилыми домами, похожих на погребения периода Ларсы, но и в них не нашли ничего примечательного. Вся их утварь состояла из простых, грубо вылепленных глиняных горшков да мелких личных вещиц, которые неудобно было снимать с покойника. Мы нашли ожерелья, медные кольца да еще булавку для закалывания савана.

Таким образом, активное восстановление храмов Ура свидетельствовало отнюдь не о процветании. Скорее оно было единственным фактором, спасающим город от окончательного упадка. И вполне возможно, что Куригалзу предпринимал столь обширные работы из чисто политических соображений. Так или иначе, но это помогло памятникам Ура миновать еще один долгий период запустенья и забвения.

Касситские правители, преемники царя Куригалзу, не были заинтересованы в сохранении памятников второстепенного провинциального городка. Поэтому далее в наших записях идет двухсотлетний пробел. Правда, Набонид сообщает о том, что во время работ на Дублалмахе он обнаружил надписи закладки времен Навуходоносора I (1146—1123), и это сообщение, по-видимому, соответствует действительности, несмотря на то что мы не нашли ему никаких подтверждений.

Зато мы знаем наверняка, что Мардукнадинаххе (1116—1101) отремонтировал Энунмах. В развалинах здания сохранился на месте опорный камень двери с его именем. Найденный нами также на месте медный цилиндр, который лежал под кухней храма Нанна в северо-западной части террасы зиккурата, надписан именем Ададаплуиндиннама (1083—1062). Этот правитель называет [210] себя «кормильцем Ура» и говорит, что он «обновил Эгишнунгал», однако до наших дней от его работ сохранился лишь небольшой участок кирпичной вымостки у северо-восточного фасада зиккурата, да еще такой же участок на нижнем большом дворе.

В XII—XI вв. цари снова начинают проявлять интерес к благоустройству Ура. Впрочем, как свидетельствуют материальные памятники того времени, этот интерес был не слишком велик. Но так или иначе, касситские правители были последними из этой династии, кто еще мог покровительствовать Южной Месопотамии. Власть над Югом ускользнула из их рук и перешла к ассирийским царям, а из них никто не предпринимал в Уре никаких общественных работ вплоть до середины VII в. до н.э., когда на трон взошел Ассурбанипал.

В VII в. до н.э. должность правителя Ура, по-видимому, стала передаваться по наследству. Уром правил некий Нингалидиннам, а затем (уже в царствование царя Ассирии Ассурбанипала) его сын, Синбалатсуикби. Город достался ему в весьма плачевном состоянии, однако, будучи человеком необычайно активным, Синбалатсуикби составил обширную программу восстановительных работ. Интересно отметить, что из множества его надписей закладки мы нашли только две, где сказано, что такая-то работа предпринята «ради дыхания жизни царя царей и его царя Ассурбанипала». Во всех остальных случаях правитель ставил только свое имя и титул и имя своего отца, как бы подчеркивая, что эти здания восстановлены по его собственной инициативе, а возможно, и за его счет, без помощи центральных властей. По-видимому, он был в достаточной мере независим. Произведенные им работы вызывались насущной необходимостью. «Великие стены Этеменигура (террасы зиккурата) и его платформа давно лежали в развалинах, и основание их было погребено. Я нашел то место, где стояли разрушенные ворота, я построил подпорную стену террасы, я возвел верхнюю часть ворот. Дверь из самшита, лучшего дерева с далеких гор, — створки ее несокрушимы, вертикальный брус из золота, поперечина из светлого серебра, — посадил я на бронзовый полоз и сплошь оковал серебром, дабы врата в святилище оракула, в доме предсказаний, стояли во веки веков». Так гласит надпись на опорном камне, найденном нами на месте в дверях Дублалмаха. Именно на [211] него опиралась та самая дверь из самшита и драгоценных металлов. Да и сам камень тоже неплох. Светло-зеленый, похожий на полевой шпат, он прекрасно поддается полировке. Однако стоил он правителю немного, потому что по сути дела это всего лишь верхняя часть «межевого знака», который раскололи пополам. Дверь, разумеется, исчезла бесследно. Возможно, что она, действительно была великолепна и соответствовала описанию. Однако все похожие здания были построены довольно скверно, из кирпича-сырца. Разумеется, Синбалатсуикби старался сделать их как можно лучше, и тем не менее его сооружения нельзя сравнивать с постройками древних царей.

Дублалмах не только восстановили, но и расширили, пристроив ко всем стенам древнего двухкомнатного святилища новые помещения. Интересно отметить, что эти новые комнаты были построены над высоким пьедесталом, на котором стоял Дублалмах царя Куригалзу, — факт, красноречиво свидетельствующий о состоянии давно заброшенных сооружений. За истекшие столетия открытый двор перед Большими воротами был постепенно завален мусором более чем на полтора метра, так что пьедестал оказался полностью погребенным; теперь уровень двора лежал в одной плоскости с полом святилища. Именно на этом основании Синбалатсуикби и воздвиг новые пристройки. Как я уже говорил, он пользовался кирпичом-сырцом, однако при этом старательно копировал рисунок стен с желобами святилища Куригалзу, которое, по-видимому, сохранилось полностью. Он оштукатурил глиной и новые и старые стены и выбелил все здание, поэтому, несмотря на дешевизну такой реставрации, храм выглядел превосходно. «Я воздвиг подпорную стену платформы (Этеменигура)», — заявлял правитель, и наши раскопки подтверждают правдивость его слов. В юго-западной части большого двора Нанна, там, где он примыкает к террасе зиккурата, хорошо сохранились следы работ, произведенных при ассирийцах. Синбалатсуикби поднял уровень двора, заваленного толстым слоем мусора, и покрыл его глинобитным полом. Он построил заново стены из кирпича-сырца, но и здесь тоже точно скопировал декоративные полуколонны, введенные за тысячу лет до него царями периода Ларсы. Когда мы откопали эти стены, они все еще были высотой от ста двадцати до ста шестидесяти сантиметров, и на них [212] довольно хорошо держалась побелка. Глиняный конус закладки, найденный под полом в северных воротах подтвердил, что это постройка Синбалатсуикби.

Стена террасы вокруг всей платформы Этеменигура тоже, наверное, была перестроена, как и утверждает Синбалатсуикби, однако от нее ничего не сохранилось. В северо-западной части зиккурата, среди путаницы стен различных периодов, которая здесь так усложняет раскопки, мы нашли фрагменты кирпичной вымостки Синбалатсуикби, положенной поверх разрушенной стены касситских царей и царей Ларсы. Однако сама стена террасы была срыта строителями теменоса при Навуходоносоре, и сейчас невозможно даже определить, где именно она стояла. То же самое относится и к юго-западной стороне зиккурата; тут не осталось ассирийских сооружений. Лишь на террасе юго-восточнее зиккурата Синбалатсуикби оставил заметный след. Здесь некогда Куригалзу воздвиг отдельный храм для богини луны Нингал. Храм был разрушен и, очевидно, так глубоко погребен под всевозможным мусором, что Синбалатсуикби снова пришлось прибегнуть к своему излюбленному способу реконструкции. Он откопал фасады внешних стен времен Куригалзу, заполнил все внутренние помещения мусором, так что получилась сплошная платформа высотой около полутора метров, и на ней построил совершенно новый храм, придерживаясь старых очертаний. Ныне разрушенный вход на северо-западной стороне вел на мощеный внешний двор с небольшими святилищами или служебными помещениями по обеим сторонам. В северном углу двора в отдельном строении находился облицованный кирпичом колодец. Против входа, между маленькими дверями боковых комнат, стояли высокие пилоны ворот, которые вели в передний зал, или «священное место». В задней стене этого зала, точно против ворот, была дверь в расположенное несколько выше святилище. По ступенькам в дверном проходе можно было подняться на платформу, где стояла прямоугольная кирпичная рака, в которой хранилась статуя богини.

Мы установили, что этот храм был восстановлен Набонидом, однако без каких-либо существенных изменений в плане. Всего на дюйм-два ниже его пола лежала ассирийская вымостка из кирпичей с именем Синбалатсуикби. Но помимо его имени, на этих же кирпичах был [213] оттиснут полный текст, какой встречается лишь на глиняных конусах закладки. Мы нашли тринадцать таких кирпичей на своих местах: они были ровно уложены на тонком слое битума в углублениях под полом и стенами святилища. Надпись гласила: «Для Нингал, царицы Эгишнунгала, божественной владычицы короны, для почитаемой в городе Уре, для своей владычицы правитель Ура Синбалатсуикби отстроил заново храм любимой невесты Сина. Он изготовил статую по образу и подобию Нингал и поместил ее в храм „мудрого бога". И поселилась она в Энуне, в жилище, приготовленном для ее местопребывания».

Здесь тоже можно отметить, что работа не соответствует надписи правителя. Стены были сложены из кирпича-сырца, и кладка была настолько скверного качества, что порой кирпичи сливаются в одну массу. Они были так мягки и непрочны, что стену можно было на большую глубину проткнуть пальцем. Поэтому в большинстве случаев расположение стен мы определяли лишь по прилегавшей к ним и, к счастью, хорошо сохранившейся вымостке. Кирпичная кладка Синбалатсуикби по своему качеству стоит много ниже всего, что нам вообще встречалось в Уре. Да и опорные камни дверей все были старыми, использованными уже много раз: на некоторых сохранились даже имена царей третьей династии Ура. И если даже это объяснялось благоговением к древним святыням, то и соображения экономии тоже сыграли здесь не последнюю роль.

Пожалуй, самым интересным сооружением храма был колодец. Ассирийский правитель построил лишь его верхнюю часть, а сам колодец был заложен Урнамму и впоследствии не раз восстанавливался более поздними царями. Кирпичи Синбалатсуикби здесь не одинаковы: на них можно различить по меньшей мере восемь различных текстов, с посвящениями часовен или пьедесталов восьми разным младшим божествам. Из этого можно заключить, что боковые помещения храма Нингал служили обиталищем для младших богов, составлявших ее свиту. А поскольку колодец служил им всем одновременно, правитель постарался увековечить их имена на облицовке. Эта небольшая коллекция текстов ярко свидетельствует о том, что в одном и том же храме поклонялись разным богам. Конусы закладки Синбалатсуикби [214]

Медный фриз с фигурой быка [215]

были самыми поздними. После этого периода мы их в Уре уже не находили: очевидно, старый обычай угас окончательно.

Эти конусы были в ходу с древнейших времен, и пользовались ими по-разному. В покатом фасаде террасы зиккурата времен царя Урнамму мы нашли множество конусов, похожих на гвозди. Они были вставлены в стену, так что стержни с надписями скрывались в кирпичной кладке, а снаружи через определенные промежутки торчали только округленные головки, образуя своего рода узор на фасаде. Впрочем, возможно, что даже их не было видно под слоем глиняной штукатурки. Позднее один из царей Ларсы выстроил на этой же террасе крепость и сторожевую башню. В ней конусы закладки не торчали в фасаде, а были уложены правильными рядами в стенах надвратной башни, за слоем облицовки из обожженного кирпича. Эти конусы гораздо больше конусов Урнамму. Вместо маленькой шляпки, как у гвоздей, у них сделаны широкие плоские глиняные диски, на которых и оттиснута повторяющаяся надпись. У ассирийских конусов вовсе нет шляпок, прятали их не в стены, а под пол. В следующий период место конусов занимают бочкообразные цилиндры, которые замуровывали в углах зданий.

Во всех случаях текст старательно прятался. Похоже, что цари думали не о том, чтобы похвастаться перед потомками, а о том, чтобы их деяния помнили сами боги: предполагалось, что боги могут видеть даже сквозь кирпичные стены. А возможно, если не с самого начала, то впоследствии, конусы закладывали и еще для одной цели. Каждый царь знал, что храм, построенный «для его жизни», не вечен и что его обветшавшие стены когда-нибудь будут восстановлены. И каждый надеялся, что, если будущий правитель найдет среди развалин свидетельство о первом основателе святилища, он отнесется к нему с уважением и, может быть, даже увековечит его имя в своей надписи, дабы почтить в своем новом храме память царя далеких лет. Очевидно, так и было в этой стране, где к традициям относились с необычайным уважением. Даже в самые поздние времена, когда Набонид восстанавливал зиккурат, он воздал должное его основателю Урнамму и его сыну. С неменьшим удовлетворением говорил он в своей надписи о том, что глубоко в основании древнего храма, который он ремонтировал, оказалась [216]

Общий вид раскопок. [217]

табличка закладки сына Саргона Аккадского Нарамсина, «скрытая от глаз человека три тысячи лет». Мы не можем согласиться с датировкой Набонида, которая отличается от истинной почти на тысячу лет, поскольку его прославленный предшественник жил около 2650 г.³⁷⁾ до н.э., однако подобный энтузиазм археолога нам вполне понятен. Мы сами находили множество разбросанных в земле конусов закладки Урнамму, но когда нам впервые довелось вытащить такой конус из глинобитной стены и когда мы увидели на его стержне надпись, сознательно скрытую от глаз человеческих более четырех тысяч лет назад, ощущение было совсем иным. Ведь даже конусы ассирийских правителей, просто спрятанные в землю под мостовой, а не воткнутые в кирпичную кладку, вызывали у нас волнение: трудно было сразу взять эти конусы, положенные здесь строителями в глубокой древности.

Углубляясь в развалины храма Синбалатсуикби, мы нашли еще одно свидетельство уважения или даже благоговения перед древними надписями. У самого фундамента здесь лежали четыре посвятительные таблички Куригалзу — две медные и две каменные. Должно быть, их нашли во время работ по расчистке развалин какого-то храма, который не собирались восстанавливать по старому плану или на старом месте. И хотя, теперь эти таблички потеряли всякую ценность и были совершенно бесполезны, их, тем не менее, должным образом снова погребли под святилищем. Я думаю, сделали это для того, чтобы боги не забывали о заслугах покойного царя Вавилона, чтобы память о нем пережила его погибшее сооружение.

Почтительному отношению к древним мы, возможно, обязаны и другой находкой. Под полом храма мы обнаружили каменную табличку закладки с надписью Гудеа, который был правителем Лагаша в XXII столетии до нашей эры; нашли часть стелы, посвященной богине Нингал царем Урнамму в те времена, когда он еще не успел начать победоносного восстания против своего сюзерена, а также тонко высеченную из диорита голову от маленькой статуи жреца примерно того же периода. Некогда эти вещи были частью обстановки храма. [218] Со временем они разбивались или просто обесценивались, к их удаляли из храмовой сокровищницы. Но поступать с ними, как с обыкновенным мусором, считалось недопустимым. Поэтому мы довольно часто под храмами находим захоронения предметов, которые когда-то были почитаемы или просто играли в святилище какую-то роль.

Подобные находки — большая удача для археолога, но они же могут легко ввести его в заблуждение. Ведь прежде всего возникает мысль: если время существования храма определено правильно, значит, и найденные в нем предметы относятся к той же эпохе! Но в действительности это совсем не так. Ведь в наших соборах тоже можно найти сокровища, накопившиеся за все время существования этих зданий. Таким же складом реликвий далекого прошлого был и вавилонский храм: жрецы не любили расставаться с приношениями верующих. Поэтому, когда археолог находит груды разнообразных священных предметов, он, воздав должное благочестию жрецов, в то же время обязан помнить, что эти предметы могут быть гораздо древнее самого храма.

В одном месте под полом мы обнаружили маленькую медную статуэтку собаки. Это уже нечто совсем иное: это современный зданию амулет, положенный сюда для защиты храма. Иллюстрацией подобного обычая может служить еще одна наша находка. Среди прочих работ Синбалатсуикби перестроил древний Гигпарку или во всяком случае воздвиг свое здание на месте совершенно разрушенного Гигпарку царя Куригалзу. Как и всюду, Синбалатсуикби пользовался отвратительным кирпичом-сырцом, и стены его почти полностью развалились, так что мы сумели частично восстановить наземный план здания лишь по сохранившимся полам из обожженного кирпича. Труднее всего было определить, где кончается одна и где начинается другая комната. Но когда мы все же как-то справились с этой задачей и начали поднимать полы, мы нашли подтверждение нашим теоретическим наброскам. Вдоль каждой стены стоял ряд кирпичных коробок, расположенных прямо под полом, так как кирпичи, которыми он был вымощен, служили одновременно как бы крышками этих коробок. Каждая такая коробка сложена из трех поставленных на торец кирпичей: внутренняя, обращенная к середине комнаты сторона их оставалась открытой. Это были своего рода [219] сторожевые будки. В них стояли фигурки, сделанные из сырой глины, облитые густой известью, а затем раскрашенные. Такие детали, как черты лица и складки одежды, нанесены черной краской с отдельными штрихами красного цвета. Фигурки сделаны чрезвычайно грубо. Они пропитались почвенными солями, расползлись и согнулись в самых причудливых позах. Некоторые оказались в таком жалком состоянии, что мы не смогли их спасти. И тем не менее они довольно любопытны.

Здесь были собаки, змеи, грифоны, люди, человеческие фигуры со львиными или бычьими головами, люди с ногами быков или рыбы с головами людей — все виды доброжелательных демонов, которые сторожат дом, избавляют от болезней и предотвращают несчастья. И перед каждым таким демоном или божком лежало несколько обугленных зерен ячменя и косточки мелких животных или птиц. В клинописных текстах упоминается об этих фигурках и о том, как их устанавливают с молитвами и магическими заклинаниями. И вот, наконец, мы впервые нашли их на месте, да еще с явными следами маленьких жертвоприношений, совершенных в момент установки «стражей» в их кирпичные «сторожевые будки» под полом.

У этих «будок» была еще одна особенность: они были сложены из плоско-выпуклых кирпичей, т.е. из древних, похожих на каравай хлеба кирпичей, вышедших из употребления более полутора тысяч лет назад. Откуда они взялись? Ведь раздобыть такие кирпичи можно было, только раскопав древние развалины города. Но для чего? По-видимому, считалось, что древность кирпичей придает им какое-то магическое свойство, которое увеличивает силу демонов-стражей.

Нам еще встретится немало примеров своеобразного увлечения археологией, особенно в последние годы владычества Вавилона, но такое увлечение всегда усиливалось подсознательной суеверной тягой к истоку всего сущего, скрытому в глубине бесчисленных столетий, к тем временам, когда люди не отличались от богов, «ко дням, когда землю населяли гиганты». [220]

³⁵⁾ По хронологической системе Сиднея Смита.

³⁶⁾ В книге, опубликованной д-ром Легрэном, помещены 1800 отобранных им из огромного количества табличек, главным образом с деловыми текстами третьей династии Ура. Таблички периода Исина-Ларсы еще более многочисленны. Около 880 таких табличек была опубликованы д-ром Фигулла. Им же опубликовано 200 деловых документов поздневавилонского периода.

³⁷⁾ По новейшим изысканиям, примерно на триста лет позже — в 2360 г. до н.э. — Ред.