Глава XL. Общий характер промышленной политики
Расширение рынка, переход к государственной промышленной политике. Характер таможенного протекционизма. Покровительство промышленности иными мерами. Взгляды Фридриха Великого. Город и деревня. Возникновение внутренней конкуренции. Формы промышленности; отличие ремесла от кустарного производства. Выделение последней как самостоятельной формы в литературе. Стеснения конкуренции; привилегии и монополии; вражда к изобретениям; коммерческая эпоха.
Производство для городского рынка заменяется в XVI—XVIII вв. национальной, работающей для всей страны, промышленностью; городская промышленная политика постепенно уступает место государственной» территориальной промышленной политике. Последняя направлена прежде всего к устранению хозяйственной самостоятельности отдельных городов, к уничтожению их штапельного права; в Бранденбурге, например, большинство городов уже не имело права задерживать провозимые товары. Далее, целью ее является отмена внутренних таможен, отделявших отдельные провинции и части страны друг от друга. Так, Кольбер соединил всю Северную и среднюю Францию в одну территорию под названием provinces de cinq grosses fermes1 и уничтожил большую часть существовавших в их пределах местных таможен, заменив их одним общим тарифом 1664 г.; этот тариф был ниже того, что прежде платилось в сумме на внутренних таможнях. Точно так же в 1707 г. упразднены таможни, отделявшие Англию от Шотландии. Эта политика направлена, наконец, к устройству шоссейных дорог и каналов для создания из страны одного общего, цельного рынка, к организации почтовых сообщений и облегчению торговых операций2. По существу своему промышленная политика этого периода не представляет, как указано выше, ничего нового; она является лишь применением тех принципов протекционизма, которых придерживались ранее отдельные города, к целым государствам; она переходит от самодовлеющего города к самодовлеющему государству. В Средние века город, покровительствуя собственным ремеслам, не допускал или по крайней мере сильно стеснял привоз произведенных вовне промышленных изделий. Подобно этому, и государство XVI—XVIII вв., поощряя конкуренцию внутри страны, старалось запретительными пошлинами и даже запрещениями ввоза оградить себя от иностранных промышленных изделий. Действительно, чем раньше устанавливается свобода обмена внутри государства, чем раньше устраняются внутренние преграды, тем ранее проводится и государственная запретительная система в виде стеснений привоза, перенесенных по мере уничтожения внутренних преград на границу государства. В Англии во второй половине ХIII в. появляются первые соглашения между городами с целью облегчения ввоза товаров и в той же второй половине XIII в. издается первое (временное) запрещение ввоза изделий иностранной промышленности — именно иностранного сукна. В XIV же иске (1355 г.) присоединяется запрещение ввоза железа, в середине XV в. (1455 г.) — запрещение ввоза шелковых изделий, а затем, в 1464 г. появляется запрещение ввоза целой массы товаров, почти всех изделий промышленности. Таким образом, ясно выраженный таможенный протекционизм находим в Англии уже в XIV XV вв., а не только в XVII—XVIII вв., как обыкновенно утверждают, т.е. протекционизм, проводимый государством, возникает одновременно с установлением свободы обмена внутри арапы. Во Франции в XV-XVI вв. устанавливаются лишь временные запрещения ввоза английского сукна и ост-индского шелка; в XVII в. издаются запрещения ввоза венецианских зеркал и кружев (в 1671 г.), но запретительная система здесь вполне применяется лишь с конца XVIII в., со времени объединения страны в одно целое, уничтожения всех сохранившихся еще таможен между провинциями, речных и дорожных сборов. В период 1727—1786 гг. было отменено около 4 тыс. сборов, столь тормозивших товарообмен3. В Австрии с 1713 г. пограничные пошлины заменяются запрещениями ввоза, которые относятся, однако, лишь к отдельным австрийским областям, в зависимости от того, какие товары в каждой из них производятся. Одновременно делаются попытки уничтожения различных дорожных сборов и превращения хотя бы каждой провинции в одно таможенное целое, при ввозе в которое товары облагались бы только один раз, на границе. Но лишь в 1775 г. вошел в силу один общий для всех немецких и славянских областей таможенный тариф, который также был распространен и на Галицию. Установление тарифа сопровождалось отменой городских, земских и имперских таможен между провинциями — в то же время при Марии Терезии господствовала запретительная система. В Пруссии в XVII в. появляются запрещения ввоза изделий из меди и олова (1654 г.), железных товаров (1666 г.), стекла (1658 г.), еще раньше — сукна; с XVIII в. устанавливаются запрещения ввоза произведений вновь созданных при Фридрихе Великом отраслей промышленности4. В Австрии, Пруссии, Баварии и прочих германских странах запрещения привоза составляют обычное и повседневное явление: лишь только создается какое-либо предприятие в стране, как наряду с прочими привилегиями оно снабжается запрещением привоза иностранных товаров того же рода, какие оно изготовляет. Запрещения обходились лишь благодаря тому, что купцы умели убедить правительство в том, что привезенные ими товары иного рода и качества, чем выделываемые предприятием, а также благодаря системе особых паспортов, выдаваемых с согласия данного предприятия на привоз товаров и фактически получаемых (за плату) без особого труда. Наряду с запрещениями привоза широко распространены и запрещения вывоза - сырых кож, железа, меди, леса, поташа, пеньки, льна, тряпок, сала, в особенности же шерсти - в интересах сохранения сырья для различных отраслей промышленности. В Бранденбурге, впрочем, дворянству и духовенству был дозволен вывоз шерсти; в Бадене вывоз дозволен с особою разрешения. По общему правилу, в первую очередь торговцы обязаны были снабжать шерстью суконщиков местных, но последние не должны торговать шерстью. Во Франции запрещение вывоза шерсти встречается уже в XIII в., но широко применяется (как и запрещение вывода льна, пряжи, красильных веществ) лишь с XVI в.; в Англии с конца XV в. находим запрещение ввоза шерсти и с середины XVII в. запрещение вывоза. Фридрих Великий так мотивировал свою запретительную систему: «Вы знаете мое государство. Почва песчаная, сухая и неблагодарная, она слишком мало производит хлеба. Скот малорослый, тощий и в малом количестве, приходится его добывать из Польши. Оливковое масло, пряности, сахар, кофе и сотню других продуктов необходимо доставлять из-за границы, что отнимает большое количество денег из страны. Если бы я разрешил своим подданным импортировать иностранные промышленные изделия, которые, правда, соответствовали бы их вкусу, что тогда случилось бы в самый краткий срок, когда роскошь распространилась во всех странах? Они бы скоро за шерсть, холст и лес — наши единственные предметы экспорта — истратили все полученные наличные деньги. То, что вы мне рассказываете о торговле и промышленности, прекрасно; промышленность, правда, грудь, из которой сосет страна, а торговля - живая душа государства; но это относится лишь к тем странам, где промышленность — укрепление и основа торговли, а торговля — деловой человек для промышленности; тогда соперничество — лучшее средство для усовершенствования искусств. Но в моем государстве дело обстоит иначе: промышленность еще в колыбели, а торговля — не что иное, как подручный иностранной торговли. Я запрещаю привоз, насколько могу, ибо это единственное средство заставить моих подданных делать самостоятельно то, чего они получить не могут. Я признаю, что вначале они будут плохо выполнять дело, но со временем оно усовершенствуется, - надо для начала иметь терпение. Я даю привилегии (монополии, патенты), я дал много ссуд предприятиям, превышающих миллион талеров, не считая освобождения от акциза. У меня плохая почва, почему я должен дать время деревьям, которые я сажаю, пустить корни и набрать сил, прежде чем я могу требовать от них плодов. Пускай народ кричит по поводу запрещений, лишь бы не было контрабанды. Мой народ должен работать и стал бы ленивым, если бы промышленность не имела достаточного сбыта». Далее, если в средневековом городе не имелось какого-либо промысла, то он старался переселить к себе иноземных ремесленников соответствующей специальности. И точно так же, привлекая различными льготами иностранных мастеров, все государства в XVII—XVIII вв. стараются насадить у себя новые, отсутствовавшие у них ранее отрасли промышленности: производство шелковых и бумажных тканей, вязаных изделий, лент, ковров, кружев, зеркал, фарфора, стекла, часов, обоев, мыла. При этом новые предприятия получают всевозможные льготы: освобождение от налогов, от постоя, значительные денежные пособия, здания, премии на вывозимые товары. Особенно важным являлось предоставляемое им обыкновенно монопольное право производства н сбыта товаров в известном районе — аналогия средневековым цеховым монополиям в пределах города. К этому присоединяется запрещение всем другим переманивать к себе лиц, работающих в данном привилегированном предприятии, и преследование бежавших из предприятий рабочих. Так, при Кольбере на поддержку одной лишь ковровой, шелковой и кружевной промышленности было истрачено 5,5 млн ливров, около 2 млн на суконные предприятия. Учрежденная при Кольбере ковровая мануфактура в Бове получила исключительную привилегию производства на 30 лет; компания по производству (венецианских) кружев — привилегию на 9 лет и право изготовлять кружева во всей Франции; она строила заведения в Реймсе, Алансоне, Бурже и т.д. Точно так же предприятия по производству крепа, неизвестного ранее Франции, шелковых чулок, которые также ранее не производились, суконная мануфактура голландца Ван Робе (Van Robais), мануфактуры по производству мыла и т.д. - все они получали привилегию на известное время. К этому присоединились и иные всевозможные льготы, предоставляемые предпринимателям и рабочим, материальные и юридические, - все это ради насаждения новых отраслей промышленности в стране5. «В течение 20 лет, - говорит Шапталь, — Франция заняла положение, равное Испании и Голландии в суконном производстве, равное Брабанту в области кружев, Италии — в шелковой промышленности, Англии — в вязальной, Германии — в области металлических изделий, Голландии — в изготовлении полотна»6. Подобным же образом создавал новую промышленность и Фридрих Великий при помощи гугенотов: производство всевозможных вязаных изделий на новом вязальном станке — чулок и штанов, ковров, перчаток, шляп и т.д.; производство новых сортов сукна — лучшего качества, иных цветов; производство шелка и шелковых изделий, отчасти на ленточном станке; производство обоев, мыла, фарфора. Все это были новые отрасли промышленности, и при введении их предприниматели получали денежные пособия, строительные материалы, здания, вывозные премии, ссуды и подарки7. Было бы ошибочно предполагать, что Англия обходилась без такого покровительства промышленности, как это иногда указывают. В Англию уже в XIV в. привлекались фламандские и брабантские ткачи, и в 1337 г. всем иноземным суконщикам обещана была защита короля и различные вольности. Им было обещано «хорошее пиво, хорошее мясо, хорошие постели и еще лучшие подруги, которые бы разделяли с ними постель, ибо английские девушки славились своей красотой». Ко времени того же Эдуарда III относится приглашение в Англию голландских часовщиков, к XV в. - привлечение голландских солеваров и богемских рудокопов. В XVI в. переселились в Англию немецкие оружейники и производители стекла из Италии; монополию получили итальянцы, производившие атласные и полубумажные материи. Много новых отраслей производства создано было в Англии при посредстве иностранцев в эпоху Елизаветы: производство мыла, селитры, испанской кожи (желтой), оконного стекла, парусов и т.д. Вводившие их иностранцы получили патенты - исключительную привилегию производства. Конечно, это были все новые для Англии отрасли производства или по крайней мере производство изделий новых лучших сортов, иными способами; в этом смысле, как указывает Дамме8, можно говорить об изобретениях, как их и называли (invention). Но и Кольбер, Фридрих Великий, Мария Терезия и другие государи этой эпохи ведь действовали подобным же образом: оказывали, как мы видели, покровительство новым, ранее неизвестным в стране отраслям промышленности9. Прежде город стеснял вывоз хлеба в другие местности, желая обеспечить свое население съестными припасами; жителей же окрестных сел заставляли приобретать промышленные изделия на городском рынке, не давая им заводить у себя ремесла. Такой же политики придерживалось и государство рассматриваемого периода. И оно стесняло вывоз хлеба из страны в интересах национальной промышленности, так как дешевый хлеб должен был повлечь за собой и низкую заработную плату, — в таком смысле понимались интересы промышленности. Оно не допускало, далее, как мы видим, вывоза необходимого для национальной промышленности сырья, в особенности шерсти, льна. И оно всеми силами противодействовало развитию промышленности в селах: во Франции полная свобода в этом отношении устанавливается лишь эдиктом 1762 г., хотя фактически кустарная промышленность в деревнях уже раньше успела распространиться и указ 1762 г. лишь признал факт ее существования. В Пруссии еще в 1718 г. допускалось лишь известное число мастеров различной специальности в деревнях. Но в течение XVIII в. сельское ткачество в Померании, Бранденбурге и других областях Пруссии было уже широко распространено. В Англии сельским ткачам шерстяных материй не дозволялось работать более чем на двух станках и иметь свыше двух учеников; лицам, которые и ранее занимались этим промыслом, дозволялось селиться повсюду; тем же, кто вновь берется за это производство, разрешалось заниматься им лишь в тех местностях, где сукно производили в течение не менее десяти последних лет. В течение XVII в. в Англии уже не делалось никаких попыток к ограничению сельской кустарной промышленности, а указ 1694 г. даже отменял установленное в XVI в. для сельских ткачей ограничение числа учеников. Точно так же колонии, на которые государство смотрело как на расширенную сельскую область, должны были снабжать метрополию сырьем для непосредственного потребления или для производства; но они не могли производить промышленных изделий, из-за чего в результате и произошла война между Англией и ее североамериканскими колониями, окончившаяся отпадением тринадцати колоний. Наконец, прежде регламентация производства и сбыта находилась в руках отдельных цехов. Теперь она переходит к государству; последнее определяет качество материала и продукта, размер его, вес, создает учреждения для обязательного осмотра изготовленных товаров и наложения клейма на них. Регламентировались государством и употребляемые в производстве орудия: несоответствующие регламентам инструменты подлежат уничтожению в присутствии инспектора мануфактур, гласит постановление Кольбера. Точно так же определялось количество станков, которым может давать заказы предприниматель, число учеников и рабочих, заработная плата последних. Переход от городской к государственной промышленной политике, переход к меркантилизму произошел, конечно, лишь постепенно и медленно. В одних государствах, как в Англии, Италии, он совершился раньше, уже в XV в., в других — Франции, Пруссии, Австрии — позже. Окончательное объединение Франции в национальное в хозяйственном отношении государство совершилось не ранее революции; объединение Пруссии и Австрии — только в XIX в. Борьба с городами, цехами и отдельными владетельными князьями, отстаивавшими свои привилегии, была весьма упорна. Точно так же лишь шаг за шагом торговцам в борьбе с цехами, опиравшимися на свое исключительное право сбыта промышленных изделий, удалось отвоевать себе свободу продажи в городе большей части произведенных в других местах промышленных продуктов. В результате в пределах государства или по крайней мере той или другой части его возникла конкуренция; образовалось разделение труда между отдельными местностями, которые стали развивать различные специальности. Промыслы, которые прежде имелись повсюду, стали в некоторых случаях исчезать под влиянием конкуренции привозного товара; так, например, исчезла выделка тканей в XVI—XVII вв. в различных французских городах, прекратилось производство металлических предметов во многих немецких городах вследствие конкуренции нюрнбергских металлических товаров. В других местах, наоборот, промышленность теперь производила для широкого рынка: например, английская суконная промышленность, лионская шелковая, золингенский ножевой промысел. Эта промышленность, работавшая для широкого рынка, принимала двоякую форму: иногда это были мануфактуры — централизованные предприятия, где в помещении предпринимателя и под его руководством изготовлялись товары; более часто, однако, встречаем другую форму — кустарную промышленность, где сбыт находился в руках скупщика, и на последнего работали у себя на дому кустари-рабочие. В сочинениях по истории английской промышленности (Бейнс, Эллис, Роджерс) мы обыкновенно не находим упоминания о кустарной или домашней промышленности. Все то, что не отнесено к фабричному (или, как оно именуется нередко, капиталистическому) производству, рассматривается в качестве ремесленной формы промышленности (или мелкого производства), которая и считается господствующей вплоть до конца XVIII в. — до появления фабрик. Такую же точку зрения мы находим долгое время у немецких писателей. Юстус Мезер в XVIII в. понимает под «ремесленниками» не только кустарей, работающих на скупщика, но и самих скупщиков, сбывающих эти изделия, называя их «торгующими ремесленниками». Правда, уже в 1828 г. у Морица Моля встречается упоминание о такой форме производства, где мастера производят у себя на дому, по заказу скупщика, причем производство предназначено для широкого рынка. Несмотря на это, еще долго немецкие писатели знают только Handwerk и Kleingewerbe (а не Hausindustrie, Verlagssyslem — домашняя промышленность); период господства ремесленного производства совпадает у них с эпохой существования цехового строя; внешнюю форму в виде цеховой организации они смешивают с характером промышленности; между тем, цеховую организацию может иметь не только ремесло, но и домашняя промышленность. Только новейшие исследователи (Шмоллер, Тун, Бейн, Трелытш, Штида и др.) выделяют Hausindustrie или Verlagssystem в качестве самостоятельной формы промышленности. Французские писатели и до сих пор часто не знают домашней формы производства, в особенности когда речь идет о прежних эпохах10, а говорят лишь о ремесле и фабрике. Даже Анри Сэ, подчеркивающий то обстоятельство, что во Франции - так же, как в Англии, — промышленному капиталу и в области индустрии предшествовал коммерческий, который старался объединить в своих руках сбыт изделий мелких мастеров, все же нередко противополагает по-прежнему крупной промышленности мелких ремесленников, работающих вплоть до революции с немногими помощниками или вовсе без них, — явление наиболее обычное11. Совершенно неправильна точка зрения Ван Гутта, который противопоставляет корпоративной организации крупную индустрию, полагая, что в первом случае мы имеем перед собой несомненно ремесло. Между тем сплошь и рядом члены цехов являлись кустарями12. Впервые резкое разграничение между ремеслом, кустарной промышленностью и централизованной мануфактурой в отношении Франции проведено у проф. Е. В. Тарле в его труде о рабочем классе во Франции в эпоху революции13. Между тем существование домашней промышленности отметил и дал ей исчерпывающую характеристику еще московский профессор А. Корсак в своем сочинении, относящемся к 1861 г., в нем имеется уже и самое название этой формы производства. Корсак указывает «на одну весьма замечательную форму производства, которая во многом отличается от всех других, существующих в настоящее время. Ее можно назвать домашней, в отличие от фабричной и мануфактурной, сосредоточенной на фабриках и мануфактурах, и от ремесленной, которая производится в мастерских. У нас она называется вообще кустарной и составляет один из видов производства в малом виде, подобно ремесленной, но в то же время имеет близкое отношение к производству в большом виде, которое вполне выражается в промышленности фабричной и мануфактурной». Однако, говорит он далее, «у нас понятие о кустарной промышленности и ремеслах часто не отделяется одно от другого, хотя экономическое положение ремесленника и бывает весьма различно»14. Одним из первых, обративших внимание на кустарную форму промышленности, был Маркс. Он имел в виду, однако, не ту кустарную промышленность, которая существовала в эпоху господства этой формы производства, а современную ему, когда и значительной мере имелась смешанная форма - владелец фабрики и централизованной мануфактуры в то же время часто раздавал работу на дом кустарям. «Современная так называемая домашняя промышленность, — говорит Маркс, - не имеет ничего общего, кроме названия, с той старомодной формой, которая предполагает существование городского независимого ремесла, самостоятельного крестьянского хозяйства и в особенности дома для рабочей семьи». Маркс здесь противопоставляет действительную кустарную, или домашнюю, капиталистическую промышленность некапиталистическим формам производства, которые также происходили на дому, — ремеслу и производству изделий для потребностей крестьянского хозяйства. «Она теперь, — продолжает он, — превратилась в отделение фабрики, мануфактуры или магазина. Наряду с фабричными рабочими, мануфактурными рабочими и ремесленниками, которых капитал объединяет по месту в больших количествах и которыми он непосредственно командует, капитал приводит в движение посредством незримых нитей другую армию - рассеянных по большим городам и деревням работающих у себя на дому рабочих». Маркс приводит в виде примера производство в Англии белья, плетения соломы, кружевной промысел. Отделка кружев происходит на дому либо в так называемых «Mistress Houses» (мастерских, принадлежащих женщинам) или в частных квартирах одинокими женщинами или работающими вместе с детьми. Женщины, содержащие «Mistress Houses», сами бедны. Помещение, где работают, составляет часть их квартиры. Они получают заказы от фабрикантов, владельцев магазинов и т.д. и применяют труд женщин, девушек и детей в зависимости от величины их комнат и меняющегося спроса на производимые ими товары. Число нанимаемых работниц колеблется между 20 и 40 в одних, между 10 и 20 в других мастерских. Средний наименьший возраст, с которого начинают работать дети, составляет 6 лет, в некоторых случаях он, однако, ниже — 5 лет. Обычно труд продолжается с 8 ч. утра до 8 ч. вечера с перерывом в полтора часа на принятие пищи15. Здесь, таким образом, идет речь о работе по заказу торговца или промышленника на дому у рабочего или в мастерской, содержимой посредником. И эти мастерские являются, несомненно, кустарными предприятиями, так как владельцы их не представляют собой самостоятельных работающих на собственный счет мастеров, а производят за страх и риск капиталиста, снабжающего их сырьем. Но возникшая конкуренция была значительно стеснена как вследствие того, что некоторые отрасли промышленности составляли монополию государства, или отдельных лиц, или компаний16, так и в силу существования упомянутой выше государственной регламентации производства и сбыта; наконец, и ввиду того, что цехи пользовались по-прежнему привилегиями производства определенных товаров. Цеховые привилегии в особенности сильно стесняли всякое улучшение техники производства, появление новых изделий и способов производства; во всяком новшестве цехи усматривали «нечто отвратительное», нарушение их привилегий; государство же частью вполне стояло на их стороне, частью, принципиально допуская и новые изобретения, все же оказывало весьма мало помощи изобретателям в борьбе их с цехами. Известна, например, та ожесточенная и весьма успешная борьба, которую цехи вели в Англии, Нидерландах, Франции, немецких городах с появившимся в XVI в. ленточным станком и с изобретенной в XVII в. чулочно-вязальной машиной; борьба эта выражалась в запрещении пользования этими изобретениями и в уничтожении самых инструментов и сильно задержала распространение их; запрещение пользования лен точным станком встречаем в Женеве, Франкфурте-на-Майне, Аугсбурге, Брюсселе в 1623-м, 1639, 1661 гг., в Голландии. Даже сам изобретатель ленточного станка был брошен в Данциге в 1586 г. в Вислу, где и погиб; изобретатель чулочно-вязальной машины вынужден был бежать из Англии. Во Франции еще в 70-х годах XVIII в. цехи стали разбивать привезенные из Цюриха ленточные станки, и только Законодательное собрание окончательно признало этот станок допустимым (в Англии, Нидерландах это произошло гораздо раньше) — «благодаря золоту и интригам владельцев», как утверждали противники станка. Бойкот объявлялся всем тем ремесленникам и цехам, которые согласятся на нем работать. Немецкие цехи требовали общеимперских запрещений пользования новыми изобретениями (в 1685 и 1719 гг. — имперские мандаты, запрещающие пользование произведенными на ленточном станке изделиями), чего они достигали неоднократно. Когда Бова в XVIII в. стал производить во Франции изделия из свинца новым способом, то цех, имевший привилегию выделки предметов из свинца, выступил против него как конкурента, и в возгоревшейся борьбе приняли участие две академии, парижский парламент, министр, английский посол; только после того, как изобретателю удалось доказать, что его метод применяется в Англии уже в течение 30 лет с большим успехом, он получил возможность осуществить свой патент и во Франции17. Но помимо этих стеснений, основанных на всякого рода привилегиях, имелись еще и правила коммерческой этики, покоившиеся на исписанных законах и связывавшие предпринимателя по рукам и ногам. Коммерческая мораль того времени исходила из того принципа, что каждому гарантируется определенный круг покупателей, определенный рынок, и другие не могут и не должны захватывать принадлежащую ему область. «Не отбивай ни у кого покупателя ни устно, ни письменно». Не допускается ловля покупателя, путем ли зазывания в лавку или хождения по харчевням, где остановились приезжие. Недопустима и «ловля» покупателя в переносном смысле ~ посредством привлекательных витрин или убранства лавки или путем публичного оповещения о продаваемых товарах. Объявлениями доводится до сведения публики о времени отплытия кораблей и отхода дилижансов, о продажах с публичного торга, о сдаче внаймы или в аренду земель, о выходе в свет новых книг, о продаже старых вещей. Но торговец не мог пользоваться объявлениями для рекламирования своих товаров, даже для указания места продажи тех или других товаров. А совсем грязным приемом считалось оповещение о том, что товар продается по более низким ценам, чем у прочих конкурентов. Это считалось последним делом, средством отчаяния, применяемым почти разорившимся торговцем. В этом случае соединялось два безнравственных поступка, недостойных честного коммерсанта, — и недопустимое оповещение о продаже раздачей объявлений или помещением их в газетах, и столь же порицаемое сбивание цен, продажа себе в убыток, по таким ценам, «при которых солидный купец не может существовать». «Продавать во вред согражданину и отдавать слишком дешево не приносит добра». Когда купцы, переселившиеся в Базель из Италии и Нидерландов, путем понижения цен приобрели большой круг покупателей, то это привело местных купцов в сильное негодование. Ибо господствующий принцип гласил: малый оборот, высокая прибыль; и стремление к ускорению сбыта при меньшей прибыли, желание завоевать себе этим путем рынок являлось чем-то совершенно новым, вызывавшим возмущение. Оно противоречило духу времени, который не признавал за торговцем права определять прибыль по собственному усмотрению, решать самостоятельно вопрос о том, работать ли с барышом или без него, чтобы впоследствии заработать еще больше и, разорив своих соседей, расширить круг своих покупателей. Если мы будем иметь в виду все изложенное, то станет понятным, почему и предприятие XVI-XVIII вв. отличалось в значительной мере той же инертностью и неподвижностью, как и средневековое ремесло и торговля. Не только ремесленник, но и скупщик-предприниматель, и владелец централизованной мануфактуры хотя и представлял собою новую форму производства, но был проникнут прежним цеховым духом и цеховым консерватизмом, работал так, как отцы и деды; он пользовался полученными от них сведениями, накопленным ими опытом. Ни к какому новшеству, ни в смысле расширения предприятия, улучшения в организации сбыта, ни в технике производства, он не был способен. Предприятие двигалось в раз установленном направлении и в рамках, отведенных ему законодательством (о монополиях и привилегиях, о технике производства и условиях сбыта) и не менее обязательными и суровыми, чем закон, обычаями коммерческой жизни. Лишь к концу этой эпохи появляется новое направление в хозяйстве, отрицающее дух традиционализма и установившуюся коммерческую мораль. В Голландии и Англии постепенно обнаруживается новое идейное настроение в области промышленности и торговли, создается новая коммерческая этика, вступающая в борьбу как со старыми обычаями, так и с законодательством, исходящим из принципа исключительных привилегий и регламентации производства, со всем старым цеховым духом и цеховым укладом. Это новое предприятие, построенное на началах экономического рационализма и свободной конкуренции, означает переход к XIX в., к периоду свободной торговли18. 1 (Провинции пяти крупных ферм (франц.).] 2 См. ниже, с. 392 сл. 3 Ардашев. Провинциальная администрация во Франции. Т. II. С. 278. 4 См.: Lexis. Einfuhrverbote // Handworterbuch der Staatswissenschaften. Bd. IV. Cunningham. Growth of English Industry and Commerce in Modern Times. Levasseur. Histoire des classes ouvrieres et de l'industrie en France de 1789 a 1870. Т. II. Schanz. Englische Handelspolitik gegen Ende des Mittelalters mit bes. Berucksichtigung des Zeitaltel der beiden ersten Tudors. Эшли. Экономическая история Англии в связи с экономической теорией. С. 216-221. Clamageran. Т. II. Р. 16, 27, 643-648. Brandt. Geschichte der franzosischen Handelspolitik. S. 40. Falke. Geschichte des deutschen Zollwesens. S. 60-62, 268. Beer. Studien zur Geschichte der osterreichischen Volkswirtschaft unter Maria-Theresia. Bd. I. S. 67, 71, 77-80. Mayer. Die Anfange des Handels und der Industrie in Osterreich. S. 90—97. James Worsted Manufactures. P. 301 ff. Jahn. Zur Gewerbepolitik der deutschen Landesfursten im 17. und 18. Jahrhunderte. S. 161 ff. 5 См.: Levasseur. Histoire des classes ouvrieres et de l'industrie en France de 1789 a 1870. Т. II. P. 238-266. 6 Chaptal. De l'industrie francaise. 1809. Introd. 7 Schmoller. Studien uber die Wirtschaftspolitik Friedrich des Grossen // Jahrbuch fur Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft, hrsg. von Schmoller. Bd. XI. S. 80S ff. Matschoss. Friedrich der Grosse als Beforderer des Gewerbefleisses. 1912. 8 См.: Damme. Geschichte des Ursprungs des modernes Patentwesens // Jahrbuch fur Gesetzgebung, Verwaltung und Volkswirtschaft, hrsg. von Schmoller. 1907. S. 985-992. 9 Впрочем различие, и весьма существенное, мы находим в одном отношении: денежных пособий и ссуд (как и зданий) в Англии промышленникам (в отличие от других государств) не давалось. Это находится в связи с обилием капиталов в Англии (см. ниже, гл. XXIV). 10 См., например, соч. Буассонада, Бабо, Мартен-Сент-Леона. 11 See. Origines de l'industrie capitalist en France // Revue historique. 1923. T. 144. See. Evolutione commercial et industrielle de la France // Revue de synthese histoire. 1923. T. 35. 12 Van Houtte. Histoire economique de la Belgique a la fin de l'ancien regime. P. 42. 13 Только в новейшем своем сочинении (Le socialisme d'etat. L'industrie et les classes industrielles en France (1453-1661). 1927. P. 122 ff.) Буассонад различает эти формы. 14 Корсак. О формах промышленности вообще и о значении домашнего производства (кустарной и домашней промышленности) в Западной Европе и в России. 1861. С. 2. 15 Marx. Das Kapital. Bd. I. 2. Aufl. P. 424, 490. 16 См. ниже, с. 121 сл. 17 Beckmann. Beitrage zur Geschichte der Erfindungen. Bd 1. 1783. S. 125. Levasseur. Histoire des сlasses ouvrieres et de l'industrie en France de 1789 a 1870. Т. II. P. 505. См. ниже, гл. XL. 18 См. ниже, Отд. VII "Переход к XIX в." |
загрузка...