Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Хильда Кинк.   Восточное средиземноморье в древнейшую эпоху

Металлы

Важное место в жизни древних насельников Ханаана занимала обработка металлов. Об этом свидетельствуют находки орудий и прочих предметов из меди, серебра, золота и свинца.

Самые ранние медные изделия были найдены в Антиохийской равнине в слоях, датируемых либо концом V, либо началом IV тысячелетия. К сожалению, они представляют собой лишь остатки орудий. Исследователи склонны считать эти небольшие стержни круглого или четырехугольного поперечного сечения за фрагменты проколок и резцов-сверл. Такие же малые (до 4— 5 см длиной) орудия были открыты в том же районе от несколько более позднего времени (середина IV тысячелетия). Часть из них имеет по два острия. Среди этого рода инструментов, пожалуй, наибольший интерес представляет резец из Сафади. Он датируется второй половиной IV тысячелетия. Длина его 11 см, один его конец заострен, а другой вложен в костяную рукоятку. Так как он был вскрыт в одном из подземных помещений вместе с кусками слоновой кости и изделиями из нее, то Перро допускает, что орудие это было предназначено для резьбы по кости. Само собой разумеется, что подобными орудиями могли производить резьбу и по рогу и по дереву. Что же касается обработки камня, то для 9ТОГО были пригодны более массивные орудия, вскрытые и Антиохийской равнине и Мецере [27, 119, 244—245, 185\ 1—2, 6; 112, 13]. Они напоминают современные кузнечные зубила. Неизвестно, при каких строительных работах использовались такие массивные инструменты в поселениях Антиохийской равнины, но в Мецере, по мнению большинства ученых, ими выдалбливали в скальном грунте хозяйственные ямы, цистерны, а также выполняли и другие работы по камню.


Рис. 10. Медный топор из Мецера

При обработке дерева применялись топоры и тесла. Медные топоры от второй половины IV тысячелетия, обнаруженные в районе Беэр-Шевы, имеют прямоугольную форму со слегка рясширяющейся рабочей частью. Размер их достигает 20 см. Такие находки были сделаны и в одной из пещер Иудейской пустыни. Подобные же орудия существовали и в эпоху древней бронзы в Бет-Шеане. Топор из Гассула отличается от только что рассмотренных: будучи прямоугольной формы, он несколько расширяется в средней части [106, 125; 107, 141; 16, 324; 72, 35, VII; 7].


Рис. 11. Медный топор из Бет-Шеана

Тесла дошли до нас от более позднего времени по сравнению с топорами. Все пять тесел из Мецера обнаруживают, по мнению Дотана, высокую степень мастерства кузнецов1. К числу особенностей тесел и топоров из Ханаана относится отсутствие у большинства из них проушин для рукояток.

Самые ранние кинжалы и ножи из меди датируются серединой IV тысячелетия. Клинок их представляет собой вытянутый треугольник, а в черенковой части сделаны 3—4 отверстия для заклепок, которыми скрепляли клинок с рукояткой. Длина кинжалов доходит до 20 см [27, 244—245; 185: 5; 47, 82; 49, 78; 46, 487; 94, 12, XXV: 50, XXVIII: 1]. В Рас Шамре и в одном из поселений Антиохийской равнины было вскрыто по одному малому орудию (длиной 6—7 см и шириной 12 мм) аналогичной формы. Однако их рукояточная часть не имеет отверстий. Поэтому мы склоняемся к мысли, что будет правильнее отнести эти орудия к ножам [127, 257, VIII: 27; 27, 245, 185: 7].

Поперечный разрез всех описанных нами кинжалов и ножей имеет ромбическую форму, которая определяется наличием более или менее четко выступающего продольного ребра.

В Абу Матаре и Сафади из меди делались дисковидные и грушевидные навершия булав. Они подражают по форме каменным орудиям этого рода, но уступают последним в размерах. Высота и диаметр медных наверший равны соответственно 3,5 и 4,5 см.

Особенностью всех этих орудий является наличие в каждом из них небольшого сквозного отверстия, необходимого для прикрепления к рукоятке. Египетские изображения времени III тысячелетия дают нам возможность судить о том, как осуществлялось скрепление каменного навершия с рукояткой. Чтобы навершие не соскакивало, его соединяли специальным витком ремня, который начинался в одном конце отверстия, затем тянулся по всей поверхности орудия и, наконец, исчезал в другом конце. Рукоятка для удобства была сверху донизу покрыта ременной обмоткой. Иногда на южноханаанских навершиях булав, сделанных из мягкого известняка, встречаются вертикальные штрихи, нанесенные красной краской. Возможно, это также имело связь с только что описанным способом крепления. Вероятно, так же соединялись и рассматриваемые медные орудия.

О назначении булав существует несколько мнений. Полагают, что они служили орудием охоты, а также оружием. Считают их своего рода жезлом — символом власти древних вождей [142, 15] (см. раздел «Камень»), Среди находок в Абу Матаре есть предмет, который Перро условно назвал «рукояткой с украшениями». Длина ее 8 см при наибольшем диаметре около 3 см. Украшения на ней составляют кольцеобразные утолщения. Рукоятка эта имеет идущее в длину, сквозное, небольшого диаметра отверстие. Об этой важной детали будет говориться в дальнейшем.

Из меди делались и приспособления для рыбной ловли. В Библе и Фаре были открыты небольшие медные рыболовные крючки [94, 12, XXVIII: 8; 47, 82].

От середины IV тысячелетия дошел до нас медный предмет длиной около 20 см с утолщением-головкой на одном конце и острием на другом. Эта находка, названная Брейдвудами шпилькой служила, скорее всего, шилом-проколкой [27. 244—245, 185: 4].

Изготовление всех этих инструментов продолжалось и в эпоху древней бронзы. Форма их остается примерно прежней. Исключение составляли особого типа топоры с полукруглым лезвием, появившиеся в конце древней бронзы III, и некоторые тесла, которые, как думают, подражали по форме раннединастическим египетским.


Рис. 12. Медное навершие булавы

Впервые в начале III тысячелетия появились медные наконечники копий и пила — столь важный для деревообделочников инструмент [136, 21—22].

Украшения из меди представлены маленькими дисками-бусами и браслетами [116, 171, 20: 21; 117, 189; 82, 426].

Найдены также фрагменты различных изделий. Так, в одной могиле энеолитического времени в Мегиддо был обнаружен продолговатый кусок меди длиной 26 мм [61, 161, LX.XVI; 4].

Из приведенного обзора видно, что медных изделий от энеолита, как, впрочем, и от времени ранней бронзы, известно чрезвычайно мало. Но они представлены довольно разнообразным набором изделий — орудиями для обработки камня, кости, дерева и украшениями. (Нет данных об изготовлении и использовании медной посуды). С полным, однако, основанием можно допустить, что в древнейшие времена их было значительно больше. До нас дошло лишь ничтожно малое количество металлических предметов по вполне понятным причинам. Медь, как и другие металлы, в древности весьма ценилась, и поэтому пришедшие в негодность изделия переделывались, шли в переплавку. Тем не менее и эти отдельные металлические находки имеют совершенно неоценимое значение, так как они позволяют выяснить уровень развития металлургического дела, который существовал в стране в пору энеолита.

О приемах работы древних рудокопов-металлургов можно судить по открытиям, сделанным экспедицией под руководством Ротенберга в Вади-Тимне, расположенной в 20—30 км к северу от залива Акаба. На площади в 100 кв. км были обнаружены остатки хижин, черепки и кремневая индустрия, типологически сходная с соответствующими орудиями поселения Абу Матара. Были открыты и базальтовые кувалды, дробилки — гранитные блоки, на которых при помощи каменных желваков-молотов размельчали руду, а также песты и ступы из того же материала. На некоторых из этих камней сохранились следы медных руд, распространенных в Вади-Тимне, и в частности малахита. Веским доказательством в пользу датировки указанного поселения горняков-металлургов началом IV тысячелетия, как полагают Ротенберг и другие исследователи, является весьма примитивная технология получения металла [126, 57—59, XIV: 8]. Дело в том, что выплавка меди там шла на открытом костре, правда несколько опущенном в яму, а не в печах, поскольку не было найдено следов их существования. Для дутья, по мнению того же исследователя, мог быть использован сильный северный ветер. В качестве топлива служил древесный уголь из акации. Металлурги Вади-Тимны не умели, однако, отделять металл от шлака в процессе плавки. Это подтверждается тем, что при предварительной обработке они не добивались высокой степени размельчения руды и образующиеся во время плавки капельки меди не могли проникнуть через загрузку костра вниз на дно ямки, а задерживались в шлаке. Отделение зерен металла от шлака происходило, очевидно, механическим путем (разбиванием кусков шлака). Такой прием, разумеется, связан с большими потерями в металле. Недаром археологи обнаружили в шлаке немало вкраплений меди.

Более совершенным способом получали медь металлурги района Беэр-Шевы. Руду они дробили также кремневыми и каменными молотами-желваками на больших камнях, в ступах [116, 75]. В некоторых подобных помещениях Абу Матара археологами были обнаружены большие известняковые камни с тщательно наработанными боковыми плоскостями, небольшие кремневые желваки и куски медной руды. Здесь работали металлурги. Предполагают, что полученную порошкообразную массу затем «веяли», чтобы отделить более легкие примеси, как, например, кремний, содержание которого в руде доходило до 20% [99, 69].

Предварительное восстановление обогащенной руды производилось сперва, как думают, на костре, а уж на втором этапе — в печах. Археологический материал из Абу Матара свидетельствует о том, что выплавка там шла в своеобразных горнах. До нас сохранилась лишь нижняя часть их стен, состоявших из смеси глины и мелко нарубленной соломы. Внутренняя их поверхность была покрыта глазурью, в состав которой входили медь и шлак. Для сооружения верхней части печей, по мнению Перро, применялся специальный плоский кирпич. Подом служила утрамбованная земля и глина. Диаметр этих печей невелик, он не превышал 0,5 м [116, 79, 80]. В Абу Матаре на углежжение шли тамарисковые деревья, произраставшие там в большом количестве. Для дутья могли использовать либо глиняные, либо тростниковые трубки с глиняной нашлепкой-соплом на конце. Это делалось для предохранения трубок от сгорания, поскольку при дутье нижняя их часть находилась и огне.

Собранные после разгрузки печей слитки меди клались в тигель, который затем ставили на огонь, чтобы расплавить металл и произвести дальнейшее очищение его от примесей. Медь плавится при температуре около 1050°С в отличие от процесса восстановления (выплавки), который начинается уже при 700° С, вследствие чего дутье было обязательным условием рассматриваемого процесса.

Тигли, судя по находкам в Абу Матаре, представляли собой небольшие керамические сосудики (1ІХ Х8 см) с круглым основанием и овальным для лучшего литья устьем [116, 80; 94, 12, XXVIII: 1]. Аналогичные тигли были найдены в южноханаанских пещерных жилищах Лахиша от начала III тысячелетия. То были грубо сделанные полусферические чаши диаметром от 9 до 12 см и с носиком для слива, начинающимся у дна [132, 145, LXVIII: 71] 2.

Жидкий металл выливали в форму. К сожалению, археологам не удалось добыть четких данных относительно материала, из которого они изготовлялись.

Перро и другие исследователи допускают, что литейные формы делались в песке, но могли быть и глиняными. В Мегиддо была найдена одна форма из глины, датируемая временем начала III тысячелетия [116, 180; 54, 41, 13А]. При литье в открытые формы получались болванки, соответствовавшие топорам, теслам, резцам и подобным им предметам. В случае необходимости эти сплошного литья изделия подправляли ковкой. Такой дополнительной обработке обычно подвергали и рабочую часть орудия. Известно, что медь в процессе холодной ковки становится значительно тверже и в твердости лишь немногим уступает бронзе. Однако недостаток такого способа увеличения твердости заключается в том, что процесс этот обратим. Искусственно созданная, более плотная структура через некоторое время распадается, и медь вновь становится мягкой. Твердость приходится восстанавливать повторной проковкой. Следы такой вторичной обработки были обнаружены на больших резцах от середины IV тысячелетия, открытых на севере Антиохийской равнины [27, 245]3.

Впечатление о сравнительно высоком искусстве металлургов района Беэр-Шевы усиливается еще находками предметов, изготовленных способом, который может быть лишь условно назван «закрытым». Литье рассмотренных булав и «рукояток с украшениями» и выступами требовало более сложной литейной формы, чем болванки, из которых делались топоры, тесла и резцы, и производилось не по восковой модели, т. е. не было пустотелым.

Сквозному углублению изделий в форме должна была соответствовать перемычка-стержень диаметром всего в несколько миллиметров. Предполагают, что и в этом случае формы были песчаные. Вопрос о материале, из которого делали стержень-перемычку, до сих пор не поднимался. Нам кажется, что для этого могли применяться стержни из камня малого диаметра.

В районе Беэр-Шевы весь металлургический процесс шел на поселении. Исследования показали, что химический состав медной руды, найденной в Абу Матаре и Хорват Бетере, и состав руды, имеющейся в Вади-Фейнан (к югу от Мертвого моря), очень схожи. Последнее обстоятельство навело на мысль, что металлурги упомянутых поселений пользовались рудой из названного месторождения, отстоявшего от района Беэр-Шевы примерно на 100 км [116, 79—80; 42, 40—41].

Остается, правда, неясным вопрос о том, кто именно производил добычу руды. Кеньон предполагает, что эти поселения получали сырье путем обмена, и привлекает это в качестве доказательства существования в то время оживленных торговых, по ее терминологии, связей [83, 79]. Другие, как Анати, допускают, что сами металлурги Абу Матара и Хорват Бетера были одновременно и горняками. Ниже мы подробнее остановимся на проблеме связей, поэтому здесь ограничимся лишь рассмотрением точки зрения Анати. Продолжая мысль исследователя, можно предположить, какие трудности пришлось бы преодолеть древним металлургам в случае, если бы они стали обрабатывать руду на месте добычи. Для длительного пребывания там пришлось бы строить жилища, снабжать провиантом людей, возможно также, и фуражом транспортных животных. Если бы поблизости не было воды, то ее также надо было бы доставлять. Нужное для металлургического процесса топливо либо должно было транспортироваться, либо углежжением занимались бы на месте, если поблизости росли деревья, о чем тоже нет точных данных. Последнее обстоятельство приводило опять к увеличению контингента людей, а следовательно, усложняло вопрос о содержании экспедиции. Ко всему этому надо добавить еще возможность столкновения с враждебными племенами, которые могли оказаться соседями рудокопов- металлургов.

Абуматарцы, как и металлурги соседних поселков, предпочитали транспортировать сырье на поселение, так как это давало некоторые преимущества. В самом деле, небольшая группа людей за несколько дней выламывала такое количество руды, которое могли перевезти животные. Малахит, как известно, залегает близко к поверхности земли. Для его добычи достаточно сделать неглубокие траншеи. Руда из Вади-Фейнан была необычайно богата медью. В ней содержалось 56% этого металла. Поэтому и отходы были не так уж велики. Расстояние в 100 км, отделявшее район Беэр-Шевы от рудников Вади-Фейнан, по мнению Анати, можно было преодолеть в три дня. Думается, что такие экспедиции за металлом устраивались зимой, в более прохладное время года, после окончания посева и полевых работ [116, 79; 16, 311]4.

Нельзя также обойти молчанием и синайские залежи руд. Известно, что начиная с эпохи древней бронзы ханаанеяне получали оттуда металл или сами разрабатывали его. Но не исключено, что медь поступала уже в конце IV тысячелетия. По крайней мере, Перро нашел в Абу Матаре подвески из бирюзы, самые близкие месторождения которой известны лишь на Синае, что, в свою очередь, указывает на наличие связей с этой областью уже в середине IV тысячелетия [2, 106, прим. 132; 117, 171].

К сожалению, не установлено происхождение меди, из которой изготовлены предметы, обнаруженные в энеолитических слоях Фары [94, 12—16]. Можно лишь предположить, что металл этот поступал из рассмотренной нами южной металлоносной зоны.

Значительно более сложной является проблема происхождения сырья, из которого были сделаны медные изделия, найденные на севере. Ее решению способствовали бы систематические спектральные и химические анализы найденных там предметов. Однако такого рода анализов меди сделано чрезвычайно мало. Часто находки — металлические предметы — оказываются настолько малыми и коррозированными, что их невозможно подвергнуть анализу [85, 40, 85, 171]5.

Анализ медных орудий с Антиохийской равнины показывает, что почти все они имеют одинаковый состав. Зафиксированы естественные примеси: никель и мышьяк. Только в одном случае наличие алюминия в медном резце как будто говорит о другом источнике сырья по сравнению с предыдущими изделиями, поскольку известно, что разный набор естественных примесей в меди связан с различием в происхождении руд, из которых были получены эти металлы [27, 119, 244—245].

Нет точных данных и о составе меди, применявшейся в Рас-Шамре, если не считать лаконичного сообщения Кушке о том, что маленький кинжал (см. выше) был сделан из чистой меди. По-видимому, Кушке хотел отметить отсутствие в металле олова, предполагая, что это была медь, а не бронза, так как трудно допустить, чтобы в меди не было абсолютно никаких природных примесей [127, 257].

Вопрос о химическом составе металлических предметов из Библа и Мецера за неимением данных мы вынуждены обойти молчанием. При столь скудных сведениях о химическом составе нельзя сказать ничего определенного и относительно источников этого сырья.

Новейшие исследования выявили на территории древнего Ханаана залежи медных руд помимо Негева и Вади-Фейнан и в других местах, например южнее Алеппо, но сведения об их эксплуатации в IV тысячелетии отсутствуют [15, 335; 68, 57—63; 12, 202; 101, 5]. Не обнаружено на древних поселениях севера ни остатков горнов, ни кузниц.

Р. и Л. Брейдвуды, возглавлявшие раскопки на Антиохийской равнине, не делают по этому вопросу никаких выводов и ограничиваются замечанием, что медные орудия энеолитического периода «F» (вторая половина IV тысячелетия) были очень развитой формы [27, 244]. Шеффер, Кушке и Дюнан, исследовавшие энеолитические культуры в Рас Шамре и Библе, пока тоже не высказали какого-либо определенного суждения относительно источника меди. Правда, более частые находки медных изделий в Рас Шамре во втором половине энеолита (слой III В) ставятся в связь с начавшимися в то время контактами с Южным Двуречьем периода Убейд. Положение, однако, не раскрывается, и поэтому остается неясным, имелось ли в виду поступление из Двуречья металла или подразумевается лишь влияние металлургического искусства мастеров Двуречья [127, 196].

В порядке гипотезы можно допустить, что в случае, если расположенные в пределах Северного Ханаана запасы медной руды не разрабатывались в IV тысячелетии, то медь могла доставляться туда извне, и в частности из рудников Анатолии. Таково мнение Р. де Во о происхождении сырья для части медных изделий эпохи древней бронзы в северной половине Ханаана [136, 21, 24]6. Последнее предположение тем более вероятно, что в указанной области залегали и другие цветные металлы, о которых будет речь идти ниже и которые, по мнению ученых, также вывозились оттуда. В Анатолии, согласно последним археологическим находкам, обработкой металлов занимались уже в VII тысячелетии. По остроумному выражению Брентьеса, период VII тысячелетия в Анатолии можно было бы назвать «докерамическим энеолитом», поскольку в то время там еще не знали керамики. Из Каппадокии (Анатолия) в довольно большом количестве поступал обсидиан (см. раздел «Связи»). Этот факт свидетельствует о наличии связей между населением Анатолии и северной частью Ханаана.
К сожалению, археологический материал так фрагментарен, что нельзя выяснить, в какой мере можно говорить о существовании связей между северными и южными металлургами, хотя, как мы увидим ниже, север и юг страны не были изолированы. Так, в поселениях Кабри и Иерихон были найдены бусы из малахита. О происхождении этого материала никаких точных данных нет, но не исключено, что малахит в данном случае поступал с юга (Негев).

Открытым приходится оставить вопрос и о контактах и возможном взаимном влиянии уже известных нам центров металлургии, расположенных в Негеве (Вади-Тимна и Вади-Фейнан — Беэр-Шева). Их разновременность (датировка первого — начало IV тысячелетия, а второго — середина IV тысячелетия), как и некоторые различия в металлургическом процессе, дают основания говорить о связях.

Решение проблемы происхождения металлургии осложняется еще тем, что от начального периода освоения металла в описываемой нами стране металлических изделий почти не сохранилось. До сих пор в литературе не встречалось упоминаний об использовании в стране самородной меди. В одном поселении Антиохийской долины в слое «В», датируемом временем около 5000 года, сохранились лишь следы меди на камне [27, 84]. В Библе медь появляется впервые в энеолите (энеолит «В»), но металл был зафиксирован лишь в четырех могилах из 851, вскрытой там археологами. Однако обнаруженные там четыре кинжала (см. выше), у которых были массивные клинки с продольным осевым ребром, свидетельствуют, по мнению Чайлда, о высоком мастерстве. Это дало ему основание допустить существование в IV тысячелетии в северной части страны особой, как он назвал, школы металлургов со своими традициями, отличавшимися от месопотамских и египетских.

Первое знакомство населения юга страны с медной рудой — малахитом относится к началу VII тысячелетия. В слоях докерамического неолита в Бейде и Иерихоне были найдены бусы из малахита и просто кусочки его, употреблявшиеся, вероятно, в качестве зеленой краски, в частности в косметике [84, 58]. Можно допустить, что от случайно попавших в огонь кусочков малахита получились блестящие красноватые зернышки металла, привлекшие внимание первых случайных металлургов. Процесс выплавки меди из этой руды, как мы видели выше, был очень прост. Вследствие всего сказанного можно допустить возможность и самостоятельного возникновения металлургии в древнем Ханаане. В пользу существования такого независимого очага металлургии на юге говорит и наличие там местных обычаев изготовления изделий из металла: наверший булав, аналогичных каменным, а также «рукояток», неизвестных на севере.

Перро, напротив, считает, что обработка меди не могла возникнуть в районе Беэр-Шевы самостоятельно, а была привнесена сюда извне. К такому заключению он пришел на том основании, что в процессе лабораторного анализа в металле обнаружили недостатки, являвшиеся, как думают, следствием постоянного падения мастерства кузнецов. Последнее, в свою очередь, связано, по мнению тех же исследователей, с удаленностью от первоначального центра металлургии. Двумя годами позднее, в 1961 г., он пришел к заключению, что навыки у кузнецов Беэр-Шевы были очень высокими. А это, по его мнению, предполагает, что они, прежде чем пришли в Негев, должны были иметь контакты с такими центрами металлургии, как Армения и Кавказ [121, 139; 122, 32].

До сих пор речь шла о меди, которая, как принято говорить, являлась практически чистой. Это означает, что имевшиеся в ней в небольшом количестве примеси — естественны. В металле из Хорват Бетера имелось небольшое количество серебра, золота, попавших из руд при выплавке [42, 32]. Иными словами, такая медь не была легирована.

Помимо этого известны предметы, изготовленные из меди, в которой содержится большой процент (до 10) мышьяка. Такой сплав называют мышьяковистой бронзой в отличие от истинной, или оловянистой, бронзы.

Любопытный в этом отношении материал обнаружили в некоторых пещерах Иудейской пустыни. В предварительном сообщении указывается, что в одном случае медный клад состоял из множества изделий: топоров, тесел, резцов, наверший булав и предметов, которые названы Бар-Адоном «скипетрами» и «коронами» [22, 215—226; 32, 24—26]. Исходя из того, что все они были завернуты в одну циновку с каменными навершиями, подобными такого рода энеолитическим находкам из района Беэр-Шевы, Бар-Адон склоняется датировать весь клад поздним энеолитом. Приведенные в публикации фотографии, однако, не позволяют согласиться с мнением издателя, поскольку таких «скипетров» и «корон» до сих пор нигде, кроме Иудейской пустыни, не найдено. Последние, насколько можно судить по изображениям, являются результатом более сложного мастерства, чем те предметы, которые известны от энеолитического времени. Они сделаны способом так называемого закрытого литья, когда отливка идет по восковой модели.

Кроме того, изготовителям указанных изделий было известно, что добавление мышьяка улучшает литейные свойства, а также увеличивает твердость меди. В самородной меди, как и в медных рудах, мышьяка чрезвычайно мало: количество его доходит всего лишь до 1 — 2%. Минералы с высоким процентным содержанием мышьяка в природе тоже очень редки, и об их месторождениях в Передней Азии современным ученым ничего не известно. Поэтому речь может идти лишь об искусственном легировании мышьяка. Однако источник, откуда поступал мышьяк или мышьяковистая медь, остается невыясненным. Такое легирование означает, что в данном случае мы имеем дело с более высокой ступенью развития металлургии по сравнению с тем, что наблюдалось в Негеве. Если допустить, что эти предметы из медно-мышьяковистого сплава в Иудейской пустыне современны изделиям из чистой меди, найденным в северном Негеве, то остается непонятным, почему кузнецы Беэр-Шевы не пользовались тем же приемом. Расстояние в 150 км, отделявшее их от пещер Иудейской пустыни, не могло быть серьезным препятствием, если вспомнить, что они получали руду и базальт за 100 км. Не скрывает своего изумления по поводу состава указанного сплава энеолитического времени и Р. де Во, хотя и соглашается с Бар-Адоном [135, 32]. Вследствие этого будет правильнее воздержаться от каких-либо выводов относительно датировки изделий до полного издания всех материалов, связанных с исследованием медных кладов из пещер Иудейской пустыни.

При знакомстве с изделиями из металла мы сталкиваемся еще с одним труднообъяснимым фактом. Речь идет об оловянистой бронзе. Этот сплав, как известно, имеет большое преимущество перед медью. Он значительно тверже ее, и температура плавления его ниже, чем у меди, что облегчает кузнечную обработку бронзы.

В литературе можно встретить самое различное употребление термина «бронза». Так, при раскопках гробниц в Мегиддо «бронзовыми» были названы все те металлические предметы, которые не могли быть подвергнуты анализу. В других случаях авторы оговаривают, что найденные ими металлические изделия могли быть либо медными, либо бронзовыми, поскольку это не было проверено [61, 6; 85, 40, 85, 171]. Иногда термином «бронзовый» пользуются при предварительном сообщении об археологических находках, а затем, после уточнения, он уже не встречается.

Наряду с приведенными спорными примерами археологами были открыты в энеолитических слоях, если верна датировка, единичные бронзовые предметы. В самом верхнем (IV) слое в Гассуле нашли несколько топоров и других предметов из металла, но из них, как указывает Р. де Во, анализу подвергли лишь один. При этом оказалось, что металл был бронзой, поскольку в нем содержалось 7% олова. Р. де Во, однако, не без основания сомневается в возможности столь раннего (конец IV тысячелетия) искусственного сплавления меди с оловом. В пещере Умм-Катафа археологи нашли одно кольцо диаметром 16—19 мм [95, 34; 72, 26; 105, 32, 2: 3, 135, 27]. Относительно металла, из которого сделано колечко, ничего не известно, кроме того, что оно названо бронзовым.

Бронза в Ханаане распространялась очень медленно. Об этом свидетельствуют единичные находки бронзовых изделий, датируемых III тысячелетием. Так, в Мегиддо наряду с чисто медными появляются предметы, состоящие из меди, в которой был 1 % олова. Исследователи сомневаются в том, что это была легированная медь, поскольку до 1% олова может быть и в медной руде [61, 161]. Следует, впрочем, иметь в виду, что многократные переплавы бронзы, да еще с добавлением лома-меди, могли тоже дать сплав такого состава. То же наблюдается в Рас Шамре. От времени древней бронзы там найден фрагмент бронзового дротика и от эпохи средней бронзы — бронзовое шильце [127, 255, 478]. Бронза получила широкое распространение лишь во второй половине II тысячелетия.

Источники поступления бронзы или олова, несмотря на усилия многих исследователей, остаются неизвестными. Дело в том, что правильность мнения Уайнрайта, принятого в 30-х годах, о наличии в древности в северной части Ханаана олова теперь подвергается сомнению таким специалистом по древней металлургии, как Форбес [56, 255, 301]. Высказываются предположения, что олово или сплав его с медью поступали туда из Анатолии или Шумера. Некоторые современные исследователи, как Уорд, склоняются к мысли, что в Египет времени среднего царства (II тысячелетие) олово доставляли из Анатолии [61, 161; 141, 35]. Логичным будет допустить, что и в Ханаан в IV тысячелетии оно также попадало из Анатолии. Что же касается Южного Двуречья, то вопрос о происхождении бронзы периода Джемдет Наср также остается до конца нерешенным [131, 33].

Из других металлов, известных в древнем Ханаане, нужно упомянуть серебро, золото и свинец.

Серебряные предметы от энеолитического времени до сих пор обнаружили лишь в Библе и Телль эль-Фаре. Десятки бус, кольца, браслеты и серьги были найдены в могилах Библа [46, 436; 49, 79].

Особый интерес вызывает небольшая серебряная чашечка, изготовленная обычным способом ковки. Р. де Во полагает, что она местного происхождения, поскольку керамические сосуды подобной формы были зафиксированы в Иерихоне в слоях, датируемых началом III тысячелетия [137, 587,]. Хотя в горах Ливана и находят месторождения серебра, но считают, что в древнейшие времена оно поступало в Ханаан из Анатолии. Именно этим, по мнению Р. де Во, объясняется медленное проникновение этого металла далее на юг.

В Библе Дюнан нашел бусы и браслет, которые он называет золотыми. Этот металл также мог поступить из Малой Азии. Однако в случаях как с серебряными, так и с золотыми предметами нет полной уверенности, что это соответствует истине. Иными словами, существует предположение, что иногда это мог быть и металл электрон, естественный сплав серебра с золотом [46, 79; 125, 116].

В одном из поселений Антиохийской равнины был зафиксирован небольшой (длиной 6 см) свинцовый стержень круглого сечения. Месторождение этого металла известно в Анатолии, откуда он, вероятно, и поступал. Такого мнения придерживается Рис и в отношении свинца, который был распространен в Сирии в эпоху железа [27, 129; 93: 3; 125, 118].

Никаких достоверных сведений об использовании ханаанеянами метеорного или земного железа нет, хотя в стране были открыты еще в древнейшие времена залежи железных руд в видё гематита, являющегося окисью железа, вполне пригодного для выплавки этого металла [6, 596]. Но население ограничивалось, по-видимому, лишь изготовлением из гематита различных поделок вроде наверший булав.

Рассмотренный в данном разделе археологический материал позволяет сделать заключение, что в развитии металлургии, как на собственной рудной базе, так и на привозном сырье, на протяжении IV тысячелетия обнаруживается заметный прогресс. Он выражается в постоянном увеличении ассортимента орудий и прочих изделий и в росте мастерства изготовителей. Наряду с грубо сделанными предметами археологи открывают образцовые. Происходило неуклонное совершенствование технологии выплавки меди, усложнение приемов литья (не только в открытую форму, но применяют новый способ литья, при котором изделие получается со сквозным отверстием) и плющения металла. Начали легировать медь с другими металлами.

Заметен и количественный рост предметов из меди. Данные из Библа подтверждают это положение. Судя по находкам из энеолитического некрополя, большое распространение получили кинжалы, которые были зафиксированы там в восьми захоронениях. Тремя годами позднее Дюнан отмечает, что в одном погребении их было обнаружено целых пять. В середине IV тысячелетия появляются уже более массивные медные орудия, пригодные для обработки не только кости и дерева, но и камня, что имело очень большое хозяйственное значение. Надо, однако, сказать, что, несмотря на довольно большое распространение цеди (из нее делались топоры, тесла, резцы, рыболовные крючки, кинжалы, навершия булав, а с начала III тысячелетия — пилы и дротики), металл этот не применялся для изготовления сельскохозяйственного инвентаря. В энеолите, как и в эпоху древней бронзы, самые распространенные сельскохозяйственные орудия — мотыги и серпы делались из камня, дерева и кости.

Преимущества металлических орудий перед каменными общеизвестны. Они более острые и, следовательно, способствовали увеличению производительности труда. Металл — более пластический материал, чем камень. Из металла можно делать более специализированные приспособления. Например, резцы-долота для работы по дереву и такие же орудия, предназначенные для обработки камня, отличались и толщиной, и углом заточки. Лезвие или острие, которое оказывалось поврежденным или утраченным в процессе работы, легко могло быть восстановлено ковкой. В случае необходимости пришедшие в негодность орудия не выбрасывались, как это часто бывало с каменными, а шли в переплавку. Таким образом, один и тот же металл был в ходу в течение долгого времени. Все сказанное дает основание считать, что медные орудия открыли перед древним обществом большие возможности для роста производительных сил.




1О медном кладе из Пещеры сокровищ см. ниже.
2Тиглями не могли служить большие плоские чаши, так как расплавленная медь легко вступает в реакцию с кислородом воздуха, образуя окись меди. Металлурги стремились уменьшить площадь соприкосновения жидкого металла с воздухом и пользовались для этого обычно небольшого диаметра сосудиками.
3Прием этот обычен для металлургов эпохи энеолита и древней бронзы. Так было в древнем Египте. Последние археологические исследования в Индии показывают, что и там существовали сходные технические приемы. Полученное после литья в песчаную форму медное изделие затем в холодном состоянии обрабатывали коркой (40, 185—186].
4Интересно отметить, что в додинастическом Египте в поселении Маади замечается аналогичное явление. Вся работа металлургов проводилась на поселении, далеко отстоящем от полуострова Синай, откуда поступало сырье — малахит [2, 107].
5Изучение в данном случае археологического материала (металлических изделий) с точки зрения типологии с последующим картографированием невозможно из-за случайности и фрагментарности находок.
6Исследования медных предметов из одного клада Кфар Монаш у Хайфы времени древней бронзы показывают, что металл, из которого они сделаны, имеет разный состав. Это затрудняет решение вопроса о происхождении сырья.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Джаред М. Даймонд.
Ружья, микробы и сталь. Судьбы человеческих обществ

Игорь Мусский.
100 великих актеров

Юрий Лубченков.
100 великих аристократов

В. А. Зубачевский.
Исторические и теоретические основы геополитики

Хильда Кинк.
Восточное средиземноморье в древнейшую эпоху
e-mail: historylib@yandex.ru