Скотоводство

Скотоводство

Развитие скотоводства в Ханаане подтверждается находками скелетных остатков животных, глиняных фигурок и изображениями животных. Точные причины перехода древнего человека к новому виду хозяйственной деятельности не установлены окончательно. Полагают, что одной из причин, толкавших мезолитических охотников-собирателей к приручению животных, как и к обработке земли и возделыванию растений, были большие трудности в охотничьем хозяйстве. В некоторых областях, как показывает археологический материал, произошло истощение фауны. Добытые в одной из пещер морского побережья, Абу Усба, фаунистические остатки свидетельствуют об отсутствии там крупных копытных и плотоядных. Считают, что все возраставшая численность населения требовала охоты в больших размерах. А последняя, в свою очередь, способствовала резкому сокращению количества крупных животных, на которых охотились в мезолите. В числе причин, приведших к обеднению фауны, называют и изменения в климате, которые в то время могли иметь место. Увеличение засушливости повлекло за собой уменьшение кормовых баз и источников, вследствие чего сократилось и поголовье диких животных. В связи с этим охотничьей добычей стали уже мелкие животные, главным образом грызуны, мясо которых, однако, не могло удовлетворить растущие потребности в пище. Это заставило искать другие, более постоянные источники пропитания, которыми и стали земледелие и скотоводство.

Однако у нас отсутствуют доказательства того, что описанные изменения имели место в стране повсеместно. Всем рассмотренным выше предположениям противоречит то, что в этой части Восточного Средиземноморья в неолите, энеолите и много позднее водились большие стада травоядных, на которых шла охота. Нет также основания допускать, что в мезолите там действительно произошла предполагаемая, столь существенная перемена климата.

Наука еще не располагает полной картиной эволюции животных Передней Азии от диких форм до доместицированных. Объясняется это не изученностью проблемы и отсутствием более или менее точных сведений об изменчивости у одомашнивавшихся животных. Нередко по одному и тому же вопросу в литературе можно встретить самые противоречивые высказывания. Так, одни ученые считают родоначальником переднеазиатской домашней собаки шакала, а другие волка [16, 236; 28,14; 157, 107]. В большей мере этому способствует фрагментарность материала: в руки археологов попадают не полные скелеты животных, а чаще всего разбитые кости, являющиеся пищевыми остатками древнего населения, и орудия, представляющие собой также всего лишь части костей.

Насколько важно иметь палеозоологам возможно больше сравнительного материала, видно из того, что Зейнер, идентифицировавший костные остатки при раскопках Иерихона, первоначально пришел к заключению, что там уже в начале VIII тысячелетия были одомашнены и козел и баран. Последующие, более тщательные исследования позволили тому же автору установить, что овец там не было вовсе [155, 52].

Что же касается керамических фигурок животных, то они могут служить лишь небольшим подспорьем при решении интересующих нас вопросов, так как они не всегда могут быть отождествлены с определенными животными.

Некоторый свет на вопрос о хозяйстве древних ханаанеян проливают и наскальные рисунки.

К сожалению, очень мало сделано в области статистики костей, а именно она позволила бы выяснить значение скотоводства в хозяйстве, соотношение между земледелием и скотоводством, с одной стороны, скотоводством и охотой — с другой. Не существует и возрастной остеологии. Известно, что скотоводы, стремясь сохранить поголовье домашнего скота, как правило, предназначали к убою преимущественно молодняк. Такие наблюдения, проведенные по археологическим данным, позволили Анати сделать предположение о том, что уже в мезолите одомашнивали свинью. Систематическому исследованию подвергнут лишь остеологический материал из энеолитических поселений района Беэр-Шевы.

Кости животных, найденных археологами, до недавнего времени не были объектом детального изучения. Обычно ограничивались суммарным их описанием. В последние десятилетия в этом отношении наметился некоторый перелом: стали обращать внимание на остеологический материал, и научная обработка его не замедлила дать свои результаты, хотя многое еще и остается неясным.

Одна из основных трудностей, с которой сталкиваются палеозоологи при определении костей животных, заключается в том, что изменения в их костяке, связанные с домашними условиями жизни, становятся заметными лишь после нескольких генераций. Иными словами, от начала приручения до появления первых отличительных признаков в строении скелета проходит большой период времени [157, 10].

Процесс формирования домашних животных тормозился до известной степени и постоянным скрещиванием особей, находившихся под непосредственным контролем человека, с дикими их сородичами, жившими на воле. Это наблюдалось и в энеолите [91, 139; 61, 26]. Указанные соображения заставили некоторых исследователей вслед за Вофреем отнести само начало перехода общества к этому новому виду хозяйственной деятельности в глубь столетий, к X—IX тысячелетиям [7, 152; 105, 215; 156, 72], хотя бесспорных тому доказательств и не существует.

В мезолите в Восточном Средиземноморье фауна была значительно богаче современной. Дикие травоядные— козел, баран, кабан, бык — стали родоначальниками соответствующих домашних животных, а от волка произошла собака. В конце мезолита или в начале неолита были приручены собака, козел, баран и свинья [113, 327; 38, 35—36; 128, 16; 75, 248].

В разных частях страны процесс доместикации в зависимости от условий протекал неодинаково. Скелет козы времени докерамического неолита, найденный в Иерихоне, был признан Зейнером за остатки домашнего животного, а кости коз из Рас Шамры, датируемые началом VII тысячелетия, по мнению исследователей, принадлежали еще дикому виду. Очень важным является наблюдение, о котором сообщает Контансон: в одном из верхних слоев неолита в Рас Шамре исследователи констатировали постепенное увеличение количества костных остатков домашних животных — свиньи, быка и барана,— что, вероятно, отражало реальное развитие скотоводства в то время [83, 50; 38, 35—36].

Общепринятым является мнение, что приручение собаки началось очень давно. Она, как теперь считают, произошла от волка. Первоначально ее роль, по видимому, сводилась главным образом к помощи на охоте, и лишь позднее ее стали использовать для охраны стад и жилищ от хищников. К сожалению, среди находок из натуфийских (мезолитических) слоев до сих пор не обнаружено костей бесспорно домашних особей. Самые древние свидетельства существования в стране домашней собаки имеются от времени неолита и энеолита. Зейнер допускал, что обнаруженные в слое докерамического неолита Иерихона зубы животного могли принадлежать и волку, и шакалу, и собаке, а позднее он же установил, что там были две разновидности домашней собаки [157, 59, 91—94; 8, 80; 26, 22; 27, 225; 94, И; 43, 18; 75, 255]. В III тысячелетии в Лахише держали собаку, которая отличалась большей величиной по сравнению с древней, натуфийской [132, 322—323].

В пору докерамического неолита иерихонцы, по-видимому, уже держали в домах кошек. К нашему удивлению, раскопки поселений, датируемых временем керамического неолита и энеолита, их остатков, судя по изданиям археологического материала, не обнаружили. В этой связи интересно обратить внимание на то обстоятельство, что и в Библии не встречается упоминания о домашней кошке. Возникает вопрос, существовала ли кошка в ту эпоху или использовалось какое-то другое животное. Дело в том, что в Абу Матаре были найдены костные остатки ласки. Перро указывает на современный Каир, где встречаются домашние ласки. Это маленькое животное из группы куньих приносит пользу тем, что уничтожает мышевидных грызунов [157, 38, 116, 84]. Кроме того, как мне сообщил Д. Г. Редер, древние греки весьма ценили ласку, которая в отличие от кошки могла забираться в мышиные норы и истреблять там мышей.

Все авторы, которые касались этого вопроса, сходятся на том, что в описываемой нами стране козел был одомашнен ранее барана. К такому выводу пришел и Зейнер в 1955 г. на основании находок из Иерихона. Позднее это подтвердилось при изучении костных остатков от той же эпохи докерамического неолита из Бейды и эль-Хиама (Иудейская пустыня). В последнем случае 83% всех найденных на поселении костей принадлежало козлу [156, 74; 157, 133; 45, 378, 395—396]. Возможно, что причину столь раннего приручения этого животного надо искать в его неприхотливости к корму по сравнению с бараном. Родоначальником домашнего козла считается безоаровый козел, водившийся в древности в горных областях Передней Азии. Остатки его зафиксированы в верхнепалеолитических слоях пещер Ливана и Кармела. При решении этого вопроса Зейнер, однако, натолкнулся на трудности. Поблизости от Иерихона в VIII тысячелетии дикий безоаровый козел не водился. Там существовал лишь каменный козел [156, 71—72; 111, 67]. В VI—V тысячелетиях домашнего козла разводили на Антиохийской равнине, а в неолите его остатки находят и в других местах [27, 65, 97, 174; 94, И; 116, 84; 21, 35]. В IV тысячелетии в Хорват Бетере разводили н карликовую козу. Дальнейшее развитие козоводства там в эпоху бронзы отмечено появлением новых пород [17, 55; 156, 74; 61, 210].

Неясным остается вопрос о приручении в древнейшем Ханаане козерогов (каменных козлов), газелей и антилоп, хотя этот район Передней Азии, как и Северная Африка, являлся родиной указанных животных.

Большое количество костей газелей, обнаруженных в слоях докерамического неолита в Иерихоне, послужило основанием для предположения о начале их доместикации там. Кости газелей были выявлены и в Мунхатте, более северном поселении Иорданской долины, в слоях, датируемых тем же временем. Полагают, что эти сравнительно легко поддающиеся одомашниванию животные были затем вытеснены из хозяйства овцами [156, 70; 157, 134; 113, 327; 45, 387—388].

В области Восточного Средиземноморья водились в диком состоянии и овцы, ставшие объектом приручения.

Судя по археологическим данным, на севере страны эти животные в домашнем состоянии стали появляться ранее, чем на юге. На р. Ярмук были обнаружены кости овцы еще в неолитических слоях. В энеолите овцы были распространены уже по всей стране, что подтверждается находками остатков этого животного и его изображениями в виде глиняных фигурок [157, 175; 127, 178; 46, 443; 117, XXIID; 21, 34]. Дюко рассматривает овцу, которая была известна населению Сафади, как новый, доселе неизвестный науке вид этого животного [45, 381, 393]. Особенного развития овцеводство получило в районе Северного Негева. В Абу Матаре и Сафади из всех скелетных остатков животных, обнаруженных там, 60% принадлежит овце. Такое громадное преобладание в стаде овцы указывает, по мнению Жосьен, на то, что население разводило это животное в целях получения не только мяса, но и молока и шерсти [17, 71; 75, 247, 256]. Весьма интересно наблюдение Дюко о том, что в начале III тысячелетия в Южном Ханаане появилась домашняя овца, очень близкая той, которая была распространена в это время и в Египте.

От дикого быка—тура, известного в древности в Восточном Средиземноморье, произошел и крупный рогатый скот. Зейнер не обнаружил признаков доместикации в костях этого животного, дошедшего до нас от времени докерамического неолита из Иерихона. Тем не менее Анати склонен рассматривать такие же остатки из более древнего поселения Эйнан как кости одомашненного животного.

Свидетельства разведения быков имеются от начала тысячелетия из Рас Шамры и от VI—V тысячелетий из Антиохийской равнины и Иудеи [157, 202, 228; 111, 66; 156, 70; 127, 262; 38, 35; 27, 67, 99, 174; 119, 141]. В энеолите в хозяйстве был уже рогатый скот двух видов: крупный и карликовый [61, 210; 17, 69; 27, 225; 127, 178; 116, 84].

К IV тысячелетию, по-видимому, относится и начало использования этих животных в качестве тягловой силы [112, 12; 75, 256; 45, 392]. К такой мысли исследователей приводят статистические данные. В двух поселениях Северного Негева, Сафади и Абу Магаре, кости крупного рогатого скота составляли всего около 13%, уступая первое место костям овец и коз. В таких позднеэнеолитическйх селениях, как Гат и Мецер, в стаде преобладали коровы.

Макалистер, Карге и Анати рассматривают наскальные рисунки в Гезере и Мегиддо, на которых встречаются изображения быков, как свидетельство большого значения крупного рогатого скота в жизни упомянутых поселений [82, 210]. Дело, однако, осложняется невозможностью точно датировать эти рисунки. Остается неясным, принадлежали ли они все к энеолиту или часть из них относится к эпохе древней бронзы. В дальнейшем, в начале III тысячелетия, в некоторых местах среди археологического материала резко стало возрастать количество бычьих рогов, что, надо думать, связано с увеличением рабочей роли крупного рогатого скота в хозяйстве [16, 294—295; 127, 478]. Начало этого процесса, вероятно, относится еще к концу IV тысячелетия.

Еще большее значение в качестве тягловой силы могли иметь осел, онагр и лошадь. Исходя из весьма скудного археологического материала от палеолита и неолита, зоологи допускают возможность существования в Ханаане в то время этих животных [133, И —12, 32; 113, 328; 26, 22; 111, 66].

Родина осла — восточная часть Северной Африки (Нубия, Сомали), откуда он время от времени проникал и Переднюю Азию. Это тем более вероятно, что в додипастическом Египте домашний осел уже был известен [2, 150, 154—155]. Однако найденный в Гате полный скелет осла, по мнению Дюко, отличался от африканского. Поэтому он назвал его ослом «палестинским» и считает, что осел произошел от этих животных, водившихся в Ханаане после палеолита [45, 384]. По предположению исследователей, в Ханаане во второй половине IV тысячелетия осел, возможно, применялся наряду с быком при транспортировке медной руды и базальта (см. раздел «Металлы»). Однако наибольшее распространение как транспортное животное (вьючное и, может быть, для верховой езды) он получил там лишь в III тысячелетии [61, 210; 157, 376].

В диком состоянии в Ханаане водился онагр, или молуосел. На него охотились и в энеолите. Но данных о его приручении в интересующей нас части Восточного Средиземноморья нет. Полагают, что нигде, кроме Месопотамии, его не приручали [61, 210; 149, 356; 157, 371].

Брентьес объясняет это малой пригодностью животного для транспортных целей.

Еще меньше мы знаем о лошади. Среди находок из натуфийских слоев как будто обнаружили кости лошади [67, 52; 62, 399].

От энеолита известны более или менее достоверныё сведения о лошади в Ханаане. В 30-х годах Бейт установила, что в Мегиддо она водилась. Позднее на основе очень фрагментарных костных остатков Жосьен пришла к такому же выводу относительно домашней лошади, в Абу Матаре, которая, по мнению исследовательницы, была небольшого размера. Боденхеймер принял это сообщение как вполне установленный факт и на этом основании допускал даже, что лошадь попала туда вместе с жителями Абу Матара, пришедшими откуда-то из Центральной или Средней Азии. Другие, более осторожные исследователи, однако, отказываются делать какие - либо конкретные выводы о коневодстве в древнем Южном Ханаане.

В случае если верны предположения Бейт и Жосьен, то можно полагать, что домашняя лошадь применялась для тех же работ, что и быки. Отсутствие же среди находок ярма или каких-либо других деталей упряжки говорит о гипотетичности этого предположения. Однако лошадь могли держать ради молока и мяса.

В этой связи нелишним будет вспомнить, что вопрос о североафриканской лошади тоже не решен. В Египте в верхнепалеолитических слоях остатки ее как будто были обнаружены. Затем, как показывают находки Эмери в Бухене (Нубия), после долгого перерыва, лишь в конце III и в начале II тысячелетия, опять появляется скелет лошади. Из этого делают вывод, что в Нубии лошадь появилась за несколько сот лет до того, как она благодаря гиксосам стала известна в Египте.

Совершенно неясен вопрос о верблюде в древнем Ханаане. Известно, что в странах Передней Азии, как и в Северной Африке, в палеолите он водился. В неолитических слоях на р. Ярмук были вскрыты его кости, но зоологам не удалось установить, принадлежали они дикому или домашнему животному. За долгий период IV— III тысячелетий не сохранилось никаких данных о существовании этого животного в стране. Лишь в начале II тысячелетия в Мегиддо, Гезере и некоторых других степях Южной половины Ханаана вновь появляется археологический материал, говорящий о том, что в то время население уже использовало верблюда в качестве транспортного животного. По мнению Зейнера и других исследователей, попал он туда из Аравии, где задолго до этого был одомашнен. В доказательство правильности такого высказывания приводят наскальное изображение верблюда, найденное в оазе Килва [133, 10; 52, 251; 157, 340—342; 2, 182—188].

Существует мнение, что домашняя свинья в каждой отдельной области Ханаана произошла от местной дикой формы. В Передней Азии дикий кабан был распространен с палеолита. Палеозоологи, правда, не нашли признаков доместикации на костях, вскрытых в слоях докерамического неолита. Но наличие большого количества остатков молодых особей этого животного на некоторых мезолитических стоянках, как было упомянуто выше, позволило Анати допустить начало их одомашнивания уже в тот период [133, 42; 157, 70, 252; 111, 61; 127, 262]. Не исключено, что охотники перед убоем некоторое время держали в неволе пойманных диких животных, в особенности молодняк. В то время, как мы уже видели на примере газели и антилопы, еще не существовало строгого разграничения между домашними и дикими животными.

В пору керамического неолита и энеолита свинья была одомашнена в Антиохийской равнине, в Рас Шамре, Библе, Мегиддо и на юге [27, 225; 46, 443; 127, 178; 94, 11; 91, 139].

В других поселениях не было найдено вовсе костей свиньи. Возможно, отсутствие естественных кормов, на пример дубовых лесов, затрудняло содержание домашних свиней, а возможно, что население добывало себе свиное мясо охотой на кабанов [17, 54; 149, 365].

Статистические данные о составе стада имеются только из энеолитических поселений Южного Ханаана. Характерной особенностью скотоводства южной окраины страны является численное преобладание в стаде мелкого рогатого скота [17, 71; 75, 247, 256]. Аналогичное положение наблюдают археологи при изучении раннеземледельческих поселений Анатолии. Думается, что не будет большой ошибкой сделать такое же предположение в отношении скотоводства в северной части Ханаана. К числу локальных особенностей относится большое развитие овцеводства на юге. Жосьен даже полагает, что оно было основой существования населения Сафади и Абу Матара. Соотношение между отдельными группами домашних животных в хозяйстве в разные периоды времени могло меняться. Так, в начале IV тысячелетия в Рас Шамре замечается вытеснение овцы свиньей [75, 248, 256; 38, 38].

Мы не осведомлены о том, как содержали скот. В одном из позднеэнеолитических поселений Антиохийской равнины были вскрыты остатки крупного строения диаметром около 9 м в виде кирпично-сырцовой стенки и части мощенного камнем пола [27, 260]. Отсутствие ям или камней для деревянных опор, поддерживавших кровлю, позволили Р. и Л. Брейдвудам допустить, что это был своего рода загон для скота. Такие сооружения облегчали ночное содержание скота, так как в этом случае легче было уберечь его от хищников.

Возможно, существовали загоны и большего размера. Но имели ли они какое-либо сходство с теми, которые Ядин реконструировал на основании археологических данных из Заиорданья и датировал началом III тысячелетия, остается невыясненным. Некоторую сложность этому вопросу придает и то, что рассмотренные Ядином сооружения нигде, кроме Северного Заиорданья, не были обнаружены [146, 1—9; 136, 29]¹

С большой долей вероятности можно утверждать, что скот в Ханаане в течение круглого года находился на подножном корму. Так было на этой территории и в начале XX в. н. э. В случае надобности всегда можно было добавить корм, в особенности молодняку.

Большая часть страны — долины, равнины у подножия Галилейских и Иудейских гор, холмы, переходящие в степи и пустыни, склоны гор Ливана, Антиливана, Иудейская пустыня, а также Заиорданье — представляла собой бесконечное море травы. О тучности северных лугов свидетельствуют и находки отпечатков таких дикорастущих трав, как вика, овес и рожь (см. раздел «Земледелие»). По мнению Хельбека, уже в V тысячелетии эти травы шли в корм жвачным. Растительностью южной окраины страны отличается богатым содержанием соли, что очень повышает питательность кормов. Зимой и в начале весны травы были зелеными, но с конца весны солнце начинало выжигать траву. В сирийской пустыне в это время года и в наши дни скот находит себе повсюду корм [15, 334]. Особое положение складывалось в южных районах, как, например, в Негеве, подвергавшихся действию сирокко. Однако и там засушенная трава оставалась прекрасным кормом, так как была богата питательными веществами. Дело в том, что этот периодически дующий знойный ветер прерывал рост трав еще до цветения и закладки семян. Поэтому высушивались нежные и самые ценные части растений. Этим, по меткому выражению Аугагена, «натуральным сеном» и могли питаться в древности крупный рогатый скот, овцы, а также ослы и лошади на протяжении всего лета до новых зимних дождей [1, 11]. В более северных областях страны, богатых лесом, действие этих сухих и знойных ветров было менее ощутимым; лесные массивы как бы останавливали их. Кроме того, в прибрежных районах в тени деревьев благодаря обильной ночной росе сохранялась сочная трава и в жаркое время года. Поэтому ни о каком истощении пастбищ говорить не приходится.

Листья и молодые побеги растений служили кормом для коз. К ним в случае необходимости приноравливались и овцы. Таким образом, леса, рощи и открытые пространства, поросшие низкорослым кустарником, являлись пастбищем для коз и овец.

Свиньи в большой степени зависели от лесных ресурсов. Богатый корм они находили в дубравах — желуди, в болотных зарослях и даже в степи — корни различных растений.

Нет данных, указывающих на одомашнивание в древнем Ханаане каких-либо птиц.

Неизвестно, как происходил в описываемой нами стране убой скота и применялись ли особые приемы, наподобие тех, которые наблюдаются в древнем Египте. Многочисленные египетские гробничные изображения III—II тысячелетий показывают, как при помощи одной только веревки и ловких движений, подкрепленных большими физическими усилиями, один резник сваливает на землю взрослого быка или не менее сильное животное вроде антилопы и козерога. Другой мясник в это время держит наготове кремневый нож, который он и пускает незамедлительно в ход.

Древние ханаанеяне свежевали туши как домашних, так и диких животных при помощи медных и каменных орудий: ножей и скребков. Для снятия шкур, а также для первичной обработки этого сырья применялись ножи и скребки с широким лезвием. Этими орудиями очищали шкуры от мяса, жира и снимали мездру [147, 47]. Энеолит почти на всей территории Ханаана характеризуется своеобразными скребками, получившими название гассульских по месту первоначальных находок (см. раздел «Камень»). Позднее они были обнаружены и в других местах. По форме эти орудия походят на веер, вследствие чего их и называют веерообразными. С конца неолита и начала энеолита в некоторых поселениях заметно увеличиваются находки этих орудий [31, 491]. По-видимому, такое явление объясняется широким применением их при обработке шкур и кож, а может быть и шерсти, что, в свою очередь, находится в прямой связи с ростом поголовья домашнего скота. Исследователи называют эти кремневые скребки великолепными орудиями [24, 15; 130, 71]. Возможно, это полукруглое острое лезвие было пригодно и для разрезания кож. На древнеегипетских рельефах III—II тысячелетий можно наблюдать, как этот процесс выполняется медным ножом, у которого лезвие представляло полукруг, а ручка прикреплялась перпендикулярно лезвию. Иными словами, рассмотренные египетские медные ножи в какой-то мере напоминают упомянутые веерообразные скребки, которые, кстати сказать, были известны и в одном из древнеегипетских поселений (Маади). При выделке кож могли иметь значение и костяные лощила.

Шкуры имели большое хозяйственное значение. Вероятно, древнее население умело дубить кожу. Иначе нельзя объяснить достаточно хорошую сохранность фрагментов кожаных изделий, найденных в одной из пещер Иудейской пустыни [21, 34]. Для превращения кожи в добротный эластичный материал надо было ее не только высушить, но и обработать дубильными к жировыми веществами. Из нее делались ремни, а переплет из них, как известно, был самым лучшим средством скрепления орудия с рукояткой, поскольку очень многие древние орудия не имели проушин. На одной сохранившейся до нас энеолитической деревянной рукоятке тесла из пещеры Мураббаат уцелела полная ременная обмотка, которая подтверждает правильность сказанного [24, 19]. Кроме того, в случаях, когда орудие и было снабжено сквозным отверстием для рукоятки, ее все равно надо было дополнительно привязывать ремнями. Если верно предположение об использовании уже в IV тысячелетии рабочего скота, то ремнями должны были прикрепляться ярмо быка к дышлу, груз на спине осла и т. п.

Древнейшие ханаанеяне имели бурдюки. На это указывают находки керамических сосудов, форма которых восходит к этого рода кожаным вместилищам. Из шкур и кожи делали одежду и обувь.

Можно допустить, что применение находили и для сухожилий животных. Много позднее в странах Передней Азии и в Египте этот материал шел на изготовление тетивы для лука.

Таким образом, с разведением домашнего скота увеличились постоянные источники пропитания (мясомолочные продукты) и сырья для различных домашних производств. Кроме того, наличие в хозяйстве крупного рогатого скота, а также осла и, может быть, лошади, способствовало дальнейшему развитию производительных сил в стране, поскольку этих животных начинают уже использовать в качестве тяговой силы.

¹Мы не касаемся скотоводства у племен, живших в то время в Заиорданье, поскольку о них конкретно ничего не известно.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3576

загрузка...

Другие книги по данной тематике