Земледелие

Истоки земледелия в Восточном Средиземноморье теряются в глубине тысячелетий¹. Археологические данные, полученные в результате раскопок на мезолитических стоянках, дают основание считать, что в те времена собирали и перерабатывали зерна дикорастущих злаковых растений. Так, в Эйнане, расположенном около оз. Хула, были найдены костяные жатвенные ножи с желобком для кремневого лезвия, кремневые вкладыши-лезвия для этих серпов и мотыгообразные орудия из кремня, а также много каменных ступок и пестов самых разнообразных форм и размеров [114, 18—20; 120, 151]. Были вскрыты и ямы, по-видимому, для хранения съестных припасов, и в том числе, может быть, для зерна. Изобилие рыболовных приспособлений и остатков озерной фауны заставило Перро, впервые изучавшего этот памятник, прийти к выводу, что основным источником существования эйнанцев была рыбная ловля и в меньшей степени охота. Однако такое заключение не исключает возможности сбора и обработки дикорастущих злаковых, которые росли вблизи поселения на склонах Галилейских гор.

Судя по археологическому материалу из мезолитических поселений, расположенных в разных районах Ханаана, можно заключить, что все они в большей или меньшей степени занимались сбором семян дикорастущих злаковых, годившихся в пищу. Поэтому будет вполне логичным допустить, что среди них были поселения и более специализированных собирателей, уделявших этому виду хозяйственной деятельности еще больше внимания, чем в рассмотренном нами Эйнане. В последнем случае переход к сознательному выращиванию злаковых культур с обработкой почвы, посевом и жатвой был уже подготовлен.

От мезолита нет достоверных сведений о культивации злаковых и других растений. Следы работы на кремневых лезвиях серпов не могут дать ответа на вопрос о том, срезали ими дикий или культурный вид растений. То же приходится сказать и о ступках и пестах, при помощи которых обрабатывали зерно.

В. М. Массон допускает, что натуфийцы умели выращивать злаковые, но уделяли этому еще мало внимания. Аналогичное явление наблюдается и в древней Мезоамерике. От начала появления доместицированных растений до того, как они там стали занимать сколько ни будь существенное место среди прочих продуктов питания, прошло несколько тысячелетий [8, 96—97; 7, 151]. С этим согласуется, как мы увидим ниже, и точка зрения палеоботаника Хельбека.

Определить время перехода к сознательному выращиванию ячменя и пшеницы помогло бы знакомство с эволюцией этих растений, поскольку известно, что в процессе культивации растения меняются. Однако развитие это не происходило последовательно и непрерывно. Злаковые, росшие в диком состоянии, и злаковые культуры, выращиваемые на полях, росли бок о бок, и по этому всегда происходило частичное скрещивание. Кроме того, само земледелие вначале было очень примитивным. Человек не всегда мог надеяться на хороший урожай и поэтому сознательно примешивал зерна диких растений к тем, которые он выращивал. В результате образовывались и нежизнеспособные, впоследствии исчезнувшие промежуточные формы этих растений. Эволюцию интересующих нас злаковых от диких форм до культурных, которые росли на полях неолитических и энеолитических поселенцев Ханаана, можно было бы восстановить при условии изучения их остатков, обнаруженных археологами в слоях, датируемых соответствующими тысячелетиями. Но климатические и почвенные условия в этой области Восточного Средиземноморья tie способствуют сохранности растительных остатков от столь древних эпох.

От неолитического времени до нас дошли лишь отпечатки зерен. Для точного определения вида растений из слоев докерамического неолита ботаникам приходится изучать следы, сохранившиеся в кусках обмазки полов и стен строений. Что же касается времени керамического неолита, то эти отпечатки находят и в черепках глиняной посуды, куда зерна попадали случайно вместе с рубленой соломой, служившей примесью к глине, из которой формовали сосуды. В поисках таких полных отпечатков исследователи разламывают немало черепков.

Несколько лучше обстоит дело с находками, относящимися к IV тысячелетию и к более поздним временам. Иногда в энеолитических поселениях обнаруживают не только отпечатки, но и остатки зерен. Изучение последних стало возможным лишь в последние годы в связи с успехами палеоботаники; но и достигнутых результатов совершенно недостаточно еще для того, чтобы ответить на все интересующие нас вопросы.

Есть основания полагать, что в разных частях страны переход к земледелию произошел самостоятельно. Условия для этого были, поскольку во многих местах на склонах гор росли в древности в естественном состоянии съедобные травы [15, 334; 120, 148]. Пока известно несколько самых древних очагов земледелия. К ним относится Иерихон, Бейда и Телль Рамат, южнее Дамаска.

Раскопки показали, что в эпоху докерамического неолита «А», датируемого началом VIII тысячелетия, население Иерихона занимало площадь в 36 ООО м2. По подсчетам Кеньон, там проживало от 2 до 3 тыс. человек [83, 45]. Для питания такого числа людей на протяжении продолжительного периода (о чем свидетельствует большая толщина слоя с остатками этой культуры — 4 м) нужен был постоянный источник пищи. По мнению Кеньон, таковым могло быть только земледелие, хотя никаких прямых свидетельств тому в распоряжении археологов нет. Не обнаружили они ни остатков, ни отпечатков зерен злаковых, подтверждающих их культивирование. Не было зафиксировано и вполне определенных орудий для обработки земли. Кеньон высказала предположение, что орудия копки могли быть вкладышевыми или деревянными. Последние могли не сохраниться [84, 57]. Известны лишь каменные зернотерки и вкладыши для серпов. Все это дало основание Зейнеру считать, что население Иерихона добывало себе пропитание в основном сбором дикорастущих [155, 55]. Дополнительным аргументом он выдвигает и отсутствие данных о способах хранения в поселении зерна, так как не были засвидетельствованы хозяйственные ямы. В тех же древних слоях Иерихона археологи встретили большое количество разбитых костей животных, указывающих на остатки мясной пищи. Зейнер полагает, что основная их часть принадлежала диким животным, за исключением газелей, которых, может быть, иерихонцы уже пасли.

С Зейнером солидаризируется Анати. Согласно его точке зрения, иерихонцы добывали себе пропитание сбором дикорастущих злаков, фиников, растущих в оазисе возле Иерихона, рыбной ловлей и охотой. Для обоснования своего положения он, в отличие от многих других ученых, допускает, что в VIII—IV тысячелетиях климат в стране, и в особенности в Иорданской долине, был значительно более влажным, а Иордан соответственно — более полноводным, чем в наши дни, и изобиловал рыбой в нижнем течении.

Кеньон, Массон, Перро и другие исследователи не считают собирательство, каким бы специализированным оно ни было, тем источником, который мог бы прокормить столь большое население, к тому же в течение долгого времени [8, 79—80; 83, 100; 120, 153].

Вследствие всего сказанного, несмотря на отсутствие ботанических остатков от времени докерамического неолита, эти исследователи высказали другое, как нам кажется, более правдоподобное мнение о том, что население в 2—3 тыс. человек в Иерихоне должно было обеспечиваться постоянным и надежным источником пищи, который могло дать лишь земледелие.

Некоторым косвенным указанием в пользу занятия иерихонцами земледелием уже в начале VIII тысячелетия может служить находка костей одомашниваемой в то время кошки (см. раздел «Скотоводство»). По мнению Массона, это животное могли содержать в домах с целью охраны продуктов земледелия от грызунов. Словом, косвенные данные, изложенные выше, позволяют думать, что основой экономики иерихонцев уже в VIII тысячелетии было земледелие.

Систематические раскопки Киркбрайд в 60-х годах на селении Бейда, в 5 км к северу от Петры, дали очень интересные данные, которые совершенно меняют наши представления о времени начала земледелия².

В слоях докерамического неолита, датируемого, вероятно, как и в Иерихоне, началом VIII тысячелетия, оказалось очень много отпечатков зерен злаковых — ячменя и пшеницы. Изучавший их палеоботаник Хельбек пришел к выводу, что найденный двухрядный ячмень принадлежал еще не к культурному, а, скорее, к дикому виду этого растения. В нем еще не произошли изменения, которые характеризуют доместицированную форму. Отпечатки пшеничных зерен, напротив, показали, что они относились к культурному виду полбяной пшеницы (эммера). Большие колебания в измерениях зерен эммера, однако, говорят о том, что этот вид пшеницы находился в VIII тысячелетии еще на стадии формирования [64, 62—64]³.

Таким образом, поселение Бейда в отличие от Иерихона дало бесспорные свидетельства занятия земледелием.

Недавние открытия археологов в Телль Рамате, около Дамаска, показали, что и там в начале VII тысячелетия население тоже занималось земледелием [39, 390— 391]. Самое начало перехода к сознательному выращиванию растений, когда делались первые попытки, когда сеяли и собирали еще от случая к случаю, надо, очевидно, отнести к еще более древним временам, к эпохе мезолита. В Бейде мы застаем земледелие уже не на самой первой ступени развития. Очевидно, этот большой период времени, отделяющий начало перехода к земледелию- от неолита, и ушел на эволюцию растений, результаты которой наблюдал Хельбек.

Когда стало заниматься земледелием население других районов страны и как протекал этот процесс, неизвестно. Можно предположить, что он проходил сходным; образом. Переход к новому виду хозяйственной деятельности в стране совершался постепенно на протяжении долгого времени, достигнув известного расцвета в IV тысячелетии. Подтверждает это положение и одно наблюдение, полученное при полевых исследованиях в одном из поселений Антиохийской равнины. В слое «Е», датируемом примерно первой половиной IV тысячелетия, число вкладышей серпов резко возросло по сравнению с предшествующим временем [27, 539]. Если даже сделать поправку на элемент случайности ввиду того метода раскопок, которого придерживались Р. и Л. Брейдвуды (в поле зрения археологов был не весь поселок, а лишь часть его площади), то и тогда упомянутый скачок в количестве этих орудий не может не говорить о возрастании в то время роли земледелия в хозяйстве.

На это указывают и перемены, происходившие в земледельческом инвентаре других теллей. Исследователи отмечают, в частности, улучшения в технике изготовления вкладышей серпов, которые стали особенно заметны в Библе в конце неолита и начале энеолита [31, 491].

Изменения претерпевает и основа серпа. Форма ее постепенно становится изогнутой и удлиняется лезвие (см. раздел «Кость»).

С проблемой возникновения древнейших центров земледелия в Ханаане тесно связан вопрос о том, как орошались поля. Известно, что в районе Иерихона и Бейды в наше время осадков выпадает совершенно недостаточно для земледелия. Нет основания полагать, что в те времена, о которых идет в данном случае речь, климат в Иорданской долине был значительно более влажным [129, 69]. Кеньон и другие исследователи одним из благоприятных условий, обеспечивавших успешное возделывание сельскохозяйственных культур иерихонцами, считают наличие там обильного естественного источника, находящегося в 20—30 минутах ходьбы от этого древнего поселения. Вода этого родника, как думают, могла быть использована для орошения полей. Полагают, что от прудов, образовавшихся из воды родника, к полям были проведены канавки. Со временем могло произойти расширение как оросительной, так и дренажной сети. Отсутствие же археологических данных, подтверждающих их существование, Кеньон объясняет тем, что после тысячелетия иерихонцы были вынуждены покинуть свои жилища и уйти. Оросительная система вследствие этого оказалась разрушенной и бесследно исчезла {86, 39; 83, 45—47].

Что же касается Бейды, то там климат в древности был несколько влажнее современного, на что указывают находки костей дикого кабана и тура. Однако самое тщательное обследование территории как самого поселения, так и его окрестностей не дало никаких следов существования цистерн, водоводов для сбора дождевой воды и контроля над ее расходованием. Не обнаружили также каких-либо свидетельств использования воды источника, находящегося в нескольких сотнях метров [123, 65—71]. По мнению Рэйкса, в Бейде имело место совпадение нескольких обстоятельств, создавших вполне благоприятные условия для ведения земледелия. Расположение полей на естественной террасе и структура самой почвы способствовали удержанию воды от далеко не обильных дождей (около 200 мм вместо современных 170 мм в год). Одной из основных причин, вызвавших прекращение жизни в этом поселении, Рэйкс считает периодические резкие колебания (до 12,5%) в количестве выпадавших осадков. В особенно засушливый год население, очевидно, было вынуждено уйти в поисках другого места для поселения.

Загадку в этом отношении представляет и Гассул, расположенный в Иорданской долине. Самый тщательный анализ почвы, взятой с холма, находящегося к востоку от поселения, показал, что в ней не содержится растительных остатков. Последнее обстоятельство, в свою очередь, говорит о большой засушливости этого района в IV тысячелетии [95, 10]. Тем не менее воды было достаточно, чтобы заниматься земледелием даже в этих условиях в течение нескольких сотен лет, пока существовало поселение, Анати, отстаивающий мнение о большой влажности климата Иорданской долины в период VII—IV тысячелетий, объясняет расцвет земледелия там естественными осадками [16, 312—314]. В случае, если они незначительно превышали современные, как полагают другие, то необходимо допустить наличие ирригации. При этом приходится теряться в догадках относительно того, как именно была устроена эта предполагаемая оросительная система, ибо археологам не удалось обнаружить в земле следов ее существования.

Маккоун [98, 64] совершенно справедливо отвергает мысль о возможности проведения вод Иордана на поля гассульцев, хотя поселение и было расположено всего в трех милях от реки. Дело в том, что Иордан и другие большие реки этой страны не могли играть сколько ни будь существенной роли в орошении плодородных земель, лежавших по их берегам. В наше время ложе многих водотоков находится ниже окружающей их равнины. Так, Иорданская долина возвышается над руслом реки на несколько метров. Река Кишон, например, протекает в твердых, изрытых трещинами берегах, высота которых достигает 4—5 м. Весьма возможно, что уровень воды в древности в Иордане и других больших реках и был выше современного. Однако отвести воду из больших рек — дело сложное. Помимо того что в рассмотренных случаях пришлось бы выламывать скалу и выбирать много земли, надо было еще учитывать и угол наклона как в головном ирригационном сооружении, так и в малых канавах, чтобы вода могла самотеком идти на поля. При том весьма низком уровне развития производительных сил, который был в Ханаане в IV тысячелетии, вряд ли было возможно осуществление столь сложных работ, необходимых для устройства таких ирригационных сооружений.

Остается другое предположение. Недалеко от Гассула проходит Вади-Гассул глубиной 2—3 м при ширине в несколько десятков метров. В дождливое время года с окаймляющих ее крутых склонов стекало много воды, и вади превращалась в стремительный поток [83, 70—71]. Гассульцы могли использовать эту воду, но как именно — неизвестно. Одна из возможностей — отведение воды по выкопанным канавам в какой-то искусственный водоем, из которого можно было бы ее постепенно расходовать — не может быть доказана из-за отсутствия данных, Но в качестве некоторого косвенного подтверждения в пользу такого предположения может являться система водоснабжения или канализации, которая была вскрыта в полу некоторых домов в Гассуле (см. раздел «Жилище»).

Возможно, вблизи Гассула бил и источник, воду которого могли пустить на поля. Археологи не всегда могут обнаружить вблизи древнего поселения такой родник. Объясняется это тем, что за пять тысяч лет, отделяющих нас от древних жителей этих поселков, многие источники перестали существовать (см. раздел «Историко-географический очерк»).

Большинство исследователей считают, что густая сеть неолитических и энеолитических поселений Иорданской долины, западной части Заиорданья и Галилеи существовала благодаря искусственному орошению.

Общую картину можно попытаться восстановить следующим образом. Использовалась вода речек и ручьев, многие из которых брали начало у источников и представляли, таким образом, непрерывно текущие водотоки. Русла других речек наполнялись водой, стекавшей с гор, лишь в период дождей. Поля устраивались там, где вода ручья выходила на поверхность и где происходило постепенное затухание потока. Как была устроена оросительная система у этих ранних земледельцев — неизвестно, но надо думать, что она была чрезвычайно примитивна. Вода расходилась по веерообразной сети арыков-канав небольшого поперечного сечения. Перекрывание воды в одной такой канаве с целью направить воду по другой могло быть осуществлено при помощи комьев земли, образующих запруду. При устройстве небольших дамб могли использовать еще камень и плетенки. Нельзя сказать ничего определенного и о режиме орошения, кроме того, что полив мог производиться многократно. Полив и дренаж облегчался до некоторой степени холмистым рельефом. Поля часто располагались на широких естественных террасах и склонах.

На остальной территории, и прежде всего в прибрежных равнинах, где выпадали обильные дожди и позволяли почвенные условия, земледелие основывалось на естественных осадках.

Некоторым своеобразием отличалось земледелие в Северном Негеве. Мнения исследователей сходятся на том, что оно базировалось там на дождевом орошении [42, 32]. Обработке полей, расположенных в низинах, особенно благоприятствовало скопление дождевой воды. Таких земель, пригодных для сева, только в одном Абу Матаре Перро обнаружил около 50 га [116, 84].

Особенностью климата Северного Негева являются периодические колебания в количестве выпадаемых осадков. Как указывает Олбрайт, в наше время в Негеве по этой причине урожай родится лишь один раз в три года [15, 332]. Временное уменьшение осадков приводило, по-видимому, и в древности к резкому падению уровня подпочвенных вод. Следствием этого было исчезновение воды из колодцев, выкопанных на дне вади в поселениях района Беэр-Шевы [150, 16]. Не исключено, что в других районах тоже прибегали к такому способу добывания воды для людей и домашних животных. Современные исследования в Заиорданье показывают, что даже в наши дни в сухое время года там можно достать воду. Для этого достаточно вырыть неглубокую яму на дне вади [см. 58, 8].

Археологические данные из Северного Негева показывают, что несколько раз на протяжении 150—200 лет во второй половине IV тысячелетия жители покидали насиженные места и уходили. Через сравнительно небольшой промежуток времени жизнь там вновь возрождалась. Население опять выращивало урожай и пасло скот.

В одном из поселений того же района было открыто подземное помещение, предназначенное, по мнению Дотана, для собирания и хранения воды [42, 8—10]. Весьма вероятно, что при копке жилища-землянки в древности могли натолкнуться на водоносный слой грунта. Археологи не могут проверить это предположение, поскольку, как мы уже говорили, уровень подпочвенных вод за пять тысяч лет, которые отделяют нас от времени обитания ранних земледельцев Негева, значительно понизился.

Свидетельством устройства таких же подземных помещений служит позднеэнеолитическое поселение Мецер, расположенное в центральной части Шаронской долины [44, 17]. Исследователи склоняются к мысли, что они служили для собирания и хранения дождевой воды, которую расходовали в сухое время года для нужд людей, а также скота, но не для земледелия. Много позднее население более часто стало пользоваться такими искусственными водоемами большого размера. Они либо были выбиты в скале, либо их стены были сложены из камня. Разумеется, назначение таких более поздних цистерн было шире энеолитических, хотя и связанных с ними происхождением.

Мы вынуждены оставить открытым вопрос о террасном земледелии в энеолитическом Ханаане, но в III тысячелетии оно, весьма вероятно, уже существовало. Сущность этой системы земледелия заключается в следующем. Чтобы вода (дождевая или от таяния снегов), стекающая с гор, не смывала почвы и посевы, расположенные по крутизнам, низкую сторону этих полей несколько поднимали и обкладывали камнями. Поля оказывались террасами, возвышающимися одна над другой. Глюк, неутомимый исследователь Негева, пришел к заключению, что террасное земледелие в некоторых частях Негева могло существовать уже в энеолите [60, 14]. На эту мысль его натолкнули находки каменных стен, стоявших во всю ширину поля в некоторых районах Северного и Центрального Негева. Хотя данные и говорят в пользу датировки их временем начиная с III тысячелетия, но Глюк склоняется к тому, что они вполне могли сооружаться и в IV тысячелетии, так как уже в VI тысячелетии там воздвигались, как он полагает, каменные погребальные сооружения — дольмены. Словом, с неолита, по его мнению, насельникам этой области была известна техника выкладывания стен из камня, столь необходимая для устройства террас [59, 30].

Обязательным условием существования раннеземледельческих поселений в Ханаане было наличие не только постоянного источника воды, но и плодородных участков земли, пригодных для возделывания. По течению рек и во впадинах около пустыни на юге, как правило, почвы состоят из плодородного аллювия, т. е. из слоев песка и глины, смешанных с перегноем. В бассейне р. Беэр-Шевы толщина такой почвы, включая и лесс, достигает 5 м. Именно потому все раннеземледельческие поселения V и IV тысячелетий располагались вдоль рек и вади.

Неизвестно, какие именно агротехнические нормы были у ханаанеян IV тысячелетия; применяли ли они удобрения. Хотя аллювий вследствие своего химического состава и мелкой структуры и очень плодороден, но при продолжительной обработке одних и тех же участков без соответствующих мер он может истощаться. Этим, по мнению Анати [16, 228—229], объясняется частый переход некоторых групп неолитических земледельцев с места на место. Энеолитическое население жило на одном месте продолжительное время (иногда несколько сот лет). По-видимому, в это время уже умели как-то сохранять плодородие почвы на аллювиальных отложениях.

Поскольку мы не осведомлены о применении помета животных в качестве удобрения, то, возможно, будет правильнее при решении этого вопроса иметь в виду еще два обстоятельства. Во времена, о которых ведется речь, растительный покров на горах интересующей нас страны был значительно богаче. Поэтому и стекавшая с гор вода несла с собой, несомненно, значительно больше органических остатков, откладывавшихся на полях вместе с минеральными частичками, которые и делали нивы тучными. В процессе восстановления почв немаловажное значение имел также состав выращиваемых в то время злаковых. Известно, что бобовые удобряют почву, обогащая ее азотом. В числе культур, найденных в энеолитических слоях, находятся и бобовые. Не исключено, что, прибегая к простейшему севообороту, они тем самым способствовали восстановлению плодородия своих полей. Что касается лесса, то эта почва в счет не идет, так как она сама по себе может служить удобрением.

На ранней ступени развития земледелия человек отдавал предпочтение аллювию и лессу, сочетавшим в себе высокую степень плодородия с легкостью обработки.

Обработать эти земли можно было самым примитивным способом. Для взрыхления почвы перед посевом применялись мотыги. До нас дошли неолитические и энеолитические орудия такого рода из камня, к которым прикреплялись рукоятки [128, 4; 147, 47]. Не исключено, что некоторые орудия, которые называются археологами чопперами (см. раздел «Камень»), являются разновидностью мотыг. Последние могли быть самых различных форм и размеров в зависимости от того, для какой работы предназначались: для перекапывания и разрыхления земли или для корчевания и расчистки нови под пашню и т. д. Возможно, что для тех же целей употреблялась часть каменных орудий, внешне похожих на топор. В эпоху докерамического неолита в Иерихоне, как думает Кеньон, роль этих земледельческих орудий выполняла и палка-копалка с грузом в виде каменного кольца или камня с просверленным отверстием [83, 49]. Такие камни для примитивных мотыг, о которых идет речь, были обнаружены в неолитическом поселении Джармо и в некоторых других местах Передней и Средней Азии. Исключение составляет древнейший Египет, где таких орудий не найдено, если не считать одного каменного диска, который, по мнению Кэтон-Томпсон, мог служить таким грузом. Среди опубликованного археологического материала из Ханаана сравнительно мало каменных колец, имевших, по мнению исследователей, такое же назначение [42, 19—20, 32]. Мы вынуждены оставить открытым вопрос о применении там в энеолите палок-копалок. Согласно данным этнографии, эти орудия применялись для раздробления крупных комьев земли, оставшихся после вскапывания поля мотыгой [8, 17, 143]. Кроме того, наличие каменных мотыг в стране в неолите и энеолите говорит о том, что если палки- копалки и были в то время в ходу, то они не являлись единственными орудиями для обработки земли.

Нет сведений о существовании в то время хотя бы примитивной сохи или плуга, если не считать наскальное изображение Килва. Некоторые ученые склонны в этом очень неопределенном рисунке видеть древнейший плуг. Поскольку точная датировка петроглифов невозможна, да и сам рисунок не ясен, то приходится оставить данный вопрос открытым для столь раннего времени [69, 39, XIII: 4]. Что же касается III тысячелетия, то мы вполне можем допустить применение деревянной сохи, в которую впрягали животных. В соседней с Ханааном стране, в древнем Египте, это произошло на рубеже IV и III тысячелетий.

Надо думать, что в древности, как и в наше время, поля засевались после осенних дождей, а урожай снимался в начале лета. Мы не осведомлены о том, как производили сев и происходила ли заделка семян, чтобы они не сделались добычей птиц. Равным образом неизвестно, прибегали ли к прополке, мотыженью и окучиванию молодых всходов.

Отпечатки зерен ячменя и пшеницы и их обуглившихся остатков археологи встречают на энеолитических поселениях и севера и юга [27, 67, 542—543; 46, 443; 149, 356; 95, 40]⁴. Произраставший на полях в Северном Негеве двухрядный ячмень, как показали исследования, восходил к дикому виду ячменя, распространенному в Восточном Средиземноморье с древнейших времен. Ячменные зерна, вскрытые в слоях древней бронзы в Лахише (Южный Ханаан), по определению Хельбека, отличались большим размером, но из-за их разрушенности нельзя было точно определить, принадлежали ли они к двухрядному или к шестирядному ячменю, хотя Хельбек и допускает второе. Пшеница была найдена двух видов: эммер, или двузернянка, и однозернянка. Последняя, правда, представлена лишь незначительным количеством зерен из Хорват Бетера. Диких предков этих растений и ныне находят на склонах гор Израиля, Сирии и Ливана (104, 257, XXXV: А; 154, 50; 147, 48—52; 27, 67, 540; 42, 32; 149, 356; 132, 316].

Отсутствие каких-либо статистических сведений не дает основания для вывода о количественном соотношении упомянутых злаковых в энеолите. В одном поселении Северного Негева, в Абу Матаре следов пшеницы вовсе не было найдено, тогда как в Хорват Бетере, напротив, зафиксированы сотни пшеничных зерен, смешанных со значительно меньшим количеством ячменя [154, 49].
В этой связи интересно отметить, что население Египта поры неолита выращивало на своих полях больше ячменя, чем пшеницы. В эпоху древней бронзы в уже упомянутом нами поселении Лахиш соотношение было таково: 20% ячменных и 80% пшеничных зерен [132, 309, 313]. Пшеница представлена эммером, однозернянкой и весьма незначительным количеством семян так называемой карликовой пшеницы, которая сравнительно легко подвергается обмолоту. Именно этим объясняется постепенное увеличение производства ее в стране в III тысячелетии. В эпоху железа карликовая пшеница стала основной зерновой культурой в стране.

Чрезвычайно важно было бы выяснить, знали ли древнейшие ханаанеяне раздельный посев упомянутых зерновых. Как теперь установлено, ранние земледельцы во многих областях сеяли ячмень и пшеницу вперемежку. Советская археологическая экспедиция в Нубии (Египет) нашла зерна пшеницы и ячменя, датируемые началом III тысячелетия. По заключению ботаников, они происходили из смешанного посева [9, 175]. Материала, чтобы ответить на этот вопрос исчерпывающим образом, нет. По мнению Зайчека, в Хорват-Бетере имел место смешанный посев [154, 49]. Очевидно, в условиях засушливого климата Северного Негева более устойчивая культура — ячмень как бы защищала при смешанном посеве пшеницу. Из остальных районов мы не имеем никаких сведений по этому поводу. Однако есть основания думать, что к смешанному посеву население прибегало еще и много времени спустя. Иначе чем объяснить запрет посева на одном поле семян двух родов, приводимый в Библии [кн. Левит, 19, 19].

Для уборки зерновых в энеолите применялись серпы. Население Бейды (VII тысячелетие), как полагает Кирк-Брайд, еще не срезало, а выдергивало растения с корнями [89, 39]. Из древнейших слоев Иерихона, датируемых более ранним временем, дошли кремневые вкладыши с характерной заполировкой на режущих краях и с остатками асфальта, свидетельствующими о том, что их скрепляли с основой-рукояткой [87, 115—116] (см. раздел «Камень»). Однако не выяснен до конца вопрос о материале, из которого делали основу этих орудий. Полагают, что в IV тысячелетии изготовлялись и костяные, и деревянные серпы [127, 178; 95, 61]. По-видимому, в ходу был уже изогнутый серп, существование которого прослеживается и в эпоху бронзы [61, СХХ: 15—19]. В Ханаане не найдено глиняных серпов. Сплошные керамические, обожженные при температуре +1250° С, серпы были распространены в Южном Двуречье в начале III тысячелетия [10, 217—219].

Неизвестно, срезали ли при жатве только верхнюю часть стебля, как это было в древнем Египте, или серп перерезал стебель значительно ниже. Не выявлено до сих пор в Ханаане ни одного древнего тока. Поэтому ничего нельзя сказать и об их устройстве. Утрамбовать площадку или вымостить ее для этой цели не было ханаанеянам в диковину, ибо и то и другое они делали при строительстве своих жилищ. В северной половине страны уже в неолите обмолот зерна производили скотом. К такому выводу пришел Хельбек при изучении растительных остатков из одного поселения Антиохийской долины. Очевидно, в этом случае прогоняли мелкий скот по разостланному хлебу [27, 543]. Оставшуюся на току груду зерна, мякины и раздавленной соломы сортировали. Солома шла на покрытие крыш и другие надобности [116, 74]. Рубленая солома, например, замешивалась в глиняную массу, из которой формовали кирпич и посуду. Зерно, надо думать, веяли, после чего засыпали в закрома, роль которых в IV тысячелетии играли специальные хозяйственные ямы. Одной из причин столь распространенного устройства таких закромов было, очевидно, то, что в ямах было сухо, и круглый год сохранялась более или менее постоянная температура, а в жаркое время года — прохладно. Сверху хозяйственные ямы закрывались крышкой. Ею могли служить циновки, глиняные и деревянные диски, а также большие камни [116, 75; 90, 74]. В более плотном закрывании горловин не было необходимости, так как зерно и другие хранившиеся там съестные припасы нуждались в постоянной вентиляции.

Перед тем как растереть зерно на зернотерке, как показали исследования, его поджаривали. Это вызывалось тем, что зерно пшеницы-двузернянки, как и однозернянки, относившихся к группе твердых пшениц, не освобождалось от мякины при обычном обмолоте. Только при сильном подогревании оболочки, окружавшие зерно, делались хрупкими и при последующем обталкивании зерна легко разрушались и отпадали. Кроме того, надо иметь в виду еще одно обстоятельство. Пшеница, как известно, созревает позднее ячменя примерно на месяц. При смешанном посеве, который практиковали в то время, во избежание больших потерь от осыпания ячменя, урожай снимали сразу же после его созревания. При этом пшеница, разумеется, снималась недозрелой и ее необходимо было подсушить, чтобы можно было хранить. К тому же поджаривание зерна, как полагает Хельбек (65, 98], предохраняло его от плесени, грибка, а также от прорастания. В числе причин, заставлявших ранних земледельцев подвергать зерно действию тепла, было и то, что подсушеное зерно легче поддавалось размолу.

В древнем Египте для поджаривания зерна сооружались специальные печи из кирпича-сырца. В каких условиях протекал этот процесс в Ханаане, точно неизвестно. Отсутствие печей в уже упомянутом поселении Бей- да свидетельствует, по мнению Хельбека и Киркбрайд, о том, что в начале VII тысячелетия население этого района еще не прибегало к такому способу. Позднее, как показали археологические раскопки, печи в стране появились. Это, в свою очередь, дает основание предполагать и существование печей, пригодных для обжаривания зерна [2, 145—146; 64, 62; 89, 16].

Обталкивание подсушенного зерна должно было производиться в деревянных, а не в каменных ступках и деревянными пестами. В противном случае оно растиралось бы о грубый камень. Археологи по вполне понятным причинам (хрупкость дерева) находят лишь каменные ступки и песты, назначение которых, однако, было иным⁵.

Размельчение зерна происходило на каменных зернотерках, которые часто находят возле руин древних жилищ. Иногда их устанавливали в полу жилищ неподвижно. При работе человек на коленях располагался у одного конца зернотерки. Наклонившись вперед, удерживая и надавливая на терочный камень-жернов, он двигал его вперед и назад по углублению и таким образом размельчал зерно. В процессе такой обработки зерна происходил постепенный износ обоих камней, а образовавшиеся частички в виде песчинок попадали в муку, а оттуда в пищу. Новейшие исследования черепов древнейших египтян показали, что в результате питания такой мукой у них наблюдается специфическая стертость эмали зубов. Не исключено, что сходное явление имело место и в Ханаане.

Среди органических остатков, которые археологи встречают на поселениях ранних земледельцев, имеются зерна овса, ржи и проса. Исследователи сходятся на том, что эти три растения были всего лишь сорняком на древних полях (27, 67, 542—543; 153, 71]. Из них только просо стали выращивать в начале III тысячелетия, а остальные значительно позднее.

Были распространены и бобовые. Почвенные условия и климат страны особенно благоприятствовали их произрастанию. В отличие от многих других культур они пускают глубокие корни, благодаря чему достают влагу и, следовательно, меньше зависят от дождевого орошения. Чечевица была обнаружена в Телль Рамате в слоях, датируемых началом VII тысячелетия, в энеолитических поселениях — в Абу Матаре, Хорват Бетере и Гате [39, 390—391; 154, 48; 104, 258; 149, 356]. Хотя описываемая нами страна и не является родиной чечевицы, но, по наблюдениям исследователей, из 31 известного в науке вида этого растения 21 растет и ныне в Израиле. Возможно, начало культивации некоторых из них восходит уже к IV тысячелетию, хотя ботаникам удалось установить среди энеолитических находок только один вид чечевицы. Она, по-видимому, играла большую роль в питании ханаанеян и II тысячелетия, судя по библейскому рассказу о чечевичной похлебке, за которую Исав уступил Иакову свое право первородства [Библия, кн. Бытия, 25, 31—34; 136, 19; 28, 188]. Были известны также бобы и горох [153, 71; 104, 258; 149, 356].

Из более северных поселений лишь в энеолитическом слое Библа были зафиксированы зерна вики. Нет никакой уверенности в том, что она принадлежала к культурному виду, так как различные бобовые росли в стране в естественном состоянии. Хельбек полагает, что уже в пору докерамического неолита в Бейде занимались сбором урожая дикорастущих бобовых [64, 63]. После уборки и сушки стручки чечевицы, надо думать, обталкивались в ступках подобно тому, как поступали при обработке пшеницы.
По-видимому, в энеолите выращивались некоторые овощи, как, например, лук и чеснок, но археологически это не подтверждено.

В стране росли и плодовые деревья: оливы, фисташки, финиковые пальмы, сикоморы, яблони и др. В Бейде была обнаружена корзина с обуглившимися фисташками, которые, вероятно, употреблялись в пищу [64, 63; 95, 40, XVII: 1; 82, 210; 30, 9]. Косточки дикой оливы обнаружил Каплан в пещере-некрополе в районе Тель-Авива [78, 302]. Плоды их, как известно, сытны и приятны на вкус. Сок (смола) фисташковых деревьев мог иметь применение в качестве связующего вещества. Одни из этих деревьев имели своей родиной Восточное Средиземноморье; другие попали туда из сопредельных областей — центров их первоначального распространения и росли в Ханаане в диком состоянии.

Косточки олив были зафиксированы в некоторых энеолитических поселениях. Найденные в Гассуле остатки этих плодов, по мнению Р. де Во, не должны быть следствием выращивания их непосредственно на поселении. Он считает, что они были доставлены с ближайших гор. Маслины шли на приготовление оливкового масла. Существует мнение, что продукт этот очень рано стал даже вывозиться в соседние страны [46, 443; 95, 40; 11, 348; 135, 28] (см. раздел «Связи»). По мнению исследователей, в начале III, а может быть, и в конце IV тысячелетия в стране выращивали миндаль.

В Ханаане или поблизости от него надо искать и родину винограда. Во всяком случае, обуглившиеся остатки этого растения попадались археологам уже на позднепалеолитических стоянках Кармела. Позднее, когда перешли к виноградарству, оно заняло не последнее место в пище древнейших ханаанеян.

Виноград, как и масличное дерево, растение с глубокими корнями и хорошо переносит недостаток влаги.

К сожалению, нам неизвестны бесспорные данные о культивации этого растения ханаанеянами уже в энеолите. Но в керамике поселения Хама, датируемого временем древней бронзы, археологи вскрыли большое число отпечатков косточек винограда, что подтверждает широкое распространение этого вида сельскохозяйственной культуры. В это время, как указывает Хельбек, употребляли в пищу не только вино и виноград, но уже научились заготовлять и изюм [132, 310]. Поскольку конец энеолита (конец IV тысячелетия) и начало эпохи древней бронзы (начало III тысячелетия) отстоят по времени недалеко один от другого, то, вероятно, не будет большой ошибкой допустить, что и в энеолите занимались выращиванием винограда, по крайней мере в некоторых местах страны. Особого расцвета виноградарство получило только в эпоху железа, т. е. спустя примерно два тысячелетия. К такому заключению Хельбека привело одно наблюдение. Размер отпечатков этого более позднего винограда очень варьировал, что несомненно должно было соответствовать и видовому разнообразию.

Мы, однако, ровно ничего не знаем о том, как ухаживали древнейшие ханаанеяне за своими плодовыми деревьями. Инвентарь, пригодный для работ, у них имелся: мотыги для окучивания и разрыхления, кремневые и, может быть, медные ножи для обрезки ветвей. Подвязка лоз к деревьям или другого рода подпоркам не была сложным делом. О методах обработки плодов у нас имеются скудные сведения. Самые древние, известные нам точила для обработки как маслин, так и винограда были найдены в Гезере и Мегиддо и датируются, вероятно, началом III тысячелетия [82, 211; 131, 29]. Они представляют собой выбитые в скале ямы, на дне ко-торых были сделаны еще одно или два углубления для сбора жидкости. Представляется вероятным, что давили ногами подобно тому, как это происходило в древнем Египте.

С большей или меньшей долей вероятности можно допустить, что в Ханаане IV тысячелетия выращивали и лен, как и в Египте и Месопотамии [42, 32; 149, 356] (см. раздел «Охота»). В Джармо (Курдистан) это наблюдается уже в V тысячелетии. Неизвестно, пользовались ли ханаанеяне того времени льняным семенем для получения масла или они удовлетворяли свои потребности только оливковым.

Исключительно благоприятные условия — произрастание в естественном состоянии благородных трав, наличие плодородных аллювиальных (мягких) земель — способствовали тому, что население рано стало заниматься земледелием. В одних случаях, как в Бейде, использовалось дождевое орошение, а на других землях, расположенных по западной и восточной окраинам Иорданской долины, земледелие могло существовать лишь при условии искусственного их обводнения. Так возникло в глубокой древности, возможно еще в VIII—VII тысячелетиях, примитивное искусственное орошение на базе ручейков и малых, постоянно текущих речек, питавшихся родниками.

Не имея конкретных данных ни о продуктивности земледелия в древнейшем Ханаане, ни об использовании удобрения, мы тем не менее можем предположить, что население поры энеолита уже знало какие-то агротехнические нормы по искусственному сохранению плодородия своих полей.

Причины несомненного взлета (о котором подробно будет говориться в «Заключении») в развитии производительных сил в стране начиная с эпохи древней бронзы надо искать и во введении террасного земледелия, и в применении сохи, и в более широком использовании рабочего скота.

¹Данный очерк и два последующих раздела надо рассматривать как попытку дать общий обзор известных нам данных о хозяйственной деятельности древнейших ханаанеян, так как имеющегося в настоящее время материала совершенно недостаточно для сколько-нибудь полного освещения картины хозяйственного развития, происходившего в Ханаане в VII—III тысячелетиях.
²Олбрайт и некоторые другие относили до недавнего времени начало земледелия в Ханаане к сердине VI тысячелетия {15, 335].
³Морфологические изменения в растениях объясняются многими причинами. Человек начал выращивать зерно в несколько иных условиях по сравнению с теми, в которых росли дикорастущие злаковые. Вместо склонов гор с достаточным количеством осадков теперь растение выращивалось на полях ранних земледельцев, расположенных на более низких землях, где были другие почвенные и климатические условия. Разрыхление почвы, искусственный полив в период роста, созревания и многое другое способствовали увеличению зерна. Происходила и селекция. Искусственный отбор начинался при жатве, поскольку успешно срезались лишь те растения, у которых был менее ломкий стебель. Человек, кроме того, стремился к тому, чтобы у злаковых, которые он выращивал, оболочки, окружавшие зерно, были бы менее твердые, ибо это облегчало процесс обработки зерна. В долгом процессе селекции еще в древности был выведен сорт мягкой пшеницы вместо твердых, наподобие эммера.
⁴Мы вынуждены довольствоваться скудными сведениями, которые имеются в археологической литературе, ибо точные ботанические описания их даны далеко не всегда. Необуглившиеся зерна, найденные в пещерах Иудейской пустыни, нами не рассматриваются, поскольку и сами исследователи сомневаются в правильности их датировки временем энеолита {193, 79].
⁵На каменных пестах, ступках и зернотерках археологи иногда находят и следы краски, что подтверждает мнение об их использовании при растирании минеральных веществ. Охра, малахит и другие материалы шли на приготовление красок, имевших столь широкое применение в быту (окраска керамики, стенная роспись, косметика). См. также разделы «Охота, рыбная ловля и собирательство» {89, 30, 35].

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 5377

загрузка...

Другие книги по данной тематике