Глава тринадцатая. Приключения германского принца

– Прежде, чем мы приступим к поискам гостеприимных склавинов, скажите мне, друг мой, что вы думаете по поводу личности лангобардского царевича, который совершенно внезапно стал вдруг одним из главных героев нашего расследования. Каков, по вашему, его характер, возраст, образ мыслей?

– Вы ставите меня в сложное положение, Холмс. Ведь об этом человеке древние авторы, да и современные историки, знают не так уж много. Впрочем, извольте, я попробую. Полагаю наш новый субъект – скиталец и искатель приключений, человек уже в годах, поскольку сразу после прихода Вахо к власти в 511 году Ильдигис бежит к варнам, затем от них к склавинам, у гепидов он появляется только в 548 году и гибнет четырьмя годами позже. Вероятно, ему к этому времени было уже за шестьдесят. И большую часть своей жизни этот персонаж провёл на чужбине, постоянно опасаясь убийц, подсылаемых узурпатором. Такая судьба должна была сформировать характер сумрачный, трагичный, тип вечного странника, проводящего свои дни в окружении случайных людей, которым он не мог до конца довериться.

– Постойте, Уотсон, а кто вас уверил, что Ильдигис бежал именно к варнам. И с чего вы взяли, что случилось это в начале правления короля Вахо?

– Но как же? Разве узурпатор не убил бывшего короля Тато? И произошло это приблизительно в 511 году. Стало быть, всем представителям свергнутой династии пришлось тотчас покинуть родину. Разве не так? Что касается северной страны, куда подались наши беглецы, то Пётр Шувалов прямо пишет о злоключениях этого семейства следующее: "Ризиульф был вынужден бежать из родных земель к соседям варнам, где уже находились два его сына". То есть, историк полагает: дети покинули страну ещё раньше отца. А далее, история, с его слов, продолжилась следующим образом: "Вскоре один из сыновей и, видимо, сам Ризиульф умерли, другой же сын Ильдигис из-за того, что Вахо подкупил варнов, был вынужден бежать к славянам ες Σχλαβηνους и, таким образом, избежал смерти". Тут не может быть никаких сомнений: наш принц побывал у варнов и лишь от них, скрываясь от убийц, бежал к склавинам.

– Проблема в том, что вы слишком доверчивы, Уотсон! Вам категорически нельзя читать труды современных специалистов, не ознакомившись предварительно с текстами летописей. Иначе, в вашей голове возникает несусветная путаница. Настоящая каша! Друг мой, не верьте на слово ныне живущим исследователям, читайте непосредственно древние рукописи! И вы мигом избавитесь от той путаницы, которую буквально насаждают в мозгах своих читателей некоторые нынешние авторы.

– Но ведь для этого надо перерыть груду старых манускриптов?!

– Ничего подобного, Уотсон. Персонаж по имени Хильдигис-Ильдигис-Ильдигес возникает на страницах всего трёх средневековых сочинений. Причём, в двух из них он упомянут буквально мельком. Так, анонимная летопись "Происхождение народа лангобардов" сообщает следующее: "И убил Вахо короля Тато, брата своего отца. И враждовал Вахо с Ильдихисом, сыном Тато. И бежал Ильдихис к гепидам и умер там". Как видим, сведений не густо. Павел Диакон, воспользовавшийся этим же источником, тоже не ведает никаких подробностей: "Тато, однако, не смог долго радоваться своей победе: Вахо, сын его брата Урихиса, напал на него и умертвил. Сын Тато, Ильдихис, сражался с Вахо, но был тем, одержавшим победу, побеждён и бежал к гепидам, где и находился в качестве изгнанника до конца своей жизни". Заметьте, Уотсон, здесь не то, что склавинов, даже варнов обнаружить невозможно. Отец Ильдигиса Ризиульф не упомянут совсем, а сам наш герой становится не внуком, а сыном Тато и всю жизнь безвылазно проводит у гепидов. Таким образом, выходит, что все подробности истории, так взбудоражившей умы славистов, находятся на страницах одного сочинения – "Войны с готами" Прокопия Кесарийского. Секретарь Велизария – единственный летописец, которому были известны все детали данного дела. И вот, что наш старый знакомый сообщает о завязке этой эпопеи: "Когда королём лангобардов был Вацес (Вахо), у него был племянник, по имени Ризнульф, который в случае смерти Вацеса по закону должен был занять престол. Желая, чтобы власть попала к его сыну, Вацес, возведя на Ризнульфа ложное обвинение, присудил его к изгнанию. Поднявшись из наследственных владений, он с немногими спутниками тотчас же ушёл в изгнание в область варнов, оставив здесь двух сыновей".

– Получается, что не только наш принц, но и его отец долго жили при власти Вахо? И только затем узурпатор затеял процесс против Ризиульфа, выслав его из страны. Меж тем, дети изгнанника продолжали находится на родине?

– Разумеется, Уотсон. Формулировка "оставив здесь" однозначно указывает на Лангобардию, как место, где благополучно остались подрастать сыновья Ризиульфа. Пётр Шувалов элементарно всё перепутал. Он почему-то считал, что дети Ризиульфа оказались в стране варнов ещё раньше отца. Теоретически так, конечно, могло быть. Но только в том случае, если королевский племянник сам давно замышлял бегство от узурпатора и совершенно свободно выбирал себе убежище, куда предварительно отправил бы свою семью. Но ничего подобного мы у Прокопия не находим. Версия византийского летописца проста и однозначна: Ризнульф был племянником Вахо. А следовательно, по логике текста, Вахо был братом бывшего короля Тато. Стало быть, Тато не был ещё стар, когда свершился переворот и его сын Ризиульф вполне мог в этот момент быть совсем ещё крохой. Будь он зрелым человеком вряд ли бы он без боя уступил трон своего отца. Итак, Вахо сел на престол лангобардов в 511 году, а рядом с ним вполне спокойно и до поры не привлекая к себе особого внимания подрастал его малолетний племянник. Проблемы у нового правителя начались только когда он состарился, а его нежеланный родственник вошёл в пору зрелости, ибо уже завёл двух сыновей. А вот Вахо с этим долгое время катастрофически не везло. Его первый брак с тюрингской принцессой Ранигундой был бездетным. Вторая жена Аустригуза, дочь гепидского правителя Туризунда, родила ему двух дочерей, старшая из которых ещё в 532 году была засватана за сына франкского короля Теодориха I – Теодоберта. И только самый последний брак с Силингой, герульской царевной, оказался в этом плане счастливым – она родила ему наследника престола по имени Вальтари. Но сам Вахо к этому времени, вероятно, уже достиг годов преклонных. Ибо, когда он умер в 540 году наследник считался малолетним – "так как был совсем ещё мальчик" – и ему был назначен опекун – будущий король Аудоин. Между тем, Прокопий ясно пишет: Вахо решился на злодеяние, "желая, чтобы власть попала к его сыну". Следовательно, пока сына не было, племянник считался законным наследником престола, и самого Вахо такая ситуация вполне устраивала. Но с рождением Вальтари, а это событие никак нельзя датировать ранее 530 года, обстановка резко меняется. Понимая, что его родной сын ещё в пелёнках и, разумеется, не способен удержать трон при наличии зрелого и влиятельного родственника, престарелый узурпатор затевает комбинацию в два хода. Он не мог, или не желал, открыто устранять племянника на глазах у соотечественников. Поэтому он организовал фарс в виде судебного процесса – "возведя на Ризнульфа ложное обвинение" – приговорил последнего даже не к казни, а всего лишь к изгнанию в страну варнов. А уж затем послал следом доверенных лиц с деньгами для наёмных убийц.

– Получается, что ни у каких варнов Ильдигис никогда не скрывался?

– Во-первых, на то нет совершенно никаких указаний в сочинении Прокопия. Во-вторых, по закону к нему не могло быть претензий. Вообще, велика вероятность, что во время процесса над Ризиульфом его сын был совсем ребёнком. А в Средние века ещё не додумались судить детей за грехи их отцов. Впрочем, пока принц находился на родине, его жизни угрожала опасность иного рода: яд или кинжал наёмника. И хотя Прокопий пишет: "Из сыновей Ризнульфа один умер от болезни", мы отнюдь не можем в этом месте быть уверены в справедливости его слов. По крайней мере, видимо, совсем иначе думал наш герой, поскольку уже вскоре он, от греха подальше, "бежал к склавинам. Немного времени спустя сам Вацес умер". Как видим, по Прокопию, разрыв во времени, между эмиграцией принца и смертью его главного врага не был значителен. Следовательно случилось это событие незадолго до 540 года, признанного наукой в качестве даты кончины Вахо. И что же мы имеем в сухом остатке, Уотсон?! Ваш старикашка, подозрительный и недоверчивый, куда-то разом испаряется и его место занимает вполне симпатичный юноша, отважный и горячий, готовый к подвигам, который едва достигнув отроческих лет сел на коня и умчался вдаль от злобного родственника.

– И всё же прямых указаний на то, что Ильдигис был молодым человеком у нас нет.

– Это верно, Уотсон, но косвенных к тому доказательств – превеликое множество. К примеру, вот какое обстоятельство. Ильдигис бежал из Лангобардии не позже 540 года, ещё при жизни Вахо. Но объявляется он как исторический персонаж только через восемь долгих лет в момент первого столкновения между его сородичами и гепидами. И с того времени он уже не сходит со страниц прокопиевской летописи вплоть до самой своей смерти. Иначе говоря, в довольно краткий четырёхлетний промежуток (548-552 годы) уместились всё знаковые события его биографии: война с лангобардами, поход в Италию, жизнь в Константинополе, дерзкий побег оттуда, гибель у гепидов. Вопрос напрашивается сам собой – а почему мы ничего не слышали об этом весьма энергичном человеке вплоть до 548 года?

– Возможно, он опасался привлечь внимание к своей персоне со стороны лангобардских владык или просто ждал подходящего момента.

– А разве такой не настал в 540 году, когда умер Вахо? На трон сажают малолетнего Вальтари, регентом становится Аудоин, человек не принадлежавший к правящему роду Летингов. Отчего же принц Ильдигис в этот, казалось бы, самый судьбоносный миг не заявил о своих правах на престол? Или, быть может, к этому моменту он сам был ещё слишком молод и слаб, к примеру, оказался почти ровесником Вальтари, и не мог сражаться за "Железную" корону лангобардских владык? И только через восемь лет пробил его звёздный час?

– А вам не кажется, Холмс, что в данном случае мы с вами попадаем в область туманной неопределённости, где можно заниматься исключительно гаданиями на кофейной гуще, которые вы сами терпеть не можете? Почему не претендовал на трон? Быть может, был слишком юн. А возможно, находился слишком далеко от родины и вовремя не услышал про перемены во дворце. Или у него на тот момент не было достаточного количества сподвижников и он опасался попасть в руки врагов. Слишком много нужных вводных отсутствует. Очень зыбкими поэтому выглядят любые предположения.

– Вынужден с вами согласиться, Уотсон. В таком случае вернёмся в зону трезвого реализма. Итак, нам неведомо, где именно принц Ильдигис пребывал вплоть до 548 года и отчего он до того не предпринимал попыток возвратить корону. Однако, согласитесь со мной, что само появление лангобардского претендента на арене мировой истории вышло очень эффектным. Он явился к гепидам в тот момент, когда те остро нуждались в любой поддержке. При этом прибыл наш герой не один, а "с теми из лангобардов, которые последовали за ним", и, что для нас самое интересное, "приведя с собой большой отряд склавинов". Помощь, вероятно, появилась настолько своевременно и была так значительна, что вызвала у союзников ответное чувство благодарности. Ибо Прокопий замечает: "гепиды надеялись, что они вернут ему королевский трон". С германцами, впрочем, всё предельно ясно. У гепидов были свои резоны поддержать претендента, у лангобардов, сгруппировавшихся вокруг Ильдигиса – свои. С ним в изгнанье отправились те, кто хранил преданность роду Летингов, друзья и сподвижники его отца, в целом, люди, недовольные правлением Аудоина. А вот то, что у кандидата на лангобардский престол нашлось немалое число сторонников из племени склавинов – факт весьма любопытный и примечательный.

– Ничего удивительного в этом не вижу, Шерлок. Ведь наш герой, по сведениям Прокопия, скрывался именно в их стране.

– И вам кажется, Уотсон, что склавины – это такие простодушные дикари, которые ради любого иностранца, погостившего у них пару-тройку лет, готовы идти на верную смерть, лезть в самое пекло, к чёрту на рога? Вы понимаете, друг мой, что представляла собой война двух германских царств? Это вам не какой-нибудь набег на почти беззащитные земли Империи, пока её армия сражается вдалеке. Это самое настоящее кровавое месиво. Стенка на стенку. Мясорубка! Иордан в своей книге "Роману" писал, что только в одном лангобардо-гепидском конфликте 552 года с обоих сторон полегло 60 тысяч воинов. Он называл ту битву "самой жестокой со времён Аттилы". Вот куда позвал Ильдигис склавинов. И они, что самое удивительное, на его призыв откликнулись.

– Быть может, отряд варваров пришёл вовсе не из-за лангобардского принца, а проявив солидарность с соседями?

– Во-первых, у Прокопия сказано предельно ясно: "приведя с собой". Значит, отряд пришёл именно с принцем. Во-вторых, эти же самые люди, видимо, последовали за Ильдигисом в Италию на помощь готам. Ибо сообщается, что он ушёл в страну склавинов "со своими спутниками и несколькими добровольцами из гепидов", а появился в окрестностях Венеции, "имея при себе войско не меньше, чем в шесть тысяч". Вряд ли принц мог жонглировать воинами: оставлять у склавинов одних бойцов и набирать новых. Значит, это была его личная персональная армия, готовая идти за ним хоть на край света. И этот факт свидетельствует, что перед нами действительно незаурядная личность, прирождённый лидер, способный увлекать людей за собой. Он сравнительно недолго был в Гепидии, но даже там успел обрасти сторонниками. Такое чаще бывает с молодыми, яркими и перспективными личностями, в светлое будущее которых окружающие охотно верят. Старый претендент на престол способен внушить исключительно жалость. Вот почему я склонен думать, что Ильдигис обладал природным магнетизмом, присущим цветущей юности. А вовсе не был зрелым человеком, а уж тем более – стариком. Несомненно также, что большая часть его сподвижников состояла из склавинов. Пётр Шувалов, к примеру, считает, что последних в армии принца насчитывалось пять тысяч семьсот человек.

– Откуда такая поразительная точность?

– Нетрудно догадаться, как рассуждал российский историк. Под Венецией у царевича было шесть тысяч ратников. А в Византию вместе с ним пришли три сотни лангобардских всадников. Значит, остальные были склавинами.

– Такой подсчёт мне кажется, как минимум, некорректным. Принц мог собрать вокруг себя куда больше германцев. Кстати, кроме лангобардов, среди них, как мы знаем, были и гепиды. Только затем, в сражениях и походах, многих сподвижников он мог утратить. Война – есть война, она без жертв не бывает.

Гепидские погребальные украшения. Апахида, Трансильвания, вторая половина 5 века

– Всё верно, Уотсон, только я всё же соглашусь с Шуваловым и прочими российскими историками в одном: склавинов в войске царевича действительно было немало. Никак не меньше половины войска. То есть, как минимум три, а то и четыре тысячи бойцов пришли с ним из той страны, где он скрывался в изгнании.

– Хорошо бы её отыскать, а то пока мы бродим лишь вокруг и около этой главной цели наших поисков.

– Ну, что ж. Тогда приступим к операции "убежище" – найдём на карте область, где скрывался принц.

– И как же мы это сделаем?

– Элементарно, Уотсон. У нас есть история лангобардского царевича со множеством деталей, которые мы с вами подробно рассмотрели. Имеется три основных варианта размещения гостеприимных склавинов. Первый, предложенный ещё Шафариком и Нидерле и поддержанный рядом современных исследователей – Богемия – северо-западная часть нынешней Чехии, район города Праги. Второй, на котором настаивают Годловский и Шувалов – равнинная часть Западной Словакии, земли к востоку от Моравы, в долинах рек Ваг, Грон и Ипель. И, наконец, самый очевидный вариант: склавины жили там, где всегда их замечали византийские летописцы – на северных берегах Нижнего Дуная, в пространстве между этой рекой и склонами Карпат, далее по предгорьям вплоть до Днестра и восточных истоков Вислы. Я позволил себе нанести все потенциальные области пребывания Ильдигиса на физическую карту Карпатского бассейна Дуная, обозначив каждую из них соответствующим номером. Осталось выбрать наиболее правдоподобный вариант из трёх возможных.

Итак, взгляните на карту, Уотсон, и скажите, что вам сразу приходит в голову при взгляде на очерченные районы?

– Всё более-менее ясно с основной территорией расположения склавинов. Это – целая страна на юго-восточных склонах Карпатских гор. Там мог укрыться не только сам Ильдигис со своими сторонниками – всё Лангобардское королевство разместилось бы. А вот к остальным претендентам есть вопросы. Богемия, она у нас идёт как претендент номер один, хоть и не самая маленькая область, но уж слишком далеко к Западу она расположена. Эти люди явно жили в изоляции от своих родственников, за тысячи километров от ближайших поселений других склавинов. Но более всего меня смутила Западная Словакия, претендент номер два. Оказалось, что если отбросить высокогорье, то равнинная часть этой области совсем невелика. Кроме того, она полностью отрезана Высокими Татрами от основной территории племени, так что добраться в страну склавинов оттуда ещё сложнее, чем из Богемии. Получается, что люди, обитавшие в это время в Богемии и в Западной Словакии никак не могли поддерживать отношения с родственниками, живущими к Востоку от Карпатского хребта.

– Прекрасный анализ, друг мой. А теперь представьте, Уотсон, что вы византийский летописец по имени Прокопий. И пишите книгу для своих современников, ну, и для потомков, разумеется. При этом вы уже представили своим читателям и склавинов, и их близких родственников – антов, заявив о стране обитания и тех, и других варваров буквально следующее: "Именно поэтому они и занимают неимоверно обширную землю: ведь они обретаются на большей части другого берега Истра". А теперь вам вдруг по ходу повествования понадобилось рассказать про лангобардского принца, укрывшегося от преследователей в одном из наших потенциальных убежищ. Чтобы вы написали в каждом из этих обсуждаемых случаев, господин летописец?

– Полагаю, только в третьем варианте я мог бы просто ограничиться словами "бежал в область склавинов", разумея, что принц подался куда-то в сторону безразмерных просторов Юго-восточной Европы. В двух остальных вариантах мне, пожалуй, пришлось бы пуститься в длинные разъяснения, чтобы не запутать своих читателей. Особенно, это касается Богемии. Ведь она лежит далеко об берегов Истра. Значит, мне следовало указать, что это особые склавины, которые живут на севере, поблизости от варнов и не граничат с остальными. Да и в случае Западной Словакии, мне бы не мешало уточнить, что эти люди, хоть и обитают на берегах Истра, но расположены отдельно от своих сородичей и на большом от них удалении. Но может быть я, то есть, конечно, Прокопий не видел, что творится на таком внушительном расстоянии от границ Империи?

– Не сомневайтесь, Уотсон, данный летописец замечал народы и события, имевшие место за тысячи километров к Северу от наших потенциальных убежищ. Например, он поведал подробности войны жителей Британских островов с варнами. Кстати, чтобы вы имели ввиду – последним именем Прокопий "окрестил" всех западных германцев, живущих на Север от Лангобардии. Вот, как он описывает место жительство данного народа: "Варны осели на севере от реки Истра и заняли земли, простирающиеся до Северного Океана и до реки Рейна, отделяющие их от франков и других племён, которые тут обосновались". То есть, это все те многочисленные германцы, что позже будут зваться саксами.

– Тогда, Холмс, мне трудно понять, отчего летописец не уточнил местоположение особых, отдельных от остального племени, склавинов. Если они, конечно, в тот момент вообще существовали и именно у них укрылся наш принц.

– Воздержусь пока от ответа. Что ж, Уотсон, древним историком вы у нас уже были, пришло время вам стать лангобардским царевичем. Попробуйте влезть в его шкуру. Поверьте, там внутри не очень уютно. Ваш престарелый родственник на троне явно замыслил под корень вырубить всё ваше семейство. Отец в изгнании у варнов пал жертвой убийцы, брат умер подозрительной смертью. Тучи сгущаются и над вами. Надо бежать. Но куда? Как назло – все вокруг заискивают перед вашим злейшим врагом – королём Вахо. На дворе конец тридцатых годов VI века и союза с узурпатором ищут все крупнейшие державы континента: Византийская империя, Гепидское царство, Франкская держава, остготское государство – все на перебой шлют послов, осыпают вашего недруга подарками и посулами. Повсюду живут его друзья и родственники: с тюрингами и с гепидами он связан через жён, с франками – через дочерей. Выбирайте, Уотсон, страну добровольного изгнания. Только помните, у Вахо – длинные руки, которые, к тому же, по локоть в крови! Вашего отца они настигли даже у далёких северных варнов, они же саксы. Имейте, кстати, ввиду – само бегство – это тоже тяжкое преступление. И если вас всё же поймают – казнят, как предателя и перебежчика. А чтобы вам было веселее искать место добровольного изгнания, сделайте одолжение, мысленно наложите на карту с тремя убежищами контуры Лангобардского королевства при Вахо. Не забудьте его северную часть.

– Но, Холмс, удивительная вещь! Хорошо, кстати, что вы напомнили. Богемия-то у нас входила в состав ещё Ранней Лангобардии. И в это время она продолжала находится под властью лангобардских владык. По Шувалову даже ставка самого Вахо располагалась именно в данной области. Получается, что если я, то есть принц, буду прятаться у богемских склавинов, то мне и родину покидать не придётся?! И даже из дворца далеко не надо уезжать. Красота! Да и Западная Словакия фактически примыкает к Лангобардии! Сбежать туда очень просто – достаточно лишь перебраться на другой берег реки Моравы или пересечь Дунай в пространстве от нынешней Вены до Будапешта – и ты уже во владениях словацких склавинов! Только вот такая лёгкость путешествия внушает некоторые опасения с точки зрения безопасности. Можно ли чувствовать себя уверенно на расстоянии вытянутой руки от своего злейшего врага?

– Не бойтесь, доктор. Разве наш уважаемый Пётр Шувалов не убедил вас, что тамошние варвары имеют "достаточную военную силу, соизмеримую с силами лангобардов". Как-нибудь, заручившись их поддержкой, да с Божьей помощью, отобьётесь от кровожадного родственника.

– Вы всё шутите, Холмс, а ведь принцу действительно было не до смеха. Если ни одна из великих европейских держав того времени не могла его приютить, значит он должен был бежать на самый край тогдашнего обитаемого мира, к тем племенам, которые ничего не знали о могуществе Вахо и куда не могли добраться посланные им убийцы. Лично я выбрал бы страну склавинов за Карпатами. Там как-то понадёжней будет.

– А вот мы сейчас с вами и проверим, Уотсон, был ли у него вообще иной выбор...