20. ПРИГОТОВЛЕНИЯ

Летом 1963 года богатый кубинский эмигрант, Хозе Алеман, встретился с главой мафии во Флориде, Сантосом Трафиканте (тем самым, которого Руби вызволял из кастровской тюрьмы в 1959 году). Разговор у них шел о деловых проектах, о возможности вложить деньги в Доминиканскую республику и о том, что руководитель профсоюза тимстеров, Джимми Хоффа, готов ссудить на это дело миллион, да вот беда — братья Кеннеди сильно досаждают ему, не дают провернуть операцию. «Но ничего, — добавил Трафиканте, — скоро президент получит то, что ему следует». Алеман возразил, сказав, что популярность президента растет и, скорее всего, он будет переизбран.

— Вы меня не поняли, — заявил Трафиканте. — До выборов президент не дотянет. Его уже взяли на мушку. («Не is going to be hit.»)

В конце сентября две молодые беженки с Кубы, сестры Одио, жившие в Далласе, услышали звонок в дверь поздно вечером. На площадке стояли трое: два кубинца и молодой американец, которого хозяйкам представили как Леона Освальда. Кубинцы заявили, что они принадлежат к антикастровской организации, что у них есть сведения об отце девушек, сидящем в тюрьме на Кубе, просили помощи. Визит длился недолго. На следующий день старший кубинец («Леопольдо») позвонил по телефону и спросил у Сильвии Одио, что она думает об американце. Та ответила уклончиво. Кубинец стал объяснять ей, что американец — бывший морской пехотинец, отличный стрелок. И такой бешеный, что его можно подбить на что угодно. Даже на убийство Кастро. Он, например, говорит, что кубинские эмигранты — трусы, что они должны были бы отомстить президенту Кеннеди, убить его за то, что он не послал воздушное прикрытие во время вторжения в Заливе Свиней. Сильвия Одио сказала, что она не поддерживает насилие, и повесила трубку. Но когда, два месяца спустя, на экране телевизора появилась фотография Освальда, она вспомнила этот эпизод и потеряла сознание.

Через два дня после визита к Одио Освальд появился в кубинском консульстве в Мехико-сити. Он рассказал о своей деятельности в поддержку новой Кубы, заявил, что хочет бороться за революцию, за освобождение Кубы от американского империализма. Обронил несколько замечаний и о том, что пора расправиться с президентом Кеннеди. От услуг его отказались, но об эпизоде сообщили в Гавану. Во всяком случае, такую версию визита Кастро представил в разговоре с английским журналистом летом 1967 года.

Из столицы Мексики Освальд вернулся в Даллас. 4 октября 1963 года далласский адвокат Кэрол Джарнагин был с приятельницей в клубе «Карусель» и случайно подслушал, как за соседним столиком хозяин клуба, Джек Руби, обсуждал с человеком по имени Ли план убийства губернатора Коннэлли. Джарнагин, по его словам, на следующий же день сообщил по телефону полиции о случившемся. Через 12 дней после убийства президента (а по показаниям самого Джарнагина — на следующий же день) подробный отчет о подслушанном разговоре был послан в ФБР. Никакого упоминания об этом сообщении в Отчете комиссии Уоррена мы не находим.

9 ноября полиция в Майами подслушала разговор между своим агентом и известным деятелем американской крайней правой, Джозефом Милтьером. Вот отрывки из этого разговора:

МИЛТЬЕР: Чем больше у него /Кеннеди/ телохранителей, тем легче с ним покончить.

АГЕНТ: Что за черт, «покончить с ним»? Как ты себе это представляешь?

МИЛТЬЕР: Из высокого здания с конторами, из мощного ружья…Ты знаешь, сколько он завел себе двойников?

АГЕНТ: Никогда не слышал об этом…

МИЛТЬЕР: Около пятнадцати. Куда он ни едет, они с ним. Потому что он знает, что он человек конченый…

АГЕНТ: Они всерьез собираются убить его?

МИЛТЬЕР: О да, это сейчас разрабатывается… Ты разбираешь ружье, нет нужды вносить его в здание целиком, можно пронести по частям…

АГЕНТ: Если Кеннеди убьют, нам лучше приготовиться. Потому что они начнут трясти всех и каждого.

МИЛТЬЕР: Это точно, перевернут каждый камень. Но через несколько часов они арестуют кого-нибудь для отвода глаз, чтобы народ не слишком вопил.

20 ноября лейтенант полиции в Луизиане, Фрэнсис Фруге, доставил в больницу женщину, находившуюся в состоянии наркотического опьянения. Она бормотала о том, что президент Кеннеди будет убит 22-го в Далласе. Ни полицейский, ни врач не придали большого значения ее словам. Но после того, как убийство произошло, лейтенант помчался в больницу и допросил Роз Черами. Она показала, что, работая в свое время у Руби в «Карусели», завязала отношения с торговцами, перевозившими наркотики из Луизианы в Хьюстон. 20 ноября, во время такой поездки, она подслушала, как два ее спутника обсуждали готовившееся убийство Кеннеди. Потом она наглоталась наркотиков, и спутники выбросили ее из машины. (В 1965 году Роз Черами была убита автомобилем на дороге.)

Утром 22-го ноября агент Си-Ай-Эй в Мадриде слышал, как бывший кубинский журналист заявил, что Кеннеди будет убит сегодня.

В тот же день Фидель Кастро пригласил к себе на ланч французского журналиста, Жана Даниэля. Этот Даниэль в течение нескольких недель жил на Кубе, пытаясь получить интервью у кубинского диктатора. Вечером 20 ноября Кастро неожиданно пришел к нему в номер гостиницы без предупреждения и просидел до 4 утра, выспрашивая журналиста о его встрече с президентом Кеннеди. 2 дня спустя именно этому журналисту была предоставлена возможность увидеть во время ланча, как примет известие премьер-министр. «Плохая весть, плохая весть, — несколько раз повторил Кастро. — Вот увидите, теперь они попытаются свалить вину за убийство на нас».

Несколько позже в тот же день сотрудница кубинского посольства в Мексике, Луиза Кальдерон Каралеро, разговаривала с приятельницей. Та первым делом спросила ее, слышала ли она об убийстве Кеннеди. «Конечно, — отвечала Каралеро с усмешкой. — Я узнала об этом чуть ли не раньше, чем сам Кеннеди».

Конечно, все эти сведения всплыли на поверхность и были собраны исследователями гораздо позже. Теперь мы видим: заговор имел такие масштабы, что держать его в абсолютной тайне было практически невозможно. Десятки людей знали о готовившемся и говорили вслух. Если бы убийцы промахнулись, все эти разговоры канули бы в вечность как досужая болтовня и не попали бы в анналы истории. Но убийцы не промахнулись. Ибо готовились они очень и очень серьезно.

Подготовка должна была вестись по двум направлениям. Первое: организация собственно убийства, то есть выбор места засады, отбор и инструктаж команды исполнителей, обдумывание способов бегства с места преступления. Второе: разработка фальшивой версии, сочинение и размещение «улик», которые должны были бы указать на Освальда как на главного и единственного убийцу.

О первом направлении мы знаем очень мало. Оно разрабатывалось тесной группой профессионалов, которым не нужны были помощники, которые умели держать язык за зубами. О линии Освальда известно гораздо больше. Его видели и запомнили десятки людей, потому что он любил привлекать к себе внимание, часто был вызывающе хвастлив или груб. Многие исследователи считают даже, что заговорщики создали Освальду двойника. Этот двойник, якобы, появлялся на стрельбище, где практиковался в стрельбе из иностранного ружья; вел переговоры о покупке автомобиля, заявляя, что скоро у него будет достаточно денег, чтобы приобрести его за наличные; являлся в оружейную мастерскую, прося, чтобы ему приделали оптический прицел к винтовке.

Особенно упорно версию двойника поддерживают те критики Отчета комиссии Уоррена, которые пытаются объявить Освальда абсолютно невиновным и в заговоре незамешанным. Однако если это был двойник, его талант перевоплощения следует признать невероятным. Такой человек смог заработать бы гораздо больше денег, играя в Голливуде, чем принимая участие в опасном сценарии реальных убийц. Зато уж сценарий выглядит никуда не годным. Вместо того чтобы представить Освальда одиноким маньяком, «сценаристы» то и дело подсовывают его свидетелям в компании с другими темными личностями или в моменты получения денег из неизвестных источников, то есть изо всех сил рассыпают «улики» заговора. Но так как в остальных своих действиях заговорщики отнюдь не выглядят дураками, идею «двойника» Освальда следует оставить, если мы хотим остаться в рамках правдоподобия.

В первых двух частях книги рассказано о том, что многих свидетелей, знавших что-то о Руби или Типпите, ждала насильственная смерть или увечье. Свидетелей, сталкивавшихся с Освальдом, подкарауливала другая напасть: публичное шельмование. Не понимая, чего хотят от них следователи Комиссии Уоррена, они изо всех сил пытались говорить правду, как они ее помнили. Но так как правда не укладывалась в заданную Комиссией схему (Освальд — убийца-одиночка), следователи и авторы Отчета любыми средствами пытались выставить свидетелей либо выдумщиками, стремившимися стать центром внимания, либо неуравновешенными психопатами, либо просто лжецами. К настоящему моменту написаны уже десятки убедительных книг, восстанавливающих доброе имя этих простых и честных людей (правда, для многих — посмертно). Благодаря этим книгам мы можем теперь не тратить время на споры с авторами Отчета, а просто шаг за шагом проследить по свидетельским показаниям действия Освальда в течение последних трех месяцев его жизни.

Лето 1963 года Освальд прожил вместе с семьей в Новом Орлеане, где у него были родственники. Работал то там, то тут, но главным образом отдавал свое время на прокастровскую пропаганду: раздавал на улице листовки, переписывался со всевозможными левыми организациями, даже принял участие в радио-диспуте с кубинским эмигрантом-антикоммунистом. Жизнь не налаживалась, и в понедельник, 23 сентября, Руфь Пэйн забрала Марину с ребенком и вещами и повезла их обратно в свой дом в Ирвинге (пригород Далласа). Освальд обещал вскоре последовать за ними, ища по дороге работу.

Он покинул Новый Орлеан 24-го сентября. Днем 25-го, покрыв 500 миль, прибыл в столицу штата Техас, город Остин, появился в местном бюро регистрации военнослужащих и расспрашивал о возможности изменить формулировку в своих документах о демобилизации. (Отрицательная характеристика, мол, мешала ему в получении работы.)

Вечером 25-го сентября Освальд появился в доме Сильвии Одио в сопровождении двух кубинцев. Этот эпизод (описанный вкратце в начале главы) стал впоследствии предметом отчаянных дебатов и самого скрупулезного расследования. Практически ни один серьезный исследователь не сомневается в правдивости рассказа Сильвии Одио, ибо она поведала о визите тут же, через несколько дней, своему психиатру, написала о нем отцу еще до того, как президент был убит и Освальд появился на экране телевизора. Споры идут лишь по поводу истолкования эпизода.

Отчет Комиссии Уоррена пытается доказать, что три визитера были совсем другими людьми, даже называет их имена, хотя последующее расследование показывает вздорность этой версии. Осторожная Сильвия Мейер признает убедительность свидетельства, но не пытается делать никаких выводов, ибо визит слишком явно доказывает участие Освальда в заговоре. (Она считает его невиновным.) Саммерс полагает, что заговорщики представили Сильвии Одио фальшивого Освальда, все того же «двойника», за два месяца начиная накапливать «улики» против намеченного козла отпущения, а заодно и сваливая вину на левое крыло антикастровской эмиграции (к нему принадлежали сестры Одио), которое для крайне правых было не лучше коммунистов.

Но спрашивается, если бы Леон Освальд был подставным лицом, двойником, актером, не проще ли и не убедительнее ли было, чтобы он обронил угрозы в адрес Кеннеди сам, в присутствии Сильвии Одио? Он же промолчал почти все время визита, держался вежливо и скромно. Грозным террористом его обрисовал один из латиноамериканцев, «Леопольдо», позвонив синьоре Одио на следующий день. Она же с самого начала отнеслась с недоверием к визитерам, и впоследствии ее отец, вырвавшийся из кастровской тюрьмы, с уверенностью заявил, что это были самозванцы. Ей показывали десятки фотографий кубинцев анти- и прокастровской ориентации, а также агентов кубинской разведки, но ни один не был похож на пришельцев. У нее было также впечатление, что те двое могли быть мексиканцами.

У нас нет никаких оснований отказаться от принципа, которым мы пользовались уже много раз на протяжении расследования: если заведомый лжец подсовывает нам какую-то информацию, скорее всего она должна быть противоположной истине. Если самозванные антикастровцы, посетившие синьору Одио, пытались выдать Освальда за своего. это означает, что на самом деле он был на противоположной стороне, что как раз совпадает с его открытой прокубинской деятельностью и попытками уехать на Кубу. Эпизод содержит в себе еще один важный момент: Сильвия Одио видела в лицо двух реальных заговорщиков и при этом осталась жива. Это следует рассматривать как весьма серьезное указание на то, что двое пришельцев были, скорее всего, иностранными агентами, которым не было нужды оставаться в Америке и опасаться разоблачения.

Выполнив свой дезинформирующий маневр, «Леопольдо» и «Анджело» отвезли Освальда в Хьюстон, где он мог сесть на автобус, отправлявшийся в Мексику в 2.35 ночи. Многие пассажиры запомнили молодого человека, которого они увидели наутро. Он рассказывал о своем пребывании в России, показывал русские документы, описывал свои прежние посещения Мехико-сити, рекомендовал приличный и недорогой отель «Куба», где он обычно останавливался. Упоминал и о своем намерении поехать на Кубу, повидать Фиделя Кастро.

Многие пассажиры показали, что разговорчивый молодой человек сидел рядом с пожилым пассажиром и о чем-то долго беседовал с ним. ФБР разыскало спутника Освальда. Им оказался человек по имени Джон Ховард Бовен, пользовавшийся также именем Альберт Осборн, занимавшийся, по его словам, проповедничеством, живший случайными работами и неустанно путешествовавший. Во время допроса этот Осборн-Бовен не смог толком назвать ни место, ни время своего рождения, ни представить нормальные документы, ни объяснить, откуда у него брались деньги на бесконечные разъезды по разным странам: Америка, Канада, Мексика, Англия, Испания, Франция, Северная Африка. Он категорически отрицал, что беседовал с Освальдом во время поездки на автобусе или с кем-то еще, хотя многие пассажиры опознали его по фотографии и с уверенностью заявили, что эти двое разговаривали очень долго.

Границу с Мексикой пересекли в Ларедо в 2 часа дня. Еще 20 часов пути — и юный борец с мировым империализмом, в визе которого имя его уже было переиначено как Ли (фамилия) Харви Освальд (имя — всегда можно сказать, что чиновник не понял и перепутал), прибыл в столицу соседней страны.

В тот же день (пятница, 27 сентября) он спешит в кубинское консульство и просит визу. (Дальше обстоятельства этого визита изложены, в основном, со слов кубинских чиновников и секретарши — мексиканской коммунистки, Сильвии Дюран.) Ему говорят, что придется ждать несколько дней. Он говорит, что ждать не может. Как они смеют отказывать человеку, который столько сделал для кубинской революции? Он показывает всевозможные листовки, выпущенные им, членские билеты, газетные фотографии. Рассказывает о годах в России, о своей русской жене, показывает русские документы. И вообще, он хочет лишь заехать на Кубу, а главная цель его поездки — Советский Союз. Хорошо, говорит секретарша консульства, если у вас будет советская виза, транзитную визу мы выдадим вам скорее. Освальд спешит в советское посольство и, вернувшись, заявляет, что дело улажено. Секретарша тут же звонит туда. Ничего подобного, говорят советские. Решение о визе будет принято не раньше, чем через четыре месяца. Освальд приходит в ярость, кричит на секретаршу и на появившегося консула, обзывает их «бюрократами». Консул заявляет, что «такие друзья приносят лишь вред кубинской революции» и выгоняет разбушевавшегося посетителя. Через несколько дней Освальд покидает Мехико-сити, ничего не добившись.

Так описали визит секретарша и консул. Потом начали всплывать другие детали. Комитет Стокса «из конфиденциальных источников» (читай, от Си-Ай-Эй) узнал, что Освальд выкрикивал угрозы в адрес президента Кеннеди, говорил, что его следует убить и он готов взяться за это. Сам Кастро в интервью английскому журналисту в 1967 году сказал, что в докладе, полученном им из посольства, угрозы в адрес Кеннеди упоминались, хотя потом отрицал это. (А то ведь некрасиво получается — не предупредить о таком опасном маньяке.) Не следует забывать, что поездка в Мексику состоялась как раз в те дни, когда кубинский лидер узнал (или только заподозрил), что Си-Ай-Эй готовило заговоры на его жизнь. 19 сентября ново-орлеанская газета «Таймс-Пикаюне», которую Освальд наверняка читал, перепечатала интервью, данное Кастро корреспонденту Ассошиэйтед Пресс, в котором он грозил возмездием. «Если американские лидеры будут помогать террористам в их покушениях на кубинских руководителей, пусть знают, что им самим не укрыться от расплаты».

Последний раз Освальд посетил кубинское посольство во вторник 1-го октября. «Пришла ли моя советская виза?» — «Поговорите сами с советским посольством». Телефонный звонок Освальда был подслушан Си-Ай-Эй. «А с кем вы говорили о своей визе в субботу?» — спросил дежурный. «С товарищем Костиковым». — «Тогда вам лучше поговорить об этом деле с ним самим». — «Хорошо, я сейчас приду».

Связь Освальда с Костиковым подтверждена и его письмом в Советское посольство в Вашингтоне, где он упоминает это имя. А американская разведка знала от надежного перебежчика, что Костиков, имевший дипломатический статус, был на самом деле офицером высокого ранга в 13-ом отделе КГБ и ведал всеми подрывными операциями в Мексике и США. Примечательно также, что скрытые камеры Си-Ай-Эй, фотографирующие всех посетителей советского посольства в Мехико-сити, не запечатлели Освальда. Либо он знал, как избегать их, либо, скорее, его привозили и увозили на машине. По крайней мере один очень надежный свидетель (мексиканский кредитный контролер, проверявший кредитоспособность кубинского дипломата) видел, как Освальд покинул кубинское посольство в сопровождении высокого кубинца после того, как оба сели в машину на территории посольства.