Глава 16. Римлянин. Афинянин

Все та же религия, которая создала общество и управляла им на протяжении долгого времени, сформировала характер человека и придала его мыслям нужное направление. Своими догмами и обрядами она выработала в греках и римлянах определенную манеру мыслить и действовать и, конечно, привычки, от которых они долгое время не могли отказаться. Религия показала людям, что маленькие боги, легко приходящие в раздражение и недоброжелательные, есть всюду. Под давлением религии человек постоянно испытывал страх восстановить богов против себя; религия лишила человека свободы действий.

Давайте посмотрим, какое место занимала религия в жизни римлянина. Его дом был для него тем же, чем для нас храм. В доме он совершает обряды; в доме живут его боги. Его очаг – бог; стены, двери, порог – тоже боги; и границы его поля – боги. Семейная могила – алтарь, а умершие предки – божественные существа.

Каждое из его повседневных дел – это обряд; весь его день принадлежит религии. Утром и вечером он обращается с молитвой к очагу, к пенатам и своим предкам; при выходе из дома и при входе в дом он обращается к ним с молитвой. Каждый прием пищи – религиозный акт, в котором участвуют домашние боги. Рождение, посвящение в культ, облачение в тогу, заключение брака, празднование годовщин всех этих событий – все это торжественные акты его культа.

Выйдя из дома, он практически не может сделать ни шагу, чтобы не встретить какой-нибудь священный объект – будь то храм, или место, куда ударила молния, или могила. В одних случаях он должен сосредоточиться и произнести молитву, в других отвести глаза и закрыть лицо, чтобы не смотреть на некий предвещающий беду объект.

Каждый день он совершает жертвоприношения в своем доме, каждый месяц в своей курии, несколько раз в году в своем клане или трибе. Помимо своих богов, он должен поклоняться богам города. В Риме больше богов, чем граждан.

Римлянин совершает жертвоприношения, чтобы возблагодарить богов; он, безусловно, приносит многочисленные жертвы, чтобы усмирить их гнев. То он участвует в процессии, исполняя ритуальный танец под звуки священной флейты, то управляет колесницей, в которой находятся статуи богов, то принимает участие в lectisternium – лектистернии, так называлось у римлян пиршество богов, состоявшее в том, что ставили изображения богов на подушках или ложах, а перед ними столы с кушаньями. Каждый римлянин с венком на голове и лавровой ветвью в руках, проходя мимо, поклонялся богам.

Был еще праздник посева, праздник урожая и праздник подрезания виноградной лозы. Римлянин совершал более десяти жертвоприношений и призывал в молитве около десяти божеств, чтобы обеспечить хороший урожай. Особенно много было праздников в честь умерших, поскольку римлянин боялся их прогневить.

Он никогда не выходит из дома, не выяснив, нет ли поблизости птицы, предвещающей недоброе. Есть слова, которые он никогда в жизни не осмелится произнести. Если у него появляется какое-то желание, то он пишет его на дощечке, которую кладет к ногам статуи бога.

Он ежеминутно советуется с богами, стремясь узнать их волю. Все решения он находит, изучая внутренности жертвенных животных, полет птиц, атмосферные явления. Известие о том, что где-то прошел кровавый дождь или заговорил бык, приводит его в трепет. Он успокоится только тогда, когда очистительная церемония восстановит мир между ним и богами.

Выходя из дома, первый шаг он делает только правой ногой. Волосы он стрижет только во время полнолуния. Он носит амулеты. Он покрывает стены дома магическими надписями, предохраняющими от пожара. Он знает заклинания, помогающие избежать болезни, и заклинания, исцеляющие от болезни; эти заклинания нужно повторить двадцать семь раз, и каждый раз особым образом отплевываться.

Он не обсуждает дела в сенате, если жертвоприношения не дали благоприятных предзнаменований. Он покидает народное собрание, услышав мышиный писк. Он отказывается от намеченных планов, если заметит дурное предзнаменование, или зловещее слово достигнет его ушей. Он храбро вступает в сражение, но при условии, что ауспиции гарантируют ему победу.

Римлянин, портрет которого мы изобразили, не является человеком из народа, недалеким, которого бедность, страдания и невежество сделали суеверным. Мы говорим о патриции, человеке благородном, могущественном и богатом. Этот патриций может быть воином, должностным лицом, консулом, земледельцем, торговцем, но всегда и всюду он жрец, и его помыслы устремлены к богам. Как бы сильно ни владели его душой такие чувства, как патриотизм, любовь к славе, алчность, надо всем господствует страх перед богами. Гораций дал самое точное описание римлянина: «Dis te minorem quod geris, imperas» – «Ты властвуешь, потому что ведешь себя, как подвластный богам».

Иногда эту религию называли политической религией, но разве можно предположить, что сенат, состоящий из трехсот членов, и сословие патрициев, насчитывающее три тысячи человек, сумели единодушно договориться ради того, чтобы обмануть невежественный народ? Неужели на протяжении многих веков в условиях острого соперничества, беспощадной борьбы, личной ненависти никто бы не вызвался заявить, что все это ложь? Если бы патриций выдал тайну своего сословия, если бы, обратившись к плебеям, которые из последних сил терпели давление религии, избавил их от этого ярма и освободил от ауспиций и жрецов, то этот человек немедленно приобрел бы такой кредит доверия, что, возможно, стал бы главой государства. Можно ли предположить, что, если бы патриции не верили в эту религию, которую исповедовали, искушение раскрыть тайну не было бы достаточно сильным, чтобы побудить хотя бы одного из них рассказать о ней? Глубоко ошибаются относительно человеческой природы те, кто думают, что религию можно ввести путем соглашения и поддерживать с помощью обмана. Обратитесь к Титу Ливию и подсчитайте, сколько раз эта религия приводила в замешательство самих патрициев, сколько раз ставила в затруднительное положение сенат, а уж затем решайте, была ли эта религия придумана для удобства государственных деятелей. Только во времена Цицерона люди начали понимать, что религия весьма полезна для управления народом, но к тому времени она уже не имела той магической власти над умами людей.

Возьмем для примера римлянина начального периода и остановимся на одном из величайших воинов того времени, Камилле, который пять раз был диктатором и одержал победу более чем в десяти сражениях. Для того чтобы составить о нем верное представление, нужно понимать, что он был настолько же жрецом, насколько и воином. Он принадлежал к роду Фуриев, в детстве был обязан носить претексту – белую тогу с пурпурной полосой, знак отличия людей знатного происхождения и жрецов, и буллу, предохраняющую от злой судьбы. Он каждый день принимал участие в религиозных церемониях, провел юность в изучении религиозных обрядов. Когда разразилась война, жрец стал воином; как-то он скакал на коне впереди боевой линии, вражеский дротик попал ему в бедро, но Камилл не оставил поля сражения, а, вырвав торчащий из раны дротик, вступил в схватку с врагами и обратил их в бегство. После нескольких походов его выдвинули на государственную должность. В качестве военного трибуна с консульской властью он совершал жертвоприношения, председательствовал на суде, командовал войском. Настал день, когда было принято решение назначить его диктатором. Соответствующий магистрат в ясную ночь наблюдал за небом, советуясь с богами; мысли его занимал Камилл, имя которого он шептал про себя, в то время как глаза его были устремлены в небо и там искали знамений. Боги посылали только хорошие предзнаменования, значит, Камилл был им угоден, и его назначили диктатором.

Теперь он начальник войска; он выступает из города, совершив ауспиции и принеся множество жертв. Под его началом много командиров и почти столько же жрецов: понтифики, авгуры, гаруспики (жрецы, гадавшие по внутренностям жертвенных животных и толковавшие явления природы), пулларии (люди, заботившиеся о священных курах), виктимарии (помощники жреца при жертвоприношениях, поставщики жертвенных животных), переносчик очага. Камиллу поручено закончить войну с Вейями, осада которых длилась уже девять лет. Вейи – древний город этрусков, то есть почти священный город: значит, для победы римлянам требуется столько же благочестия, сколько храбрости. Девять лет римлянам не удавалось одолеть этрусков, очевидно, потому, что они лучше знали обряды, угодные богам, и таинственные заклинания, которыми можно снискать их благосклонность. Тогда римляне обратились к Сивиллиным книгам, желая узнать по ним волю богов. Оказалось, что была допущена небольшая ошибка во время торжественного жертвоприношения, ежегодно совершавшегося римскими консулами от имени Латинского союза, и церемонию повторили. Однако этруски продолжали одерживать верх. Оставалось последнее средство: захватить какого-нибудь этрусского жреца и узнать от него тайну богов. Римляне взяли в плен вейского жреца и привели его в сенат. «Для того чтобы Рим победил, – сказал жрец, – нужно понизить уровень албанского озера, но так, чтобы вода не вытекала из него в море». Римляне послушались и выкопали бесчисленное множество каналов и рвов, через которые вода из озера разошлась по всей окрестности.

Именно в это время Камилл был избран диктатором. Отправляясь к войску, стоящему под Вейями, он был уверен в успехе, поскольку все оракулы были опрошены, все повеления богов исполнены. Кроме того, прежде чем покинуть Рим, он пообещал богам-покровителям праздники и жертвоприношения. Для того чтобы обеспечить победу, Камилл не пренебрег также и человеческими ресурсами: он увеличивает войско, укрепляет в нем дисциплину, велит выкопать подземный ход, чтобы проникнуть в крепость.

Наступил день штурма крепости; Камилл выходит из своей палатки; совершает ауспиции и приносит жертву. Его окружают понтифики и авгуры; одетый в paludamentum (красный плащ, который носил римский главнокомандующий, а впоследствии император), он обращается к богу: «Под твоим предводительством, о Аполлон, и руководимый твоей волей, я иду, чтобы взять и разрушить город Вейи; тебе, если я останусь победителем, я обещаю посвятить десятую часть добычи». Но недостаточно иметь на своей стороне своих богов; у врага тоже есть могущественное божество, которое ему покровительствует. Камилл обращается к нему с такими словами: «Царица Юнона, обитающая в настоящее время в Вейях, молю тебя, приди к нам, победителям, следуй за нами в наш город, прими наше поклонение; пусть наш город станет твоим». После того как принесены жертвы, произнесены молитвы, сказаны заклинания, римляне уверены, что боги за них, и никакое божество уже не защищает врага. Они идут на приступ и берут город.

Этот римский полководец был человеком, умеющим сражаться, который знал, как заставить повиноваться себе, но в то же время искренне верившим в предсказания, ежедневно совершавшим религиозные обряды и убежденным в том, что самое важное не храбрость и даже не дисциплина, а точное произнесение определенных формул в полном соответствии с обрядами. Эти молитвы, обращенные к богам, вынуждают их почти всегда даровать победу. Для такого полководца высшей наградой является разрешение сената принести триумфальную жертву. Вот он всходит на священную колесницу, запряженную четырьмя белыми конями; на нем священное облачение, которое надевают на бога в дни праздников; на его голове венок, в правой руке он держит лавровую ветвь, в левой – скипетр из слоновой кости; все это – атрибуты и одеяния статуи Юпитера. В таком почти божественном величии Камилл предстал перед согражданами и отправился воздать поклонение истинному величию самого главного из римских богов. Он поднялся на Капитолий и перед храмом Юпитера совершил жертвоприношение.

Не только римлянам было свойственно чувство страха перед богами; греки тоже испытывали подобное чувство.

Эти народы, созданные и воспитанные религией, надолго запомнили ее уроки. Общеизвестно, что спартанцы никогда не выступали в поход до наступления полнолуния, непрерывно совершали жертвоприношения, чтобы узнать, следует ли вступать в сражение, отказывались от запланированных и необходимых предприятий, испугавшись дурных предзнаменований. Не менее осмотрительными были и афиняне. Афинское войско никогда не отправлялось в поход до седьмого числа месяца, а когда флоту предстояло выйти в море, главная забота состояла в том, чтобы заново позолотить статуи Паллады.

Ксенофонт уверяет, что у афинян было больше религиозных праздников, чем у других народов Греции. «Сколько жертв предложено богам! – восклицает Аристофан. – Сколько храмов! Сколько статуй! Сколько священных процессий! Во всякое время года мы видим религиозные празднества и украшенных венками жертвенных животных». Территория Афин покрыта большими и малыми храмами. Одни храмы для отправления культа города, другие для отправления культа трибы, третьи для отправления домашнего культа. Каждый дом тот же храм, и на каждом поле есть священная могила.

Афинянин, которого мы представляем себе столь непостоянным, изменчивым, вольнодумным, питает, напротив, глубочайшее почтение к древним традициям и древним обрядам. Его главной религией, той, которой он ревностно предан, является религия его предков и героев. Он поклоняется умершим и боится их. Один из законов обязывает его ежегодно приносить умершим первые плоды урожая; другой запрещает произносить даже одно слово, способное вызвать их гнев. Все, что имеет отношение к древности, священно для афинянина. У него есть древние сборники, в которых записаны обряды, и он никогда не отступает от них. Если жрец вводит малейшее изменение в культ, он наказывается смертью. Из века в век соблюдались самые необычные обряды. Один раз в год афиняне совершали жертвоприношение в честь Ариадны, и поскольку, согласно преданию, возлюбленная Тесея умерла при родах, то требовалось подражать крикам и движениям женщины во время родовых схваток. Другой ежегодный праздник, называвшийся осхофории, был своего рода пантомимой, изображавшей возвращение Тесея в Аттику. Жезл вестника украшал венок, поскольку вестник Тесея украсил венком свой жезл. Изображавший вестника участник пантомимы издавал крик, который, предполагалось, издал вестник Тесея. Составлялась процессия; каждый участник процессии был одет по моде времен Тесея. В определенный день афиняне могли варить овощи только в горшке определенной формы; истоки этого обряда терялись в глубокой древности, никто уже не понимал его смысла, но благочестивые афиняне повторяли его каждый год.

У афинян, как и у римлян, были несчастливые дни; в такие дни не совершались браки, не начинали новых дел, не проводили собраний, не вершили правосудие. Восемнадцатый и девятнадцатый день каждого месяца посвящался очищению. В день плинтерий – самый роковой из всех дней – статую Афины завешивали покрывалом. В день панафиней, наоборот, огромная процессия торжественно несла покрывало богини, и все граждане, независимо от возраста и положения, должны были принимать участие в этом шествии. Афинянин приносил жертвы, вымаливая хороший урожай, обильный дождь или хорошую погоду; он приносил жертвы, чтобы излечиться от болезни, не допустить голод и мор.

В Афинах есть свои собрания древних предсказаний, подобно тому как в Риме есть Сивиллины книги, и в пританее находятся люди, предсказывающие городу будущее. На улицах Афин на каждом шагу встречаются прорицатели, жрецы и толкователи снов. Афинянин верит в предзнаменования и приметы; чиханье или звон в ушах останавливали задуманное им дело. Он никогда не пускался в плавание, не совершив ауспиций. Прежде чем вступить в брак, он обязательно понаблюдает за полетом птиц. Собрание мгновенно расходится, если кто-то объявит, что видел на небе зловещее знамение. Если во время жертвоприношения пришли дурные вести, то все следует начать сначала.

Каждый разговор афинянин начинает с пожелания благополучия. Теми же словами он начинает все декреты. На трибуне ораторы любят начинать свою речь с обращения к богам и героям, населяющим страну. Оракулы управляют народом. Ораторы, стремящиеся придать своим советам большую значимость, беспрестанно повторяют: «Так повелевает богиня».

Никий был родом из знатной и богатой семьи. Ежегодно из Афин отправлялись на священный остров Делос на праздник бога торжественные процессии певцов чествовать бога священными гимнами. Как-то, будучи еще очень молодым, Никий, который возглавлял торжественную процессию, привез на Делос жертвенных животных и хор, который воспевал хвалу богу во время совершения жертвоприношения. Вернувшись в Афины, Никий передает богам часть своего имущества, воздвигает храм богу Дионисию и статую богине Афине. Когда ему приходилось выполнять почетную должность хорега, он давал театральные представления с небывалой роскошью; для своей трибы он устраивал за собственный счет священные трапезы. Не проходило дня, чтобы он не совершал жертвоприношения какому-нибудь богу. При нем постоянно находился предсказатель, с которым Никий советовался по всем вопросам, как общественным, так и личным. Во главе войска он отправляется в Коринф, выигрывает сражение, но, возвращаясь с победой в Афины, неожиданно узнает, что на вражеской земле остались тела его двух убитых воинов, не преданные земле. Охваченный беспокойством, он останавливает свой флот и отправляет вестников к врагам, чтобы договориться о погребении. Спустя какое-то время афиняне, желавшие расширить границы своего владычества, принялись обсуждать детали похода на Сицилию. Поднявшись на трибуну, Никий заявил, что его жрецы и предсказатели сообщили о предзнаменованиях, неблагоприятных для экспедиции. У Алкивиада были свои предсказатели, которые иначе разъяснили предсказания. Народ одолевают сомнения. Тут появляются люди, прибывшие из Египта; они посоветовались с богом Амоном, которому уже начинали придавать большое значение, и сообщили его предсказание: афиняне захватят всех сиракузян. Народ принимает решение начать войну.

Никий не смог отговорить народ от войны, однако возглавил экспедицию. Перед тем как отправиться в поход, он по обычаю совершает жертвоприношение. В поход, как любой полководец, он берет с собой жрецов, предсказателей, вестников. На каждом судне эмблема с изображением какого-нибудь божества.

Никий не возлагает особых надежд на успех предприятия. Разве недостаточно было предсказаний о роковом исходе? Вороны много дней подряд клевали статую Паллады и сильно повредили ее; какой-то человек вдруг вскочил на алтарь, уселся на него и камнем отсек себе детородный орган, и отплытие в поход пришлось на несчастливый день плинтерий (праздник омовения). Никий прекрасно понимал, что эта война будет фатальной и для него, и для его отечества. Во время похода он проявляет крайнюю осторожность. Он, которого все знают как храброго воина и искусного полководца, почти ни разу не осмеливается дать сигнал к битве. Афинянам не удается взять Сиракузы, и, понеся жестокие потери, они вынуждены принять решение о возвращении в Афины. Никий готовит флот в обратный путь; на море спокойно. Вдруг происходит лунное затмение. Никий обращается за разъяснением к своему предсказателю, и тот сообщает, что это дурной знак и следует переждать трижды по девять дней. Никий повинуется; все эти дни он проводит в бездействии, приносит много жертв, чтобы умилостивить разгневанных богов. В это время враг отрезает ему выход из гавани и уничтожает его флот. Ему ничего не остается, как отступать по суше. Ни ему, ни его воинам не удалось уйти от сиракузян.

Что же сказали афиняне, получив известие об этом несчастье? Им было известно о личной храбрости Никия и его удивительной стойкости. И никому не пришло в голову обвинить его в том, что он следовал указаниям религии. Они решили, что его можно упрекнуть только в том, что он взял с собой невежественного предсказателя. Этот человек неправильно истолковал лунное затмение. Он должен был знать, что для войска, готовящегося к отступлению, «это знамение отнюдь не дурное, а, напротив, даже благоприятное, поскольку дела, совершаемые с опаской, должны быть скрыты и свет им помеха. И вообще, как написано в «Толкованиях» Автоклида, злотворного воздействия солнца или луны следует ожидать лишь в первые три дня после затмения»^[134].