Глава 4. Город

Слова civitas и urb, которые мы переводим как «город», не были синонимами у древних. Под civitas понималась община – религиозное и политическое объединение семей и триб; город – urb – был местом собраний, местом жительства и, прежде всего, святилищем этих объединений.

Не следует судить о древних городах по тем городам, которые мы видим сегодня. Мы строим несколько домов; это деревня. Постепенно количество домов увеличивается, и вырастает город, и, наконец, если позволяет место, мы окружаем его стеной.

Появление города у древних не было связано с постепенным приростом населения и появлением новых домов. Город основывали сразу, за один день, но для этого требовалось заранее сформировать общество, а вот это был длительный и трудоемкий процесс. Как только семьи, фратрии и трибы решали объединиться и иметь общий культ, они сразу основывали город как святилище своего общего культа; поэтому основание города всегда было религиозным актом.

В качестве примера возьмем Рим, несмотря на сомнения, которые вызывает его древнейшая история. Часто высказывается мнение, что Ромул был предводителем шайки авантюристов, что он создал свой народ, собрав вокруг себя бродяг и грабителей, и эти люди, набранные без разбора, построили несколько хижин, чтобы хранить в них добычу. Однако древние авторы представляют факты под совершенно иным углом зрения, и нам кажется, что если мы действительно хотим разобраться в том, что происходило в древности, то нам следует придерживаться основного правила – опираться на свидетельства, сохранившиеся с древних времен. Древние авторы действительно упоминают об убежище, то есть о священном огороженном месте, где Ромул принимал всех приходящих к нему; в этом он следовал примеру других основателей городов. Но это убежище не являлось городом; оно было открыто только после того, как был основан и полностью построен город. Это был придаток Рима, а не сам Рим. Убежище даже не представляло собой часть города Ромул а, поскольку находилось у подножия Капитолийского холма, тогда как город занимал Палатинский холм. Крайне важно отличать два слоя римского населения. В убежище располагались авантюристы, не имевшие ни земли, ни религии; на Палатинском холме жили люди, пришедшие из Альбы, то есть уже создавшие общество, разделенные на роды и курии, имевшие домашний культ и свои законы. Убежище было обычной деревней, или предместьем, с беспорядочно разбросанными хижинами, в то время как на Палатинском холме возвышался священный религиозный город.

Древность изобилует сведениями о способе основания этого города. Мы находим информацию у Дионисия Галикарнасского, почерпнувшего сведения у более древних авторов, у Плутарха, в «Фастах» Овидия, у Тацита, Катона Старшего, взявшего сведения из древних рукописей, и еще у двух авторов, которые внушают нам особое доверие: ученых Варрона^[93] и Веррия Флакка^[94].

Оба этих ученых прекрасно разбираются в римских древностях, правдивы, ни в коей мере не легковерны, хорошо знакомы с приемами исторической критики. Все перечисленные авторы рассказывают о религиозной церемонии, ознаменовавшей основание Рима, и мы не вправе отвергать такое большое количество свидетельств.

Мы нередко встречаем у древних поражающие нас факты, но разве это является основанием считать их небылицами? Может, эти факты и не согласуются с современными понятиями, зато полностью соответствуют понятиям древних людей. В их частной жизни мы видели религию, которая руководила всеми их действиями; затем мы видели, что эта религия объединила их в сообщества, так почему же нас должно удивлять, что основание города являлось священным актом и что Ромул был обязан сам совершать обряды, соблюдавшиеся повсеместно? Первой заботой основателя являлся выбор места для нового города. Выбор был делом чрезвычайно серьезным, поскольку считалось, что от выбора места зависит судьба народа, а потому он полностью зависел от решения богов. Если бы Ромул был греком, он бы обратился за советом к Дельфийскому оракулу^[95]; если бы он был самнитом, то пошел бы следом за священным животным – волком или зеленым дятлом.

Но Ромул был латином, соседом этрусков, посвященным в науку гаданий, а потому он просит богов выказать свою волю с помощью полета птиц. Боги указывают ему на Палатинский холм.

Наступил день основания города, и первым делом Ромул принес жертву богам. Вокруг Ромула собрались его товарищи, они разожгли костер, и каждый перепрыгнул через огонь. Смысл этого обряда в том, что к священнодействию люди должны приступать чистыми: древние думали, что прыжок через священный огонь очищает человека и физически, и нравственно.

Совершив этот обряд, подготовивший людей к великому акту основания города, Ромул вырыл маленькую круглую яму и бросил в нее комок земли, принесенный из Альбы. Затем каждый из его товарищей по очереди подходил к яме и бросал в нее горсть земли, принесенной из родных мест. Смысл этого интересного обряда заключается в следующем: прежде чем оказаться на Палатинском холме, эти люди жили в Альбе или в соседних городах. Там был их очаг, там жили и были похоронены их предки, но религия запрещала покидать место, где находился очаг, где покоились божественные предки. Для того чтобы избежать нечестивого поступка, приходилось прибегать к хитрости: каждый уносил с собой горсть священной земли, в которой были похоронены его предки и с которой были связаны их маны. Покидая родные места, человек был просто обязан взять с собой горсть земли и своих предков. Исполнение этого обряда было необходимо для того, чтобы, указывая на новое место поселения, человек мог сказать: «Это земля моих отцов, terra patrum, patria; здесь моя родина, потому что здесь обитают маны моей семьи».

Яма, в которую каждый бросал горсть земли, называлась mundus; на языке древней религии это слово обозначало царство манов. Согласно преданию, именно отсюда души умерших выходили три раза в год, чтобы взглянуть на свет божий. Не проступает ли в этом предании истинное представление древних людей? Бросая в яму горсть земли, принесенной с родины, они верили, что в этой земле заключены души их предков. Этим душам, воссоединившимся здесь, требовалось вечное почитание, за что они будут оберегать своих потомков. На этом месте Ромул установил алтарь и возжег огонь. Это был священный очаг города.

Вокруг этого очага вырос город, как дом вокруг домашнего очага. Ромул провел борозду, обозначая границы будущего города. Этот обряд следовало соблюдать самым тщательным образом. Основатель города должен был проводить борозду медным плугом, который тянули белый бык и белая корова. Ромул с покрывалом на голове, в одеяниях жреца держался за рукоять плуга и направлял его, сопровождая движение пением молитв. За ним шли его товарищи, храня благоговейное молчание. По мере того как плуг поднимал пласты земли, их аккуратно укладывали внутрь огороженного места, чтобы ни одна частичка этой священной земли не осталась на чужой стороне. Эта священная граница неприкосновенна. Ни свой, ни чужой не имели права пересекать ее. Перепрыгнуть через борозду означало совершить нечестивый поступок; согласно преданию, брат основателя города, Рем, совершил это святотатство, за что и поплатился жизнью.

А для того чтобы люди могли входить в город и выходить из него, борозда прерывалась в некоторых местах; с этой целью Ромул приподнимал и переносил плуг. Эти промежутки назывались porta – ворота; в этих местах были городские ворота.

На священной борозде, или слегка за ней, позже возводились стены; они тоже считались священными. Никто не смел прикасаться к ним, даже ремонтировать, без разрешения жрецов. По обе стороны стены для религиозных нужд оставлялась полоса земли шириной в несколько шагов, называемая померий (pomerium), на которой не разрешалось ни пахать, ни возводить здания.

Таким, согласно многочисленным древним источникам, был обряд основания Рима. Если возникнет вопрос, как воспоминания об этом событии могли сохраниться до времен, в которые жили авторы, от которых мы почерпнули эти сведения, то все дело в том, что эта церемония ежегодно повторялась во время празднования так называемого дня рождения Рима. В древние времена этот праздник неизменно отмечался из года в год, римляне празднуют его по сей день, как и в прежние времена, 21 апреля. Так на пути бесконечных перемен люди остаются верны древним обычаям.

Нет никаких оснований считать, что Ромул придумал эти обряды. Скорее можно с уверенностью сказать, что закладка многих городов, еще до Рима, сопровождалась подобным ритуалом. По утверждению Варрона – этот ритуал был известен в Лациуме и Этрурии. Катон Старший, при написании своего исторического сочинения под заглавием Origines изучавший летописи народов Италии, сообщает нам, что аналогичные обряды совершались всеми основателями городов. В священных книгах этрусков было подробное описание этой церемонии^[96].

Греки, подобно италийцам, считали, что бог должен выбрать место для города и указать на него человеку. Решив основать новый город, греки обращались за советом к Дельфийскому оракулу. Геродот считает поступок спартанца Дориея, который посмел возводить город, «даже не вопросив Дельфийского оракула, в какой земле ему следует поселиться, и не выполнив никаких обычаев, установленных в таких случаях», нечестивым или безумным. Благочестивый историк не удивлен, что «спустя два года его (Дориея) изгнали (из города) маки, ливийцы и карфагеняне и ему пришлось возвратиться в Пелопоннес»^[97].

Фукидид^[98], вспоминая день основания Спарты, упоминает о религиозных песнопениях и жертвоприношениях, которые были принесены в этот день.

Этот же великий греческий историк сообщает нам, что у афинян был свой особый ритуал, который они всегда строго соблюдали при основании колоний. В одной из комедий Аристофана довольно подробно описывается происходившая в таких случаях церемония. Изображая комическое основание города птиц, комедиограф, конечно, имел в виду обычаи, которые соблюдались людьми при основании городов. Вот почему Аристофан выводит на сцену жреца, который зажигает огонь и призывает богов, поэта, который поет гимны, и прорицателя.

Павсаний путешествовал по Греции во времена Адриана.

В Мессении он расспросил жрецов об основании города и передал нам их рассказ. Это событие, не очень давнее, происходило во времена Эпаминонда. За три столетия до этого мессеняне были изгнаны из своей страны, но, рассеянные среди других греков, лишенные отечества, с благочестивым усердием сохраняли свои обычаи и религию. Фивяне хотели вернуть мессенян в Пелопоннес, чтобы разместить под боком у Спарты врага, но самым трудным оказалось убедить в этом мессенян. Эпаминонд, имея дело с суеверными людьми, счел нужным использовать оракула, который предсказал мессенянам возвращение на родину. Удивительные знамения показали им, что их боги, отвернувшиеся от них в то время, когда они потерпели поражение и были изгнаны из своей страны, вернули свое расположение. Тогда этот робкий народ решил вернуться в Пелопоннес, следуя за войском фивян. Теперь предстояло решить, где построить новый город, так как нечего было и думать о том, чтобы вернуться в древние города; эти города были осквернены завоевателями. На этот раз они не могли обратиться к Дельфийскому оракулу с просьбой об указании места для нового города, поскольку пифия была на стороне спартанцев. По счастью, у богов были и другие способы выказать людям свою волю. К мессенянскому жрецу во сне явился один из богов его народа и сказал, что хочет поселиться на горе Итома, и предложил людям следовать за ним. Итак, место для нового города было найдено, оставалось только узнать, какие обряды требуются для основания города, поскольку мессеняне их забыли. Они не могли воспользоваться обрядами фивян или какого-либо другого народа, а потому абсолютно не понимали, как построить город. Но тут, очень кстати, приснился сон другому мессенянину; боги приказали ему отправиться на гору Итома, найти растущее рядом с миртом тисовое дерево и копать землю в этом месте. Он сделал все, что повелел бог, и откопал урну; в урне оказались листы из олова, на которых был начертан подробный ритуал священной церемонии. Жрецы немедленно записали ритуал в свои книги. Они не сомневались, что до завоевания страны урну в этом месте зарыл мессенянский царь.

Теперь, зная ритуал, можно было приступать к основанию города. Прежде всего жрецы принесли жертву, обращаясь к древним богам Мессении, Диоскурам, Юпитеру Итомскому, древним героям, известным и уважаемым предкам. Все эти покровители страны, очевидно, оставили их, согласно верованиям древних, в тот день, когда враг захватил их страну. Теперь мессеняне умоляли их вернуться. Они произносили священные молитвы, искренне веря, что убедят богов поселиться в городе вместе с гражданами. Этим людям было очень важно поселить богов в своем городе, и можно сказать с уверенностью, что именно это было единственной целью религиозной церемонии. Точно так же, как товарищи Ромула выкопали яму, считая, что там будут покоиться маны их предков, современники Эпаминонда призывали своих героев, божественных предков и богов страны. Они верили, что молитвами и обрядами смогут привязать этих божественных существ к земле, на которой собирались поселиться, и заключить их внутри огороженной территории. Они сказали им: «Пойдемте с нами, о божественные повелители, и живите с нами в этом городе». Первый день посвятили жертвоприношениям и молитвам. На следующий день наметили границы города под пение религиозных гимнов.

В первый момент вызывает удивление, когда узнаешь из сочинений древних авторов, что не было города, даже самого древнего, который бы не претендовал на то, что знает имя основателя и дату основания. Однако в этом нет ничего странного, поскольку из людской памяти не могли исчезнуть воспоминания о священной церемонии по случаю основания города. В городе ежегодно отмечалась годовщина основания с совершением жертвоприношений. Афины, как и Рим, праздновали день своего рождения.

Часто случалось, что в уже построенном городе селились колонисты или завоеватели. Им незачем было строить новые дома, потому что им никто не мог помешать занимать дома побежденных, но они должны были выполнить священный обряд основания, то есть установить свой очаг, зажечь священный огонь и разместить своих богов в новом жилище. Это объясняет утверждения Фукидида и Геродота, что дорийцы основали Лакедемон, а ионийцы Милет, хотя и те и другие обнаружили эти города не только построенными, но и очень древними.

Эти обычаи ясно показывают, чем был, по мнению древних людей, город. Окруженный священной оградой, раскинувшийся вокруг алтаря, он был священным жилищем богов и людей. Вот что Тит Ливий говорит о Риме: «В этом городе нет места, которое не было пропитано религией и не занято каким-нибудь божеством. Его населяют боги». То, что Тит Ливий сказал о Риме, мог бы сказать любой человек о своем городе, поскольку если город был основан в соответствии с религиозным обрядом, то поселял на огороженной священными стенами территории богов-покровителей, которые, можно сказать, врастали в землю, чтобы никогда ее уже не покидать. Каждый город был святилищем; каждый город можно было бы назвать святым.

Поскольку боги были навечно связаны с городом, люди тоже не должны были покидать место, где обосновались их боги. Существовало взаимное обязательство, своего рода договор между богами и людьми. Как-то народные трибуны высказались в том смысле, что Рим, опустошенный галлами, не более как груда развалин, тогда как в пяти милях от Рима в прекрасной местности расположен полностью отстроенный, большой, красивый город, покинутый жителями после завоевания римлян, а потому следует переселиться из разрушенного Рима в этот город под названием Вейи. Но благочестивый Камилл возразил: «Наш город основан в соответствии с религиозными обрядами; сами боги выбрали это место и поселились здесь вместе с нашими отцами. Как бы ни был он разрушен, но он остается обителью наших богов». И римляне остались в Риме.