Глава девятнадцатая
|
В понедельник, 22 сентября, на следующий день после того, как Goldman Sachs стал банковской холдинговой компанией, Ллойд Бланкфейн с опухшим от усталости лицом сидел, уставившись на карикатуру Гари Ларсона из The Far Side. На рисунке были изображены отец и сын, стоящие во дворе пригородного дома и глядящие через забор на дом соседа, в который входила вереница волков. "Я знаю, ты будешь скучать по Уэйнрайтам, Бобби, — гласила надпись, — но они были слабыми и глупыми людьми, именно поэтому тут волки и другие хищники".
Для Бланкфейна это было похоже на то, что только что произошло на Уолл-стрит: если бы все вышло иначе, Morgan Stanley и, возможно, Goldman Sachs закончили бы так же, как Уэйнрайты. Из большой пятерки инвестиционных банков его банк и Morgan Stanley были последними, кто устоял. Но фундамент Goldman, казалось, становился все более неустойчивым. В течение дня цена акций Goldman в отличие от Morgan Stanley не стабилизировалась, а продолжала снижаться, упав на 6,9 %. Несмотря на новый статус банковской холдинговой компании, дававший практически не ограниченный доступ к ликвидности от Федрезерва, инвесторы вдруг стали беспокоиться о том, что Goldman потребуется больше капитала. Более широкий рынок, который на прошлой неделе рос два дня в надежде, что TARP спасет экономику, теперь снова двигался не туда. По мере того как инвесторы начали переваривать план, они пришли к пониманию, что Полсон должен еще постараться, чтобы продать его, если этот план Должен был восстановить доверие в экономике. Для многих американцев, пенсионные планы которых понесли значительные потери, Уолл-стрит просто не заслуживала спасения. "Было бы серьезной ошибкой сказать, что мы собираемся скупить безнадежные долги, которые возникли в результате решений этих людей, а затем позволить им получить миллионы долларов выходного пособия, — ревел накануне Барни Франк. — Американский народ не хочет, чтобы это случилось, и этого не должно случиться". Но не политика спасения занимала мысли Бланкфейна, учитывая более актуальную проблему привлечения капитала. Он поручил это сопредседателю Джону Винкельриду, который на выходные собрал команду, чтобы вступить в контакт с потенциальными инвесторами в Китае, Японии и Персидском заливе. Но их подход был бессистемен, они лишь получили вежливый отказ от всех потенциальных партнеров. В понедельник ночью Байрон Тротт, удивляясь отсутствию известий из Нью-Йорка, позвонил Винкельриду из своего офиса в Чикаго. — Было слишком тихо на выходных. Что происходит? — спросил он с опаской. Винкельрид ответил, что они собирались начать еще один раунд обзвона инвесторов во вторник с новым предложением о продаже акций фирмы. Рынок все еще лихорадило, и, по его словам, он не ожидал, что они будут в состоянии достать деньги в одном месте. Учитывая условия, придется искать деньги в меньших количествах у десятков институциональных инвесторов. — Погодите, — перебил его Тротт. — Вы, ребята, должны притормозить. Тротт, который был ближайшим — и, возможно, единственным — каналом к Уоррену Баффету, предложил, чтобы они связались с ним еще раз. С предыдущего четверга Тротт обращался к Баффету с целым рядом различных предложений для инвестирования в Goldman, но осторожный финансист все отклонил. Бланкфейн призвал Тротта предложить стандартную сделку с привилегированными акциями, конвертируемыми в обычные. Баффетт получит привилегированные акции со скромной процентной ставкой, которые могут быть конвертированы в обыкновенные акции примерно с 10 % премии к текущей цене на акции Goldman. Но, как верно предположил Тротт, в такой сделке не будет потенциала роста, чтобы заинтересовать Оракула. "На таком рынке, как этот, нет причин, чтобы я пошел на риск", — сказал Баффет Тротту. Во вторник утром, после консультаций с Бланкфейном и остальной командой высшего руководства Goldman, Тротт позвонил Баффету с новым предложением. У Баффета гостили внуки, с которыми тот отправлялся в местную Dairy Queen (сеть, принадлежащая Berkshire), так что разговор длился не более 20 минут. Тротт знал единственный способ заинтересовать Баффета в инвестициях — предложить ему необычайно щедрую сделку, которую он и предложил: Goldman продал бы Баффету акции на 5 млрд долларов в форме привилегированных акций, которые приносили бы 10 % дивидендов. Это означало, что Goldman будет платить 500 млн в год в обмен на инвестиции, которые позволили бы Баффету конвертировать их в акции Goldman по 115 долларов за акцию, примерно на 8 % ниже их текущей цены. С учетом этих условий Goldman будет платить еще большую сумму, чем та, которую Баффет просил у Дика Фулда весной и которую Фулд отверг. Как всегда полагаясь на свое чутье, Баффет быстро согласился с очертаниями сделки. Тротт позвонил Винкельриду, когда тот вышел из Grand Central Terminal по пути в ООН, где президент Буш должен был выступать на 63-й сессии Генеральной ассамблеи. — Думаю, Уоррен сделает это! — заявил Тротт взволнованно. — Хорошо, оставайтесь там, где вы находитесь, — сказал ему Винкельрид. Пытаясь найти тихое место на перегруженных шумных тротуарах около Grand Central, Винкельрид позвонил в офис, чтобы организовать селекторное совещание с мозговым центром Goldman — Дэвидом Винером, Гэри Коном, Дэвидом Соломоном и Бланкфейном, который на день улетел в Вашингтон для встреч с законодателями. Через несколько минут группа была собрана, и они начали обсуждать сделку с Баффетом. Настолько, насколько важен приток наличности, согласились они, была важна уверенность, что инвестиции Баффета вдохновят рынки. В самом деле, сказал Винкельрид, фирма сможет привлечь дополнительные деньги у других инвесторов на волне инвестиций Баффета. — Почему бы нам не сделать это? — спросил Винер. — Мы согласны, — сказал Соломон. Тротт немедленно организовал разговор Бланкфейна с Баффетом, и после того, как оба обсудили сделку в общих чертах, Баффет предложил, чтобы Goldman подготовил документы и отправил их ему, чтобы объявить о сделке во второй половине дня, после того как закроется рынок. — Хотите, я просто перечислю то, что меня беспокоит? — спросил педантичный Бланкфейн. — Нет, все хорошо, — спокойно ответил Баффет. — Если бы я волновался, я бы не стал этого делать вообще. — И он вернулся к своим внукам. Но на Брод-стрит было еще одно условие Баффета, которое беспокоило группу: четыре высших руководителя Goldman, даже если они покинут фирму, не могли продать более 10 % своих акций Goldman до 2011 года или до тех пор, пока Баффет не продаст свои. Он обосновал это условие Бланкфейну: "Если я покупаю лошадь, я покупаю и жокея". Бланкфейн знал, что это условие не было бы проблемой для него, Кона или Винера, но это было бы проблемой для Винкельрида. Ему было всего 49 лет, он недавно говорил об уходе из Goldman, и — это был секрет — У него был личный кризис ликвидности. Хотя у Винкельрида не было долгов, у него быстро заканчивались наличные деньги. Несмотря на то что его доход составил 53,1 млн в 2006 году и около 71,5 млн в 2007-м, в основном в акциях, он тратил чрезвычайно большие суммы. Хотя он и владел 5,9 акра береговой линии на Нантакете, которые готовился выставить на продажу за 55 млн, наличные уходили на ранчо Маrvinе — лошадиную ферму в штате Колорадо. Винкельрид был хорошим всадником, и, хотя ферма выиграла более миллиона долларов в течение последних трех лет, ее содержание стоило десятки миллионов. Бланкфейн позвонил ему и заверил, что фирма поможет найти выход из финансовых проблем. Винкельрид согласился на условие Баффета. Он был недоволен ограничением, но знал, что сделка с Баффетом была лучшей для Goldman. К следующему утру благодаря сделке Goldman удалось дополнительно продать инвесторам акций на 5 млрд, а стоимость акций выросли более чем на 6 %. Бланкфейн смог наконец расслабиться. Волки уже не стояли у двери. *** — Джош, я не могу поверить, что это происходит! — кричал Полсон по мобильному на Джоша Болтена, главу администрации Белого дома. — Никто не советовался со мной по этому поводу. Если мы будем продолжать творить такую фигню, как эта, вы... вам понадобится новый секретарь казначейства! Полсон, который завершил день слушаний на Холме, пытаясь убедить скептически настроенных законодателей принять его план TARP, только что узнал, что Джон МакКейн, республиканский кандидат в президенты, объявил, что приостанавливает предвыборную кампанию, чтобы вернуться в Вашингтон и помочь работе над финансовым планом спасения. Углубляющийся кризис становился частью тактики президентских выборов. Для Полсона, подавленного и уставшего, это было последним напоминанием о нелегком сражении, которое он вел, чтобы его законопроект одобрили. Возвращение МакКейна, боялся он, только стимулирует республиканцев выступить против предложения о спасении. Если администрация Буша не имела контроля над своим кандидатом в президенты, не говоря уже о самой партии, Полсон понимал, что попал в беду. Пока Полсон вышагивал в прихожей офисного здания Raybum House, Бернанке, который сопровождал его на слушаниях, стало настолько неудобно из-за тональности его разговора с Болтеном, что он вышел. Он почти привык к должностным лицам, кричащим друг на друга, но не выносил беспощадной подковерной борьбы, являвшейся одной из основ в политике, особенно в год выборов. По правде говоря, поддержка TARP — Джошуа Роснер, управляющий директор Graham, Fisher & Company, расшифровал в New York Times аббревиатуру как "Полный Отказ от Ответственности перед Населением" — сокращалась в обеих партиях. Демократы утверждали, что это был способ Полсона набить карманы своих друзей на Уолл-стрит, в то время как республиканцы осудили его как еще один пример государственного вмешательства. Члены Конгресса по обе стороны прохода жаловались на стоимость плана. Некоторые спрашивали, можно ли сделать это в рассрочку, а другие стремились включить ограничения на компенсации исполнителям в любой законопроект. "То, что они прислали нам, неприемлемо", — заявил Кристофер Додд. "Ничего не получится, — Джек Кингстон, республиканский конгрессмен из Джорджии, зашел так далеко, что публично назвал Полсона ужасным оратором. — Нас просят провести голосование по основному законодательному акту в нашей жизни, а мы не видели законопроекта". Тем не менее помимо риторики у законодателей, а также инвесторов начали возникать практические вопросы о том, как будет работать процесс выкупа проблемных активов. Как правительство будет за них платить? Как будет определяться цена? Что делать, если некоторые стороны получат прибыль за счет налогоплательщиков? Когда Стивен Шварцман, который поощрял Полсона обнародовать план — хоть какой-нибудь план, — наконец увидел детали, он позвонил Джиму Уилкинсону, чтобы передать сообщение Полсону. — Вы объявили не тот план! — сказал Шварцман. — Что вы имеете в виду? — спросил Уилкинсон. — Практически вы будете не в состоянии придумать способ купить эти активы достаточно быстро для обеспечения ликвидности в системе, без того чтобы не надуть налогоплательщиков или банки, — предупредил его Шварцман. — И вы не сможете заставить людей продавать! — Он объяснил, что большинство руководителей банков предпочли бы оставить проблемные активы на балансах по сниженным ценам, а не быть вынужденными принять огромные убытки. — И каждый пакет таких активов является очень сложным, это не облигациями торговать. Вам придется провести серьезный анализ, который займет несколько недель или месяцев. Но если вы ничего не сделаете в течение нескольких недель или месяцев, вы возвращаетесь в кризис. *** Примерно в 16:00 в четверг, 25 сентября, лидеры обеих партий и члены соответствующих комитетов столпились вокруг большого овального стола из красного дерева в величественном кабинете Белого дома. К ним присоединились кандидаты в президенты, сенаторы МакКейн и Обама. В центре были президент, вице-президент Чейни и Хэнк Полсон. Все собрались в попытке убедить республиканцев, ободренных МакКейном, продолжить переговоры и договориться о финансовой помощи. — Все мы за этим столом относимся к вопросу очень серьезно и знаем что надо что-то сделать как можно быстрее, — заявил Буш. — Если денег не добавить, "сосунок" может утонуть. Но из попытки достижения консенсуса встреча быстро превратилась в межпартийный конфликт, после того как спикер палаты республиканец Джон Бонер из Огайо заявил, что республиканцы не поддержат выкуп, но предложат альтернативу, включающую страхование ипотеки фондом, который оплатит Уолл-стрит. Демократы запротестовали, что такой план не поможет преодолеть нынешний кризис, разгорелись споры — зрелище, за которым Чейни следил с улыбкой. Пытаясь достичь компромисса, Обама спросил: "Мы обязательно должны начать с нуля или же существуют способы решения этих проблем?" Но к тому времени было уже слишком поздно, чтобы найти золотую середину, и встреча закончилась тем, что представители разных фракций перестали разговаривать друг с другом. Когда приунывшая команда казначейства пробилась в Овальный кабинет, сотрудник Белого дома остановился, чтобы сообщить Полсону, что демократы собрались в комнате Рузвельта через коридор. — Мне нужно узнать, что они делают, — пробормотал Полсон и быстро исчез. Он вошел в разгар схватки демократов, которые были в ярости от кампании республиканцев по подрыву плана спасения. Полсон видел, что до коллапса оставались мгновения. Чтобы снять напряжение, он опустился на одно колено перед спикером палаты представителей Нэнси Пелоси. — Умоляю вас, — начал он под усмешки членов конгресса, — не портите это. Дайте мне еще один шанс объясниться. Пелоси попыталась сдержать улыбку при виде коленопреклоненного министра финансов и, глядя на него, пошутила: "Не знала, что вы католик". *** В 4:00 утра в пятницу Викрам Пандит, главный исполнительный директор Citigroup, в своей квартире на Верхнем Ист-сайде читал электронную почту. Он спал всего несколько часов, вернувшись домой поздно после дня в школе Wharton в Филадельфии. Он читал там лекцию, в которой, в частности, сказал: "Вы великолепны в своем идеальном выборе правильного времени, чтобы быть в школе". Папка входящих была почти заполнена электронными сообщениями от его ближайшего окружения, обменивавшегося последними новостями. Несколькими часами ранее Федеральная корпорация страхования депозитов (FDIC) закрыла банк Washington Mutual, который имел более 300 млрд долларов в активах. Это стало крупнейшим банкротством банка в истории страны. FDIC уже запустила мини-аукцион на WaMu, самый большой из кооперативных банков сбережений и займов. Была предпринята попытка найти покупателя по хорошей цене за день до его банкротства — так, на всякий случай. FDIC обычно проводит поглощения проблемных банков в пятницу вечером, чтобы дать регуляторам время в течение выходных подготовить учреждение к открытию под контролем государства в понедельник. Но дела WaMu ухудшались так быстро — почти 17 млрд долларов вывели в течение десяти дней, — что у регуляторов не было выбора. Пандит, который сам подал раннюю заявку на WaMu, узнал, что его соперник Джейми Даймон выиграл аукцион, заплатив 1,9 млрд долларов. По мере того как Пандит читал почту, его внимание привлекло письмо от Боба Стила из Wachovia. Он знал, что Стил звонил в его офис в начале недели, и думал, что знал цель звонка: Стил, вероятно, заинтересован в продаже фирмы. Для Пандита Wachovia была привлекательной покупкой из-за ее сильной депозитной базы, которой не было у Citi, несмотря на его гигантские размеры. Но он инстинктивно понимал, что был бы заинтересован в этой сделке, только если сможет купить компанию по дешевке. "Мне очень жаль, я был далеко, — написал Пандит Стилу в 4:27. — Но я вернулся, звоните в любое время". Через несколько минут Стил, который тоже не спал, позвонил. Брошенный в предыдущие выходные у алтаря Goldman Sachs и Morgan Stanley — а Кевин Уорш все еще давил на него, — Стил стремился проработать как можно больше вариантов, подозревая, что предстоящий уик-энд, вероятно, превратится в еще один спринт слияний. Он также обратился к Дику Ковачевичу из Wells Fargo, которого встретил в Аспене на выходных, и запланировал завтрак с ним в отеле Carlyle в воскресенье утром. Если все сработает так, как он надеялся, он будет в состоянии устроить аукцион. *** После фиаско во время встречи в четверг Полсон и Белый дом согласились, что им необходимо сделать все возможное, чтобы возобновить переговоры о финансовой помощи. "Время, — предупредил Полсон Джоша Болтена, — на исходе". К 15:15 в субботу, 27 сентября, Полсон и его команда казначейства шли по коридору офисного здания Cannon House на Холме в конференц-зал Н-230, где должны были встретиться с лидерами Конгресса еще раз в надежде найти компромисс. Кашкари, будучи в тайном сговоре с командой казначейства, напомнил, что самое большое препятствие, с которым они сталкиваются, состоит в том, что Конгресс по-настоящему не оценивает серьезность экономических проблем. "Мы должны напугать их до полусмерти, — сказал он, повторив инструкции, данные Уилкинсоном Полсону ранее. — Давайте не будем говорить о законодательстве", — призвал он и предложил сосредоточиться на потенциально разрушительных проблемах, с которыми они столкнутся, если закон не будет принят. Когда Полсон прибыл в конференц-зал напротив офиса Пелоси, он увидел Гарри Рида, Барни Франка, Раму Эмануэля, Кристофера Додда, Чарльза Шумера и их сотрудников, отсутствовала лишь сама спикер. Для того чтобы подчеркнуть значимость и деликатность встречи, было объявлено, что все сотовые телефоны и Blackberry будут конфискованы, чтобы избежать утечек. В качестве тары для мобильных устройств, помеченных сотрудниками желтыми наклейками с именами, использовали корзину для мусора. Когда совещание началось, Полсон, следуя сценарию Кашкари, мрачно объявил: "Вы видели, что случилось в начале этой недели с Washington Mutual. Есть и другие компании, в том числе большие, которые тоже находятся в состоянии стресса. Я не могу не подчеркнуть важность этого". Законодатели внимательно слушали с суровыми лицами и тут же назвали основные препятствия для плана: надзор за программой, которого, по мнению демократов, сильно не хватало; ограничение компенсаций руководителям участвующих банков — спорное положение, которое, как считал Полсон, будет препятствовать их участию. Кроме того, они задали два вопроса: не было бы лучше, если бы государство делало прямые инвестиции в банки, а не покупало их проблемные активы, и необходимо ли выделять сразу все средства или можно выделять их в рассрочку? — Черт побери, — прогремел Шумер, раздосадованный тем, что не может получить прямого ответа. — Если вы думаете, что вам нужно 700 млрд долларов сразу, то лучше сказать нам. — Я делаю это настолько же для вас, насколько и для себя, — ответил Полсон, гася агрессивный тон Шумера. — Если мы не сделаем этого, все свалится на наши головы. Разговор вскоре перешел к компенсациям. Хотя все знали о потенциальных политических последствиях огромных бонусов, выплачиваемых фирмами, требующими спасения у налогоплательщиков, с вопросом выступил Макс Бокус, председатель финансового комитета Сената. Он не скрывал, что был зол на Полсона за то, что тот не настаивал на строгих ограничениях в отношении компенсаций руководству банков, которые воспользуются программой. С точки зрения Бокуса, эти руководители не имеют права почти ни на что и как минимум должны быть вынуждены отказаться от золотых парашютов и других льгот. Бокус практически кричал на сотрудников казначейства, когда Полсон наконец прервал его: "Давайте не будем так эмоциональны". Он попытался объяснить свою позицию. Причиной, по которой он не хотел устанавливать пределы компенсации руководству, по его словам, было не желание защитить своих друзей, а то, что он считал эту меру непрактичной. Банкам, по его словам, пришлось бы пересмотреть все свои компенсационные соглашения, а этот процесс может занять несколько месяцев, не давая им получить доступ к программе. Усилия Полсона успокоить собравшихся практическими рассуждениями не сработали; другие лидеры Конгресса бросились возмущаться, сконцентрировавшись на отсутствии надзора и подотчетности. И хотя законопроект на три страницы, представленный на прошлой неделе, с тех пор увеличился, в нем по-прежнему было мало каких-либо положений, гарантирующих, что программа будет работать должным образом. Полсон сопротивлялся требованию демократов назначить людей, которые будут не только наблюдать за программой, но и иметь право определять, как она работает, и принимать решения, поскольку опасался политизации процесса. "Все, о чем мы говорим, — чтобы Граучо, Харпо и Чико присматривали за Зеппо1", — сказал Франк под всеобщий смех. Разговор затянулся за полночь, сотрудники казначейства и Конгресса пытались найти золотую середину, но проблемные вопросы поднимались снова и снова. — Мы не можем пойти в сотни банков по всей стране и заставить их пересмотреть их трудовые договоры, — сказал Кашкари, еще раз аргументировав, почему они не могут включать в законопроект больше препятствий для компенсаций. — Это займет слишком много времени, это невозможно. Так что, если у них есть золотые парашюты, физически мы не можем их отнять. — Почему бы вам просто не блокировать новые золотые парашюты? — предложил один из сотрудников Шумера. — Об этом мы не подумали, — беспомощно признался Кашкари. Это был момент, когда выход из тупика, казалось, был найден. Впервые за несколько дней выяснилось, что с учетом некоторых компромиссов они могли быть недалеки от соглашения об условиях сделки. В то время как демократы отступили по вопросу контроля за программой, они могли утешить себя победой по вопросу компенсаций руководству. Пока его сотрудники продолжали практиковать челночную дипломатию, пытаясь найти общий язык, на котором могли бы наконец сговориться, мертвенно-бледный Полсон пошел в офис Пелоси. — Хотите, чтобы мы позвали врача Конгресса? — спросил Гарри Рид. — Нет-нет, — еле слышно сказал Полсон. — Все будет в порядке. У него началась рвота, и он торопливо подтянул к себе корзину для бумаг. *** Боб Стил и его помощник Дэвид Кэрролл вошли в элегантный вестибюль отеля Carlyle в 8 утра в воскресенье и поднялись на лифте на этаж, где располагался номер Дика Ковачевича, гендиректора Wells Fargo. С законопроектом о TARP, до сих пор публично не принятым, Стил и Кэрролл пришли встретиться с Ковачевичем в надежде убедить его купить Wachovia. Для Стила это было особенно горькой пилюлей: оставить казначейство всего двумя месяцами ранее, чтобы стать гендиректором фирмы, и теперь смириться с ее продажей. Почти как у Боба Вилюмштада из AIG, у него просто не было достойных вариантов, из которых он мог бы выбрать. В этих обстоятельствах любая попытка вытащить Wachovia с ее портфелем ипотечных кредитов, падающим в цене день ото дня, была задачей все более трудной. Стил чувствовал ответственность за то, чтобы быстро найти покупателя и получить какую-то цену за бизнес прежде, чем ветра окончательно повернутся против него. Он также находился под особым давлением времени, потому что на следующий день Standard & Poors и Moody's угрожали понизить кредитный рейтинг фирмы. Снижение рейтинга могло оказать еще большее давление на банк, чьи акции в пятницу упали на 27 %, подрывая доверие клиентов, которые в тот же день сняли около 5 млрд долларов. Ради поощрения аукциона Стил встречался с Пандитом в пятницу и субботу, но предыдущей ночью он получил плохие новости: как и Goldman Sachs до выходных, Citigroup будет покупать фирму только с помощью правительства, да и то, как заявил Пандит, он готов заплатить не больше доллара за акцию. Когда Стил и Кэрролл сели завтракать в номере Ковачевича, он мог только надеяться, что результаты будут более обнадеживающими. Ковачевич, красивый 64-летний человек с висками, едва тронутыми серебром, превратил Wells Fargo в один из наилучшим образом управляемых банков страны, превратив его в доминирующую франшизу на Западном побережье. Он же привлек Berkshire Hathaway Уоррена Баффета в качестве крупнейшего акционера. После того как официант налил кофе, Ковачевич, который прилетел из дома в Сан-Франциско в Нью-Йорк специально для этой встречи, сказал, что очень заинтересован в принятии заявки на Wachovia без помощи правительства и надеется сделать это к концу дня. Но, прямолинейно предупредил он, "не дороже 20 долларов". — Слушайте, Дик, давайте не будем сейчас беспокоиться о цене, — с улыбкой ответил Стил, довольный тем, что, даже если Ковачевич отвергает 20-долларовое предложение, его интерес будет достаточен, чтобы Стил в итоге остался с двузначной цифрой. — Давайте посмотрим, как эта сделка работает. И как только поймем, как она выглядит, будет и цена, которая имеет смысл. Ковачевич заявил, что его команда будет продолжать юридическую экспертизу и он надеется, что сможет позвонить им позже. Покидая гостиницу, Стил не переставал улыбаться. Он позвонил своему советнику Питеру Вейнбергу и сообщил: "Это была хорошая встреча. Мне так кажется". *** Сидя воскресным утром в своем офисе, Тим Гайтнер привычно запустил пятерню в густые волосы и задумался. Он говорил с Citigroup накануне, когда они выложили план купить Wachovia во взаимодействии с правительством США. Банк возьмет на себя 53 млрд долларов субординированного долга Wachovia и покроет 42 млрд долларов убытков по его портфелю в 312 млрд. Остальное поглотит правительство. В обмен на эту защиту Citi заплатит правительству 12 млрд в привилегированных акциях и варрантах. Гайтнеру всегда нравилась идея объединения Citigroup и Wachovia, которую он рассматривал как идеальное решение проблем каждой из сторон: Citigroup была необходима депозитная база, a Wachovia явно нужен был более сильный институциональный инвестор. Несмотря на это, Гайтнер все еще надеялся, что Wells Fargo дотянет до конца и будет в состоянии достичь соглашения без участия правительства. Но теперь, едва закончилось селекторное совещание с Кевином Уоршем и Джеффом Лакером из Федерального резервного банка Ричмонда, который регулировал Wachovia, появилась новая проблема. Несмотря на слова Ковачевича, сказанные утром Стилу, Ковачевич перезвонил и сказал, что, если ему надо заключить сделку до понедельника, без государственной помощи он вряд ли будет чувствовать себя комфортно. Он слишком не уверен в оценках фирмы и не может взять на себя риск. В правительстве теперь де-факто шла битва за Wachovia при участии Ричмонда и с Уоршем и Гайтнером в роли посредников. И Шейле Бэйр из FDIC еще только предстояло принять участие в битве — если Wachovia действительно обанкротится. Гайтнер и Уорш организовали телефонную конференцию, чтобы координировать усилия с Бэйр, 54-летним председателем FDIC и одной из их самых нелюбимых женщин в правительстве. Они всегда считали Бэйр показушницей, политиком на должности регулятора, единственной заботой которого была защита FDIC, а не всей системы. По их мнению, она не была командным игроком. Гайтнер часто сочувствовал Полсону по поводу Бэйр. Но время от времени Полсон проникался к ней подлинным уважением. "Она приходит, чтобы играть, — регулярно говорил он сотрудникам. — Когда она окружена своими людьми, когда она распушает хвост перед другими или беспокоится о прессе, тогда она становится жалкой". Бэйр, только что закончившая говорить с Уорреном Баффетом (который, как она надеялась, был способен помочь найти президента Wells Fargo Джона Штумпфа), в воскресенье вечером присоединилась к совещанию с Гайтнером, Уоршем и Дэвидом Насоном из казначейства. Полсон, которому нельзя было разговаривать со Стилом, попытался отвлечься, сосредоточившись на TARP. Он получал от Насона лишь нерегулярные новости о ходе переговоров. Гайтнер предложил, чтобы Бэйр участвовала в субсидировании любой сделки по Wachovia, но она твердо отказалась, заявив, что вмешается, только если возьмет на себя банк целиком, а затем продаст его. Когда она закончила, повисло неловкое молчание. "Да-да-да", — сказал Гайтнер, передразнивая Бэйр. Гайтнер возразил, что позволить FDIC взять на себя санацию Wachovia равносильно уничтожению акционеров и держателей облигаций, что, по его мнению, только напугает рынки. Он все еще был зол на Бэйр за то, что она так неожиданно взяла на себя банкротство Washington Mutual и это пагубно отразилось на доверии инвесторов. Учитывая публичные усилия Полсона по поддержанию банковской системы, сказал он, этот вариант не проходит. Затем Гайтнер в поисках другого источника денег спросил Насона, поможет ли казначейство, ведь сумма в конечном итоге может составить более 100 млрд долларов. — Мы все еще пытаемся протолкнуть TARP, — ответил Насон. — Мы не можем обещать денег. *** В 19:00 Бобу Стилу, ожидающему в конференц-зале офиса Sullivan & Cromwell, позвонили от Ковачевича, которому невозможно было дозвониться последние два часа. Голос Ковачевича во время предыдущего разговора звучал отстраненно. Теперь Ковачевич объявил, что не готов продвигаться дальше без помощи государства. "Мы не выдаем такого рода кредитов, поэтому мы их не понимаем", — пояснил он. Ошарашенный Стил поблагодарил его и, повесив трубку, плюхнулся в кресло, недоумевая, как ему могли снова отказать. Citigroup был все еще в стороне, но Стил сомневался, что они повысят ставки, особенно если не будет конкуренции. Рассказывая своим о разговоре, он охарактеризовал его как "непривлекательный факт". Около восьми до Роджина Коэна дошел слух, будто Citigroup говорил с FDIC, и это заставило его подозревать, что Citi пытался организовать захват Wachovia с помощью FDIC аналогично сделке JР Morgan, организованной с Washington Mutual. В бешенстве он позвонил Неду Келли, на которого Пандит полагался в стратегических вопросах. Несколько дней назад при перестановках, которые привели к увольнению одной из самых влиятельных женщин на Уолл-стрит, Салли Кравчек, Келли был назначен главой глобального банковского бизнеса институциональных клиентов банка. — Нам надо поговорить, — начал Коэн раздраженно. — Родж, слушайте, не я контактировал с ними, это они только что звонили, — стал оправдываться Келли. — Передо мной все та же сделка. Когда Стил узнал об их разговоре, он понял, что у него фактически нет вариантов, так как Уорш ясно дал понять, что без сделки банк не сможет открыться в понедельник. В отчаянной попытке сохранить независимость в 0:30 он позвонил Шейле Бэйр: не рассмотрит ли FDIC возможность гарантировать некоторые из наиболее проблемных активов Wachovia в обмен на акции банка? В 4:30 Стил получил ответ, которого боялся. Бэйр сказала, что его банк был продан Citigroup правительством по доллару за акцию. FDIC не будет полностью уничтожать акционеров, сказала она, поддавшись давлению Гайтнера и согласившись, что гарантирует проблемные активы Wachovia после того, как Citigroup примет первые 42 млрд долларов убытков, заявив, что фирма "системно важна". *** В своем кабинете в одиночестве Полсон наблюдал по C-SPAN трансляцию голосования Конгресса по его законопроекту спасения. После некоторых дополнительных воскресных компромиссов был подготовлен приемлемый для всех законопроект, и в настоящее время он ставился на голосование. Пелоси только что выступила в зале заседаний палаты представителей с пламенной речью о необходимости принятия законопроекта и использовала этот момент для нападения на администрацию Буша, Полсона и Уоллстрит. "Они утверждают, что являются сторонниками свободного рынка, но в действительности это менталитет вседозволенности, — сказала она в адрес администрации Буша. — Никакого регулирования, никакого контроля, никакой дисциплины. Если вы обанкротитесь, у вас будет золотой парашют, налогоплательщик спасет вас... В этом смысле вечеринка закончилась. Демократы верят в свободный рынок. Мы знаем, что он может создать рабочие места, он может создать богатство, он может создать много хороших вещей в нашей экономике. Но в данном случае в своей необузданной форме, которую поощряют, поддерживают республиканцы — некоторые в Республиканской партии, не все, — он создал не рабочие места, не капитал — он создал хаос". Некоторые сотрудники Полсона нервно слонялись у его офиса, боясь войти. Но Мишель Дэвис, не сомневаясь, присоединилась к нему, и они пристально смотрели на итоги поименного голосования внизу экрана. Полсон ожидал, что законопроект пройдет без проблем, так как рынки уже учли его утверждение. Но через пять минут из отведенных на голосование пятнадцати число голосов против начало расти. Полсон знал, что эта мера была еще очень непопулярна среди республиканцев и ряда либеральных демократов. И законодатели в преддверии острого соперничества за пять недель до выборов не хотели давать оппонентам козырей. Однако у Пелоси и руководства демократов оставалось время, чтобы переломить ход голосования. — Они не вынесли бы этот законопроект на обсуждение, если бы не думали, что он может пройти, если бы они не имели голосов, — заверила его Дэвис. Полсон ничего не сказал, продолжая смотреть на экран, где разрыв становился все больше. Позвонил Кевин Фромер, сотрудник, отвечающий за связи казначейства с законодателями: "Проект не пройдет". — Я знаю, — пробормотал Полсон. — Я все вижу. Наконец в 14:10, после сорокаминутного подсчета голосов, молоток опустился: план был отклонен 228 голосами против 205. Более двух третей представителей Республиканской партии проголосовали против, как и многие демократы. Трейдеры и инвесторы тоже следили за голосованием и начали безумную волну продаж. Цены на акции упали, причем индекс Dow Jones Industrial Average рухнул аж на 7 %, на 777,68 пункта. Это стало самым значительным однодневным падением за всю историю. Полсон потерял дар речи. Его план, который он считал, возможно, наиболее важным своим законодательным актом, все его усилия по предотвращению второй Великой депрессии провалились. Когда его сотрудники, стремясь успокоить шефа и друг друга, молча собрались в кабинете, он сказал: "Мы должны вернуться к работе". Через час он и его команда были в Белом доме. В комнате Рузвельта они обсуждали с президентом планы возрождения законопроекта. А на первом этаже казначейства у Дэна Джестера были свои идеи по поводу проблемы Полсона. Он убедил себя, что концепция скупки проблемных активов никогда не будет работать. Единственный способ, которым государство может повлиять на события, — вложение средств непосредственно в сами банки. "Это безумие, — сказал он о программе TARP, войдя в кабинет Дэвида Насона. — Мы действительно считаем, что это правильный подход?" Джестер говорил об этом Полсону и раньше, но он знал, что помешало политическое отношение к использованию государственных денег для покупки доли в частных предприятиях. Как только Полсон сделал текущий план достоянием общественности, изменить курс для него было почти невозможно. — Если вы так убеждены, вы должны сказать Хэнку, — ответил Насон. — Можете сказать, что я вас поддерживаю. На следующий день Джестер и Джереми Нортон пошли встречаться с Полсоном. Они изложили свои аргументы: покупка проблемных активов была слишком трудна, и, даже если бы они придумали, как реализовать программу, было неясно, заработает ли она. Но, делая прямые инвестиции в банковскую систему, заявил Джестер, они бы немедленно укрепили капитальную базу самых хрупких институтов. Им не пришлось бы гадать, сколько стоит тот или иной актив. Что еще важнее, утверждал Джестер, большинство из этих банков в конечном итоге вернут стоимость, поэтому налогоплательщик, скорее всего, не пострадает. Нынешнее предложение TARP на самом деле позволяло казначейству использовать его, чтобы вливать капитал, даже если это не афишировалось. Полсон, который был разочарован тем, что на разработку и реализацию TARP ушло столько времени, начал склоняться к тем же мыслям, что и Джестер. Он понятия не имел, как продать его американской публике, и он понимал, что план будет проклятием администрации Буша, но он также знал, что план может быть самым практичным в море плохих вариантов. — Хорошо, — вздохнул он. — Почему бы вам не разработать что-нибудь? Давайте посмотрим, на что это будет похоже. *** Когда стемнело, Боб Стил поднялся по трапу корпоративного самолета Wachovia в аэропорту Тетерборо, Нью-Джерси, чтобы лететь в Шарлотт. Почти всю неделю он провел в непрерывных переговорах с Citigroup для координации деталей слияния, о котором планировали объявить в пятницу Через СМИ: "Citibank имеет честь войти в партнерство с Wachovia... идеальным партнером для Citibank". Хотя он был расстроен ничтожностью окончательной цены сделки, он гордился тем, что по крайней мере уберег фирму от краха. И он знал, что изучил все возможные варианты. Об организованной правительством сделке было объявлено в понедельник утром, но она все еще нуждалась в формальном "оформлении". А пока Citigroup удерживал Wachovia на плаву, кредитуя его на 4,9 млрд долларов. Ряд деталей еще предстояло выработать, но ожидалось, что соглашение будет подписано в течение следующего дня. Стил провел день в Citigroup, обсуждая судьбы самых высокопоставленных руководителей Wachovia после слияния. Перед его отъездом они с Пандитом пожали друг другу руки. "Похоже, мы закончили", — довольно сказал Пандит. Когда самолет вырулил на взлетно-посадочную полосу, зазвонил Blackberry Стила. Это была Шейла Бэйр: "Привет, Дик Ковачевич вам не звонил?" — Нет, с утра понедельника, — недоуменно ответил Стил (в понедельник генеральный директор Wells Fargo звонил, чтобы поздравить со сделкой с Citi). — А что? — Думаю, он собирается сделать предложение — по семь долларов за акцию за всю компанию без государственной помощи. — Ничего себе, — ответил Стил, пытаясь оценить последствия услышанного. Неужели Wells Fargo только что перебил предложение Citigroup? Неужели правительство, которое благословило первоначальную сделку, передумало? — Шейла, я могу отключиться в любую секунду. Вы должны позвонить Джейн Шерберн, главному юрисконсульту Wachovia. После 21:00, всего несколько минут спустя после того, как самолет Стила приземлился в Шарлотт, позвонил Ковачевич с предложением, о котором говорила Бэйр. Переговорив с Шерберн и Роджином Коэном, независимыми консультантами Wachovia, Стил получил инструкции не говорить ничего, что могло бы означать принятие или отклонение предложения. — Я с нетерпением жду предложения, — сказал Стил Ковачевичу и минуту спустя получил и-мейл с уже одобренным советом Wells договором о присоединении. Казалось, что Рождество пришло раньше времени. Стил не мог поверить своему счастью: сделка по семь долларов за акцию, а не по доллару, и без государственной помощи. Он позвонил в свой офис и назначил экстренное заседание совета на 23:00. Перед этим Стил обсудил стратегию с Коэном. Он был обязан акционерами Wachovia принять наибольшую цену, но он также понимал, что уже заключил сделку с Citigroup — сделку, которая удержала фирму от краха. Перечень условий, которые Wachovia подписала с Citigroup, включал положения об исключительности, которое не давало фирме принять другое предложение. - Кто-нибудь обязательно подаст на меня в суд, — сказал Стил Коэну. — Выбор за вами, — сухо ответил Коэн. Но обоим было ясно, что в действительности выбора не существовало: совет был вынужден принять высшую цену и рискнуть судом с Citigroup. Стил и Коэн понимали, что Wells Fargo сделал свое предложение из-за малозаметного изменения в налоговом законодательстве, которое произошло во вторник, на следующий день после сделки с Citigroup. Новое положение позволит Wells Fargo использовать все списания Wachovia в качестве вычета в отношении собственных доходов, и это даст объединенному банку возможность экономить миллиарды на будущих налогах. Совет Wachovia проголосовал за принятие сделки сразу после полуночи. Предложение Wells относилось ко всей компании, это была сделка, которую предпочитали регуляторы. Сделка Citigroup, хоть и обошлась всего в доллар за акцию, оставила бы после себя несколько дочерних предприятий Wachovia, которые могли иметь дополнительную стоимость. Возможно, это дало бы несколько долларов на акцию. Но определить точную цифру было трудно. Был третий час ночи, когда совет Wachovia узнал мнение советников Goldman Sachs и Perella Weinberg, которые были по разные стороны стола переговоров всего неделю назад. Стил позвонил Ковачевичу, чтобы рассказать ему новости, а затем набрал номер Бэйр, на который она велела ему позвонить (а не на домашний, чтобы не будить детей). — Все одобрено, — сказал он ей. — Хорошо, — облегченно ответила Бэйр. — С утра надо позвонить Викраму. — Шейла, мы не будем ждать утра, — сказал Стил. — Мы сделали это, мы утвердили сделку. Думаю, мы должны позвонить сейчас. Не хочу, чтобы он узнал от кого-то еще. — О'кей, сделайте это. — Нет, говорить должны вы, ведь это вы нас поженили, — ответил он. Стил соединился с Джейн Шерберн и набрал номер Пандита, разбудив его. — Боб, что происходит? — спросил тот сонно. — Ну, произошло важное событие, — осторожно ответил Стил. — У меня на линии Шейла и Джейн. Вам дать минутку? — Нет, я в порядке. Что случилось? — Мы получили незапланированное предложение от Wells Fargo на всю Wachovia — по семь долларов за акцию, без государственной помощи, — Утвержденное советом Wells Fargo. И мы его приняли. Мы думаем, что поступили правильно. — Ну это интересно, — опешил Пандит. — Лучшая ставка? Позвольте мне позвонить Неду. Давайте поработаем с вами и посмотрим, что можно сделать, чтобы решить проблему. — Нет-нет. Вы не понимаете, — прервал Стил. — Я уже подписал соглашение. На другом конце провода воцарилась тишина. Если Пандит не совсем проснулся минуту назад, то теперь он точно проснулся. Когда он снова заговорил, его голос звучал сердито. — У нас есть сделка! Вы это знаете и не можете поступить иначе, потому что у нас эксклюзивные договоренности. Вы не можете ничего подписать, — потом разочарованный Пандит обратился к Бэйр. — Госпожа председатель? — Ну, я не могу встать у всего этого на пути, — ответила Бэйр очень официальным тоном. — Речь не просто о Citi, — попытался объяснить Пандит. — Есть и другие вопросы, которые мы должны рассмотреть. Мне нужно поговорить с вами наедине. Стил согласился отключиться, и, как только он повесил трубку, Пандит стал умолять Бэйр: "Это неправильно. Это неправильно для страны. Это просто неправильно!" Но решение было окончательным, и она ясно дала это понять. *** Цены на акции взлетели еще до того, как во второй половине дня в пятницу, 3 октября, в Палате представителей во второй раз началось голосование по законопроекту о программе спасения. Его прохождению способствовало принятие Сенатом ряда налоговых льгот, действие которых в случае негативного исхода голосования прекращалось. Другим популярным дополнением стало увеличение суммы индивидуального банковского счета, застрахованной FDIC, до 250 тыс. долларов со 100 тыс. То, что начиналось с трех страниц проекта, теперь содержало более 450 страниц законодательного юридического сленга, который Сенат одобрил в среду после захода солнца. Многих демократов и республиканцев, которые в понедельник выступали против этой меры, убедили изменить мнение: одних — путем обращений двух кандидатов в президенты или самого президента, других — добавлением положений в законопроект, третьих — нарастающими признаками того, что финансовый кризис тащит экономику в глубокую рецессию. В недавнем докладе указывалось, что в сентябре было потеряно 159 тыс. рабочих мест. В этом месяце экономика теряла рабочие места самыми быстрыми темпами более чем за пять лет. На неделе акции резко упали, и как поглощение Washington Mutual, так и отчаянные меры по обеспечению Wachovia партнером показали, что в беду попала не только Уолл-стрит. В финальном подсчете голосов 33 демократа и 24 республиканца, которые голосовали против законопроекта в понедельник, одобрили его. В тот же день президент Буш подписал Чрезвычайный закон об экономической стабилизации 2008 года, которым выделялось 700 млрд долларов на программу выкупа проблемных активов — TARP. "Мы показали миру, что США будут стабилизировать финансовые рынки и поддерживать ведущую роль в мировой экономике", — заявил президент. Конечно, ни конгрессмены, ни общественность не знали, что TARP была полностью пересмотрена в казначействе и Джестер, Нортон и Насон начали разрабатывать планы по использованию большей части из 700 млрд для инвестирования в отдельные банки. Джестер слетал домой в Остин, чтобы отдышаться, но он постоянно был на связи с Нортоном. Нортон и Насон, которым главный юрисконсульт казначейства Боб Хойт сказал, что они не могли нанять финансового консультанта за пределами казначейства из-за внутренних конфликтов, сделали ряд неформальных звонков банкирам Уолл-стрит, чтобы проверить различные идеи, как лучше реализовать программу вливания капитала. В их список вошли персонажи, которые стали известны на выходных из недавней волны заключения сделок: например, Тим Мэйн Катлер и Стивен Катлер из JP Morgan, Рут Порат из Morgan Stanley, Питер Краус из Merrill Lynch и Нед Келли из Citigroup. Они намеренно не звонили никому из Goldman Sachs, обеспокоенные слухами о теории заговора. Нортон и Насон задавали всем одни и те же вопросы: как бы вы организовали такую программу? Должно ли правительство стремиться получить обыкновенные или привилегированные акции в обмен на инвестиции? Насколько большие дивиденды банки будут готовы платить за инвестиции? Какие другие положения могут сделать такую программу привлекательной, а какие положения сделают ее непривлекательной? Но Джестер, Нортон и Насон знали, что у них очень мало времени. Даже при утвержденной программе TARP рынки не сразу ответят стабилизацией. Dow Jones Industrial Average, который поднялся на 300 пунктов до начала голосования, закрылся в плюсе на 157,47 пункта — 1,5 % ниже дневного максимума. После того как стало известно о завершении сделки Wells Fargo с Wachovia, акции Citigroup упали на 18 % — самое резкое падение с 1988 года. Индекс Standard & Poor's 500 за неделю снизился еще на 9,4 %. *** - Я самый плохой человек в Америке, — сказал пребывающий в тоске Дик Фулд своим советникам, прежде чем в понедельник, 6 октября, они вошли в зал Конгресса в Вашингтоне на слушания, которые были созваны для изучения краха Lehman Brothers. Несмотря на принятие TARP, рынки были в смятении, упав еще на 3,5 %, так как инвесторы продолжали задаваться вопросом, будет ли программа реально работать. Когда он вошел, в зале появились плакаты "Тюрьма без залога" и "Жулик", а на тот случай, если Фулд не в полной мере понял, конгрессмен-республиканец Джон Мика объявил: "Если вы не понимаете свей роли, то сегодня вы — злодей. И ведите себя как злодей". Последние недели Фулд в жуткой депрессии слонялся по своему дому в Гринвиче, по телефону разговаривая с бывшими сотрудниками Lehman, которые либо кричали на него, либо плакали. Он продолжал ходить в офис, но даже ему было неясно, что он там делает. Однако он собрался и попытался наконец понять, что происходит. Он хотел казаться уверенным, но не мог. Его бросало от грусти к злобе, он злился на себя и на правительство. Особенно на Полсона, который, как он считал, спас все компании, кроме его. Его фаворит Lehman Brothers испустил дух как раз во время его смены. Он так и сказал членам Конгресса: "Я хочу быть предельно понятным. Я беру на себя всю ответственность за решения, которые принял, и за действия, которые совершил". И добавил: "Никто из нас никогда не получает возможность повернуть время вспять. Но, задним числом, сделал бы я что-то по-другому? Да, сделал бы". Но аудитория мало подходила для покаяния, выстреливая вопросы о его компенсации. "Ваша компания сейчас банкрот, и наша страна находится в состоянии кризиса, — сказал Генри Ваксман. — Вы получаете 480 млн долларов. У меня простой вопрос: разве это справедливо?" "Большинство моих акций, сэр... вернее, простите, большая часть моей компенсации была в акциях, — ответил Фулд. — Подавляющее большинство акций по-прежнему принадлежало мне в момент подачи прошения о банкротстве". По правде говоря, в то время как он обналичил 260 млн в течение этого времени, большая часть его капитала была в Lehman. Его акции, когда-то делавшие его миллиардером, теперь стоили 65 486 долларов 72 цента. Он уже начал работать над планами выставить свою квартиру и заветную коллекцию произведений искусства жены на продажу. Показательный парадокс в дебатах по поводу компенсации руководителям: Фулд был гендиректором, большая часть богатства которого была напрямую связана с фирмой на долгосрочной основе, и до сих пор он принимал чрезвычайные риски. Пока он говорил, он изо всех сил старался вызвать сочувствие своих слушателей: "Каким бы болезненным ни было для всех связанных с Lehman Brothers это финансовое цунами, оно действительно затрагивает намного больше, чем одну фирму или отрасль". Он выразил глубокое разочарование хедж-фондами за распространение необоснованных слухов, Федрезервом, который не позволил ему стать банковским холдингом в течение лета, и в конечном счете самим собой. Какое-то время он выглядел так, будто вот-вот сломается, но он взял себя в руки, как делал это дома практически каждый день до слушаний. Присутствовавшие молчали, члены Конгресса вжались в кресла. — Не то чтобы кого-нибудь в комитете это заботило, — продолжал Фулд, отложив записи в сторону и удивляя своего адвоката собственным экспромтом, — но я просыпаюсь каждую ночь с вопросом, что я мог сделать иначе. — Он почти плакал. — Что я мог сказать иначе? Что я должен был сделать? Я искал ответ каждую ночь. — Это, — сказал он, — и есть боль, которая останется со мной до конца жизни. — И, продолжил он, глядя, как правительство идет на чрезвычайные шаги, чтобы сохранить остальную часть системы, он был в шоке от того, почему же этого не было сделано для Lehman. — До того дня, когда меня положат в землю, — сказал он, и все замерли, — я буду удивляться. *** Во второй половине понедельника Хэнк Полсон получил четырехстраничное письмо, напечатанное его товарищем Уорреном Баффетом. Они говорили в минувшие выходные о текущем затруднительном положении Полсона — что, хотя план TARP был одобрен Конгрессом, он мог не пройти на Уолл-стрит, где инвесторы начали беспокоиться из-за его возможной неэффективности. Полсон признался, что рассматривает возможность использования программы TARP для прямых инвестиций в банки. Баффет ответил, что, прежде чем пойти по этому пути, стой подумать, как заставить работать программу скупки проблемных активов. В письме он обещал описать как проблемы с текущим планом, так и решения. В письме Баффет — пожалуй, один из самых ярких и наиболее четко формулирующих мысль ораторов в сфере финансов — сначала объяснил недостатки текущего плана Полсона: "Некоторые критики опасались, что казначейство будет покупать ипотечные кредиты не по ценам, близким к рыночным, а по более высоким "теоретическим" ценам, которые понравятся продавцам. Критики также задавались вопросами: как казначейство будет управлять купленной ипотекой? Станет ли казначейство действовать как настоящий инвестор или это будет слишком зависеть от давления со стороны Конгресса или СМИ? Например, начнет ли казначейство немедленно обращать взыскание на собственность или оно будет слишком бюрократическим при оценке запросов на обращение взыскания?" Для решения этих проблем Баффет предлагал нечто, названное им Фондом государственно-частного партнерства, или PPPF. Он будет выступать в качестве квазичастного инвестиционного фонда при поддержке правительства США. Его единственной целью станет скупка целых кредитов и ипотечных ценных бумаг, и он будет избегать наиболее проблемных CDO. Баффет предложил, чтобы государство перечислило в фонд 40 млрд долларов на каждые 10 млрд, предоставленных частным сектором. Таким образом правительство будет иметь возможность использовать левередж для своего капитала. Все вырученные средства "сначала идут на погашение долга казначейству, пока оно не вернет себе все свои инвестиции вместе с процентами. После этого частные акционеры будут иметь право возместить как вложенные 10 млрд долларов, так и процентную ставку, равную той, что получит казначейство". После этого, по его словам, прибыль будет разделена в пропорции 3/4 для инвесторов, 1/4 в казначейство. В его идее содержался также уникальный способ защиты налогоплательщиков от финансовых потерь: инвесторы теряют деньги первыми. Баффет сказал, что он был так взволнован этой структурой, что уже поговорил с Биллом Гроссом и Мохаммедом Эль-Эрианом из РІМСО, которые предложили взять на себя руководство фондом на общественных началах. Он также был в контакте с Ллойдом Бланкфейном, который тоже предложил найти инвесторов на безвозмездной основе. Наконец Баффет добавил: "Я бы хотел лично купить на 100 млн долларов акций в этом публичном размещении", — это, объяснил он, "составляет около 20 % моего собственного капитала за пределами холдинга Berkshire". Полсон был заинтригован. Он все еще склонялся в пользу прямого вливания капитала в банки, но подумал, что программа по образцу некоторых предложений Баффета также возможна. Полсон вызвал Кашкари. Угром он назначил его временным помощником секретаря по финансовой устойчивости, поставив во главе плана TARP. Назначение уже вызвало бурю негодования с обвинениями в том, что Полсон снова действует в интересах бывших сотрудников Goldman Sachs. (В Goldman между тем никто из высшего руководства, казалось, не знал, кто такой Кашкари, и некоторые попросили своих помощников узнать, кто это.) Полсон передал Кашкари письмо Баффета: "Позвоните ему". *** — Это явная паника, причем по всему миру, — сказал сотрудникам Джон Мак, прилетев в Лондон в штаб-квартиру на Канари Ворф утром в среду, 8 октября. — Поэтому вспомните, как регулирующие органы отреагировали и что они сделали. Могли ли они заранее знать, чем все закончится... Это дико трудно, потому что вы действительно не знаете, насколько все было плохо, пока не стало еще хуже... Фондовый рынок снова рушился на фоне возобновившейся паники по поводу того, что банковская система и экономика в целом вот-вот понесут дальнейшие потери. Мак, который уехал в Лондон, в частности чтобы поужинать со своим новыми инвесторами из Mitsubishi, пожалуй, находился под самым сильным прессингом. Он был истощен, проведя большую часть прошлой недели в самолетах. Сразу после поспешного отъезда Китайской инвестиционной корпорации из здания Morgan Stanley, когда Гао узнал, что фирма собирается заключать сделку с японцами, Мак прилетел в Пекин, чтобы попытаться восстановить отношения. Это была дипломатическая миссия, направленная на успокоение нервов и попытку избежать того, что, казалось, может превратиться в международный инцидент, учитывая, что Полсон изначально был вовлечен в переговоры с китайским правительством. Не менее важным оказалось и то, что СIС был крупным инвестором Morgan Stanley и Мак хотел успокоить зарубежных партнеров. Но сейчас Мака не интересовали обиды. Он неотрывно следил за стоимостью акций, которые упали на 17 % за день до этого, так как инвесторы боялись, что Mitsubishi может отказаться от сделки. После полутора недель юридической экспертизы и разрешений регулирующих органов инвестиция по-прежнему не была завершена. И по мере того, как цена акций Morgan Stanley продолжала падать, начал возникать вопрос, не лучше ли будет Mitsubishi отказаться от соглашения. Список условий у него на бумаге был не лучше, чем то, что Citigroup подписал с Wachovia. И требования Федрезерва не позволяли фирмам завершить сделку до понедельника, оставляя Morgan Stanley заложником колебаний фондового рынка и под угрозой того, что Mitsubishi выйдет из игры. В тот же день в Токио Mitsubishi выпустила заявление: "До нас дошли слухи, что MUFG стремится не закрывать сделку по нашим предлагаемым инвестициям и заключению стратегического альянса с компанией Morgan Stanley. Обычно мы не комментируем слухи. Тем не менее мы хотим заявить, что нет никаких оснований для таких слухов". Вот и все, что нужно было знать Маку. Он доверял японцам и хотел быть уверенным, что они не уйдут. Но он не мог не беспокоиться. *** Хэнк Полсон собирался официально изменить свое мнение. Была среда, 8 октября, Бен Бернанке с Шейлой Бэйр ехали на встречу с Полсоном к 10:15. Он, убежденный нарастающим хором как внутри казначейства, так и за его пределами, наконец-то решил, что оно должно осуществлять прямые инвестиции в банки. "Мы можем купить эти привилегированные акции, и, если компания станет более рентабельной, вы получите долю, что хорошо", — сказал Барни Франк, выступая в защиту того, чтобы налогоплательщики становились акционерами. Чак Шумер тоже был за и заявил: "Когда рынок восстановится, федеральное правительство получит прибыль". Но важнейший индикатор того, что идея была жизнеспособна, появился из-за рубежа: Великобритания объявила о планах инвестировать 87 млрд долларов в Barclays, группу Королевского банка Шотландии и шесть других банков. Власти пытались вернуть доверие к банкам после того, как столкнулись с кризисом, похожим на ситуацию с Lehman. В обмен на это британские налогоплательщики получат привилегированные акции банков (в том числе с ежегодной выплатой процентов), которые могут быть конвертированы в обыкновенные акции. Так что, если перспективы банков улучшатся, а акции вырастут, налогоплательщики выиграют. Конечно, план был похож на азартную игру: если банки дрогнут после того, как инвестиции будут сделаны, большие деньги испарятся. Полсон и президент Буш были проинформированы Гордоном Брауном об этих планах во вторник в 7:40 утра по телефону в Овальном кабинете. Теперь, когда официальное заявление было сделано, Брауна хвалили за его столь решительное вмешательство, порой противопоставляя Полсону. "Правительство Брауна показало себя готовым ясно думать о финансовом кризисе и действовать быстро на основе своих выводов. Этого сочетания ясности и решительности не было больше ни у одного западного правительства. И меньше всего — у нашего собственного", — написал через несколько дней Пол Кругман, экономист и колумнист New York Times. Со встречей министров G7, запланированной в Вашингтоне на длинные выходные Дня Колумба, Полсон начал подумывать о том, чтобы воспользоваться случаем и раз и навсегда сделать смелый шаг для стабилизации системы. Тем не менее он знал, что меры могут быть непопулярны с политической точки зрения. Неделей раньше он обсуждал эту идею с Мишель Дэвис, и она лишь недоуменно взглянула на него: "Вы ни за что не скажете этого публично". Полсон обсуждал изменение собственного мнения с Бернанке, который был поклонником вливаний капитала с самого начала, и теперь они были согласны. Но они думали о другой программе, идущей рука об руку с этим заявлением: широкой, всеохватывающей программе, гарантии всех депозитов в банковских учреждениях. Это, по существу, убирало поводы для беспокойства банковских клиентов, вознамерившихся забрать свои депозиты. По оценке Бернанке, заявление о вливании капитала и широкие гарантии будут достаточно эффективным экономическим коктейлем, который наконец изменит положение к лучшему. Но сначала им нужно было достаточно денег, чтобы осуществить эту программу гарантий. И тут в игру вступала Бэйр. Они считали FDIC единственным учреждением, имеющим такие полномочия, и были уверены, что гарантии подпадут под юрисдикцию агентства. Сидя в офисе, Полсон и Бернанке рассказывали Бэйр концепцию. FDIC, объяснили они, по сути дела, будет предлагать форму страхования, за которую банки будут должны вносить плату. FDIC, утверждал Полсон, могла даже сделать деньги, если сборы с банков перевесят количество выплат. Бэйр задумалась, пытаясь оценить чрезвычайную нагрузку гарантии на фонд FDIC. — Я не могу представить, что мы пойдем на это, — ответила она. *** Валид Чамма из Morgan Stanley проснулся в субботу утром в панике из-за того, что его фирма собирается выйти из бизнеса. Цена ее акций продолжила падать, закрывшись в пятницу на уровне 9,68 доллара, самой низкой отметке с 1996 года. Хедж-фонды и другие клиенты снова выводили деньги. Дик Бове, влиятельный аналитик Ladenburg Tbalmann, сравнивал Morgan Stanley с Lehman Brothers и Bear Stearns. "Сосредоточиться на Morgan Stanley, чтобы изменить финал, — написал Бове в записке для клиентов. — Сейчас остается лишь затаить дыхание и надеяться, что это другое кино". Чамма отменил речь, с которой должен был выступить в бизнес-школе Дьюка, чтобы остаться в Нью-Йорке и попробовать укрепить боевой дух фирмы. В ту пятницу он обошел каждый этаж штаб-квартиры Morgan Stanley, успокоил разволновавшихся сотрудников и выступил в торговом зале. "Эта фирма существует уже 75 лет и будет существовать еще 75 лет", — с гордостью заявил он трейдерам. Путь с 40-го этажа на второй занял у него три с половиной часа. Когда он вернулся в кабинет, он почти плакал. День был трудным и по другой причине: к этому времени распространились слухи о том, что Mitsubishi собирается отказываться от сделки. Никто в Morgan Stanley не получил хотя бы крошечного намека на это, наоборот, Mitsubishi подтвердила, что намерена выполнять обязательства, но неприятный факт состоял том, что отказ от сделки мог быть правильным бизнес-решением. — Они передумают. Они просто должны передумать, — сказал Роберт Киндлер Полу Таубману. — Когда они будут звонить? Все же просто. Все в Morgan Stanley знали, что означает отказ Mitsubishi — возможно конец фирмы. Поскольку Мак в этот днь как раз летел из Лондона, на долю Чаммы выпало удержать фирму перед лицом тревожных слухов. Его жена, которая следила за финансовыми новостями по телевидению, позвонила ему в офис. "Ты в порядке?" — спросила она. — Я в порядке, — ответил он, стараясь не выдавать волнения. — Ты слишком, слишком спокоен, — отметила она. — Ты пьешь валиум, что ли? Чамма планировал отправиться в Вашингтон на ряд встреч с Маком и лидерами G7 рано утром в субботу, но решил остаться в Нью-Йорке в первой половине дня на случай, если будут какие-то новости от японцев. В полдень, убедившись, что, если японцы собирались отказаться от сделки, они бы уже связались с ним, он отправился в LaGuardia, чтобы успеть на шаттл Delta. Когда он шел на посадку, зазвонил его сотовый. "Вот черт, — подумал Чамма, — началось". Действительно, звонили из Mitsubishi, К удивлению Чаммы, они подтвердили намерение продолжать со сделкой, но добавили, что хотели бы пересмотреть ее на более выгодных для себя условиях и получить привилегированные акции вместо обычных. — Вы все еще готовы закрыть сделку в понедельник? — спросил Чамма. Ответ был положительным. Чамма улыбнулся. На мгновение в нем проснулся переговорщик: "Есть ли повод для 9 млрд долларов? А больше?" Иными словами, он хотел, чтобы Mitsubishi, так как они возобновляли переговоры в любом случае, купила большую долю. Но он знал, что забегает вперед. Роб Киндлер, прилетев в Кейп-Код, отправил и-мейл Джи-Ён Ли в офис: "Все тихо?" Две минуты спустя он получил ответ: "Было тихо час назад. Позвоните мне". Киндлер вылетел обратно в Нью-Йорк, Чамма и Таубман готовили войска. Было совершенно необходимо найти способ закрыть сделку до понедельника. К воскресенью они пересмотрели условия сделки, она стала более дорогой для Morgan Stanley, но они были просто счастливы, что у них все еще есть инвестор. Mitsubishi заплатит 7,8 млрд долларов за конвертируемые привилегированные акции, по которым должны выплачиваться ежегодно 10 % дивидендов и 1,2 млрд за неконвертируемые привилегированные с 10 % дивидендов. Оставался один осложняющий фактор: в понедельник был День Колумба, а так как банки и в США, и в Японии не работали, нормальный банковский перевод был невозможен. — Как, мать его, мы это сделаем? — спросил Киндлер, вернувшись в штаб квартиру. — Они могли бы выписать нам чек, — сказал Таубман. Он никогда не слышал, чтобы кто-то выписывал чек на 9 млрд, но подумал, что, учитывая положение в мире, все было возможно. *** В десять утра в воскресенье, 12 октября, небрежно одетый Хэнк Полсон занял место за столом в большом конференц-зале напротив офиса. Комната была переполнена ведущими финансовыми чиновниками правительства и регулирующих органов. Прибыли Бен Бернанке и Шейла Бэйр. Тим Гайтнер прилетел накануне. Присутствовали контролер денежного обращения Джон Дуган и заместитель главы администрации по политике в Белом доме Джоэл Каплан. Внутренний круг Полсона, в том числе Насон, Джестер, Кашкари, Дэвис, Уилкинсон, Райан, Фромер, Нортон, Уилсон и Хойт, тоже заняли свои места, хотя некоторым пришлось сесть у стен, потому что за столом не хватило места. Полсон созвал эту встречу для координации последних шагов, которые он разработал для окончательной стабилизации системы, и он хотел публично их огласить. Воскресная встреча была вторым сбором группы, многие встречались накануне в 15:00, чтобы наметить контуры плана. Совместный план казначейства, Федрезерва и FDIC был, как охарактеризовал его Полсон, "немыслимым" даже в этот день. Основываясь на работе Джестера, Нортона и Насона, он хотел продвинуться вперед и инвестировать 250 млрд из средств TARP в банковскую систему. Группа согласилась на общих условиях: банки, которые принимают деньги, будут платить 5 %. Полсон решил, что, если сумма будет чуть выше, вроде 10 %, которые Баффет брал с Goldman, банки вряд ли захотят участвовать. Но ставка будет расти, поднявшись до 9 % по истечении первых пяти лет. В основном тем утром спорили не о цифрах, а о подходе. "История финансовых кризисов в США доказывает, что нужно сделать три вещи. Вы должны закрепить обязательства. Вам нужно импортировать капитал. И вы должны вывести из дела проблемные активы. Это по поводу плана", — сказал Гайтнер, желая внушить группе идею о необходимости вливания капитала. Он предположил, что единственный способ сделать программу приемлемой для слабых банков и "дестигматизировать" участие в программе — предложить деньги и сильнейшим банкам тоже. Возможно, это даже замаскирует проблемы наиболее уязвимых компаний. Но не все были согласны. Давайте не будем разрушать сильных, чтобы убедить мир, что слабые не так уж слабы", — прокомментировал Бернанке. Существовал вопрос эффективного использования денег TARP: если их направят в здоровые компании, значит, будет меньше денег, доступных для тех учреждений, которые в них нуждаются сильнее всех. Перед началом заседания Гайтнер говорил с Кевином Уоршем, и тот сказал: "Рынки не обманешь. Вы не обманете их, заставив думать, что все одинаково хороши, плохи или нейтральны". Тем не менее Гайтнер вместе с Полсоном, быстро убедили группу, что единственный способ сделать программу эффективной — это убедить крупнейшие банки, такие как Goldman Sachs и Citigroup, принять деньги. Когда они начали набрасывать список фирм, которые нужно убедить подписать соглашение в первый же день, пригласив их в Вашингтон в понедельник, чтобы предложить принять инвестиции, был поднят вопрос, не сделать ли программу доступной для страховых компаний. Дэвид Насон предложил пригласить MetLife стать уставным участником TARP. — Как мы собираемся это сделать это? — спросил Гайтнер. — Ну, вы регулируете их, Тим, — ответил Насон под одобрительный гул. Споры о вливаниях капитала разыгрывались на фоне беспокойства Полсона о судьбе Morgan Stanley. Он постоянно разговаривал по телефону с Маком, который пытался заключить пересмотренную сделку. Но он также узнал, что японцы обратились в Федрезерв, добиваясь гарантий того, что правительство США не планирует инвестировать в Morgan Stanley после них. Они опасались, что вмешательство американских властей уничтожит всех акционеров. Когда Уорш впервые позвонил Гайтнеру рассказать новости, его реакция была предсказуема: "Черт!" В тот день они работали над письмом японскому правительству, в котором уверяли, что любое будущее вмешательство государства повлияет на Mitsubishi не больше, чем на других акционеров фирмы. Конечно, Morgan Stanley не было известно о планах правительства или тайных разговорах, происходящих между правительствами, чтобы организовать сделку. Возможно, самый серьезный спор касался одной нерешенной части плана, которую Полсон все еще надеялся объявить, — гарантии FDIC, которая распространялась бы на все депозитоы. Он и Бернанке долго беседовали об этом с Бэйр. Сначала она предложила компромисс: FDIC обеспечит гарантии, но только для банковских депозитов, что оставляло фирмы типа Goldman Sachs и Morgan Stanley по-прежнему подверженными рискам. Но Бэйр, похоже, поддавалась; Полсон использовал все средства, чтобы надавить на нее, однажды даже отведя ее в сторону в своем кабинете и сказав: "Я сделаю так, что вы получите кредит". В свою очередь она думала, что Полсон был под огромным политическим давлением, направленным на то, чтобы запустить программу, отчасти потому, что ряд европейских правительств разрабатывали аналогичные инструменты. В конечном итоге гарантия, возможно, будет крупнейшей, хотя и часто упускаемой из виду частью программы. Она потенциально обязывала государство выплатить сотни миллиардов, если не больше, обеспечивая высочайшую защиту банковской системы. Насон и Полсон обсуждали проблему гарантий всю неделю. Насону она представлялась "самым большим сдвигом в политике в нашей истории". Он сказал Полсону: "Это серьезнейшее решение. Оно должно будет обсуждаться на глазах у всех, так, чтобы каждый кивал в знак согласия". На одной из встреч в тот уик-энд Гайтнер, который поддерживал гарантии, говорил с Насоном, который играл роль адвоката дьявола, но имел и собственные опасения по поводу более крупных последствий фактически не ограниченной государственной поддержки целой отрасли. Тем не менее Гайтнер наконец восторжествовал, и Бэйр согласилась с планом. Последняя часть дела будет заключаться в организации приглашения банков в Вашингтон — наилучшего способа убедить их принять деньги TARP. Был договор: если бы они могли собрать всех руководителей в одной комнате, давление со стороны коллег стало бы таким сильным, что они, скорее всего, согласились бы с этим предложением. После принятия решения о списке перспективных банков Полсону выпало их вызвать. (На выходных он отвертелся от звонков в Lehman, так что пришла его очередь.) В 18:25 он вернулся в свой кабинет и начал обзвон. Его послание было простым: он пригласит руководителей приехать в Вашингтон, но сделает все, чтобы избежать предоставления какой-либо конкретной информации о причине приглашения. *** В воскресенье вечером в Ritz-Carlton в Вашингтоне на ужине клиентов Международного валютного фонда Ллойд Бланкфейн переглянулся с Гэри Коном, и они отшли в сторону. — Только что звонил Хэнк, — сказал Бланкфейн полушепотом, — и сказал, что я должен быть в казначействе завтра в 15:00. — Зачем? — спросил Кон. — Не знаю. — Что он вам сказал? — переспросил запутавшийся Кон. — Я пытался выяснить, поверьте, пытался, — ответил Бланкфейн. — Единственное, что он сказал, — что я буду счастлив. — Это меня пугает. — Я знал, что это действительно согреет ваше сердце, - усмехнулся Бланкфейн. *** В ночь на воскресенье Кен Льюис был на кухне дома в Шарлотт, когда позвонил Полсон. — Кен, — сказал Полсон. — Мне нужно, чтобы вы приехал в Вашингтон завтра в 15:00. — Ладно, — ответил Льюис. — Я буду. О чем предстоит разговор? — Думаю, вам понравится, — сказал Полсон неопределенно, и Льюис не знал, что еще спросить. *** В понедельник, 13 октября 2008 года, в 7:30 Роб Киндлер сидел в конференц-зале Wachtell Lipton. Выглядел он ужасно — небритый и до сих пор в отпускной одежде цвета хаки и сандалиях. Он не спал больше суток. Киндлер явился в Wachtell, чтобы лично забрать чек, который, как он понял, доставит Mitsubishi. Джон Мак был в Вашингтоне и оставил его для завершения сделки. Он нервничал, потому что, даже несмотря на то, что Mitsubishi согласились на все условия сделки, он никогда не видел чек с девятью нулями. Он даже не знал, бывает ли такое. Может быть, несколько чеков? Киндлер ждал в качестве посыльного младшего сотрудника Mitsubishi, когда ему доложили, что группа руководителей Mitsubishi в безупречных темных костюмах только что прибыла в фойе здания и поднимается к нему. Киндлер был смущен, он выглядел как пляжный бомж. Он побежал по коридору и быстро одолжил пиджак у адвоката, но, застегиваясь, услышал звук рвущейся ткани. Шов на спине пиджака разошелся. Юристы Wachtell рассмеялись. Такааки Накаджима, генеральный директор банка Tokyo-Mitsubishi UFJ, вместе с полудюжиной японских коллег приехал в ожидании церемонии закрытия сделки. — Я не знал, что вы придете, — извиняющимся тоном обратился Киндлер к ошеломленным японцам. — Если бы я знал, я бы заставил Джона Мака быть здесь. Накаджима открыл конверт и передал Киндлеру чек. Там было написано: "Уплатить по этому чеку в пользу Morgan Stanley. 9 000 000 000,00 долларов". Киндлер понимал, что держит в руках, возможно, самую большую сумму, которую когда-либо кто-либо держал. Он знал — Morgan Stanley только что был спасен. Некоторые японцы начали фотографировать, пытаясь сделать так, чтобы была видна сумма на чеке. — Это большая честь и великий знак вашей веры и уверенности в Америке и Morgan Stanley, — сказал Киндлер, с трудом пытаясь играть роль государственного деятеля. — Это станет великой инвестицией. Когда японцы ушли, ровно в 7:53 Киндлер, ухмыляясь от уха до уха, отстучал сообщение на BlackBerry всей управленческой команде Morgan Stanley: Тема: "У нас есть чек!!!!!!" Сообщение состояло из двух слов: "Сделка закрыта!!!!!!!!" 1 Имеются в виду популярные в 1930-1940-е годы американские комики братья Маркс. |
загрузка...