Глава 51. Судьба Александрийской библиотеки

   Главы 51 и 52 опущены. Они содержат рассказ о завоеваниях арабов и распространении их власти и цивилизации в Африке и Испании. Их продвижение во Францию было остановлено в 732 году победой Карла Мартелла. После того как они расселились по Западу, их завоевательные походы происходили, строго говоря, вне пределов Римской империи. Из главы 51 здесь напечатан только один отрывок, в котором описана гибель Александрийской библиотеки. Ее уничтожение было по меньшей мере символом заката античной культуры и, по словам Гиббона, не может быть оставлено без внимания. Ход событий в его повествовании позволил ему отдать последние почести той литературе, которая служила для него учебником жизни и мышления и по которой он так же, как по другим источникам, прослеживал упадок и разрушение цивилизации. Тем не менее он ведет свой рассказ критически, и современные исследователи разделяют его сомнения.

Александрийская библиотека

   Я обманул бы ожидания читателя, если бы обошел молчанием судьбу Александрийской библиотеки, как о ней рассказывает ученый Абульфарагиус. У Амра был более пытливый и менее скованный предрассудками ум, чем у его собратьев, и этот арабский вождь в часы досуга охотно беседовал с последним учеником Аммония – Иоанном, который получил прозвище Филопон за то, что трудолюбиво изучал грамматику и философию. Это тесное общение придало Филопону смелости, и мудрец осмелился попросить себе подарок, бесценный для него самого, но ничтожный в глазах варваров – царскую библиотеку. Ее одну из всей захваченной в Александрии добычи завоеватель не осмотрел лично и не опечатал своей печатью в знак обладания. Амр склонялся к тому, чтобы исполнить желание грамматика, но честность не позволяла ему отдать в чьи-то руки даже самую мельчайшую вещицу из добычи без разрешения халифа. Ответ, который был внушен Омару невежеством и фанатизмом, хорошо известен: «Если эти сочинения греков согласуются с книгой Бога, они бесполезны и их незачем хранить. Если не согласуются, то вредны и их следует уничтожить». Послушные исполнители чужой воли, не рассуждая, исполнили этот приговор: тома исписанных бумаг и пергамента были отданы в четыре тысячи бань города, и этого бесценного топлива было так невероятно много, что его едва удалось сжечь за четыре месяца. Поскольку «Династии» Абульфарагиуса стали известны миру в латинском варианте, этот рассказ был много раз переписан учеными, и каждый из них с благочестивым негодованием оплакивал невосполнимую потерю, катастрофу, которая лишила нас науки, искусств и гения Античности. Но я сильно склоняюсь к тому, чтобы не верить ни в событие, ни в его последствия. Поступок Омара и в самом деле вызывает изумление. «Прочти и удивись!» – говорит сам историк. Единственное свидетельство чужеземца, который жил на границе Мидии и писал о том, что случилось за шестьсот лет до него, весит меньше, чем молчание двух летописцев, которые жили раньше, оба были христиане и уроженцы Египта. При этом более ранний из летописцев, патриарх Евтихий, подробно описал захват Александрии. Суровый приговор Омара противоречит и букве, и духу магометанского канонического права: мусульманские казуисты явным образом указали, что захваченные на войне религиозные книги христиан и евреев ни в коем случае не следует сжигать и что мусульмане могут с чистой совестью пользоваться сочинениями языческих ученых, историков и поэтов. Можно посчитать, что религиозный пыл первых последователей Магомета был более разрушительным, но в этом случае пожар быстро угас бы из-за отсутствия горючего. Я не буду снова перечислять здесь бедствия, перенесенные Александрийской библиотекой, напоминать про пожар, который невольно зажег Цезарь, защищая себя, и про губительное ханжество христиан, учившихся уничтожать памятники идолопоклонства. Но если проследить ее историю от Антонинов до Феодосия, то мы узнаем от целого ряда сменяющих друг друга свидетелей-современников, что царский дворец и храм Сераписа уже не хранили в своих стенах те четыреста или семьсот тысяч томов, которые были собраны любопытными и великолепными Птолемеями. Возможно, церковь и дворец патриархов могли стать на одно хранилище богаче книгами, но если вся масса бумаги, исписанная в споре об учениях ариан и монофизитов, действительно была сожжена в общественных банях, философ может улыбнуться и сказать, что эта бумага, в конце концов, все-таки принесла пользу людям. Я искренне жалею о более ценных библиотеках, погибших вместе с Римской империей, но когда я всерьез подсчитываю, как много веков прошло, как велико было невежество и как тяжелы бедствия во время войн, меня удивляет не количество потерь, а то, как много сокровищ у нас осталось. Многие любопытные и интересные факты похоронены во мраке забвения, труды всех трех великих историков Рима дошли до нас в искалеченном виде, и мы лишились многих приятных произведений лирической, ямбической и драматической поэзии греков. И все же мы должны с благодарностью помнить, что время и случайности пощадили те классические сочинения, которым античные читатели присудили первое место по гениальности и наивысшую славу. Учителя античного знания, чьи труды дошли до нас, внимательно изучали и сравнивали сочинения своих предшественников, и потому вряд ли можно предположить, что какая-то важная истина или какое-то полезное открытие в искусстве или природе могли ускользнуть от любопытства наших современников.