Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Е.В. Балановская, О.П. Балановский.   Русский генофонд на Русской равнине

2.3. Прапамять русского генофонда

§1. Потерянные предки: Синтез антропологии и генетики - Славянская колонизация Финно-угорской равнины - Где же славяне? - Геногеография выходит на поиски
§2. Геногеографические следылетописных славян: Антропологические карты - Два масштаба-Хитросплетённая скрижачь - Обобщая, упрощай! - Особый восток, типичный центр, особый запад - Смена масштабов и финно-угорский восток - Смешанный центр - Славянский запад? - Славянские племена на антропологической карте - Каждому племени по ядру - Новая Древняя Русь - Зона смешений - «Чистых» генофондов нет - К счастью

§3. Через пространство - вглубь времён: Историческая геногеография - Старые ручные карты - И новые электронные карты - Незабытое старое - Как Восточно-европейская равнина стала Русской равниной - Какой у карты масштаб, такая на ней и эпоха - Стабильность генофондов - Союз генетики и антропологии

География по отношению к человеку есть не что иное, как История в пространстве, подобно тому, как История является Географией во времени
Элизе Реклю

Посвятив целую главу «взаимоотношениям» генетики и антропологии, мы не можем обойти вниманием самую первую попытку восстановления их союза, которую осуществила геногеография - попытку реконструкции «прапамяти», той генетической летописи, которую ведет и хранит русский генофонд.
Эта работа, осуществлённая более 20 лет назад, знаменательна уже тем, что была вообще первым шагом отечественной геногеографии. Она и была задумана именно так: проверить на данных антропологии, насколько эффективны создаваемые нами геногеографические технологии. В этой работе исходные данные - принадлежат антропологии, а подход, методы, сам стиль мышления - генетические, точнее геногеографические.
В отличие от генетики, данные по антропологии собраны для очень широкого круга популяций и - что особенно важно! - во всех популяциях по единой (или близкой, поддающейся коннексии) программе. А русский народ антропологически изучен наиболее детально. Русская антропологическая экспедиция, осуществлённая Виктором Валерьяновичем Бунаком, Татьяной Ивановной Алексеевой и их коллегами в 50е годы, до сих пор служит образцом и планирования, и проведения антропологического исследования. Поэтому проверка геногеографических технологий именно на модели русского народа была решающей: если геногеография сумеет привнести что-либо новое в описание столь прекрасно изученного народа, то у геногеографии есть будущее.

К счастью для геногеографии, такая проверка себя более чем оправдала. Наиболее подробно результаты были давно изложены в небольшой книжке Е. В. Балановской. Ю. Г. Рычкова «Геногеография (гены человека на карте СССР)» [1990]. Мы решили эти результаты в данной книге привести в исходном варианте, сохранив даже карты, построенные вручную и потребовавшие почти каторжного труда. Мы надеялись, что такое изложение сохранит некий дух времени и создаст историческую ретроспективу геногеографии. Но главное - нам хотелось сохранить память о Юрии Григорьевиче Рычкове, который мечтал о создании геногеографической технологии и геногеографического Атласа задолго до наших с ним совместных работ. И задача геногеографии ставилась им именно так, как она реализована теперь - геногеографические карты должны стать не иллюстрацией, а объективным инструментом статистического анализа генофонда. Мы старались, чтобы вопреки вынужденным сокращениям и дополнениям, сохранился строй размышлений и стиль изложения именно той первой геногеографической работы. Недавно мы провели анализ тех же данных методами современной компьютерной геногеографии. Эти результаты, подтвердившие правильность прежних выводов, приведены в конце данного раздела и главе 4.

§1. Потерянные предки



Мелькающее отраженье потерянного навсегда
Н. Гумилев. «Прапамятъ»


Приступая к первой попытке синтеза геногеографии и антропологии, пробуя извлечь историческую информацию методами геногеографии, мы понимали, что очень важно (как и в случае генохронологии - см. Приложение) иметь контрольные исторические данные. Среди народов России история русского народа - одна из наиболее документированных не только летописными материалами, но и результатами археологических исследований, данными иных гуманитарных и биологических наук, включая антропологию.
Вся совокупность летописных и исследовательских данных указывает на то, что в позднем средневековье происходил процесс славянской колонизации обширной Восточно-Европейской равнины. В то время она не была заселена славяноязычными племенами: финская, балтская, возможно, иранская и тюркская речь звучала на этих пространствах. Антропология со своей стороны подтверждает это тем, что и в современном русском населении отчётливы черты так называемых «субстратных» антропологических типов. Основным из них является «финно-угорский субстратный пласт», то есть антропологический тип дославянского населения, говорившего на финно-угорских языках.

Говорить о некой исконной чистоте русского антропологического типа и исходной однородности русского генофонда - как, впрочем, и генофонда любого другого народа - не приходится. Заметим, что этот вывод был сделан (и с тех пор многократно подтверждён) еще в 80-х годах XIX века профессором Московского университета Н. Ю. Зографом. Именно Н. Ю. Зограф первым показал, что «классические великороссы» во Владимирской, Ярославской, Костромской губерниях несут в своем физическом облике отчётливые черты финно-угорского происхождения.

Но вот загадка. Идя таким путем, антропология может выделить в составе русского населения и финно-угорский, и балтский, и иные субстратные пласты. Однако, увы, антропология не может обнаружить сам «суперстрат» - тот собственно славянский антропологический тип, который включил в себя все дославянские субстраты. Даже в бесспорно славянских курганных могильниках10, исследованных археологами на тех территориях, где летописи помещают средневековые племена вятичей, кривичей, радимичей, северян, новгородских словен и других летописных славян, антропологическими методами выявляются лишь дославянские черты древнего населения. Антропология как бы тоньше улавливает субстратные структуры, чем этнография и археология. Но это её отличие и привело к представлениям об ограниченности возможностей антропологии в реконструкции истории средневековых славян.

Разлад между археологией и антропологией русского народа получил даже некоторое теоретическое объяснение: «...племенное деление восточного славянства, детально изученное археологами, не нашло какого-либо соответствия в антропологической дифференциации славянского населения эпохи раннего средневековья. Антропологическая карта Восточной Европы X-XIV вв. оказалась весьма отличной от синхронной археологической, что с исторической точки зрения представляется вполне оправданным. Племенное деление восточного славянства сложилось только во второй половине I тысячелетия новой эры и было результатом широкого расселения славян и отчасти их взаимодействия с местным населением. В отличие от материальной культуры антропологическое строение не подвержено быстрым изменениям. Истоки антропологического членения восточного славянства относятся к более древней поре и во многом зависят от антропологии субстратного населения, вошедшего в состав славянства. Поэтому палеоантропология славян не может быть прямо связана с основными проблемами настоящего исследования» [Седов, 1982, с.7].

Сложилась парадоксальная ситуация. Славянская колонизация Русской равнины - неоспоримый факт. Но в антропологии русского населения улавливаются главным образом черты самых разных субстратных групп дославянского населения. Однако геногеография решила попробовать выяснить: действительно ли антропологический состав, а, следовательно, и генофонд русского народа, не согласуются с летописями и археологическими данными об истории сложения этого народа? И геногеография отправилась на поиск потерянных предков-славян.
Шансы найти следы летописных славян в материале, столь детально изученном антропологами, были крайне малы. Отрицательный результат поиска потерянных славянских предков с помощью геногеографии подтверждал бы правильность прежних выводов антропологии. Он указывал бы на то, что гены летописных славян не дошли до современности в виде целостных, стабильно воспроизводящихся структур генофонда и распылены в нем в результате бесконечного смешения народов, происходившего на Русской равнине за прошедшее тысячелетие.

Ведь археологи, проводя раскопки славянских могильников, не могут утверждать, что погребённые в них славяне имеют своих потомков в современном русском населении. Археологическими и палеоантропологическими методами на самом деле регистрируется лишь факт существования в прошлом группы людей, о которых неизвестно, дошла ли долгая цепь их потомков до наших дней или утрачена навсегда, осталась тупиковой ветвью без отголоска в современности.

На вопрос Федора Ивановича Тютчева:
«От жизни той, что бушевала здесь.
От крови той, что здесь рекой лилась.
Что уцелело, что дошло до нас?»

археология может дать лишь всё тот же тютчевский ответ:

«...Два-три кургана, видимых поднесь...

Да два-три дуба выросли на них,
Раскинувшись и широко и смело.
Красуются, шумят,- и нет им дела,
Чей прах, чью память роют корни их.

Природа знать не знает о былом,
Ей чужды наши призрачные годы,
И перед ней мы смутно сознаём
Себя самих - лишь грезою природы.

Поочередно всех своих детей.
Свершающих свой подвиг бесполезный.
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной»

Но генохронология (см. Приложение) показывает, что человеческой природе наши «призрачные годы» чужды не совсем. Человеческая природа несет их в себе, хранит их в «генетической летописи» с такой надёжностью, которая пока недоступна изобретённым человеком способам хранения информации о его долгой истории. И это дало некоторую надежду на успешность поиска. Так что же может ответить на вопрос о потерянных предках геногеография?

§2. Геногеографические следы летописных славян



География признается как хранительница специфической древней субкультуры, озабоченной пространством.
Б. Б. Родоман


Геногеография, восстанавливая летопись событий, хранящуюся в географии современных антропологических типов, использовала нехитрые приёмы. Рассмотрим их.


МАТЕРИАЛЫ. МЕТОДЫ. ПОДХОДЫ

ОТ «ДИСКРЕТНЫХ» КАРТ - К «НЕПРЕРЫВНЫМ». Сразу оговорим необычность ситуации: первоисточником для нашего исследования послужили не первичные данные (значения антропологических признаков в русских популяциях), а сами карты антропологических признаков, составленные В. В. Бунаком для русского народа (33 признака) и Т. И. Алексеевой - для всех народов Восточной Европы (13 признаков) [Происхождение и этническая история... , 1965]. То. что построенные ими карты послужили для нас первоисточником, не только избавляло нас от возможной неточности в соотнесении первичных данных с местностью, но главное - сохраняло в неизменном виде всю картографическую информацию наших предшественников. Это обеспечило строгость эксперимента по проверке информативности нового геногеографического метода.
Из всего перечня картографированных ими признаков (33 признака для русских и 13 признаков для народов Восточной Европы) лишь 8 признаков удовлетворяли одновременно двум условиям: эти признаки были относительно независимы друг от друга и позволяли напрямую сопоставить «русские» карты В. В. Бунака с «восточноевропейскими» картами Т. И. Алексеевой. Для этих восьми признаков мы и построили новые карты методами геногеографии.

Подчеркнём, что построенные нами карты отличаются от оригинальных карт В. В. Бунака и Т. И. Алексеевой только лишь методом построения и полностью сохраняют все первичные данные, приведённые этими авторами на картах [Происхождение и этническая история... , 1965]. В отличие от дискретного метода картографирования («значковые» карты В. В. Бунака и Т. И. Алексеевой) мы использовали метод непрерывного картографирования (интерполяционные карты - см. Приложение).

Для плотно заселённой Восточной Европы наиболее подходит именно непрерывное картографирование: для нее свойственен интенсивный обмен генами как в пределах одного народа, так и между ними. «Хотя расселение дискретно, освоение человеком пространства непрерывно» [Дюшмен, 1983]. Границы между европейскими популяциями были проницаемы и в древности, судя по данным и археологии [Седов. 1982, 1994], и генетики [Рычков, Ящук (Балановская), 1983].

ДВЕ СЕРИИ КАРТ. Итак, методами геногеографии картографировались восемь ведущих расово-диагностических признаков: цвет глаз, рост бороды, процент вогнутых спинок носа, горизонтальная профилировка лица, скуловой диаметр, носовой указатель, головной указатель, длина тела.
По данным о восьми признаках были построены две серии карт:
1) «русская серия» - в масштабе антропологической изменчивости русского народа и в пределах его «исконного» исторического ареала;
2) «восточноевропейская серия» - в масштабе размаха антропологической изменчивости народов Восточной Европы и в пределах их суммарного ареала.
На картах первой серии учтены только русские популяции, на картах второй серии - популяции, принадлежащие к разным народам Восточной Европы, включая и русских.

«СМЕНА МАСШТАБОВ». В дальнейшем анализе эти серии карт использовались при реализации важного принципа геногеографии — «масштабирования» генетического ландшафта. Предполагается, что особенности генофонда, связанные с историческим «саморазвитием» этноса, могут быть выявлены при «внутриэтническом» масштабе (первая серия карт - «русская»). Особенности же генофонда, воспринятые народом от его предшественников на данной территории или при контактах с окружающими народами, можно выявить при «надэтническом» масштабе с охватом генофонда всего того ареала, на сцене которого происходили все интересующие нас события этногенеза (вторая серия карт - «восточноевропейская»). Предполагается, что «смена масштабов» - сравнение карт двух генетических масштабов - позволяет отделить первое от второго и ответить на вопросы: образованы ли данные структурообразующие элементы генетического ландшафта данного народа его собственной историей? Или же они унаследованы от «доисторического» прошлого этого народа? Или же получены от соседних народов?

ИНТЕРПОЛЯЦИЯ. Подробно интерполяционная процедура описана в [Рычков, Балановская, 1988]. С формальной точки зрения, применённый метод линейной интерполяции является картографическим вариантом простейших методов сглаживания кривой. Значения признака рассчитывались в точках, находившихся в узлах равномерной сетки. Густота такой сети задаётся в соответствии с задачами исследования: увеличивая её, мы выявляем новые детали карты. Поэтому для каждой восточноевропейской карты были проведены два варианта картографирования - с сеткой, состоящей из 88 узлов, и с сеткой из 176 ячеек. Для каждой карты русского народа интерполированные значения признака заносились в «мелкоячеистую» сеть с 364 узлами, чтобы обеспечить точность карты. В точках карты, промежуточных между изученными популяциями, признак принимает промежуточные значения. Этого достаточно, чтобы в любой географической точке вычислить интерполированное значение признака, определить географическое положение границ между смежными классовыми интервалами и передать характер и направление этих интервальных границ с помощью горизонталей (то есть линий, соединяющих одинаковые - в пределах данного интервала - значения признака). Таким образом, каждый изгиб горизонталей является результатом расчёта, а не предположения.

ОТКЛОНЕНИЕ ОТ СРЕДНЕЙ - ПО ЧИСЛУ ИНТЕРВАЛОВ. Интервал, вмещающий среднее значение, обозначался как нулевой (интервал 0). Интервалы со значениями выше среднего - брались со знаком «плюс» (+1, +2, +3, +4). А интервалы со значениями ниже среднего брались со знаком «минус» (-1, -2, -3, -4). Каждое число означает как бы еще один «шаг» удаленности от среднего значения. Например, если на «русской» карте указано «+2», это означает, что значение признака в этой точке на два «шага» (два интервала) выше среднего значения данного признака для русского народа, а если указано «-4», то значит на 4 «шага» удалено от среднего значения в меньшую сторону. Такое «картографирование по отклонению от средней» не просто удобно. Оно обеспечивает унификацию карт разных признаков, из которых одни представляют измерительные признаки, другие - балловые. Оно позволяет легко сопоставлять любые карты друг с другом по важнейшей характеристике: насколько далеко значение в данной точке уклонилось от средних значений признака.

ОБОБЩЕНИЕ КАРТ. Признаков много, а их значительная независимость друг от друга оборачивается тем, что построенные нами карты этих признаков также оказываются независимыми и отличными друг от друга. А это значит, что необходим метод, который бы позволил трансформировать множество карт в одну-единственную - называемую «синтетической», «интегральной», но, проще говоря - обобщённую.
Признаемся, метод создания обобщённых геногеографических карт возник вовсе не в результате, как можно было бы ожидать, углубленного академического размышления. Нет, он родился, попросту говоря, от некоторой растерянности, которая возникает при взгляде на построенные нами карты отдельных признаков. Пример их приведён на рис, 2.3.1, и читатель легко представит себе отчаяние исследователей, если учесть, что таких карт множество и ни одна из них не повторяет другую. Для хитросплетений хода горизонталей - интервальных линий, отражающих изменчивость признаков по территории исторического расселения русских - может быть, несомненно, множество истолкований. И все они будут субъективны! Поэтому, если верить, что на этих скрижалях записана история сложения русского народа, то следовало найти картографический метод, которым эта историческая запись читалась бы более отчётливо. Надо было свести всё необозримое разнообразие таких карг к его первопричине - некой обшей закономерности, основе, каркасу, архитектонике, несущей конструкции, «общей модели» - присутствующей на всех картах признаков в скрытом виде, но явно проявляющей себя, как мы надеялись, на обобщенной карте (рис. 2.3.2.).
Чтобы открыть эту «общую модель», надо было перейти от множества карт отдельных признаков к единой обобщённой. Только на такой карте антропологические признаки, с которых снята вуаль биологической конкретности, обнаруживают свое историческое лицо.

ЧТЕНИЕ ОБОБЩЁННЫХ КАРТ.

На «русских» обобщенных картах интервал «О» означает нулевое расстояние до средних характеристик русского народа, то есть очень близкие к «среднерусским» значениям признака. Это значит, что нулевой интервал на обобщенных картах, окрашенный в самые светлые тона, выявляет территории, близкие по комплексу всех признаков к средней характеристике русского народа. А отклонения от средней как бы взяты по абсолютной величине, н поэтому они выявляют, на сколько баллов отличаются эти территории от «среднего» русского антропологического типа.
Для серии «восточноевропейских» карт, соответственно, нулевой интервал выявляет территории, близкие к средней характеристике восточноевропейского региона.
Отсчет от нуля удобен - чем больше значение интервалов, тем на большее число «шагов» данная популяция-узел отличается от среднего типа, тем более она своеобразна. Иными словами, обобщенные карты выявляют территории, население которых с неодинаковой полнотой воспроизводит средние антропологические характеристики этноса.

Обобщённые карты передают степень антропологического своеобразия различных групп населения но отношению к средним показателям: либо восточноевропейским, либо русским.
При прочтении карт удобно ориентироваться на средний уровень этого своеобразия (для всех карт это интервал 2). Тогда области, занятые меньшими значениями (интервалы <2) - это области наименее антропологически своеобразные, так сказать «средние»: население этих территорий очень похоже на «среднюю популяцию» изучаемого региона. Такие области минимальных отличий от среднего типа, будут дальше обозначаться как «долины», «котловины» и «впадины» рельефа. Соответственно области со своеобразием выше среднею (интервал >2) далее обозначаются как «возвышенности», «нагорья», «поднятия», «плато», «горные системы» с их вершинами. Население этих территорий очень своеобразно, непохоже на «среднюю популяцию». В антропологическом отношении области наибольшего своеобразия, называемые нами как «ядра» или «ядерные структуры», по существу указывают на области распространения того или иного антропологического типа - своеобразного, имеющего свои особенности, которые и делают его отличным от «среднего» типа.

ГЕНОГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ЛАНДШАФТ

На обобщённой карте русского народа (рис. 2.3.2.) всё множество горизонталей предшествующих исходных карт отдельных признаков свернулось в ограниченное число замкнутых контуров. И чтобы понять смысл этих фшур. расположившихся в разных частях исторического ареала русского народа, надо иметь в виду только одно - на карте оконтурены различные степени отклонения местного населения от современного «среднерусского» антропологического типа.

«СРЕДНЕРУССКАЯ ДОЛИНА» ЛАНДШАФТА.

Здесь и далее термин «среднерусский» означает некий общий усреднённый антропологический портрет, а не географическое положение в середине русского ареала. Можно сказать, что он воплощает черты облика некоего «среднего» русского человека - средний рост, средняя профилировка лица, средний рост бороды, наиболее распространённый цвет глаз и волос, средние соотношения в форме носа и головы, средний процент курносых. Где же этот «среднерусский» тип более всего выражен? Местам сосредоточения этого «среднерусского» типа должны соответствовать некие «котловины» - впадины и долины антропологического ландшафта, то есть территории с наименьшими отклонениями от среднерусского антропологического типа. Карга выявляет, что ряд таких котловин, отражающих «среднерусский» тип, протянулся цепочкой с севера на юг, разделяя ареал на практически равные западную и восточную части. Это что-то вроде рифтовой долины, делящей «русский материк» на две части. К западу и к востоку от рифтовой зоны четко обозначились большие и малые районы «возвышенностей» ландшафта карты - выраженных отличий от «среднерусского» антропологического типа.

ВОСТОЧНО-РУССКИЕ «ВОЗВЫШЕННОСТИ» ЛАНДШАФТА.

Природа этих отличий в восточной части русского ареала легко разгадывается, если сравнить обобщённую карту русских с такой же обобщённой антропологической картой пародов Восточной Европы (рис. 2.3.3.).

Мы видим яркие отличия в общей морфологии ландшафта этих двух карт На «восточноевропейской» карте (рис. 2.3.3.) горные системы ядерных структур расположены подковообразно с котловиной в центре ареала. На «русской» карте (рис. 2.3.2.) видно отчетливое, почти мернднанальное деление ландшафта на три области: западной возвышенности, центральной полосы низменностей («рифтовая» долина) и восточной возвышенности Важнейшие для нас различия между картами сосредоточены в западной части «русского» ареала: на месте равнин (2 интервал) и впадин (О и 1 интервалы) «восточноевропейской» карты на «русской» карте как бы вырастает целый ряд возвышенностей (интервалы >2). Они говорят о собственной истории русского народа, и в них мы внимательно вглядимся чуть позже - при рассмотрении западной возвышенности «русской» карты. А сейчас для нас важно, что сходство между картами обнаруживается только в восточной зоне русского ареала. Восточно-русская антропологическая возвышенность «русской» карты оказывается аналогичной возвышенностям «восточноевропейской» карты, указывая на дославянское, субстратное происхождение антропологических особенностей в этой части русского ареала.

Итак, наибольшее соответствие между двумя картами - «русской» и «восточноевропейской» - наблюдается в восточной области русского ареала. Видные на обобщённой «восточноевропейской» карте три крупных «ядра» на севере, северо-востоке и востоке (рис. 2.3.3.) связаны с финно-угорскими и тюркскими народами этой территории.

Антропологическая характеристика этих ядер приведена в работе [Рычков, Балановская, 1988].

Продолжения этих же трех ядер отчётливо видны и на карте только русского населения (рис. 2.3.2.). Это означает, что в восточной части русского ареала «русская» карта выявила субстратные финно-угорские элементы в составе русского народа и тем самым подтвердила данные антропологии о наличии финно-угорского субстрата.

ЗАПАДНОРУССКИЕ «ВОЗВЫШЕННОСТИ» ЛАНДШАФТА.

Что же касается западной части русского ареала (рис. 2.3.2.), то, сравнив две обобщённые карты, мы обнаружим, что западные отклонения от среднерусского типа никак нельзя свести к влияниям других народов Восточной Европы. В западной области соответствия между «русской» и «восточноевропейской» картами практически нет! Это говорит о таких антропологических особенностях русского населения, которые несводимы к субстратным, иноэтничным элементам. На обобщённой карте Восточной Европы западная половина русского ареала выглядит как единообразная равнина: с точки зрения Восточной Европы все русские этой половины ареала - одинаково русские. Её структурированность выявляется лишь при «смене масштаба» - при переходе к русскому масштабу.

Таким образом, наименьшее соответствие между двумя картами - «русской» и «восточноевропейской» - наблюдается в западной области русского ареала. Ядра западной области несводимы к субстратным структурам «восточноевропейской» карты и, следовательно (согласно принципу «смены масштабов»), связаны не с долгой предысторией коренного населения Восточной Европы, а с собственной историей формирования русского этноса. Этим задаётся нижняя (то есть ранняя) граница времени формирования таких ядерных структур - начало сложения генофонда русского народа. Па этой территории произошли события, которые дали толчок и легли в основу формирования русского генофонда. Чуть позже мы вернемся к этому и попытаемся понять, какие же исторические реалии отражают эти западные ядра.

ПРИРОДА ТРЕХЧЛЕННОГО «РУССКОГО» ЛАНДШАФТА.

Но ключ к пониманию всего обобщённого картографического ландшафта находится не в западной области, а в центральной «среднерусской» цепи впадин и провалов, в этой своеобразной «рифтовой» долине, делящей русский «материк» на две части. Биологическая сторона происхождения этой долины ясна: антропологические характеристики населения приближаются к среднему общеэтничсскому уровню в результате интенсивного смешения, мстисирования Совмещение антропологической карты с исторической, представленной на рис. 2.3.4., освещает историческую сторону этого явления. Эта долина расположена там, где с IX по XI в продвигалась на восток граница Древнерусского государства. При этом расширении Древнерусского государства местные финно-угорские элементы включались в состав русского населения. Наша «рифтовая» долина указывает, где именно происходили качественные изменения в антропологическом составе: это зона интенсивного смешения славянского и финно-угорского населения. Благодаря исторической привязке этой «среднерусской» долины возникает вектор времени: западнорусская антропологическая «возвышенность» оказывается связанной с более ранними, а восточнорусская «возвышенность» - с более поздними этапами русской истории.

Таким образом, при обобщённом картографировании современного русского населения удается выявить в его антропологическом составе три пласта, имеющие географическую приуроченность и соответствующие трем этапам формирования этого состава:
1) формирование древнерусского населения до заселения Волго-Окского междуречья (западная зона);
2) приобретение новых антропологических особенностей за счет метисации - включения местных элементов в Волго-Окском междуречье (центральная «рифтовая» зона);
3) значительное усиление субстратных влияний по мере дальнейшего расселения (восточная зона).


ГИПОТЕЗЫ

ПЕРВЫЙ ЭТАП: ЛЕТОПИСНЫЕ СЛАВЯНЕ?
«Что уцелело и что дошло до нас» от этого самого раннего этапа русской истории, что отразилось в обобщённой антропологической картине?

Отметим, прежде всего, множественность, дробность обобщённых ядерных структур. Казалось бы, опускаясь в более древний период истории, следует ожидать прямо противоположного — выявления единого центра происхождения этноса, как это ожидается из теории центров происхождения Н. И. Вавилова и наблюдалось при обобщённом геногеографическом анализе монголов [Рычков. Батсуурь, 1987; Балановская и др., 1990]. Но при изучении русского народа оказалось, что наблюдаемая картина расходится с ожидаемой. Это расхождение тем более значимо, что после сопоставления с европейской картой мы знаем, что множественность западных ядерных структур нельзя свести к множественности субстратных включений. Тогда что же или кто же даёт о себе знать в этой пестрой картине локальных антропологических типов современного русского народа? В чем же тогда причина отклонений от среднерусского типа в западной половине ареала? Эти отклонения сосредоточены на Псковщине, Смоленщине, в Твери, в междуречье Москвы и Оки. в верховьях Оки на Орловщине и по Сейму на Курщине. Если их нельзя свести к влиянию других восточноевропейских народов, то остается искать причины в истории самого русского народа, обратившись к самым начальным этапам его становления.

В поисках ответа вспомним, что период летописного славянства отличался значительным разнообразием племён и дробностью некоторых из них: кривичи (псковские, полоцкие, смоленские и, возможно, тверские), словене новгородские, вятичи, северяне, радимичи, дреговичи и другие, находящиеся за рамками рассматриваемой русской территории. Учтем еще возможность исходной разнородности этих племён вследствие предполагаемого их восхождения к двум (а не к одной) древнеславянским археологическим культурам. Но где же найти подтверждение того, что выделяемые элементы антропологического ландшафта представляют след именно летописных славянских племён? Оно - в согласованности нашей антропологической карты с историко-археологической картой расселения славянских племён в IX-XI веках {рис. 2.3.4).

Рис. 2.3.1. Картографирование одного из антропологических признаков в историческом ареале русского парода.
Рис. 2.3.1. Картографирование одного из антропологических признаков в историческом ареале русского парода.

Рис. 2.3.2. Обобщённая карта антропологического состава русского населения
Рис. 2.3.2. Обобщённая карта антропологического состава русского населения

Рис. 2.3.3. Обобщённая карта антропологического состава населения Восточной Европы.
Рис. 2.3.3. Обобщённая карта антропологического состава населения Восточной Европы.

Рис. 2.3.4. Заключительный этап обобщённого картографического анализа: совмещение обобщённой антропологической и обобщённой историко-археологической карт.
Рис. 2.3.4. Заключительный этап обобщённого картографического анализа: совмещение обобщённой антропологической и обобщённой историко-археологической карт.

НАЛОЖЕНИЕ КАРТ АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ ТИПОВ И ПЛЕМЁН. Результат наложения этих двух карт - антропологической и исторической - свидетельствует, что исторический разрез «западнорусской возвышенности» обобщённого антропологического ландшафта действительно приходится на эпоху летописных славянских племён. В кажущейся неупорядоченности расположения ядер проявилась простая закономерность: они оказались связанными с ареалами летописных славянских племён, повторяя иногда в деталях археологические данные и исторические сведения. «Ядра» - скопления генов, отличающихся от общих свойств русского генофонда, получают весьма точный исторический адрес: каждое из них оказалось привязано к ареалу того или иного из летописных племён северо-восточных славян.

Псковское ядро - псковские кривичи.
Волго-Тверское ядро - тверские (?) кривичи.
Орша-Полоцкое ядро - полоцкие кривичи (полочане); возможно, дреговичи.
Смоленское ядро - смоленские кривичи.
Орловско-Брянское ядро - ранние вятичи.
Московско-Окское ядро - вятичи (после их расселения).
Сейминское ядро - северяне.
Белозёрское ядро - славянизированная весь.
Мещёро-Муромское ядро - кривичи (менее вероятно - словене) при заселении ими Окско-Клязьминского междуречья; возможно, славянизированная мещёра и мурома.

Кривичи, судя по археологическим данным, имели уже в то время локальные культурные различия, разделившись на псковских, полоцких, смоленских, тверских. Мы видим, что и на обобщённой антропологической карте кривичи представлены соответствующими ядрами. Известно также, что вятичи, сформировавшись первоначально в верховьях Оки, затем продвинулись в её среднее течение. Соответственно этому на нашей обобщённой карте обозначился и район первоначального их расселения, и район последующего сосредоточения их в Московско-Окском междуречье.
Менее отчётлив след новгородских словен, но при
увеличении геногеографического разрешения и его удалось выявить к северу от озера Ильмень.
И лишь в ареале радимичей не удалось обнаружить собственной ядерной структуры по данным о современном населении. Зато на стыке их ареала с ареалом северян, вятичей и кривичей оконтурилась область наибольшего приближения к среднерусским особенностям. Такая область могла возникнуть лишь при смешении племён, генофонды которых существенно отличались друг от друга.

Укажем и на некоторые трудности увязки антропологических ядерных структур обобщённой карты с летописными славянскими племенами. Орша-Полоцкое ядро трудно однозначно связать или с полоцкими кривичами (они же — полочане), или с дреговичами, поскольку оно выявлено на самой границе картографируемой территории и его дальнейшее простирание неизвестно. Волго-Тверское ядро, самое выраженное на обобщённой антропологической карте, при соотнесении с археологической картой приходится на территорию, представляющую почти белое пятно в отношении всех ведущих археологических признаков. Археологические [Седов. 1982] и исторические [Древняя Русь. Город, замок, село..., 1985] карты, на которых мы основывались, не содержат указаний на самостоятельный кривичский центр в Тверской земле, хотя и помещают здесь кривичей.
Если ориентироваться только на поднятия и вершины обобщённой карты, окажется, что ни от новгородских словен, ни от радимичей не осталось никаких следов в виде ядерных структур: в ареалах этих племён находятся обширные впадины, указывающие на близость населения этих отнюдь не центральных территорий к среднерусскому антропологическому типу. Мы констатируем это, не берясь здесь выяснять, какие события в истории Великого Новгорода и новгородцев, а также радимичей повлекли столь значительное стирание их антропологического своеобразия, несомненно, существовавшего в прошлом, как и у других племён. След этого исчезнувшего своеобразия удалось обнаружить, по крайней мере, у новгородцев, еще более сгустив сеть учитываемых точек на картах антропологических признаков. Небольшое поднятие на обобщённой карте выявилось к северо-западу от озера Ильмень. На карте оно оконтурено штриховой линией.

Мы не считаем бесспорной предлагаемую «славянскую» идентификацию выявленных ядер антропологического ландшафта и рассматриваем её в качестве рабочей гипотезы, которая кажется правдоподобной и конструктивной для дальнейшего изучения русского генофонда.

ГДЕ И КАК СКЛАДЫВАЛСЯ «СРЕДНЕРУССКИЙ» АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ТИП?

Конечно, применённый здесь метод совмещения карт, несущих совершенно разную информацию и относящихся одна - к современной, а другая - к средневековой эпохе, при всей красоте слияния ареалов, разделённых тысячелетием, не служит прямым доказательством правильности исторической расшифровки геногеографической карты. Но есть и другое доказательство, может быть, более убедительное.
Мы начали рассмотрение обобщённой геногеографической карты со «среднерусской» долины - районов концентрации среднерусских черт. Удивительно, что эта долина тянется вдоль меридиана по территории, где никаких географических причин для этого нет. Видимо, причиной такого необычного расположения является не природа Русской равнины, а история её народов. Но может ли история иметь четкое географическое направление? Как правило, нет. Но при колонизации одним народом земель, заселённых другим народом, этот исторический процесс, конечно, может иметь географическое направление, будь то походы Александра Македонского, Великое переселение народов, колонизация «дикого запада» США или татаро-монгольское завоевание Руси.

Это был процесс постепенного продвижения на северо-восток нескольких восточнославянских племён, к тому же, судя по летописям и археологическим данным, не очень многочисленных. Они были носителями не только новых для коренного населения культуры и языка, но и новых генетических особенностей. Этих генетических различий оказалось достаточно, чтобы на восточной окраине ареалов племён летописных славян {рис. 2.3.2.), где происходило наиболее интенсивное взаимодействие с коренным неславянским населением, началось формирование нового генофонда и нового антропологического типа («среднерусская» долина). Именно этот тип мы сегодня называем собственно русским, типично русским.
На рис. 2.3.2. показаны восточные границы Древнерусского государства в период с IX по XI века. За эти три столетия граница продвинулась на восток, образовав меридианально ориентированную полосу пограничья. Нетрудно увидеть, что именно к этой полосе и приурочены районы «среднерусского» типа, наша «рифтовая» долина. Можно предполагать, что на колонизацию земель, лежащих к востоку, у летописных славян уже не хватало людских ресурсов. И процесс славянской колонизации перешёл в новую фазу христианизации и чисто культурной колонизации местного населения при сохранении генофонда дославянского населения.

К ВОПРОСУ О «ЧИСТЫХ» РАСАХ

Если согласиться с таким историческим прочтением геногеографических карт, мы придём к неизбежному выводу: о генетической однородности, генетической «чистоте» русского народа (как, впрочем, и других народов) не может быть речи! Искать такую генетическую однородность, а тем более пытаться доказывать её - всё равно, что настаивать, что данный народ находится вне истории, выпал из мирового исторического процесса. Пока он живет и взаимодействует с другими народами, историческое время неизбежно создаёт не только культурные, но даже, как мы видели, биологические структуры, играющие роль хранилища исторической памяти народа. Именно благодаря этому генофонд приобретает свойство своего рода летописи истории народа.

§3. Через пространство — вглубь времён



В предыдущем разделе мы обратили время вспять: от географии современного населения вернулись на тысячелетие назад - к географии летописных славянских племён, в ту эпоху, когда формировался антропологический облик русского народа. Мы уже не раз вспоминали девиз Элизе Реклю, помещённый им на первой странице своего труда «Человек и Земля»: «География по отношению к человеку есть не что иное, как История в пространстве, подобно тому, как История является Географией во времени» [Реклю, 1906]. История и География - как двуликий Янус11, как две стороны древней монеты. И потому историческая геногеография специально разрабатывает подходы и технологии для того, чтобы не разрывать связь истории и географии, а выявлять её.
С тех пор прошли годы. Была разработана компьютерная картографическая технология, позволяющая и корректнее провести интерполяцию (для каждой точки карты учесть все изученные популяции, а не только самых ближних соседей), и корректнее оценить расстояния (Приложение). Появилась возможность оценить, насколько выявленные «возвышенности» и «долины» ландшафта зависят от техники картографирования: от методов построения карг и их анализа, от набора данных - числа популяций и числа признаков. Поэтому мы создали несколько серий компьютерных карт антропологии русского народа. Подробно они рассмотрены в разделе 4.4., а здесь мы приведём лишь одну из них: «электронную» карту (рис. 2.3.5), опирающуюся в точности на те же данные - те же популяции, те же признаки - что и «ручные» карты. Отличаются только методы.

Много методологических вопросов нуждается в дальнейшей совместной разработке. Как изучать хронологию геногеографического ландшафта? Как. выявляя связь времён, использовать «смену масштаба» геногеографических ландшафтов и контролировать результаты? Насколько устойчив геногеографический ландшафт? Надо определить и то, насколько структурообразующие элементы ландшафта зависят от технических приёмов картографирования: методов построения карт, их анализа, набора данных - от числа популяции и от числа признаков? И надо ответить на принципиальный вопрос, а возможна ли вообще пространственная стабильность выявляемых элементов ландшафта на таком огромном протяжении времени?
Некоторые из ответов - в этом разделе.

ОТ «РУЧНЫХ» КАРТ - К ЭЛЕКТРОННЫМ

Рассмотренные карты были самыми первыми и строились нами «вручную». Этот процесс столь трудоёмок, что интерполяцию можно было провести с учетом только ближайшего соседа, а расстояния от среднерусских характеристик рассчитать самым прямым способом: на сколько шагов-интервалов отличается данная популяция от среднего значения.

С тех пор прошли годы. Была разработана компьютерная картографическая технология, позволяющая и корректнее провести интерполяцию (для каждой точки карты учесть все изученные популяции, а не только самых ближних соседей), и корректнее оценить расстояния (Приложение). Появилась возможность оценить, насколько выявленные «возвышенности» и «долины» ландшафта зависят от техники картографирования: от методов построения карт и их анализа, от набора данных - числа популяций и числа признаков. Поэтому мы создали несколько серий компьютерных карт антропологии русского народа. Подробно они рассмотрены в разделе 4.4., а здесь мы приведём лишь одну из них: «электронную» карту {рис. 2.3.5.), опирающуюся в точности на те же данные - те же популяции, те же признаки - что и «ручные» карты. Отличаются только методы.

Рис 2.3.5. Карта генетических расстояний от среднерусских значений до русских популяций.
Рис 2.3.5. Карта генетических расстояний от среднерусских значений до русских популяций.

АЛГОРИТМЫ ПОСТРОЕНИЯ КОМПЬЮТЕРНЫХ КАРТ.

Мы сделали всё для того, чтобы «ручная» и «электронная» карты были максимально сопоставимы. В конце концов, мы получили карты для всех тех восьми признаков, для которых 20 лет назад строились «ручные» карты. Теперь надо было перейти к картам многомерных расстояний. Для каждого признака рассчитали «удаленность» значения в каждом узле сетки карты до среднего русского значения по данному признаку. Затем как бы наложили восемь карт друг на друга, и в результате получили карту многомерных расстояний - удаленности каждого узла карты от «среднерусских» параметров.
На этой карте (рис. 2.3.5.) области, близкие к среднерусским характеристикам окрашены в светлые тона, а чем больше отличия - тем интенсивнее окраска.

РЕЗУЛЬТАТЫ СРАВНЕНИЯ КОМПЬЮТЕРНЫХ И «РУЧНЫХ» КАРТ свидетельствуют об устойчивости основных структурообразующих элементов обобщённого ландшафта.
Компьютерная карта вновь выявляет три основные зоны - западную, центральную и восточную. «Долины» среднерусских значений тянутся в меридианальном направлении и расположены в центральной части ареала. С обеих сторон от долины расположены возвышенности - западные и восточные.

Как показывает сравнение «ручных» и «компьютерных» карт, конкретные очертания ядер непостоянны и зависят от метода картографирования. Также отметим, что ядерные структуры могут в действительности представлять собой группу близко расположенных, но различающихся между собой ядер.
Несмотря на различия в деталях, сходство основных структурообразующих элементов «ручных» и компьютерных карт указывает на устойчивость обобщённого ландшафта.

КАК ВОСТОЧНО-ЕВРОПЕЙСКАЯ РАВНИНА СТАДА РУССКОЙ РАВНИНОЙ?

Отметим, что лишь один из трех основных итогов повторяет и подтверждает выводы наших предшественников в изучении антропологии русского народа. Он относится к восточной части обобщённой карты, ядерные структуры которой подтверждают давнее заключение антропологов о значительной роли дославянского субстрата в формировании антропологического состава русского населения.

Два других итога принципиально новы. Первый из них относится к центральной зоне русского этнического ареала. Второй - к западной части русского народа. Насколько нам известно, еще ни в одном исследовании современного русского населения не удавалось обнаружить иных элементов в его антропологическом составе, кроме как субстратных. Новизна выявленных нами антропологических структур - в их отчётливой связи с историко-археологическими данными о летописных славянских племенах.
Это и есть то новое, что привносит геногеография в еще далекое от ясности понимание связи между славянской колонизацией Русской равнины, летописными славянскими племенами и современными поколениями русского народа. Внешне тривиальный результат отнюдь не таков по существу. Историческая преемственность между летописными славянскими племенами и современным русским населением не нуждается в подтверждении. Но их физическая преемственность
ставилась под сомнение, так как антропология обнаруживала лишь субстратную, дославянскую основу современного антропологического состава. Вот почему представленная картина преемственности фенофонда и генофонда от летописных племён до современности нетривиальна по сути.

Новое, что привносит геногеография - то, что не только итог, но и сам процесс славянской колонизации становится зримым на обобщённых антропологических картах.
Западные области были не просто славянизированы, а заселены племенами древних славян. Лишь их численным преобладанием над местным дославянским населением - или более быстрым демографическим развитием - можно объяснить отчётливое отражение этого этапа истории в антропологическом составе современного населения. Однако уже при продвижении в Волго-Окское междуречье соотношение масс населения выравнивается, а далее на восток меняется в пользу местного дославянского населения. Заселение земель как главная составляющая первого этапа славянской колонизации постепенно сменяется ведущей тенденцией этнокультурной ассимиляции коренного населения. Становление русского этнического самосознания в восточных пределах Русской равнины во всё большей степени происходит на местной, неславянской антропологической основе.
Главные фазы превращения Восточно-Европейской равнины в Русскую равнину (географические синонимы) проявились на обобщённой антропо-географической карте современного русского населения. География здесь действительно выступает в качестве Истории, развертывающейся в пространстве [Реклю, 1906]. Благодаря этому, три указанные зоны на карте русского населения отражают три фазы славянской колонизации Русской равнины, различающиеся по своему этно-антропологическому и генетико-демографическому содержанию.

Главный итог проведённого исследования - трёхчленное географическое деление этнического ареала русских и различное происхождение населения этих зон: собственно славянское в западной части ареала, дославянское (преимущественно финно-угорское) в восточной части ареала и центральная долина метисации, интенсивного смешения этих двух пластов населения. Этот итог получен на материалах Русской антропологической экспедиции, к которым были применены подходы и методы геногеографии. Этот итог не повторяет заключений наших предшественников-антропологов и тем самым даёт новую жизнь материалам, добытым их трудами.

ПРОСТРАНСТВО И ВРЕМЯ

Геногеографические карты бывают не только разного географического масштаба - их генетический масштаб еще важнее. Карта разного генетического масштаба - популяций разного иерархического уровня (разного размера «матрёшек», вложенных друг в друга), охватывая различные просторы пространства, могут охватывать и разный диапазон времён.
Свои историко-хронологические рамки имеет и восточноевропейская карта (рис. 2.3.3). На ней отражён более древний слой истории. Не вдаваясь в частные вопросы хронологии обобщённого ландшафта, повторим лишь основной методологический тезис нашего исследования. Пространство и время взаимосвязаны в геногеографии. Обобщённая карта представляет срез определённого этапа формирования генофонда. То, через какую именно эпоху прошёл этот срез, задаётся масштабом карты и иерархическим уровнем популяций, охваченных исследованием. Ни одно картографическое построение не может выявить сразу все хронологически разные элементы генофонда. Главные структурообразующие элементы зависят от масштаба охваченной популяции, от её уровня в популяционной иерархии.

ОТ СОВРЕМЕННОСТИ - ВГЛУБЬ ВРЕМЁН

Мы надеемся, что представленные свидетельства (отражение летописного славянства в антропологии современного русского населения) говорят сами за себя. Во всяком случае, мы не можем указать иной фактор истории, который породил бы пространственную взаимосвязь исторической географии Древнерусского государства и антропологической географии современного русского населения. Но может ли вообще существовать пространственная стабильность ядерных структур при значительной их протяжённости во времени?

Чтобы попробовать ответить на этот вопрос, надо охватить самые разные характеристики популяций, Причём так, чтобы они отражали и время-историю, и пространство-географию. При таком рассмотрении оказывается, что пространственная стабильность ядерных структур, во-первых, является общим свойством и обнаруживается не только при антропологическом картографировании; а во-вторых, она охватывает огромные диапазоны времён.

АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ЛАНДШАФТ русского населения уходит корнями на глубину почти тысячи лет - от IX-XIII веков до современного населения доходят следы летописных славян.
АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА является таким же обобщённым понятием, как и антропологический тип. Особенно важно, что при картографировании археологических культур было прослежено сохранение такого географического ядра для ряда преемственных культур, связываемых с праславянами, на протяжении с XV века до н. э. по VII век н. э. [Рыбаков, 1984]. Это значит, что в диапазоне времени более двух тысяч лет сохраняются очертания пространственных структур.

ГЕНОФОНД является такой же обобщённой характеристикой населения, как антропологический тип и археологическая культура. Поэтому важно, что при обобщённом геногеографическом анализе современного населения было выявлено географическое ядро монгольского генофонда, стабильное и преемственно существующее на территории Центральной Азии на протяжении не менее двух последних тысячелетий [Рычков, Батсуурь, 1987].

ЦЕНТРЫ ПРОИСХОЖДЕНИЯ СОВРЕМЕННЫХ КУЛЬТУРНЫХ РАСТЕНИЙ, открытые Н. И. Вавиловым, связывались им с центрами происхождения древних земледельческих культур. Это означает, что была обнаружена географическая стабильность таких центров, по крайней мере, с неолита [Вавилов, 1926]. Ведь зона, где в древности произошло окультуривание данного вида растений, определялась Н. И. Вавиловым по зоне максимального современного генетического разнообразия в популяциях этого вида. Здесь диапазон времени стабильности пространственных структур достигает уже десяти тысячелетий.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕНОГЕОГРАФИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ. Легко видеть, что во всех сопоставленных случаях речь идет отнюдь не о географической периферии исторического процесса (где такая стабильность легче объяснима), а о тех районах, где интенсивность исторического развития наиболее велика, а, следовательно, велики и изменения этнокультурных и биологических характеристик населения. Столь высокая стабильность - на протяжении тысячелетий - пространственных структур открывает перед геногеографией широчайшее поле исторических исследований.
Все это вместе взятое, включая результаты синтеза геногеографических методов и данных антропологии, указывает на далеко идущие возможности геногеографии при изучении истории населения. И здесь союз антропологии и генетики не только необходим, но и реально осуществим - идя рука об руку, в тесном сотрудничестве они могут шаг за шагом воссоздавать историю генофонда и фенофонда населения.



10По своей материальной культуре эти археологические памятники несомненно принадлежали к «славянскому» кругу. Однако по антропологическому типу эта восточная окраина огромного славянского мира явно отличалась от основного массива славян, зато обнаруживала преемственность с дославянским «финно-угорским» населением этих территорий. «Славянский» и «финно-угорский» - рабочие термины археологии и палеоантропологии, которые не означают, что в каждом конкретном случае известен язык, на котором говорило население.
11Янус. «В древнеримской мифологии — божество времени, всякого начала и конца, входов и выходов; изображалось с двумя ликами, обращенными в противоположные стороны» [Словарь иностранных слов, 1989].
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Иван Ляпушкин.
Славяне Восточной Европы накануне образования Древнерусского государства

Игорь Коломийцев.
Народ-невидимка

под ред. В.В. Фомина.
Варяго-Русский вопрос в историографии

Галина Данилова.
Проблемы генезиса феодализма у славян и германцев

В. М. Духопельников.
Княгиня Ольга
e-mail: historylib@yandex.ru