3.1. Историография вопроса путей и пределов расселения славян на Дону VIII-начала XII в.в.

Вопрос, связанный с расселением славян на Дону, представлен рядом отдельных аспектов, никогда не исследовавшихся комплексно.

Впервые подошел к изучению этих вопросов И.И. Срезневский. Он датировал славян в Крыму, низовьях Дона и на Тамани VI-VIII в.в.¹

Д.И. Иловайский датировал славян на Дону VI-XII в.в. и полагал за ними пространство от Рязани до Тмутаракани и от устья Дона до Саркела, причем связывал присутствие здесь славян с их общим расселением и политическими интересами, а также с существованием легендарной Артании.²

Исследователи конца XIX в.в. датировали курганы на среднем Дону IX-XII в.в. Археологи А.И. Мартинович и А.А. Спицын не отмечали славян на нижнем Дону и в Приазовье, поскольку ограничивались лишь регионом, где были проведены археологические исследования.³ А.А. Шахматов и М.С. Грушевский видели расселение славян следующим образом: А.А. Шахматов доказывал, что славяне расположились по Дону, и связывал это с походом Святослава, а М.С. Грушевский пола-гал, что они расселились по Северскому Донцу, так как этот путь был безопаснее и ближе к славянскому центру в Киеве.⁴

Большое концептуальное и конкретно-историческое значение имеет точка зрения В.О. Ключевского. Он исходил из того, что колонизация являлась основным фактором русской истории «от древнеславянских племен и Древнерусского государства», что «история России есть история страны, которая колонизируется» и что область колонизации в ней расширилась вместе с государственной территорией. Но автор приводил немало фактов, свидетельствовавших о догосударственном периоде колонизации земель славянами, хотя и не обосновал этот феномен.

По В.О. Ключевскому факторами колонизации Дона славянскими племенами, явились внешняя торговля и роль региона как части «городской торговой Днепровской Руси», Поэтому процесс колонизации начался не ранее, чем с X в. и продлился по XIII в. включительно. Его политическим фоном явилось дробление земли под эгидой тех или иных городов-центров колонизации. Отличительной чертой колонизации было также развитие промыслов, в том числе лесных, и посредническая роль хазар. Интересующее нас направление колонизации автор назвал «юго-восточным». Конкретные политические особенности, определяющие не только географию, но и периодизацию процесса, В.О. Ключевский подразделил на этапы. Больше всего автора интересовал «первый этап» колонизации — Днепровский, куда входила и колонизация юго-востока. Исследовав черты сходства Руси с Азией, климат, географические и иные аспекты, автор пришел к выводу о наличии некой «тайной связи славянского расселения» с предыдущим, дославянским периодом истории и географией вообще.

Для таких городов, как Чернигов и Тмутаракань, автор признавал значимым направлением торговли Азово-Черноморский регион. Но приоритетным для Древнерусского государства в целом являлся путь по Волге.⁵Автор заметил, что славянские поселения колонистов, так называемые «гостьбы», тянулись к возникавшим на протяжении этих путей городским торговым центрам. Конкретного месторасположения поселений и их названий В.О. Ключевский не знал. Саркел-Белую Вежу он ошибочно определял в ином месте. Методологическое значение работ В.О. Ключевского заключалось в том, что впервые процессы расселения (колонизации) связывались с социально-экономическим, а не политическим развитием общества.

Е.П. Савельев полагал, что уже с VI в. в Приазовье, в том числе и на нижнем Дону, распространялось христианство на русском языке. При этом автор ссылался на источник IV, а не VI в., подлинность которого сомнительна. Томи-Танскую епархию автор помещал на Дону. Получалось, что с VI в. границы расселения славян включали в себя не только весь Донской регион, но и Волгу.

Е.П. Савельев не конкретизировал эти границы и не показывал характер расселения как до Святослава, так и в дальнейшем: это у автора как бы один логический процесс. Зато вопрос об уходе беловежцев в 1117 г. выносился особо. В результате этого ухода, считал Е.П. Савельев, преемственность в характере расселения, шедшая с VI в. по 1117 г., нарушается, и славяне уступают место другим народам.⁶

Досоветская историография выработала несколько подходов к решению проблемы. Первый базировался на ограниченном количестве источников, а причины и ход колонизации связывались с политической историей.⁷

Второй подход — локальный, исходил из археологических источников. По методике датировки он позволял найти более точное решение вопросов, стоявших перед исследователями, но в узких географических рамках проведения раскопок.⁸

В Центрально-Черноземном районе начались исследования упомянутых уже ЦИАК, ВГСК и ВУАК. Становление историко-археологической школы региона подробно изложено в статье А.Н. Акиньшина.

Третий подход, при котором вопрос путей и пределов расселения «состыковывался» с социально-экономическим развитием, только зарождался и не находил еще в трудах историков должного применения.

В монографии «Древняя Русь» Г.В. Вернадский предложил новую концепцию славянского присутствия в регионе, согласно которой «асо-славяне» заселяли верхнее течение Северского Донца в VII в. Во второй половине VII в. они переселились в подконтрольный хазарам нижнедонской район. Следующий этап расселения связан с событиями 739 г., когда славяне призвали варягов для защиты себя от арабов. Варяги захватили Верхний Салтов, увлекая сюда с севера союзные им славянские племена. Пределы расселения славян определяются в VIII-X в.в. районами нижнего течения Северского Донца и устьем Кубани. Аналогичные пределы расселения отмечаются в X-XII в.в. в монографии «Киевская Русь».⁹

Советская историография внесла много нового в исследование этого вопроса. Она восприняла основные направления предыдущего периода, но рассматривала его с новых методологических позиций.

Ю.В. Готье датировал поселения VIII-X в.в., а пределы расселения определял верховьями Дона до р. Воронеж. П.Н. Третьяков и П.П. Ефименко предлагали датировку VIII-XII в.в., полагая постепенное расселение славян по реке Дон вплоть до низовьев, и Приазовья. Б.А. Рыбаков, В.В. Мавродин, М.И. Артамонов, И.И. Ляпушкин, исследуя вопрос о присутствии славян на нижнем Дону, имели каждый свое видение проблемы. Разногласия между историками начались в 1935 г. М.И. Артамонов опубликовал работу, в которой датировал славян в нижнем Подонье X-XII в.в.

Вскоре оппоненты яфетической концепции были обвинены в нигилизме по отношению к славянам. И.И. Ляпушкин, а затем и М.И. Артамонов, признали датировку VIII-XII в.в.¹⁰

С конца 60-х г.г. отмечается датировка IX-XII в.в., то есть был найден некий компромисс. Противники данной точки зрения утверждали непрерывность расселения по всему региону с VI по XII в.¹¹

Последняя концепция берет свое начало с традиций досоветской исторической науки и весьма похожа на аналогичные воззрения Д.И. Иловайского, В.О. Ключевского, Е.П. Савельева. В первой главе диссертации отмечалась концептуально-методологическая преемственность этой концепции и ее близость с выводами евразийства. Отмеченные выше заключения В.О. Ключевского были преобразованы «яфетической» школой с точки зрения марксистско-ленинской методологии, хотя прямо об этом никогда не говорилось. В итоге в вопросе путей и пределов расселения, «яфетическая» концепция впитала в себя все лучшее, что оставил предыдущий период исследований. Необходимо отметить положительное значение данного научного направления, а не исходить из его идеалистичности, особенно в отрыве от методологических и конкретно-теоретических аспектов.

Применительно к конкретно-историческим вопросам «яфетическая» школа испытывала недостаток источников. Так, например, переработав известные в 30-х г.г. источники, авторы не смогли прийти к четкой периодизации и датировке. Вопрос путей и пределов расселения ставился очень абстрактно. В.В. Мавродин связывал эти процессы с VIII-XII в.в., а Б.А. Рыбаков — с VI-XII в.в.¹²

Б.А. Рыбаков, хотя и использовал современную методику, иногда безосновательно привлекал данные севера к решению вопросов истории Приазовья и данные позднего периода к своим выводам относительно VI-VIII в.в. Те же моменты отмечаются и в исследованиях В.В. Мавродина. За это «яфетическую» школу не раз критиковали, например, в трудах А.В. Гадло. Последний подчеркивал, что у «Б.А. Рыбакова в дис-куссии с И.И. Ляпушкиным мы наблюдали несколько «вольные» датировки и неаргументированные выводы, в том числе уклонение от раздела (по теории Н.Я. Марра, В.В. Мавродина) VI-XII веков на периоды».¹³М.И. Артамонов и И.И. Ляпушкин также обращали внимание на названные особенности как на самое слабое место в «яфетической» концепции.

«Яфетическая» концепция оказалась более выгодной для официальной советской историографии, носила национально-патриотический характер и противостояла норманской теории, что в 30-50-е г.г. имело первостепенное значение. С 50-х г.г., когда идеологическая значимость «яфетической» концепции стала ослабевать, у историков появилась возможность отойти от догм. Вот здесь-то и обнаружилось ее «сходство с мелкобуржуазными концепциями». Но вместе с тем и тема славян на Дону стала забываться. Б.А. Рыбаков пересмотрел свои выводы относительно датировки и расселения и стал полагать славян в верховьях Дона с III-VI в.в., а в Саркеле — Белой Веже и Приазовье с IX-X в.в.¹⁴

Возможно, что в отмеченных выше обстоятельствах кроется одна из причин того, что в советское время не было обобщающих исторических трудов по теме в целом и по вопросу этногеографии донских славян в частности.

Анализу торговых связей региона посвящено исследование А.Ю. Якубовского. Он не касался пределов расселения, хотя считал, что одним из важнейших торговых путей «русских славян» в период каганата был водный — из Тамани по Азовскому морю на Дон и далее через переволоку из Дона на Волгу. В X в. Русь контролировала уже все пути Северного Кавказа, но ее основные базы располагались в Тмутаракани и Белой Веже (после падения каганата Руси противостояли печенеги, с которыми приходилось делить влияние в регионе). Кроме того, Русь во внешней политике переключилась на Запад и по этой причине интенсивность киевской политики на Северном Кавказе умень-шилась.¹⁵ Позиция автора, хотя и близка к тематике В.О. Ключевского, но переплетается с ней только изложением событий.

С.А. Плетнева исследовала и проанализировала целый спектр археологического материала и большинство комплексов Роменско-Боршевской и Салтово-Маяцкой культур. Методологический подход С.А. Плетневой основывался на связи процесса расселения с социально-экономическими и политическими процессами в древнеславянском и хазарском обществах.

Одной из первых работ автора, отражающих некоторые аспекты процесса расселения, является статья «О связях алано-болгарских племен Подонья со славянами в VIII-IX в.в.». Как видно из названия статьи и из методологического подхода, изложенного ранее, С.А. Плетнева связывала взаимообусловленные процессы этногенеза и расселения. В VIII в. сложилась Салтово-Маяцкая культура, которая объединила различные племена, административно подчинявшиеся Хазарскому каганату. В рамках этой культуры существовали славянские племена, расселявшиеся с Дона и Северского Донца. В Дмитриевском и других комплексах исследовательница отмечала славянский вариант в приемах строительства и фортификации. Справедливо считая, что славяне не могли в данном случае влиять на более развитую городскую культуру Хазарского каганата, С.А. Плетнева предложила считать наличие жилищ древних славян тождественным их фактическому присутствию в конкретном месте, например, в Саркеле IX в. и в двух ближайших поселениях (хотя таких поселений на самом деле было больше).

Материалы по керамике, приведенные у С.А. Плетневой, также показывают пределы расселения славян.

Исходя из концепции и методики, охарактеризованной выше, выходит еще ряд работ С.А. Плетневой. В работе «Салтово-Маяцкая культура», автор также исходила из наличия славян в регионе в рамках указанной культуры в верхнем течении Северского Донца.

На карте, приложенной к данной работе, мы видим, что северяне у С.А. Плетневой обитали по реке Днепр. Автор причислила некоторые элементы славянской культуры аланам. Эту культуру на нижнем Дону она полагала в Белой Веже после X в. Тот же взгляд на проблему мы находим и в работе «Хазары». ¹⁶

Но, переработав ряд новых источников, С.А. Плетнева несколько изменила свою позицию в ряде последующих работ. В капитальном труде «На славяно-хазарском пограничье» автор провела границу следующим образом: в верховьях Северского Донца у рек Короча, Нижеголь, Оскол (Дмитриевский комплекс). В рамках этого комплекса автор признает наличие славянского элемента как третьего или четвертого по счету, а, следовательно, по важности (после алан и праболгap). В верховьях Дона и Тихой Сосны с Дмитриевским комплексом граничит Боршевская культура (вятичи). Славяне названы С.А. Плетневой аборигенами, а аланы и болгары пришлыми. Иными словами, хро-нологически славяне отмечаются раньше, и тогда выходит, что данный регион входил в их предел расселения даже до VIII в. Захоронения славян отмечаются и до VIII в., и во второй половине IX в., при печенегах и позже, что подтверждает, помимо всего прочего, союз Игоря с печенегами, а, значит, возможно пребывание здесь славян и в печенежский период. Комплекс памятников, где в период с VIII-X в. присутствовали славяне (при каганате), датируется именно VIII-X в.в.¹⁷

В статье «Русь и степные кочевники в домонгольское время» были синтезированы уже полученные ранее данные по вопросу населения славяно-хазарского «пограничья»¹⁸. Автор полагает, что река Воронеж и расположенный там археологический комплекс являются славяно-хазарским « пограничьем», не отрицает присутствие славян в других районах Хазарии, в том числе в устье Дона, но рассматривает сведения об этом как единичные случаи. Заселение же региона славянами исследовательница связывает с событиями X-XII в.в., отрицая, таким образом, какие-либо многовековые закономерности, тенденции и преемственность процесса.

Обобщая и анализируя богатый археологический материал, С.А. Плетнева не старалась постоянно придерживаться какой-либо одной точки зрения, но развивала и совершенствовала свое понимание процесса расселения славян на Дону, исходя из накопленного на момент исследования «баланса исторических знаний».¹⁹

А.В. Гадло полагал пределы расселения славян в Приазовье с X по XII в.в., то есть затронул территории нижнего Дона. В первом выпуске «Тмутараканских этюдов» изложены основные выводы его исследований, по которым выходит, что в нижнем Подонье — Приазовье Русь появилась вследствие походов Святослава, контролируя водный путь в Византию. В последующих работах автор также отмечает расселение вдоль торговых путей. Верховья и среднее течение Дона-Донца автор не исследовал, пределы расселения не конкретизировал, но А.В. Гадло подробно изучил политический процесс. Логика изложения этого процесса позволяет сделать вывод, что автор склонен локализовать пределы расселения славян Северским Донцом, Белой Вежой и Тмутараканью. Вместе с тем, в «Тмутараканских этюдах» более подробно исследовались причины ухода славян в XII в.²⁰

Позиция автора с 60-х г.г. существенно не изменилась. За счет привлечения новых источников автором в шести следующих выпусков «Тмутараканских этюдов» дана подробная картина политической истории Тмутаракани и Приазовья.²¹

По своему интересно осветил данную проблему Л.Н. Гумилев, который считал, что границы руси-славян были отодвинуты к Днепру. Поддерживая точку зрения о Руси на юге и ее связях с Хазарией, автор полагал, что племя русов обосновалось в Крыму. Вне Крыма русы жили между камскими болгами и «нахрас-сакалиба на Волге», за которую в средние века арабы принимали также ту восточную часть Дона, где он сближаетря с Волгой.

Усиление позиций руси и союзного ей племени славян Л.Н. Гумилев отмечал уже в рамках каганата. Русы и славяне определены им с X в. во всем регионе. В процессе своего усиления они как равнопассионарные племена сближались и продвигались в районы Северского Донца. В 939 г. они взяли Самкерц в Керченском проливе и попытались укрепиться на Северном Кавказе, но были разбиты хазарами (то есть самостоятельные попытки расселения русов и славян пресекались каганатом). С этой точки зрения распространение славяно-русских племен в регионе являлось результатом политики каганата. Лишь после 965 г. колонизация региона — уже самостоятельный шаг молодого Древнерусского государства, стремившегося укрепить свое положение. Пути расселения показаны автором в основном по водным путям, связывавшим средневековые страны. Уход руси с Дона объясняется вынужденным и выгодным союзом с половцами.²²

Расселение славян тесно связывалось также с политической историей. Противопоставив себя Хазарскому каганату, умело используя выгодные условия, русы овладели инициативой и стали основной силой региона. Похожую, но менее обобщенную точку зрения мы отмечаем и у других исследователей. Гумилевское объяснение этих событий через призму политической истории и этногеографии было совершено несвойственно советской исторической науке и сближало данную точку зрения с «яфетической» концепцией. Так же как и ее сторонники, Л.Н. Гумилев не определял конкретную географию и этапы расселения славян. Появление их на Северском Донце ученый датировал с VIII в., рассматривая славян как подвластных хазар и руси, восточнее на Дону помещал вятичей, также находившихся в подчинении каганата, а племя русь отмечал в Крыму. Логически получалось, что расселение датировалось автором VIII-XII в.в.

Исходя из обзора литературы 40-70-х г.г, нетрудно заметить, что большинство исследователей датировали славян на дону VIII-XII в.в. Первый этап славянского расселения определялся в рамках VIII-X в.в., а второй — X-XII в. В начале XII в. отмечали значительный отток с Дона древнерусского населения. Однако часть славянских поселений сохранилась в ХII-начале XIII в.в., а затем и в монгольский период. То же самое и в хронологии славян на Северском Донце: в VIII-X в.в. здесь отмечены поселения роменцев, а с X в. древнерусские поселения отмечались и в низовьях реки.

Ростовские историки в своих концепциях, как правило, придерживаются вышеуказанной периодизации. Пределы расселения при этом остаются наиболее дискуссионным вопросом.

Итак, славянские поселения на нижнем Дону и в Приазовье датируются ростовскими археологами X-XIII в.в. Отмечается близость культуры местных славян с Белой Вежой и юго-восточной окраиной Руси. Наиболее интересными в этом плане являются статьи А.Н. Масловского, П.А. Ларенка и В.А. Числовой. Несколько крупных статей вышло у С.В. Рязанова. Сопоставив новые археологические источники, автор пришел к выводу об аналогичности местных и поднепровских приемов в керамическом и металлургическом производстве X-XIII в.в.²³ Раскопки 1995-1997 г.г. подтвердили датировку древнерусских слоев в городищах побережья от Семеновской крепости до Азова включительно XII-XIV в.в.²⁴ Наиболее интересным представляется открытие в 1995 г. поселения Натальевка-I (в настоящее время это поселение датируется ХII-ХIII в.в.) и, возможно, три славянские гончарные печи в Новозолотовском поселении (предположительно XIII в.). Раскопки на Новозолотовском поселении проводились в 1996 г.²⁵

С XII в. отмечается славянское присутствие на Северном Кавказе. В частности, В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный, С.А. Голованова отмечают распространение православных крестов в Чечне и Ингушетии. Авторы считают возможным, что эти кресты принесли туда бродники, то есть выходцы с Дона. Косвенно это подтверждается тем, что какая-то часть русского населения осталась на Дону после 1117 г. и что славянам был хорошо известен Северокавказский регион. Некоторые из них ушли или были уведены в предгорья. Из известных авторам крестов самые древние датируются XI-XIII в.в. Впрочем, С.А. Головановой не отрицается проникновение славян-бродников в предгорья и до XII в.²⁶

Важным этапом в исследовании колонизационного аспекта в вопросе этногеографических процессов нашего региона является большая статья В.Б. Виноградова с обзором литературы о взаимоотношениях Русского государства с Северным Кавказом. Автор считает, что связи носили долговременный социально-политический характер, обусловленный длительным процессом расселения славян в регионе. На Северном Кавказе русь отмечается с X в., а из путей доминируют морские и речные.²⁷

В 80-90-х г.г. предпринимаются попытки обобщения региональных материалов по истории славяно-русского расселения на Юго-Востоке Европы. В исследовании процессов расселения заслуживают внимания последние работы воронежского историка А.З. Винникова, который полагал, что представители «боршевского варианта» расселились в IX-X в.в. по среднему Дону.²⁸

В 80-х г.г. итог своих изысканий подвела А.Н. Москаленко. Она очертила пределы обитания славян до нижнего Дона и датировала их VIII-XIII в.в., подробнее остановившись на процессах IX-X в.в. Выводы, аналогичные А.Н. Москаленко, изложил А.Л. Шенников. Многие исследователи, опираясь на сведения восточных источников, отмечали славян на среднем Дону в IX-X в.в. Это относится к А.Н. Новосельцеву и Т.М. Калининой, которые при освещении различных аспектов жизни славян на Дону акцентировали внимание на периоде — VIII-XII в.в.²⁹

Ссылки на славян. VIII-XII в.в. можно найти в учебной и справочной литературе. Теме вообще стали придавать большее значение, чем прежде. Однако на новый уровень исследования она не вышла.

В последнее время продолжают выходить статьи и сообщения частного характера, которые требуют обобщения с целью выявления исторической картины этногеографии славян на Дону. Особенно успешно развивается в этом направлении школа воронежских археологов.

В частности, И.В. Зиньковская отметила распространение в VII в. славян в районе современного Воронежа. А.П. Медведев датировал Черняховскую (славянскую) культуру в Воронеже III-V в.в. И.П. Пичугин датировал поселения на р. Воронеж VI в.³⁰

Ю.В. Сухарев полагает, что VIII-IX в.в. были благоприятным временем для продвижения славян на юго-восток, что обусловливалось слабостью кочевников. Автор полагает, что вся территория Дона и Северского Донца с IX-X в.в. входила в состав Древнерусского государства. В статье отсутствуют периодизация расселения и характеристика этого процесса, не раскрываются причины «слабости кочевников». Степень распространения, пределы расселения и датировка даются по Б.А. Рыбакову.³¹

Интересная работа А.Д. Пряхина «Восточная граница Древней Руси IX-X в.в.» посвящена изучению поселений вблизи Воронежа. Обследованный им комплекс поселений с административным центром, который автор считает «Вантитом», являлся одним из звеньев Донского торгового пути из Руси в Булгар и Саркел. Кроме того, «Вантит» представлен как один из пограничных пунктов «Юго-Восточной окраиной Руси». Комплекс пришел в упадок у XI в. в связи со снижением роли Донского торгового пути, хотя городок «Вантит» существовал и в XII в.³² В дальнейшем А.Д. Пряхин неоднократно возвращался к вопросу о «Вантите», дополняя концепцию новым содержанием. Автор говорит уже о возможности отождествления «Вантита» со всем комплексом памятников древнерусского времени, составляющих единое целое.³³

В статье В.В. Трепавлова излагается близкая к евразийству точка зрения, основанная на взаимосвязи процесса расселения и традиции взаимовлияния России и соседних культур. Первый период взаимовлияния — гунно-хазарский (V-Хв.в.), второй — печенего-кипчакский (X-XIII в.в.). Исследователь характеризует факторы, влияющие на особенности этих периодов: географические (заселенность славянами территорий), политические (завоевание и т.д.), экономические (взаимовлияние культур). В соответствии с этим определяются процессы расселения.³⁴ Статья позволяет рассмотреть некоторые аспекты путей и пределов расселения. Она продолжает евразийскую традицию изучения лесостепного региона, с которой в последнее время соглашается ряд историков.

Таким образом, в исследованиях вопроса путей и пределов расселения славян на Дону произошли существенные изменения. Несомненен значительный прогресс в изучении всех аспектов вопроса. Однако обобщающих работ — недостаточно. По этой причине он остается актуальным для дальнейшего исследования.

¹ Срезневский И.И. О происхождении русской азбуки из Корсуни. // Труды I Археологического съезда в Москве. Т. I. — М.: Имп. Моск. археолог, общ-во, 1869, с. 16.
² Иловайский Д.И. Размышления о начале Руси. Вместо введения в русскую историю. Изд. 2-е. — М.: Издательство МНП, 1882, с. 229-345.
³ Спицын А.А. Предполагаемые древности Черной Руси. — СПб.: Типогр. И.И. Скороходова, 1899, с. 75-77; Мартинович А.И. Славянские курганы по рекам Дон и Воронеж. // Труды XIV археологического съезда. Т. 3. — М.: Тип. Г. Лиеснера и Д. Совко, 1911, с. 111-114.
⁴ Грушевский М.С. Киевская Русь. Т. 1. — СПб., 1911, с. 232; Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. — М., 1919, с. 34.
⁵ Королев В.Н. К вопросу о славяно-русском населении на Дону в XIII-XVI вв. // Северное Причерноморье и Поволжье во взаимоотношениях Востока и Запада в XII-XVI в.в. / Под ред. Федорова-Давыдова Г.А. — Ростов-на-Дону, 1989, с. 97-99, 104-105, 108.
⁶ Савельев Е.П. Древняя история казачества. // Историческое исследование. Ч. 1. — Новочеркасск: тип. Донской Печатник, 1915, с. 139-147.
⁷ См. также: Вестберг Ф.Ф. К анализу источников о Восточной Европе. // ЖМНП, 1908, февраль, с. 118-145; Григорьев В.В. Россия и Азия. — СПб, 1870, с. 6-10.
⁸ См. например: Марков Е.Л. Хазарские городища на реке Воронеж. // Русский Вестник. Журнал литературный и исторический, 1891, т. 217 (ноябрь), с. 126; Акиньшин А.Н. Основные этапы развития Воронежского Краеведения (1800-1917 г.г.). / / Исторические записки. Научные труды исторического факультета. Вып. 3. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1998, с. 31-46
⁹ Вернадский Г.В. Киевская Русь. / Пер. с англ. Беренштейна Е.П. и др. — М.: Леан, 1996, с. 50-57, 173, 174, 369-382; Вернадский Г.В. Древняя Русь. / Пер. с англ. Беренштейна Е.П. и др. — М.: Леан, 1996, с. 267-283.
¹⁰ Ефименко П.П. Раннесредневековые поселения на Среднем Дону. // Сообщения ГАИМК, 1951, вып. 2, с. 76-82; Артамонов М.И. Средневековые поселения на Нижнем Дону. По материалам Сев.-Кавк. экспедиции. // Сообщения ГАИМК. Вып. 131.— Л.: Гос. соц.-эк. гиз, 1935, с. 14-43; Ляпушкин И.И. Отчет археологической экспедиции на Нижнем Дону. // Советская Археология, 1947, № IX, с. 177; Ляпушкин И.И. Славянское поселение на территории хут. Ближняя Мельница. // Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР, №62. Т. III.
¹¹ Артамонов М.И. Саркел — Белая Вежа. // Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР. Т. III / Отв. ред. Артамонов М.И. — М.: Издательство АН СССР, 1958, с. 69-84; Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР, №75. Т. П. / Отв. ред. М.И. Артамонов. — М.: Издательство АН СССР, 1959, с. 7-8; Рыбаков Б.А. Военное дело. /,/ История культуры Древней Руси. — М.-Л.: Издательство АН СССР, 1948, с. 400-405; Рыбаков Б.А. Рецензия на статью Ляпупхкина И.И. // Вестник Древней Истории, 1946, № 1, с. 128.
М.: Издательство АН СССР, 1958, с. 33; Артамонов М.И. Раскопки Саркела-Белой Вежи в 1950 г. // Вопросы истории, 1951, № 4, с. 147-151.
¹² Мавродин В.В. Славяно-русское население Нижнего Дона и Северного Кавказа. // Ученые записки ЛГПИ им. А.И. Герцена. Т.11 (факультет исторических наук). — Л., 1938, с. 243-246; Рыбаков Б.А. Анты и Киевская Русь. // Вестник Древней Истории, 1939, № 1, с. 311-323.
¹³ Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. — М.: Наука, 1964, с. 48; Гадло А.В. Тмутараканские этюды. // Вестник ЛГУ. Серия: История, вып. 4, 1991, № 2, с. 55-65.
¹⁴ Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. — М.: Наука, 1964, с. 1-7; Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. — М.: Наука, 1988, С. 14,15, 31.
¹⁵ Якубовский А.Ю. О русско-хазарских и Русско-Кавказских отношениях в IX-X вв. // Известия АН СССР. Серия: История и философия. Т. III, 1946, № 5, с. 471-472.
¹⁶ Плетнева С.А. О связях алано-болгарских племен со славянами в VIII-IX в.в. // Советская археология, 1962, №1, с. 68-93, 152-153 (карты), 214, 219; Плетнева С.А. Хазары. — М.: Наука, 1986, с. 49-50.
¹⁷ Плетнева С.А. [Обзор неопубликованных археологических отчетов и источников]. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский комплекс. — М.: «Наука», 1989, с. 7-8, 254, 268-269
¹⁸ Плетнева С.А. Беспокойное соседство. Русь и степные кочевники в домонгольское время. // Родина, 1996, № 12, с. 28-30.
¹⁹ Плетнева С.А. Саркел и «Шелковый путь». — Воронеж: Издательствово Воронежского государственного университета, 1996, С. 9-23
²⁰ Гадло А.В. Новый памятник Тмутараканского времени из Приазовья. // Советская Археология, 1965, № 2, с. 217-224.
²¹ Гадло А.В. Тмутараканские этюды. // Вестник ЛГУ. Серия: История. Вып. 3, 1968, № 14, с. 55-65.
²² Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. — М.: Мысль, 1992, с. 162-179.
²³ См. например: Числова В.А. Поливная керамика в «Куричанском» поселении. // Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. — Ростов-на-Дону: ИРУ, 1983, с. 132; Ларенок П.А. Хронология средневекового слоя городища «Самбек». // Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. — Ростов-на-Дону: Издательство РГУ, 1983, с. 128-129; Масловский А.Н. [Могильник «МБ-94», погребения 4, 9, 18 (рис. 1-3)]. Грунтовый могильник Мартышкина Балка и его место среди памятников предмонгольского времени Нижнего Подонья. // Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1994 г. Вып. 14. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1997, с. 143-152; Рязанов С.В. Славянское поселение близ города Таганрога. // Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону в 1990 г. Дон и Северный Кавказ. Вып. 10. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1991, с. 113-114; Рязанов С.В. Гончарная печь на Куричанском поселении. / / Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1989 г. Вып. 9. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1990, с. 110; Рязанов С.В. Неполивная керамика славян-ского (куричанского) поселения близ Таганрога. // Краеведческие записки. — Новочеркасск: МИДК, 1994, с. 15-18; Рязанов С.В. Металлургические изделия Куричанского поселения. // Историко-археологические исследования в Азове и на Ниж-нем Дону в 1993 г. Вып. 13. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1994, с. 127-135.
²⁴ Седов В.В. Славяне в раннем средневековье. // Ин-т археологии Рос. акад. наук, Рос. гуманит, научн. фонд. — М.: Научн. - произв. благотворит, об-во «Фонд археологии», 1995, с. 48-53; Тропин Н.А. Рецензия кн. Пряхина А.Д. Археология и архео-логическое наследие. // Исторические записки. Научные труды исторического факультета. Вып. 2. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1997, с. 209, 224, 232-234.
²⁵ Пряхин А.Д. Археология и археологическое наследие. — Воронеж: Квадрат, 1999, с. 114-115.
²⁶ Виноградов В.В., Нарожный Е.И., Голованова С.А. О древнерусских предметах на Северном Кавказе. // Россия и Северный Кавказ. — Грозный, 1990, с. 9-19; Голованова С.А. Русские нательные кресты XII-XV вв. на Северном Кавказе. // Северное Причерноморье и Поволжье во взаимоотношениях Востока и Запада в ХII-ХV1 в.в. — Ростов-на-Дону: ИРУ, 1989, с. 117-121.
²⁷ Виноградов В.Б. Россия и Северный Кавказ (обзор литературы). // История СССР, 1987, № 3, с. 89-101.
²⁸ Винников А.З, Славянские курганы лесостепного Дона. — Воронеж: Издательство ВГУ, 1984, с. 5-187.
²⁹ Москаленко А.Н. [Источники славянских поселений на Дону. Гл. I.]. — Славяне на Дону. (Боршевская культура). — Воронеж: Издательство Воронежского госуниверситета, 1981, с. 13-44; Шенников А.А. Червленый Яр. Исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV-XVI вв. — Л: ЛГУ, 1987, с. 113-114; Новосельцев А. П. Хазария в системе международных отношений. // Вопросы истории, 1987, № 2, с. 21; Калинина Т.М. Торговые пути Восточной Европы в IX в. (по данным Ибн-Хордадбека и Ибн ал-Факиха). // История СССР, 1986, № 4, с. 68-82.
³⁰ Винников А.З., Пряхин А.Д. Археология и история юго-востока Руси. Донские славяне и их место в восточно-славянском мире конца I — начала II тысячелетия н.э. (Сообщения II научной конференции). // Российская Археология, 1995, №, с. 228- 229.
³¹ Сухарев Ю.В. Киевская Русь и кочевники. // Военно-исторический журнал, 1994, № 3, с. 84-92.
³² Пряхин А.Д. Восточная граница Древней Руси в IX-X вв. (архе-ологические исследования). // Природа, 1993, № 11, с. 25-27.
³³ См. например: Пряхин А.Д., Винников А.З., Цыбин М.В. Древнерусское Шиловское поселение на р. Воронеж. // Археологические памятники эпохи железа Восточноевропейской лесостепи. — Воронеж: Издательство ВГУ, 1997; Пряхин А.Д. Полевые археологические исследования Воронежского университета (конец 40-х — середина 70-х гг.). // Пятьдесят полевых сезонов археологов Воронежского университета. Археология восточноевропейской лесостепи. Вып. 10. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1997, с. 151; Пряхин А.Д. Комплекс памятников конца I тыс. н.э. на северной окраине Воронежа. Проблема локализации Вантита. // Проблемы славянской археологии. Труды VI Международного Конгресса слав, археологии. Т. 1. С. 109-117.
³⁴ Трепавлов В.В. Россия и кочевые степи: проблемы восточных заимствований в Российской государственности. // Восток, 1994, № 2, с. 84-92.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 5212

загрузка...

Другие книги по данной тематике