2.1. Историография вопроса племенной принадлежности и этнического развития славян на Дону

Историографический обзор второй главы вводит в суть вопросов, очерчивает основной круг источников и помогает лучше понять процессы, охарактеризованные в последующих главах. Более того, к этой главе нужно отнести основные концептуально-методологические аспекты историографии всей темы. Необходимо добавить, что в историографическом обзоре сделан упор на наиболее интересные в научном плане работы.

Историография вопроса уходит корнями в древнерусскую летописную традицию. Такая интерпретация была у современника Петра I Дмитрия Ростовского в комментариях к Четьи-Минеи.

Донской историк В.Д. Сухоруков, полагал, что в интересующий нас период в этногенезе казаков приняли участие ираноязычные племена горных скифов (кусаков), алан и древних русов.¹ Проблематика этногенеза славян ставилась также А.И. Ригельманом, Н.М. Карамзиным, Е.И. Забелиным и связывалась с происхождением казачества.

К изучению указанных вопросов обращались многие исследователи. Ученые досоветского периода пользовались узким кругом источников, особенно археологических, что в совокупности с их произвольной интерпретацией приводило к неверным выводам.

В середине XIX в. появились первые «славянские» публикации И.О. Бодянского. Автор абстрактно полагал, что на юге обитали многочисленные славянские племена.² В 1869 г. на I Археологическом съезде с докладом о происхождении русской азбуки из Корсуни и о наличии славянского населения в регионе выступил И.И. Срезневский.³

После того, как русы были «определены» на юге, встал вопрос о возможности их обитания на Донской земле. Его попытался разрешить профессор русского Варшавского университета Н.П. Барсов. Исследуя географические аспекты «Повести временных лет», он пришел к выводу о присутствии на Дону славянского населения вятичей либо северян. ⁴ Выдвигая концепцию переселения евреев на Русь из Хазарии, автор отметил обитание на Дону славян, а также очертил их взаимоотношения с жившими там евреями. По А.Я. Гаркави именно мирные отношения между евреями и славянами обусловили уход первых на Русь.

В последующих работах автор привел целый ряд документов, повествующих о славянах на Дону из племени «рус». Данные арабских историков, географов и дипломатов позволили А.Я. Гаркави выявить два племени — «рус» и «сакалиба».⁵

На страницах капитального труда исследователя «Сказания еврейских писателей о хазарах и Хазарии» впервые опубликовано знаменитое письмо царя Иосифа, сообщавшего о «русах» и о трех других племенах славян — подданных каганата: «северянах», «вятичах» и «славуинах». Все перечисленные племена платили Иосифу дань.⁶
Работы А.Я. Гаркави опирались также на сведения, которыми владел Дмитрий Ростовский.

Помимо А.Я. Гаркави, исследованием арабских источников занимались А.А. Куник и В.Р. Розен. Тексты в их переводе упоминают «русов» и «сакалиба» на Дону и Северном Кавказе и дают богатый хрестоматийный материал. Вместе с тем недостатком первых источниковедческих работ являлись отсутствие понятийного аппарата и порой весьма туманные комментарии переводов, вследствие чего точка зрения авторов на суть проблемы часто оставалась неясной или невысказанной.

Во второй половине XIX в. вышел ряд работ П.Н. Голубовского, Д.И. Багалея, Д.И. Иловайского и других известных историков. В трудах П.Н. Голубовского и Д.И. Багалея по истории Украины поднимался вопрос о славянской принадлежности племен, обитавших с VI по XII в. на Северском Донце. В отличие от работ П.Н. Барсова, упомянутыми учеными были использованы не только письменные, но и археологические источники. На их основании П.Н. Голубовский пришел к выводу о заселении Дона и Северского Донца северянами.⁷ Это же направление развивал и Д.И. Багалей, считавший Дон объектом славянской колонизации и «полагавший здесь северян».⁸
Впрочем, глубокого изучения этот вопрос в вышеуказанных трудах не получил, и авторы ограничились простой констатацией факта о присутствии на Дону племени северян.

Д.И. Иловайский был первым историком, уделивший вопросам племенной принадлежности донских славян должное внимание. В ряде трудов по истории России он сумел обобщить накопленный исторический материал. В вопросе племенной принадлежности автор, отличая славян от хазар, характеризовал первых на Дону и Северном Кавказе в общем как одно племя «русь» и полагал наличие здесь племенного центра Артания. Эту теорию он доказывал тюркской этимологией: Артания / Утания / Утургуры / Утугуры. Получалось, что русь и хазары родственны.⁹ На верхнем Дону и в Приазовье историк определял вятичей. Таким образом, излагалась концепция весьма длительного процесса, по которому «русь» берет свое начало в праболгарских племенах. «Русь» и «тюрко-болгарские» племена, слившиеся в один этнос, образовали русско-хазарское княжество Артания, которое находилось на Таманском полуострове и на Дону.

В 90-х г.г. XIX в. появляются первые исследования воронежского ученого С.Н. Введенского, определившего, что летописное упоминание в XII в. Воронежа относится к реке, а не к городу. (Противоположную точку зрения высказал в 1896 г. С.Е. Зверев, который на X Археологическом съезде выступил с докладом «Следы христианства на Дону в домонгольский период»). В 1901 г. С.Н. Введенский стал членом ВУАК, затем и профессором ВГУ, продолжал заниматься славянской тематикой, собрал серию материалов по истории Центральночерноземной области. (В 1929 г. был репрессирован.) ¹⁰

Известный донской историк Е.П. Савельев в «Древней истории казачества» полагал, что если «казаки — исконные обитатели Дона», то они являются продуктом этногенеза с древнейших времен (по крайней мере, начиная с этрусков). Здесь сложная версия казачьего этногенеза несколько ассоциируется с работами Д.И. Иловайского. Е.П. Савельев считал казаков обществом еще в «домонгольский» период и полагал, что этот этнос вобрал в себя асов, торков, берендеев и вообще все известные историку народы донской степи. Донских славян он принимал за казаков. В их этногенезе приняли участие черкесы, адыги, аланы, так как у этих народов автор отметил антропологическую и культурно-этническую близость уже с VII-IX в.в. Он полагал здесь именно русское население, а не славян какого-либо племенного союза. Е.П. Савельев пришел к выводу о сложившемся к IX в. на Дону казачестве. Этот народ был русским по природе, с распространенным христианским мировоззрением.¹¹

С развитием археологии на Дону в конце XIX — начале XX в.в. в оценке вопроса племенной принадлежности произошли изменения. Множество археологических памятников, в частности курганов, было обнаружено в Верховьях Дона и Северского Донца. А.И. Мартинович первый определил эти курганы как славянские. Последующие изыскания, независимые друг от друга, подтвердили славянскую принадлежность донских и донецких курганов.¹²

Плодотворно исследовал ряд вопросов темы А.А. Спицын. Исследуя «славянский комплекс», он вначале полагал Боршевский могильник неславянским, но затем отнес его к вятичам. Глубже изучив серию археологических материалов, пришел к окончательному выводу о наличии тут «как вятических, так и северских элементов».¹³
К такому же мнению пришли А.И. Мартинович и ряд других исследователей, обнаруживших в исследованных ими поселениях и курганах элементы северян и вятичей с некоторыми местными особенностями.

Известный филолог А.А. Шахматов углубил понимание темы. Исследуя «Повесть временных лет», а именно ту ее часть, где говорилось о походе Святослава на северян и вятичей и взятии Саркела, он пришел к выводу о присутствии этих племен на Дону. Исследователь доработал эту концепцию и увязал ее с происхождением русского языка и расселением славян на юге. Дальнейшие же исследования позволили ученому сделать вывод о существовании на Дону особого восточнославянского племени с элементами вятичей и северян. Племя это, как полагал А.А. Шахматов, либо было неизвестно летописцу, либо сведения о нем утерялись вследствие редакций источника.¹⁴

Аналогичное развитие темы и решение вопроса мы видим у известного украинского историка М.С. Грушевского, который также первоначально считал, что на Дону обитали северяне, но затем пришел к мнению, что племенное название донских славян осталось неизвестным. М.С. Грушевский отстаивал эту версию в дискуссиях с П.Н. Барсовым, П.Н. Голубовским, Д.И. Багалеем.

Таким образом, у историков встречалась позиция о присутствии на Дону, помимо действительно обитавших здесь вятичей и северян, какого-то третьего племени.

Некоторые историки придерживались точки зрения, что Дон в рассматриваемое время был необитаем, либо отмечалось только неславянское население. Л.Б. Вейнберг и E.JI. Марков настаивали на аланском и хазарском характере донских поселений с XII в. Уже в то время было ясно, что данная теория строится на неправильной методологии, ошибках в хронологии и узком круге источников.¹⁵

Итак, досоветская историография вплотную подошла к изучению темы «Славяне на Дону», но не сформулировала ее как самостоятельную.

Большинство исследователей считали, что в донском регионе обитали славянские племена, корни которых уходили в древнейшие времена. Сложный вопрос племенной принадлежности реконструировался на методике привлечения широкого круга новых источников, среди которых находились и непроверенные. Уровень археологических изысканий был еще крайне низок, многие памятники оказались разрушенными, но так и неисследованными. Тем не менее, многие выводы историков и археологов, найдя свое подтверждение, легли в основу будущих концепций. Очень важно, что исследования впервые стали основываться на анализе не только письменных, но и археологических источников. Появились первые непосредственно археологические труды, наметилась тенденция локализации исследований по географическим регионам Дона и Северского Донца. Качество работ улучшалось пропорционально с совершенствованием источниковедческой и методологической базы. Поэтому закономерно, что исследовательский опыт дореволюционных историков лег в основу как концепций советского периода, так и русской зарубежной исторической школы.

Эмигрировавшие после 1917 г. русские историки продолжали и развивали традиции досоветской исторической науки. Новые возможности в изучении русской истории выразились в создании единой концепции исторического развития — евразийства.

Территорию нашей страны в рамках лесостепного «пограничья» сторонники евразийской концепции понимали, как «особый исторический и географический мир», не принадлежавший ни к Европе, ни к Азии, как неповторимую историческую и географическую индивидуальность.

Таким образом, отмечалась неординарность этнического процесса в регионе, и развивался предложенный Д.И. Иловайским тезис о сложном и многогранном процессе этногенеза. Так, Г.В. Вернадский в исследованиях по истории Древней и Киевской Руси выдвинул концепцию об участии в этногенезе не только славянских племен, но и соседних кочевников. На Дону историк предполагал смешанное слаянско-алано-хазарское население. В этнической структуре населения в V-VIII в.в. отмечается симбиоз асов и антов как представителей иранского и славянского этносов. В результате к VIII сложилась «сложная дифференциация асо-славян (антов) и асов-иранцев (алан и роксолан)».¹⁶ В VIII-XII в.в. в процессе этногенеза приняли участие хазары, болгары и касоги. Часть смешанного населения Дона и Северного Кавказа трансформировалась в домонгольский период в ассоциацию рыбаков-бродников. Другая часть донского «славянского» этноса выполняла социальную функцию «степных пограничников» Древнерусского государства, продолжая этнокультурное взаимодействие с тюркскими племенами.¹⁷

Проблеме этнокультурной истории степного средневековья посвящена работа Э. Хара-Давана, который пришел к выводу о «коэффициенте близости» славян и степных народов. Исходя из целого ряда факторов, автор обосновал возможность широкого распространения славян в регионе с VIII в.¹⁸

Основываясь на трудах первых евразийцев, представляется возможным определить основные факторы, влиявшие, по мнению представителей этого направления, на процессы этногенеза славян в регионе и их расселения в степной зоне Подонья.

Во-первых, славяне не противостояли в регионе соседним племенам, так как за кочевниками оставались степи, а славян интересовали лишь некоторые речные долины.

Во-вторых, расселению способствовали географические и природные факторы. Географически славяне обитали в труднопроходимых для степняков лесостепных регионах Донской поймы, селились на берегах рек, на высоких холмах и обладали умением маскироваться от кочевников, которые не останавливались надолго в мало интересовавших их лесных районах. То время характеризовалось периодом увлажнения, когда подтопленные и заболоченные степи давали мало пищи для скота, что влияло на заинтересованность и активность кочевников в междуречье Волги и Дона.

В-третьих, распространению славян способствовал целый ряд процессов общественно-политического развития, когда присутствие славян на Дону оказалось выгодным народам и государствам, существовавшим в данном регионе. Так, присутствие славян-воинов и земледельцев, торговцев, обслуживавших речной торговый путь, было выгодно Хазарскому Каганату.

В-четвертых, как следствие и как самостоятельный фактор евразийство признает особый тип социально-экономического и политического бытия славян на Дону (служилое сословие, бродники, казаки). Все это в свою очередь определяло особый путь этнического развития и адаптации к местным условиям, обусловленный постоянными взаимоотношениями с соседними племенами и народами.

Данные факторы в принципе подтверждаются итогами археологических и исторических исследований. В отдельности эти факторы, относящиеся к славянам вообще, а не к конкретному региону, могут показаться субъективными и малозначащими. Лишь перечень «евразийских» факторов в их взаимодействии несет серьезное методологическое обоснование процессов этнического развития, в которые в VIII-ХII в.в. были вовлечены и обитавшие в регионе славяно-русские племена.

Евразийство как научная концепция, зародившаяся в эмигрантской среде, зачастую «отлученная» от возможности глубокого изучения письменных и археологических первоисточников и контактов с советскими историками, тем не менее, создала свою методологическую основу, позволившую ей развиться в одну из основополагающих концепций в исторической науке и вполне применимую к теме научного исследования. Евразийство тесно связано с предшествующей досоветской исторической школой и вобрало в себя ее наследие. В этом смысле концепция близка к выводам Д.И. Иловайского и Е.П. Савельева о длительном и многогранном процессе этногенеза, на который влияло много факторов, в том числе природных и географических.

Евразийская концепция весьма преемственна по отношению к досоветской. Но изучение темы «Славяне на Дону» с позиций советской исторической школы также показывает, что и у нас в стране некоторые научные теории если не восприняли моменты евразийства, то, по крайней мере, весьма с ними схожи. Следовательно, если не в сути концепции, не в философско-методологических принципах, то в их проявлении (выводах, общей канве исторического процесса) советская марксистско-ленинская концепция также весьма преемственна.

Славяно-русская проблематика интересовала казачих историков, оказавшихся в эмиграции. Огромная редакторская работа А.И. Скрылова и Г.В. Губарева завершилась публикацией в 1966 г. трехтомного Казачьего словаря-справочника. Материалы справочника представлены в алфавитном порядке в виде статей различных авторов. Издание было репринтно воспроизведено в 1992 г. и содержит небольшие статьи о Белой Веже, Роменско— Боршевской, Салтово-Маяцкой культурах, есть сведения о славянах средневекового Дона. Авторы словаря были хорошо информированы о новейших археологических открытиях и исследованиях советской науки. Вменять в недостаток словаря отсутствие в нем единой концепции было бы неправильно, так как редакторы просто не ставили перед собой такой цели.¹⁹

Подводя итог исследованиям этнокультурных процессов средневековья в досоветской и зарубежной историографии, следует отметить, что убедительных доказательств в концепции в вопросе племенной принадлежности донских славян представлено не было.

Появившаяся в 20-х г.г. марксистско-ленинская методология требовала нового подхода к проблематике и методике изучения истории. Огромное внимание стало уделяться исследованию исторических явлений в ракурсе классовой борьбы и общественно-экономической формации, в том числе на основе какого-либо конкретно-археологического материала. Тем не менее, вопрос этногенеза не был отодвинут на второй план. Более того, он даже стал более актуальным в связи с «яфетической теорией» Н.Я. Марра и В.В. Мавродина, доказывавшей, в отличие от норманской теории, южное происхождение Руси как этноса и государства.²⁰

В советский период был обобщен богатый археологический материал, собранный на основе раскопок Роменско-Боршевского комплекса. Итог этим исследованиям подвел ученик С.Ф. Платонова Ю.В. Готье. Автор обобщил археологические источники Воронежского Подонья и на основе анализа элементов материальной культуры полагал, что обитателями поселений были радимичи. В 20-х г.г. экспедицию Государственной академии истории материальной культуры возглавил П.П. Ефименко. Итогом этой, почти двадцатилетней работы, стали книги, написанные им в соавторстве с П.Н. Третьяковым, в которых подробно освещались многие аспекты интересующей нас тематики. Авторы изучали комплексы вятичей на верхнем и среднем Дону. Позже, в 50-70-е г.г., П.Н. Третьяков определил комплексы уже не как вятичские, а как древнерусские, отмечая по височным кольцам и орнаменту наличие балтского и финно-угорского элементов.²¹
В 1998 г. исполнилось 70 лет с начала масштабных полевых работ ГАИМК и публикаций П.П. Ефименко и П.Н. Третьякова. В связи с юбилеем вышла обобщающая статья А.З. Винникова. В статье отражены вехи становления археологической школы во главе с выдающимися советскими учеными, дан наиболее полный историографический анализ работ П.П. Ефименко и П.Н. Третьякова, опубликованных в 20-70-е г.г.²²

В 30-х г.г. известный советский археолог М.И. Артамонов пришел к выводу о присутствии славянского элемента без определения его племенной принадлежности в Саркеле. Точку зрения о славянах в Саркеле до середины X в. автор сформулировал после раскопок той части города, где селились славяне. Термин «Роменско-Боршевская культура», то есть без названия конкретного племени славян, употреблял в исследованиях соавтор и последователь М.И. Артамонова И.И. Ляпушкин.²³

Немалое влияние на изучение ранней славянской истории имела ГАИМК, которую в 30-е г.г. возглавлял Н.Я. Марр. Основными идеологами были Н.Я. Марр,
В.И. Равдоникас, В.В. Мавродин. Сформулированная ими «яфетическая» концепция автохтонности славян на юге европейской части России, позволявшая изучать процессы этногенеза во всем их многообразии, внесла много нового и интересного в изучение темы «Славяне на Дону». Глубокий анализ, привязанный не только к археологической конкретике, но и к изучению письменных источников и данных вспомогательных исторических дисциплин, вносил живую струю в изучение темы, побуждал к научным дискуссиям, в ходе которых часто рождалась истина.

В связи с яфетической концепцией Н.Я. Марра о трансформации местного яфетического населения в славяно-русское в 30-е г.г. вышел ряд трудов В.В. Мавродина. Первоначально он считал жителей Дона вятичами. Затем, рассматривая проблемы славянской принадлежности части населения Нижнего Дона и Приазовья, вывел этимологию: савар / савир / савары / севера / северяне. Приводя доказательства участия сарматского элемента в этногенезе славян и археологического сходства памятников, а также лингвистические данные, где сев-сав-савр-черный, автор пришел к выводу о возможной аналогии северян и черных болгар. Помимо этого, ученый полагал, что Салтово-Маяцкая культура возникла в результате близости племен русов, савир, болгар и алан. Исследуя Левобережную Украину (район реки Северский Донец), автор видел здесь присутствие племени «славуин», а в верхнем течении Дона — племени вятичей.²⁴

Работы В.В. Мавродина всегда интересны, инновационны и увлекательны. Даже вышеуказанная этимология кажется весьма убедительной в трактовке ученого.

Другой представитель яфетической школы, Б.А. Рыбаков, в своих исследованиях, начиная с 1930-х г.г., полагал, что на Дону с VI в. жили анты. Упорно отстаивая точку зрения об «очаге славянства на юге», автор считал, что степи Подонья были некогда колонизированы славянами, шедшими вниз по Дону и Северскому Донцу²⁵. Святослав же, по Б.А. Рыбакову, лишь закрепил длительный процесс этногенеза установлением русского владычества в регионе. Убедительно выглядели аргументы ученого относительно того, что Киев как славянский центр не мог возникнуть на окраине Руси, но лишь в центре этих земель, примерной границей которых в VIII-X в.в. мог служить Северо-Кавказский регион. Последующее развитие «яфетической концепции» и обобщение накопленного богатейшего материала должно было привести к новому этапу в исследовании темы. Но стало ясно, что «яфетическая концепция» очень близка евразийской концепции, а, следовательно, должна являться идеалистической и упрощенной. Получалось, что методологические школы с разных позиций доказывали, причем весьма успешно, в принципе одно и то же. Но, вероятно, советские историки не были готовы к дальнейшему сближению с зарубежной концепцией. Официальная наука объявила яфетическую теорию устаревшей, и интерес к ней очень быстро охладел. Никто не выступал в ее защиту, хотя многие конкретно-исторические яфетические позиции остались в целом ряде трудов В.В. Мавродина, Б.А. Рыбакова и других исследователей. С середины 60-х г.г., когда от яфетической концепции отошли все ее приверженцы, в том числе и Б.А. Рыбаков, проблема этногенеза южных славян стала затрагиваться лишь вскользь.²⁶

В связи с той же концепцией 30-50-х годов в советской исторической литературе появился ряд специальных работ «об очаге славянства на юге». Б.Г. Горянов определял славян-антов по Дону и на север от Меотиды (интерпретация точки зрения Б.А. Рыбакова). А.И. Насонов отождествлял «Арус» с Тмутараканью, то есть доказывал существование там центра Артании. Л.И. Нидерле также поддерживал эту точку зрения. Представитель яфетической школы, А.М. Карасик показывал этимологию «Артании» так: Арус / Арса / Арта / Тмутаракань. Автор считал Тмутаракань третьим центром Руси, сложившимся на основе длительного этногенеза многих племен, в том числе и неславянских.²⁷

Масштабные археологические открытия, раскопки «Донской Трои» — Саркела — Белой Вежи, дискуссии о роли и месте славян на Дону не могли не вызвать интерес в ростовских научных кругах. Так, Б.В. Лунин в очерках по истории Подонья-Приазовья полагал участие иноязычных савир и алан в этногенезе черняховцев и славян. Хронологически этот процесс Б.В. Лунин отождествлял с VI-IX в.в.²⁸

На основе переводов арабских рукописей, выполненных В.В. Бартольдом, А.П. Ковалевским, Б.Н. Заходером, А.П. Новосельцевым, А.Ю. Якубовским, вышли несколько научных трудов. Среди них заслуживают особого внимания работы известного советского востоковеда А.Я. Якубовского. Затрагивая проблемы отношений Руси с Востоком, автор считал, что «русские славяне выступали в X в. на Востоке как крупная политическая сила», и описал походы «русских славян» на Восток через Тмутаракань и Дон. Получалось, что Дон был в сфере деятельности «русских славян», как ученый называл местное славяно-русское население. Автор не уделял внимания вопросу племенной принадлежности, однако он все же определил присутствие славянского племени в регионе еще до X в. Объяснение этого присутствия А.Ю. Якубовский видел в экономических причинах, а также в необходимости освобождения славян от хазар. Не отрицая некоторой обособленности «русских славян» на Дону и полагая, что они обитали здесь не менее трех-четырех столетий, автор косвенно соглашался с длительностью этнокультурных процессов местных славян. Кроме того, ученый определил два типа славянского присутствия: одни славяне представляли собой «крупную политическую силу», то есть были воинами и купцами, а другие находились в зависимом положении. Однако этнических отличий одного типа от другого у автора не отмечалось.²⁹

Советские археологи Д. Г. Березовец, Т.И. Никольская, М.Ю. Брайнчевский, A.JI. Монгайт выразили мнение, что Боршевский археологический комплекс — поселение вятичей. A.JI. Монгайт в своих исследованиях окончательно оформил эту точку зрения.³⁰

В 60-х г.г. в научный оборот были введены новые археологические источники. В частности, в 1961 г. экспедицией Азовского краеведческого музея под руководством А.В. Гадло было раскопано славяно-русское поселение «Казачий Ерик», которое было датировано X-XII в.в. В поселении жило уже древнерусское население, тесно связанное с Тмутараканью.³¹ Археологические разведки показали наличие целого ряда подобных поселений, увеличивалось и количество источников. Все это позволило поставить под сомнение правомерность длительного процесса этногенеза. В научной литературе отмечается отход от яфетической концепции. Наиболее обоснованные критические выступления принадлежат А.В. Гадло. Сначала он полагал, что этногенического развития славян в Приазовье и на Северном Кавказе не было и определял здесь славян лишь на позднем этапе с 988-989 г.г., считая их уже русскими. Статья автора интересна еще и тем, что в ней даны основные направления исторической мысли в исследовании славян на Северном Кавказе. В дальнейшем автор несколько раз возвращался к этой теме, видоизменяя свои взгляды. Реконструкция географических познаний итальянцев привела его к мнению, что на север от Тмутаракани шли торговые пути русов. А.В. Гадло пришел к выводу, что после X в. на Дону жило русское население, находившееся под юрисдикцией Черниговского княжества, и что именно туда в XII в. ушло население Тмутаракани и Белой Вежи. Однако автор уже не отрицал длительный процесс этнического развития славян. Автор констатирует некоторое присутствие славян на юге (но не в Тмутаракани), и до X в. и во второй половине XII в. А.В. Гадло впервые подробно разработал проблему взаимоотношений древнерусского населения региона и половцев, определил причины ухода русского населения в Чернигов, как следствие нарушения равновесия сил.³²

Важной вехой в исследовании вопроса является археологическая работа А.Н. Москаленко. Анализ проводился на материалах верхнего и среднего Подонья. В монографии «Славяне на Дону» автор подробно изучила все аспекты, считая, что славяне относились к Боршевской культуре и являлись племенами вятичей. В книге впервые дана обширная историография археологических исследований славянских поселений верхнего Дона. Отмечено также участие Салтово-Маяцкой культуры алан в этническом развитии славян.

Этим же вопросам посвящены работы Л.Н. Гумилева. Наиболее интересны из них статьи 60-х г.г. «Соседи хазар» и «Разновозрастные почвы на степных песках Дона и передвижение народов за исторический период», и как итог этих исследований — книга «Открытие Хазарии». В своих трудах, продолженных в 70-е г.г., автор показал культурную преемственность славянского населения, в том числе Дона, с X по XII в., независимо от внедрения в это население инородных элементов. Несмотря на некоторые отличия природных условий, ученый относил долину Дона к единому лесостепному региону, показав взаимосвязь географических и природных факторов в их влиянии на процессы этногенеза. Была исследована лесостепная среда всей речной долины, определенная в качестве благоприятной для обитания славян и других народов. Здесь вели полуоседлый образ жизни сначала аланы и славяне, а затем и другие народы. Иными словами, автор подходил к обоснованию теории «вмещающего ландшафта». Исследуя историю народов евразийских степей и лесостепи, Л.Н. Гумилев пришел к выводу о существовании определенных закономерностей в развитии природных и этнических процессов. Так, в этногенезе и взаимодействии культур в регионе донской лесостепи в VIII-XII в.в. он полагал участие многих известных нам этносов. В VIII-IX в.в. — это русы, вятичи, северяне. В Х-ХII в.в. — это славяне Киевской Руси, варяги, печенеги, аланы-салтовцы, хазары, славяне-беловежцы и половцы.³³

В 90-е г.г. вышел целый ряд его больших работ, написанных ранее, в 70-80-е г.г. Первым капитальным трудом является «Древняя Русь и Великая степь». Вторая работа «От Руси к России» менее объемна по содержанию, конспективная и обращена к более широкому кругу читателей. В обеих книгах автор дал сложный процесс этногенеза. В вопросе племенной принадлежности исследователь, ссылаясь на Г.В. Вернадского, полагал, что древнерусское племя пришло в Крым из Доно-Донецкого региона еще в VIII-IX в.в. Следовательно, в названном регионе еще с самого раннего периода возможно обитание славян и русов. Автор полагал, что пришлые русы являлись потомками росомонов, которые покинули Скандинавию еще во II в. н.э и позднее ассимилировались со славянами. К термину «сакалиба» исследователь отнесся критически, так как полагал, что арабы называли славян «славиа» или «валинана» (волыняне), и тогда арабские «сакалиба» — не славяне, а европейцы вообще. По Мукадасси и другим источникам автор показал противоречия между славянами и русью, не представлявшими до X в. один этнос. Но в X в., находясь в равнопассионарном состоянии, они слились в новый этнос — «славянскую русь». Обитавших на Северском Донце северян исследователь считал потомками савиров, русов — потомками норманов, а вятичей — славянами.³⁴

В середине 90-х годов фонд Л.H. Гумилева издал ряд его ключевых концептуальных работ. В одной из них — «Ритмах Евразии» — интересующая нас тематика дана через призму евразийства. Согласно гумилевской концепции, в этногенезе «беловежцев» и «бродников» приняли участие, начиная с VII в., славяне, русь, савиры, аланы, хазары, венгры, болгары, печенеги, торки, половцы.³⁵

В 1994 г. издается другой известный труд Л.Н. Гумилева — «Поиски вымышленного царства». Фундаментальное исследование проблем Центральной Азии IX-XIII в.в., объясняет этнологические процессы Донского региона и соотношение этноса с ландшафтом. Автор предлагает синхроническую таблицу «пространственно-временных процессов», согласно которой Подонье (как часть Восточной Европы) в рассматриваемое время пережило период «увлажнения».³⁶ Именно им объясняется гибель одних и расцвет других народов.

К середине XI в. в результате близкого соседства потомков православных хазар и славян — частыми были смешанные браки, в том числе и династические. Тем же путем развивалось и русско-половецкое этническое взаимодействие. Следовательно, по Л.Н. Гумилеву «от падения каганата в 965 году до основания Золотой Орды никакого опасного для Руси степного объединения не существовало». Данная позиция автора отражена в прилагавшейся таблице.³⁷

В монографии Л.Н. Гумилева «Этногенез и биосфера Земли» более подробно освещены проблемы возникновения и взаимодействия этносов на основе пассионарного развития. Находясь на различных фазах исторического процесса VIII-XIV в.в., хазары и славяне-беловежцы, по мнению автора, своим взаимодействием создали «новый этнос бродников».³⁸

Таким образом, труды Л.Н. Гумилева предлагают нетрадиционное, отличное от других исторических концепций объяснение этнического развития у хазар, алан, славян, руси, половцев и других народов Донского региона.

Советские историки в работах 80-х — начала 90-х г.г. не пришли к единой точке зрения относительно этногенеза или этнического развития на Дону.
А.А. Шенников отмечал на среднем Дону северян, относя их к Роменско-Боршевской культуре.³⁹В других, даже капитальных исследованиях, авторы которых полагали присутствие в регионе славян, нет упоминаний о каком-либо конкретном племени, кроме русов с X в.

«История народов Северного Кавказа» отразила современную концепцию, согласно которой древние русы на Дону появились вследствие походов Святослава. До этого они являлись инициаторами походов на Северный Кавказ и отмечались как крупная политическая сила в рамках каганата.

Получается, что до середины X в. русы были наемниками, состояли из представителей различных племен, не имели семей и не жили здесь постоянно, а поэтому вопрос этнического развития к ним еще не относится. С середины же X в. это уже колонисты Киевской Руси, вытеснившие с Дона другие народы, и указанный вопрос к ним уже не относится. В итоге получается, что этнической истории славян в регионе не было. Данная точка зрения продолжает давнюю традицию упрощать или замалчивать спорные вопросы исторического развития.

А.П. Новосельцев также не изложил свою точку зрения по данному вопросу, хотя и собрал серию уникальных материалов по славянам. Этническое развитие славян отразил лишь А.З. Винников в работе, посвященной историко-археологическому исследованию среднего Дона (Воронежская область). В вопросе племенной принадлежности местных славян автор исходит из того, что средний Дон заселяли вятичи, которые первоначально селились на Оке. С Доно-Днепровского междуречья сюда же пришли северяне, а с середины X в. гонимые печенегами славяне, обитавшие ранее вниз по Дону.⁴⁰

Особо следует отметить позицию С.А. Плетневой. В своих ранних трудах она не отмечала славян даже на Верхнем Дону, полагая здесь обитание алан, а с присутствием здесь славян в виде «беглых смердов и преступников» соглашалась только как со следствием похода 965 г.г.

В вопросе этнического развития исследовательница исходила из того, что близость культур оседлых и кочевых народов пограничья привела к сформированию в VIII в. Салтово-Маяцкой культуры пограничья, носителем которой было население, административно объединенное хазарским каганатом. Влияние славян на аланское население проявлялось в использовании салтовцами типа жилищ, характерных для славян. Кроме того, констатировалось, что славянские поселения располагались на расстоянии от аланских всего в 10-16 км.⁴¹

На основе вышеизложенного С.А. Плетнева пришла к выводу, что в течение VIII-IX в.в. происходило сближение двух совершенно разных культур, и что процесс этот был прерван в IX в. нашествием печенегов, разгромивших славян и алан на Дону. В результате этого нашествия жизнь во многих поселениях уже не возобновилась.

Необходимо отметить следующие особенности этой работы: С.А. Плетнева не проследила преемственность процесса этногенеза в VII-VIII, VIII-X, X-XII в.в., хотя о нем свидетельствует ряд археологических источников, в работе также не отмечено взаимовлияние политических и географических факторов в сближении культур. Вместо этого автор предложила читателям глубокий анализ археологических источников. Аналогичная позиция С.А. Плетневой представлена, например, в обобщающем труде «Хазары».⁴²

В своем самом значительном исследовании 80-х г.г. «На Славяно-хазарском пограничье» С.А. Плетнева, хотя и не отмечает славян как сколь либо значительную часть населения По донья, но уже соглашается с их повсеместным присутствием в упомянутом «пограничье» и на территории Хазарии. Для периода VIII-XII в.в. автор очертила границу между Роменско-Боршевской и Салтово-Маяцкой культурой в верховьях Дона, Оскола и Северского Донца. «На всех трех крупных, пересекающих эту территорию с севера на юг реках... встречаются остатки поселений (славян) — городищ и селищ», — пишет С.А. Плетнева.

По типу захоронений (трупосожжения), поселений, жилищ (землянки) и оружия (мечи и боевые топоры) обитавшие на севере Хазарии славяне характеризуются как симбиоз Салтово-Маяцкой культуры с «остатками Пеньковской культуры, бывшей конгломератом потомков Черняховцев, славян VIII-IX в.в., степняков и прочих».⁴³ Причем Черняховская культура существовала здесь раньше аланских и болгарских переселенцев. Приведенные данные представлены на картах. С.А. Плетнева считает, что эти поселения в 965 г. разорил Святослав, а в 1116 г. Ярополк и Всеволод. Основным населением этих веж, которые назывались Сугров, Шарукан и Балин, в XII в. являлись асы, то есть аланы, а не половцы. В X в. разноплеменное население этого археологического комплекса, получившего также название «симбиоз культур», в том числе и Руси, подчиняясь ясам и хазарам, воевало на стороне хазар. (Тем более что оружие здесь обнаружено у всех племен, во всех типах захоронений). По мнению С.А. Плетневой, славянского элемента в этой Салтово-Маяцкой культуре меньше и он ближе к радимичам и северянам. С X в. здесь также отмечаются печенеги, которые подошли к этим местам в 919 г.

При обобщении выводов С.А. Плетневой получается, что вниз по Дону и Северскому Донцу обитал «симбиоз культур», который в пределах Хазарии отличался от «славянских типов Роменского или Боршевского комплексов». «Симбиоз племен» включал в себя, помимо Салтово-Маяцкой культуры северян, так же радимичей, вятичей и русов. Но суть культуры в пограничье — оставалась не славянской. Ее славянский элемент убывал по мере удаленности от центра Роменско-Боршевской культуры.

По С.А. Плетневой местный славянский элемент с некоторыми особенностями, отличными от классической Роменско-Боршевской культуры, представлен вариантом Салтово-Маяцкого археологического комплекса.

Свое видение этнического развития славян автор развивает в целом ряде статей, докладов на научных конференциях.⁴⁴ В 1996 г. опубликована небольшая, но концептуальная статья С.А. Плетневой «Беспокойное соседство»⁴⁵, синтезирующая полученные по теме данные. Автор полагает, что река Воронеж и расположенный там археологический комплекс являлся славяно-хазарским пограничьем. С.А. Плетнева не отрицает присутствие славян на территории Хазарии, в том числе в Саркеле и ряде других мест нижнего Дона. Саркел, с ее точки зрения, являлся не городом, а большим «караван-сараем», с характерным славянским присутствием в рамках многонационального населения. Заселение Донского региона, как и в предыдущих работах, она связывает с событиями X-XII в.в. С.А. Плетнева показала сложный многовековой процесс, из которого можно полагать об этногенезе с VIII по XII в.в.

В.К. Михеев, исследуя Хазарское По донье, полагал, что находившиеся в зависимости от каганата славяне этнически и культурно не были инкорпорированы в его состав.⁴⁶

В 1986 г. вышел обобщающий труд по археологии Украинской ССР, авторы которого
полагали, что в районе Днепровского левобережья и в верховьях Северского Донца в VIII-X в.в. распространилась Роменская культура. В исследовании констатированы те же варианты культуры, что и в Дмитриевском комплексе, отмечено тесное взаимодействие с северным вариантом Салтово-Маяцкой культуры. Грунтовые могильники с трупоположениями отмечены на всем протяжении Северского Донца до границы с Ростовской областью.⁴⁷

В этот же период выходит ряд фундаментальных трудов В.В. Седова, который обобщил уникальные археологические источники, проследил элементы восточного заимствования антскими племенами Пеньковской и Черняховской археологических культур в дохазарский период VI-VIII в.в. в междуречье Днепра и Северского Донца. В хазарский период происходила трансформация племен в древнерусскую культуру.⁴⁸
Проблемам этнокультурной истории Руси IX-XI в.в. посвящена монография В.Я. Петрухина. В ней акцентируется внимание на более позднем периоде этнической истории, а влияние на Русь иранского и тюркского этнических компонентов отмечается непосредственно через «беловежский и тмутараканский факторы».⁴⁹

В начале 1990-х г.г. в Курске и в Воронеже проводились научные конференции по теме «Этнокультурные процессы и этнополитическая ситуация на юго-востоке Древней Руси в 1 тыс. н.э.». С.А. Плетнева представила весьма интересный доклад «Саркел — Белая Вежа». Этот доклад глубже, чем ранние работы, анализирует процесс этногенеза, показывает образование городской многоэтнической культуры. Кратко изложив материалы археологических исследований Цимлянского (левобережного) городища, то есть Саркела, автор утверждает, что с IX в. в этом «караван-сарае» складывалась многоэтническая общность, но процесс был прерван в X в., и своеобразная культура погибла. На месте разрушенной Святославом культуры продолжала существовать преемственная, весьма своеобразная общность, также берущая начало в IX в. Эта культура представляла собой синтез местных скотоводческих племен с пришлым земледельческим славянским элементом. Симбиоз скотоводческого, земледельческого и торгово-ремесленного элементов при почти полной христианизации все же сохранил традиции степного быта. Все это, по мнению автора, способствовало сложению единой и своеобразной культуры.

Таким образом, по С.А. Плетневой в Саркеле-Белой Веже параллельно шло складывание двух культур: степной и «новой этнической группировки». В свою очередь, эти процессы создали предпосылки к созданию «нового этноса». Эта точка зрения прозвучала в отдельном исследовании автора о Саркеле.⁵⁰

В 1997 г. в Воронеже состоялась научная конференция, посвященная полувековому юбилею полевых археологических исследований ВГУ. Доклады по славянской тематике были представлены А.З. Винниковым, М.В. Цыбиным, А.Д. Пряхиным. Было выделено два отправных этапа становления региональной археологии (в том числе славянской): 1) с 40-х до сер. 70-х г.г.; 2) с 1976 г.⁵¹ Становление славянской археологии связано с именем С.А. Плетневой, с 70-х г.г. — с деятельностью А. Д. Пряхина. На конференции был зачитан доклад А.З. Винникова, который выделил значимость Титчихинского и Животинского городищ. В докладе А.З. Винникова убедительно показаны особенности культурного развития городищ в сравнении с аналогичными древнерусскими памятниками конца I — начала II тыс. н.э.

В трудах конференции отражены основные моменты совместных российско-украинских исследований, а также роль ВГУ в становлении собственной археологической школы и истфака в Елецком пединституте.⁵²

Таким образом, Воронеж сформировался и является лидирующим центром славянской археологии юго-восточной окраины домонгольской Руси.

В Приазовье ростовскими археологами открыты и исследуются раннесредневековые памятники, в которых отмечается присутствие славяно-русской культуры. Среди них наиболее интересными представляются Самбек, Куричанское, Семеновская Крепость, Кобяковское городище, Казачий Ерик, Рогожкино XIII, Донской I, Петровский, Узяк, Овощной I, Мартышкина Балка, Подазовский, Натальевка I, Крымский а также поселения на территории собственно Таганрога и Азова. Разведки и первые исследования послевоенных лет, а также произведенные в 60-х годах А.В. Гадло были продолжены В.А. Числовой, П.А. Ларенком, С.В. Рязановым и другими донскими историками. В.А. Числова охарактеризовала Куричанское поселение как русское с большим влиянием салтовских традиций. В поселении Самбек с точки зрения П.А. Ларенка определяется слявяно-болгаро-постсалтовское население. Аналогичная точки зрения отмечается у С.В. Рязанова. В ряде статей, опубликованных в сборниках, посвященных историко-археологическому исследованию нижнего Подонья и Приазовья, автор отметил в поселениях двуэтничное древнерусское и болгаро-постсалтовское население Х-ХIII в.в. В частности, появление Куричанского поселения автор относит к процессу постепенного заполнения древнерусским населением запустевших салтово-маяцких селищ.⁵³

А.Н. Масловский, исследуя грунтовый могильник Мартышкина Балка, также считает, что в предмонгольское время в Приазавье наблюдается сложный этнокультурный процесс. Население в большей части было «христианским беловежского типа». В.И. Перевозчиков сопоставил письменные и археологические источники, проследил в Азове триэтническую общность славян, алан и болгар.⁵⁴

Исследования ростовских археологов каждый год насыщаются новыми доказательствами этнического развития славян нижнего Дона.

В последнее время донскими историками представлены обобщающие работы, где доминирует точка зрения о многогранном этнокультурном процессе донских славян. В очерках по истории «Казачьего Дона» отмечается участие в этногенезе казачества славянорусского населения домонгольского периода.⁵⁵

Донской историк В.И. Вареник в вопросе этнического происхождения казаков проследил ряд интересных параллелей со славяно-тюркским миром «Великой степи». Однако автор не отрицает и иранское влияние на этнокультурный процесс, который датируется исследователем VIII-XIV в.в. К сожалению, исследование В.И. Вареника не снабжено библиографическим аппаратом, тенденциозно и недоказуемо.

Подробно этнокультурный процесс на Дону в период раннего средневековья до X в. представлен в работе О.А. Семенова и В.И. Сергеева «История началась в Причерноморье». Авторы полагают на Дону довольно сложный процесс этногенеза, где в племенное объединение Артания вошли три этноса: автохтонные сарматские племена (аорсы, роксоланы, росомоны), аланы и славяне. От смешения этих племен образовался русский этнос. Похожие идеалистические, недоказуемые концепции отмечались в основном в досоветской историографии.

Несомненное значение в развитии темы Славяне на Дону и в вопросе их племенной принадлежности имеют научные конференции и историко-археологические сборники 90-х г.г.⁵⁶

Интересны исследования Вантита А.Д. Пряхиным и А.З. Винниковым. Работы А.Д. Пряхина посвящены изучению поселений вблизи Воронежа. Исследуя археологический материал, автор пришел к предположению, что несколько крупных археологических комплексов, таких как Михайловский, Кузнецкий, Белогородский, представляли земли пограничного города Вантит на пути из Руси в Булгар и Саркел. Следовательно, славянское племя тоже носило название Вантит (по интерпретации восточных источников). Это название комплекса и его населения введено в научный оборот Б.А. Рыбаковым. А.Д. Пряхин отмечает характерные элементы местного славянского варианта Роменско-Боршевской культуры и взаимовлияние с соседними археологическими культурами.⁵⁷ А.Д. Пряхин убедительно обосновал точку зрения, что комплекс Вантит является уникальной, отличной от других, археологической территорией. Население Вантита было представлено не только боршевским вариантом, но и представителями других культур. Процесс развития поселения прослеживается до конца XI в. Город пришел в упадок в X-XI в.в. в связи с изменением роли Донского торгового пути.⁵⁸

А.З. Винников отметил общность культуры славянского населения лесостепи Дона с культурой славянства в целом, подчеркнув при этом специфику донских славян, связанную с окраинным районом их расселения и непосредственным взаимовлиянием с Салтово-Маяцкой культурой. В настоящее время раскопки комплексов продолжаются. Население называют древнерусским.

Проблеме формирования славянской культуры VIII-X в.в. на реке Воронеж посвящено сообщение И.В. Зиньковской, в основу которого положены мате риалы II Белогорского могильника. Автором выделены два варианта культуры — северный и южный. При этом южный вариант, отличается наличием деревянных камер и явным влиянием Черняховской и Пеньковской культур, реконструируется как ранний и датируется VII в.

В докладе В.В. Колоды «Некоторые аспекты черной металлургии донских славян» в конце I тыс. н.э. отмечено влияние на славянскую металлургию местных элементов, на основании чего констатируется взаимодействие народов.

А.П. Медведев поставил вопрос о наличии в лесостепном Подонье археологических памятников второй четверти I тыс. н.э. На основе наиболее исследованного III Чертновицкого городища реконструированы полуземлянки с открытыми очагами и печами. Обнаружена грубая лепная керамика и ряд не менее интересных факторов, подтверждающих тесные взаимоотношения жителей поселения с соседними племенами. Находки позволяют датировать комплекс III-V в.в., хотя некоторые его элементы свидетельствуют о более длительном существовании культуры — до второй половины I тыс. н.э. — и ее трансформации в Роменско-Боршевскую. Истоки этого этнокультурного комплекса, с точки зрения автора, следует искать в поздних памятниках «Черняховского круга» лесостепного междуречья Днепра и Дона.

В.И. Козловым и B.C. Флеровым допускается возможность славянского присутствия в архитектуре и культуре болгар и алан, этнокультурных контактов славян с аланами — вариантом (элементов) Хазарского каганата — и сложения новых этносов на основе этих народов.⁵⁹
В 70-х — начале 90-х г.г. активно раскапывались Семилукское, Животинное и Шиловское городища. Интересно также городище Холки на р. Оскол. Везде население характеризуется вятическим, относящимся к боршевскому типу.⁶⁰
В последнее время продолжают выходить научные статьи, в которых вскользь упоминаются аспекты этнического развития славян на Дону. К исследованиям подобного рода можно отнести работы Ю.В. Сухарева и В.В. Трепавлова.⁶¹

В настоящее время более динамично развивается воронежская школа. В Воронежском государственном университете работает краеведческая лаборатория, готовятся научные кадры. Уже выпущены несколько обобщающих историографических работ. Следует назвать самые фундаментальные исследования воронежских иcториков-краеведов. А.Н. Анишькин подготовил обзор и библиографию трудов С.Н. Введенского. В.И. Абакумов представил рецензию этого капитального труда.⁶² Краеведческая историография и обзор некоторых источников есть в ряде работ конца 90-х г.г.⁶³

Вопрос племенной принадлежности донских славян претерпел в историографии значительные изменения. Рост числа и видов источников, изменения в методологии, расширение понятий в тематике вопроса привели к образованию различных точек зрения. Напомним, что до этого по летописи было известно лишь о походе Святослава 965 г., о русском городе Белая Вежа и об уходе беловежцев в 1117 г на Русь. Чуть больше было известно о Тмутаракани. Ставшие со временем доступными арабские, византийские и хазарские источники несколько расширили круг знаний.

Археологические данные позволили выяснить, что славяне имели очень тесные связи с окружающим миром. Указанное взаимовлияние обусловило процесс этнического развития и выразилось в особенностях элементов культуры донских славян. Если в досоветской историографии исследовался чаще всего вопрос племенной принадлежности и, исходя из него, реконструировалась политическая история славян, то в советский период рассматривался уже комплекс вопросов политического и социально-экономического развития. Эта методика обусловила несомненный прогресс в изучении вопроса. Но во многих исследованиях стремились обязательно приписать славян к какому-либо одному племени — вятичей или северян. С одной стороны, это было данью старой исторической традиции, унаследованной от досоветской историографии. С другой стороны, нельзя не отметить, что лишь приоритет археологических исследований позволил четко локализовать вятичей на Дону, северян на Северском Донце, а «симбиоз» славянских и неславянских племен на пограничных территориях, в междуречье Дона и Северского Донца и на Нижнем Дону. Славянскую по сути культуру, но имевшую местные особенности, составляли выходцы из северян, вятичей, радимичей, руси, местных неславянских племен.

Таким образом, на Дону обитали основные племенные объединения Роменско-Боршевской культуры: северяне и вятичи. На Дону и на Северском Донце эти славянские племена характеризуются двумя вариантами культуры: их соотношением с соседними племенами и ассимиляцией к местным особенностям. В рамках соседней Салтово-Маяцкой культуры часто обнаруживались славянские элементы, которые проявлялись в архитектуре жилищ, погребальных обрядах и в керамике.

После краха яфетической теории и в связи с приоритетом археологических исследований, которые всегда локальны, вопрос племенной принадлежности сначала отошел на второй план, а затем также локализовался. Получилось, что никто не сформулировал итоги многолетних исследований по данному вопросу, хотя это было возможно уже с 60-х г.г. Исследования по нижнему Дону с комплексом Саркел — Белая Вежа и 15 памятников в Приазовье менее значительны, чем в среднем и верхнем Подонье, где, изучено более 28 славянских городищ, 39 селищ, 7 курганных групп.

Очень серьезно украинскими учеными изучаются памятники Роменской культуры на Северском Донце (северяне и их соседи радимичи). Но, к сожалению, связи исторических школ Харькова и Воронежа слабы и можно предположить дальнейшее их ослабление в современных условиях межгосударственного размежевания. Вопросу о славянах на нижнем Дону обе школы не уделяют внимание. Ростовские историки этим вопросом практически не занимались. Обобщающие исторические труды по всему региону отсутствуют. Совокупность этих факторов не позволила теме выйти на новый уровень изучения.

Вопрос племенной принадлежности донских славян окончательно решить не удалось. Причинами этого были недостаточное количество источников для обобщения материала, приоритет исследований с локальным географическим подходом (исследования какого-либо одного комплекса поселений) и стремление доказать приоритет какого-либо племени на определенной территории.

Исследования 90-х г.г. наметили новые методологические подходы, сближение позиций различных исторических школ. С нашей точки зрения, вопрос племенной принадлежности необходимо рассматривать в контексте проблемы этнического развития народов на Дону с учетом социально-экономических отношений, политических, географических и природных факторов. Иными словами, представляется возможным расширить вопрос племенной принадлежности славян на Дону до проблемы этногенеза племен Подонья-Приазовья. Старые же подходы к вопросам темы (не только к вопросу племенной принадлежности) никогда не выведут ее на новый уровень, а лишь продолжат статистическое накопление материала.

¹ Сухоруков В.Д. Историческое описание Войска Донского. // Дон, 1996, № 11-12, с. 219-231.
² Бодянский И.О. О времени происхождения славянской письменности. — М., 1855, с. 16.
³ Срезневский И.И. О происхождении русской азбуки из Корсуни. // Труды I Археологического съезда в Москве. Т. I. — М.: Имп. Моск. археолог, общ-во, 1869, с. 16.
⁴ Барсов П.Н. Очерки русской исторической географии. География начальной (несторовой) летописи. — Варшава, 1883, с. 149-157.
⁵ Артамонова О.А. Могильник Саркела-Велой Вежи. // Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР, №109. / Отв. ред. Артамонов М.И. — М.: изд-во АН СССР, 1963.
⁶ Археологические исследования и раскопки (Из отчета за 1903-1904 гг.). // Труды ВУАК. Вып. IV. — Воронеж, 1908.
⁷ Голубовский П.В. История Северской Руси до половины XIV в. — Киев, 1881, с. 3. Иловайский Д.И. Размышления о начале Руси. Вместо введения в русскую историю. Изд. 2-е. — М.: Изд-во МНП, 1882, с. 238, 240-295.
⁸ Багалей О.И. Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. Т. 1. — Харьков, 1886, с. 8.
⁹ Иловайский Д.И. Размышления о начале Руси. Вместо введения в русскую историю. Изд. 2-е. — М.: Изд-во МНП, 1882, с. 238, 240-295.
¹⁰ Абакумов В.И. Рецензия кн. Сергей Николаевич Введенский (1867-1940). Библиографический указатель. // Исторические записки. Научные труды исторического факультета. Вып. 3. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1998, с. 214-219.
¹¹ [2.143, С. 121-162].
¹² Мартинович А.И. Славянские курганы по рекам Дон и Воронеж. // Труды XIV археологического съезда. Т.З. — М.: Тип. Г. Лиеснера и Д. Совко, 1911, с. 258.
¹³ Спицын А.А. Предполагаемые древности Черной Руси. — СПб.: Типография И.И. Скороходова, 1899, с. 5-79; Спицын А.А. Археология в темах начальной русской летописи. Сборник статей, посвященных С.Ф. Платонову. — Пг., 1922, с. 8-21; Спицын А.А. Основные русские племена (по данным археологии). // Культура и быт населения центрально-промышленной области. — М.: Гос. изд-во, 1929, с. 28.
¹⁴ Шахматов А.А. К вопросу о происхождении русских наречий и русских особенностей. // ЖМНП, 1884, апрель, с. 334; Шахматов А.А. Разыскания о древнейших русских сводах. — СПб., 1908, с. 338; Шахматов А.А. Очерк древнейшего периода русского языка. // Энциклопедия славянской филологии. Вып. 2. - М., 1918., с. 9; Шахматов А.А. Древнейшие судьбы русского племени. — М., 1919, с. 34.
¹⁵ Вейнберг Л.Б. Очерк замечательнейших древностей Воронежской губернии. — Воронеж: Издание Воронежского губернского статистического комитета, 1900, с. 63, 83; Марков Е. Л. Хазарские городища на реке Воронеж. // Русский Вестник, Журнал литературный и исторический, 1891, т. 217 (ноябрь), с. 126-127.
¹⁶ Вернадский Г.В. Древняя Русь. / Пер. с англ. Беренштейна Е.П. и др. — М.: Леал, 1996., с.163-169, 256, 267-269
¹⁷ Вернадский Г.В. Киевская Русь. / Пер. с англ. Беренштейна Е.П. и др. — М.: Леан, 1996, с.177, 212.
¹⁸ Эренжен Хара-Даван. Чингисхан как полководец и его историческое наследие. // Альманах «Арабески истории». Мир Л.Н. Гумилева. Вып. 2. «Пустыня Тартариж / Сост. и подготовка издания Куркчи А.И. — М.: изд-во Ди-Дик, 1995, с. 240-241.
¹⁹ Казачий словарь-справочник. Т. 1-3. / Изд. Скрылов А.И., Губарев Г.В. Репринт, воспроизв. изд. 1966 г. — М., 1992.
²⁰ Мавродин В.В. Древняя Русь. — Л.: Госполитиздат, 1946; Мавродин В.В. Образование Древнерусского государства. — Л.: Соцэкгиз, 1945; Мавродин В.В. Очерки по истории Левобережной Украины. — Л.: Изд-во ЛГУ им. А.А. Жданова, 1949; Мавродин В.В. Славяно-русское население Нижнего Дона и Северного Кавказа. // Ученые записки ЛГПИ им. А.И. Герцена. Т. 11. (Факультет исторических наук). — Л., 1938.
²¹ Указатель археологических культур и памятников. — Степи Евразии в эпоху Средневековья. [Амброз А.К., Ковалевская В.Б., Кызласов И.Л., Рыбаков Б.А. и др.]. / Отв. редактор Плетнева С.А.. — М.: Наука, 1981; Третьяков П.Н. У истоков Древнерусской народности. // МИА СССР, М5179. — Л.: Изд-во АН СССР, 1970.
²² Винников А.З. П.Н. Третьяков о донских славянах конца I тысячелетия н.э. // Исторические записки: Научные труды исторического факультета. Вып. 2. — Воронеж: Издательство ВГУ, 1998,с.172-178.
²³ Ляпушкин И.И. Раскопки правобережного Цимлянского городища. // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях ГАИМК АН СССР. Вып. 4 — М.-Л., 1940; Ляпушкин И.И. Славяно-русские поселения IX-XII вв. на Дону и Тамани. — МИА СССР, №6. — М.: Изд-во АН СССР, 1941; Ляпушкин И.И. Славянское поселение на территории хут. Ближняя Мельница. // Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР, № 62. Т. III. — М.: Изд-во АН СССР, 1958; Артамонов М.И. Археологические исследования в зоне будущего Цимлянского водохранилища. // Вестник ЛГУ, 1951, № 2.
²⁴ Мавродин В.В. Очерки по истории Левобережной Украины. — Л.: Изд-во ЛГУ им. А.А. Жданова, 1949, с. 57-69; Мавродин
В.В. Древняя Русь. — Л.: Госполитиздат, 1946, с. 88.
²⁵ Рыбаков Б.А. Рецензия на статью Ляпушкина И.И. // Вестник Древней Истории, 1946, № 1, с. 128.
²⁶ Рыбаков Б.А. Анты и Киевская Русь. // Вестник Древней Истории, 1939, №1, с. 319-323; Рыбаков Б.А. Военное дело. // История культуры Древней Руси. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1948, с. 400-405; Рыбаков Б.А. Первые века русской истории. — М.: Наука, 1964, с. 17; Рыбаков Б.А. Предпосылки образования Древнерусского государства. Очерки истории СССР III-IX в.в. — М.: Высшая школа, 1968, с. 368.
²⁷ Карасик А.М. К вопросу о третьем центре Руси. // Исторические записки, 1950, т. 35, с. 304-309.
²⁸ Лунин Б.В. Очерки по истории Подонья-Приазовья. — Ростов-на-Дону: Ростиздат, 1949, с.89-101.
²⁹ Якубовский А.Ю. О русско-хазарских и Русско-Кавказских отношениях в IX-X вв. // Известия АН СССР. Серия История и философия. T.Ш., 1946, № 5, с. 461-472.
³⁰ Монгайт А.Л. Старая Рязань. // МИА СССР, №27. — М.: Издательство АН СССР, 1955, с. 19-20; Никольская Т.И. Городища VIII-X вв. в Воронежской области. // ВДИ, 1950, № 4, с. 94.
³¹ Гадло А.В. Поселение X-XI вв. в дельте Дона. // КСИА АН СССР, 1964 № 99, с. 40-45.
³² Гадло А.В. Тмутараканские этюды. // Вестник ЛГУ. Вып. 3. Серия История, 1968, № 14, с. 55-65; Гадло А.В. Этническая история Северного Кавказа. — Спб.: Издательство ЛГУ, 1994, с. 3-31.
³³ Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. Легенда о «государстве» пресвитера Иоанна. — М.: издательство Ди-Дик, 1994, с. 208.
³⁴ Гумилев Л.Н. От Руси к России. — М.: Экопрос, 1992, с. 31-45, 66, 74-87.
³⁵ Гумилев Л.Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации. — М.: Экопрос, 1993, с. 35-36, 40-41.
³⁶ Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. Легенда о «государстве» пресвитера Иоанна. — М.: издательство Ди-Дик, 1994, с. 393.
³⁷ Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства. Легенда о «государстве» пресвитера Иоанна. — М.: издательство Ди-Дик, 1994, с. 396-398.
³⁸ Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. // Свод № 3. Международный альманах. — М.: изд-во Ди-Дик, 1994, с. 352, 417.
³⁹ Шелов Д.Б. Раскопки Танаиса. Археологические раскопки на Дону. — Ростов-на-Дону: ИРУ, 1973, с. 8-15, 113-114.
⁴⁰ Винников А.З. Славянские курганы лесостепного Дона. — Воронеж: издательство ВГУ, 1984, с. 187; Винников А.З., Пряхин А.Д. Археология и история юго-востока Руси. Донские славяне и их место в восточно-славянском мире конца I — начала II тысячелетия н.э. (Сообщения II научной конференции). // Российская Археология, 1995, №4, с. 227-228.
⁴¹ Плетнева С.А. О связях алано-болгарских племен со славянами в VIII-IX вв. // Советская археология, 1962, №1, с. 83-86.
⁴² Плетнева С.А. Хазары. — М.: Наука, 1986, с. 49-50.
⁴³ Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье (Дмитриевский археологический комплекс). — М.: Наука, 1989, С. 7, 269.
⁴⁴ Плетнева С.А. Саркел — Белая Вежа. II Научная конференция: археология и история Юго-Востока Руси. // Российская Археология, 1995, № 4, с. 227.
⁴⁵ Плетнева С.А. Беспокойное соседство. Русь и степные кочевники в домонгольское время. // Родина, 1996, № 12, с. 28-30.
⁴⁶ Михеев В.К. Подонье в системе Хазарского каганата. — Киев: Виша шк. Изд-во при Харк. ун-те, 1985, с. 99-100.
⁴⁷ Археология Украинской ССР. Раннеславянский и древнерусский период. Т. 3. / Под ред. Баран В.О. — Киев: Наукова Думка, 1986, с. 176, 201-231.
⁴⁸ См., например: Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII веках. - М.: Наука, 1982, с. 19-28; Седов В.В. Диалектно-племенная дифференциация славян в начале Средневековья по данным археологии. //X Международный съезд славистов. История, культура, этнография и фольклор славянских народов. — М.: Изд-во МГУ, 1988, с. 170; Седов В.В. Славяне в раннем средневековье. / Ин-т археологии Рос. акад. наук, Рос. гуманиг. научн. фонд. — М.: Научн.-произв. благотворит, об-во «Фонд археологии», 1995.
⁴⁹ Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI веков. — Смоленск: Русич, 1995, с. 107.
⁵⁰ Плетнева С.А. Сообщения докладов (тезисы) к I научной конференции: археология и история Юго-Востока Руси. Вып. 1.— Курск, 1991, с. 7-9.
⁵¹ Свистова Е.Б. Научная конференция, посвященная 50-летию полевых исследований археологов Воронежского государственного университета. // Исторические записки. Научные труды исторического факультета. Вып. 3. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1998, с. 223.
⁵² Захарова Е.Ю. Рецензия на кн. Пятьдесят лет полевых сезонов Воронежского госуниверситета. // Исторические записки. Научные труды исторического факультета. Вып. 3.. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1998, с. 197.
⁵³ Рязанов С.В. Неполивная керамика славянского (куричанского) поселения близ Таганрога. // Краеведческие записки. — Новочеркасск: МИДК, 1994, с. 16-17; Числова В.А. Поливная керамика в «Куричанском» поселении. // Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. — Ростов-на-Дону: ИРУ, 1983, с. 132; Ларенок П.А. Хронология средневекового слоя городища «Самбек». // Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. — Ростов-на-Дону: Издательство РГУ, 1983, с. 128-129.
⁵⁴ Перевозчиков В.И. Гончарный комплекс XIV в. в котловане под Домом Быта «Юбилейный». // Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1991 г. Вып. 11. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1993, с. 160-163.
⁵⁵ Казачий Дон. Очерки истории. Ч. 1. / Скорик А.П., Тикидьжян Р.Т.и др. — Ростов-на-Дону: изд-во обл. ИУУ, 1995, с. 36-37.
⁵⁶ Сергей Николаевич Введенский (1867-1940): Библиографический указатель. / Сост. и вступит, ст. Акинылина А., Федосовой Н.. Ред. Федосова Н.М. Воронежский государственный университет. Научная библиотека. — Воронеж: Издательство Воронежского госуниверситета, 1998; Ларенок П.А. Хронология средневекового слоя городища «Самбек». // Проблемы хронологии археологических памятников степной зоны Северного Кавказа. — Ростов-на-Дону: Издательство РГУ, 1983; Перевозчиков В.И. Гончарный комплекс XIV в. в котловане под Домом Быта «Юбилейный». // Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону в 1991 г. Вып. 11. — Азов: Азовский Краеведческий музей, 1993; Рязанов С.В. Неполивная керамика славянского (куричанского) поселения близ Таганрога. // Краеведческие записки. — Новочеркасск: МИДК, 1994.
⁵⁷ Пряхин А.Д. Восточная граница Древней Руси в IX-X в.в. (Археологические исследования). // Природа, 1993, № 11, с. 25-27.
⁵⁸ Пряхин А.Д. Восточная граница Древней Руси в IX-X в.в. (Археологические исследования). // Природа, 1993, № 11, с. 27; Пряхин А.Д. Археология и археологическое наследие. — Воронеж: Квадрат, 1999; Тропин Н.А. Рецензия кн. Пряхина А.Д. Археология и археологическое наследие. // Исторические записки. Научные труды исторического факультета. Вып. 2. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1997, с. 224; Пряхин А.Д. Комплекс памятников конца I тыс. н.э. на северной окраине Воронежа. Проблема локализации Вантита. // Проблемы славянской археологии. Труды YI Международного Конгресса слав, археологии. Т. 1., с. 109-117.
⁵⁹ Винников А.З., Пряхин А.Д. Археология и история юго-востока Руси. Донские славяне и их место в восточно-славянском мире конца I — начала II тысячелетия н.э. (Сообщения II научной конференции). // Российская Археология, 1995, №4, с. 228.
⁶⁰ Винников А.З., Кудрявцева Е.Ю. Древнерусское Животинное городище. — Вопросы истории славян. Археология и этнография. Вып. 12. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1998, с. 71-88; Винников А.З., Кудрявцева Е.Ю. Городище Холкина на юго-восточной окраине Руси. // Вопросы истории славян. Археология и этнография. Вып. 12. —Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1998, с. 50-51
⁶¹ См. например: Трепавлов В.В. Россия и кочевые степи: проблемы восточных заимствований в Российской государственности. // Восток, 1994, № 2, с. 49-62; Сухарев Ю.В. Киевская Русь и кочевники. // Военно-исторический журнал, 1994, № 3, С. 84-88.
⁶² Абакумов В.И. Рецензия кн. Сергей Николаевич Введенский (1867-1940). Библиографический указатель. // Исторические записки. Научные труды исторического факультета. Вып. 3. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1998, с. 214-219.
⁶³ Акиныпин А.Н. Основные этапы развития Воронежского Краеведения (1800-1917 г.г.). /,/ Исторические записки. Научные труды исторического факультета. Вып. 3. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1998, с. 31-46; Пряхин А. Д. Полевые археологические исследования Воронежского университета (конец 40-х — середина 70-х гг.). // Пятьдесят полевых сезонов археологов Воронежского университета. Археология восточноевропейской лесостепи. Выд. 10.- Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1997, с. 22-33; Цыбин М.В. Проблемы изучения юго-востока Руси XII-XIV вв. в археологических исследованиях экспедиции В ГУ. // Пятьдесят полевых сезонов археологов Воронежского университета. Археология восточноевропейской лесостепи. Вып. 10. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1997, с. 41-45; РазуваевЮ.Д. Полевые археологические исследования Воронежского университета (материалы к археологической карте). // Пятьдесят полевых сезонов археологов Воронежского университета. Археологические памятники восточноевропейской лесостепи. — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1997, с. 145-147.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 6636

загрузка...

Другие книги по данной тематике