4.2. Социально-экономическое и общественно-политическое развитие славян на Дону VIII—начала XII в.в.
Синтезировать разноплановые сведения о материальной культуре славян вполне возможно даже при наличии того круга опубликованных источников, которыми располагает современная наука. Прежде всего, необходимо обобщить наработки исследователей по конкретным регионам при учете датировки периодов расселения.
Данная методология, кстати, использовавшаяся в советской исторической науке, позволила бы прийти к выводам, что славяне на нижнем и среднем Дону имели аналогичный древнерусскому уровень развития социальных институтов при несколько иной форме хозяйства. Но при этом методологически неверно напрямую сравнивать уровни городской культуры с сельской VIII-X в.в. (сравнение всегда будет в пользу городской культуры или ее варианта). Неправомерно также отрицать значение торговли в хозяйстве славян, «военной демократии» и низкий уровень земледелия. Необходимо также учитывать значение этнокультурных аспектов расселения вятичей и северян и их взаимоотношения с местными племенами не только в пограничье. Если же сравнить в ретроспективе методику и источниковедческую базу с начала 20-х до конца 90-х г.г., то можно отметить значительный прогресс в изучении вопроса. Сопоставляя археологические источники, представляется возможным определить несколько вариантов славянской культуры на Дону. Сельский вариант (Дон и Донец) отмечен как Роменско-Боршевская культура с типичным для всех восточных славян уровнем развития. Городской вариант (Белая Вежа, Тмутаракань) больше отличается от древнерусского, находясь под влиянием соседних культур. Некоторые мелкие поселения группируются вокруг городков («Вантит», Семилукское и др.). Здесь переплетаются элементы славянской земледельческой и степной скотоводческой культур.1 Сельская культура славян на Дону более древняя и берет начало еще в поселениях черняховцев. Географически она делится на Роменскую славянохазарского «пограничья» и Боршевскую на Дону. Хронологически культура названого «пограничья» несколько древнее. Поэтому ее можно сравнивать только аналогичной культурой на территории Древнерусского государства и с соседней Салтово-Маяцкой, и лишь после этого проследить ее влияние на более поздний, Беловежский вариант. В этом смысле становится более понятной и роль Донского торгового пути. В Дмитриевском археологическом комплексе мы уже отмечали влияние славянской культуры на Салтово-Маяцкую, в большей мере проявлявшееся в строительной традиции, в укреплениях и т.д. В более поздний период Дмитриевское поселение было укреплено по-славянски — земляным валом со срубными клетями. Это укрепление пришло на смену Белокаменному замку феодала-кочевника. Некоторые другие поселения алан также воспринимают славянские архитектурные традиции. Полукруглые или овальные жилища теперь строятся не на один сезон. К ним пристраиваются прямоугольные сени, а внутри помещения отмечается печь-каменка (вместо очага). Появляются взаимствования в быту, например, предметы обихода.2 Алано-болгарское население перенимает у славян навыки в земледелии, а донские славяне ближе знакомятся со скотоводством. Хозяйство представителей Роменской культуры в Дмитриевском комплексе практически ничем не отличалось от других славян, за исключением того, что у дмитриевцев большее значение имели охота и скотоводство. Только в этом аспекте их культура более примитивна. Итак, славяне-дмитриевцы и славяне Роменского поселения аналогичны по уровню развития материальной культуры. Оба варианта происходят из более древней — Черняховской культуры, которая берет начало в III-VI в.в. и по понятным причинам была грубее и примитивнее. Но отождествлять ее со славянской VIII-X в.в. неверно. В результате длительного мирного сосуществования славянских и аланских племен постепенно складывается некоторый комплекс, где по соседству в 10-15 км друг тот друга располагались поселения Салтово-Маяцкий и Роменско-Боршевский культур. Часть поселений являлись селищами. 3 Славяне отмечаются и в поселении, жителями которого были в основном аланы. Тип жилища при сравнении культур может быть недостаточным аргументом без других доказательств, но обнаруженная во многих местах, в том числе и в поселениях Салтово-Маяцкой культуры, славянская керамика представляется еще одним аргументом. Славяне переняли у алан гончарный круг и элементы орнамента. С этой точки зрения говорить о славянском влиянии на соседей не приходится, и однозначным выводом является лишь заключение об общем этнокультурном процессе, о складывании соседской общины из представителей различных племен. Поэтому уместно полагать, что к сравнению социально-экономического уровня соседних племен нужно подходить с учетом того, что существовали поселения, носителями культуры которых выступали славяне, но были и поселения со смешанным составом населения, где наблюдается несколько иной тип хозяйства. Археологические источники подтверждают случаи проникновения к славянам не только керамики, но и изделий кузнечного и ювелирного ремесел, при более редком проникновении предметов славянских промыслов к степным народам. Учитывая наличие у славян самостоятельного от Древнерусского государства металлургического и гончарного производства, существование тесных экономических связях в системе Донского торгового пути, находившегося в сфере хазарского влияния, приходится говорить о большем влиянии на славян социально-экономических реалий Хазарии, о самобытности местной культуры донских славян. Добавим, что влияние на славянскую культуру отмечается также в таком консервативном обряде, как погребение, что подтверждается письменными источниками. 4 Следует отметить, что приведенные приемы более характерны для периода VIII-X в.в. Глубокое взаимовлияние соседних культур говорит о примерно одинаковом уровне социально-экономического развития племен пограничья, где отмечаются аналогичные типы поселений, укреплений, бытовых традиций. Кроме того, с IX-X в.в. в силу переселения сюда ряда племен с Северского Донца в культуру вятичей переносится ряд северских элементов. С появлением на месте племенных центров городов возможно их сравнение с уже существовавшими в каганате на Руси. По результатам последних исследований, в целом развитие славянской материальной культуры на Левобережье Днепра и на Дону было одинаковым. В отличие от городских центров «пограничья» сельская культура донских славян примитивнее общеславянской. Поселения сельского типа на Дону были расположены вдали от крупных рек, что было безопаснее. В селищах отмечается более грубая керамика, местное изготовление ряда вещей. Здесь дольше сохранялись языческие верования, большую роль играли охота и рыболовство. Все это дает возможность охарактеризовать уровень социально-экономического развития славянских поселений родовым строем на стадии его разложения. Аналогичный уровень развития отмечается у северян на Северском Донце, где находился один из крупных земледельческих центров, а также отмечается развитие ремесленного производства и значительная роль торговых отношений с мусульманским миром и Европой. Из обнаруженных предметов импорта встречаются бусы, посуда, поясные наборы Восточного и Византийского производства. Восточные авторы отмечали, что славяне-русы покупали в Басре и Багдаде связки бус по дихрему за комплект и продавали у себя на родине по той же цене, но уже за одну бусинку из ожерелья.5 Предметами славянского экспорта являлись мечи и меха.6 Ранее уже отмечалось взаимовлияние Роменцев и Салтово-Маяцкой культуры в керамике, фортификации, в различных элементах хозяйственной жизни.7 Исходя из вышеизложенного в VIII-X в.в. прослеживается разложение родового строя и формируется общественно-политическое объединение, входившее до середины X в. Хазарский каганат. Кроме славянских центров на Дону и Северском Донце (и их пограничных вариантов) отмечается смешанное славяно-аланское и хазарское население на нижнем Дону. В отличие от вятических и северских центров здесь существовали крупные городские центры. В IX-XII в.в. это Саркел-Белая Вежа и Тана, а также Тмутаракань на Таманском полуострове. Социально-экономическое развитие славян на Нижнем Дону и в Приазовье характеризуется рядом особенностей. Здесь отмечается большее влияние местных этнокультурных элементов. Славяне в этом районе Подонья появляются позже, неся уже культурные традиции IX-X в.в. Роль торговли и промыслов здесь выше, чем на Севере. Итак, экономическим и административным центром Хазарского каганата на Дону являлся основанный в 846 г. Саркел. Кроме того, это была мощная крепость, где численность гарнизона достигала 300 воинов. Крупнейший на Дону населенный пункт — Саркел обладал развитой городской инфраструктурой — рынком, складами, таможней.8 На правом берегу Дона находилось белокаменное городище, также являвшееся мощным фортификационным сооружением, которое могло использоваться и как перевалочная база. В районах пограничья крепости располагались на расстоянии 10-20 км.9 Указанная система крепостей была направлена не против восточных кочевников, а явно контролировала пересечение торговых путей. (Именно в этом смысле говорил о своих крепостях царь Иосиф10). Один из торговых путей шел по Маныческой впадине, а другой являлся Донским речным путем. Поскольку «в городах» обнаруживаются элементы северской и вятической культур, можно определить географию этой торговли по Дону и Донцу. В пользу нескольких этапов такой «челночной» торговли говорят существовавшие в верховьях эти рек центры: Вантит, Кузнецкое. Белогородское, Роменское, Семилукское и другие городища, объединенные названием Вантит, где начинались речные торговые экспедиции. Предметы восточного и западного экспорта также подтверждают географию торговли: люстровая керамика из Басры (обнаружена только в Белой Веже), восточная металлическая посуда (блюда, чаши), бусы, ряд предметов Византийского экспорта.11 В отличие от привозных, предметы (подделки?) местного изготовления всегда худшего качества. В частности, в Саркеле-Белой Веже чаще чем в других районах встречается местного изготовления боршевская керамика с элементами заимствования, а гончарный круг применяется только с X-XI в.в.12 Окрестности Саркел-Белой Вежи являлись одним из крупных сельскохозяйственных очагов раннего Средневековья (всего на территории СНГ обнаружено 35 очагов). Развито было зерновое хозяйство, о чем говорят находки ячменя, ржи, пшеницы и остатки посевных площадей в округе. Распространялось домашнее скотоводство. Обнаружены кости домашних животных — собак и кошек (то есть поселения были традиционнопостоянные)13 . Большую роль, чем на Руси, играли охота и рыбная ловля. Шире, чем на Руси, распространялось садоводство. В IX в. в Саркеле, появляется виноградарство, существовавшее и в последующий период. Наличие арабских и византийских золотых монет, их фальшивых аналогов и привозных товаров говорят о развитой торговле и даже экономической политике Хазарии. Возможно, фальшивыми деньгами «определялся курс валют» и цена товара.14 Распространение христианства отмечалось и до X в., а с X-XI в.в. оно стало заметно шире: найдены многочисленные кресты и крестики, иконы, в том числе с изображением Бориса и Глеба, другие предметы христианской утвари, возможно, остатки христианских храмов.15 С конца XI — начала XII в.в. в городе происходит огрубление культуры, уменьшается численность населения, что связывается с наступавшими половцами. Вероятно, уменьшение численности населения и предано русской летописью как уход беловежцев на Русь. Если сравнить беловежскую культуру с хазарской городской культурой Саркела, то оказывается, что первая не выше последней, а, наоборот, воспринимает местные традиционные черты. Беловежцы занимались не только земледелием, но и скотоводством, виноградарством. В беловежский, славянский период, как и в предыдущий, город имел крупное стратегическое и торговое значение. Больше того, он значительно вырос в размерах, вокруг него образовалось несколько посадов. Административно он мог входить в Черниговское княжество и наибольшего величия достиг при Мстиславе Великом, наравне с Тмутараканью. В XI в. возрождается торговая фактория Тана, вокруг которой также появляются славянские поселения. Это говорит о большой роли византийской и итальянской направленности торговли Белой Вежи и Приазовского центра, что еще раз подтверждает этапность, «челночную функцию» торговли и значение контроля над торговыми путями, так как на расстоянии нескольких сот километром обязательно находились какие-либо перевалочные и стратегические центры: Вантит, Белая Вежа, Тана, Тмутаракань. Продолжали существовать и указанные караванные маршруты на Северный Кавказ. О Вантит сообщают также хазарские источники.16 Итак, одним из важных факторов влияющих на особенности социально-экономического развития славян на Дону являлся Донской торговый путь. В VIII в. при омеянидских халифах в Подонье-Приазовье проникают арабские купцы и регион приобретает значимую роль в географии Великого шелкового пути. Хазария, в силу своего географического положения, была вовлечена в международную торговлю на Волжско-Каспийском направлении.17 Ответвлением Волжско-Каспийского направления в системе Восточной торговли являлся Донской торговый путь. Славяне, обитавшие в лесостепных донских районах, осуществляли не только региональную торговлю, но участвовали в крупных экспедициях, доходя до Южного Прикаспия, Басры и Багдада.18 Итак, представляется возможным не только реконструировать торговые пути русов, но и связать их торгово-политические функции с интересующим вопросом. Известно, что какая-то часть славяно-русского населения выполняла в каганате военно-политические функции, поскольку они неоднократно отмечаются как крупная сила всего Северо-Кавказского региона. «Их сила была в ладьях», а не в коннице и пехоте. Царь Иосиф говорил, что русы «проникают на Кавказ на кораблях и утверждал, что славяне «способны уничтожить всю страну измаильтян до Багдада»19, а араб Тахир-ал-Марвази добавлял, что если бы у русов были лошади (а не только суда), «то они были бы страшнейшим бичем для человечества»20. В любом случае славяне не решились бы идти в крупные походы, не имея перевалочных баз, система которых как раз и представляла так называемый «прочный тыл» (без его учета поход Новгород-Северского князя Игоря Святославича в 1185 г. потерпел неудачу). Итак, все известные науке удачные походы славянорусского флота на юг являлись хорошо организованным мероприятием. На своих ладьях славянские воины были способны очень быстро спуститься вниз по течению, избежав при этом возможные стычки с кочевниками. Кроме того, целью таких походов были богатые прибрежные города, и отвлекать силы на боевые действия с куда более бедными и мобильными степняками было бессмысленно. Сдерживающим фактором против кочевников могли выступать как перевалочные базы с гарнизонами и славянским населением, так и целая система отношений, суть которой заключалась в поддержании политического равновесия в регионе и признании зависимости от Хазарии. Уровень организации русов и их численность в походах, исходя из письменных данных, представляется отдельным аспектом и поддается определению. Согласно Масуди, в 913 г. на Каспии действовало 500 русских судов. В.В. Бартольд отметил, что если, согласно тому же Масуди, на каждом было по сто воинов, то число русов в походе было не менее 50 тысяч. Эта цифра вызвала сомнение у В.В. Мавродина, который полагал, что только суда кагана были рассчитаны на 100 мест, а древнерусская ладья вмещала лишь до 40 человек, и что, следовательно, число русов не превышало 20 тысяч. Б.А. Рыбаков соглашался с числом 35-40 тысяч, а Л.Н. Гумилев, доверяя Масуди, полагал, что число русов-славян достигало 50 тысяч человек.21 По гумилевской интерпретации событий выходило, что славяне не могли плавать по морю в своих небольших ладьях-однодеревках, а использовали флот каганата, суда которого как раз и вмещали до 100 человек. Точно назвать численность экспедиций не представляется возможным, остается предположить, что число русов-купцов и воинов на Дону было немногим меньше 20 тысяч, — и это согласуется со сведениями мусульманских средневековья историков средневековья о русах-славянах как четвертой — седьмой части населения Хазарии.22 Общественно-политическое устройство славян в Хазарском каганате подтверждается целым рядом арабских источников и объясняется социально-экономическими особенностями (преобладание торгово-военных функций).23 Славяне, выполнявшие торгово-военные функции, служили как бы связующим звеном в торговле Востока и Запада. Нам известны основные торговые пути русов на Дону в Каспий, в Черное море, на Северный Кавказ. Все эти пути пересекались в Саркеле — Белой Веже. Первый путь шел из Волги. Из Саркела второй путь шел в Приазовье. Третий путь шел по Северскому Донцу в Черниговское княжества. По четвертому пути поднимались вверх по Дону в родоплеменной центр Вантит. Еще один путь был сухопутным — через Белую Вежу на Северный Кавказ. Условно назовем его пятым путем. Существование этих путей подтверждается как письменным источниками, так и археологически.24 Чем же прельщал славян Донской торговый путь? Если путь по Днепру (с IX-X в.в.) предполагал опасность и сложность преодоления порогов, то донской был и ближе и безопаснее. Логично, что для донских славян он был единственно возможным. Кроме того, имелась возможность сделать конечной остановкой Белую Вежу, Тану или Тмутаракань, куда также могли приходить заморские купцы. В этом смысле Донской путь представляется и более экономически значимым. Поскольку «мирные» славяне продвигались и селились вслед за воинами и купцами, то перевалочные базы типа «Вантита» не являлись обыкновенными сельскохозяйственными центрами, а выполняли также функцию «караван-сараев». Вероятно, потому, и существовали на Дону так называемые городища-склады где сельское хозяйство отсутствовало вовсе или носило вспомогательный характер.25 Большая роль торговли оказывала воздействие на характер хозяйства в целом, имевшего меньше традиций в земледелии и больше традиций в охоте и скотоводств. Это отличие представлено сельскохозяйственным типом поселений вокруг Белой Вежи и в Приазовье. В силу сказанного справедливо считать, что местная культура имела свои особенности, не являясь всего лишь более примитивным вариантом Роменско-Боршевской. В общем же славяно-русское население Донского региона действительно представляло собой ее варианты (если исходить из археологической терминологии). Обитавшие в верховьях Дона и Донца славяне мало отличались от своих северных соплеменников, находясь вместе с тем на примерно одинаковой ступени развития с местными кочевниками. Но дальше, на юг, продвигались уже воины-купцы, составляющие «острие гвардии каганата». Вслед за ними шло население, которое в силу совсем иных условий обитания и несколько иных социально-экономических функций гораздо больше отличались от других древнерусских племен и воспринимало элементы неславянской городской культуры. Уровень социально-экономического развития, таким образом, определяется из условий, в которых находилось славяно-русское население Донского региона. В период VI-VIII в.в. систематизировать данные социально-экономического характера очень сложно. Социально-экономическое развитие донских славян в VIII-XI в.в. происходило при господстве каганата (с точки зрения ряда авторов, это был хазарский период заимствования). Пришедшие на Дон северяне и вятичи оказались под властью этого разноплеменного государственного образования, где каждый народ имел свою «нишу» в экономике и территории страны. Лесостепная полоса вдоль рек интересовала только земледельческие народы, в том числе славян. Последние, контролируя торговый путь, не мешали кочевникам, а исправно платя дань кагану и проводя его политику, получили поддержку государственной власти. Такая интерпретация событий тождественно гумилевской концепции «вмещающего ландшафта». Но тенденция социально-экономического развития неуклонно вела к нарушению этой идиллии. Усиление роли славян в торговле и политике привело к нарушению системы «вмещающего ландшафта». Славяне, обитающие в Хазарии, уже мало считались с интересами слабеющего государства, а киевские князья были сами не прочь занять этот «вакуум» власти в регионе. Последствия данных противоречий отражены в известных событиях 965г. Второй, колонизационный период, датируемый условно 965-1117 г.г., проходил, когда производительные силы восточных славян достигли более высокого уровня, а социально-экономические условия изменились. Древнерусское государство стало чаще затрагивать интересы соседних народов, которые также были заинтересованы если не в торговом пути, то в стратегическом господстве над степным регионом. Организующей и регулирующей силы в лице каганата уже не существовало. Факторы, стабилизировавшие взаимоотношения оседлого, торгового и кочевого населения, с приходом сюда половцев, срабатывали в меньшей степени. На фоне внешнего расцвета городской и торговой культуры Белой Вежи, Тмутаракани, Вантита и других населенных пунктов региона отчетливо проявлялись тенденции, приведшие к будущему упадку. Начинавшиеся усобицы в Древнерусском государстве, ослабление власти в регионе, многолетняя вялотекущая война Киевской Руси с половцами подрывали производительные силы, мешали развитию и делали проблематичным дальнейшую колонизацию. Вместо Киевской Руси усиливаются Северо-Восточные земли, где были другие экономические приоритеты. В результате западноевропейских «Крестовых походов» получили развитие более выгодные торговые пути на Восток. Связующая роль Дона падает, и в конце XI в. начинается настоящий кризис всего региона. Резко сокращается население Белой Вежи, прекращают существование ее знаменитые посады (пригороды).26 Такой же кризис претерпевают «городки Червленого Яра», Вантит, поселения у г. Воронежа, многочисленные поселки роменцев-северян на Донце и в Приазовском центре.27 В XII в. Киевские князья уже не в состоянии поддерживать торговые пути. В условленное время они ежегодно спускались вниз по Днепру встречать и провожать караваны из Константинополя. В указанный период Донской регион вышел из-под контроля Древнерусского государства. В связи с отмечавшимся с кризисом происходит резкое огрубление материальной культуры. Именно в этот период правомерно считать местную славянскую культуру примитивной. Роль торговли упала, а развитию земледелия и ремесел местное население традиционно не придавало слишком большого значения. Вместе с рядом политических обстоятельств и местных физико-географических условий это предопределило дальнейшее отставание в социально-экономическом развитии. Вследствие уменьшения влияния Древнерусского государства на Дону и ухода отсюда значительной части славянского населения в степени опять наступает период «равновесия», отмеченный в работах Г.В. Вернадского, Л.Н. Гумилева и А.В. Гадло. В этот период условно в 1117-1220-х г.г. существовали славянские поселки в Приазовье, на части территории Белой Вежи. Крепостные стены названного города были разрушены и уже не восстанавливались, часто территории внутри города использовалась под пашню и под кладбище. Некоторые поселки в верхнем течении рек еще существовали,28 но население переходило к полукочевому быту. О существовании какой-либо значимой торговли в регионе говорить сложно, так как система торгового пути уже не функционировала. Уровень социально-экономического развития, отраженный в типе культуры этого периода, не представлял угрозу существования соседним культурам, что и позволило славянам сосуществовать с половцами, по крайней мере, до прихода сюда монголо-татар.29 Таким образом, исходя из взаимодополняющих сведений письменных и археологических источников, физико-географических данных, представляется возможным реконструировать государственно-политическое устройство славянского населения нашего региона. В первый период VIII-X в.в. на Дону и Северском Донце фигурируют три славянских родоплеменных центра северян, вятичей и смешанного славяноаланского населения. В каждом из указанных центров прослеживается экономический (он же административный) центр. К указанным центрам по принципу «гнезда» («верви») примыкали многочисленные поселения. Не только сельскохозяйственные, но и торгово-военные центры-гнезда административно подчинялись Хазарскому каганату. Возможные места пребывания наместников «Ра’ис арруаса» или же «Тарханов» присутствуют во всех славянских центрах. Получается, что не только экономически, но и политически местные славяне тяготели к Хазарии и, по мнению арабов, имели «хорошее управление».30 Однако с ослаблением власти каната и в связи с самостоятельной ролью местного славяно-русского населения в системе Донского торгового пути набирают силу центробежные тенденции. С образованием Древнерусского государства и вовлечением его восточных земель в систему торговли с мусульманским миром вопрос о присоединении к Руси Донского региона был предрешен. Походы Святослава на Дон и Северный Кавказ в 965-967 г.г. являлись, по своей сути, продолжением процесса образования Древнерусского государства. Однако политика киевских князей в Донском регионе во второй (колонизационной) период 965-1117 г. существенно не изменилась. Административно славяне делились на те же родоплеменные центры, тяготевшие к Черниговскому княжеству. Кстати, экономическое могущество указанного княжества основывалось, в том числе, и на восточной торговле по Дону, Волге и Каспийскому морю. Во второй период административными центрами являлись: Белая Вежа, Приазовье, Тмутаракань. (В дальнейшем Тмутаракань выделилась в отдельное княжество). Поскольку не сохранилось сведений в пользу существования Беловежского княжества остается предположить существование в X-XII в.в. Беловежской «земли», административно объединившей всю близлежащую округу от Приазовья до верховьев Дона и Северского Донца, включая многочисленные «посады» и «погосты». Однако условия обитания донских славян требовали наличия мощного административного центра, единого государства, который мог координировать торговую, финансовую, военную политику в регионе. С распадом Древнерусского государства в условиях враждебного половецкого окружения Белая Вежа как самостоятельный политический центр сформироваться не могла. Поэтому в 1117 году большинство ее населения уходит на Русь, а оставшееся уже административно не подчиняется русским удельным княжествам, находясь в зависимости от половцев. Древнерусское население Подонья-Приазовья XII в. обособляется не только политически, но и экономически, культурно, постепенно трансформируясь в бродников, вероятных предшественников казачества, которые известны уже спустя тридцать лет с 1147 г. 1 Валунинский И.В. Археологические раскопки около Воронежа. // Исторический журнал, 1938, № 8, с. 111; Плетнева С.А. Саркел и «Шелковый путь». — Воронеж: Издательство Воронежского государственного университета, 1996, с. 23-55; Пряхин А.Д. Комплекс памятников конца I тыс. н.э. на северной окраине Воронежа. Проблема локализации Вантита. // Проблемы славянской археологии. Труды VI Международного Конгресса слав, археологии. Т. 1, с. 109-117, с. 109-117. 2 Плетнева С.А. [Обзор неопубликованных археологических отчетов и источников]. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский комплекс. — М.: Наука, 1989, с. 20-24, 30-35, 42. 3 Плетнева С.А. О связях алано-болгарских племен со славянами в VIII-IX в.в. // Советская археология, 1962, № 1, с. 86. 4 Плетнева С.А. О связях алано-болгарских племен со славянами в VIII-IX вв. // Советская археология, 1962, № 1, с. 94; Сборник документов по истории СССР. Часть 1. X-XI в.в. / Под ред. Мавродина В.В. — М.: Высшая школа, 1970, с. 46. 5 Ковалевский А.П. Книга Ахмада ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 г.г. — Харьков: Издательство Харьковского университета, 1956, с. 141. 6 Археология Украинской ССР. Раннеславянский и древнерусский период. Т.З. / Под ред. Баран В.О. — Киев: Наукова Думка, 1986, с. 473 7 Плетнева С.А. О связях алано-болгарских племен со славянами в VIII-IX вв. // Советская археология, 1962, № 1, с. 86, 93 8 Артамонов М.И. Белая Вежа. // КСИИМК АН СССР, 1951, № 41, с. 41-44; Артамонов М.И. Саркел и некоторые другие укрепления в северо-западной Хазарии. // Советская археология, 1950, № б, с. 130-148; История Дона с древнейших времен до Великой Октябрьской Социалистической революции. / Под редакцией Кузнецова В.И. — Ростов-на-Дону: ИРУ, 1965, с. 69-72; Лунин Б.В. Археологическое изучение Подонья-Приазовья в дореволюционные и довоенные годы. — Ростов-на-Дону: Ростоблиздат, 1962, с. 22-26; Плетнева С.А. Сообщения докладов (тезисы) к I научной конференции: археология и история Юго-Востока Руси. — Курск, 1991, с. 29-32. 9 Артамонов М.И. Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР, т. I. / Отв. ред. Артамонов М.И. — М.: Издательство АН СССР, 1958, с. 7-12; Ляпушкин И.И. Раскопки правобережного Цимлянского городища. // Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях ГАИМК АН СССР. Вып. 4. — М.-Л., 1940, с. 58-62; Плетнева С.А. На славяно-хазарском пограничье (Дмитриевский археологический комплекс).М.: Наука, 1989, с. 7. 10 Хвольсон Д. Известия о хазарах, буртасах, болгарах, мадьярах, славянах и русских Ибн-Даста. // ЖМНП, 1869, № 140, с. 75-76. 11 Артамонов М.И. Раскопки Саркела-Белой Вежи в 1950 г. // Вопросы истории, 1951, № 4, с. 147, 149; Артамонов М.И. Саркел Белая Вежа. // Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР. Т. III / Отв. ред. Артамонов М.И. — М.: Издательство АН СССР, 1958, с. 82-83; Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР, №75. Т. II. / Отв. ред. М.И. Артамонов. — М.: Издательство АН СССР, 1959, с. 307-332; Археология Украинской ССР. Раннеславянский и древнерусский период. Т.З. / Под ред. Баран В.О. — Киев: Наукова Думка, 1986, с. 178-181. 12 Артамонов М.И. «Белая Вежа» — из истории русских поселений на Дону в X в. // Советская археология, 1952, № 16, с. 69-72. 13 Артамонов М.И. Отчет Волго-Донской археологической экспедиции в 1934 г. // Сообщения ГАИМК. Вып. 186. — Л: Гос- .соц.-эк.гиз, 1934, с. 6-83; Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР, №75. Т. II. / Отв. ред. М.И. Артамонов. — М.: Издательство АН СССР, 1959, с. 7-8. 14 Миллер А.А. Археологические работы Сев.-Кавк. эксп. ГАИМК в 1926-1927 гг. — Сообщения ГАИМК. Т. II. — Л.: Государственное социально-экономическое издательство, 1929, с. 67; Семенов О.А., Сергеев В.И. История началась в Причерноморье. Ростов-на-Дону: Донатрейн, 1998, с. 199-200; Плетнева С.А. [Обзор неопубликованных археологических отчетов и источников]. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский комплекс. — М.: Наука, 1989, с. 169; История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. / Под редакцией Пиотровского Б.Б. — М.: Наука, 1988, с. 129-130; Цечоев В.К. Учебно-методическое пособие по дисциплине «История государства и права России». — Ростов-на-Дону: Издательство ДЮИ, 1999, с. 34-53; Цечоев В.К. История государства и права России с древнейших времен до 1861 г. — Ростов-на-Дону: Феникс,2000, с. 25-28. 15 См. например: Миллер А.А. Керамика древних поселений Приазовья. // Записки Сев.-Кавк. Краевого общ. арх., ист. и этнографии. Кн. 1. (Т. III). Вып. 3-4. — Ростов-на-Дону, 1927-1928, с. 118; Артамонов М.И. Саркел — Белая Вежа. // Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР. Т. III / Отв. ред. Артамонов М.И. — М.: Издательство АН СССР, 1958, с. 65- 84; Савельев Е.П. Древняя история казачества. // Историческое исследование. Ч. 1. —-Новочеркасск: тип. Донской Печатник, 1915, с. 145. 16 Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. // Труды Восточного отделения Императорского русского Археологического общества. Часть. 17. — СПб, 1870, с. 125-127. 17 История народов Северного Кавказа с древнейших времен до конца XVIII в. / Под редакцией Пиотровского Б.Б. — М.: Наука, 1988, с. 128-129; Археология Украинской ССР. Раннеславянский и древнерусский период. Т.З. / Под ред. Варан В.О. — Киев: Наукова Думка, 1986, с. 471. 18 Заходер Б.Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе. / / Открытие Хазарии. — М.: Издательство Ди-Дик, 1997, с. 84-85. 19 Гаркави А.Я. Сказания еврейских писателей о хазарах и Хазарии. // Труды Восточного отделения Императорского русского Археологического общества. Часть. 17. — СПб, 1874, с. 163-164; Ковалевский А.П. Книга Ахмада ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921-922 г.г. — Харьков: Издательство Харьковского университета, 1956, с. 141-146; Хрестоматия по истории Подонья и Приазовья. / Сост. Лунин Б.В., Кравцов М.И., Миллер М.А. и др. Кн. I. — Ростов-на-Дону: Рост. обл. кн. изд-во, 1941, с. 75. 20 Сборник документов по истории СССР. Часть 1. X-XI в.в. / Под ред. Мавродина В.В. — М.: Высшая школа, 1970, с. 48. 21 Бартольд В.В. Место прикаспийских областей в истории мусульманского мира. // Сочинения. Т. I. — М.: Издательство Восточная литература, 1963, с. 829; Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. —М.: Мысль, 1992, с. 195-221; Мавродин В.В. Славяно-русское население Нижнего Дона и Северного Кавказа. // Ученые записки ЛГПИ им. А.И. Герцена. Т. 11 (факультет исторических наук). — Л., 1938, с. 47 22 Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских. // Труды Восточного отделения Императорского русского Археологического общества. Часть. 17. — СПб, 1870, с. 125-127. 23 Сборник документов по истории СССР. Часть 1. X-XI вв. / Под ред. Мавродина В.В. — М.: Высшая школа, 1970, с. 42, 46-50. 24 См. например: Калинина Т.М. Торговые пути Восточной Европы в IX в. (по данным Ибн-Хордадбека и Ибн ал-Факиха). // История СССР, 1986, № 4, с. 71-80; «Космография» Равенского Аннонима. // Свод древнейших письменных известий о славянах. Том II (VII-IX в.в.). — М.: Издательская фирма Восточная литература РАН, 1995, с. 117-121; Виноградов В.Б., Нарожный Е.И., Голованова С. А. О древнерусских предметах на Северном Кавказе. // Россия и Северный Кавказ. — Грозный, 1990, с. 9-19; История Дона с древнейших времен до Великой Октябрьской Социалистической революции. / Под ред. Кузнецова В.И. — Ростов-на-Дону: ИРУ, 1965, с. ISO-131, 147, 180. 25 Ефименко П.П. Раннесредневековые поселения на Среднем Дону. // Сообщения ГАИМК, 1951, вып. 2, с. 6-9, 82. 26 Артамонов М.И. «Белая Вежа» — из истории русских поселений на Дону в X в. // Советская археология, 1952, № 16, с. 43-44; Артамонов М.И. Обзор археологических источников эпохи возникновения феодализма в Восточной Европе. // ПИДО, 1935, №10, с. 170. 27 См. например: Багалей О.И. Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства. Т. 1.— Харьков, 1886, с. 8; Вертинские анналы. // Памятники истории Киевского государства IX-XII в.в. / Сб. документов подготовлен к печати Кочиным Г.Е. — Л.: Соцэкгиз, 1936, с. 12. 28 Афанасьев Г.Е. Культовые комплексы Маяцкого селища. — Воронеж: Издательство ВГУ, 1991, с. 151; Шенников А.А. Червленый Яр. Исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV-XVI вв. — Л.: ЛГУ, 1987, с. 113-114. 29 Артамонов М.И. Саркел — Белая Вежа. // Труды Волго-Донской археологической экспедиции. МИА СССР. Т. III / Отв. ред. Артамонов М.И. — М.: Издательство АН СССР, 1958, с. 84; Королев В.Н. К вопросу о славяно-русском населении на Дону в XIII-XVI вв. // Северное Причерноморье и Поволжье во взаимоотношениях Востока и Запада в XII-XVI в.в. / Под ред. Федорова-Давыдова Г.А. — Ростов-на-Дону, 1989, с. 124-125. 30 Насонов А.Н. Тмутаракань в истории Восточной Европы. // Исторические записки, 1940, т. 6, с. 43-51. |
загрузка...