Глава 4. Ханаанское общество

Письменные источники содержат весьма неполную информацию по данному вопросу. Чтобы составить более полное представление, исследователям приходится опираться на разнородные косвенные свидетельства. Олбрайт считает, что остатки строений последней четверти бронзового века могут прояснить некоторые вопросы. В частности, величина и расположение зданий указывают на количество проживавших в них людей и отчасти систему организации семьи.

В большинстве городских усадеб небольшое количество крупных построек неизменно окружено множеством более мелких жилищ. Данная особенность, в частности расположение домов вокруг просторного центрального двора, указывает на наличие четкой семейной иерархии, характерной, например, для феодального общества. На это же указывает и распределение предметов роскоши в жилых домах и гробницах. Вероятно, выводы могут показаться чересчур категоричными, хотя многие наблюдения археологов подкрепляются документами, в частности политической перепиской между ханаанитскими правителями и египетскими чиновниками, сохранившейся на амарнских табличках.

Еще большей, чем таблички, информативностью обладают находки последнего времени, например аккадские и алфавитные тексты из канцелярии Угарита, подтверждающие информацию, сообщаемую в мифах и местных легендах.

В них рассказывается о превратностях судьбы двух древних правителей Керета и Эла, приключениях их семей и окружения. Оба произведения весьма важны для изучения системы правления и возникавших при этом проблем, существовавших среди ханаанитов.

Самые пространные варианты датируются первой половиной XIV века, в частности, сведения, содержащиеся в колофоне, позволяют предположить, что в это время был составлен протограф повести, отражавшей события предшествующего периода. При всей туманности исторических намеков повесть описывает реальные исторические события, в частности подъем экономического могущества Угарита, совпадающий по времени с упадком египетского влияния в Азии. Таким образом, мы вправе считать, что в данных текстах отражены древний ханаанский идеал царствования и социальные обычаи, характерные для конца второго тысячелетия.

Все эти данные соотносятся с реальными административными текстами из дворца в Угарите, составленными с XIV по XIII век, когда многие функции, которые ранее лично выполнял правитель, были перераспределены между соответствующими чиновниками.

Сравнение административных текстов из Рас-Шамры с фольклорным материалом, в частности с легендами, помогает проследить историческое развитие системы власти правителя – главного социального института в Ханаане. Древние родовые вожди к концу бронзового века уступили место правителям хорошо организованных административных государств. Данную проблему мы и рассматриваем ниже, уделив главное внимание тем изменениям, которые происходили в прибрежной части Ханаана, то есть на месте современного Израиля.

Среди древних семитов существовало две формы правления – наследственная (харизматическая) и законодательная (институциональная). В первом случае власть правителя основывалась прежде всего на личном авторитете и о ней можно судить по ветхозаветным «судьям» и арабским верховным шейхам.

Авторитет еврейского «судьи», проявлявшийся в виде руководства племенем во время различных кризисных ситуаций, основывался на обладании божественной благодатью (беракой). Считалось, что обладание ею является прерогативой старших представителей определенной семьи. Отсюда и возникает идея наследственной передачи власти, которая имела место и в арабском обществе.

Но так происходило далеко не всегда. Иногда для подтверждения наследственной власти использовалось слово божества (устами оракула Натана, упомянутого в 2 Цар., 7: 12 или, как в случае с Соломоном, специальное видение или открывшиеся дары (сон Соломона в Гаваоне), подтверждающие, что «мудрость Божия в нем» (3 Цар., 3—15).

Возможно, среди ханаанитов авторитет также зависел от личных способностей и не всегда передавался сыну правителя. Но сила утверждения о том, что семья – единое целое, приводила к необходимости получения благословения со стороны одного члена. Те практические преимущества, которые имела семья правителя, легко позволяли установить наследственную монархию, ставшую возможной благодаря переходу к оседлому образу жизни.

Приведенный ниже отрывок из «Повести о Керете» также отражает то мнение, что королевская власть зависит от личных способностей, к реализации которых и должен стремиться королевский сын. Во время тяжкой болезни короля Керета его сын Усб заявляет, что его отец забыл его благословить:

Царевич, как мы видим, утверждает, что может стать законным наследником отца и без его воли. Здесь отчетливо прослеживается соединение двух тенденций – демократических племенных традиций, с которыми связано представление о харизматическом лидерстве, и возникшее под влиянием египетской культуры представление об особом статусе правителя и его семьи, считавшимися богами, пребывающими на земле.

В «Повести о Керете» правитель является носителем власти Эла, высшего бога в ханаанском пантеоне, «сыном» и «слугой» которого по определению он является:

В том же самом тексте Керет именуется «сыном Эла, потомком единственного и святого».

В то же самое время появляются легенды, в которых божественное начало распространяется и на семью правителя. Так, старший сын Керета именуется

Данная концепция тождественна правительственной идеологии Месопотамии и Египта, отраженной на рельефе из слоновой кости с королевской кровати дворца Угарита.

Занимая, таким образом, особое место по отношению к богу и действительно рассматривавшийся обыденным сознанием как обладатель «божественной благодати, которая защищает правителя», властелин в Ханаане был не только носителем божественной власти, но и посредником между божеством и людьми, дарующим благодать смертным.

В частности, в легенде о Керете мы видим, насколько зависел порядок в обществе и природе от здоровья правителя. Соответственно, когда правитель заболевает, наступает неурожай, когда умирает Акерт, сын правителя, на страну обрушивается засуха. В повести описано, как во время засухи, наступившей после смерти Акерта, правитель Дн'ель совершает обряд вызывания дождя и для его характеристики используется эпитет «хранитель плодородия». Гесиод, также упоминающий о данном мотиве, считает, что способность влиять на природу, которой наделялись ханаанские правители, представляет собой своеобразную «царскую привилегию».

Находясь в особой близости к божеству, правитель выступал и как посредник, оповещающий о воле богов, известия о которой он получал во время видений и снов, как Соломон в Гаваоне (3 Цар., 3: 15). В рассказе о Давиде, которого «мудрая женщина из Фекои» (2 Цар., 14: 1—20) называет «мудрым как ангел Божий», эти качества проявляются в умении вершить правосудие, которое со временем стало считаться долгом и прерогативой семитского владыки. В легендах о Керете и Акерте правитель выслушивает всех и выносит решение. Восставший сын Керета попрекает своего отца:

Похожим же образом описывается деятельность правителя Дн'ела:

Олицетворяя в обществе деятельность божества, правитель прежде всего должен был служить проводником между своим народом и его Господом. Фактически он являлся «слугой Бога», что отразилось и в официальном наименовании правителей династии Давида. В легенде о Керете рассказывается о том, что после окончания сбора урожая правитель приносит жертву богам, чтобы обеспечить благополучие народа:

В первой части легенды о Керете рассказывается о том, как перед походом правитель совершает жертвоприношение, чтобы обеспечить себе победу. Описание отражает реально существовашую практику, поскольку владыка лично возглавлял армию, как в свое время поступали Саул и Давид. Чтобы обеспечить себя всем необходимым, воины должны были периодически совершать набеги, так же поступали и представители иудейских племен, нападавшие на соседей без соизволения своих правителей.

Такая система управления установилась в Древнем Ханаане в начале второго тысячелетия, скорее всего, до конца 1800-х годов. Только после появления кавалерии и боевых колесниц профессиональные солдаты начинают делиться на категории с соответствующими званиями и обладанием соответствующими льготами и привилегиями.

Политическая переписка из хеттской столицы Хаттусаса (Богазкель) и Телль-эль-Амарны и административные тексты из Алалаха (Атшана) и Угарита показывают, что в XIV и XIII веках в Ханаане уже существовала развитая система феодальных отношений. Административные тексты из Рас-Шамры, в частности, показывают, что правитель обладал высшей властью как в гражданских, так и в военных делах, хотя и перестал быть единоличным лидером.

Реальная власть находилась в руках группы приближенных к царю феодалов, которым правитель жаловал поместья и наделял необходимыми властными полномочиями. Военными вопросами занимался специально приглашенный профессиональный военачальник, в случаях войны становившийся главнокомандующим. Он носил хурритский титул «эвирдсар».

Аналогично передавались и обязанности главного жреца. Административные тексты из Рас-Шамры позволяют сделать вывод, что к XIV веку не менее чем двенадцать семейств признавали за правителем право первосвященства.

Совершенно особое положение среди городов-государств Ханаана занимал Угарит. Благодаря расположению на пересечении торговых путей между Месопотамией, Анатолией, Египтом и Средиземноморьем и Эгейским морем в нем скопились огромные богатства. Выгодное стратегическое положение на крайнем севере Сирии и искусная дипломатия обеспечивали Угариту ключевую роль в политических контактах между египетской и хеттской державами.

В результате правители Угарита наслаждались особым статусом среди прочих правителей Ханаана, находившихся под властью Египта, что и отразилось в дворцовых постройках и огромных архивах, совершенно исключительных для позднего бронзового века в Ханаане.

Амарнские таблички показывают, что в более южных районах по мере возрождения Египта в XVI и XV веках усиление власти привело к ужесточению контроля за местными правителями и соответствующему ограничению их прав. Неясно, все ли местные князья, претендовавшие на то, чтобы поддерживать власть в стране под эгидой фараона, были наследственными правителями или нет. Большое количество арийских и хурритских имен наводит на мысль, что некоторые правители на самом деле были всего лишь египетскими комендантами.

Но некоторые из них на самом деле являлись и наследственными правителями, как, скажем, Ададнирари из Нухассы (Северная Сирия), который гордился тем, что его дед получил власть из рук самого Тутмоса III. Абди-Кхипа подразумевает, что он был наследником правителя Иерусалима, когда заявляет, что

Передача власти представителям определенных семей давала чиновникам несомненную выгоду. Но несмотря на наследственный статус, заявление Абди Кхипы указывает, что преемственность среди ханаанских правителей подтверждалась соответствующим распоряжением фараона. При отказе подчиняться египетской политике родственников правителя могли, как Азиру из Центральной Сирии, отправить в Египет в качестве заложника. Деятельность местных правителей прежде всего зависела от силы и решительности центрального египетского правительства и лишь затем от ограниченной власти местных египетских чиновников.

В связи с тем, что при Аменхотепе III и его сыне Эхнатоне пренебрегали провинциями, местные правители получили большую свободу. Поскольку они были выбраны Египтом благодаря своей энергии и личному влиянию, большей частью они сами вели подчиненных в междоусобные конфликты.

По египетским изменениям феодальной системы и распространению принципов ее действия на администрацию Саула, Давида и Соломона можно сделать вывод, что с ней были знакомы и в Палестине. Как показал Альбрехт Альт, власть над этим регионом находилась в руках могущественных правителей Ашдода, Экрона, Гатха, Аскалона и Газы, получивших свои владения в гиксосский период (1730–1580).

Для того чтобы показать ее устройство и получить полную картину развития системы управления в Ханаане во время позднего бронзового века, мы будем основываться на всех полностью сохранившихся текстах. Тем не менее, мы не можем утверждать, что везде она была развита в той степени, какую демонстрируют тексты из Рас-Шамры. В документах содержится перечень объектов в Угарите, причем названия мест упоминаются чаще, чем имена представителей соответствующих родов, поскольку речь идет о выполнении воинских повинностей, снабжении оружием или обязательных поставках людей на общественные работы.

Документы из дворцовых архивов ясно показывают, что правитель государства обладал абсолютной властью во всех областях. Ему принадлежали привилегии назначения и передачи земли, он мог облагать землю налогами и отказываться от права разграничения доли, вносимой во дворец деньгами, сельскохозяйственными продуктами или трудом рабов и животными. Он также контролировал и заморскую торговлю, поощряя частную инициативу уступками – можно было не выполнять государственные обязанности, но обязательно делиться прибылью. Этот экономический абсолютизм был принят Соломоном в Израиле, что привело к разрушительным последствиям.

Как и Саул в Израиле, ханаанитский правитель мог изменить статус своих подчиненных. Аммистамру, правитель Угарита, превратил Ададшени и его семью в феодалов-рыцарей (mrynm). Правитель Алалаха Нигмепа заявлял, что он освободил Квабию, чтобы он и будущие дети его стали воинами, как сыновья наследственных воинов из города-государства Алалаха.

В текстах из Рас-Шамры упоминаются профессиональные возничие, известные по египетским надписям XVIII династии как mrynm. Они занимали высшую ступень в военной иерархии и, соответственно, облагались денежным налогом.

Профессиональный статус остальных групп, упоминаемых в этих же документах, например bdl mrynm, mr'um, mr'u skn, mr'u 'ebrn и msrghlm, установить сложнее. Возможно, приведенные названия являются дериватами от mrynm и обозначают меньшие ступени в феодальной военной иерархии. Последняя ступень, возможно, обозначает не воинов, а оружейников.

Отсутствие письменно зафиксированных законов не позволяет точно установить, насколько легко старая племенная этика вписывалась в законодательную систему Ханаана периода бронзового века.

По всем вопросам, кроме сохранившихся от племенных времен обычных установлений, регламентирующих права женщин в отношении собственности, правители выступали как судьи и знатоки законов. Однородность решений указывает на то, что они могли руководствоваться кодифицированными законами.

К счастью, проведенная нами реконструкция системы правовых норм в Ханаане опирается на обширные письменные тексты, такие, как легенды о Керете и Акерте. Оба персонажа являлись литературными героями, но в их образах, несомненно, отразились черты, привычки и наклонности реальных правителей. Более того, хотя в мифологических текстах их протагонисты являются богами, они настолько антропоморфны, что можно говорить о точном отражении существовавших в Ханаане социальных отношений.

Конечно, в их образах отразилось и героическое прошлое начала второго тысячелетия. Но и способ преподнесения этих идеалов и ограничения, существовавшие в израильском и арабском обществе, однозначно указывают на то, что и в семитском обществе существовали законы, регламентирующие власть правителя, соблюдавшиеся даже в период феодального абсолютизма позднего бронзового века.

Рождение ребенка считалось благоприятным событием и отмечалось празднеством (bsrt). Как и все переходные этапы, оно считалось временем активизации враждебных сил. Отсюда возникают охранительные обряды, защищающие мать и ребенка, и ритуал изоляции женщины после рождения ребенка (Лев., 12).

Соответственно появились и сюжеты о наказаниях женщин за нарушение этих норм. В текстах из Рас-Шамры рассказывается о ниспровержении Ваала чудовищами, матери которых для их рождения удалились в пустыню, где «валялись, корчась от боли».

В другом тексте, где описывается рождение Утренней и Вечерней звезды, матери богов также ушли для их рождения в пустыню:

И перед брачной ночью, и при рождении ребенка приглашали женщин-знахарок, которые должны были петь и произносить заклинания, аналогично профессиональным плакальщицам, которых пророк Иеремия (9: 16) именует словом «какамотх» («мудрые женщины»). Как пишет А. Ван Геннеп, заклинания, защищающие от происков враждебных сил, являются непременной принадлежностью всех «обрядов перехода»^[8].

Особенно хорошо описаны свадебные обычаи. В легенде о Керете описан военный поход, предпринятый чтобы сломить сопротивление отца невесты. О традиции женитьбы «посредством силы» свидетельствуют и обычаи, бытующие во многих арабских сранах, а также арабская идиома «хатф эль бин» («захват невесты»).

Возможно, упоминание о переговорах, приведших к мирному завершению похода Керета, отражает установление обычая уплачивать выкуп за невесту. Об этом обычае (mhr, mlg, а также евр. trh) мы можем судить по мифологическому тексту, где описывается женитьба бога Луны на царевне Никкаль:

Слова бога получают соответствующий отклик:

После того как выплачивался выкуп за невесту, ее передавали жениху в присутствии всей семьи:

Мы считаем, что описанный выше ритуал свадьбы дочери «царя шумеров» сильно напоминает современные обычаи, бытующие у арабских крестьян, которые, как правило, отмечают свадьбы после сбора урожая. И сами свадебные церемонии, в которые вовлекается все сообщество, начинаются на закате. В свадебных песнопениях жених отождествляется с луной: «Наш жених – это свет луны». Таким образом, текст мифа может использоваться как заговор во время настоящей женитьбы, только в текст вставляется соответствующее имя невесты.

По документам из канцелярии Угарита очевидно, что выкуп, уплаченный отцу невесты, затем отдавался ей в качестве приданого. Вместе с другой личной собственностью оно становилось совместным имуществом супругов, неотчуждаемым в случае смерти мужа или при разводе. Если жена умирала до рождения ребенка, то муж должен был вернуть выкуп ее родителям, в остальных случаях имущество считалось собственностью ребенка.

Еще одной «переходной зоной» считалась смерть. Древний человек считал, что она не означает конец жизни, а представляет собой переход в другой мир, где человек продолжал жить невидимо для других людей. Основная идея похоронного обряда – обеспечить продолжение существования умершего. Во время погребения стремились умилостивить покойника, обеспечить ему безбедную загробную жизнь в образе предка-охранителя и в то же время защитить живых от возможного вреда и новой смерти.

Похоронный обряд включал комплекс разнообразных действий: очищение усопшего, подготовку его к похоронам и поминовение. Поэтому в могилу клали те вещи, которые были необходимы покойному в будущей загробной жизни: домашнюю утварь, лук, стрелы, запас пищи и одежды. Перед дальним путем покойного обмывали и одевали в новую одежду и обувь.

Чтобы покойный не причинял зла близким, его старались задобрить, расположить к себе. С другой стороны, живым надо было также очиститься после контакта с мертвым. Так, после смерти своего сына, рожденного от Вирсавии, Давид «встал с земли, умылся и умаслил себя и переменил свой наряд, вошел в дом Господень и молился» (2 Цар., 12: 20).

Подобным же образом в легенде о Керете правитель после смерти всех членов своей семьи подвергается ритуальной очистительной изоляции и заканчивает ее после божественного откровения. Он выходит, совершает омовение и после молитвы возвращается к исполнению своих обычных обязанностей.

В мифе о Ваале говорится о том, что точное соблюдение погребальных и оплакивательных обрядов должно было обеспечить благополучие всего сообщества в нелегкий период:

На основании текстов, в которых говорится о Ваале, а также благодаря скульптуре, установленной на саркофаге Ахирама, царя Библоса, и по аморейским надписям VIII века из Сирии нам известно, что завершали погребальный ритуал, оставляя угощение и устраивая обрядовый пир в честь умерших. В сводчатых гробницах Рас-Шамры в поздний бронзовый век были найдены следы подобных приношений. Описание погребального обряда, оплакивания и завершающего пира можно найти в текстах из Рас-Шамры в честь умершего Ваала.

Несмотря на встречающиеся в гробницах запасы еды, мебели и хозяйственной утвари, очевидно, что ханаанцы, как и древние евреи, считали смерть дурным событием. Так правитель Акерт отвечает богине Анат, которая соблазняет его обещанием вечной жизни:

В том же самом тексте определяются обязанности сыновей (дочерей) правителя, и прежде всего старшего сына как преемника власти. Он обязан поклоняться богам своего сообщества, от которых зависит сплоченность его народа, он должен совершить все установленные погребальные обряды и возлияния в память о своем умершем отце, чтобы стать после него главой сообщества. Фактически он

Правитель олицетворял единство сообщества. Во время его отсутствия или после смерти сын мог занять его место в святилище во время общей трапезы (ханаанитское и еврейское selamim), поскольку сообщество воспринимало каждого члена в соотношении с другим, и все они были едины перед богом

Помимо культовых, правитель имел и определенные общественные обязанности. Ханаанский правитель, как и современный арабский шейх, был обязан придерживаться законов гостеприимства. Поэтому его сын

В то же время на поминальном пиру сын не должен был предаваться безудержному веселью:

В малочисленном Ханаане щедрость правителя, который следовал древним ритуалам, способствовала не только защите чести своего отца, но и прославлению всего племени:

Последняя обязанность отражает представление о том, что грязная одежда может стать пристанищем для враждебных человеку сил, следовательно, только сын должен был очистить ее для безопасности отца.

Признавая за правителем право вершить правосудие и проявлять милосердие к беззащитным и обездоленным, быть примером гостеприимства, мы не можем отрицать того, что у ханаанцев была четкая система социальных обычаев. Все вышесказанное подтверждается привилегиями, которыми пользовались женщины, упоминаемыми в официальных текстах из дворца Рас-Шамры. В восточном обществе женщины традиционно воспринимались как самая непривилегированная его часть. Следует подчеркнуть, что в этой реконструкции социальных отношений Древнего Ханаана мы имеем дело с обычаями, соблюдавшимися на протяжении длительного времени, поэтому они и преобладали над этическими нормами.

Как показал профессор Альт, многие ханаанские законы сохранились в текстах еврейских законодательных памятников, таких, как книга Исход (20: 22–23: 33) и Второзаконие (12–26). Но все эти источники несут на себе печать отрицательного отношения, которое израильтяне проявляли к «презренным ханаанецам». Только обнаружение независимых источников, восходящих непосредственно к ханаанцам, может снять все оставшиеся вопросы.