Глава 3. Повседневная жизнь

Большинство известных в настоящее время ханаанитских поселений образовывалось в начале бронзового века (приблизительно в 3000 году до н. э.) в тех местах, где была хорошая естественная защита, – на скалистых и возвышенных местах, в излучинах рек, всегда у надежных источников воды. По мере увеличения числа жителей поселения окружались глинобитными или каменными стенами. Обычно они представляли собой монолиты, сложенные из грубо обтесанных камней. Такие сооружения, защищавшие от кочевников, приходивших с востока, обнаружены в Иерихоне и городе Аи. Укрепления защищали не только сам город, но и проход на плато, расположенное к северу от Иерусалима. Крепость в Телль-эль-Фаре была построена в начале тропы, ведущей на восток к Вади-Фара, укрепления в Бет-Шане были опорным пунктом на западном конце большой центральной долины Палестины (рис. 9).

Период интенсивного заселения Ханаана связан с миграцией аморейских племен, начавшейся в конце третьего тысячелетия. Они обживали покинутые поселения и основывали новые. Границы поселения они дополнительно укрепляли стенами из почти неотделанных камней, скрепленных глиняным раствором. Обычно стены возводились на краю возвышенности, дававшей дополнительную защиту. На равнинных местах, как, например, в Гезере, стены с башнями строились на высоких земляных валах, имевших ломаную конфигурацию, дававшую возможность для перекрестного обстрела наступавшего противника. Земляные стены перемежались бастионами с башнями, на которых располагались лучники, закрытые зубцами от стрел противника.

^{Рис. 9. План стены в Гезере с усиливающей башней, около 2000 года (по Барруа)}

Особенностью ханаанских укреплений второго тысячелетия является система независимых редутов (мигдолим), располагавшихся по всему периметру крепостей на расстоянии в несколько десятков метров от главных стен. Эти укрепления, изображенные на египетских скульптурах (около 1600–1100 годов), затрудняли штурм и не позволяли большим массам конных войск (всадникам и колесницам, составлявшим основу войск кочевников) действовать вблизи крепостных стен. Благодаря использованию металлических инструментов, ханаанские мастера добивались хорошей пригонки камней и прочности кладки. Кирпич использовался для возведения надстроек и внутренних перегородок.

Множество укреплений, располагавшихся на основных путях сообщения, проходивших по территории Палестины и Сирии, обеспечивали бесперебойную связь, являющуюся насущной необходимостью для существования империи гиксосов. Ее правители не жалели усилий для укрепления границ. Впоследствии этими укреплениями пользовались и сменившие кочевников фараоны XVIII династии.

Хотя хорошо укрепленные города являлись средством роста могущества империи, в них всегда таилась опасность сепаратизма. Во все времена местные правители тем сильнее стремились к самостоятельности, чем более мощными казались их крепости.

Главной особенностью укреплений, построенных гиксосами, можно считать гласис, то есть тщательно выровненный и утрамбованный под углом примерно в тридцать градусов передний скат холма. Обычно перед ним располагался контрэскарп с отвесными стенами (как, например, в Лашише) или ров, наполненный водой, как в Кадеше на берегу Оронта.

Еще одно достижение ханаанских строителей – сильно укрепленные городские ворота с прямым проходом и двумя или тремя рядами створок. Они были построены в Гезере, Айн-Шеме (Бет-Шемеш) и Сихеме. В более сложных воротах проход был угловым, с поворотом в правую сторону и тремя барьерами, как в Телль-эль-Фара, в Наблусе (возможно, Тирзах). Там построенные в железном веке ворота воспроизводят конструкции второй половины бронзового века.

Для того чтобы добраться до этих ворот, нападавшие должны были пройти по мощеной дороге вдоль гласиса, подвергаясь обстрелу с расположенной справа стены. Такое положение воинов было наиболее уязвимым, поскольку воины обычно несли щиты в левой руке (рис. 10, 11).

^{Рис. 10. Ворота в Сихеме (середина бронзового века)}

^{Рис. 11. План ворот в Телль-эль-Фара (Наблус) (середина бронзового века) (по Де Во)}

Преодолев первый барьер, тяжелую деревянную дверь, обшитую бронзовыми листами, и опускную решетку, нападавшие оказывались в узком каменном проходе, осыпаемом сверху стрелами. Повернув под углом в девяносто градусов, они должны были преодолеть еще двое не менее прочных ворот, между которыми находилось помещение для стражи.

Надвратная башня была двухэтажной, и ее верхний ярус, как и крепостные стены, прикрывался зубцами. Хотя ни одна из подобных башен, как у крепостей, так и в редутах не сохранилась до наших дней, мы можем точно представить их устройство благодаря многочисленным изображениям и соответствующим деталям египетских сооружений. Еще одной новацией, облегчавшей защиту стен во время штурма, был выступ верхнего яруса по отношению к нижнему, благодаря которому защитники крепости могли обстреливать наступавших прямо перед стенами. Похожую функцию позже станут выполнять машикули, то есть навесные бойницы.

Для снабжения поселений питьевой водой использовали непересыхающие в летнее время источники, прежде всего реки, как, например, Иордан в Иерихоне, Иерусалиме или Телль-эль-Фара в Наблусе. Вода таких источников использовалась как для орошения, так и для питья. Стараясь обеспечить бесперебойный доступ к воде во время осады, городские стены строили так, чтобы источник оказался внутри укрепления.

В некоторых местах приходилось строить специальные туннели, по которым к крепости подводили воду. В Вифлееме (Хирбет-Беламех) и Иерусалиме источник Гихон (Айн-Умм-эд-Дарадж) использовался как туннель, построенный ханаанцами еще до появления иудеев. Как показали недавние раскопки мисс Каталины Кеньон и Р. Де Во, к воде спускались по вертикальному стволу с лестницей, а затем шли по наклонному коридору, выводившему за пределы крепости.

В Мегиддо широкий вертикальный ствол соединялся наклонной шахтой с туннелем, проложенным так глубоко, что вода поступала в него самотеком из источника, расположенного в 70 метрах от данного места. Там, где не было водоносных источников с достаточно большим дебетом, выкапывали колодцы до уровня грунтовых вод. Обычно так поступали внутри городов, таких, как Рас-Шамра, Телль-бейт-Мирсим, Телль-ас-Закарие (Асека), Телль-эс-Сафи и Бетшемеш. В некоторых источниках для доступа к воде приходилось пробивать проход в скале. При подведении воды внутрь крепостных стен в Лашише пришлось проложить под скалой туннель длиной 30 метров, а затем углубиться еще почти на 40 метров, чтобы добраться до грунтовых вод.

Хотя сложенная из песчаника скала не отличалась большой прочностью, столь сложные инженерные работы демонстрируют уровень мастерства ханаанских строителей, а также организаторские способности, позволившие четко скоординировать усилия большого числа людей. В результате город получил практически полную независимость от окружающей территории, что было весьма важно в условиях острой борьбы с соседними городами-государствами и постоянных набегов кочевников из пустыни.

Начиная со второго тысячелетия в большинстве подобных укрепленных поселений основным строительным материалом для прямоугольных жилых домов была глина или саманный кирпич, изготовлявшийся прямо на месте. После высушивания на солнце кирпичи укладывались на каменный фундамент и скреплялись между собой глиняным раствором.

Дома обычно строились небольшими, как правило, их размеры четко соответствовали длине опорных бревен, к которым крепился легкий деревянный каркас или тонкие ветки деревьев и кустов (в глинобитных постройках). Плоская крыша покрывалась слоем хорошо утрамбованной земли.

^{Рис. 12. Водяная шахта и туннель в Мегиддо (реконструкция Кеньона)}

Для защиты от дождя стены покрывались снаружи штукатуркой. Чтобы уплотнить поверхность крыши, перед сезоном дождей ее выравнивали с помощью небольшого каменного катка. Такие катки часто находят во время раскопок, но и сегодня их можно увидеть в арабских селениях. И обязательно устраивали водосточные трубы. Недостаточное внимание к крыше дома могло привести к весьма неприятным последствиям, о чем говорится в старинных еврейских сказаниях. В одной из легенд, найденных в Рас-Шамре, рассказывается о благочестивом сыне, который «штукатурит свою крышу в дождливый день». В «Книге притчей Соломоновых» сварливая жена сравнивается с водосточной трубой.

Несмотря на все предпринимаемые меры, кирпичные стены поглощали достаточно много влаги и иногда разрушались, потеряв прочность. Желая предохранить дом от обрушения, устраивали прочный каркас из деревянных бревен, на которые и ложилась основная нагрузка. Подобный способ возведения зданий применялся и при использовании каменных блоков. В частности, так сооружен храм Соломона в Рас-Шамре, построенный в конце бронзового века.

Конечно, в теплом климате можно было заниматься домашним хозяйством и на улице, как до настоящего времени и происходит в восточных деревнях, поэтому большую часть года в доме только проводили ночи. Тем не менее у каждого члена семьи был свой уголок и своя собственность.

Зимой огонь горел в открытом очаге в углу общей комнаты. В качестве топлива использовался кизяк, то есть высушенный навоз домашних животных, прежде всего верблюдов. В некоторых местах, чаще всего в степной зоне и долинах, для отопления использовали сучья кустов и связки колючек. Подобным же образом арабы поступают и сегодня.

Часть пола общей комнаты была приподнята. Это возвышение (мастаба) использовалось для сидения и как семейное ложе. На низшем уровне располагались простейшие кухонные приспособления: точильный камень, шлифованные жернова для помола зерна, сосуды для приготовления пищи, большие кувшины для хранения запасов зерна, вина или масла, сосуды меньшего размера, предназначенные для воды.

Поселения состояли из прямоугольных глинобитных или каменных домов с ямами для хранения зерна и припасов. Для изготовления керамической посуды ханаанейцы использовали гончарный круг. Во дворе выкапывали ямы для хранения зерна, которое выращивали в долинах, обрабатывая поля с помощью зазубренных каменных мотыг. Обычно рукоятка изготавливалась из дерева или кости. Бронзовые орудия встречались редко, потому что их почти полностью вывозили в соседние империи.

В период владычества гиксосов в городах появляются, хотя и в незначительном количестве, более зажиточные дома. Они состояли из нескольких построек, размещенных вокруг центрального двора, и отделялись от улицы высокой глинобитной стеной.

^{Рис. 13. Дом знатного горожанина среднего бронзового века в Телльбейт-Мирсим (по Олбрайт)}

Обычно во дворе размещался подземный резервуар для сбора дождевой воды, стекавшей с крыши и поверхности двора, подобный тому, в который посадили Иеремию в доме Малхии (Иер., 38: 6). Здесь обычно также размещались оштукатуренные ямы для хранения зерна, нередко устраивалась открытая печь для выпечки хлеба, около которой размещалась ручная мельница и ступа с массивным пестиком. Традиционно они изготавливались из твердого черного базальта и использовались для измельчения оливок перед отжимом масла.

Большие многокомнатные дома всегда делились на несколько зон. Главный зал (селямлик) использовался для приемов гостей и был также резиденцией хозяина, а личные помещения (харамлик) были доступны лишь для членов семьи.

Прекрасным образцом подобной постройки может служить огромное здание, возможно дворец, в Аи, относящийся к третьему тысячелетию. Часто подобные здания были двухэтажными, как дворец царя моавитян Еглона, о котором упоминается в Ветхом Завете (Суд., 3: 20), причем плоские крыши нижних помещений служили для проведения приемов и размещения гостей.

О планировке ханаанских городов нам почти ничего не известно. Судя по раскопкам, в большинстве случаев здания располагались беспорядочно, группируясь лишь по окружности вокруг градообразующего холма (телля). Обычно они составляли несколько окружностей, постепенно спускавшихся к подножию до тех пор, пока поселение не заселялось полностью. Между домами оставлялись неширокие искривленные улицы, на которых можно было укрыться в тени от жаркого солнца. Их ширина определялась средней колеей колесного экипажа, поэтому во время песчаной бури их могло полностью засыпать песком.

В этих узких, извилистых улочках, пыльных летом и покрытых грязью во время дождей, редко встречалась настоящая дренажная система. Возможно, основные улицы и осушались, примером могут служить улочки Иерихона в период владычества гиксосов. Исключением может считаться построенный в XIV и XIII веках микенский квартал, расположенный в Рас-Шамре, состоявший из домов знатных людей, построенных по микенским образцам. Поскольку в городе не было проблем с водой, в каждом доме была ванная комната с системой отвода воды в подземный коллектор, выстроенный из квадратных каменных плит.

В большинстве случаев бытовые отходы и мусор просто выбрасывали за дверь жилища, где они скапливались рядом со стенами, откуда их растаскивали собаки. Как и сегодня на Востоке, ночью они совершали свои ночные вылазки (см. Пс., 58: 17).

Возможно, перенаселенные ханаанитские города походили на старый город Иерусалима с его сетью узких, изогнутых улочек и скоплениями небольших лавочек внутри кварталов ремесленников. Аналогичное устройство наблюдается в средний бронзовый век в Бетшемеше, где квартал кузнецов располагался на северо-западе поселения.

Проезжие купцы, несомненно, селились в особых кварталах, которые обычно размещались вдоль главных дорог, как, например, в Дамаске во времена Омри (3 Цар., 20: 34).

В ходе раскопок ханаанитских городов оказалось, что открытые места встречаются только в виде внутренних дворов при дворцах, домах и храмах. Около ворот и внутри них располагались места для общественных собраний, как, например, у Дамасских ворот в старой части Иерусалима. Чаще всего собирались снаружи, где благодаря интенсивной езде и ходьбе образовывалась хорошо утоптанная площадка. Ее называли «горен» (от арабского «эль-джарун» – старый след от «джарна» – трепать, истирать. В легенде из Рас-Шамры описано, как местный правитель Дн'ил

Обычно близ городских ворот располагались кофейни, лавки менял и конторы нотариусов и писцов. Так было и около уже упоминавшихся нами Дамасских ворот в Иерусалиме и в раскопанном въезде в Телль-эль-Фара близ Наблуса, ханаанский город, построенный в конце среднего бронзового века (XIX век до н. э.).

Чтобы придать воротам большую прочность и защитить город от злых сил, перед началом их возведения приносили жертвы богам-охранителям. Нередко ворота возводили на могилах умерших в младенчестве детей правителя. Сведения об этом сохранились в Ветхом Завете. В рассказе о постройке Иерихона Ахиилом Вефилянином говорится, что «на первенце своем Авираме он положил основание его и на младшем своем сыне Сегубе поставил ворота его, по слову Господа, которое Он изрек через Иисуса Навина» (3 Цар., 16: 34).

На площадке перед воротами Телль-эль-Фары арахеологи обнаружили скелеты двух новорожденных младенцев, захороненных в кувшины с небольшими сосудами внутри, относящимися к середине бронзового века. Поскольку вокруг них не было других погребений, можно предположить, что данное захоронение связано с жертвоприношением (рис. 11).

Аналогично входу в дом и двери городские ворота представляли собой локус, связанный с представлением о переходе. В сознании древнего человека подобные места, периоды времени и фазы человеческой жизни имели особое значение и рассматривались как зоны наиболее подходящие для контакта со сверхъестественными силами. Для придания воротам защитных функций около них совершались регулярные охранительные действия. В частности, у древних семитов зафиксирован обряд обмазывания ворот кровью пасхального агнца, а современные арабы закапывают в воротах нового дома жертвенное животное. Аналогичный обычай бытовал и среди славян: при строительстве дома в воротах закапывали черного петуха.

В данном случае встречаются обряды, связанные с дверными проходами, распространенные среди примитивных семитов, то есть обряд обмазывания кровью пасхального агнца в Древнем Израиле и приношение животного, распространенное среди современных арабских крестьян, перед дверью нового дома.

На распространенность этого обычая среди ханаанитов указывают захоронения младенцев и антропоморфные фигурки из бронзы и серебра, обнаруженные при раскопках в Гезере. Разновидностью того же ритуала является закапывание под входом лампы или перевернутой чаши, отмеченное в железном веке и среди израильтян (рис. 14).

^{Рис. 14. Основание фигурки из Гезера (по Макалистеру)}

Что нам известно о внутреннем устройстве дворцов ханаанских правителей, где нашли амарнские таблички? Поскольку в большинстве случаев пределы их власти, а соответственно и статус ограничивался родом и ближайшей округой, то есть расстоянием, не превышавшим один дневной переход (примерно 15–20 миль), они не отличались большим великолепием.

В Иерихоне, Бетеле, Телль-бейт-Мирсиме, Телль-эль-Аджжуле, Бет-Шане и Гезере, как и в других местах Палестины, в средний и поздний бронзовые века дома правителей превышали обычные жилища числом помещений. Обычно вокруг двора строили несколько двухэтажных домов, в каждом из которых могла располагаться резиденция правителя. Подобный комплекс раскопан в Мегиддо на VIII уровне (XV век). Он занимает площадь примерно в полтора гектара и окружен стеной с укрепленными воротами. На то, что это дворец правителя, указывают богатые находки изделий из слоновой кости, золота и лазурита, обнаруженные археологами под полом одной из комнат.

^{Рис. 15. Гравированная пластинка из слоновой кости из Мегиддо (1350–1150), где представлены две сцены, на которых изображен король, возвращающийся из похода, и король на своем троне, принимающий дань (по Лауду)}

На известной плакетке из слоновой кости изображен сидящий на троне правитель, принимающий военнопленных под аккомпанемент музыки и пляски танцоров. Скорее всего, сцена воспроизводит реальный эпизод из жизни правителей Ханаана (рис. 15).

Для Египта Мегиддо был одним из стратегически важных центров Палестины. Через этот город в империю направлялись собранные средства и доходы от торговли с эгейскими купцами в Телль-абу-Хаваме, колонии, расположенной в 10 милях на побережье.

Во дворце ханаанских правителей, как и в иерусалимском дворце Соломона, возможно, располагались одно или два святилища. В качестве примера можно привести комплекс в Кветне, где находилась небольшая усыпальница внутри дворца и большой храм богини Луны Нин-гал. Он соединялся переходами с дворцовыми помещениями, сгруппированными вокруг двух внутренних дворов, занимая площадь около семи гектаров.

^{Рис. 16. План дворца в Рас-Шамре конца позднего бронзового века (1200);}

^{Районы a, c, d, e – архивы; b – королевские погребальные склепы (по Шефферу)}

Что могло собой представлять королевское поместье в Ханаане периода позднего бронзового века даже в небольших государствах-поселениях, видно на примере дворца в Рас-Шамре. Его шестьдесят семь комнат расположены вокруг пяти внутренних двориков, занимая площадь более чем в девять гектаров.

Конечно, это была не просто частная резиденция, а многоцелевой комплекс. В четырех отдельных помещениях хранились хозяйственные и государственные архивы, в которых обнаружено множество законодательных и административных документов, написанных на местном алфавите и аркадской силлабической клинописи.

На западе располагался вход, на юге возвышалось укрепление (мигдол), состоявшее из двух деревянных столбов, стоявших на каменных основаниях диаметром один метр. Через них гость направлялся к каменному портику над входом в приемную. Небольшая дверь на ее левой стороне вела к административным и складским помещениям. В них обнаружено несколько хозяйственных документов и бронзовых стило писцов.

На правой стороне располагалась широкая дверь, с нишами для стражников справа и слева, в которых нашли оружие. Дверь вела к вымощенному камнем двору (I), где обнаружили множество следов колесниц. На дворе находился колодец, закрытый подобранным по размеру отверстия камнем и тщательно заложенный каменной кладкой, которая сохранилась неповрежденной. Скорее всего, колодец предназначался для использования в экстренных случаях, когда его вода должна была обеспечить нужды защитников дворца. Глубина более одиннадцати метров показывает, что для подъема воды должен был использоваться какой-то механизм.

В южной стороне двора возвышался огромный вестибюль с колоннами, под который вполне могла заехать колесница правителя, но внутрь можно было войти только пешком. Пройдя через ряд комнат, можно было попасть в другой внутренний двор, но тот факт, что восточная сторона дворцового комплекса простиралась на то же самое расстояние на нижнем уровне, указывает, что весь дворец, так как он использовался в конце позднего бронзового века, был выстроен не по единому плану, а расширялся постепенно, по мере необходимости.

К северу от большого двора обнаружили погребение правителя с тремя подземными комнатами для погребальных ниш. Могилы представляют собой помещения со стрельчатыми сводами, в которые спускались по каменным лестницам. Планировка дворца и обнаружение подобного сооружения указывает на то, что в поздний бронзовый век в Рас-Шамре было сильное влияние микенской культуры.

При раскопках археологи нашли еще три внутренних двора и три независимые анфилады, служившие для административных надобностей. Одна анфилада располагалась у северно-восточного входа во дворец. Согласно обнаруженным в ней текстам, она предназначалась для ведения хозяйственных, судебных и налоговых дел, связанных с городом и примыкавшим к нему пригородом. Документы показывают четкое различие с постройкой, находившейся у западного входа, в котором велись дела, связанные с другими поселениями.

Еще одно учреждение располагалось рядом с четвертым двором в середине дворца. В нем вели внутридворцовые дела. Обнаруженные там документы в основном содержат списки продуктов, поступивших во дворец, подношений, купленных и списанных предметов. На многих документах находятся оттиски правительственной печати правящей династии.

В небольшом помещении, отделенном от последнего маленьким внутренним двором, обнаружены внешнеполитические документы, написанные на аккадском языке. Это переписка с правителями соседних стран, нередко официальная, о чем свидетельствуют печати хеттского правящего дома.

Хотя от дворца в Угарите сохранилась лишь небольшая часть, даже его план производит мощное впечатление. Постройку завершал верхний этаж или ряд ярусов, на их присутствие указывают одиннадцать лестниц, отделанных полированным деревом, металлическими накладками и панелями из слоновой кости. Дворец охранял целый гарнизон телохранителей, в разнообразных отделениях канцелярии трудились писцы. Иностранные дипломаты и все те, у кого были какие-либо дела, толпились в вестибюлях и внутренних дворах.

Нам ничего не известно о численности обслуживающего персонала и семьи правителя. Но размеры западных парадных ворот, предназначенных для проезда колесниц, и количество дворцовых помещений сами по себе производят сильное впечатление.

Ни в Сирии, ни в Палестине не были обнаружены дворцы похожей величины и равные ему по роскоши, но можно с уверенностью утверждать, что ничего подобного и не существовало. Угарит – совершенно исключительное сооружение, которое по праву считается одним из чудес Ханаана, о чем пишет правитель Библоса в своем письме к Аменхотепу IV, хотя у него самого был не менее примечательный город.

Расположенный на перекрестке торговых путей, шедших из Месопотамии, Анатолии, Ханаана, Кипра, Крита, Эгейского побережья Угарит имел жизненно важное значение для Египта как перевалочный пункт и являлся постоянным предметом спора с хеттами.

Поскольку до него было одинаково легко добраться из Египта по морю и из Анатолии, где располагалось Хеттское государство, по земле, Угарит был предметом притязаний обеих империй. Однако и египтяне и хеттские правители слишком высоко ценили его добровольную помощь и экономическое значение, чтобы полностью завладеть им с помощью военной силы.

Правители Угарита далеко не сразу оценили выгоды своего положения. Более того, именно данный город, занимавший столь выгодное положение, стал первым прибежищем беглецов с Крита, Кипра и других островов во время первой стадии активности морских разбойников, уничтоживших Минойское государство и разрушивших Кносский дворец в 1400 году до н. э.

Военный опыт и технические знания эгейских строителей привели к росту могущества и благосостояния Угарита. Именно эгейцам мы обязаны появлением сводчатых гробниц правителей, знати и состоятельных граждан Угарита, возведенных на рубеже среднего и позднего бронзового века.

Многочисленные документы, обнаруженные в дворцовом архиве, показывают, что в то время правитель Угарита был не только главой феодального государства, но и руководителем купцов, получая большие доходы от заморской торговли.

Отличительной особенностью ханаанского города считались священные места. К сожалению, археологические свидетельства часто заменяются субъективной точкой зрения, с этой оговоркой мы и проводим свой анализ. Следует различать святилища для поклонения местным божествам-охранителям и центры межобщинного культа, чаще всего культа предков, существовавшего на протяжении многих поколений, в которых совершались пышные церемонии, знаменовавшие единство всего племени.

^{Рис. 17. Открытое святилище в Гезере (по Макалистеру)}

Мы считаем, что такими центрами прежде всего стали древние святилища кочевников, связанные с культом предков – основателей племен. Возможно, это были древние святилища аморейских племен, поселившихся на этих землях около 2000 года до н. э. К ним относится известный культовый центр в Гезере. Там находились восемь или, возможно, одиннадцать монолитов из песчаника, расположенных полудугой, вытянутой в направлении с севера на юг длиной около десяти метров. Все монолиты, за исключением одного, установленного в каменном углублении, расположены на квадратной каменной платформе, приподнятой над уровнем земли.

Возможно, эта приподнятая платформа является тем самым «горним местом», так часто упоминаемым в церемониях, описанных в Ветхом Завете. Перед двумя монолитами находятся большие квадратные блоки из песчаника, размером примерно три на три метра, с квадратным углублением около метра в середине.

Отсутствие следов штукатурки показывает, что углубление использовалось для совершения возлияний. Возможно, что в нем устанавливалось деревянное изображение Богини-матери Ашеры.

На камне из песчаника сохранился толстый слой высохшей жидкости, напоминающей кровь. Во время церемоний ею обрызгивали изображение божества и поклонявшихся ему, чтобы обозначить сошедшую на них благодать. О том, что данное место считалось священным на протяжении длительного времени, свидетельствуют обнаруженные близ него захоронения младенцев в кувшинах, которые датируются серединой второго тысячелетия до н. э.

Археолог Р. Макалистер, исследовавший похожие кувшины со скелетами младенцев, засыпанными просеянным песком, обнаруженные в Телль-эль-Хезе, предположил, что младенцы были закопаны живыми. Скорее всего, в данном случае младенцы, в возрасте всего нескольких дней принесенные в жертву, были первенцами. Видимо, церемония была связана с выполнением обета или отражала традиционное представление о том, что любой первенец человека или скота принадлежит Богу (Исх., 13: 1–2; 22: 28–29), которого следовало умилостивить с помощью жертвоприношения (Исх., 13: 11–15; 34: 19–20).

В том же самом комплексе находятся две подземные пещеры, в которые ведут лестницы. В каменном веке они использовались как жилища, позже их соединили со святилищем и стали использовать как местопребывание оракула.

В Ветхом Завете вертикально стоящие камни (masseboth) постоянно соотносятся с «возвышенными местами» (bamoth), на которые снисходит божественная благодать (beraka). Поэтому в них и находились захоронения предков данного рода, которых считали его охранителями. Культ предков был известен и арабам-кочевникам, которые также считали умерших святыми покровителями живых. Видимо, такими святынями и были небольшие столбы, обнаруженные в храме конца бронзового века, расположенном в Гезере.

На каждом столбе вырезано рельефное изображение двух рук, вытянутых на диске внутри полумесяца, символизирующих неразрывную связь живых и умерших. В этой связи приведем фрагмент одного из расшамранских текстов, где говорится, что сын правителя – это тот,

С одной стороны, такие камни могли воздвигать в память о явлениях божества, как, например, столб, который Иаков установил и миропомазал в Бетеле (Быт., 35: 14–15), или собрание таких столбов в «храме обелисков» в Библосе, относящемся к первой половине второго тысячелетия.

В Ветхом Завете его обозначали как «бамот», имея в виду такое святилище, как в Гезере. Там находилась погребальная насыпь, на которой размещалась приподнятая платформа с памятниками умершим предкам (Иез., 43: 7, Ис., 53: 9, Кумранские тексты и Иов., 27: 15). Платформа предназначалась для совершения жертвоприношений или использовалась как алтарь для молитв. Подобным сооружением является комплекс в Мегиддо, состоящий из трех храмов и каменной насыпи, построенный в середине бронзового века. Он имеет овальную форму размером 8 на 10 метров и высоту около двух метров. Наверх ведет лестница из семи ступеней. Боковая поверхность площадки укреплена каменной стеной. Такое же сооружение обнаружено в Нахарии близ Акко, неподалеку от святилища гиксосов. Первоначально оно имело меньший, чем комплекс в Мегиддо, размер, но постепенно было расширено (рис. 18).

Были и древние святилища, как, например, храм покровительницы Библоса. Дунанд считает, что от наиболее древних времен там сохранилась пещера, вокруг которой постепенно были возведены строения. В начале третьего тысячелетия под влиянием Египта был построен храм. В нем обнаружены фигурки с изображением богини Изиды, относящиеся к следующему периоду, то есть к началу второго тысячелетия.

Отличительная особенность подобных святилищ – наличие огороженного пространства для жертвоприношений. Она сохраняется как в больших, так и в меньших по величине комплексах, например Муслим-Хараме-эш-Шариф в Иерусалиме. Возможно, первоначально местом поклонения был камень с пещерой, впоследствии на его месте был построен храм с куполом. Данное место считается культовым на протяжении почти трех тысячелетий.

Как указывает фундамент на священной площади, посвященной богине Бублос, перестроенный и укрепленный около 2000 года до н. э., на этом месте находилось помещение, которое могло быть «святая святых». Внутри его находятся три грубо обработанных камня, к которым можно было подняться по трем ступеням. Вероятно, в прошлом эти камни составляли алтарь. Эти сооружения располагались в изолированной от верующих части храма.

После того как ханаанейцы перешли к оседлой жизни, там появились храмы, которые символизировали присутствие богов. Они строились как жилища для бога (battim) и состояли из комнаты, в которой находилось изображение божества или его священный символ. Другие части храма предназначались для священников и верующих (рис. 18).

По форме храм представлял просторное помещение, вход в которое находился против возвышения для священного символа или алтаря. С подобной конструкцией мы встречаемся в трех храмах большого святилища в Мегиддо, относящихся к середине бронзового века.

^{Рис. 18. Святилище («Высокое место») среднего бронзового века в Мегиддо (по Луду)}

В святилищах в Телль-эд-Дувейре (с XV по XIII век), Бет-Шане VII (XIII век), Телль-эль-Фаре в Наблусе и Гезере алтарь и изображение бога находились на приподнятой платформе позади усыпальницы, доступные для широкого обозрения.

В храмах Ваала и Дагона в Рас-Шамре, которые использовались с 2000 года до конца XIII века, вход находился на одной из боковых строн. Вначале верующие попадали в передний двор, а затем входили в храм, где находился большой алтарь и «святая святых».

Хотя каждый храм приспосабливался к местным условиям, их общее устройство практически не менялось, хотя далеко не всегда они были предназначены для почитания только одного бога. Так, в комплексе Мегиддо, построенном в середине бронзового века, в каждом из трех имевшихся храмов находился помост или пьедестал, предназначенный для подношений одному божеству.

Наряду с этим в Телль-эд-Дувейра находится небольшое святилище конца бронзового века, расположенное за стеной гиксосской крепости. Его явно перестроили после последнего разрушения города в 1230 году. В задней части находится длинный помост с тремя выступами на передней части – похоже, что это алтарь.

^{Рис. 19. Храм в Лашише, расположенный за городской стеной с двумя поздними реконструкциями, относящимися к позднему бронзовому веку (по Старки)}

Возможно, данный храм был посвящен Триаде, возможно, богу Аль и богине Ашере, Создателю и Богине-матери и Ваалу-Хададу, молодому и энергичному богу – сначала дождя и бури, а затем покровителю растительного мира. Такое же святилище конца XV – начала XIV века, посвященное мужскому богу Мекалю и женскому божеству, находилось в Бет-Шане.

Подобные святилища были очень небольшими, упомянутое святилище в Мегиддо имело размер примерно 8 на 5 метров и считалось самым большим из святынь Лашиша. Результаты последних раскопок показывают, что и общий их план был примерно одинаковым. Однако встречались и такие святилища, в которых находились не только объекты поклонения, но и оракул. Подношения размещались на каменных или глиняных скамьях, расположенных вокруг стен. На это указывает множество кувшинов для хранения припасов, обнаруженных в святилище Телль-эд-Дувейра (Лашиш).

Прилегающая к сакральному месту территория оставалась свободной и использовалась для празднеств и собраний членов общины. Для этой цели предназначались и наружные дворы тройных храмов.

Храм Ваала в Рас-Шамре размером 40 на 20 метров намного превосходил по величине комплекс, посвященный Дагону, находившийся в том же самом поселении, но имел практически одинаковое устройство. Его планировка явно напоминает трехчастный храм Соломона, расположенный в Иерусалиме.

Ориентированный по оси север – юг, храм в Рас-Шамре состоит из открытого двора с алтарем размером 2,20 на 2 метра, более узкого и меньшего по размерам двора и находящейся в самой глубине узкой и широкой усыпальницы, в которой располагались символы божества.

Вход на территорию находился с восточной стороны, где портик соединял передний и внутренний двор. Вдоль западной стороны располагался коридор, выходивший в наружный двор напротив алтаря. Видимо, по нему доставляли жертвенных животных и продукты, необходимые для жертвоприношений (рис. 20).

Сохранившаяся мебель проста, но клинописные описи сокровищ в храме богини Луны Нин-гал в Кетне показывают, что так было не всегда. В этих документах перечисляется множество различных предметов из золота, предназначение которых еще не установлено. Начиная с середины второго тысячелетия в документах упоминаются статуя богини из красного золота с чашей из желтого золота в руке весом десять шекелей, два огромных золотых орла, один золотой бык и шесть золотых тронов.

^{Рис. 20. Храм Ваала в Рас-Шамре от середины до позднего бронзового века.}

^{А – вход для священнослужителей; B – вход для священных животных; C – алтарь; D – передний двор (реконструкция Дюссо)}

В помещенном ниже очерке ханаанитского искусства указано, что пока не обнаружена ни каменная облицованная золотом голова льва, ни голова быка, отделанная лазуритом.

Наличие пьедестала указывает на существование статуи, но ни в Палестине, ни в Сирии пока не обнаружено ничего подобного, за исключением храма конца бронзового века в Гезере, где нашли фигуру мужского божества высотой в 40 сантиметров, достаточно грубо вырезаную из местного черного базальта. Божество сидит на троне и держит в руках чашу или сосуд для подношений.

^{Рис. 21. Стела с рельефом бога и поклоняющимся ему правителем. Отдыхающий пожилой бог, возможно, Эл, главный бог ханаанитского пантеона, встречается в рас-шамранских текстах. Полагают, что его рога отражают один из его эпитетов («быкоподобный Эл»). Но они также являются символами различных богов, встречающихся на семитском Востоке (реконструкция Контено)}

^{Рис. 22. Фигурка Ваала из Рас-Шамры, медь, покрытая золотом и серебром (по Шефферу)}

^{Рис. 23. Фигурка Ваала из Рас-Шамры, медь, инкрустированная и покрытая золотом и серебром, поздний бронзовый век (по Шефферу)}

Перевернутый полумесяц на груди фигуры указывает, по аналогии с шумерской идеограммой, что статуя изображает бога Луны Шина. На это же указывает и изображение поднятых в молитве рук, держащих диск и полумесяц.

Бурная история Ханаана, постоянные восстания сирийцев и ответные карательные рейды ассирийцев, периодические потрясения в Израиле и Иудее объясняют происхождение огромных золотых изображений. На самом деле голова статуи из Гезера была разбита.

В Бет-Шане и Рас-Шамре также удалось найти стелы с рельефами богов (рис. 8, 21).

Обычно высота подобных стел не превышала 50 сантиметров, только изображение Ваала с корпьем-молнией в руке, относящееся к первой половине второго тысячелетия, из Рас-Шамры достигает почти 1,5 метра. Косвенно на существование подобных изображений указывают фигурки богов, возможно вотивные приношения или изображения, сделанные священниками для продажи.

Традиционно такие статуи изготавливались из бронзы и в ряде случаев покрывались золотом и серебром. Большинство находок, обнаруженных в Рас-Шамре, Мегиддо и Телль-эд-Дувейре, относятся к концу бронзового века. На фигурках из Рас-Шамры и Минет-эль-Бейды воспроизводится такой же образ Ваала, как и на стеле, которую мы упомянули.

В образе бога-воина, похожего на Ваала, скорее всего, изображен Решеф, которого в иудейской традиции именуют Мекаль (от еврейского «mekalleh»), «Унитожитель». Он представлен на стеле из Бет-Шана. На это указывают рога газелей, украшающие головной убор бога, а также и то, что Бет-Шан на берегу Нахр-Ялута постоянно страдал от малярии.

Образы богини плодородия также известны по рельефам на стелах из Бет-Шана и Рас-Шамры и по обнаженным фигуркам из терракоты и золотым подвескам, которые встречаются в практически каждом примечательном ханаанейском поселении, относящемся к позднему бронзовому веку.

Еврейское слово «massebah» может обозначать как каменную стелу, так и свободно стоящую статую. Она могла использоваться как памятник умершему или символ для обозначения места, где осознавалось присутствие бога. Однако независимо от культового назначения его прежде всего связывают с мужским божеством. Символом богини-матери был asherah (литературное «подпорка»). Сегодня известно из расшамранских текстов, что оно обозначало имя богини-матери, супруги Эля и матери божественной семьи. В Ветхом Завете это слово нередко переводят как «роща», что позволяет предположить, что она может быть вырвана с корнем (Мих. 5: 13; 4 Цар., 23: 14), срублена (Суд., 6: 26) и сожжена (Втор., 12: 3; 2 Цар., 23: 6; 15). Она изготавливалась из дерева (Суд., 6: 26) и, возможно, на самом деле была деревом, посаженным человеком.

Обычно, особенно у тех склепов в ханаанских городах, которые мы упоминали, дерево было представлено шестом или столбом, который, возможно, устанавливался в углублении каменного основания. По крайней мере, так определили по первому ханаанитскому храму, раскопанному Роу в Бет-Шане.

Возможно, подобной же цели служили каменные углубления, которые мы заметили в «горнем месте» в Гезере, и похожее каменное углубление в одном из храмов, относящихся к тому же периоду в Библосе. Возможно, дерево, питаемое дождем, который был в ведении мужского бога Ваал-Хадада, служило символом жизни. Изображение кипариса как дерева жизни широко распространено в ханаанском искусстве. Изображение богини, собиравшей растения, между двумя кипарисами, находится на коробке для мазей из слоновой кости. Подобное изделие позднего бронзового века из Рас-Шамры позволяет предположить связь между богиней плодородия и священным деревом.

Фимиам курился в керамических или бронзовых сосудах с отверстиями, установленных рядом с выемкой. Сосуды могли иметь цилиндрическую или кубическую форму, напоминая домик с несколькими этажами или усыпальницу с окошками. На образце из Бет-Шана (XI век) кубический сосуд поддерживают ножки в виде львов или сфинксов. Нередко его украшали накладками с изображениями змей. Часто встречаются изображения птиц, вероятно, это были голуби, которые, как и змеи, ассоциировались с богиней-матерью. Богиню изображали обнаженной или выглядывающей из окон.

Каменные или керамические сосуды использовались для крови жертвы и воды для очищения, а также проведения очистительных и инициационных обрядов, например, чтобы вызвать дождь. Об этом свидетельствуют огромные бронзовые сосуды на колесиках (так называемые «моря») и блюда, обнаруженные в храме Соломона.

Миниатюрный образец, относящийся к позднему бронзовому веку, обнаруженный в хранилище священных предметов в Рас-Шамре, представляет треножник с круглой верхушкой и подвесками в форме гранатов.

Вокруг главного помещения храма располагались помещения для хранения реликвий, необходимого инвентаря и пребывания обслуживающего персонала. В Ветхом Завете говорится, что в храмах были отдельные места для разных групп верующих. Там они собирались на «трапезу любви», то есть общий ритуальный пир. Приготовление пищи производилось в специальном помещении. Об этой важной особенности ханаанской религиозной практики говорится и в рас-шамранской легенде о сыне правителя Акхра, который рожден, чтобы

На протяжении второго тысячелетия погребальные обычаи ханаанцев менялись от района к району соответственно с тем, кто захватывал регион, но в любом случае угощение для мертвых устраивалось так, чтобы оказать достаточное уважение и в то же время не нанести ущерба живым.

На протяжении раннего бронзового века небольшие сообщества и отдельные семьи хоронили умерших в общих пещерах из известняка, расположенных неподалеку от поселения. По мере надобности пещеры постепенно расширялись и отделывались.

С переходом к оседлой цивилизации среднего бронзового века (2000) погребальные обычаи изменились, как ярко подтверждают результаты раскопок в Иерихоне. Здесь, так же как и в других животноводческих сообществах в Телль-эль-Аджжуле, Телль-эд-Дувейре, были обнаружены гробницы, расположенные на склонах гор на некотором расстоянии от поселения. Их отличительными особенностями является появление индивидуальных погребений, хотя они встречаются далеко не всегда.

В это время в Иерихоне применялось пять различных типов погребения в гробницах, что подтверждает существование на данных землях независимых, возможно разноплеменных, групп.

В гробницы можно было подняться с подножия по вертикальному стволу. Один тип представляет собой небольшую комнату, отделанную тесом, в ней находится только одно тело, похороненное в согнутом положении: мужчина с бронзовым кинжалом или женщина обычно с бронзовой булавкой или ниткой бус.

Второй тип представляет собой погребальную комнату, размещенную у основания шахты, она гораздо больше по размерам, более тщательно отделана. Отличительной чертой считается расчленение останков, что, как смело предположил археолог доктор Кенион, может указывать на перевозку умерших на некоторое расстояние к месту родовых погребений. В этой связи можно вспомнить о перевозке еврейских патриархов в пещеру Махпеллах в Хевроне или костей Иосифа в Сихем. В погребениях не обнаружено никакого оружия, но имеется значительное количество керамики. Изделия крайне примитивные, непохожие на те, что обнаружены в поселениях, что позволяет предположить, что они были исключительно погребальными сосудами.

Однако, если данные погребения принадлежали кочевникам, мы не должны рассчитывать, что встретим в них керамику, которая использовалась в повседневной жизни в этом поселении.

Другой отличительной чертой погребений этого типа была керамическая лампа, помещенная в стенной нише. Потускневшие краски указывают на то, что она использовалась для освещения. Возможно, лампу зажигали в ходе погребального обряда для того, чтобы указать умершему путь во тьме, или она была ритуальной заменой символа жизни, горела до окончания погребального обряда, отмечая переход умершего в мир иной.

Три других типа погребений отличаются в основном размерами шахты и величиной погребальной камеры, сочетают особенности первых двух, показывая их постепенное слияние. Появление подобных форм указывает на то, что в данном районе происходило постепенное слияние разноплеменных групп.

Похожие изменения форм погребальных обрядов с повторением тех же самых отличительных особенностей, хотя и с местными отличиями, отмечены и в других районах, прежде всего в аморейских поселениях в Телль-эль-Аджжуле, Мегиддо и Гибеоне (Эль-Джибе).

В начале среднего бронзового века (XIX век), когда появлялись более крупные поселения городского типа, погребальные обряды соответственно менялись.

Теперь захоронения совершались не на расстоянии от поселений, а в непосредственной близости от жилой зоны, как, например, в Иерихоне и Мегиддо. Видимо, подобное расположение связано со стремлением жителей, которые в основном были пришельцами, защитить свои погребения от возможного осквернения, на что неоднократно указывали результаты раскопок.

На основании найденных в этих могилах разновидностей керамики можно сделать вывод, что народности, которые раньше заселяли прибрежные города Сирии, теперь частично расселились в некоторых районах внутренней части, ранее занятой аморейцами. Видимо, постоянные вторжения пришельцев из перенаселенных территорий привели к политическому объединению аморейских племен, а также к перемещению центров торговли из прибрежной зоны, над которой во время XII династии утвердилась власть Египта.

В любом случае погребения аналогичны тем, что встречаются в больших городских центрах, расположенных на побережье, где недостаток места обусловил возникновение обычая, показавшего справедливость организации тщательно обустроенных богатых могил.

В большинстве погребений обнаруживаются образцы бронзового оружия и керамики. Могилы вырывались в земле, и их длинные стороны укреплялись каменной кладкой, сверху ее закрывали плоскими камнями и лишь после этого засыпали землей, как, например, в поселении Рас-эль-Айн в Палестине. Известна одна разрушенная могила такого типа в Иерихоне. Она была обложена саманным кирпичом и перекрыта сверху либо каменными плитами, либо выложенным из камней сводом. Правда, кладка свойственна более ранним пещерным погребениям.

^{Рис. 24. План и поперечный разрез двух сводчатых гробниц в Рас-Шамре, от XVIII до XVII века (по Шефферу)}

Гробницы данного типа, расположенные неподалеку или даже непосредственно под жилым домом, наиболее распространены в таких поселениях, как Мегиддо, Телль-эль-Аджжул, во второй половине среднего бронзового века, то есть в гиксосский период. Некоторые из них использовались только для одного погребения, в других размещено несколько умерших, поэтому кости более ранних погребений отодвинуты в сторону. Иногда в могилах обнаруживаются останки около двадцати скелетов, а в некоторых случаях их число вдвое больше, что указывает на их частое и долговременное использование. Огромные комнаты-могилы с вертикальными шахтами высекались в мягком белом известняке, которым были сложены русла вади. Обычно они располагались в непосредственной близости от поселений.

Кости более ранних погребений вместе с размещенными в могилах сосудами для еды, простейшими элементами домашней мебели и иногда оружием весьма бесцеремонно отодвигались в заднюю часть могилы, чтобы освободить пространство для более свежих погребений. Логично предположить, что это были семейные погребения. Возможно, о них говорится в Ветхом Завете как о «лежащих рядом» или «собравшихся рядом с отцами».

Подобные погребения превосходно представлены в Иерихоне, где после местной эпидемии 1600 года подобные погребения были заполнены телами умерших, которые так и остались непотревоженными.

Доктор Кенион установил, что по какой-то причине останки уже разложившихся тел оставались нетронутыми и после повторного вскрытия могил. В этом можно убедиться по хорошо сохранившемуся содержимому, расстановке предметов мебели и сосудов с погребальными подношениями.

Предметы мебели, возможно аналогичные тем, что использовались и в обычных жилищах, состоят из тростниковых матов, на которых размещались тела, низкого узкого трехногого деревянного стола с костями барана и сосудов для еды. Другие сосуды для еды различной величины и корзины размещались вдоль сторон гробницы.

Личные украшения, например бусы, туалетные принадлежности и деревянные расчески для женщин и украшения в виде скарабеев для мужчин и бронзовые продолговатые булавки для одежды обоих полов указывают, что мертвых и после смерти снабжали всем тем, что было необходимо живым.

Соответствие с миром живых было настолько буквальным, что глава семьи (по крайней мере, так было в зажиточных семьях) занимал ложе в стороне от остальных, размещавшихся на тростниковых матах, на приподнятых платформах или на возвышениях в углах гробниц. Подобный тип погребений с трогательной попыткой сохранить подобие живых характерен для ханаанской культуры конца бронзового века.

Ханаанские города были центрами международной торговли пурпурной краской с побережья, прекрасного оливкового масла и вина со срединных земель, металлов с Кипра и Анатолии, слоновой кости и ценных пород дерева с Нижнего Нила. Огромные кедровые бревна доставлялись на кораблях из Библоса.

В гаванях Леванта ханаанские купцы наполняли свои корабли сосудами из Египта, Крита и материковой части Греции. В конце позднего бронзового века по крайней мере четверть товаров ввозилась в Угарит именно через порты.

И все же основой экономики была не торговля, а сельское хозяйство, о чем сообщается в мифологических текстах из Рас-Шамры. Это видно по четкой соотнесенности магических обрядов с узловыми точками сельскохозяйственного года, с помощью которых земледельцы пытались повлиять на судьбу для обеспечения своего благосостояния.

Сельскохозяйственный год начинался поздней осенью с ожидания сильных дождей, «дождей Создателя», как говорится в Ветхом Завете, выпадавших в конце октября – первой половине ноября. Когда сильные дожди размягчали поверхность, высушенную летней жарой, крестьяне выходили на поля, распахивали землю и сразу же засевали ее.

Возделывались две основные зерновые культуры – ячмень и пшеница, в апреле начинали собирать ячмень, а в мае или в начале июля заканчивали цикл сбором пшеницы. Колосья срезали серпами и молотили с помощью распорки, в которую вставляли острые камни или металл. Иногда пользовались заостренными вращающимися цилиндрами. Затем обмолоченные зерна веяли, подбрасывая вверх при свежем ветерке деревянными лопатами, а в заключение очищали с помощью решета.

Зерно высыхало, лежа на току, защищенное с помощью колючек до тех пор, пока вместе с другими летними фруктами его не переносили в накопительную яму в жилище. Так же поступают и современные арабские крестьяне, сопровождающие свои действия определенными обрядами и даже молитвой.

В то же время после сильных дождей с помощью плуга или мотыги возделывались виноградники, а затем и сливовые деревья в период между январем и февралем. Пока фрукты созревали, семьи жили в легких шалашах в виноградниках или наверху сушилен, которые обычно строили из камней, образовавшихся после расчистки поля (Ис., 5: 2). В это время поверяли прочность террасс и укрепляли их с помощью подобных камней, не допуская эрозии почвы.

Летом собирали фиги, вынимали из них косточки и сушили на солнце, собранный виноград раскладывали на токах для получения изюма или отжимали в специальных каменных давильнях, а сок собирали в больших глиняных сосудах, связанных парами для удобства переноски.

Конец земледельческого года отмечался последним сбором зимних фруктов и зерна с токов. Заложив собранные запасы на хранение, отмечали праздник урожая, за которым снова начинался период долгожданных дождей. Так проходили годы, сменяя друг друга.

Деление земледельческого года палестинского крестьянина на периоды мы приводим по надписи на песчаниковом диске из Гезера, относящейся примерно ко времени Соломона (Х век):

Два месяца – собирание плодов (сентябрь, октябрь)

Два месяца сева (ноябрь, декабрь)

Два месяца вторичного сева (январь, февраль)

Месяц срезания льна (март)

Месяц сбора урожая ячменя (апрель)

Месяц сбора урожая и затем праздник (май)

Два месяца обрезания виноградника (июнь, июль)

Месяц (сбора) летних фруктов (август)^[6]

Из росписей египетских гробниц и скульптур нам известно, что верхнее сословие ханаанцев носило длинные одеяния, удерживаемые в середине поясом, бедные слои населения – короткое одеяние, напоминавшее юбку. Такая же одежда была и у воинов. Головы обычно прикрывали специальным покрывалом, которое удерживали на голове с помощью повязки. Покрывало напоминает куфию, которую носят и современные бедуины.

На основании росписей могил семитской группы в гробнице Бени-Хасан ясно, что наиболее распространенным типом обуви были открытые сандалии с переплетениями. На изображениях показано огромное разнообразие узоров тканей с оригинальными яркими расцветками.

Обнаруженные в разных местах каменные и глиняные пряслица указывают на развитое ткацкое производство. Можно предположить, что разнообразие образцов отражает и этническую пестроту Ханаана.

^{Рис. 25. а – продолговатая булавка, от середины до позднего бронзового века; б – «безопасная булавка», поздний бронзовый век (по Барруа)}

Платья представителей обоих полов, особенно женщин, не поддерживались поясами, обычно во втором тысячелетии они скреплялись длинными булавками, изготовленными из бронзы, с просверленными дырочками. Части одежды скреплялись булавками, продернутыми через специальные отверстия и закрепленными нитками. Примерно в середине второго тысячелетия в обиход вошла примитивная разновидность «безопасной булавки», хотя продолговатая булавка не исчезла (рис. 25 а, b).

Женщинам конечно же, как и во все времена, очень нравились украшения. В районе Бени-Хасана носили как ручные, так и ножные браслеты. По частоте находок в раскопках можно судить, что в древнем Ханаане использовали почти такие же браслеты, серьги, кольца для носа и подвески, как и на современном Ближнем Востоке.

Большинство из найденных предметов изготовлено из золота, что, несомненно, свидетельствовало об их принадлежности к приданому женщины. Как тогда, так и теперь муж, скорее всего, влиял на свободу перемещений женщины, заботясь о сохранности своего капитала.

^{Рис. 26. Коробка для благовоний из слоновой кости из Рас-Шамры (по Шефферу)}

Обнаружено значительное число образцов древней косметики. Судя по всему, женщины подводили глаза краской на основе сурьмы, которую хранили в крошечных горшочках из декоративного камня, такого, как алебастр или змеевик. Они также красили лица, приготавливая краску на специальной ложечке, тоже выточенной из камня. Результат рассматривался в изящных зеркалах из хорошо отполированной бронзы.

Использовалось также ароматизированное масло. Его обычно хранили в изящно разрисованных фляжках из слоновой кости с точно подогнанными пробками в форме женской головки. В подобные сосуды вставлялись ложки, например, в коробке из слоновой кости из Рас-Шамры был маленький половник в форме плавающей утки.

Превосходные образцы подобных личных украшений из золота найдены в Телль-ад-Аджжуле в устье Вади-Газех сэром Флиндерсом Петри. Не касаясь магического значения золота, обладание которым означало вечную молодость, мы можем отметить, что в этих предметах блестяще сочетаются практическая и декоративная функции.

К первой категории относятся неотделанные незамкнутые кольца из золота, концы которых обычно суживаются. Кольца встречаются простые или украшенные с помощью спирали либо чернения, с подвесками или без них, которые, в свою очередь, отличаются большей или меньшей степенью отделки. Кольца предназначались для уха или для носа.

Как полагает Петри, более массивные височные кольца использовались для украшения волос. Возможно, они входили в приданое женщины, как и продырявленные монетки в волосах современных арабских крестьянок. При этом они могли оставаться только украшением.

Большие незамкнутые золотые и серебряные браслеты для рук и ног по-прежнему привлекают крестьянок с Востока, как привлекали и в Древнем Иерусалиме, когда Исаия получал удовольствие от позвякивания браслетов городских женщин. Плоские нагрудные украшения в виде тонких золотых или покрытых фольгой пластинок, возможно, были не только предметом украшения, но и знаком отличия, символизировавшим принадлежность к знати.

Автобиографические надписи на гробницах показывают, что фараон нередко жаловал подобные декоративные изделия заслуживающим поощрения чиновникам. К таким предметам относятся богато орнаментированные пекторали из гробниц Библоса. Широкая золотая лента, приколотая к одежде, возможно, была диадемой местного правителя. Именно такую ленту обнаружили в королевской гробнице Ипшхемуаби в Библосе (XVIII век).

Функциональное значение имели украшения в виде скарабея и цилиндрические печати, вставленные в тяжелые золотые перстни. Возможно, иногда их надевали и на пальцы, но они оказались такими неудобными, что, скорее всего, их носили на шнурке на шее. Возможно, это были печати чиновников различных рангов, как печать среднего бронзового века, найденная в Телль-эль-Аджжуле, на которой читается надпись «Хранитель зерна», напоминающая библейского Иосифа из Египта.

Отчетливый декоративный рисунок нескольких перстней со скарабеями, надетыми на другую руку, позволяет предположить, что они, скорее всего, воспринимались как амулеты, хотя первоначально украшения в виде скарабея использовались и как печати. Этот предмет, представляющий изображение спины самки скарабея, отражает представления египтян об этом животном.

^{Рис. 27. Ожерелье из золотой проволоки, обвитое великолепной золотой нитью, из Телль-эль-Аджжула. Египетское происхождение подтверждается серой лазуритовой фигуркой Гора, установленной в зерненую оправу, и темным аметистовым гиппопотамом на ожерелье. В пользу того, что это ожерелье из Египта, а не из Персии, свидетельствуют и другие находки в том же погребении (по Петри)}

Наблюдая за тем, как скарабей катит свежие шарики навоза в свое гнездо, чтобы высиживать яйца и защищать личинки, они усмотрели в этом символику движения солнца по небу и сделали скарабея символом вечного обновления.

Циклические печати с северомесопотамским рисунком, скорее всего, были фамильными печатями наместников, нанимаемых фараонами XVIII и XIX династий, чтобы управлять Палестиной. И наконец, они могли выполнять функцию обыкновенных амулетов, на что указывают сюжетные сценки, нередко вырезавшиеся на них.

Гораздо большее, чем сегодня, значение придавалось амулетам. В слоях, относящихся ко второму тысячелетию, в Библосе встречаются глиняные фигурки гиппопотамов, кошек, обезьян, Беса и Хоруса. Подвеска из золотой проволоки из Телль-эль-Аджжула состоит из двух фигурок, одна из них – младенец Хорус, а другая – изображение гиппопотама, египетского бога Сета, который сравнивался с ханаанитским Ваалом (рис. 27).

Небольшие золотые мухи и насекомые, напоминающие вошь, возможно, имели особое защитное значение против болезней, так же как и золотая мышь. Подобные артефакты были принесены в Арк филистимлянами, хотя их обнаружение в Телль-эль-Аджжуле, последнем значительном поселении в Палестине по дороге в Египет, позволяет предположить, что они, возможно, были и египетскими наградами, «золотом бесстрашия», о чем сообщают египетские надписи.

К амулетам обязательно следует отнести золотые пластинки, обычно грубой треугольной формы, на которых изображена обнаженная ханаанейская богиня плодородия Ашера, мать богини Астарты или Анат, сестра и супруга Ваала.

Последняя из упомянутых богинь, возможно, изображена и на яйцевидной подвеске из Бет-Шана (поздний бронзовый век), она также обнажена, в профиль видно, что на ней надет египетский парик. В руках она держит египетский скипетр как символ ее власти и права дарить жизнь и процветание.

Правда, точно определить, какая это богиня, вряд ли возможно, но, скорее всего, это одна из трех великих ханаанитских богинь плодородия. Несмотря на явную стилизацию под египетские образцы, на статуэтке изображены не только лицо и часть прически, характерные для египетской Хатхор, но и намечены груди, пупок и половые органы.

Носившиеся женщинами Ханаана амулеты с изображением богини плодородия в форме небольших металлических подвесок или глиняные статуэтки, хранящиеся в домах, отражают многовековой трепет перед великой тайной жизни и рождения, от которой зависело существование самого общества. Множество данных изображений богини плодородия, реалистических или стилизованных, выполненных в камне или глине, обнаруживаются по всему Ближнему Востоку начиная с халколитического периода и указывают на то, что местные земледельцы постоянно заботились о плодородии поля, животных и своих жен.

За исключением топоров, форма бронзовых изделий такая же, как и форма оружия, и этими предметами тоже очень гордились, поскольку металл для их производства доставлялся издалека и стоил достаточно дорого. Медь и олово для производства привозили из Хорасана и закаляли с мышьяком.

В большинстве случаев производством этим занимались странствующие кузнецы, которые путешествовали по всему Древнему Востоку. Кузнецы, составлявшие отдельное племя, упомянуты в Ветхом Завете как каиниты. До наших дней в арабском мире известны племена наввар и шулейб, все представители которых являются лудильщиками. Интересно, что они всегда сохраняли нейтралитет и никогда не участвовали в междоусобных стычках. Так поступали и упоминавшиеся нами каиниты (кузнецы), которым всегда было присуще высокое самосознание (Быт., 4: 15).

На протяжении второго тысячелетия металлургическая техника еще не систематизировалась по отдельным разновидностям изделий. Поэтому боевые топоры конца бронзового века, найденные в Рас-Шамре и Бет-Шане, очень похожи на найденные в Луристане (рис. 28, табл. 42, 43).

^{Рис. 28. Изменения формы топора во втором тысячелетии до н. э. (по Барруа)}

Со временем производство обычных инструментов и оружия сосредоточилось в местных городах-государствах, где изделия отливали в глиняных и песчаниковых формах разного размера (рис. 28j, 30).

Великолепные кинжалы с прекрасно выкованными лезвиями, ручками, украшенными деревянными и костяными накладками, часто заканчивались бронзовыми или каменными головками в форме шара или полумесяца. Возможно, они усиливали удар.

Чтобы придать большую прочность, рукоятку отливали вместе с лезвием. Такой тип кинжала установился на прояжении позднего бронзового века.

^{Рис. 29. Бронзовый топор из луристана (по Шефферу)}

^{Рис. 30. Кинжалы и сабли второго тысячелетия до н. э.}

Наконечники стрел имели чуть искривленную или листообразную форму с двумя краями, прекрасно заточенными, как лезвия кинжала, и отполированными, чтобы их можно было прикрепить к древку.

Для пробивания прочной нагрудной брони изготавливались более тяжелые трех– или четырехгранные стрелы. Об этом свидетельствуют находки из Рам-Шамры, относящиеся к позднему бронзовому веку. Возможно, странствующие кузнецы, о которых шла речь выше, способствовали их распространению на запад из Анатолии.

Стрела с очень широким наконечником из Телль-эль-Аджжула, возможно, выполняла те же функции, что и современная пуля дум-дум. Как предположил Петри, она использовалась для борьбы с колесницами и верховыми лошадьми. Для этой же цели использовались метательные дротики.

^{Рис. 31. Головки стрел второго тысячелетия до н. э. (по Барруа)}

Сабля того времени напоминала укороченный турецкий ятаган с узким остро закруглявшимся колющимся краем. Рукоятка была либо с выступом, либо с одной стороны искривленной с закругленным лезвием. Такие сабли бронзового века встречаются и в Месопотамии, и по всему Ближнему Востоку от Ханаана до Египта.

Некоторые из этих прекрасных образцов имеют ярко выраженное центральное ребро, богатство отделки заставляет предположить, что они принадлежали правителю или представителю знати.

Красивый образец из гробницы правителя Библоса Ипшемуаби с прекрасно обработанным лезвием, украшенным золотым изображением египетской королевской змеи, мог входить в комплект парадного убора правителя.

Возможно, самые интересные изменения претерпела форма топора. Первые образцы, относящиеся к началу второго тысячелетия, имеют относительно плоские, только слегка скошенные к краю лезвия. Они надевались на расщепленную деревянную рукоятку и закреплялись с помощью ремня. Удивительно, что эта техника не изменилась и оставалась в Египте той же, что была и в каменном веке.

В среднем бронзовом веке появился облегченный топор, он был введен искусными кузнецами. Он представлял собой изделие с плоским или продырявленным лезвием, но по-прежнему удерживался с помощью привязывания к рукоятке. Для этой цели на внутренней стороне лезвия или даже на двух его сторонах делался небольшой выступ или отметка (рис. 28).

Трудно сказать, для какой цели предназначались прямые топоры, для войны или для мира, но, скорее всего, они использовались как инструменты, а не как оружие. Ни в литературе, ни в скульптуре не сохранились свидетельства, что они применялись для военных целей.

Исключением можно считать топор с очень красивым лезвием пирамидальной формы и острым выступом, торчащим с задней стороны. Такие изделия не были распространены в Ханаане и скорее известны по образцам, находимым в гробницах Рас-Шамры и относящимся к периоду с XVIII по XVI век, а также по жертвенным приношениям в период правления Аменхотепа III (1411–1375) в Бет-Шане.

Скорее всего, данный топор был оружием иностранного наемника или трофеем, добытым в ходе одного из походов египетской армии против хеттов в Сирии. Иностранное происхождение данного типа оружия подтверждается возможным источником первого декоративного топора, который обнаружил Шафер в здании, примыкающем ко дворцу в Рас-Шамре.

Находка представляет собой роскошный экземпляр с бронзовым соединительным отверстием и прекрасно закаленным железным лезвием. Поражает и форма изделия, и особенно его орнамент – изображение передней половины вепря в окружении львиных голов, разбросанных по лезвию вперемежку с раскрывшимися цветами из бронзы, покрытой неотполированным золотом. Шеффер считает, что топор происходит из Митанни, царства в Верхней Месопотамии, где арийская военная аристократия управляла хурритским населением.

Об этом известно из амарнских табличек, в которых говорится о территории, на которой в поздний бронзовый век обрабатывалось железо, здесь же производились роскошные изделия, многие из которых отделывались золотом.

Возможно, топор был египетским подарком митаннийскому правителю в то время, когда Египет и Митанни соперничали за установление своего влияния в Северной Сирии (XVI–XV века). Возможно, такие высокохудожественные изделия из металла, как данный топор из Рас-Шамры, изготовлялись кузнецами, прибывшими с Кавказа или из Восточной Анатолии. На это указывают сходство изделий из Армении, Курдистана и Луристана.

Уровень развития кузнечного дела и искусства обработки металлов прекрасно демонстрирует клад из семидесяти четырех разнообразных инструментов и оружия, обнаруженный в комплексе храма Ваала в Рас-Шамре, относящийся к позднему бронзовому веку. Здесь встречаются плоские головки для топора, долота, возможно предназначенные для обработки строительного камня, тесла или мотыги для обработки углублений.

На некоторых из них видны имена мастеров или знаки собственности главного жреца, поэтому, скорее всего, эти инструменты предназначались для работы непосредственно в храме, считавшейся священной, а следовательно, недоступной обычным смертным. Другие инструменты и оружие, обнаруженные в хранилище, возможно, имели то же самое предназначение, хотя личная отметка главного жреца может указывать и на монополию, поскольку именно он контролировал поступление меди.

К началу второго тысячелетия в Ханаане сильно развилось гончарное искусство. Получил широкое распространение быстровращающийся гончарный круг, соединенный с помощью вертикального столба с низким диском, который мастер вращал ногами. О таком круге с двойными каменными дисками упоминает Иеремия, называя устройство «кружалом, работающим на камнях» (Иер., 18: 3).

Подобное новаторство привело к усовершенствованию формы изделий, хотя большие кувшины для хранения припасов и другие бытовые разновидности по-прежнему изготавливались вручную, только ободок иногда отделывался на круге. В обиходе были гончарные печи, позволявшие не только хорошо обжигать глину, но и плавить песок для получения глазури.

Прекрасные образцы подобных печей конца раннего бронзового века встречаются в Телль-эль-Фаре в Наблусе и Телль-эль-Аджжубе (около 1600 года). Принцип действия печи основывался на том, что раскаленные газы, получаемые в сводчатой топке, направлялись по дымоходу в печь, где равномерно распределялись при помощи системы небольших отверстий на верхний этаж, где находились высушенные на солнце изделия. Равномерный нагрев позволял добиться высокого качества обжига.

Изделия различались по размеру, форме и предназначению; от небольших фляжек с одной ручкой до огромных яйцевидных сосудов с двумя ручками и остроконечным основанием для хранения зерна или масла, в которые могло войти порядка десяти галлонов. Обычно они вкапывались в землю или подпирались подпорками и укреплялись с помощью колышков в стене, через ручки пропускалась веревка.

Небольшой горшок с широким округлым основанием использовали для хранения воды, женщины переносили его на голове, поднимаясь от источника. В аналогичных сосудах меньшего размера хранили вино.

Прямые горшки-кастрюли обычно украшались простейшим способом – мастер вдавливал пальцы в сырую глину. В открытых неглубоких тарелках подавали фрукты или хлеб, их также использовали во время пиршеств. Таковы были основные формы ханаанитской посуды, которые встречаются в различных поселениях на протяжении всего среднего и позднего бронзового века.

Однако существовало огромное разнообразие более мелких сосудов, предназначенных для мазей и чего-то подобного, иногда даже трудно определить их конкретное применение. В подобных случаях, несмотря на повторение основных типов в различных поселениях, все же можно говорить о преднамеренном разнообразии, которого и следовало ожидать от изделий, изготовленных на разных территориях.

Отметим, что только один предмет практически не менялся, потому что простота его конструкции не допускала индивидуальных дополнений. Это масляная лампа. Она представляет собой неглубокое открытое блюдце, слегка суживающееся в одной точке окружности. Наблюдается тенденция к сужению пространства между туловом сосуда и носика, по этому признаку при обнаружении лампы во время раскопок легко датировать слой.

В третьем тысячелетии среднего бронзового века появилась лампа открытого типа, слегка сужающаяся у ободка. В поздний бронзовый век отмечается отчетливое сужение с явным уменьшением ободка. Более декоративные разновидности керамики отличаются единообразием и относятся к гиксосскому периоду, тогда отмечалась единая имперская политика, приведшая к нивелированию местных особенностей культуры и организации единого порядка, установленного сверху. В то же время создались предпосылки для появления рынка с более утонченными образцами керамических предметов.

Единообразие в разновидностях керамики, предназначенной для утилитарных целей, в дальнейшем связывается с внешним культурным влиянием, проявившемся и в Ханаане, особенно в поздний бронзовый век, для которого характерны более простые эгейские типы керамики. В это время начинается массовый завоз продукции с Кипра, островов и континентальной Греции микенского периода или микенских поселенцев с побережья Сирии и Палестины, которые также имитировали греческие образцы, внося в них местные особенности.

Воспользовавшись керамикой как эталоном, можно провести датировку поселений в Сирии и Палестине, что иначе сделать трудно из-за отсутствия достаточного количества надписей и заметных памятников. Здесь представлены изделия, относящиеся к различным этапам продолжительного периода истории ханаанцев. В равной степени орнаментика изделий помогает представить и саму жизнь этих людей, являясь свидетельством их культурных и политических контактов.

Итак, в конце третьего – начале второго тысячелетия, когда в Сирии и Палестине появляются аморейские поселения и племенные союзы, основанные пришельцами из северных сирийских степей и Северной Месопотамии, отмечается преобладание шарообразных изделий, имеющих явно северомесопотамское происхождение.

Данные изделия сильно отличаются от изящных форм, появление которых связывается с установлением египетского влияния над прибрежными городами в XII и XV веках и в гиксосский период (1730–1580).

^{Рис. 32. Разновидности керамики среднего бронзового века (по Барруа)}

Прежний период отличается более элегантной и художественной формой сосудов. Основания огромных сосудов для припасов изящно закруглены, они оснащены тонкими ручками в виде петель в отличие от выступающих ручек третьего тысячелетия.

У меньших по размеру сосудов также приятные, грациозно изогнутые стенки, они установлены на более узких основаниях, радующих глаз гармоничностью силуэта. У некоторых сосудов относительно высокое подножие и специально вылепленное выступающее наружу горлышко, отделенное отчетливо выраженным ободком и кольцевидным основанием. На других хорошо видна насечка на горлышке, что заставляет предположить наличие металлического прототипа.

Маленькие грушевидные кувшинчики с одной ручкой появились именно в гиксосский период и не встречались в предшествующее время. Не менее характерны и совсем небольшие ковшики с одинарными ручками, идущими от горлышка к ободку.

^{Рис. 33. Керамика первой стадии среднего бронзового века 2000–1750 до н. э. (по Барруа)}

В большинстве случаев изделия имеют темно-сероватую поверхность, украшенную пунктирным белым узором. Встречался и узор в форме треугольников или клеток, очерченных хорошо различимыми полосками. К данной керамике близки по технике, хотя и не очень широко распространены, антропоморфные вазы, хорошо известные по находке гиксосского периода из Иерихона, названной «иерихонским Джоном». Этот удивительный экземпляр украшен изображением человеческого лица с носиком, бородой, глазками и бровями, отчетливо видимыми на поверхности, уши служат в качестве ручек. Волосы и борода представлены пунктирно с помощью накладок из белого гипса (рис. 35).

К этому времени относятся некоторые сосуды явно гиксосской формы, с горлышком, выполненным в виде голов собак, птиц, газелей или змей. Происхождение подобных сосудов невозможно установить наверняка (рис. 32, 33).

^{Рис. 34. Керамика второй стадии среднего бронзового века, гиксосский период, 1730–1580 до н. э. (по Барруа)}

Вся названная керамика, так же как и гиксосские скарабеи, распространена на пространстве от Рас-Шамры в Северной Сирии до Телль-аль-Аджжуба, самого южного поселения в Палестине, и даже южнее, вполоть до дельты Нила. Они четко указывают на появление в Ханаане новых центров производства, отражающих образование культурных и политических связей. Однако анализ изделий не позволяет установить источник происхождения этих центров (рис. 34).

Весьма типичной керамикой, появившейся в конце гиксосского периода, можно считать известную двухцветную керамику. Ряд выступов делит поверхность сосудов на широкие, прямые линии или полосы красного или черного цвета, выделяющиеся на темно-желтом основании (рис. 35, 36).

^{Рис. 35. Антропоморфный сосуд гиксосского периода из Иерихона (по Барруа)}

^{Рис. 36. Териоморфный сосуд гиксосского периода (по Барруа)}

На этих панелях, ограниченных квадратами, линиями, рисунками или подобием флага, представлены всевозможные образцы росписи, в основном геометрической формы, например спирали и различные кресты. Но чаще всего это различные изображения животных, рогатого скота, газелей, птиц и рыб (рис. 37).

Эти изделия обнаруживаются на всем пространстве от Телль-эль-Аджжула до Рас-Шамры, а также и на Кипре, и в очень ограниченных объемах в Мерсине, к северу от залива Александретта. Они кажутся такими удивительными и новыми, что приходится думать о внешнем влиянии. Действительно, их распространение в сравнительно узкой зоне, ограниченной побережьем и прибрежной долиной Палестины, такими местами, как Телль-эд-Аджжул и Гезер, а также Телль-эд-Дувейр и Мегиддо, то есть пунктами, в которые можно было легко попасть из этих районов, указывает, что местом происхождения изделий было поселение, расположенное южнее Палестины.

Возможно, центром производства таких предметов было прибрежное поселение, на что указывают изображения водных птиц и рыб, характерных для болотистого устья Вади-Газзех. Изображения газели и финиковой пальмы также указывают на Телль-эль-Аджжул с явными чертами пустыни или на такие оазисы, как Деир-эль-Белях («монастырь Дат»).

Наличие подобных изделий на Кипре и в Юго-Западной Анатолии доказывает, что в период владычества гиксосов в Египте и Ханаане свободно развивалась торговля. Об этом же факте свидетельствуют скарабеи правителя гиксосов Кхиана, обнаруженные на Крите. Соответственно и кипрские изделия появляются во все более увеличивающемся количестве в Палестине, Сирии и Египте. Вскоре характерно расписанные изделия с Эгейских островов и материковой Греции микенского периода заполняют поселения Ханаана.

^{Рис. 37. Бихромная расписанная керамика XVI века до н. э., явно из Телль-эль-Аджжула, южнее Газы (по Барруа)}

^{Рис. 38. Керамика из Телль-эль-Аджжула, южнее Газы (по Барруа)}

^{Рис. 39. Бихромная расписанная керамика XVI века до н. э., явно из Телль-эль-Аджжула, южнее Газы (по Барруа)}

^{Рис. 40. Единороги около древа жизни на бихромной керамике XVI века, из Телль-эль-Адж жула, южнее Газы (по Барруа)}

Благодаря постоянному расширению торговых связей микенцы становятся частыми гостями в левантинских портах и, наконец, появляются в их постоянных поселениях, таких, как Минет-эль-Бейда, портовый квартал в Угарите, поселение Телль-абу-Хавам в устье Квишона в Палестине, где микенцы жили с XV по XII век.

Вскоре как кипрские, так и микенские подобные изделия распространились с побережья по всей стране. Их находят далеко на западе, скажем в Кветне, расположенном на десять миль северо-восточнее Хомса на верхнем Оронте, и даже в гробнице Мадабы на Моабитской равнине.

^{Рис. 41. Разновидности керамики позднего бронзового века, 1600–2000 до н. э. (по Барруа)}

Кипрскую керамику невозможно спутать ни с какой другой. Сосуды с удлиненным горлом и одной ручкой на шаровидном корпусе местные ремесленники называли бильбиль. Сосуд имел специальную круглую подставку, слегка сдвинутую в сторону, так что горлышко было немного наклонено к ручке. Узор простой, в виде нескольких мазков красной краски на горлышке или на корпусе. Обычно он состоял из ряда параллельных линий, расположенных горизонтально или вертикально.

Среди других кипрских изделий отметим молочник с единственной дужкой-ручкой. Он имеет полусферическую форму, украшенную бледной темно-желтой полосой с красновато-коричневатыми квадратами, соединенными петлеобразными полосками, которые сходятся к основанию сосуда. Типы орнамента время от времени менялись (см. рис. 5).

^{Рис. 42. Расписная керамика «ухудшенного качества» XV века до н. э., из Мегиддо (по Барруа)}

Появлялись и местные разновидности, такие, как бихроматическая керамика и большие сосуды яйцевидной формы для хранения припасов.

Для палестинской керамики второго тысячелетия характерна более совершенная форма и свободный орнамент. Даже традиционные для бихромной керамики изображения птиц, рыб, газелей и рогов оленей на панелях с рамочками из геометрического узора теперь представляют собой явную стилизацию.

^{Рис. 43. Стилизованные мотивы на расписной керамике типа изделий из Телль-эль-Аджжула (по Барруа)}

Микенская керамика отличается роскошными образцами великолепного качества и утонченного силуэта. Чаще всего роспись представляет собой широкие и узкие ленты, опоясывающие сосуд. Фигуры, нанесенные коричневой или красной краской, эффектно контрастируют со светлой основой. Они могут покрывать все изделие или его часть.

Если позволяли размеры сосуда, его дополнительно украшали рядами выдавленных волнистых линий. Чаще всего это шарообразные чаши с двойными ручками, резко сходящимися к фальшивому носику, и боковым горлышком, получившие наименование «У-образных ваз».

^{Рис. 44. Стилизованные мотивы на расписной керамике типа изделий из Телль-эль-Аджжула (по Барруа)}

По мере распространения по всему Восточному Средиземнорью и благодаря многочисленным местным имитациям форма сосудов ухудшалась, орнаментальные мотивы вытеснялись геометрическим рисунком и стилизованными зооморфными изображениями, характерными для бихромных изделий XVI века. Они в изобилии встречаются в прибрежных районах палестинской равнины, особенно к югу от Яффы – районе, занятом филистинцами в начале XII века.

Следовательно, к ним неправомерно применяется термин «филистинская керамика», хотя очевидно, что данные изделия – результат развития более раннего местного типа. Отмеченный аспект лежит вне сферы нашего исследования, поскольку разрушение таких поселений, как Телль-эд-Дувейр, Телль-бейт-Мирсим, Бетель или Гезер, означает окончание ханаанейского периода. Начинается заселение Палестины израильтянами и образование арамейских племенных союзов во внутренней части Сирии. Оно привело к образованию территориальных национальных государств в Сирии и Палестине.