Глава пятая. Общий обзор минойской культуры
В предыдущих главах мы дали общий обзор развития и падения минойской культуры; но в этом обзоре, естественно, остался незатронутым целый ряд проблем общего характера. Трудно сказать, в какой мере сохранился язык критян. Некоторое количество критских слов — в том числе и вошедших в греческий язык — сохранено такими писателями, как Исихий.1) Вполне естественно, многие из них представляют собой названия растений, цветов и животных, для которых не имелось соответствий в греческом языке. Некоторые связана с навигацией, терминология которой вообще легко воспринимает элементы различных языков. Очень обычны окончания, содержащие -nth- и -ss-, как, например, τερεβινθος (скипидарное дерево), θάλασσα (море), κυπάρισσος (кипарис) и σμινθος (мышь). Такие окончания часто встречаются в доэллинских географических названиях — Кносс (Кноссос), Тилиссос, Тиринф, Коринф и в Азии — Лабранда.2) Несколько слов дошло и до наших дней, например επα или επάϊγε (здесь), εδά (теперь) и ετά (там) или устаревшее слово αχλα (могила), которое иногда приходится слышать в Ласити. Конечно, минойские географические названия хорошо сохранялись и в классические времена, о чем можно судить по [285] названиям рек и холмов в таких документах, как договор о границах между Олунтом и Лато. К сожалению, единственное название, которое применяется в настоящее время, — чисто греческое. Калос Лаккос около деревни Эллиника до сих пор отмечает границу между округами Элунты (Олунт) и Агиос-Николаоса (Лато прос Камара). Характер языка критян до сих пор определить невозможно; ясно лишь, что он не был греческим. Надпись П. Э. IIIб периода из Ассини,3) где критские буквы приближаются к кипрскому слоговому письму, была переведена на греческий язык. Но этого и следовало ожидать для такого периода, когда придворный критский язык, который, несомненно, являлся официальным, вышел из употребления и вместо него стали применять для письма родной язык местного населения. Действительно, единственное, что можно сказать с большей или меньшей уверенностью, это то, что ни критское письмо, ни кипрский силлабарий не были выработаны для языка греческого типа и что в расовом отношении между обоими народами лежит целая пропасть. Было бы бесполезно строить догадки в этом направлении. Материал собран и приведен в порядок. Мы можем только надеяться на какую-нибудь двуязычную надпись, которая послужит ключом для разгадки критского языка. Но даже и в этом случае может оказаться, что мы имеем дело с мертвым языком, из которого не развилось другого, более близкого к нашему времени языка, облегчающего дешифровку. Все, что мы можем сказать, это, что критский язык, всего вероятнее, имеет анатолийское происхождение; возможно, он родственен ликийскому, киликийскому или карийскому, поскольку из этих мест, по-видимому, происходит и само племя. К сожалению, два документа, которые должны были бы нам помочь, содержат слишком мало данных. Один из них — ученическая доска для письма из Египта начала XVIII династии.4) На одной стороне ее имеется список имен, озаглавленный «имена кефтиу». Однако некоторые из этих имен — египетские, например, Сеннефер и Сеннефрет, одно — Бенджебер — семитское. Значительный интерес среди этих имен представляет имя Акеш, которое не без основания было предложено считать тождественным с именем филистимлянина Ачиш (Икаусу), друга Давида. С ним надо сопоставить другое имя, может быть, женское — Акешт. Другой документ народа кефтиу — это заговор против глазной болезни. Трудно сказать, простая ли это абракадабра или же неудачная попытка египтянина передать минойский текст египетским письмом. Во всяком случае, тщательный [286] анализ, произведенный Уэйнрайтом,5) ясно показал, что многие слова близки к названиям, распространенным в Малой Азии. Трудно сказать что-нибудь определенное и относительно знаменитых послеминойских «этеокритских» надписей из Иресоса. Приводились веские доводы в пользу того, что язык их — индоевропейский,6) но и только. Таким образом, невозможно допустить, что эти надписи представляют позднюю стадию критского языка. Вероятно, в языке имелся ливийский элемент, поскольку Северная Африка, как мы видели, сыграла свою роль в развитии критской культуры на ее раннем этапе. Маловероятно, чтобы критский язык был связан с египетским. Те иероглифы, которые общи обоим языкам, явно имеют неминойское происхождение и были заимствованы Критом. Весьма неосторожно было бы пытаться расшифровывать их в их египетском значении. Многие из них производят впечатление детерминативов — необходимого дополнения в письме, не обозначающем гласных. Быт критян. Серьезное изучение всех доступных для нас деталей, относящихся к быту критян, могло бы дать большой материал. Здесь мы ограничимся только самым кратким обзором. Критяне, несомненно, возделывали пшеницу, виноград и маслину («средиземноморская троица»), но мы ничего не знаем о сельскохозяйственной технике. Например, плуг очень похож на египетский, но неизвестно, запрягали ли в него быков. Отсутствие интереса к повседневной жизни в доме и на полях, характерное для критских художников, лишило нас важного источника, из которого мы могли бы черпать сведения. Население разводило овец и коз, а также коров. Об этом мы узнаем по находкам костей. Но какие животные употреблялись для упряжи? Глиняная модель, обнаруженная в Палекастро, показывает нам, что четырехколесная повозка была известна уже в С. M. I периоде, но мы ни разу не встречаем ее изображения на фреске или на каменной печати. Колесница, вероятно, появилась вместе с лошадью в Π M. I — Π. M. II периоде, но природные условия Крита не благоприятствовали ее широкому распространению. Обычным способом передвижения для богатого человека были носилки. Верховая езда, по-видимому, была неизвестна. Море. Море, конечно, играло очень большую роль в жизни критян. Рыбная ловля, по-видимому, была основным [287] занятием в большинстве прибрежных городов. Но уже с самых ранних времен Крит находился в соприкосновении с заморскими государствами, и его господство в восточной части Средиземного моря отразилось в традиции о Миносе, властителе морей. Очевидно, что критяне играли активную роль в торговле и потому в их интересах было охранять морские пути от пиратов. Несомненно, отголоском падения Крита является одна из амарнских таблеток,7) из которой мы узнаем, что Аменхотеп III должен был увеличивать береговую охрану вследствие внезапного усиления морских разбоев со стороны лукки (ликийцев?) и других племен. Странно, что мы нигде не встречаем сцен морских сражений, хотя можно предположить, что стрелок из лука, изображенный на одном фрагменте П. M. I ритона (фото 81, 2), входил в состав группы, изображавшей уничтожение пиратского гнезда. Сохранилось несколько моделей кораблей, но главным источником наших сведений в этой области служат каменные печати.8) Нос корабля всегда высокий и часто заканчивается вилообразным тараном; во многих случаях имеется высокая кормовая надстройка. Применялись как паруса, так и весла. Для управления сначала, по-видимому, служил выступающий подобно шпоре укрепленный руль, но в С. М. II периоде, несомненно, под египетским влиянием, он был заменен двумя рулевыми веслами. На двух П. M. II отпечатках видна надстройка в виде рубки или, по крайней мере, укрытие для гребцов.9) В употреблении были и тяжелые грузовые суда и более легкие галеры. О навигационных методах мы ничего не знаем, но вполне вероятно, что значительная часть сведений критян по мореходству вошла в позднейшие географические труды, потому что Скилакс и «Стадиасм» особенно хорошо осведомлены о Крите. Военное дело. По-видимому, критяне вообще были мирным народом. В отличие от материка, сцены сражений здесь редки. Панцырь был неизвестен до П. М. II периода,10) но большой щит в виде восьмерки (ηύτε πύργος) защищал воина от шеи до ног, а его голову покрывал шлем, может быть, украшенный клыками вепря.11) Наступательным оружием, дополнявшим эти средства обороны, было копье. Меч, если не считать большого широкого меча из Маллии, представлял собой шпагу, предназначенную только для колющих ударов и [288] пригодную для защиты лишь при условии большой ловкости. Необходимая при этом быстрота движений делала пользование большим щитом невозможным, а так как мы нигде не находим изображения малого щита, то весьма вероятно, что искусство фехтования достигло уже довольно высокой ступени развития. Величина некоторых кинжалов, может быть, свидетельствует о том, что меч и кинжал применялись одновременно, хотя других данных, подтверждающих это, у нас нет. Лук употреблялся редко. Очевидно, критяне еще не были такими прославленными лучниками, какими позднее сделались их потомки.12) Найдены камни для пращи, но неизвестно ни одного критского изображения пращника. Религия критян. Религия критян служила темой многих исследований.13) Ее особенности и проявления бесконечны. Здесь достаточно ограничиться самым кратким очерком. О местах, где был сосредоточен культ в Р. М. времена, мы ничего не знаем. Но в С. M. I периоде мы встречаем горные святилища, например на открытых вершинах Юктаса и Пегсофаса.14) Возможно, что в это время сделались предметом почитания также пещеры, которые служили жилищами для неолитического населения и местами погребения для ранних критян. Означает ли это существование культа мертвых в той или иной форме, трудно сказать. Многие из С. M. I отложений в круглых гробницах в Мессаре представляют собой скорее посвятительные, чем погребальные приношения. Более вероятно, что пещеры Камарес, Скотино и Трапезы были превращены в священные благодаря их причудливому виду, естественным колоннам и сталактитам. Почитание таких колонн и священных камней, имевших форму омфала, очевидно, глубоко укоренилось на Крите. Однако с возвышением в С. M. I периоде больших дворцов наиболее чтимые святилища устраиваются в самих дворцах, и мы наблюдаем постепенный рост их от простых зал с колоннами в Кноссе и небольшого святилища в Фесте до изображенного на «миниатюрных фресках» пышного святилища, основной особенностью которого остаются, однако, колонны. В частных домах также начинают появляться святилища, хотя они, по-видимому, сохраняют старую простую форму зала с колоннами. Наконец, после падения дворцов в [289] Π. M. I — Π. M. II периодах мы наблюдаем возврат к простым деревенским святилищам, представляющим собой, вероятно, центры культа для всей общины, а не только для знати. Сцены на ранних кольцах и геммах, где часто изображается богиня с ее прислужницами в священной роще, с очевидностью показывают, что это явление представляет собой возврат к старому обычаю. На протяжении всей своей истории критяне поклонялись природе, олицетворением которой, начиная с С. М. времен, была Великая матерь богов, повелительница диких зверей и владычица деревьев и гор. Для символизации плодородия природы ее часто изображали с сыном — богом-мальчиком. В греческие времена ее атрибуты были распределены между различными богинями: Афина получила ее змей, Афродита — ее голубей и ее сына, Артемида — ее оленей, а различные нимфы — ее горы, потоки и леса. Но на Крите всегда сохранялось стремление объединить эти божественные образы в один, и Бритомартис, или Диктинна, в большей степени являлась богиней Крита, чем эллинизированная Афина или Артемида. В изображениях на кольцах и каменных печатях голова богини всегда непокрыта, и ее длинные волосы развеваются по ветру. На более изящных статуэтках, предназначенных для дворца, богиня изображена с тиарой или короной; несомненно, именно эта традиция сохранена в фигурках с головными уборами, относящихся к П. М. III периоду. В обоих случаях на ней обычная женская одежда этого периода. Ее сын изображается или обнаженным, или носящим обычную повязку на бедрах. Иногда на нем надета остроконечная шапка. Местом пребывания этих божеств земли, воды, воздуха и всего, что содержится в этих стихиях, считались, очевидно, деревья и камни причудливой формы. Эванс привел очень убедительные доводы в доказательство того, что ритуальным средством общения с ними были магические заклинания, трубный звук, издаваемый при помощи раковины, и пляска, а внешним выражением их присутствия — изображение птиц, сидящих на предметах культа.15) В связи с религией необходимо упомянуть еще о двух предметах.16) Первый из них известен под названием «рогов посвящения».17) Тщательное исследование, произведенное Нильсоном, показало, что они обозначали освященное место, куда возлагались предметы культа — кувшин для возлияний, двойная секира и священная ветвь. С другой стороны, эти [290] рога могли применяться в качестве архитектурного орнамента на постройках сакрального характера, независимо от того, являлись ли они святилищами в собственном смысле или зданиями, подобными Кносскому дворцу, который также представлял собой своего рода святилище. Двойная секира18) встречается и как посвятительное приношение и как объект культа, помещавшийся между рогами посвящения. На кольцах и печатях ее держат служители культа или несут женщины. Она никогда не изображается в руках мужского божества. Поэтому можно считать несомненным, что она не была эмблемой грома и молнии.19) Наиболее вероятное объяснение заключается в том, что первоначально это был топор для жертвоприношений, который с течением времени превратился и в символ культа, и в объект его. Из живых существ чаще всего встречаются в святилищах бык, голубь и змея. Великолепный критский бык был естественным символом силы и мощи. Археологический материал не дает оснований полагать, что он являлся предметом культа. Несомненно, что быков приносили в жертву, и если вольтижировка на быках имела какой-либо религиозный характер, то религиозные представления должны были, конечно, в известной мере ассоциироваться и с центральной фигурой. Однако нет прямых данных для того, чтобы говорить об обожествлении быка. С другой стороны, бог неба, встречающийся почти на всем Ближнем Востоке, часто получает образ быка. Был ли Крит одним из немногих исключений? Предположить это трудно. Голуби часто сопровождают богиню и изображаются сидящими на двойных секирах, колоннах и деревьях. О них также можно сказать, что эти птицы представляют естественные атрибуты божества лесов. Но поклонение змее носит уже другой характер. По-видимому, это было благодетельное божество, заботящееся о благосостоянии дома, — верование, сохранившееся во многих местах и до настоящего времени.20) Мы уже упоминали о принадлежностях культа змеи, найденных в П. М. II доме западного двора в Кноссе (см. стр. 229). Во многих святилищах также были найдены «змеиные трубки». Критяне либо действительно поклонялись змее, либо просто стремились завоевать ее расположение; во всяком случае это было единственное живое существо, которому делались приношения. Другая группа образов, связанных с религиозными сюжетами, — это божества с головами животных, особенно широко почитавшиеся в П. M. периоде.21) Эти божества изображаются [291] как спутники богини и бога-мальчика, которым они приносят возлияния и которых они часто сопровождают в качестве щитоносцев. Данный образ, несомненно, имеет тесную связь с египетской богиней Таурт, но можно также предположить, что это почитатели богини, носящие маски тех животных, которые представляются ее обычными спутниками. Представления критян о смерти и отношение к мертвым с трудом поддается определению. Наличие в гробницах предметов повседневного обихода говорит о веровании в какое-то посмертное существование. Полагаться на кольцо Нестора рискованно,22) поскольку оно было найдено на материке, и хотя оно, несомненно, представляет собой произведение критского художника, необходимо помнить, что сюжеты, разрабатывавшиеся критскими художниками для материка, часто, как мы видели, очень резко отличались от распространенных на Крите. Можно, однако, с уверенностью сказать, что начиная со С. M. I времен умершим делались приношения у их гробниц23) и что, как показывает саркофаг из Агиа-Триады, покойника вызывали ритуальными обрядами из гробницы, чтобы он мог принять в них участие.24) Искусство критян. Влиянием дворцового культа объясняется, несомненно, своеобразное соединение в характере критян религиозного формализма и подлинной жизнерадостности с оттенком чего-то детского и бездушного. Критское искусство ясно показывает, что хотя внимание художника было сосредоточено преимущественно на изображении сцен религиозного и полурелигиозного характера, однако он живо наблюдал жизнь природы и обладал таким ее пониманием, которое не имеет параллелей в древности. Присущее ему чувство жизни выражалось в изображении сцен, подобных кулачному бою и вольтижировке на быках, которые, какую бы связь с религией они ни приобрели в дальнейшем, первоначально, несомненно, совершенно не имели религиозного характера и являлись просто проявлением любви к физическим упражнениям. Знание природы и наблюдательность проявляются в почти фотографическом изображении жизни животных. Искусство критян ярко субъективно; Снейдер25) провел замечательную параллель между этим искусством и художественным творчеством людей, которых по их психическому типу можно назвать «эйдетиками».26) Подобно [292] тому, как мы можем, отвернувшись от окна, отчетливо видеть его очертания на белой стене, некоторые люди обладают способностью воссоздавать действительный предмет, который они видели, как бы делая на белой стене или на соответствующем материале отпечаток с хранящегося в их памяти негатива. По-видимому, именно таким образом работал художник в пещерах Альтамиры. Следует отметить, что на Крите подобное проявление художественного творчества наблюдается преимущественно на фресках, которые быстро набрасывались, пока образ был еще совсем свеж, в меньшей степени на гипсовых рельефах и почти вовсе не обнаруживается в каменных печатях, требовавших для отделки более длительного времени. Изображение человека почти всегда стилизовано, может быть, в результате своего рода табу, вследствие которого оно не фигурирует и в вазовой живописи.27) Но в изображении диких животных и птиц и в живом восприятии обстановки, в которой развертываются сцены из их жизни, критские художники не имели себе равных в древнем искусстве вплоть до дней Телль-эль-Амарны, характерный стиль которой, возможно, многим обязан их влиянию.28) Наилучших результатов критский художник достигал обычно в работах малого масштаба. Его миниатюрные сосуды, живописные и скульптурные произведения превосходны. В работах же большего масштаба — хотя многие отдельные фигуры, как, например, «царь-жрец», великолепны — он, по-видимому, не всегда умел охватить должным образом весь сюжет и, насколько можно судить по фрагментам «фрески с процессией» и другим, композиция у него оставляет желать многого. Любопытный пробел в психическом складе критян составляет отсутствие чувства историзма. Нет ни одной сцены, которая могла бы рассматриваться как воспоминание о каком-либо историческом событии. На стенах дворца и на поверхности отвесных скал не делалось надписей, сохраняющих память о войнах, походах или получении дани. Критяне никогда не пользовались в широком масштабе письмом как средством орнамента, и это особенно странно потому, что они не только находились в тесном соприкосновении с Египтом, где украшение стен надписями достигло высокого развития, но и пользовались развитым иероглифическим письмом, которое весьма эффективно применялось на С. М. II каменных печатях. Само собой понятно, что линейное письмо мало пригодно для декоративных целей, и даже в документах никогда не делалось попытки выработать каллиграфию в [293] египетском смысле, но вместе с тем было бы вполне естественно, если бы именно для этой цели наряду с линейным сохранилось иероглифическое письмо. Обзор истории Крита. Таким образом, мы должны восстанавливать историю Крита на основании памятников материальной культуры, и здесь будет уместно вкратце подвести итог достигнутым результатам. Неолитический период. В неолитическом периоде (ранее 4000—3000 года до н. э.) на Крит пришел народ, наиболее тесно связанный в культурном отношении с населением юго-западной Анатолии и Сирии. Эти сравнительно немногочисленные пришельцы расселились на скалистых возвышенностях восточного Крита, на перешейке Иерапетры и в плодородной долине Мессары, а также в отдельных районах вдоль северного побережья, откуда они получили доступ к плоскогорью Ласити (карта 3). Это было племя мореплавателей, как показывают встречающиеся в неолитических слоях произведения египетского искусства, а также то, что поселения расположены группами, каждая из которых имеет доступ к какой-либо точке побережья. Непрерывной цепи поселений, тянущейся от определенного места первоначальной высадки, откуда направлялась бы в дальнейшем колонизация, не существует. Может даже показаться, что основной задачей было во что бы то ни стало избегать соприкосновения с побережьем. Для восточной группы поселений единственным портом служит Закрос, для Мессары — Комо. Маллия — порт Мохлоса, области Ласити и горных склонов к западу от Ласити, Амнисос — порт Кносса. Вполне возможно, что еще будут открыты другие прибрежные поселения, но следует отметить, что в уже раскопанных поселениях неолитическое отложение крайне скудно. Для жилья использовались преимущественно пещеры; пещеры меньшего размера, естественно, применялись для погребения. Только Магаса, Кносс и Фест имеют построенные дома. Может быть, эти города являлись центрами небольших государств. Причины того страха, который заставлял искать укрытия в пещерах, мы, вероятно, никогда не узнаем. Это понятно по отношению к такому дикому пункту, как Потистерия, но относительно пастушеских общин, каковыми в скором времени, по-видимому, сделались остальные поселения, это объяснить нельзя. Невозможно, разумеется, предположить, что критяне научились возводить постройки только в более позднее время, так как не подлежит сомнению, что даже в период, соответствующий нижнему неолитическому слою в Кноссе, существовала какая-то форма искусственных построек, хотя следов их и не найдено, тогда как в большинстве [294] других пунктов до самого конца этого периода население пользовалось для жилья пещерами. Раннеминойский период. В раннеминойском периоде (приблизительно 3000—2200 годы до н. э.) население острова быстро возрастало (см. карту 13).29) В первую очередь следует отметить основание важных городов на побережье, как, например, Палекастро, Псиры, Мохлоса и Гурнии. Наиболее процветающие поселения находятся на востоке, и едва ли можно сомневаться, в особенности если принять во внимание данные археологических находок, в том, что новая волна колонизации пришла, как и в первый раз, из Азии. Однако, что касается юга, где особенно плотно заселена Мессара, то есть основание полагать, что волна переселенцев — может быть, меньшая — направилась сюда из Ливии. Во всяком случае жизненные условия становятся гораздо легче, быстро возникают упорядоченные общины. Но остров все еще остается разделенным на три основные области — центральную, южную и восточную, и вполне возможно, что эти три области соответствуют племенным делениям на азиатском берегу, откуда на протяжении третьего тысячелетия они пополнялись переселенцами. Это будет выяснено лишь дальнейшими раскопками в Анатолии и Сирии. Во всех областях жизни наблюдается быстрый прогресс. Очень высокого уровня достигла архитектура жилищ, для суждения о которой наилучший материал дает нам восточная часть острова. Старая двухкомнатная хижина неолитических времен была расширена посредством присоединения дополнительных комнат, хотя правильная планировка еще почти не встречается. Как это вообще характерно для первобытных времен, архитектура гробниц отражает черты, типичные для жилья предшествующего поколения. На востоке старый тип постройки, состоящий из двух комнат, сохраняется и для гробниц. Но даже и эта уступка духу времени, по-видимому, казалась некоторым непозволительным новшеством, потому что часто встречается и погребение в скальном укрытии, которое в центре острова было еще распространено повсеместно. На юге круглая гробница, несомненно, унаследованная из Ливии, вытеснила начиная с С. М. периода другие формы погребения. Невозможно сказать что-нибудь определенное об общественном строе Крита того времени. Глотц набросал привлекательную картину патриархальной общины, основываясь на групповых погребениях в гробницах как Южного, так и [296]
Восточного Крита.30) Он считает, что каждый клан или род имел особый дом и особую гробницу, и усматривает признаки разложения клана в появляющихся в более позднее время отдельных погребениях. Как ни привлекательна эта теория, у нас нет достаточно солидного материала для ее подкрепления. Индивидуальные погребения распространены повсюду, кроме юга. Лишь немногие из скальных укрытий могли вместить одновременно больше одного тела, и вторичное погребение могло стать возможным лишь тогда, когда от первого оставался только скелет. К тому же мы можем допустить существование одного или нескольких склепов в каждом поселении, не делая вывода о существовании патриархального родового строя. Весь имеющийся материал указывает лишь на появление развитой городской общины на месте рассеянных сельских общин неолитических времен. Именно эта концентрация населения в городах и деревнях сделала возможным прогресс в области искусства. В обстановке чисто пастушеского быта, типичной до этих пор для большинства критских поселений, еще нет мастера-профессионала. Глиняную утварь, как и украшения, которые можно изготовить из зубов и камешков, делают в каждом доме женщины. Деятельность мужчины ограничена строительством и изготовлением оружия. Только с появлением городов и деревень искусство гончара и гравера становится профессией. В производстве керамики раннеминойский период отмечен введением расписного орнамента и воспроизведением в керамике форм, свойственных изделиям из металла и кости. Благодаря лучшему обжигу изделия получали более светлую окраску, и поэтому вначале была обычной роспись темным но светлому. Однако обработка фона горшечниками Василики сделала применение темнолинейных узоров бесполезным, а после того как мастера охладели к новому типу росписи, не допускавшему достаточно действенного контроля, они ввели в употребление белую краску, которая заметно выделялась на более темном фоне. В результате пестрая поверхность была заменена черным лаком. Роспись светлым по темному укоренилась для более тонких изделий из керамики на 800 лет. К концу Р. М. III периода существовали уже почти все формы сосудов, встречающиеся на протяжении всего минойского периода. В технике обработки металлов критяне отстали. По-прежнему широко использовался обсидиан. Но несомненно, что только применение металлических орудий сделало возможным усовершенствование каменных сосудов, хотя все еще было широко распространено и тростниковое сверло. Однако скульптура, по-видимому, еще не достигла того высокого [297] развития, которое характерно для более позднего времени, за исключением Мессары, где в Р. М. III периоде чувствуется сильное иноземное влияние; довольно примитивны и каменные печати. Примитивным было и воспроизведение природы. Лучшие художники работали только в области чисто условного орнамента. Внешние сношения в это время поддерживались с Азией, Египтом и Ливией. Из Азии направлялся поток переселенцев; с Египтом, вероятно, установилась прямая торговая связь; из Ливии, возможно, явилась небольшая группа переселенцев, устремившихся за море после того, как Хасехемуи покорил царство западной дельты; отсюда же идет то заметное в Р. М. III периоде влияние, которое было, очевидно, связано с сирийским владычеством в некоторых частях Северного Египта в период первого распада. С Кикладами имелись постоянные сношения, хотя часто трудно бывает отличить результаты прямого взаимодействия от параллельных явлений, наблюдающихся в развитии народностей одной и той же ветви. Среднеминойский период. К среднеминойскому периоду (приблизительно 2200—1600 годы до н. э.) относятся два наиболее существенных изменения: возникновение дворцов и установление, при всех местных особенностях, обусловленных трудностями сообщения, единства культуры. Карта (см. карту 14)31) показывает большой рост количества поселений в центре и на юге острова и соответственное уменьшение их значения, если не количества, на востоке. Еще сохраняются три основные группы, но их начинает связывать между собой сплошная цепь поселений. Построена большая дорога, соединяющая Комо с Кноссом. Население постепенно распространяется к западу от Иды, и раскопки в этой области, несомненно, дадут много нового материала. Морская торговля и внешние сношения становятся более регулярными, и поселения появляются по всему побережью. Показательно, однако, что после возникновения дворцов в Египте и Азии встречаются изделия из керамики С. М. II периода только дворцового стиля. Найденная в Кноссе статуя частного лица времени XII династии свидетельствует, что там жил какой-то представитель Египта. На сколько государств делился Крит, мы сказать не можем, но все говорит в пользу того, что в качестве основной политической силы выдвинулся Кносс, хотя нет оснований отрицать независимость Феста. Как показывает внезапное возвышение незначительного до сих пор города Палекастро и появление в нем и в местах добычи пурпурных раковин в [298]
Куфониси ввозной керамики С. М. II периода, восточная часть острова почти наверное подчинялась либо тому, либо другому из этих двух центров. Единство культуры проявляется не только в большом сходстве между строительными приемами и стилями керамики во всех районах острова, но также и в постепенном распространении одинакового типа погребений. Погребение в пифосах вытесняет круглые гробницы Мессары и прямоугольные оссуарии Восточного Крита. Оно становится общераспространенным в С. М. III периоде, когда местами погребения служат скальные укрытия, как в центре Крита, или же отдельные пифосы закапываются в песок, как на востоке. Замена меди бронзой имела большое значение для развития архитектуры. С самого начала С. M. I периода изготовляются хорошие каменные плиты, уделяется большее внимание внешнему виду построек. Для облицовки начали применять гипс и использовать возможности, которые заключала в себе штукатурка в качестве не только строительного, но и декоративного элемента. Еще до конца С. М. III периода были созданы некоторые из лучших фресок древности. Планировка строений принимает более определенную форму. Сначала наблюдаются лишь случайные группировки строений, теснящихся вокруг центрального двора, как в Кноссе. Но к началу II тысячелетия дворцы во всяком случае приобретают характер более или менее упорядоченного целого; за ними следуют и частные дома, примером чего может служить Хамези. В местных климатических условиях такая планировка представляла очевидные преимущества. Отсутствие внешних окон предохраняло от жара солнечных лучей и от леденящих ветров. Тщательно оборудованная система дренажа устраняла нездоровую сырость, которая могла создаваться вследствие скопления дождевой воды в световых колодцах. Появление гончарного круга, принесенного, вероятно, из Азии, дало мощный толчок производству керамики. С. М. керамика требует специального исследования, ибо она представляет законченное целое в своем развитии от сравнительно примитивных форм до упадка в С. М. III периоде. Мы наблюдаем появление полихромии в С. M. I периоде, использование предоставляемых ею возможностей в дворцовом стиле С. М. II периода и ее постепенное исчезновение в С. М. III периоде. Этот отход от полихромии сопровождается общим снижением техники керамики; возможно, он был обусловлен тем, что высшие классы начали оказывать предпочтение более ценным материалам. Мастера вазовой живописи благоразумно придерживаются традиционных мотивов условного орнамента. Вводя естественные формы, как, например, [300] изображение пальмы, они стилизуют их в соответствии с очертаниями сосуда. Орнаментируя поверхность тончайших «скорлупок», они, к счастью, никогда не стремились что-либо имитировать. В результате распространения металлических сосудов искусство выделки каменных сосудов, естественно, вымерло, и твердые разноцветные камни уступили место однообразному, легко поддающемуся обработке жировику. Широко используются легко обрабатываемые материалы. Глина заменяет камень в производстве статуэток, которое до самого конца С. М. III периода еще отстает в своем развитии от других отраслей искусства. Но в конце периода некоторые наиболее выдающиеся художники этого времени, очевидно, занялись усовершенствованием техники обработки фаянса. Хотя фигурки богини змей и ее прислужниц еще довольно примитивны, трудно представить себе что-нибудь более совершенное, чем найденные вместе с ними рельефные изображения животных. Резчики гемм выработали также свой характерный стиль, освободившись от иноземного влияния. Конечно, встречаются мотивы египетского происхождения, но они приспособлены к критским вкусам, и в С. М. III периоде каменные печати достигают высшего совершенства. Искусство письма в своей первоначальной стадии также, несомненно, многим было обязано Египту; но развитие от иероглифического письма к линейному было совершенно самобытным. Мы можем проследить этапы, пройденные письмом от применения его в чисто опознавательных целях, для личных печатей и обозначений тюков с товарами, до развитой системы тщательно составленных инвентарей. Может быть, это также является признаком установления централизованной бюрократической власти. Государство, не имеющее письменности, не может вести упорядоченной торговли. Позднеминойский период. Позднеминойский период (приблизительно 1600—1100 годы до н. э.) делится на две части катастрофой, происшедшей в конце П. М. I — П. М. II. Однако эта катастрофа, по-видимому, мало отразилась на плотности населения, и ее результатом было скорее то, что большие общины распались на ряд сравнительно мелких. Карта (см. карту 15)32) показывает, какая сплошная сеть городов и деревень покрывала в это время остров. Начавшийся в С. М. периоде процесс объединения теперь завершился. За исключением керамики II. М. II стиля, которая производилась только в Кноссе и вывозилась редко, мы лишь в очень редких случаях можем сказать, из какой части острова происходит тот или иной предмет. На карте более нет пробелов, [301]
и мы уже вправе говорить о группах городов лишь постольку, поскольку в каждой области, естественно, оказывается определенное поселение, которое может считаться «губернским городом». В П. M. I периоде остров покрывается сетью дорог со сторожевыми постами на определенных расстояниях.33) Все свидетельствует о государственной организации со строго централизованной бюрократической системой, с центром управления в царской резиденции Кноссе, где, согласно указанию всех греческих легенд, проживал Минос, повелитель Крита и многих заморских владений. Какое неизгладимое впечатление производила эта держава, превосходно показал Дж. К. Фрост, отметивший чрезвычайное сходство между описываемой Платоном в «Критии» Атлантидой и минойским Критом.34) Еще более интересно предположение Лифа, что Феакия, о которой говорится в Одиссее, есть не что иное, как изображение минойского царства, перенесенного в сказочную страну;35) Лоример показала, что многие из ранних элементов в гомеровских поэмах представляют собой отражение золотых дней П. M. I — П. М. II периодов.36) Несомненно, глубокое впечатление, которое производил Крит на современников, объясняется, между прочим, тем, что в критском государстве впервые в истории греческого мира до дней Александра культурные области Эгейского бассейна оказались под властью одного правителя. Агамемнон был верховным повелителем микенской державы, но он являлся только «первым среди равных» и находился в зависимости от своих вассалов. Подобно тому как в Египте за падением Древнего царства, с его сильной бюрократической властью, сосредоточенной в руках фараона, последовал период первого распада, когда отдельные вельможи находились в чисто формальной зависимости от царя, точно так же за падением Кносса последовало расчленение его державы на мелкие единицы, подчинение которых центральной власти, если оно и имело место, было пустой формальностью. В XVI веке Крит сделался мировой державой. Если он не упоминается в качестве таковой в египетских документах того времени, то это, вероятно, объясняется исключительно тем, что обе страны находились в мирных отношениях. Военные подвиги Крита ограничивались распространением его власти на севере, на материке и на островах и, согласно легенде, на западе, в Сицилии. Создание этой державы [303] начинается с появления торговых факторий. Во всем Эгейском бассейне название «Миноя» сохранялось до исторических времен.37) Одна «Миноя» находилась в Сифносе, одна на Аморгосе, острове близ Мегары, одна на Делосе, одна в Лаконии, ряд других — на побережье Сирии, на западе и даже в Аравии. Это, видимо, были названия, которые местные жители или сами купцы дали поселениям, занятым торговцами Миноса. Следующий этап наступает, когда местный князь обращается к купцам за помощью против своего соседа и получает ее за определенную плату. Так постепенно и, по-видимому, мирным образом большая часть страны оказывается под властью новых пришельцев. Наконец, наступает момент, когда оказываются необходимыми дальнейшие приобретения в целях борьбы с пиратами или защиты местных владений от притязаний других мореходов. Мир на морях необходим для державы, благосостояние которой основано на торговле, а морская держава Миноса — не миф. Однако власть в этой державе не поддерживалась планомерной политикой огня и меча; это ясно из того, что катастрофа в начале позднебронзового века не распространилась на материк. Материальное процветание Крита в П. М. I — П. М. II периодах отразилось во всех отраслях искусства. Что касается архитектуры, то дворцы остаются в основном без изменений, но частные дома становятся гораздо более пышными. Уже то обстоятельство, что в Кноссе появляются один или два дома на территории, первоначально составлявшей дворцовую собственность, свидетельствует об усилении знати за счет царя. Традиционное скальное укрытие становится теперь настолько глубоким и хорошо оформленным, что его можно назвать погребальной камерой. Последняя, естественно, сменяется гробничной постройкой, так как камера, высеченная в недостаточно прочной скале, легко подвергалась разрушению. Несомненно, под влиянием тесных сношений с Египтом критяне начали в это же время использовать в качестве фона для фрески поверхность целой стены вместо того, чтобы довольствоваться небольшими панелями. Так как местный слоистый известняк и кристаллический гипс непригодны для рельефов в египетском стиле, они были заменены окрашенной штукатуркой. Мастера вазовой живописи начинают изображать природу: в П. M. Ia периоде — цветы и растительные побеги, в П. М. Iб — жизнь моря. В результате этого орнамент светлым по темному уступает место орнаменту темным по светлому, который дает возможность для гораздо более тонких переходов красок и которому предстояло удержаться повсеместно в Эгейском бассейне на протяжении тысячи лет. [304] Чопорные формалистические сосуды П. М. II периода кносского производства производят впечатление иноземного влияния; этот стиль сближается с «дворцовым стилем» материка, начало которого относится, повидимому, к несколько более раннему времени. В оружейной технике Крит также был многим обязан своим заморским владениям. Как меч с рогом, так и крестообразный меч, по-видимому, были заимствованы из этих более воинственных областей. В миниатюрах мы наблюдаем наивысший расцвет искусства резьбы; примерами могут служить фигурка кносского прыгуна из слоновой кости и ритоны из жировика с рельефным орнаментом из Агиа-Триады. Но каменные печати не достигают уровня С. М. III периода, и хотя известны хорошие отдельные экземпляры, в них также появляется чопорность и формализм, которые ранее были им чужды. В момент наивысшего расцвета культуры наступает катастрофа. Мы рискнули выдвинуть предположение, что она имела экономические основания, и сопоставить археологические данные с греческой легендой о Тесее. Но, конечно, говорить об этом с уверенностью невозможно. Во всяком случае, ущерб должны были потерпеть правящие классы и города; крупные общины заменяются мелкими. Однако действительного разрыва в развитии местной культуры незаметно; присоединение острова Ахейской державой, по-видимому, носило довольно мирный характер. Впрочем, возможно, что запустение Палекастро до конца П. М. III периода указывает на изгнание «этеокритян», для которых эта часть острова могла быть последним опорным пунктом, ибо не следует забывать, что процветание этого города не прекратилось после того, как он был разрушен в конце П. М. I — П. М. II периодов. В конце XII века Крит был вовлечен в общее культурное развитие Эгейского бассейна. В следующей главе мы дадим краткий очерк этого развития. Поселения, где были найдены памятники раннеминойского времени, которые мы не можем отнести к какому-либо определенному периоду(см. карту 13, где они обозначены курсивом) Западный Крит
Центральный Крит
Южный Крит
Восточный Крит
Поселения, где были найдены памятники среднеминойского времени, которые мы не можем отнести к какому-либо определенному периоду (см. карту 14, где они обозначены курсивом)Западный Крит
Центральный Крит
Южный Крит
Восточный Крит
Поселения, где были найдены памятники позднеминойского времени, которые мы не можем отнести к какому-либо определенному периоду(см. карту 15, где они обозначены курсивом*)) Западный Крит
Центральный Крит
Южный Крит
Восточный Крит
Поселения с памятниками предположительно минойского времени(см. карту 16)
До сих пор еще не было предложено удовлетворительной замены для существующей терминологии в обозначении периодов. По ряду соображений можно было бы не выделять в особый период С. М. II, представляющий собой только местное развитие С. М. I; еще больше доводов можно принести в пользу возвращения к старой терминологии для обозначения П. М. I как П. М. II, поскольку нынешнее обозначение П. М. II применяется лишь к стилю росписи сосудов, встречающемуся только в Кноссе. Однако путаница, которая неизбежно возникла бы вследствие такого упрощения терминологии, безусловно, перевесила бы его сомнительные преимущества. Впрочем, одно обстоятельство не может не удивить читателя, а именно: колоссальная продолжительность, приписываемая Р. М. II и III периодам. При принятой в настоящее время в египетской историографии хронологии это неизбежно. Но даже учитывая, что в первобытные времена процесс развития идет чрезвычайно медленно, все же очень трудно допустить, что существующие памятники покрывают промежуток в 600 лет, как это предполагает общепринятая хронология. Если бы египтологи нашли возможным несколько сдвинуть даты, это можно было бы только приветствовать. С тем большим удовлетворением мы отмечаем, что немецкий археолог Шарф уже явно склоняется к этому. Он высказал предположение, что начало первой династии вполне возможно датировать 3000 годом до н. э., и в дальнейшем предложил хронологическую схему для первого периода распада, согласно которой VI династия кончается около 2300 года, а XI возникает в 2150 году и получает господство в Египте с 2065 года. Датировка XII династии, конечно, остается без изменений.38) 1) См. список слов в книге Glotz, Aegean Civilization, 386, а также список критских названий месяцев у Рейнака (Reinach, Epigraphie grecque, 487). 2) Ср. Haley and Blegen, A. J. A., XXXII, 141 сл. 3) Persson, Schrift und Sprache in Alt-Kpeta. 4) Peet, Essays in Aegean Archaeology, 90 сл. 5) J. H. A., XVII, 26 сл. 6) В. S. А., VIII, 125 сл. 7) Winkler, 128. 8) Marinatos, В. С. Н., 1933, 170 сл. (тщательное исследование всего материала). 9) Р. of М., II, 244. 10) Там же, IV, 803. На таблетках из Арсенала (П. М. II) встречаются латы, но нигде нет сцен сражений. Нельзя ли усмотреть в этом еще одну черту, определяющую влияние материка в П. М. II периоде? 11) Там же, 868; Archaeologia, LXXXIII, 212. 12) Мы не знаем, где они научились этому. Во всяком случае, не в Египте. 13) Лучшие работы: Evans. Mycenaean Tree and Pillar Cult; The Earlier Roligion of Greece, P. of M., passim и указатель под словом Religion; Nilsson, Tne Minoan-Mycenaean Religion. 14) Заслуживает внимания то обстоятельство, что в то время, как во всей остальной Греции на вершинах гор, когда-то посвященных Зевсу, теперь находятся часовни пророка Илии, на Крите место всех божеств занял Афендис Христос или просто Афендис. 15) Р. of M., указатель, 147. 16) Nilsson, M. Μ. R., 152. 17) Cook (Zeus, I, 508) приводит соображения, позволяющие предположить, что они ведут свое начало от настоящих рогов, возлагавшихся на алтарь. 18) M. Μ. R., 192. 19) Ср., однако, несколько более позднюю гемму с Мелоса (Cook, Zeus, II, 544). 20) Р. of M., IV, 138 сл. 21) Там же, 431 сл. 22) Р. of M., III, 146 сл. и The Ring of Nestor, и т. д. 23) Например, в пристройках к мессарским гробницам и в храмовой гробнице в Кноссе. 24) Нильсон, цит. соч., 378, полагает, что покойника действительно обожествляли и окружали религиозным поклонением. 25) Snijder, Kretishe Kunst. 26) От слова ο είδος- образ (греч.). 27) Однако округлая поверхность сосуда делала практически неизбежным для художника отвлеченный орнамент. 28) См. выше, стр. 275, а также написанную Франкфортом главу в The Mural Painting of El-Amarneh. 29) На этой карте, как и на следующей, курсивом обозначены поселения, которые не допускают более точной датировки, чем Р. М. и т. п. Их список прилагается в конце главы. 30) The Aegean Civilization, 134 сл. 31) См. также примечание к карте 13. 32) См. примечание к карте 13. 33) См. также карту 16 и прилагаемый список городов, которые, вероятно, относятся к минойскому времени, но в которых не было найдено предметов, пригодных для датировки. 34) J. H. S., XXXIII, 191 сл. 35) Leaf, Homer and History, 183. 36) J. H. S., XLIX, 145 сл. 37) Fick. Vorgriechishe Ortsnamen, 27. *) В книге «карта 45». Исправлено по списку опечаток. OCR. +) Знак вопроса в книге. OCR. 38) J. H. A., XIV, 275 и Der Historische Abschnitt der Lehre für Кönig Merikaгê, 54. |