2. Позднеминойский II (П. М. II)

(см. карту 11)

В сущности, разрыв между средним и поздним бронзовым веком, обусловленный землетрясением в Кноссе, падает на тот промежуток, который всегда принято было называть С. M. IIIб. Несомненно, если бы первые производители раскопок могли предвидеть, что им предстоит найти, они обозначили бы периодом П. M. Ia керамику периода С. М. IIIб, последовавшего за землетрясением, и именно здесь установили бы грань, разделяющую средний и поздний минойские периоды. Однако было бы нелепо менять терминологию, которой пользовались столько лет, и в последующем изложении для предметов, относящихся к этому краткому периоду, будет сохранено обозначение С. М. IIIб с распространением его, ради последовательности, и на переходную стадию от С. М. IIIб к П. M. Ia.

Происшедшее в конце С. М. IIIб периода землетрясение, повидимому, подействовало как своего рода стимул; при первом взгляде на карту бросается в глаза¹ значительное увеличение количества поселений. Периоды П. М. I и П. М. II были временем наибольшего процветания, какое знал Крит до римских времен. Некоторые поселения, покинутые при окончательной катастрофе в.конце С. М. I — С. М. II периодов, оставались после этого незаселенными до I в. до н. э. Эта катастрофа произошла почти повсеместно в конце П. М. Iб периода, [200]

а в Кноссе — в конце П. М. II. Действительно, стиль П. М. II, как и С. М. II, был чисто дворцовым стилем и даже имел еще более узкие рамки, ограничиваясь только одним Кноссом. Об этом свидетельствует находка П. М. II сосудов кносского изделия в отложениях П. М. I в Псире, Палекастро, Гурнии и других местах. Вследствие этого представляется наиболее правильным рассматривать П. M. I и П.М. II периоды вместе. Попрежнему наиболее распространенным остается тип низко расположенного и незаселенного поселения. Даже лежащие на холмах поселения Сидерокефало и Лутраки легко доступны. Весьма многочисленны мелкие рыбачьи поселки; находятся предприимчивые люди, которые поселяются даже в отдаленном юго-западном углу острова, в Хрисоскалитисе. Старые священные пещеры больше не используются, за исключением пещер в Аркалохори, Психро и Скотино. Однако в святилищах на холмах в Юктаос и Петсофасе предпринимаются восстановительные работы, а в Приниасе, повидимому, основывается новое святилище.

Хотя все говорит о том, что в течение этого периода жизнь протекала вполне мирно, главные дороги тщательно охранялись, как можно заключить по числу мелких поселений, которые должны были служить укреплениями или сторожевыми пунктами на дорогах. Особенно заметно это на большой дороге, ведущей от Комо к портовому городу Кноссу.

К тому же периоду я склонен отнести укрепления по дороге от Закроса до Ампелоса, хотя здесь и не было найдено черепков, а также многие постройки Восточного Крита, включая такие пункты, как Хиромандрес и Стас Тавернес. Последние дали лишь немного предметов раннегеометрического времени, но, судя по типу каменной кладки, они должны были быть построены в минойские времена.

Архитектура П. М. I. В Кноссе обширная система построек, расположенных со стороны южного входа, получила свой окончательный вид в П. M. Ia периоде. К югу от дворца на удаленном конце ущелья находится небольшой жилой дом с красивым павильоном, стены которого были украшены фризом с изображениями куропаток и удодов и с ванной для омовения ног. В смежном помещении оказались остатки купальных шаек, а обуглившееся дерево показывает, что здесь имелась и холодная и горячая вода. Тут же снаружи находится привлекательная беседка с родником, с нишей в глубине для лампы и выступами для приношений. Две ступеньки, ведущие вниз к воде, уже совсем стерлись. Дорога проходила выше этих зданий вдоль края ущелья по массивному виадуку, в котором были сделаны отверстия, чтобы открыть проток для воды, стекающей по уклону. Далее она сворачивала к северу и через мост пересекала речку, после чего выходила к [202] большому ступенчатому портику, поднимающемуся к юго-западному углу дворца¹⁾ (фото 65).

В самом дворце были сделаны следующие изменения. На западном дворе продолжили вымостку над сохранившейся «кулурой» и, кроме «северо-западной сокровищницы», не было оставлено ни одного здания. Был построен западный портик в его нынешнем виде с низким гипсовым основанием колонн, а также приемный зал и помещение для привратника. Стены здесь были украшены сценами боя быков, и следы красок на штукатурке с западной стороны внешней стены свидетельствуют о существовании веранды для защиты фресок. «Коридор процессий» расширили, и посредине его проложили гипсовый тротуар, обложенный по краям плитами сланца, скрепленными твердым красным цементом. Южные пропилеи были сужены (фото 66, 2), и верхний этаж на западной стороне центрального двора получил свой окончательный вид. Фасады, выходившие на западный и центральный дворы, подверглись значительной перестройке; последний был расширен. Центральный двор был замощен прямоугольными известняковыми плитами. Было сооружено святилище, выходящее на этот двор, и ступенчатый портик, открывающий доступ в верхний этаж.

Повсюду во дворце были засыпаны кисты предшествовавшего землетрясению периода. Бассейн для совершения очищений и вся система юго-западного входа были заброшены.²⁾ Однако в расположении жилого квартала на восточном склоне не было произведено никаких или почти никаких изменений.

План дворца приложен к стр. 204, а план верхнего этажа западной части — к стр. 208. Парадным входом служил западный портик, откуда вел к южным пропилеям «коридор процессий», огибавший юго-западный угол. Здесь открывался доступ в «бельэтаж». Дальше коридор сворачивал к северу и выходил в центральный двор. Как нижний, так и верхний этаж разделялись на две половины коридором; на нижний коридор выходили склады, а на верхний — главные парадные помещения. Расположение последних видно по утолщениям нижних стен, которые должны были служить прочным основанием для стен и колонн верхних помещений. На плане показаны окна, но, принимая во внимание отступы на фасаде (см. выше, стр. 116), правильнее, вероятно, устранить их на плане. Повидимому, в это время старались, по возможности, избегать наружных окон. Вероятно, достаточное количество света проникало из коридора, цементная вымостка которого показывает, что он был открыт сверху, а также через [203] внутренние окна, так как, очевидно, не все помещения были равной высоты.³⁾ В нижнем этаже часть между «длинным коридором» и центральным двором в основном была занята святилищем с колоннами, фасад которого был, видимо, близок к типу, показанному на «миниатюрных фресках», с тем лишь отличием, что он, очевидно, имел одиночную колонну посередине и две колонны по сторонам на более низком уровне. Очевидно, что эта группа помещений всегда имела сакральное значение, так как в нее входят не только два зала с колоннами, относящиеся к более раннему времени, но также и участок «храмовых кладовых», над поверхностью которого находились две неглубокие кисты. Другая важная часть дворца теперь занята комплексом помещений «тронного зала», построенным в П. М. II периоде. О постройках предшествующего периода нам ничего не известно.

Другой главный проход вел по направлению к «площади театра» и далее до центрального двора, минуя северные ворота, которые сохранили свой прежний вид. Восточное крыло было целиком отведено под жилой квартал и помещения ремесленников. Расположение жилого квартала ясно из общего плана. Первый этаж, повидимому, почти в точности воспроизводил план нижнего. Второй этаж лежал на одном уровне с центральным двором, и пометки, имеющиеся на этом уровне на плитах площадки, показывают, что здание возвышалось, по крайней мере, еще на один этаж. Лестница, поднимавшаяся от центрального двора и состоявшая приблизительно из двенадцати ступеней, вела в большой восточный зал, который, как мы имеем основание полагать, лежал над коридором с нишами, складом пифосов с медальонами и старыми фундаментами, находившимся к востоку от этого зала. Его фасад украшали три колонны, поддерживаемые столбами коридора с нишами; возможно, что в этом здании был сооружен центральный атриум в южнокритском стиле.⁴⁾

Стены были покрыты рельефами, изображавшими борцов, а также фризом из крылатых грифонов, сделанных лепным рельефом. Найденные бронзовые локоны принадлежали, повидимому, какой-то культовой статуе, возможно, женской фигуре очень больших размеров.

Единственный выход из этого крыла дворца вел через перестроенный и снабженный открытым выходом восточный бастион к системе «параболической кривой», при помощи которой стекающая с крыш дворца дождевая вода направлялась в ряд водоемов. Было высказано правдоподобное предположение, что здесь находилась дворцовая прачечная.⁵⁾ На расположенном [204] внизу лугу, несомненно, происходили бои быков, потому что это было единственное место, пригодное для устройства достаточно обширной арены.⁶⁾

Стены дворца во многих местах сделаны из бута с облицовкой из тесаного камня или штукатурки, заменившего крупные глыбы предшествующей постройки. Наиболее важная отличительная черта архитектуры как восстановленного дворца, так и современных ему домов — это применение в качестве дверных косяков высоких гипсовых столбов вместо бревен на гипсовом основании. Они получают почти повсеместное распространение и, повидимому, свидетельствуют о недостатке подходящего строительного леса. Кроме того, часто отсутствуют вертикальные столбы, связывавшие ранее каменную кладку, а горизонтальные балки становятся тоньше. В этом усматривают доказательство исчезновения лесов в более доступных частях острова в данном периоде, обусловленного либо ростом населения, вырубавшего старые леса, либо расширившимся строительством и развитием судостроения.⁷⁾ Пометки каменщиков на камнях становятся менее глубокими, чем в предшествовавшем периоде.

Повидимому, в конце П. М. Ia периода произошло небольшое землетрясение, которое вызвало необходимость значительных восстановительных работ, но конструктивных изменений при этом произведено не было. Особенность их заключалась в том, что вся поверхность стен покрывалась штукатуркой с целью получения большей площади для росписи.⁸⁾ Ни Агиа-Триада, ни Фест не пострадали серьезно от землетрясения, и расположение их построек осталось без изменений. Не была затронута и Маллия.

Архитектура П. М. II. Наиболее важным архитектурным памятником П. М. II периода в Кноссе является комплекс помещений «тронного зала», расположенный в одной из самых старых частей дворца, где еще сохраняется округленный угол С. М. Ia «блока».⁹⁾

Короткий лестничный марш ведет из центрального двора к аванзале, вдоль северной и южной стен которой имелись гипсовые выступы, прерывающиеся в одном месте, где находится деревянный трон. Двойная дверь в западной стене ведет в самый «тронный зал». Стены этого зала были украшены [205]

11. Поселения позднеминойского II периода. [206]

описываемой ниже фреской с грифонами, а центральная часть пола была покрыта красной штукатуркой. Южнее находится бассейн для совершения очистительных обрядов, к которому опускаются ступеньки. Тут находятся три колонны, расположенные перед балюстрадой. К ним и был обращен трон. Он был сделан из гипса, хотя форма его представляла собой воспроизведение в камне форм дерева. Он представляет собой весьма удобное сидение, несмотря на несколько причудливый вид. Следы штукатурки показывают, что спинка была орнаментирована. По обе стороны от трона, несколько поодаль, находятся гипсовые скамьи. С западной стороны к «тронному залу» примыкает небольшое святилище, в котором возвышается плита, служащая алтарем (фото 67).

Рис. 29.

Из северо-восточного угла аванзалы лестница, находящаяся внутри старой округленной стены, ведет в верхний этаж. Возможно, что отсюда, как и из северного коридора, имелся доступ к ряду помещений, расположенных к северу и к западу от самого «тронного зала» и, очевидно, входящих в комплекс его помещений. Одно из этих помещений было оборудовано как кухня с низкой гипсовой полкой, гипсовым столом для [207] стряпни и каменным сидением. Вся эта система комнат производит впечатление особой части дворца, в которую царь мог удаляться для выполнения какой-либо особой церемонии.

Как уже было сказано, П. М. II период составляет особенность Кносса, и другие местности его не знают, если не считать случайных предметов ввоза.

Постройка у Нирухани, повидимому, была сооружена непосредственно после землетрясения. Она имеет своеобразную конструкцию, и высказывалось предположение, что это был склад культовой утвари, так как здесь были найдены четыре большие двойные секиры, явно не предназначавшиеся для употребления, и свыше сорока треножников из расписной глины для жертвоприношений. Далее на южной стороне восточного двора лежали остатки пары больших священных рогов, а в главном коридоре находилась фреска сакрального содержания. Как видно из плана, в главное помещение входили прямо со двора, что указывает на общественный характер здания. Некоторые из внутренних стен нижнего этажа были сложены из необожженного кирпича, а значительная часть настила состояла из зеленовато-синего сланца, который широко применялся в переходном периоде С. M. IIIб — П. M. Ia. В непосредственной близости видны следы дамбы, выступающей в море.

К счастью, в восточной части Крита находятся два поселения, которые дают возможность уяснить план города в целом.

На небольшом холме у берега моря лежит Гурния — один из наиболее очаровательных археологических памятников в мире (фото 17). На вершине холма находится жилище местного владельца усадьбы, выходящее на большой общественный двор и имеющее, в подражание более обширным домам, свою миниатюрную «площадку театра». Остальные дома отделены друг от друга мощеными улицами. Одна из них огибает кругом почти все селение несколько выше середины склона холма и соединяется с нижним «кольцом» посредством ступенчатых спусков. Планы домов трудно определить, потому что сохранившиеся стены обычно принадлежат только фундаментам, расположенным ниже входа. В основной ярус вела короткая лесенка, по которой поднимались с улицы. Доступ в небольшое святилище, содержавшее алтарь и культовые изображения, открывался через коридор, пол которого был сильно стерт. Устройство этого коридора уяснить не удалось; на задней стене его, возможно, имелся выступ.

Гурния, очевидно, была городом земледельцев. В противоположность ей Псира была селением моряков. Здесь городские строения находятся на крутых склонах с двух сторон небольшой гавани. В то время как в Гурнии городские дома, как правило, построены из мелкого камня и только владелец [208] усадьбы мог похвалиться домом из тесаного камня, в Псире все постройки сделаны из массивных, хотя иногда и грубо обработанных каменных блоков, а полы выстланы большими плитами сланца. Ни в том, ни в другом городе кирпич, повидимому, не применялся. Для обычного плана, повидимому, был типичен коридор, ведущий через световой колодец в приемный зал, который в одном случае снабжен плитой для совершения очищений. Отсюда лестница вела наверх, очевидно, в жилые комнаты. Более крупные дома строились террасами, расположенными по склону ярусами, не более двух этажей в высоту¹⁰⁾ (фото 68, 2).

В Палекастро, гораздо более крупном и важном поселении, была расчищена значительная часть городской площади. Дома здесь больших размеров. Это расположенное на ровной местности поселение лишено той привлекательности, которую придают Псире и Гурнии их живописные террасы. Наиболее типичным является дом В.¹¹⁾ Лесенка с улицы ведет через помещение привратника, где имеется каменная скамья, в вестибюль; последний в свою очередь сообщается с площадкой, на которой находятся четыре базы колонн. Это помещение рассматривали как «мегарон», но прямоугольное углубление между колоннами ясно показывает, что это имплувий южнокритского типа. К нему примыкает углубление, представлявшее собой площадку для совершения очищений или помещение для ванны. Во второй этаж вела лестница. К югу от дома находится открытый двор с верандой. Интересную особенность дома, находящегося на противоположной стороне улицы, составляют отступы на фасаде, которые здесь соответствуют находящимся за ними комнатам.

Хотя в Кноссе еще не расчищено сколько-нибудь значительного участка города, все же там раскопано достаточное число домов этого периода, чтобы можно было составить ясное представление об их типе. Самый значительный из них — это Малый дворец, непосредственно соединенный с «площадью театра»; ряд приемных помещений, с перистилем, который, очевидно, получил всеобщее распространение в этом периоде, ведет в большой зал, состоящий из двух частей, освещаемых, как обычно, при помощи небольшой колоннады и светового колодца. На северо-запад выходит латрина, сообщающаяся с внешним канализационным ходом. Из южного конца перистиля был выход к большой двойной лестнице, ведущей в верхний этаж, а из северного конца через коридор с поворотами — к площадке для совершения очищений с балюстрадой, каннелированные колонны которой оставили отчетливый отпечаток на глине и штукатурке позднейшей перегородки. [209] Каннелюры выпуклые, и диаметр колонн, повидимому, был одинаковым.

В южной части здания, под строениями основного яруса, находится ряд крипт с колоннами. Эванс, основываясь на параллелях из хтонических культов, высказал предположение, что «малый дворец» был воздвигнут для умилостивления богов после страшной катастрофы, непосредственно предшествовавшей этому периоду (фото 69).

Рис. 30.

Столь же великолепным зданием, хотя и меньшего масштаба, является «царская вилла», построенная, вероятно, немного позднее П. M. I периода. Она также была связана особой дорогой с дворцом. Наиболее интересные особенности этого здания — трон, помещенный за балюстрадой в абсиде в глубине главного зала, сообщающийся посредством светового колодца с верхним помещением, лестница, разделяющаяся после первой площадки, гипсовые блоки, покрытые в некоторых случаях красной штукатуркой, из которых построены многие стены, и крипта с колоннами и гигантскими кипарисовыми стропилами.

Лучшим примером частного дома может служить южный дом (рис. 30). Он расположен в выемке несколько ниже дворца и имеет входы с юго-востока через обычный световой колодец и приемный зал и из портика с лестницей, находящегося на уровне второго этажа. В нижнем этаже находится крипта с колоннами, в которой обнаружен гипсовый постамент для двойной секиры, и углубленная площадка для совершения очищений. В подвальной части размещались погреба и [210] кладовые, которые могли запираться с обеих сторон посредством бронзовых засовов, входящих в отверстия на внутренней поверхности гипсовых дверных косяков.

Рис. 31.

Эти дома обладают рядом общих черт.¹²⁾ Вход в нижнем этаже ведет к световому колодцу. Далее следует приемный зал. На том же уровне находится крипта с колоннами, — за исключением «Малого дворца», где она находится в подвале, — и площадка для совершения очищений, за исключением «царской виллы». Приватные помещения размещались во втором этаже, а спальни, несомненно, были еще выше. Следует напомнить, что в древности, особенно на востоке, спальня считалась маловажным помещением. В больших коптских и арабских домах в Каире хозяин ложился спать в той комнате, в которой он почувствует усталость. Поэтому спальни малы. В целом кносский дом похож на египетский дом периода Телль-Амарны, с той лишь разницей, что помещения расположены не горизонтально, а вертикально.

В египетском доме за святилищем, расположенным при входе, следовали прежде всего парадные приемные комнаты. За ними (а не над ними, как на Крите), размещались более скромные приемные комнаты, а в глубине — жилые помещения. [211] Необходимо упомянуть об одной любопытной черте — отсутствии постоянной кухни и помещений для слуг и рабов. Можно предположить, что пища приготовлялась на жаровне в каком-либо подходящем для этого помещении. Неизвестно, однако, где находились печи для выпечки хлеба.

Меньшие дома в Кноссе, как, например, дом с фресками, не имеют правильной планировки. Как и С. M. I дома в Василики, они состоят из ряда прямоугольных комнат, назначение которых не может быть установлено с достоверностью.

Гробницы П. М. I. К переходному периоду С. М. III — П. М. Ia надо отнести большую храмовую гробницу к югу от дворца. Расположенный с боковой стороны вход вел в одноэтажный павильон с двумя колоннами, за которыми находился открытый мощеный двор. Из этого двора расположенные между двумя массивными бастионами ворота, от которых сохранилась на месте перемычка, вели в коридор, открывавшийся в крипту с колоннами, стены и столбы которой были испещрены изображениями двойной секиры. Из северо-западного угла этой крипты входили в самую погребальную камеру — четырехугольное помещение, облицованное гипсовыми плитами, по три с каждой стороны, причем центральные плиты служили опорами для боковых, а сами поддерживались большими деревянными балками, пересекавшимися над центральным столбом, сделанным из гипса. Грубо отделанный каменный свод был выкрашен в голубой цвет, который как бы имитировал небо. Тело покойника, как можно предположить, находилось в глиняном саркофаге, от которого не осталось никаких следов (фото 70).

Из коридора, ведущего в крипту с колоннами, открывается дверь на лестницу, поднимающуюся в том же направлении и выходящую на открытую террасу наверху. Несколько ступенек вели выше к святилищу, состоящему из одной камеры с двумя колоннами, расположенному над криптой с колоннами. Вся постройка в целом служит замечательной иллюстрацией к приведенному Диодором описанию подземной гробницы Миноса в Сицилии и находящегося над ней храма богини Афродиты.¹³⁾

К концу П. M. Ia периода постройка, повидимому, сильно пострадала от землетрясения. Бастионы по обеим сторонам ворот частично обрушились, а павильон почти сравнялся с землей. Камни из этих частей здания были использованы для того, чтобы отгородить стеной пространство в крипте между двумя столбами и западной и южной стенами. В получившихся таким образом отделениях было погребено много покойников, являвшихся, может быть, жертвами [212] землетрясения. Однако сквозной проход к погребальной камере все время оставался открытым. Наконец, в П. М. II периоде во внутренней камере было наскоро выкопано углубление для последних погребений.

Царскую гробницу в Исопате, вероятно, нужно отнести к несколько более позднему времени того же периода.¹⁴⁾ Длинный наклонный дромос ведет с поверхности земли вглубь. Внизу находится дверное отверстие. Горизонтальные выступы над ним указывают, повидимому, на то, что оно завершалось плоской перемычкой, так же как и ложные двери или ниши в переднем помещении, углубляющиеся до скалы с каждой стороны. Такая же дверь соединяет переднее помещение с основной прямоугольной камерой, в одном из углов которой находилась облицованная погребальная киста, а в глубине — ниша, подобная нишам переднего помещения. Все сооружение имело, вероятно, килевой свод, и если мы предположим, что его высота равнялась ширине, как у толосов в Микенах, то получим для крыши высоту около 8 м.¹⁵⁾ Это указывает на то, что оно имело вид большого кургана, возвышающегося над уровнем почвы.¹⁶⁾ Конструкция его грубее, чем в храмовой гробнице, лицевая сторона камней обработана менее тщательно. Впрочем, последняя могла быть покрыта штукатуркой. Эта гробница еще использовалась в П. М. II периоде, к которому относится основная часть отложения.

В меньшем масштабе построена гробница I на том же кладбище. Насколько позволяют судить скудные остатки, конструкция ее была почти такой же, и единственное отличие составляет отсутствие ниш, кроме одной в задней стене, и облицованная погребальная киста в форме буквы L.

Гробница V на этом кладбище также была первоначально сооружена в П. М. I периоде. Одна погребальная камера найдена к западу от дворца;¹⁷⁾ использовалось и кладбище в Мавроспелио. [213]

На юге Крита, в Агиа-Триаде, углубленные облицованные гробницы устраивались в более ранних домах, а на востоке наиболее обычными были погребения в опрокинутых пифосах.

Рис. 32.

Гробницы П. М. II. Большинство гробниц в Исопате и по крайней мере треть в Зафер Папуре принадлежат к П. М. II периоду. Встречается три типа захоронений: обыкновенная погребальная камера, где хоронили, вероятно, в глиняных саркофагах, шахтовые гробницы, расположенные на глубине 2-3 м и имеющие в конце углубление, покрытое каменными плитами, и шахтовые пещеры, представляющие собой несколько более глубокие шахты с выступами, облегчающими спуск, и низким сводчатым проходом в глубине, ведущим к самой гробнице.¹⁸⁾

Самым интересным из камерных погребений была «гробница двойных секир», в которой киста выкопана в форме двойной секиры, а погребальная камера делится на две части выступающим из задней стены каменным столбом, передняя поверхность которого обтесана в виде рельефной полуколонны.¹⁹⁾

Фрески П. М. I. Фрески и расписные рельефы достигают в художественном отношении весьма высокого уровня. Дом с фресками дал несколько лучших образцов переходного стиля С. М. IIIб — Π. M. Ia. Эти картины представляют сцены из жизни растительного и животного мира. Обезьянки, написанные голубым, изображающие зеленых обезьянок западной Африки, шаловливо срывают цветы среди густой растительности на фоне тщательно показанного горного пейзажа. Синяя птица, может быть, сиворонка, поднимается над скалами, покрытыми шиповником, лилиями, ирисами, викой и другими растениями. Встречаются фризы с рисунком из крокусов и мирт, а на одном замечательном фрагменте изображен искусственный фонтан. Сохранность этих фрагментов поразительна; прибегая к избитой фразе, которая хоть на этот раз оказывается правильной, можно оказать, что во многих случаях [214] краски почти так же свежи, как в тот день, когда они были положены.²⁰⁾

К этому же времени может быть отнесен фриз с куропатками и удодами, украшавший павильон караван-сарая, а также найденные в Амнисосе изображения искусственно планированных садов с лилиями, имеющие слегка врезанные контуры.²¹⁾

Заслуживает внимания отсутствие изображений человека. Это справедливо и относительно известных фресок из Агиа-Триады, воспроизводящих исключительно сцены из жизни дикой природы. Кошка, ползком подкрадывающаяся к фазану, и косуля, скачущая среди скал и цветов, — это моментально схваченные впечатления от живой природы, оставляющие незабываемое впечатление (фото 72).²²⁾

Фест фресок не имеет, стены позднейшего дворца покрыты однотонной окраской, но новые постройки кносского дворца богато орнаментированы, причем в орнаменте постоянно встречаются человеческие фигуры.

К П. М. Ia периоду можно отнести «фреску с носилками», происходящую, возможно, из небольшой комнаты, выходившей на продолжение «коридора процессий».²³⁾ Она изображает фигуру в белом одеянии, сидящую на чем-то вроде складного табурета, в носилках, которые несут другие люди в белых одеяниях. Из мегарона царицы происходит верхняя часть изображения танцующей девушки в короткой блузе и с развевающимися во время танца волосами.²⁴⁾ К П. M. Ia относится также довольно грубая фреска со щитами.²⁵⁾ На ней представлен ряд щитов в форме восьмерки, причем пятнистая бычья шкура передана тем же условным приемом, который применялся и при изображении живых быков. Показаны стежки посередине щита, где он имеет двойную толщину, а заштрихованная полоса ниже центра представляет или металлическое крепление, или щетинистую шерсть на хребте — эта шерсть таким же образом обозначена на фреске с тореадорами.²⁶⁾ Фон светлооранжевый, а щиты изображены висящими на широком фризе из спиралей, в центре которых находятся розетки. Подобные фризы из спиралей типичны для этого периода.

Фрески с тореадорами, упавшие из какого-то помещения над «школьной комнатой» в Кноссе, имеют вид панелей; [215] вероятно, они были расположены над однотонной полосой в нижней части стены на высоте около 2 м.²⁷⁾ На этих фресках изображены акробаты, мужчины и женщины, совершающие сальто через спины нападающих на них быков. Женщины одеты точно так же, как мужчины, с гульфиком и коротким куском ткани сзади, и перетянуты в талии узким металлическим поясом.

В конце П. M. Ia периода расписные рельефы, повидимому, выходят из моды. Один рельеф на потолке, выполненный этой техникой и состоящий из розеток на синем поле, покрытом белыми соединенными спиралями, найден на «площадке миниатюрных фресок».²⁸⁾ Другим известным примером служит рельеф «царь-жрец».²⁹⁾ Это одно из наиболее удачных изображений людей в минойской живописи. Широкая грудь и сильные мышцы стройных бедер характеризуют минойский идеал человеческой фигуры. На голове «царь-жрец» носит корону из лилий, с которой свешиваются назад длинные павлиньи перья. Голова, кроме уха, повидимому, была написана плоскостно, так же как и развевающиеся локоны, спадающие ниже груди. Вокруг шеи надето ожерелье из лилий, являющееся, может быть, отличительным знаком какого-либо минойского рыцарского ордена. Костюм чрезвычайно прост. Это тот же костюм, который носят атлеты на фреске с тореадорами. Очевидно, здесь, как и в Египте, царя изображали в простом первобытном костюме уже много времени спустя после того, как в действительности его одеяние сделалось гораздо более изысканным. Он шествует в саду среди фантастических лилий и бабочек (фото 71). Фрагменты изображений бабочек и цветов здесь, как и на оригинале, не восстановлены.

Большое количество фресок может быть отнесено к П. М. Iб периоду. Некоторые из них выполнены в очень крупном масштабе: для этого периода типично использование всей поверхности стены как основы для орнамента. Наиболее значительное произведение этого периода — фреска, украшавшая стены «коридора процессий», с которой должно быть сопоставлено знаменитое изображение человека с кубком в руке из южных пропилей.³⁰⁾ Фреска процессий имела, вероятно, два ряда, из которых сохранился только нижний, да и то лишь у основания. Было изображено шествие юношей и девушек, причём первые, повидимому, несли сосуды из драгоценных металлов, а последние, может быть, музыкальные инструменты. [216] В одном месте шествие прервано женской фигурой, к которой обращена группа из четырех лиц. Женщина, повидимому, покрыта прозрачной тканью, ниспадающей к ее ногам. Возможно, что это жрица или даже сама богиня. Носители кубков с южных пропилей были, несомненно, изображены в два ряда и выступали навстречу приближающейся процессии, с большими серебряными ритонами в руках, условно изображенными синими. Эти фигуры дают превосходный материал для реконструкции подлинного парадного костюма того времени, в противоположность архаическому ритуальному костюму царя-жреца. Головы обнажены, и длинные волнистые волосы спадают сзади за ушами, в отличие от царя-жреца, у которого один свисающий на грудь локон падает перед ухом. Показаны серебряные серьги, ожерелья, браслеты и поножи. На левом запястье фигуры, сохранившейся лучше других, надета чечевицеобразная гемма из какого-то камня, оправленного в серебро. Стягивающий талию широкий металлический пояс сделан из серебра, расцвеченного золотом. Короткая юбочка спускается сзади несколько менее чем до середины бедра, а спереди падает до уровня колена, от которого свешивается длинная сетка, повидимому, из бус. Орнамент юбочек очень богат как по узорам, так и по расцветке, и влияние коврового ткачества сказывается здесь в распространенном мотиве четырехлистника, встречающемся также и в инкрустациях. Что касается изображений женских фигур, то можно лишь установить, что в некоторых случаях юбки снабжены оборками, а в других падают прямо и имеют вышитую кайму. На изображении жрицы или богини отчетливо виден архитектурный орнамент, с триглифами и розетками.

Фон представляет условное изображение скал, выродившееся теперь в ряд смежных волнистых линий различных цветов.

В меньшем масштабе и гораздо более грубо выполнена «фреска с табуретами» из северо-западной части дворца.³¹⁾ Здесь изображена группа фигур, преимущественно юношей, сидящих попарно на табуретах друг против друга и передающих друг другу кубки с двумя ручками. Среди них находится девушка, получившая название «парижанки», единственная сохранившаяся женская фигура. Костюм юношей чрезвычайно своеобразен. Он состоит из длинных ниспадающих до ног мантий с оборками синего и желтого цвета. На плечи у некоторых накинуто нечто вроде крылатки. За пояс у одной из фигур засунута красная перчатка, другая висит на перекладине табурета. У девушки сзади на шее — высокий бант, напоминающий священный узел. Заслуживает внимания отсутствие признаков широко распространенного в других [217] случаях металлического пояса. Вся композиция имеет в себе нечто упадочное и производит неприятное впечатление извращенности, с которым может быть сопоставлено только впечатление от искусства Телль-эль-Амарны, хотя там оно смягчено налетом тонкой меланхолии, совершенно отсутствующим на рассматриваемой фреске.³²⁾

В П. М. II периоде в Кноссе в значительном количестве появляются новые мотивы орнамента. Сохранилось очень много фрагментов фресок этого времени. Излюбленным способом украшения является полоса под мрамор в нижней части стены, иногда делившаяся на панели.³³⁾ Игры с быками, повидимому, оставались излюбленным сюжетом, но незначительное количество уцелевших фрагментов не позволяет нам сказать, не появляется ли что-либо новое в трактовке этой темы.

Фреска, пострадавшая меньше других, была найдена в «тронном зале», где в некоторых случаях сохранились еще на своем месте на стенах лежащие грифоны³⁴⁾ (фото 67). Фон красный, с волнистой белой полосой внизу и другою такой же посередине, для обозначения скалистого ландшафта. Снизу тянутся стилизованные стебли, заканчивающиеся цветами папируса. Сами грифоны замечательны тем, что они лишены крыльев. Их передняя часть затейливо орнаментирована перьями и зелеными, красными и синими розетками по желтоватому фону. Но наиболее интересная особенность — это заметная вдоль нижних линий штриховка для изображения тени — первая попытка подобного рода со времен Альтамиры.

Можно предположить, что к П. М. II периоду относится найденный близ дома с фресками очаровательный фрагмент «командир негров».³⁵⁾ На синем фоне изображен нарядный минойский офицер в желтой юбочке и кожаной шапке с рогами, держащий два копья и ведущий за собой ускоренным маршем отряд черных воинов.

Керамика П. M. I. В Центральном и Южном Крите, повидимому, сравнительно быстро произошел переход от СМ. IIIб к П. M. Ia стилю керамики. В отличие от этого Восточный Крит дал целый ряд предметов, которые могут быть охарактеризованы, как переходные. Повидимому, хорошим критерием служит применение белил. В этом переходном периоде они используются, как самостоятельный элемент орнамента, например на прекрасной чаше с ножкой из Закроса, где основной рисунок состоит из полосы звездчатых анемон, сделанных [218] белым по темному фону, в то время как остальная часть сосуда расписана темным по светлому.³⁶⁾ Позднее, в собственно П. М. Ia периоде, белила служат лишь чисто вспомогательным средством для выделения спиралей или полос. Многие из погребальных сосудов с кладбища Пахиаммоса также принадлежат к этой переходной стадии. На фото 61, 2а, показано своего рода «двусекирное растение» с типичными для Восточного Крита соединяющимися по касательной петлями внизу. Среди других образцов есть очень красивый кувшин с группой дельфинов.³⁷⁾ Эти сосуды, как и другие из Закроса и Палекастро, очевидно, соответствуют по времени самой ранней фазе П. М. Ia периода в Кноссе и иных местах в центре и на юге острова.

Керамика П. M. Iа периода легко отличима от более ранних изделий благодаря лучшему обжигу, который дает характерный «звон» при падении черепка. Чистая желтая поверхность получается либо от поливы, либо в результате полировки корпуса сосуда. Белая окраска, как уже было оказано, обычно не закрепленная, постепенно занимает все более подчиненное положение, и обычной расцветкой становится блестящий красно-черный орнамент на желтом фоне. Но в ранней стадии эта расцветка в отдельных случаях дополняется яркими оранжево-красными полосами, характерными для раннего П. M. Ia стиля.

Из нераскрашенных сосудов наибольшую ценность для датировки представляет небольшая чашка без ручек, отличающаяся от чашек С. М. III периода тем, что имеет не закругленный, а острый край основания. Для чашек с ручками наиболее обычна форма «вафио» с лепным валиком вокруг середины и преимущественно спиралевым орнаментом. Другие чашки, более округлой формы, обычно украшены изображением побегов с листьями (ср. рис. 33, 4 и 7). Эти побеги часто имеют матовокрасную расцветку, так же как и побеги, украшающие типичные цветочные горшки. Последним присущи различные формы; иные из них напоминают высокие конические кубки, другие похожи на грушевидные амфоры с широким отверстием и без ручек, некоторые имеют сильно расширяющиеся края и сравнительно узкое тулово и основание. Один сосуд из Палекастро похож на кубок с одной ручкой и на толстой ножке; однако, как и другие цветочные горшки, он имеет отверстие в дне.³⁸⁾ Встречаются «вазы для фруктов» на высокой ножке и с выпуклостью в центре. Отдельные образцы алавастров подражают египетским [219] алавастрам мешкообразной формы и украшены волнистыми линиями, воспроизводящими жилки настоящего камня³⁹⁾ (фото 73, 1). Появляются амфоры и чаши на ножках, похожие на уже упомянутый образец из Закроса. Цилиндрические кувшины украшаются либо цветочными побегами, либо спиралями. Впервые появляется сосуд с ложным носиком.⁴⁰⁾ Встречаются кувшины с высокими носиками и обычно довольно грубым спиралевым орнаментом, а также с горизонтальным носиком и оригинальным узором, один из образцов которого показан на рис. 33, 11. Большее распространение получают ритоны всех разновидностей, в особенности яйцевидные. Ритоны в форме кубаря обычно украшаются соединенными спиралями, к которым часто добавляются белые точки. Большое разнообразие форм наблюдается на востоке острова.

Рис. 33. 1-12 — образцы орнамента П. М. Ia керамики. [220]

Один сосуд из Палекастро, грушевидной формы, имеет одну ручку сзади, а вторую, в виде рогов каменного козла, голова которого выступает вперед, наверху, как у корзинки.⁴¹⁾ Другой сосуд из Псиры имеет форму быка, покрытого сеткой.⁴²⁾ Сосуды в виде кубаря бывают часто украшены красными кружками и точками, имитирующими минеральный конгломерат. Длинный конический глиняный ритон, повидимому, появляется впервые на востоке. На нем обычны полосы соединенных спиралей или розеток, как на рис. 33, 2.⁴³⁾ Отличительным признаком спирали П. M. I периода является толстое внешнее кольцо и сплошной кружок в центре. Другой впервые появляющийся мотив орнамента — это лист плюща (рис. 33, 6), который в это время часто, хотя и не всегда, образует одиночные побеги, и лилия (рис. 33, 10), получающая в дальнейшем, в П. М. II периоде, такое широкое распространение. Сохраняется еще прежний рисунок, передающий узоры щита черепахи. Обыкновенно он играет лишь вспомогательную роль, но есть сосуды, где он составляет главный элемент.⁴⁴⁾ Контуры становятся гораздо тоньше и точнее, чем раньше, и черепки с этим орнаментом легко отличимы. В виде исключения в Кноссе, на кладбище в Исопате и во дворце в Агиа-Триаде наблюдается возрождение полихромии, на ряде больших прямостенных кубков с двумя двойными ручками, напоминающими кольца ножниц. Сосуды покрыты обмазкой и расписаны наподобие фресок. Основной тип орнамента — это узор из синих спиралей на красном и терракотовом фоне. В двух случаях на сосудах из Исопаты к этому добавлены шлемы с гребнями и наушниками и щиты в форме восьмерки (фото 73, 2). Встречаются также небольшие переносные жаровни с этим орнаментом.⁴⁵⁾

Многие из более крупных сосудов богато орнаментированы. Великолепный кувшин из Псиры украшен бычьими головами и двойными секирами в промежутках между головами (фото 74, 1). Фон образован побегами оливковых листьев, внизу — полосы узоров, один из которых показан на рис. 33, 5.⁴⁶⁾ Другие сосуды сходной формы покрыты соединенными спиралями или же имеют полосы из спиралей или листьев (фото 74, 2).

Во дворцах Кносса и Феста и в частных домах найдены бесчисленные образцы пифосов. Здесь перед нами встает проблема «пифосов с медальонами». Значительное число их [221] было найдено в восточном крыле Кносского дворца на гипсовом полу, под которым оказались два более ранних пола из штукатурки, а еще ниже — «мозаичный» пол, типичный для С. М. IIб периода. Керамика, обнаруженная в трех слоях между гипсовым и мозаичным полом, сплошь относится к С. М. III периоду, за исключением немногих С. М. II черепков на самом нижнем уровне. Первоначальный вход в коридор с нишами, откуда вел вход к данному складу, был закрыт в конце С. М. IIIб периода. Во всяком случае сосуды, типичные для этого периода, найдены в первоначальном положении на изолированном участке.⁴⁷⁾ Другие находившиеся в употреблении «пифосы с медальонами» были найдены вместе с П. М. образцами в шестом и десятом складах и в северо-восточном доме.⁴⁸⁾ Таким образом, можно было бы допустить, что пифосы принадлежат С. M. IIIб периоду, хотя это предполагало бы слишком большое количество структурных изменений на протяжении одного периода в этаже, где размещались склады. Кроме того, отсюда следовало бы, что только немногие экземпляры пережили разрушительное землетрясение в конце этого периода и продолжали использоваться в других местах. С другой стороны, их форма сильно отличается от удлиненных форм С. М. IIIб периода и в точности соответствует формам только что упоминавшихся расписных сосудов. Кроме того, большая глыба гипса, лежащая на фундаменте с противоположной стороны, обтесанная как бы для устройства входа и имеющая углубления по сторонам точно для укрепления косяков, указывает, может быть, на дверь, ведущую в коридор шахматной доски. Таким образом, возможно, что перестали пользоваться только «коридором с нишами», в то время как склад «пифосов с медальонами» оставался открытым и мог обслуживать находившийся над ним большой восточный зал. Во всяком случае, пифосы приближаются по стилю к типу П. М. I⁴⁹⁾ и, повидимому, находились в употреблении до конца П. М. II периода. Они имеют от пяти футов до пяти футов девяти дюймов в высоту и снабжены тремя рядами ручек. В каждом промежутке между этими рядами находится по три полосы, орнаментированных небольшими вырезными кружками, а между ручками — по круглому медальону с загнутыми краями и по розетке, нарисованной непрочной белой краской на находящейся посередине выпуклости. Относительно других пифосов трудно сказать, какие относятся к [222] П. M. Ia периоду и какие к более позднему, поскольку в складах Кносса уровень пола более не изменялся. Вероятно, мы вправе отнести к этому периоду те образцы, на которых имеется штампованный растительный орнамент. Веревочный орнамент уже выродился в волнистые полосы, сделанные слегка изгибающейся насечкой, или в обыкновенные полосы, охватывающие сосуд. Иногда вокруг, края, на ручках или на окружающей тулово сосуда полосе оттиснуты небольшие концентрические кружки.

Более поздняя фаза П. М. I керамики, П. М. Iб, хотя и редко может быть выделена стратиграфически,⁵⁰⁾ легко определяется как по стилю, так и благодаря тому обстоятельству, что ее образцы встречаются в Египте в отложениях более позднего времени, чем образцы позднеэлладского I периода, соответствующего по времени П. M. Ia. Вообще говоря, в орнаменте сосудов П. М. Iб периода, особенно на востоке Крита, используются морские сюжеты в отличие от растительных П. M. Ia периода. Формы изменяются мало, за исключением того, что появляется наиболее красивая изо всех — тип так называемого ойнохоя (фото 74, 2, 3). У кубков с ножками последние становятся, может быть, чуть тоньше, а ритоны приобретают более изящную форму, но особого описания, помимо очень незначительных деталей, требуют только мотивы орнамента.

Морские сюжеты, составляющие отличительную черту П. М. Iб периода, охватывают самые разнообразные сцены жизни моря. На одном круглом сосуде из Гурнии с ручками в виде стремени изображен поистине устрашающий осьминог с горящими глазами (фото 75). Щупальца с их присосками извиваются по всей поверхности вазы, а одно из них заходит на ее горлышко. Остальное пространство заполнено водорослями и кораллами. Менее удачная трактовка того же животного встречается на одной фляжке из Палекастро и на одном сосуде из Кносса, стоящем уже на грани П. М. II периода.⁵¹⁾ Моллюски-кораблики с извивающимися щупальцами (ср. рис. 34, 4) встречаются на марсельском ойнохое, сосуде лучшей кносской работы, найденном, вероятно, в Египте,⁵²⁾ и на многих других образцах (фото 86, 1). Раковина (рис. 34, 6) и лучистая звезда с кружками между остриями лучей (рис. 34, 5, фото 76, 1)⁵³⁾ представляют постоянный мотив орнамента в Палекастро. На ритоне с ободком из Псиры представлены дельфины, попавшие, повидимому, в петли сети.⁵⁴⁾ [223] Фоном служат обычно водоросли и кораллы, причем первые иногда изображаются растущими из скал, которые показаны как полые трилистники и четырехлистники — прием орнамента, который постоянно использовался для заполнения промежутков. Этот тип орнамента породил в П. М. Iб периоде обыкновение раскрашивать фон до нанесения рисунка. Такой прием встречается редко и всегда занимает подчиненное положение⁵⁵⁾ (ср. рис. 34, 14, орнамент горлышка ритона с ободком).

Попрежнему распространены растительные мотивы, хотя они приобретают несколько более стилизованную форму, чем в П. M. Ia периоде. Листья плюща получают двойной или даже тройной стебель и иногда имеют условную форму, как, например, на полосе узоров, окружающей один ритон из Палекастро (рис. 34, 8). Ритон из Псиры с пальмой, изображенной на рис. 34, 3, принадлежит, вероятно, к наиболее поздним образцам этого периода и соответствует по времени П. М. II периоду в Кноссе.⁵⁶⁾ Столь же поздним должен быть и ойнохой из Палекастро с изображением папируса, показанным на рис. 34, 1, так как на нем также имеется розетка с отчетливыми признаками П. М. II периода.⁵⁷⁾ Мотив лилии схематизируется и скоро обратится в условный узор. Во многих местах встречаются висячие крокусы (рис. 34, 9), которые можно рассматривать как типичный для этого периода мотив.⁵⁸⁾

Из чисто орнаментационных узоров самым обычным является «змеиный узор», или «перо с зазубринами» (рис. 34, 10). Он обыкновенно встречается по краю и ниже края большинства сосудов, но иногда используется для украшения всего сосуда, как, например, на одном бокале из Кносса.⁵⁹⁾ «Висячие капли» (рис. 34, 13) обыкновенно располагаются вокруг плечиков кувшина, но иногда составляют часть орнамента основной части тулова (фото 76, 2). Волнообразный фриз, показанный на рис. 34, 11, встречается в различных формах, и капли внутри петель часто заменяются точками. На рис. 37, 15, также представлен мотив орнамента горлышка. Узор, изображенный на рис. 34, 12, попадается и как фриз, и как основной орнамент для всего сосуда.⁶⁰⁾ На многих фрагментах из Кносса встречаются простые двойные секиры, но более сложная форма, показанная на рис. 34, 2, повидимому, свойственна только восточной части Крита. Она имеется на четырех фризах, окружающих тулово интересного сосуда в форме корзины [224] из Псиры, и, в перевернутом положении, — на ритоне из Палекастро.⁶¹⁾

Рис. 34. 1-15 — образцы орнамента П. М. Iб керамики.

 «Стрельчатый балдахин» (рис. 34, 7) встретился на кувшине с носикам из Палекастро, может быть, ввозном, и на одном черепке из Кносса; но так как это единственные случаи употребления данного узора на Крите, тогда как на греческом материке он попадается постоянно, то правильнее, повидимому, принять его за материковый мотив.⁶²⁾ [225]

Как уже было сказано, датировка отдельных пифосов П. M. I периода представляет большие трудности. Можно с уверенностью оказать, что формы пифосов в П. М. Iб и П. М. Ia совпадают. Несколько образцов из Агиа-Триады и Феста, с достаточной вероятностью относимые к П. М. Iб периоду, отличаются тем, что веревочный орнамент у них нанесен в виде горизонтальных плотных полос насечкой, а не штамповкой.⁶³⁾

Читатель уже заметил, что до сих пор мы вовсе не упоминали о юге. Это объясняется тем, что керамика Южного Крита в П. М. Iб периоде, в сущности, тождественна с менее удачными экземплярами из Кносса и Центрального Крита. Могло бы даже показаться, что Кносс был так могуществен, что Фест и Агиа-Триада оказались в полной зависимости от него и рабски подражали его мастерам, так что только на востоке Крита моряки Палекастро, Закроса и Псиры стойко сохраняли свою самостоятельность в области искусства.

Керамика П. М. II. Керамика П. М. II периода всецело принадлежит Кноссу. Ввезенные экземпляры встречались в Псире, Палекастро и Гурнии.⁶⁴⁾ Однако это был определенно дворцовый стиль, и как таковой он, несомненно, совпадает с П. М. Iб стилем даже в самом Кноссе. В основном это формалистически стилизованный тип орнамента — отход от натуралистических тенденций П. M. I периода. Многие из сосудов имеют почти архитектурный характер.

Часто приходится встречать обозначение П. М. Но даже после того, как стало общепринятым считать периодом основного развития «морского стиля» П. М. Iб. Однако, по крайней мере по нашему мнению, проследить развитие орнамента на этом этапе нет возможности. Отличия, разумеется, есть, но никогда нельзя сказать с уверенностью, что такой-то сосуд П. М. II периода относится к более позднему или более раннему времени, чем другой, за исключением, пожалуй, лишь немногих сосудов, которые, будучи найдены в чистом П. М. II окружении, имеют уже элементы П. М. III стиля.⁶⁵⁾

Излюбленной формой является амфора, обыкновенно с тремя вертикальными рифлеными ручками и заметным сужением к основанию, которое снабжено валиком (фото 77, 3). Обработка этих сосудов отличается особой тщательностью. Горлышко окрашивается в темный цвет, причем иногда на нем, оставляют одну или две волнистые линии. Очень распространенным мотивом орнамента для плечиков служит одиночный или двойной ряд висячих капель (рис. 34, 13). Иногда [226]

Рис. 35. 1-12 — образцы орнамента П. М. II керамики из Кносса и Исопаты.

они вырождаются в узор, показанный на рис. 38, 12, или окаймляются волнистыми линиями, как на рис. 38, 11. «Змеиный узор», иначе узор в виде «пера с зазубринами», получает дальнейшее развитие и становится более сложным (рис. 35, 10). Основным узором на этих амфорах часто служат пучки разукрашенных стилизованных лилий (см. рис. 35, 1, 2, 3). Другие формы орнамента на тулове сосуда восходят к П. М. Iб периоду. Среди них наиболее распространено изображение осьминога. Оно также подверглось значительной стилизации, и в отличие от натурализма предшествующего периода, когда щупальца изображались перекрещивающимися и переплетенными, теперь они изображаются каждое в отдельности. Встречаются также дельфины, но в очень схематической трактовке; в одном случае, например, они [227] заменяют на плечиках узор в виде висящих капель.⁶⁶⁾ Обычны архитектурные мотивы. Рис. 35, 7 воспроизводит триглиф и розетку, а 38, 9 явно имитирует спиральные фризы дворцовых стен.

Сосуд со стремянообразными ручками получает более оформленное основание, чем в П. M. I периоде (фото 77, 3). Орнамент, за исключением розеток и висячих капель на горлышке и плечиках, распределен равномерно по всему тулову сосуда и обыкновенно состоит из тесно расположенных волнистых линий или из узора в виде чешуи или сетки, как на рис. 35, 6. Продолжает, однако, встречаться изображение осьминога, но в сильно стилизованной форме, хотя оно еще сохраняет ряды присосок на щупальце.

Любопытный возврат ко вкусам первого дворцового стиля С. М. II периода обнаруживается в том внимании, какое уделяют розеткам. Они встречаются не только как самостоятельные мотивы в росписи кувшинов, фляжек, бокалов и даже пифосов, но вводятся по мере возможности и в каждый узор в качестве дополнительного украшения.

Кувшины становятся более низкими и округлыми, чем в П. M. I периоде; часто они снабжаются двумя или тремя ручками. Орнамент их обыкновенно состоит из одного или нескольких целиком повторяющихся мотивов, как, например, розетки или лилии.

Кубки, как и кувшины с двумя ручками, имеют хорошо развитую ножку, а орнамент их обнаруживает склонность сосредотачиваться в одном самодовлеющем узоре (фото 77, 1).

Остальные виды керамики, современные этим типичным формам и узорам, не отличимы от изделий П. M. I периода, за исключением, может быть, несколько холодной, жесткой трактовки узоров, которые начинают выполняться менее тщательно, точно все художественные силы Кносса были направлены исключительно на украшение великолепных, но, приходится признать, иногда несколько вульгарных амфор.

У пифосов, однако, появляется ряд новых особенностей, которые оказываются полезными для целей датировки. Веревочный орнамент совершенно исчезает. Все тулово окружается выступающими полосами с волнистыми полосками в промежутках между ними. Встречаются почти все разновидности насечки, но наиболее распространен мотив «рыбьей кости». Употребляются оттиснутые кружки. Попадается даже «змеиный узор».^67),68) Два сосуда заслуживают более детального описания, так как цветистый дворцовый стиль доведен на них уже до предела. Первый из них найден в «царской вилле» (фото 77, 2). Орнамент состоит из выполненных рельефом [228] пучков папируса с росписью между ними в виде волнистых линий, представляющих собой, может быть, условное изображение воды, наподобие египетских образцов. Наверху между цистами размещаются выступающие медальоны, с оттиснутыми звездами на одной стороне и с белой розеткой в центре на другой, очень напоминающие описанные выше медальоны на пифосах. Другой сосуд обнаружен в северо-западном квартале дворца.⁶⁹⁾ Он расписан бахромчатыми стеблями — такими же, как на фреске с грифонами, из которых поднимаются усложненные двойные секиры с удвоенными лезвиями.⁷⁰⁾ Фон украшен розетками.

Ванны и глиняные саркофаги имеют овальную форму с плоским выступающим краем. Лучший образец ванны найден в «мегароне царицы».⁷¹⁾ Внутренняя поверхность этой ванны разрисована побегами трав, напоминающими описанную выше С. М. III ванну. Снаружи посредине проходил в виде горизонтально расположенной полосы узор, изображающий стилизованный папирус. Лучше всего сохранившийся экземпляр саркофага найден в Зафер Папуре.⁷²⁾ Он имеет на каждой стороне и на каждом конце горизонтальные ручки; края его орнаментированы «змеиным узором». Кроме того, каждая сторона украшена двумя очень условно трактованными побегами папируса, соединяющимися внизу и расходящимися вверх к углам.

Поблизости от северо-западной сокровищницы, в пифосе, относящемся к более раннему времени и окруженном настилом вымостки, который, несомненно, использовался в П. М. II периоде, найдена совершенно своеобразная группа сосудов, которые по своему характеру едва ли могут быть названы типичными для данного периода. Это полный набор сосудов, употребляющихся в культе домашней змеи. Трубчатые сосуды с чашками, выступающими по сторонам, повидимому, предназначались для того, чтобы служить жилищем змей. Они напоминают более ранние водопроводные трубы; было высказано очень убедительное предположение, что они ведут свое происхождение именно от этих труб. Было обнаружено также множество чаш и маленьких кувшинов без ручек, а также жаровня с тремя двойными ножками. Но самые интересные предметы — низкий трехножный стол с кольцом для сосуда посередине и с четырьмя идущими к нему от края желобками, который был остроумно определен Эвансом, как стол для четырех змей, сосуд в форме сотовой ячейки со сквозным отверстием с обвившейся вокруг него змеей и два [229] так же пробуравленных миниатюрных кувшина со всползающими на них змеями.⁷³⁾

Изделия из металла П. М. I и П. М. II. Свойственный С. М. III периоду тип меча с округленной закраиной и коротким выступом, повидимому, перешел и в П. M. Ia период. Однако, как показывает одна печать в форме бусины, начинает входить в употребление рогатый меч, получающий позднее всеобщее распространение. В П. M. I периоде этот тип уже прочно укрепился.⁷⁴⁾ Для него характерны выступающие кверху флянцы тыловой закраины. В П. М. II периоде образованные таким образом рога вытягиваются ближе к горизонтальному направлению, в результате чего получается крестообразная форма. Во всех случаях хорошо обозначено среднее ребро; иногда оно покрыто спиралеобразной гравировкой. Встречаются головки рукоятки из слоновой кости и оникса. Самая рукоятка изготовлялась либо из золота и богато украшалась гравировкой, либо же делалась из материала, в дальнейшем подвергшегося разрушению, например из дерева или слоновой кости. Кинжалы подражают тому же образцу, хотя один экземпляр П. M. Ia периода из Гурнии представляет почти крестообразный тип, а одно лезвие из Зафер Папуры, относящееся, вероятно, к П. М. II периоду, имеет листообразную форму.⁷⁵⁾ На востоке Крита плоский нож с округленным концом сохраняется от С. М. IIIб до П. М. II периода.⁷⁶⁾ Наконечники копий имеют кольцеобразную втулку и отчетливо намеченное среднее ребро⁷⁷⁾ (фото 78, 1).

В отложении «южного дома» и другого дома, находящегося поблизости, было найдено много домашней утвари и орудий. Среди них имелись топоры и скобели обычной формы и пилы с мелкими зубцами. Одна из последних достигает в длину более 160 см. Весьма распространены котелки на трех тонких ножках и с двумя горизонтальными ручками. В Тилиссосе найдена целая коллекция огромных котлов без ножек. Обнаружено также много тазов с небольшой вертикальной кольцеобразной ручкой. Лучшие образцы найдены в «северозападной сокровищнице»; по краям и на ручках тазов тщательно вычеканены узоры из пучков лилий, листьев плюща и висячих капель. Обычны также кувшины, которые часто служат прототипами для глиняных сосудов. Их отличительную черту составляет горизонтальная ручка, расположенная очень низко сзади. Встречаются лампы и ковши, чашки и кубки.⁷⁸⁾ [230] Интересно, что на протяжении П. М. I и П. М. II периода развития форм почти незаметно (фото 78, 2).

В пещере Аркалохори найдено множество посвятительных бронзовых секир с выгравированными на них разнообразными узорами, в том числе одна с надписью, несколько золотых и серебряных. Орнамент обычно состоит из более или менее сложных полос, проходящих поперек лезвия между украшенными такой же гравировкой краями. Одна золотая секира покрыта узором из висячих капель, а две бронзовые имеют узоры из завитков⁷⁹⁾ (фото 79, 1).

В Агиа-Триаде, Тилиссосе, Мохлосе и Кноссе найдены медные слитки. Края их искривлены; одна сторона плоская, а на другой ребра вогнуты наподобие бычьей шкуры.⁸⁰⁾ Они служили, очевидно, денежными знаками, ибо были равны по весу, который составлял, в среднем, несколько более 29 кг; возможно, что они являлись эквивалентом гомеровского таланта — цены одного быка. Ровно 29 кг весит и гиря из пурпурного гипса с вырезанными на ней с каждой стороны рельефами осьминогов в П. М. II стиле. Другие гири того же времени имеют форму каменных дисков с выгравированными на них цифрами.⁸¹⁾

Каменные сосуды П. М. I и П. М. II. Постоянно попадаются каменные сосуды П. М. I - П. М. II периодов, чего не приходилось наблюдать со времени Р. М. периода. Наиболее значителен из них конический ритон, который, несомненно, предшествует аналогичным глиняным сосудам. Эта форма естественна для камня или металла, но чрезвычайно трудно воспроизводима в глине.

Самыми ранними, вероятно, можно считать сосуды из жировика, найденные в Агиа-Триаде.⁸²⁾ Во всяком случае, «сосуд с кулачными бойцами» обнаруживает явное сходство с «миниатюрными фресками» и по времени не может быть значительно более поздним (фото 80, 1). Это конический ритон с поверхностью, разделенной на четыре пояса, три из которых содержат рельефные изображения кулачных бойцов, а четвертый — оживленную сцену тавромахии. Бойцы изображены великолепно; их мускулатура подчеркнута как раз настолько, чтобы создать впечатление грубой силы, с которой они наносят с размаху друг другу удары. Интересную особенность их облачения составляют поножи наподобие краг, ремень на руке и запястье — повидимому, так называемый «кест», следы которого хорошо заметны на рисунке, и массивные шлемы с защитными выступами для щек, которые носят [231] все, за исключением одного, бойцы, изображенные во втором ярусе. Фрагмент подобного сосуда из северо-восточной части Кносского дворца показан на фото 81, 2.⁸³⁾ Так называемая «ваза со жнецами» представляет собой ритон в форме кубаря (фото 81, 1); на ней изображена группа крестьян в головных уборах, напоминающих наши современные. Они держат за плечами свои веялки и во все горло распевают песню. Одну группу возглавляет человек плотного сложения в головном уборе, напоминающем ермолку, с систром в руках, замечательно похожий на египетского жреца, другую — старик с весьма циничной внешностью, с палкой через плечо и в стеганой одежде. Впечатление пьяной распущенности усиливает фигура пьяницы, растянувшегося у ног идущего впереди человека, который обернулся и насмехается над ним. Ни один сосуд не может сравниваться по выразительности с этим ритоном, великолепным и по техническому совершенству, с которым в рельефе изображено в ряд по четыре человека.

В Кноссе найдена часть другого ритона такой же формы, с изображением осьминога, зорко выглядывающего одним глазом между скал⁸⁴⁾ (фото 81, 2).

Из Агиа-Триады происходит кубок без ручек с изображением молодого вождя, отдающего приказания подчиненному офицеру, и отряда воинов (фото 80, 2). Превосходно передан контраст между гордой осанкой вождя и покорной позой офицера.⁸⁵⁾ Оттуда же происходит один фрагмент крупного липаритового сосуда.⁸⁶⁾ К тому же переходному периоду С. М. IIIб — П. M. Ia должны быть отнесены найденные в Кноссе два других фрагмента, показанные на фото 81, 2. На одном представлена процессия молодых людей, несущих в вытянутых руках чаши. За ними, повидимому, поднимаются ступени лестницы. Другой фрагмент, на котором виден стрелок с луком, высаживающийся с корабля, напоминает серебряный «ритон с изображением осады» из Микен.⁸⁷⁾

Для большей части этих сосудов существуют параллели из металла. На поверхности одного сосуда из Палекастро обнаружен накладной золотой листок; это дает основание для предположения, что они служили для замены сосудов из более ценных материалов.⁸⁸⁾

Ритон в виде бычьей головы из Малого дворца относится, вероятно, к П. M. I периоду.⁸⁹⁾ Он сделан из жировика и [232] первоначально имел деревянные позолоченные рога. Ноздри окружены инкрустацией из белых раковин. Глаза сделаны из горного хрусталя, нижняя часть поверхности которого окрашена для передачи зрачка и радужной оболочки. Глаза оправлены в ободок из красной яшмы, и это создает поразительный эффект свирепого взгляда налитых кровью глаз. В «центральной сокровищнице» найден алебастровый ритон в виде львиной головы, относящийся, возможно, к П. М. Iб периоду.⁹⁰⁾

Из других сосудов (фото 82, 1) в П. M. Ia отложении найдены кубки типа «вафио», сделанные из камня с жилками. Из «центральной сокровищницы» происходит ряд ритонов, одни с ободками вокруг горлышка и с каннелюрами, другие удлиненной грушеобразной формы; там же найдена раковина тритона из твердого белого известняка. Последние из упомянутых сосудов могут быть отнесены к П. М. Iб периоду. Очевидно, в это же время находился в употреблении шаровидный сосуд из разноцветного камня с двумя высоко загнутыми ручками, который несет один человек на «фреске процессии». «Чаши в форме цветка» становятся выше в плечиках, чем в предшествующем периоде. То же относится и к сохраняющимся на востоке острова сосудам типа «птичьего гнезда». Значительное число сосудов различных форм найдено в одном доме в Палекастро вместе с керамикой, соответствующей по времени кносскому П. М. II периоду.⁹¹⁾ Это собрание служит наглядным примером того, как опасно использовать для датировки каменные сосуды, потому что многие из них явно представляют собой унаследованное имущество или являются случайными находками, происходящими из более ранних погребений. Однако среди типов, которые почти несомненно относятся к П. M. I периоду, можно указать чаши с краем, обработанным в виде бус, и с двумя загнутыми вверх горизонтальными ручками такой же отделки, а также грушевидный ритон, великолепный образец которого, сделанный из брекчии, был найден в Псире.⁹²⁾

Наиболее поздние изо всех сосудов происходят из Кносса. Одна большая алебастровая амфора, украшенная соединенными спиралями по краю и рельефными завитками на плечиках, осталась лежать незаконченной там, где бросил ее мастер, спасаясь бегством во время катастрофы, которой закончился настоящий период.⁹³⁾ Низкие алавастры действительно были в это время в употреблении в «тронном зале».⁹⁴⁾ Крышки с вырезанной на них розеткой и щитком в виде восьмерки [233] в центре, служащим ручкой, принадлежат, очевидно, тому же времени, что алебастровый сосуд и крышка из последнего погребения в храмовой гробнице.⁹⁵⁾

Встречаются лампы с ножками и без ножек. Излюбленным орнаментом по краю ламп служит «висячая капля», так широко распространенная на изделиях из керамики. Ножки или простые, с валиком посредине, или состоящие из четырех стеблей, раскрывающихся наверху в виде цветка.⁹⁶⁾ Выдающийся по красоте экземпляр из Псиры похож на почти плоско раскрытую «чашу в форме цветка»⁹⁷⁾ (фото 83, 1 и 2).

Фаянс П. М. I и П. М. II. Фаянс представляет собой, конечно, очень недолговечный материал, но все же приходится удивляться, как мало его найдено для П. М. I и П. М. II периодов. Есть несколько инкрустаций из «тронного зала» в Кноссе и из Феста, интересных тем, что на их оборотной стороне начертаны знаки.⁹⁸⁾ Кносские образцы представляют собой кружки пурпурной окраски с бледнозеленым крестом посредине, а фестские образуют чешуйчатый узор и имеют синюю расцветку с бледнозеленым бордюром. Но единственным фаянсовым сосудом, не считая одной шейки с ободком от ритона, является синевато-зеленый с сиреневым «чайник» с носиком, тремя ручками и ножкой.⁹⁹⁾

Статуэтки П. М. I и П. М. II. Золотым веком минойской скульптуры был, несомненно, переходный период С. М. IIIб — П. M. Ia. К этому периоду с полной вероятностью могут быть отнесены мастерские произведения из Кносса, Тилиссоса и других мест. К сожалению, стратиграфические данные в этом отношении скудны. В большинстве случаев единственное, что можно сказать, — это то, что статуэтки относятся ко времени после землетрясения. Принимая во внимание их долговечность, следует относить их к тому же времени, что и сосуды из Агиа-Триады. Отметим, что мы не включаем сюда таких статуэток, как «богиню Фицвильяма» из Торонто или даже «бостонскую богиню». Это делается не по причине сомнения в их подлинности: я считаю подлинными обе статуэтки, уступающие только описываемому ниже прыгуну из слоновой кости. Однако, так как подлинность их была подвергнута сомнению со стороны других исследователей, то лучше оставить их в стороне и сосредоточить внимание на тех, которые действительно были найдены при раскопках [234] или, по крайней мере, при обстоятельствах, гарантирующих их подлинность. Они распадаются на три группы: женские фигурки, изображающие, возможно, богинь, мужские фигурки жрецов и фигурки атлетов. Материалами служат глина, бронза, камень и слоновая кость. Глина и бронза, в сущности, должны рассматриваться вместе, так как бронзовые статуэтки, очевидно, первоначально формовались из глины или воска; гравировке после отливки они не подвергались. Каменные и костяные статуэтки делались по частям — явный пережиток техники в глине.

Весьма примитивные образцы глиняных статуэток первой из этих разновидностей найдены в святилищах в Приниасе и Гурнии и в одном доме в Агиа-Триаде. Их отличительными признаками являются поднятые руки, лица с едва намеченными чертами, грубо обозначенная грудь и цилиндрическая юбка.¹⁰⁰⁾ На одной статуэтке из Гурнии изображена змея, обвившаяся вокруг ее шеи. Показательно, что в том же святилище были найдены трубки описанного выше типа, но с изображением обвившихся вокруг них змей.

Фигуры почитателей обыкновенно бронзовые. Правая рука у них поднята ко лбу. Одеждой мужчин служит обыкновенный гульфик и короткий кусок ткани сзади, но на одной статуэтке из Диктейской пещеры в Психро и на другой, находящейся в Британском музее, показан длинный передник. В последнем случае, как и на одной статуэтке из Тилиссоса, изображен пожилой человек, отказавшийся из-за полноты от стянутого пояса. У одной интересной статуэтки, происходящей, как предполагают, из окрестностей Феста и ныне хранящейся в Лейдене, руки сложены спереди на груди, а на голове надета широкополая шляпа с низкой тульей — «петасос».¹⁰¹⁾ У другой статуэтки, из портового города Кносса, руки с переплетенными пальцами вытянуты вперед на уровне груди, а на голове надета высокая коническая шляпа.¹⁰²⁾ Величина статуэток колеблется от 25 до 10 см (фото 85).

Достаточно двух примеров, чтобы показать необыкновенное искусство и темперамент, которые проявляли мастера в изображении атлетов. Первый из них — это группа из коллекции Черчилля, представляющая прыгуна, совершающего сальто через быка.¹⁰³⁾ Для того чтобы дать человеческой фигуре какую-то опору и в то же время создать впечатление полета, необходимо было выдающееся мастерство. Этот [235] эффект достигнут тем, что волосы вольтижера изображены свободно ниспадающими между рогами быка, а тело изогнуто так, что ноги прикасаются к спине быка. По какой-то причине руки обрезаны сразу над локтем, и оставшиеся обрубки находятся в положении, которое в действительности является при изображенном прыжке невозможным. В сущности, они должны были бы быть направлены почти вертикально вверх. Очевидно, атлет не ухватился за рога, так как иначе его голова не могла бы быть так сильно отклонена назад, для свободного же прыжка его руки должны быть откинуты одновременно с головой. Повидимому, возникла какая-то техническая трудность, побудившая художника попытаться замаскировать руки, в чем он и добился полного успеха.

Второй пример — это полностью сохранившаяся статуэтка из «отложения изделий из слоновой кости» в Кноссе¹⁰⁴⁾ (фото 84). Эта статуэтка, сделанная из слоновой кости и имеющая в высоту 30 см, представляет собой вместе с несколькими фрагментами из того же отложения высшее достижение в области миниатюрной скульптуры древнего мира, включая даже Египет. Тщательно показанные игра мышц и даже вены не кажутся утомительными деталями, но лишь усиливают впечатление силы и энергии. В отличие от «сосуда с кулачными бойцами» из Агиа-Триады, здесь больше подчеркнута стройность членов, чем развитие мускулатуры. Полагают, что Лисипп первый заметил, что при хорошем физическом развитии человека голова у него кажется меньше по отношению к телу. Однако совершенно очевидно, что таково же было впечатление и минойского художника, потому что длина головы рассматриваемой статуэтки укладывается не менее девяти раз по длине тела. Фигура представляет идеал атлетического развития; длинные и упругие мускулы, очевидно, работают быстро, гибкие движения резко отличаются от напряженных поз греческого атлета-профессионала. Это фигурка прекрасно тренированного, сильного мальчика, который превратится в стройного, хорошо сложенного человека и сохранит эти формы до старости.

Большой интерес представляет найденная вместе с этой статуэткой голова, также из слоновой кости. В отличие от большинства минойских образцов, шея очень толста, вследствие чего подбородок оказывается совсем коротким. Такая мускулистая шея — естественный результат длительных упражнений, которых требует искусство эквилибристики. Равновесие в большинстве акробатических упражнений, каковы, например, прыжки и метание, достигается главным образом движениями головы, которая, будучи самой тяжелой частью [236] тела, увлекает за собой все тело, и постоянное напряжение шейных мускулов ведет к их сильному развитию.

Украшались статуэтки, очевидно, металлом. Отверстия в головах показывают места, где укреплялись бронзовые, может быть, позолоченные волосы, придававшие статуэткам еще больше жизни и движения.

Письмо П. М. I и П. М. II. Письмо линейного типа А продолжает повсеместно применяться на острове и в П. M. I периоде. Заметна тенденция к использованию табличек значительно большего размера. Но в Кноссе и в П. М. II периоде был введен более развитой тип письма — В, который хотя и был, так же как и П. М. II керамика, связан с одним определенным пунктом, все же, естественно, оказывал влияние в других местах на относящиеся к тому же времени документы типа А.

Различия в письме очень незначительны. Они затрагивают лишь детали и существенного значения не имеют. Около двадцати знаков типа А выходит из употребления. Появляется около десяти новых знаков. Нельзя сказать, чтобы письмо стало более стилизованным, чем ранее, поскольку в некоторых случаях знаки выписываются с большей тщательностью. Эванс высказывает предположение, что это письмо имело оригинальное происхождение, так как некоторые знаки приближаются к иероглифическому С. М. письму. Я считаю, однако, более правильным рассматривать его как «курсив» в нынешнем смысле этого слова, т. е. ученую манеру письма, усвоенную дворцовыми писцами; как таковая, она стоит ближе к формально законченным иероглифическим прототипам.

Некоторые новые особенности появляются в обозначении чисел. Вводится знак для 10 000, состоящий из старого знака 1000 с добавлением черты посредине. Для числа 10 теперь систематически употребляется горизонтальная черта, для нуля — знак X. На вычисление процентов указывает группа таблеток, в которой знаки расположены в двух регистрах, причем числовое обозначение следует за знаком, который может обозначать «стадо». Оба числа в сумме неизменно дают пятьдесят, сто или двести.¹⁰⁵⁾

Большинство таблеток содержит инвентарные записи, свидетельствующие о той щепетильности, которую минойцы проявляли в ведении дел. Встречаются списки мужчин и женщин, исчисляются стада овец и крупного скота, сосуды и их содержимое, оливковые деревья и шафран. В арсенале, здании, расположенном к северу от дороги, ведущей [237] к «площади театра», обнаружено множество таблеток, содержащих списки колесниц и оружия.¹⁰⁶⁾

Печати П. М. I. Каменные печати П. М. I и П. М. II периодов не обнаруживают того постоянства типов, какое наблюдается в С М. III периоде. В П. M. Ia периоде исчезает сплющенный цилиндр, но впервые появляется цилиндр правильной формы.¹⁰⁷⁾ Миндалевидные печати вначале имеют гладкую оборотную сторону; прекрасным примером служит сердоликовая печать с изображением льва, напавшего на быка.¹⁰⁸⁾ Но в П. M. Ia периоде на оборотной стороне появляются желобки, печати приобретают удлиненную форму» сохраняющуюся и в П. M. Iб и в П. М. II периодах. Самой обычной формой является чечевицеобразная.

Рис. 36. 1-6 — образцы печати П. М. I и П. М. II периодов.

Рисунки лучше всего представлены собранием стратиграфически хорошо датируемых глиняных оттисков из юго-западного подвала в Кноссе.¹⁰⁹⁾ Среди них имеется любопытное изображение, которое можно принять за фигуру молодого Минотавра, сидящего на стуле; к нему склоняется прислужник, указывающий на поставленного на колени барана. Очень хороший рисунок, найденный во множестве оттисков, представляет собаку с ошейником. Собаки встречаются сравнительно часто; на рис. 36, 1 изображен молодой человек, держащий двух догов. Интересной находкой была глиняная [238] матрица, предназначавшаяся, очевидно, для законного или незаконного воспроизведения оттиска золотого кольца. На рисунке представлена фигура женщины, сидящей перед святилищем, и другой, протягивающей ей кубок с двумя ручками, который напоминает описанный выше полихромный тип. В Закросе обнаружен оттиск подлинного кольца, с которого сделана эта матрица.¹¹⁰⁾ В одной гробнице в Мохлосе найдено великолепное золотое кольцо. Рисунок изображает обнаженную богиню, сидящую в лодке, которая отплывает от небольшого строения на скалистом берегу.¹¹¹⁾

В П. М. Iб периоде применяются печати только удлиненной, миндалевидной и чечевицеобразной форм. Характер рисунков постепенно становится геральдическим. Появляются гении, или демоны. Они, повидимому, ведут свое происхождение от египетской Таурт, которая часто изображается несущей в руках крокодила; замечательно похожие на нее минойские гении несут быков, оленей или львов.¹¹²⁾ Излюбленным сюжетом являются львы, хватающие добычу, несущие ее или дерущиеся; в этих рисунках наблюдается склонность к симметрии и геральдической схематизации (рис. 36, 2).¹¹³⁾ Это особенно заметно на одной печати, изображающей льва, хватающего рогатого барана. Голова льва закрыта головой барана, и создается впечатление животного с двумя туловищами и одной головой. В последующем периоде уже специально изображаются львы и сфинксы с двумя туловищами.

Очень часты изображения коров и быков, лежащих на земле или лижущих заднюю ногу (рис. 36, 3). В этих рисунках не видно натурализма С. М. III периода; основной задачей резчика становится, повидимому, заполнение всей имеющейся в его распоряжении площади.

Поразительно мало места уделяется изображению людей. Найдены одно или два изображения охотников, закалывающих ножом каменного козла,¹¹⁴⁾ а также интересная миндалевидная печать с вертикальным расположением фигур, на которой показаны люди в длинных мантиях, похожих на изображенные на «фреске с табуретами».¹¹⁵⁾

Печати П. М. II. В П. М. II периоде, повидимому, снова ненадолго появляется сплющенный цилиндр, хотя [238] возможно, что два известных образца сохранились от П. M. Ia периода.¹¹⁶⁾

Снова оказываются преобладающими миндалевидная и чечевицеобразная формы; широко распространены глиняные оттиски печатей колец.

Рисунки, в общем, имеют еще более геральдический характер, чем в П. М. Iб периоде. Особенно далеко зашли резчики в своем стремлении заполнить рисунком всю поверхность на ряде чечевицеобразных печатей, где они придали телам животных совершенно неестественный изгиб, чтобы разместить изображения на круглом фоне (рис. 36, 6).

Обычны геральдические щитоносцы, например львы, изображенные на Львиных воротах в Микенах или охраняющие богиню, которая стоит на вершине холма. В других случаях представлены фигуры людей, которые держат львов на вытянутой руке, наподобие Гильгамеша.¹¹⁷⁾ Часто встречаются сцены и символы религиозного характера (рис. 36, 5). Особенно интересна одна группа изображений, где в качестве второстепенных мотивов появляются зерна злаков или связанный с зерном знак линейного письма.¹¹⁸⁾ Попрежнему излюбленным сюжетом остаются быки и коровы. Очаровательна одна печать, на которой изображен прислонившийся к изгороди земледелец.¹¹⁹⁾ Встречаются сцены тавромахии, часто показывающие искусственный изгиб тел, обусловленный формой печати (рис. 36, 4).

Один из наиболее интересных оттисков печатей изображает перевозку лошади, погруженной на корабль. Совершенно очевидно, что лошадь появилась на Крите очень поздно. Заслуживает внимания и корабль, на котором впервые появляется верхняя палуба, защищающая гребцов, — особенность, представленная также и на другом отпечатке.¹²⁰⁾

Близ храмовой гробницы в хорошо датируемом П. M. Ia отложении найдено много бус¹²¹⁾ (фото 79, 2). Материалом для них служили золото, сердолик, аметист и страз. Золотые бусы имели форму сегментов, трубочек со спиральными желобками, миндалевидную, грушевидную или шаровую форму с нарезкой или без нее. В одном случае встретилась бусина в форме лотоса и подвеска в виде лежащего теленка.

Бусины из аметиста, сердолика и страза шаровидны или миндалевидны. Весьма сходные по составу приношения обнаружены в погребении в глиняных саркофагах в [240] Пиргосе — здесь были найдены бусы совершенно такой же формы и из таких же материалов.¹²²⁾ Эти формы переходят и в П. М. II период, к которому следует, вероятно, отнести подвески в виде капель из ляпис-лазури и амулеты в виде обезьянок и лягушки, происходящие из царской гробницы в Исопате.¹²³⁾ В то же самое время или, что более вероятно, в П. М. IIб периоде появляются золотые бусы в виде пары моллюсков-корабликов.¹²⁴⁾ В Мохлосе в гробнице, вероятно, П. M. I времени, найдены бусы уже описанного типа с добавлением шаровидных бус из горного хрусталя и плоских золотых дисков, просверленных по диаметру и украшенных кружком из мелких шишечек. Среди подвесок был золотой лист плюща, золотая раковина и аметистовая бычья голова.¹²⁵⁾

Внешние сношения в П. М. I и П. М. II. Связи с Египтом усилились с начала П. М. Ia периода. На самом Крите понадобился целый комплект египетских алебастровых сосудов, чтобы удовлетворить потребности вельможи, погребенного в царской гробнице в Исопате.¹²⁶⁾ Еще важнее круглая печать царицы Ти, супруги Аменхотепа III, найденная в погребальной камере в Агиа-Триаде вместе с керамикой П. М. Iб периода,¹²⁷⁾ который, как мы видели, соответствует по времени П. М. II периоду в Кноссе. Это последний предмет, дату которого удается установить, найденный в слое, предшествующем конечной катастрофе. Самым ранним предметом, найденным с керамикой позднеэлладского III периода, был скарабей с именем царицы Ти, а имя ее супруга Аменхотепа III встречается на предметах, найденных в подобных же отложениях на материке, керамика которых, к сожалению, не опубликована;¹²⁸⁾ это дает нам основание утверждать, что разрушение минойских городов произошло во время царствования Аменхотепа III, т. е. между 1455 и 1419 годами до н. э.

Хота число ввезенных предметов могло быть и невелико, но наличие значительного влияния обнаруживается с полной убедительностью. Трудно сказать, заимствована ли идея [241] «фресок с процессиями» из Египта, но несомненно, что изображения обезьянок в «доме с фресками» и «охотящаяся кошка» в Агиа-Триаде многим обязаны долине Нила. Оттуда же, очевидно, ведет свое происхождение мотив папируса на фресках и раскрашенных рельефах и пучков лилий на кувшинах П. М. II периода. Фреска, изображающая вождя воинов-негров, свидетельствует об использовании африканских наемников.

Еще более показательны находки в самом Египте. В гробнице Сенмута, архитектора царицы Хатшепсут, изображена процессия минойских посланцев с дарами. Среди последних имеются типичные П. M. Ia металлические сосуды и огромный кубок типа «вафио», украшенный изображениями бычьих голов. На стенах гробницы Усер Амона, визиря начала царствования Тутмоса III, также изображены критяне. Среди их приношений есть металлические сосуды, ритон в форме бычьей головы и фигура несущегося галопом быка. Среди памятников наследовавшего Усер Амону его племянника Рехмира также имеются портреты минойцев, кефтиу, как их называет Рехмира, причем один из них несет типичный П. М. Iб ритон с ободком. Интересной особенностью одной из этих фигур является то, что мастер начал рисовать гульфик старого П. M. Iа типа, но затем заменил это расписной юбочкой П. M. Iб периода.¹²⁹⁾ Сын Рехмира Менхеперрасене, верховный жрец Амона в конце продолжительного царствования Тутмоса III, продолжает семейную традицию. Но его кефтиу, очевидно, скопированы с традиционных образцов, ибо предметы, которые они держат в руках, сохраняют прежний тип, тогда как стиль П. М. Iб получил к этому времени значительное развитие.¹³⁰⁾

Найденные в Египте два сосуда с характерными чертами минойского производства, отличающими его от материковых изделий, оба принадлежат к П. М. Iб периоду. Один из них — это наиболее красивый сосуд из всех сделанных когда-либо на Крите — так называемый марсельский ойнохой (фото 86, 1). К сожалению, неизвестно, при каких обстоятельствах он был найден.¹³¹⁾ Другой сосуд представляет собой высокий алавастр из Седмента, украшенный тонко стилизованной имитацией жилок алебастра (фото 86, 2). Он обнаружен вместе с предметами, которые, вероятно, следует датировать [242] царствованием Тутмоса III.¹³²⁾ Керамики П. М. II периода в Египте не найдено, если не считать единственного черепка в позднем отложении в Телль-эль-Амарне.¹³³⁾ Другие сосуды, сначала принимавшиеся за минойские, при более тщательном исследовании, повидимому, приходится признать имеющими материковое происхождение. В одной гробнице начала XVIII династии в Гуробе найден приземистый алавастр,¹³⁴⁾ но это, повидимому, чисто материковая форма. Мне известно только пять экземпляров критского происхождения. Один открыт в погребальной камере в Кноссе.¹³⁵⁾ Он украшен «стрельчатым балдахином», представляющим собой, как мы видели, материковый орнамент. Другой происходит из гробницы V кладбища Мавроспелио,¹³⁶⁾ третий — из гробницы V в Исопате,¹³⁷⁾ четвертый — из Малого дворца.¹³⁸⁾ Пятый, относящийся к П. М. II времени, был найден в храмовой гробнице.¹³⁹⁾ Вместе с последним нужно рассматривать алебастровые сосуды из «тронного зала», также относящиеся к П. М. II периоду, когда материковое влияние в Кноссе было очень сильно. Отсутствие на Крите той формы, которая в Греции является одной из наиболее обычных, служит весьма сильным доводом за то, что и остальные сосуды подобной формы имеют материковое происхождение.¹⁴⁰⁾ Вариант этой формы — приземистый кувшин с одной вертикальной ручкой — обнаружен в гробнице Макета в Лахуне.¹⁴¹⁾ Мне известен только один сосуд из Крита.¹⁴²⁾ Между тем на материке этот тип распространен очень широко.¹⁴³⁾ Кубок из Абусира с отчетливо выделяющейся ножкой — также материкового типа.¹⁴⁴⁾ Равно неминойского происхождения и блюдце с ручками из Саккара, так же как и найденный вместе с ним алавастр.¹⁴⁵⁾

Несомненно, одной из причин, которыми объясняется широкое распространение в Египте материковых, а не минойских сосудов, было то, что эти приземистые алавастры представляли собой идеальную форму для транспортировки. Величественные [243] вазы П. M. II периода были слишком велики и громоздки для этого, а их форма не давала гарантии сохранности содержимого при перевозке по морю. К тому же известное значение мог иметь и тонкий вкус египтян.

Но так как П. Э. I период, повидимому, совершенно параллелен П. М. Ia, а П. Э. II соответствует П. М. Iб и П. М. II, то эти сосуды служат столь же надежным средством датировки. Таким образом, мы можем с уверенностью сказать, что П. M. Ia период заканчивается около начала правления Тутмоса III, т. е. около 1503 года до н. э., а П. М. Iб продолжается в Кноссе приблизительно до 1440 года, на остальной же территории острова длится параллельно кносскому П. М. II до конечной катастрофы, которая произошла, вероятно, в первые годы царствования Аменхотепа III, т. е. примерно между 1455 и 1450 годами до н. э.

Связи с Сирией были очень тесными. Более ранние находки в гробничных постройках в Минет-эль-Бейде и Рас Шамре, напоминающих царскую гробницу в Исопате и дающих образцы всех трех возможных типов свода, очевидно, соответствуют по времени концу П. М. I — П. М. II периоду. В «библиотеке» найдена серебряная чаша со знаками линейного письма В.¹⁴⁶⁾ Сирийское влияние, возможно, следует усматривать в длинных мантиях на «фреске с табуретами» и в миндалевидных геммах, на которых изображены фигуры людей с топорами сирийского типа.¹⁴⁷⁾ Вероятно, к этому же периоду относится найденный в портовом городе Кносса алебастровый ритон в виде стоящей на коленях беременной женщины, хотя он и не датируется стратиграфически.¹⁴⁸⁾

Дальше в глубь страны, в Ашшуре, было найдено горлышко фаянсового ритона П. М. Iб времени,¹⁴⁹⁾ а параллельные по времени образцы письмен и узоров орнамента обнаружены в находках, сделанных в Амисосе (в Понте),¹⁵⁰⁾ хотя относительно их датировки нет единого мнения.

В сношениях с материковой Грецией и островами влияние Крита было преобладающим. Весь Эгейский бассейн подвергся столь сильному воздействию минойской культуры, что мне по крайней мере представляется неизбежным вывод о политическом господстве Крита в этой области.¹⁵¹⁾ Афинская традиция, всегда наиболее полная, сохранила известие о тирании Миноса в Сароническом заливе. Мы не можем отделить легенду о юношах и девушках, посылаемых на съедение Минотавру, от игр с быками позднеминойского Крита. [244]

Необходимо сделать несколько замечаний о различиях между археологическими памятниками материка и островов, с одной стороны, и Крита — с другой. В области архитектуры самым крупным достижением материка была гробница с куполом. На Крите ничего сходного с этим не встречается до П. М. III периода. Мы уже отмечали выше, что Р. М. круглые гробницы, несомненно, не имели сводов, и, начиная с П. M. I периода, когда в Микенах начали сооружать толосы, на Крите погребальные сооружения были совершенно иными, как это можно видеть по образцам храмовой гробницы в Кноссе и царской гробницы в Исопате. Однако микенский дворец отражает, по крайней мере в отношении орнамента, влияние минойской традиции.

Хотя определить точную дату различных изменений почти невозможно, однако в основном ясно, что старый С. Э. дворец или замок в П. Э. I периоде был перестроен по минойскому образцу, причем большая часть его орнамента выполнена если и не минойскими мастерами, то в соответствии с минойской традицией.¹⁵²⁾

Резкое различие между минойскими и материковыми фресками заключается в том стремлении передать движение, которое наблюдается в последних, в отличие от стремления к украшению и отделке, свойственного первым. То обстоятельство, что на материке не встречаются гипсовые расписные рельефы, служит хорошим подтверждением для датировки предполагаемого завоевания П. M. Ia периодом. Но, очевидно, и здесь, как в свое время в Индии, местные князья были оставлены в качестве вассальных правителей. Иначе едва ли можно было бы объяснить явно материковый характер известных нам фресок. Очевидно, в материковых владениях Крита сохранились при минойском стиле типичные для материка сюжеты.

Конечно, это не относится к чисто декоративным мотивам, каков, например, «змеиный узор» на очаге в Микенах, который минойский художник мог воспроизвести механически. Но в целом мы получаем впечатление работы критского мастера, правда, не первоклассного, выполняющего заказ хозяина, который предъявляет совершенно иные, чем он, требования к сюжету для картины. Об этом свидетельствуют фрески П. Э. III периода, когда материковая Греция была совершенно независима от Крита.

Столь же преобладающим было минойское влияние и в керамике, хотя, как и можно было ожидать, сохранялись также традиционные типы минойских и расписанных матовой [245] краской изделий. Заслуживают быть отмеченными некоторые отдельные черты, тем более, что они, повидимому, вообще характерны для материка и знание их может оказаться полезным, если такая керамика будет когда-либо найдена в других местах. Типичная П. М. — П. Э. I спираль, к которой часто добавляются белые точки, в общем, имеет на материке гораздо больше завитков, чем на Крите. Это, повидимому, может служить надежным отличительным признаком, в особенности, если по обе стороны линий, соединяющих спирали, расположены крупные точки. Орнамент типа «стрельчатый балдахин», о котором уже говорилось выше, регулярно встречается на материке и только два раза — на Крите, так что мы с большим основанием можем считать его материковым узором. Приземистый алавастр также является материковой формой. Кувшины со срезанными носиками на материке имеют более широкие края и более приземисты. Бокал с ножкой встречается на материке чаще, и возможно, что упоминавшиеся критские образцы П. М. Iб — П. М. II явились заимствованием, поскольку критская родословная для них менее ясна, чем элладская. Несомненно минойским следует признать стремление к повторению некоторых определенных мотивов. Материковые образцы этого типа имеют гораздо менее законченный характер. Далее, в материковом орнаменте заметна тенденция к окаймлению широких полос точками или короткими наклонными линиями, а в сосудах «дворцового стиля» художник старается заполнить орнаментом все имеющееся в его распоряжении пространство. Заслуживает внимания, что П. М. II стиль нашел отклик на материке, тогда как на Крите он фактически ограничивался одним Кноссом, а Египет его вовсе не признал.¹⁵³⁾

Эти различия указаны здесь только для того, чтобы провести четкую грань между двумя берегами Критского моря, ибо важно установить в определенный период для той или иной страны наличие ввоза только с материка или только с Крита. Во всяком случае необходимо тщательное изучение всех узоров, поскольку старое различие черепков «наощупь» (жестких на Крите и гладких на материке) не может, как я убежден, считаться достаточным. Обитатель материка, вполне естественно, был большим знатоком оружия. Меч со скошенной крестовиной, обычный на Крите в П. М. III периоде, встречается в шахтовых погребениях, относящихся, самое позднее, к началу П. Э. I периода. В тех же самых гробницах встречаются как рогатый меч, так и крестообразный; [246] последний во всяком случае появляется на Крите лишь значительно позднее. Тщательное инкрустирование лезвий кинжалов показывает, как гордились владельцы этим оружием (правда, стиль орнамента часто бывает минойский).

Каменные сосуды и лампы имеют, повидимому, вполне минойский характер.¹⁵⁴⁾ «Пифос с медальонами» из жировика, обнаруженный в «гробнице Клитемнестры», явился объектом значительных разногласий. Мы видели, что «пифосы с медальонами» из Кносса сохранялись до последних дней существования дворца, т. е. до конца П. М. II периода, а производство их едва ли может быть отнесено к более раннему времени, чем переходный период между С. М. IIIб и П. М. I. Так как копии в другом материале не изготовляются после того, как исчезают оригиналы, очевидно, что этот каменный образец должен был быть изготовлен в указанном промежутке времени, но мы видели также, что каменные сосуды могут использоваться в течение весьма длительного срока, и было бы очень рискованно датировать какое-либо отложение на основании того, что в нем встречается подобный сосуд.

Кольца с печатями и каменные печати неотличимы от критских. Однако тематика изображений, так же как и на фресках, чаще бывает связана с охотой и войной, хотя в то же время отнюдь не редки и сакральные сюжеты, особенно относящиеся к культу гениев.

В Филакопи, в третьем городе П. М. I, сосуды копируются в местной глине, которая не допускала такой тщательной отделки глазурью, как оригиналы, и некоторое количество прекрасных сосудов П. M. Ia и б периода было ввезено с Крита.¹⁵⁵⁾ Каменные сосуды и лампы обнаруживают черты близкого родства с минойскими. Однако в архитектуре не заметно следов минойского влияния. На Фере также встречаются кикладские копии С. М. IIIб — П. М. Ia сосудов.¹⁵⁶⁾

Падение могущества Крита. Катастрофа, постигшая критские города в конце П. М. Iб периода (или П. М. II в Кноссе), была, в сущности, всеобщей. Кносс, Фест, Агиа-Триада, Гурния, Мохлос, Маллия и Закрос — все эти города носят следы насильственного разрушения, сопровождавшегося пожаром.¹⁵⁷⁾ Палекастро, Псира, Нирухани, Тилиссос и Плати, [247] очевидно, оставались незаселенными в течение некоторого времени, хотя следов пожара здесь не обнаружено.¹⁵⁸⁾

Катастрофа произошла, повидимому, одновременно во всех этих населенных пунктах; причиной ее считали сильное землетрясение.¹⁵⁹⁾ Однако землетрясения в древности не сопровождались пожарами, которые возникают при наличии газа и электричества. К тому же мы видели, что в это время дерево было менее распространено в качестве строительного материала, чем ранее. Между тем предшествовавшие землетрясения, которые были настолько сильными, что большие каменные глыбы Кносского дворца были сброшены на ниже расположенные дома, не вызывали пожаров, хотя дерево имело тогда большее распространение, чем в данный период; вместе с тем они не вызвали и такого полного упадка и регресса культуры. Скорее можно сказать, что они послужили стимулом для нового подъема активности. Далее, в Кноссе первым результатом столь грандиозного землетрясения было бы разрушение жилого квартала и, в частности, большой лестницы, где по меньшей мере четыре яруса поддерживались деревянными колоннами. В 1931 г. весьма умеренное землетрясение оторвало верхнюю часть мощной колонны и сдвинуло ее на целых 6 см. Между тем большая лестница оставалась, в общем, целой и невредимой в течение времени, достаточного для того, чтобы над грудой засыпавших ее обломков и земли уровень площадки сравнялся с центральным двором и повысился на 1 1/2 м над первоначальным уровнем. Следы огня яснее всего заметны в западном, парадном, крыле.

Все, таким образом, указывает на планомерное вражеское разграбление, которому подверглись наиболее могущественные города на Крите. Мы видели, сколь цветущей была культура Крита в этот период; невозможно допустить, чтобы такой упадок явился результатом простого разбойничьего набега. Речь может итти только о хорошо организованной военной экспедиции с определенной целью. Что этой целью не было превращение острова в колонию, явствует из того, что минойская культура продолжала существовать до самого конца П. M. III периода, не подвергаясь влиянию материка, хотя и с гораздо меньшим блеском. Цель подобного сплошного безжалостного разрушения могла быть только чисто политической.

Для объяснения этого были выдвинуты две теории. В пользу каждой из них можно привести много доводов, а между тем, как это ни странно, они диаметрально противоположны друг другу. Согласно первой теории, размеры минойского [248] господства на материке были непомерно преувеличены.¹⁶⁰⁾ Сторонники этой теории указывают, что при отсутствии исторических документов можно было бы с равным основанием утверждать, что, например, Этрурия позднейшего периода находилась под афинским владычеством. По этой теории материковая Греция и Крит были отдельными независимыми державами, и первая только усвоила внешние черты более высокой культуры.¹⁶¹⁾ Однако в П. М. II периоде материковая Греция оказалась достаточно сильной, чтобы установить свой контроль над Критом, и этим можно объяснить ярко выраженный материковый характер дворцового стиля.¹⁶²⁾ В этом случае разрушение критских городов должно быть следствием национального возмущения против иноземных «гармостов». Доводом в пользу этого является то, что в последующем П. М. III периоде в критской культуре обнаруживается мало связей с материком; напротив, она имеет, как мы увидим, ярко выраженный минойский характер.

Согласно второй теории, которой придерживается и автор этой книги, минойский характер культуры выражен слишком отчетливо, чтобы он мог быть результатом простого культурного влияния;¹⁶³⁾ несомненно, это влияние было гораздо более глубоким, чем влияние Египта в пределах его высоко организованной «империи». Мы находим в археологических данных подкрепление исторической традиции, относящейся, правда, повидимому, только к Сароническому заливу, согласно которой Крит в конце П. М. I — П. М. II установил свое господство над рядом стран бассейна Эгейского моря. Внешние сношения связывали его главным образом с Египтом и с владениями последнего в Сирии. Египетские предметы и следы египетского влияния на материке так редки, что естественно возникает предположение об искусственной изоляции этой части минойской империи от прямых торговых сношений с Египтом. Наличие же материковых сосудов в Египте легко объясняется тем, что они были удобнее для перевозки; и потому подать с материка, причитавшаяся критским властителям, направлялась прямо в Египет в качестве платежей [249] натурой, а не выгружалась на Крите для дальнейшей отправки морем.

Мы видели, что поверхностное воздействие минойской культуры не помешало материковой Греции в значительной мере сохранить свою национальную культуру и вкусы. Самый богатый рынок в мире был для нее закрыт, и возможно, что отголосок попыток найти новые рынки сохранился в предании о походе Ясона в Черное море. Во всяком случае легко представить себе освободительные настроения в подчиненных критскому господству областях, и мы можем предположить, что эти настроения в конце концов проявились в объединенной попытке ниспровергнуть могущество главного города империи.

Но есть одно имя, которое всегда ассоциируется, если не с разграблением Кносса, то во всяком случае с освобождением тех, кто был ему подвластен. Это Тесей. Имена часто остаются в памяти народов и тогда, когда связывавшиеся с ними деяния забыты или искажены. Кто узнал бы Александра в Двурогом Искандере или Вергилия в средневековом волшебнике? Мы уже высказывали предположение, что семь юношей и семь девушек были ежегодной данью материка для кносской тавромахии. Это подробность именно такого рода, которая должна была сохраниться в памяти.

И вот в один весенний день середины XV века до н. э., когда дул сильный южный ветер, относивший почти горизонтально к северу языки пламени от горевших стропил, Кносс пал.¹⁶⁴⁾

Заключительная сцена разыгралась в помещении, которое воссоздает перед нами наиболее драматическую обстановку из всех раскопанных строений — в «тронном зале». Этот зал был найден в состоянии полного беспорядка. В одном углу лежал опрокинутый большой сосуд от масла; культовые сосуды, казалось, были в употреблении в момент наступления катастрофы. Все имело такой вид, будто царь в смятении поспешил сюда, желая в последний момент совершить какую-то религиозную церемонию, чтобы спасти свой народ. Тесей и Минотавр!.. Может быть, допустимо предположение, что царь носил маску быка?¹⁶⁵⁾

Возможно, археологу и не подобает давать такую свободу фантазии, но все же я думаю, что никто, представив себе эту [250] картину, не сможет войти в «тронный зал» без внутреннего трепета.

Крит пал; отныне ему предстояло быть только сателлитом в новом мире, имеющем своим средоточием Грецию, и постепенно подвергаться все большему нивелированию, пока он не оказался поглощенным общеэллинской культурой, в которую он сам сделал такой большой вклад.

Поселения, в которых были найдены памятники позднеминойского I периода

а) Раскопанные поселения

б) Находки на поверхности

Центральный Крит

а) Раскопанные поселения

б) Находки на поверхности

Южный Крит

а) Раскопанные поселения

б) Находки на поверхности

Восточный Крит

а) Раскопанные поселения

б) Находки на поверхности

Поселения, в которых были найдены памятники позднеминойского II периода

Центральный Крит

а) Раскопанные поселения

б) Находки на поверхности

Южный Крит

Находки на поверхности

Восточный Крит

а) Раскопанные поселения

б) Находки на поверхности

¹⁾ P. of M., II., 93 сл.

²⁾ Там же, III, 12.

³⁾ В северной части дворца стены нижнего этажа гораздо тоньше.

⁴⁾ P. of M., III, 491.

⁵⁾ Там же, 233.

⁶⁾ Разумеется, большой арены, наподобие испанской, могло и не быть. Но при узком проходе было бы неизбежным прямое нападение со стороны быка. Возможно, что для этой цели использовался центральный двор, на котором возводились специальные палисады.

⁷⁾ P. of M., II, 518, 565. Это означает только, что минойцы должны были беречь дерево во избежание издержек на транспорт. Отсюда не следует делать вывода, что лесные ресурсы полностью истощились.

⁸⁾ Там же, VI, 872 сл.

⁹⁾ Там же, IV, 901 сл.

¹⁰⁾ Pseira, 14, дом В.

¹¹⁾ В. S. А, VIII, 310; IX, 278.

¹²⁾ Поблизости от дворца было найдено много других домов того же периода, имеющих в основном то же самое устройство. См. P. of. M., индекс 83.

¹³⁾ P. of M., IV, 960, 965.

¹⁴⁾ Все сделанные здесь находки относятся к П. М. II периоду и более позднему времени, но пометки каменщиков ясно указывают на П. М. I. Эванс (Man., 1937, № 221) относит гробницу к С. М. IIIa периоду.

¹⁵⁾ В P. of M., IV, 776 имеется ссылка на подобные же гробницы на западе Крита. Единственная сходная гробница находится в Малемо между Канией и Диктейским мысом. Она имеет четырехугольную камеру с круглым толосом, начинающимся, приблизительно, на высоте 1,5 м, и относится, вероятно, к П. М. III периоду, как и гробницы в Пресосе, Плати, Мулиане и Дамании. Из них только последняя имела, повидимому, такой же свод, как и гробница в Исопате (см. ниже, стр. 260).

¹⁶⁾ Но если гробница завершалась плоской перемычкой, как ниши, или более низким цилиндрическим сводом, как некоторые из гробниц в Рас Шамре, то она, вероятно, не должна была вовсе возвышаться над землей.

¹⁷⁾ Там же, 849.

¹⁸⁾ Р. Т. К., 3.

¹⁹⁾ T. D. A., 33.

²⁰⁾ P. of M., II, 443.

²¹⁾ Arch. Anz., 1933, 290.

²²⁾ Подготавливается к опубликованию Итальянским Институтом.

²³⁾ P. of M., II, 770.

²⁴⁾ Там же, III, 369.

²⁵⁾ Там же, 304 сл.

²⁶⁾ О происхождении этого типа щита см. Murray, Rise of the Greek Epic, 168, и Leaf, Iliad, I, 567.

²⁷⁾ P. of M., III, 209 сл.

²⁸⁾ Там же, 30.

²⁹⁾ Там же, II, 774 сл. В индексе он отнесен как к П. M. Ia, так и к П. М. Iб. В действительности является решающим обстоятельство, что перед нами рельеф, хотя он и мог сохраняться в более позднем периоде.

³⁰⁾ Там же, 719, 704.

³¹⁾ P. of M., IV, 384 сл.

³²⁾ Pendlbury, Tell el Amarna, 124 сл.

³³⁾ P. of M., IV, 893, 908.

³⁴⁾ Там же, 908.

³⁵⁾ Там же, II, 755.

³⁶⁾ J. Н. S., XXII, табл. XII.

³⁷⁾ Pachyammos, табл. VI, IX, X, XVIII.

³⁸⁾ P. of M., III, 227; IV, 364.

³⁹⁾ См. также, например, Gournia, табл. VII, 15.

⁴⁰⁾ Gournia, табл. VII, 24.

⁴¹⁾ P. of M., II, 537.

⁴²⁾ Pseira, 22.

⁴³⁾ Например, Gournia, табл. VII, 26, 31, 40. Несомненно, здесь воспроизводятся каменные и металлические образцы, производившиеся в более богатых центрах.

⁴⁴⁾ Например, В. S. A., доп. рис. 13, 14.

⁴⁵⁾ P. of M., III, 311 сл., там же ссылки.

⁴⁶⁾ Pseira, табл. VII.

⁴⁷⁾ P. of M., I, 320 сл.

⁴⁸⁾ Там же, II, 415 сл. и 421; большая часть посуды относится к П. M. Ia периоду, некоторые предметы — переходного типа С. М. IIIб — П. M. Ia.

⁴⁹⁾ P. of M., I, 562. Фрагменты кувшинов, относящиеся к периоду до или после землетрясения, имеют оттиснутый на небольших кружках рисунок ломаной геммы С. М. III периода.

⁵⁰⁾ P. of M. IV, 291.

⁵¹⁾ Gournia, табл. Η., В. S. A., доп. 47; P. of M., IV, 280.

⁵²⁾ Там же, II, 508.

⁵³⁾ В. S. A., доп. 50. Образец из Закроса (J. Н. S., 1902, табл. XII), вероятно, ввезен из Палекастро.

⁵⁴⁾ Pseira, 29.

⁵⁵⁾ Pseira, 25.

⁵⁶⁾ Там же, 25.

⁵⁷⁾ В. S. A., доп., табл. XVIII.

⁵⁸⁾ Например, в Палекаетро, В. S. A., доп. 53, в Кноссе и Тилиссосе; P. of M., IV, 286-287.

⁵⁹⁾ Там же, IV, рис. 145 а.

⁶⁰⁾ Например, В. S. A., доп. 51.

⁶¹⁾ В. S. A., табл. XX; Pseira, 31.

⁶²⁾ P. of М., II, 489 сл., рис. 291, d; ср. Archaeologia, LXXXII, 153, где высказывается догадка относительно происхождения этого узора.

⁶³⁾ P. of M., IV, 639.

⁶⁴⁾ Pseira, рис. II; В. S. A., VIII, 313 и др., черепки в музее Кандии.

⁶⁵⁾ Таковы, например, несколько сосудов из последнего погребения в храмовой гробнице.

⁶⁶⁾ P. of M., IV, 304.

⁶⁷⁾ Там же, IV, 643, сл.

⁶⁸⁾ Там же, II, 400; IV, 329. {В книге место сноски 3 (здесь 68) не обозначено. Ставлю вместе с 2 (67). OCR.}

⁶⁹⁾ P. of M., IV, 342.

⁷⁰⁾ Ср. более простой образец на рис. 37, 2.

⁷¹⁾ P. of M., III, 385.

⁷²⁾ Там же, IV, 329.

⁷³⁾ P. of M., IV, 138 сл.

⁷⁴⁾ Там же, 849.

⁷⁵⁾ Там же, IV, 845 сл.

⁷⁶⁾ B. S. A., доп. 116; Mochlos, 107.

⁷⁷⁾ P. of M., IV, 356.

⁷⁸⁾ Там же, IV, 346.

⁷⁹⁾ Seltman, Athens: Its History and its Coinage, 4.

⁸⁰⁾ Там же, II, 629 сл.

⁸¹⁾ Там же, 650 сл.; образцы см. Corolla Numismatica, 1906, 342 сл.

⁸²⁾ Mon. Ant., XIII, 80; Mem. Ist. Lomb., XX, табл. II.

⁸³⁾ P. of M., I, 689.

⁸⁴⁾ Там же, II, 227, 502.

⁸⁵⁾ Rend. Line, XII, 324.

⁸⁶⁾ Orig. Civ. Med., 287.

⁸⁷⁾ P. of М., II, 752; III, 100.

⁸⁸⁾ Там же, I, 676; В. S. A., доп. 137.

⁸⁹⁾ Р. of M., II, 527.

⁹⁰⁾ P. of М., II, 822 сл.

⁹¹⁾ B. S. A., доп. 133 сл.

⁹²⁾ Pseira, 37.

⁹³⁾ P. of M., IV, 806.

⁹⁴⁾ Там же, 938.

⁹⁵⁾ P. of M., 1006.

⁹⁶⁾ Там же, II, 404, 523.

⁹⁷⁾ Pseira, 38.

⁹⁸⁾ P. of M., IV, 941; Mon. Ant., XII, 92. Эта черта присуща и сосудам из Телль-эль-Амарны.

⁹⁹⁾ P. of M., II, 824.

¹⁰⁰⁾ P. of M., IV, 160; Gournia, 47. Однако Маринатос (см. ниже) относит их к П. М. III.

¹⁰¹⁾ Jahrbuch, XXX, 65 сл.; P. of M., ΠΙ, 461.

¹⁰²⁾ Там же, II, 235.

¹⁰³⁾ J. H. S., 1921, 247. С. X. Гоуэс сообщил мне, что ему показывали эту фигуру в 1905 г. в Курнасе близ Ретимна. По словам владельца, она была найдена в одном из ущелий, ведущих вниз к Превели.

¹⁰⁴⁾ P. of M., III, 428 сл.

¹⁰⁵⁾ P. of M., IV, 668 сл. {в книге место сноски не обозначено. OCR.}

¹⁰⁶⁾ P. of M., IV, 785 сл.

¹⁰⁷⁾ Там же, 496.

¹⁰⁸⁾ Там же, 533.

¹⁰⁹⁾ Там же, II, 763 сл.

¹¹⁰⁾ Мелкие отличия, отмечаемые Эвансом в указанном месте, обусловлены, вероятно, погрешностями при отливке. Трудно предположить, что существовало два столь сходных кольца.

¹¹¹⁾ Mochlos, 89. Руке придано положение обычного на Ближнем Востоке прощального жеста с ладонью, обращенной внутрь.

¹¹²⁾ P. of М., IV, 430 сл.

¹¹³⁾ Там же, 582 сл.

¹¹⁴⁾ Там же, 577.

¹¹⁵⁾ Там же, 413.

¹¹⁶⁾ Один — из гробницы I в Исопате, другой — из «Архивов». P. of M., IV, 500, 602.

¹¹⁷⁾ Там же, рис. 597.

¹¹⁸⁾ Там же, 625.

¹¹⁹⁾ Там же, рис. 564.

¹²⁰⁾ Там же, 827.

¹²¹⁾ Там же, 963.

¹²²⁾ P. of M., II, 75.

¹²³⁾ Р. Т. Κ., 152.

¹²⁴⁾ Там же, 58.

¹²⁵⁾ Mochlos, табл. X.

¹²⁶⁾ P. Т. К., 146. Как было сказано выше (стр. 220), форма и жилки в камне, из которого сделаны эти сосуды, воспроизводились в глине (Табл. XXXIII, 1).

¹²⁷⁾ Mon. Ant., XIV, 735.

¹²⁸⁾ Из них только скарабей с именем царицы Ти в доме к юго-западу от Акрополя найден в окружении керамики позднеэлладского III периода (’Εφ. ’Αρχ., 1887, 109). Фрагменты пластинки с именем Аменхотепа III найдены вместе с двумя бронзовыми булавками в таком же доме к северо-востоку от Львиных порот. Керамика отсутствует (там же, 1891, 18). Сосуд с его же именем обнаружен в гробнице 49. Цилиндр из слоновой кости. Керамика отсутствует (там же, 1888, 156).

¹²⁹⁾ P. of M., II, рис. 473, а. Несмотря на чрезвычайно ценную статью Уэйнрайта (J. Н. S., 1931, I), я не вижу возможности отделить кефтиу от Крита. Находки, сделанные в Рас Шамре и в Телль-Атчане (см. ниже), укрепляют меня в том мнении, что название кефтиу могло применяться к Криту, к его империи или к сфере его влияния (J. H. A., XVI).

¹³⁰⁾ Очевидно, мастер располагал определенным количеством типов кефтиу, которые он мог воспроизводить по мере надобности, обращаясь к оригиналу.

¹³¹⁾ P. of M., II, 509.

¹³²⁾ Sedment, II, гробница 137; P. of M., IV, 271.

¹³³⁾ С. of A., II, 110.

¹³⁴⁾ Gourob, табл. XIII, 4.

¹³⁵⁾ P. of M., IV, 850.

¹³⁶⁾ В. S. A., XXVIII, 258.

¹³⁷⁾ Τ. D. A., 25.

¹³⁸⁾ Там же, 37.

¹³⁹⁾ P. of M., IV, рис. 960, f.

¹⁴⁰⁾ Например, Edgar, Greek Vases in the Cairo Museum, 26125, 26126; Tirth and Gunn, Saqqara, табл. XLII; см. также знаменитый сосуд из Арманта (каталог Британского музея, А, 651). Сосуд из Анибы (P. of M., IV, 267) представляет собой местное подражание.

¹⁴¹⁾ Illahum, табл. XXVI.

¹⁴²⁾ Из Агиа-Триады. P. of M., II, рис. 315, а.

¹⁴³⁾ Archaeologia, LXXXII, 150, 157.

¹⁴⁴⁾ Arch. Anz., XIV, 57; см. Archaeologia, LXXXII, табл. I, 1; ср., однако, P. of M., II, 457.

¹⁴⁵⁾ Ср. Saqqara, табл. XLII, а также Archaeologia, LXXXII, табл. I и II.

¹⁴⁶⁾ Syria, XIII, 5, 22. Ср. P. of M., IV, 775 сл.

¹⁴⁷⁾ P. of M., IV, 403.

¹⁴⁸⁾ Там же, II, 255.

¹⁴⁹⁾ J. Н. S., 1928, 71.

¹⁵⁰⁾ P. of M., IV, 764 сл.

¹⁵¹⁾ См., однако, ниже, стр. 229, где дается совсем иное толкование. {Так в книге «ниже, стр. 229», хотя эта сноска находится на стр. 244. OCR.}

¹⁵²⁾ В. S. A., XXV, 147 сл., 268 сл. В своей окончательной форме этот дворец относится к П. Э. III. времени и представляет собой настоящий мегарон. Однако сохранилось много следов прежней постройки; большая лестница, например, была очень близка к критскому стилю.

¹⁵³⁾ Снейдер (Snijder, Kretische Kunst, 123, 124) заходит даже так далеко, что усматривает в П. М. II стиле отражение материкового стиля. Возражать против его мнения трудно, принимая во внимание тот факт_; что этот недолговечный и не получивший сколько-нибудь широкого распространения стиль совпадает только с последней частью П. Э. II периода.

¹⁵⁴⁾ Практически можно считать, что в шахтовых гробницах не встречается каменных сосудов, которые появляются только в П. Э. II периоде (= П. М. Iб).

¹⁵⁵⁾ В. S. A., XVII, табл. XI. Сосуд № 163 с его «стрельчатым балдахином» и точечными линиями имеет, вероятно, материковое происхождение, так же как и приземистый алавастр № 137 и сосуды, изображенные на рис. 2, стр. 15. Некоторые изделия из керамики, опубликованные в Phylakopi, табл. XV-XXXI, повидимому, надо признать минойскими.

¹⁵⁶⁾ Aberg., IV, 136.

¹⁵⁷⁾ P. of M., IV, 942 сл., 786, 885; Gournia, 21; A. J. A., XIII, 301; Mallia, I, 45; В. S. A., VII, 142.

¹⁵⁸⁾ B. S. A., X, 259; Pseira, 10; Έφ. 'Αρχ., 1922, 24; P. of M., IV, 780; B. S. A., XX, 6.

¹⁵⁹⁾ P. of M., IV, 942 сл.

¹⁶⁰⁾ Эту теорию сообщил мне профессор Уэйс. Насколько мне известно, она еще не была изложена в печати.

¹⁶¹⁾ Этим объясняются находки материковой керамики в Египте и в Сирии. Действительно, Крит и Греция были соперниками во внешней торговле.

¹⁶²⁾ См. выше, примечание на стр. 246.

¹⁶³⁾ Излагаемая ниже теория в основном совпадает с теорией, изложенной мною в J. H. A., XVI, 89 сл. Правда, тогда я рассматривал эгейские сосуды в Египте, за одним или двумя исключениями, как минойские, хотя в действительности теперь становится очевидным, что для большинства из них надо принять материковое происхождение. Однако, как будет видно из дальнейшего, это мало затрагивает наше основное положение.

¹⁶⁴⁾ P. of M., IV, 93. Имеющееся здесь упоминание о месяце марте, вероятно, ошибочно. Ветер, достаточно сильный для того, чтобы направить дым горизонтально, очень редок в другие месяцы, кроме конца апреля и начала мая. Едва ли уместно воспользоваться еще преданием о том, что Тесей отплыл на Крит в месяце мунихион (апрель — май).

¹⁶⁵⁾ О надевании масок священных животных теми, кто брал на себя роль их представителей, см. в готовящемся III томе А. В. Cook, Zeus. См. также Zeus, I, 490 сл. П. Э. III печать опубликована в A. J. A., XXXVII, 540.

¹⁶⁶⁾ Например, ни в Комо, ни в портовом городе Кноcса не было найдено П. М. III черепков.