Лебедь, рак и щука
|
Когда революционные демократы, социалисты вошли в правительство, это считалось торжеством демократии, народовластия. Но даже организованные в Советы рабочие и крестьяне, не говоря уж об остальной массе населения, не могли заставить правительство учитывать их стремление к социальным переменам. Правительство делало то, что считало нужным. А оказавшаяся в центре правительственной конструкции «масонская партия» не хотела делать ничего, что могло бы нарушить хрупкий баланс ее власти.
На практике министры остались безответственными. Они зависели прежде всего друг от друга и в значительной степени — от своих ЦК Более широкой опоры у власти не было, и межпартийный конфликт или разногласия министров приводили к тому, что правительство «повисало в воздухе» и режим держался на связях «масонской партии». Такова была система коалиции, возникшая в мае 1917 г. Быстро выяснилось, что коалиция либералов и социалистов позволяет лишь временно стабилизировать ситуацию. Кадеты и социалисты, как лебедь и щука из басни, тащили в разные стороны. И «масонская партия» предлагала выход — как рак пятиться от назревших проблем. Для того, чтобы не просто заморозить кризис, а начать его лечить, нужны социальные преобразования — хотя бы умеренные. Чтобы люди поняли — что-то делается. А либералы стояли насмерть — никаких социальных преобразований до Учредительного собрания, нельзя предвосхищать волю народа. В действительности они легко «предвосхитили» эту волю, проведя серию политических преобразований в апреле. Но теперь встал вопрос о собственности на землю, и тогда кадеты «проявили принципиальность». Ради защиты собственности они были готовы расколоть коалицию. А коалиция составляла суть политики «масонской» группы. Чтобы сохранить коалицию, следовало остановить реформы. Чтобы начать решать накапливающиеся в стране проблемы, следовало определиться. Первый путь — твердой рукой проводить либеральную «шоковую терапию» в интересах цензовых слоев. Эта политика не удалась Милюкову, но кадеты не отказались от надежды осуществить эти планы, когда народ «успокоится». Они подцержат генерала Корнилова, а затем и белое движение. Второй путь — начать социальные преобразования, которых требовали массы работников, организованные в Советы: земля — крестьянам, фабрики — рабочим или государству. Чем бы ни кончились такие преобразования, но их начало принесло бы власти новую популярность, возможность опереться не на штыки, а на организацию Советов, на массовый энтузиазм. По этому пути могли пойти революционные демократы и большевики. Если бы решились первые, вторым ничего бы не осталось, как присоединиться или уйти на обочину истории. Еще во время апрельского кризиса правый большевик Каменев и левые эсеры выдвигают идею социалистического правительства, опирающегося на Советы и ответственного перед ними. Между тем советская демократия уже в это время сформировала широкое народное представительство, позволявшее установить «обратную связь» власти и общества. Это были съезды Советов. 2—4 мая проходил съезд Советов крестьянских депутатов, на который приехало 1353 депутата. 4 июня работал Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, на котором присутствовали 1080 депутатов от 336 Советов и 23 воинских единиц. Несмотря на то, что оба съезда не представляли всего населения, они несомненно опирались на большинство активных граждан России. То же самое можно сказать и о любом парламенте. Это естественно наводило на мысль о возможности превращения съезда во временный революционный парламент, который мог выполнять функции законодательного и контрольного органа вплоть до созыва Учредительного собрания. Такая модель власти позволила бы начать социальные реформы, которые ожидали массы, восстановить обратную связь между правительственной верхушкой и широкими слоями населения. Таким образом, в систему власти удалось бы интегрировать более широкие слои населения, в том числе и радикальные массы, которые шли за анархистами и большевиками. Впервые еще на крестьянском съезде Советов встал вопрос о возможности создания правительства, ответственного перед ним, но «трудовая демократия» не решилась на это1. Не удивительно, что подобная перспектива не устраивала кадетов — «цензовые» (то есть обладавшие имущественным цензом) слои в Советах не были представлены, а возможность самостоятельного, «сильного» (то есть в ситуации 1917 г. авторитарного) правительства, за которое выступали либералы, стала бы совсем призрачной. Но перспектива потерять союз с «цензовыми элементами» пугала и умеренных социалистов, причем не только сторонников Керенского. Если социалисты возьмут власть одни, ее база станет более узкой, социалисты будут отвечать за все, что происходит в стране. В итоге на выборах может победить реакция. Угроза большевизма также заставляла лидеров социалистических партий отказываться от идеи правительства без либералов. Возражая В.Чернову, который пришел к выводу о необходимости разрыва с кадетами, член ЦК партии эсеров А. Гоц говорил: «Слева большевики травят десять «министров-капиталистов», требуют, чтобы мы от них «очистились», то есть остались без союзников и скатились им прямо в пасть»2. Аргументы «масонской партии» пока убеждали большинство социалистов. А время уходило. Но все больше социалистических лидеров понимало: социально-экономическая ситуация ухудшается так быстро, что настало время начинать глубокие преобразования. Один из ведущих социал-демократических экономистов, председатель Экономического отдела Совета В. Громан заявил на заседании рабочей секции I съезда Советов: «Настала последняя минута, когда государство должно, наконец, поставить и немедленно приступить к осуществлению грандиозной задачи организации народного хозяйства. От анархического производства необходимо перейти к организованному производству по заданиям государства, с тем чтобы была использована максимальная производительность национального труда»3. Этот характерный для социал-демократов того времени бюрократический идеал нужно было совместить с бурно растущей в стране низовой самоорганизацией, поэтому Громан благосклонно упомянул о поддержке регулирования «органами революционного самоуправления народа». Но меньшевики не добились усиления государственного регулирования экономики. Их предложение было отвергнуто правительством. Кадеты заблокировали «социалистические» меры, предложенные меньшевиками (причем «масонская партия», включая правых социалистов, поддержала в этом вопросе кадетов). Попытки министра земледелия, лидера партии эсеров В. Чернова провести хотя бы скромные земельные преобразования в духе требований съезда крестьянских Советов встретила сильное сопротивление в правительстве и администрации. Чернов планировал приостановку «земельных сделок, посредством которых у народной власти может утечь между пальцев тот земельный фонд, за счет которого может быть увеличено трудовое землепользование, и переход частной земли на учет земельных комитетов, призванных на местах участвовать в создании нового земельного режима»4. 29 июня Чернов внес в правительство проект закона о запрещении земельных сделок и передачи арендуемых и необрабатываемых земельных владений в распоряжение земельных комитетов. Категорически против законопроекта выступили кадеты и премьер-министр В. Львов. Проект Чернова похоронили в комиссиях. Но, застопорив по этой причине любое решение земельных отношений, кадеты и «масонская группа» лишь раззадорили крестьян, и те двинулись громить и старые помещичьи гнезда, и новые показательные сельхозпредприятия. Эта ситуация склонила Чернова к необходимости «развода» с кадетами в интересах конструктивных реформ. Только после июльского социально-политического кризиса, когда кадеты на время покинули правительство и Керенский стал премьером, земельный закон все же 9 июля был принят с поправкой — земельные сделки разрешались, но требовали согласия губернского земельного комитета с утверждением министра земледелия5. С такими оговорками закон фактически блокировал земельные махинации. Но это был предел реформ, на которые согласилась «масонская партия». Дальнейший сдвиг влево означал бы создание однородной демократической (то есть левой, преимущественно социалистической) коалиции, в которой группа Керенского — Некрасова теряла бы господствующие позиции. В партиях эсеров и меньшевиков обострилась борьба между сторонниками «масонского» центристского, социал-либерального курса и теми, кто осознал необходимость более глубоких социальных преобразований, проводимых с помощью массовых демократических организаций, включая Советы. Таким образом, перед страной встала дилемма — сохранение либерально-социалистической коалиции до Учредительного собрания или создание однородного (без кадетов) демократического правительства из всех партий, представленных в Советах. «Масонская» политика сдерживания преобразований кандалами повисла на российской революции. Кризис нарастал. С одной стороны — попавшие в отчаянное положение рабочие и мечтавшие о мире солдаты во главе с большевиками и анархистами. С другой стороны — офицерство и цензовые слои во главе с Корниловым. Керенскому и его единомышленникам — в том числе не масонам, все сложнее приходилось балансировать между давящими друг на друга социально-политическими пластами. В этой борьбе старые масонские связи уже не могли помочь, и приходилось рассчитывать на искусство политического маневрирования и манипулирования. 1 Лавров В.М. «Крестьянский парламент» России (Всероссийские съезды Советов крестьянских депутатов в 1917 — 1918 годах). М., 1996. C. 43. 2 Чернов В.М. Перед бурей. М.,1993. С. 326. 3 Цит. по.Злоказов Г.И. Меньшевистско-эсеровский ВЦИК Советов в 1917 г. M., 1997. С 174. 4 Чернов Е.М. Указ. соч. С. 321. 5 Лавров В.М. Указ. соч. С. 118. |
загрузка...