Введение

В истории человечества небольшая страна Македония оставила глубокий след. Начиная с древнейших времен, с ее судьбой были связаны история Греции и Рима, славян и Византийской империи, завоевания турок и борьба за национальное и социальное возрождение балканских народов.

В эпоху античности Македония играла большую роль в жизни племен и народов Балканского полуострова, особенно в жизни греческих государств. Лишившись самостоятельности вследствие римской экспансии, она в составе римской провинциальной системы была важным стратегическим центром защиты римских коммуникаций в восточном Средиземноморье. Римляне широко использовали производительные силы македонской провинции, бесконтрольно эксплуатируя ее природные богатства.

Эта богатая и сложная македонская история в той или иной мере изучалась историками на протяжении последних двухсот лет.¹⁾

Греко-македонские отношения, как история древнего мира вообще, стали предметом широкого изучения уже в XVIII в., в период обострившейся борьбы восходящей к власти буржуазии против старых феодальных порядков. В то время вопросы македонской истории освещались главным образом при изложении истории Греции. Общий взгляд на Македонию как на страну, имевшую свой политический строй, общественную [3] жизнь и исторические судьбы, отсутствовал. Македонская история считалась частью греческой.²⁾

Первые работы историков идеализировали и модернизировали македонскую монархию. В этом отношении характерны исследования по истории Греции английского ученого конца XVIII в. Митфорда. Будучи консерватором, ярым противником французского революционного движения, он главное внимание обращал на развитие аристократического государства, представительницей которого выступала Спарта, и на прославление монархической власти в Македонии.³⁾ В монархическом правлении Митфорд находил главное преимущество Македонии перед ее южными соседями. Он считал возможным отождествлять македонскую монархию со старой конституцией Англии, а борьбу за престолонаследие и распри между македонскими племенами сравнивать с положением Англии до войны Белой и Алой розы.⁴⁾ Такой модернизаторский подход привел автора к искажению процесса разложения родовых связей и возникновения македонского государства, к неправильным представлениям о греко-македонских отношениях.

Ярыми противниками взглядов Митфорда выступили в Германии — Нибур, в Англии — Грот. Они, наоборот, высказали свою пристрастность к афинской демократии и отрицательное отношение к Македонии и ее учреждениям.⁵⁾

В своих исследованиях о древней истории Нибур всюду подчеркивал свои симпатии к Афинам, антипатию к Спарте, Фивам и в особенности к Македонии и Александру.⁶⁾ Не понимая ни социально-экономических причин партийной борьбы в IV в. в Афинах, ни сущности сложения македонской государственности, боннский профессор Нибур сводит эти большие проблемы по существу к истории двух государственных деятелей: македонского — Филиппа, греческого — Демосфена. Все авторские симпатии на стороне Демосфена и его единомышленников.⁷⁾

Близки к суждениям Нибура взгляды Джорджа Грота, изложенные им в двенадцатитомном труде «History of Greece», крайне идеализировавшем афинскую демократию.⁸⁾ В ней автор видел самое чистое олицетворение свободы и равенства, находил идеал буржуазной демократии.

Как и Нибур, который называл македонян разбойниками и желал, чтобы «разверзлась земля и проглотила всех македонцев», Грот считал, что с македонского периода политическая и общественная жизнь Греции стеснена, что этот период не вызывает никакого исторического интереса, так как он вовсе не влиял на последующую судьбу мира.⁹⁾

Если Нибур и Грот игнорировали Македонию и считали ее только темным пятном в истории, «отвратительным отложением всякого извращения, гнили и мертвечены», то Дройзен, наоборот, придавал большое значение Македонии, Александру и его политике по отношению к покоренным народам.¹⁰⁾

Политический идеал Дройзена — объединение Германии под властью прусской монархии, и ему историк искал оправдания в древней истории. Этот идеал получил особую популярность. Его стали в то время успешно пропагандировать представители немецкой исторической науки.

В оценке отношений Македонии и Греции Дройзен имел [5] в виду отношение Пруссии к тогдашней Германии. Этот взгляд историка влиял на оценку фактов истории прошлого.¹¹⁾ В его «Истории эллинизма» македонская монархия изображается как высшая форма национального объединения греков.

Идеализируя македонский быт, обычаи и нравы, Дройзен обнаруживал преклонение перед Филиппом и Александром и восторженно отзывался об их агрессивной политике. Он указывал, что высшей целью Филиппа, для достижения которой он отдал все свои старания и силы, являлось объединение Греции.

По отношению к Греции, к афинской демократии вообще и к Демосфену в частности Дройзен несправедливо строг и критичен. Он обвинял Демосфена в близорукости его политики, в никчемности его патриотических устремлений.¹²⁾

Против Дройзена, особенно против духа его исследования, выступили французские ученые. Они стали подозревать, что критика немецких историков имела конечной целью пропаганду в пользу пангерманского союза под гегемонией Пруссии. По выражению греческого ученого Жана Каллериса, создалась дуэль между парижскими «афинянами» и «македонскими империалистами» Берлина.¹³⁾ Французские ученые подчеркивали, что греки заплатили потерей своих демократических свобод за панэллинский союз под гегемонией Македонии.

Общие работы Нибура, Грота и Дройзена в свое время оказали большое влияние на буржуазную историографию античного мира вообще и греко-македонских отношений в частности. Они в известной мере способствовали и выходу специальных работ по истории античной Македонии.

В первой половине XIX в. вышел ряд монографий, посвященных древнемакедонской истории.

В 1825 г. появилась работа Отфрида Мюллера «О местонахождении, происхождении и древней истории македонского народа».¹⁴⁾ В ней автор особое внимание обратил на проблему этнической принадлежности македонян. Он был первый, кто рассмотрел этот вопрос с историко-филологической точки зрения и пришел к выводу, что македоняне — иллирийского происхождения.¹⁵⁾

В 1832 году Людвиг Флате издал I том своей работы [6] «История Македонии и государств, покоренных македонскими царями».¹⁶⁾ Книга Флате, по собственному признанию автора, была попыткой написать самостоятельную историю Македонии. Но в этой истории нет никаких представлений об исторических закономерностях. Все исторические явления объясняются по гегелевской философии движением мирового духа. «Темным, — говорит автор, — является вечное движение мирового духа по племенам людей, и непонятно, почему он строит и почему он допускает падение».¹⁷⁾

Стремясь доказать греческое происхождение македонского народа, Флате начинает греко-македонские отношения с эпохи расселения на Балканах греческих племен.¹⁸⁾ В связи с этим он довольно подробно рассматривает греческие и варварские племена, обитавшие на территории Македонии, привлекая для этого, в основном, мифологический материал. Тем не менее Флате полагает, что историю Македонии можно начинать только с V века, с деятельности царя Аминты. «С царем Аминтой начинается тусклое утро македонской истории», — писал он.¹⁹⁾ Вступление Филиппа на престол он отмечал как поворотный пункт в истории Македонии.²⁰⁾ Могущество его было достигнуто, писал Флате, не хитростью и коварством, как это доказывал поддавшийся чувствам неприязни к Филиппу Демосфен, а решительной деятельностью македонского царя.²¹⁾ Победа Филиппа объяснялась лишь наличием непримиримой вражды между греческими государствами.²²⁾ Автор, защищая Филиппа от нападок Демосфена, критически относился к политике последнего.²³⁾

В 1847 г. появилась работа О. Абеля «Македония до царя Филиппа».²⁴⁾ В ней дается подробное географическое описание страны и делается попытка разобраться в трудном вопросе македонского этногенеза. В противовес точке зрения Мюллера автор выдвинул основной тезис о том, что македоняне были греками.²⁵⁾ Для обоснования этого им приводятся доказательства [7] языкового сходства двух народов, сходство в религии, нравах, в государственных учреждениях.²⁶⁾ «Различие македонян от греков, — писал он, — было не отличием национального происхождения, а отличием разных этапов в истории одного и того же народа...».²⁷⁾

Переломной эпохой в истории взаимоотношений македонян с греками автор считает время Александра I, когда «уничтожается пропасть, разделявшая ранее эти два народа».

С середины XIX века как македонская история, так и греко-македонские отношения продолжали привлекать внимание и русских ученых.

Из московской школы всеобщих историков Т. Н. Грановского в 1851 г. вышла магистерская диссертация И. К. Бабста, в которой впервые исследуются причины и следствия македонских завоеваний.²⁸⁾

Широко используя источники, Бабст не только описал внутреннее положение Греции, но обратился к изучению Македонии, к истории ее возвышения.

Через всю свою работу Бабст проводит мысль, что внутренняя жизнь Греции IV в. до н. э. находилась в полном упадке, выйти из которого своими силами она не могла, и что спасение ее могло придти только извне. Если бы не подоспело македонское владычество, по его мнению, «Греция погибла бы и уничтожилась сама собой, лишь силою своего внутреннего разложения». Таким образом, македонское завоевание Греции Бабст рассматривает как явление исторически необходимое, хотя вскрыть основную причину этого явления он, в силу своей классовой ограниченности, не смог. По этой же причине он не мог также понять и сущности новой эпохи в истории античного мира, эпохи эллинизма. Но сама постановка вопроса, новизна исследования и правильное разрешение ряда поставленных проблем, несомненно, были в то время большой заслугой [8] историка.²⁹⁾ Работа Бабста явилась тогда значительным событием в русской исторической науке и получила признание и высокую оценку со стороны видных историков. На это исследование отозвался краткой, но очень сочувственной рецензией Грановский и солидной статьей старший ученик последнего и его товарищ по кафедре П. Н. Кудрявцев.³⁰⁾

Отметив положительные стороны монографии, Кудрявцев развернул полемику по целому ряду принципиальных вопросов. Он резко расходился с Бабстом по вопросу о македонском завоевании Греции. В противоположность Бабсту, Кудрявцев считал македонское завоевание катастрофой и случайностью.³¹⁾ По его мнению, греки не могли предвидеть катастрофы, так как она была случайной и совершилась прежде, чем они поняли всю опасность, угрожающую им со стороны Филиппа.³²⁾ Кудрявцев считал, что вмешательство Македонии в греческие дела не было единственно возможным для Греции выходом. Вопреки Бабсту, он полагал, что Греция заключала в себе признаки жизненных сил, благодаря которым она могла самостоятельно объединиться, если бы возвышение Македонии не была таким неожиданным.³³⁾

В то самое время, когда представители школы Грановского в Москве изучали греко-македонские отношения, в Петербурге ученики М. С. Куторги также интенсивно действовали в этом направлении.

Один из ближайших учеников и почитателей Куторги [9] М. М. Стасюлевич в своей докторской диссертации «Ликург Афинский» разбирает эпоху македонских завоеваний с точки зрения греческих интересов.³⁴⁾ В ней освещается мало разработанный вопрос о деятельности оратора Ликурга, который, восстанавливая упавшие финансы Афин, был опасен для Македонии не менее, чем Демосфен. Из исследования Стасюлевичем бюджета Афин явствует, что афиняне имели еще достаточно финансовых средств для проведения в жизнь плана Демосфена.

Другой ученик Куторги Н. А. Астафьев в своем труде «Македонская игемония и ее приверженцы» пытался объяснить, как возникло македонское владычество.³⁵⁾ Изучая деятельность борющихся в Греции партийных группировок, автор указывает, что македонским завоевателям стоило многих усилий упрочить в ней свое господство.³⁶⁾ Но сущность этого македонского господства Астафьев совершенно не понял.³⁷⁾

Из школы М. С. Куторги вышел и Ф. Ф. Соколов, научные интересы которого, в отличие от других учеников, навсегда остались в области древней истории. Соколову, в свою очередь, удалось создать школу античников, которая уже в 70—80-е гг. стала обогащать науку ценными трудами по различным вопросам греко-македонских отношений и публикаций важных эпиграфических источников на русском и иностранных языках.

Собственные статьи Ф. Ф. Соколова освещают различные стороны греко-македонской жизни. Его работы: «Договор Аминты с халкидцами фракийскими» и «Афинское постановление в честь Аристомаха Аргосского» — до сих пор не потеряли [10] своей ценности в смысле выяснения экономических и торговых связей македонян с их соседями.

В этот период появился трехтомный фундаментальный труд Арнольда Шеффера, в котором греко-македонские отношения сводились, главным образом, к деятельности Демосфена и его противника Филиппа.³⁸⁾ Последнему выносится слишком строгий приговор, а первому воспеваются необоснованные дифирамбы.³⁹⁾

В работе Шеффера мы не найдем ни анализа социально-экономических причин партийной борьбы IV в. в Греции, ни анализа общественного строя Македонии.

80-е, особенно 90-е годы XIX в. — это годы, когда капитализм превращался в загнивающий, паразитический капитализм — империализм. В то же время конец XIX и начало XX века был периодом подъема революционного движения, подъема политического сознания рабочих масс. Как известно, эти новые исторические условия заставили буржуазных ученых пересмотреть свои взгляды на историю, искать в прошлом оправдания настоящему.

Буржуазная историография, в первую очередь, представители реакционной школы бисмарковской Германии, пересмотрели свои взгляды по вопросу греко-македонских отношений и стали возвеличивать Македонию и ее царей. В деятельности последних усматривалось историческое оправдание захватнической политики немецкого империализма. Считая движущей силой македонских завоеваний панэллинизм, проникнутые духом милитаризма, буржуазные историки стали поднимать на щит личности Филиппа и Александра, принижать Афины и их демократических вождей, отрицать прогрессивное значение афинской демократии и противопоставлять ей военизированный строй аристократической Спарты. Самым крайним и резким выразителем такого гиперкритического направления был Ю. Шварц, написавший два тома «Истории демократии».⁴⁰⁾ Эта работа, посвященная истории демократии Европы и Америки, является политическим памфлетом, отчетливо выразившим поворот буржуазной историографии в сторону реакции. Работа Шварца имеет интерес только как выступление против другой противоположной крайности, против излишнего преклонения перед Афинами, что было в свое время характерно для многих филологов и историков.⁴¹⁾ Другие немецкие ученые в своей резкой критике афинской демократии стали называть эпоху Демосфена «республикой адвокатов» и приписывать «таким [11] адвокатам» ограниченность ума или тщеславие и личные интересы, препятствовавшие грандиозному и спасительному замыслу панэллинского союза.⁴²⁾

Против гиперкритики и антинаучного субъективизма европейских ученых в России выступил В. П. Бузескул, не случайно посвятивший большинство своих работ истории греческой демократии. В них он старался взглянуть на афинскую демократию объективно, изобразить ее такой, какой она была в действительности, с ее светлыми и темными сторонами, не черня и не идеализируя ее. «Только совокупность тех и других составляет, так сказать, ее физиономию, и, только обращая внимание на те и другие, можно дать верное представление о ней».⁴³⁾ В борьбе с извращениями Дункера, Шварца, Вилламовица Бузескул стремился, путем раскрытия внутренних противоречий демократии, в связи с классовой борьбой в греческих государствах, найти правильный путь к разрешению этой проблемы. Резко выступая против модернизации афинской демократии, он призывал судить о ней с точки зрения того времени, «современных ей порядков и условий тогдашнего мира».⁴⁴⁾ Но Бузескул рассматривал афинскую демократию с точки зрения историка буржуазно-либерального направления, поэтому не мог раскрыть ее рабовладельческого характера.

В конце XIX и в начале XX вв. в общих и специальных работах буржуазных ученых получает особое выражение модернизация социально-экономических отношений древности, идеализация государственных учреждений и общественных деятелей. В это время широкое распространение получает теория панэллинизма, которая в лице немецкого историка Ю. Керста приобретает своего ревностного сторонника.

В 1917 г. вышла вторым изданием двухтомная работа Керста по истории эллинизма.⁴⁵⁾ В ней он рассматривает историю Македонии в тесной связи с положением греческих государств, в которых, по его мнению, проявлялось «действие многочисленных разрушительных сил и разрушительных тенденций».

Основным вопросом позднейшей истории Греции, по Керсту, является вопрос об отношении между ней и Македонией: завершила ли последняя объединение Греции или она разрушила греческую свободу.

При изложении греко-македонских отношений Керст явно показывает преимущество Македонии перед ослабевшей Грецией, идеализируя македонские государственные учреждения. [12] Основной организующей силой македонского государства Керст объявляет македонскую монархию. Она оказалась не консервативной силой, подобной замкнутому государству-городу греков, а прогрессивной исторической и даже всемирно-исторической силой. Македонская монархия, указывает Керст, была сильна потому, что имела корни в македонском народе. Македонский народ, по его мнению, был монархическим народом, самым монархическим из всех народов древности. Выдающимся представителем монархии Керст называет Филиппа, которого считает гениальным организатором, неутомимым воспитателем войска, тружеником на троне.

Керст приходит к выводу, что македонская гегемония над Грецией явилась воплощением идей панэллинизма. Придавая большое значение коринфскому конгрессу, он отмечал, что в результате его создания греки и македоняне получили возможность совместно творить историю.

Модернизаторская тенденция в изображении древней истории особенно ярко проявилась в работах 20-х гг. В этом отношении небезынтересна монография о Демосфене, написанная Жоржем Клемансо, воображавшим себя французским Демосфеном, спасителем Франции, как новых демократических Афин, от посягательства новой Македонии, т. е. пруссаческой Германии.⁴⁶⁾ В своей книге «Соперник Демосфена в бурбонском дворце» Жорж Клемансо напал на «варвара» Филиппа македонского и его сподвижников.⁴⁷⁾ Эта работа важна не столько изложением фактической истории, сколько подтверждением того, как модернизация приводит к искажению исторической действительности.

В 1930 г. появилась работа Гейера, посвященная истории дофилипповской Македонии.⁴⁸⁾ Гейер, как и его многочисленные предшественники, ставит вопрос об этнической принадлежности македонян и решительно высказывается за то, что македоняне были греками.⁴⁹⁾ Модернизируя античную историю, Гейер совершенно не ставит проблемы возникновения государства в Македонии, а поэтому и македонские завоевания связывает с деятельностью македонских царей, а не с интересами македонского государства.

Начиная с 30-х годов XX в., ученые на Западе стали проявлять особый интерес к Демосфену и Филиппу.⁵⁰⁾ В это время наблюдаются тенденции преклонения перед македонским царем [13] Филиппом, его кипучей деятельностью. В этом отношении характерна работа Вилькена об Александре Македонском, в которой Филиппу уделяется большое внимание.⁵¹⁾

Став на точку зрения идеализации македонского царя, Вилькен приписывает все македонские завоевания Филиппу, этому «великому империалисту», который, осуществляя свою «империалистическую программу» и «бурный империализм», стремился «сделать свой македонский народ господином всего Балканского полуострова».⁵²⁾ Вилькен расхваливает политику захватов и с точки зрения этой политики дает оценку македонских завоеваний.⁵³⁾

Процесс фашизации крупной буржуазии, особенно усилившийся со времени установления фашистского режима в Италии и Германии, не мог не повлиять и на буржуазную историческую литературу.

Фашистский режим резко усилил реакционные течения в итальянской и немецкой буржуазной историографии. Доказательством этого могут быть работы итальянского историка Момильяно и немецкого историка Тегера. В работе Момильяно о Филиппе и в трехтомной истории древности Тегера проводится одна общая идея — идея возвеличивания сильной личности, преклонение перед ее военными подвигами.⁵⁴⁾ Момильяно изображает Филиппа как человека, осмыслившего свою историческую роль, как деятеля замечательного и победоносного, несущего на знамени своих побед мир и счастье грекам.⁵⁵⁾ Переоценивая роль личности в истории и явно модернизируя личность, автор считает, что тяжелое положение, в котором очутилась Македония до прихода Филиппа к власти, могло быть ликвидировано только с появлением человека, который соединял бы в себе глубокий политический ум, способность полководца, смелость воина, которая могла бы очаровать солдат.⁵⁶⁾ [14] Таким человеком был Филипп, который, по мнению Момильяно, действовал как автократ. Автору явно не нравится свобода: греческой демократии, которая, по его словам, была эгоистической.⁵⁷⁾ Он считает большой заслугой Филиппа устранение этой эгоистической свободы греков и установление в Греции порядка, который привел к миру и справедливости.⁵⁸⁾ Момильяно полагает, что все эти блага мог дать грекам только такой человек, как Филипп; греческая демократия создать этого не смогла. Положительная политика Демосфена автором совершенно игнорируется.

Такую точку зрения на роль личности македонского царя в судьбах греко-македонского мира развивает и Тегер.⁵⁹⁾ Он считает Филиппа личностью одной «из самых видных в мировой истории». Он оправдывает неразборчивость его в средствах, ибо только при помощи ее ему удалось установить порядок в завоеванных странах.⁶⁰⁾ Хитрость, обман, осуществление тонких планов против слабого врага и молниеносное нападение на него — средства, предпринятые Филиппом, — возводятся на пьедестал добродетели, достойной подражания.⁶¹⁾

Что касается Демосфена, то ему отдается дань как оратору, но совершенно отвергается его антимакедонская деятельность, направленная против агрессивной политики Македонии.

В послевоенной буржуазной исторической литературе модернизация и фальсификация прошлого продолжают и далее сказываться в научных исследованиях и трудах по истории Македонии. В этом отношении характерна работа итальянского ученого Р. Парибени, изданная в Милане в 1947 году. Она посвящена истории Македонии до эпохи Александра.⁶²⁾ В ней Парибени разбирает ряд важных вопросов македонской истории, говорит о географическом положении Македонии, народонаселении, истории македонских царей, греко-македонских отношениях. Однако многие вопросы не получили правильного разрешения как вследствие поверхностного использования источников, так и ввиду порочности методологических установок автора.

Парибени нигде не указывает на социально-экономическое развитие македонских племен, на результаты межплеменной борьбы. Следуя уже давно устаревшим взглядам, автор [15] полагает, что первоначально Македония, вследствие топографических особенностей местности, состояла из отдельных княжеств. Затем одно из этих «княжеств», самое сильное, подчинило другие княжества, которые становились его государствами-клиентами (Stati clienti). Сама борьба и различные столкновения этих «княжеств» объясняются, как уже было сказано, не социально-экономическими условиями их жизни, а факторами географическими.⁶³⁾ Не различая коренных особенностей двух периодов: первобытно-общинного строя и классового общества — автор считает период военной демократии в Македонии монархией, а племенных вождей — государями.

Парибени с особым сочувствием относится к Филиппу, в оценке деятельности которого явно проглядывают собственные политические взгляды Парибени. Завоевания Филиппа автор рассматривает вне связи с рождением македонской государственности, не раскрывает того факта, что эти завоевания были результатом консолидации сил молодого рабовладельческого государства, которое столкнулось с Грецией, переживавшей тогда социально-экономический кризис. Именно потому, что историк не нашел основных причин, вызвавших македонские завоевания, он объясняет их только исходя из личности самого Филиппа, к которому относится с явным сочувствием.⁶⁴⁾

Будучи не в состоянии дать правильную оценку выступлениям греков против македонского нашествия, Парибени прибегает к испытанному методу — модернизации. С иронией называя Демосфена «бедным Демосфеном» (Povero Demostene!), он сравнивает антимакедонские устремления его партии с деятельностью Гарибальди, к которому также относится отрицательно, а разногласия среди греков сравниваются с разногласиями союзников на Версальской конференции 1919 г., когда с итальянским министром Солино союзники обошлись, как с врагом.

Работа Парибени не вносит чего-либо нового в изучаемую проблему. Автор не смог установить качественных отличий отдельных этапов развития античной истории Македонии, времени зарождения и отмирания отдельных коренных общественных явлений, а также причин и следствий этих изменений. Парибени смешивает эпохи и понятия, допускает модернизацию в объяснении исторических фактов и тем самым дает неправильное, необъективное толкование исторических событий греко-македонских отношений античного периода. [16]

Итак, подводя итог, следует сказать, что буржуазной историографии о греко-македонских отношениях в целом не удалось дать правильного, исчерпывающего анализа этой проблемы. Она обычно разрешалась без учета тех социально-экономических изменений, которые произошли в македонском обществе в результате распада родовых связей и сложения македонской государственности. Македонские завоевания в Греции рассматривались вне связи с рождением Македонского государства. Буржуазные ученые пытались объяснить всякое историческое событие из жизни Македонии и Греции, исходя из деятельности личности, а не из конкретной социально-экономической обстановки, которая выдвинула эту личность. Много искажений и извращений буржуазная историография допустила и допускает в разрешении проблемы афинской демократии и деятельности ее вождей. На протяжении всего XIX века среди буржуазных историков существовали две точки зрения на афинскую демократию. Часть из них старательно идеализировала греческую демократию, совершенно игнорируя при этом ее классовую сущность и классовую ограниченность; другая часть резко нападала на афинскую демократию, отрицая ее прогрессивное значение и противопоставляя ей военизированный строй аристократической Спарты.

Стремление многих буржуазных исследователей к модернизации, отрицание ими законов исторического развития и, наконец, отсутствие общего взгляда на историю Македонии в целом наложили в той или иной мере свой отрицательный отпечаток на все работы буржуазных ученых по греко-македонской истории.

* * *

Более интенсивно разрабатывается история греко-македонского мира в балканских странах: в Болгарии, Югославии и Греции. Это объясняется тем, что история Македонии в известной степени является частью их собственной истории.

Болгарских античников уже давно интересовали вопросы македонской истории и развитие фракийской культуры, без изучения которых нельзя создать историю древней Болгарии.

Первое место в античном балкановедении занимает всемирно признанный болгарский ученый Г. И. Кацаров.⁶⁵⁾ На протяжении более чем полувека он систематизировал и истолковывал огромный и разнородный фактический материал по истории быта, культуры, религии древних фракийцев и соседних с ними племен и народностей.⁶⁶⁾ Им были подробно изучены [17] источники и памятники материальной культуры болгарской и северо-балканской земли.

В 1922 году Г. Кацаров издал монографию о Филиппе Македонском, которая как по глубине изучения источников, так и по силе своих доказательств оставила далеко позади западноевропейских ученых.⁶⁷⁾

Прекрасное знание материала, глубокий анализ фактов, большой интерес именно к македонской истории делают труд Кацарова особо ценным и в настоящее время.⁶⁸⁾

В последующие годы проф. Кацаров продолжал свои исследования по истории Македонии, разрабатывая отдельные ее проблемы в связи с историей Болгарии. Одновременно с изучением македонской истории им уделялось большое внимание фракийской проблеме.⁶⁹⁾

В 1932 г. вышла работа В. Бешевлиева, посвященная сложному вопросу о происхождении древних македонян.⁷⁰⁾ Подвергая историко-филологическому анализу известия древних о [18] македонском языке и македонских обычаях, автор приходит к выводу, что македоняне не являются греками.⁷¹⁾

Преимущественное внимание болгарских античников уделено вопросам фракийской истории.⁷²⁾

Исследования болгарскими античниками наиболее запутанных и сложных вопросов фракийской проблемы дали возможность яснее представить то окружение, в котором находились македоняне, особенно накануне и во время становления македонской государственности.

Особая заслуга принадлежит болгарским ученым в собирании и систематизации античных источников по истории и географии Фракии и Македонии. Результатом большой кропотливой работы было переиздание в 1949 году Болгарской Академией наук капитального труда «Сборник источников по древней истории и географии Фракии и Македонии».⁷³⁾

Следует, однако, отметить, что болгарские работы написаны до победы марксистско-ленинского мировоззрения в болгарской исторической науке.

Наличие многочисленных памятников археологии и эпиграфики на территории Вардарской Македонии, которая в древнее время была одним из центров взаимодействия культур иллирийцев, фракийцев и македонян, явилось благоприятным условием для успешной работы над македонской историей в Югославии. Усилия югославских ученых сосредоточены, главным образом, на публикации новых эпиграфических и археологических памятников. Кроме этого, они пытаются использовать эти материалы в своих исторических и филологических исследованиях.

Самое важное место в изучении античной Македонии в первой половине XX в. бесспорно принадлежит академику Н. Вуличу, который из года в год собирал большой материал об [19] античных памятниках, систематизировал его и составил археологическую карту. Много занимался материальной культурой древней Македонии и соседних с ней областей, особенно историей ионийской колонии Винчи, акад. М. Васич.⁷⁴⁾ Историей колонии Винчи занимается также проф. Р. Марич.⁷⁵⁾ Проф. Белградского университета Ф. К. Папазоглу работает над историей македонских городов. Хотя интересы ее лежат в области изучения македонской истории эпохи римского господства, она в своих работах сообщает важные сведения из жизни македонских городов более раннего периода. В этом отношении интересна статья Папазоглу «Эйон—Амфиполь—Хрисополь», в которой история Амфиполя — предмет спора между афинянами, пелопоннесцами и македонянами конца V и первой половины IV в. до н. э. — излагается совместно с историей соседних городов и населенных пунктов.⁷⁶⁾ Более обстоятельным является исследование Папазоглу по истории Гераклеи и Пелагонии, которое она завершила в 1954 году.⁷⁷⁾ Во всеоружии эпиграфических данных и античных источников автор выступает против традиционного мнения большинства исследователей о тождестве Гераклеи линкестов с Пелагонией.

В 1957 году вышел капитальный труд Ф. К. Папазоглу по истории македонских городов в римское время. Эта работа, представляющая докторскую диссертацию, защищенную в 1955 г. на философском факультете в Белграде, является детальным исследованием проблемы возникновения, продолжительности существования и административного положения македонских городов в эпоху римского господства. Оно относится, главным образом, к македонской исторической географии и топографии и имеет большие и важные экскурсы в более раннюю историю Македонии.⁷⁸⁾ Ф. К. Папазоглу много сделала в области македонской эпиграфики. Она и в настоящее время продолжает работу в этом направлении.⁷⁹⁾ Македонской эпиграфикой занимаются также М. Д. Петрушевский и Б. Иосифовская.

Проблемами античной Македонии, кроме Белградского [20] университета, занимается также Сербская Академия наук. Ее археологический институт в своем органе «Старинар» поместил ряд статей по македонской археологии.

В македонском университете (г. Скопле) на философском факультете под руководством профессора М. Д. Петрушевского работает семинар по классической филологии. При этом семинаре выходит журнал «Жива антика», который является главным органом филологов и античников Югославии. Македонским научно-исследовательским институтом национальной истории издаются многие источники по истории Македонии; в 1953 г. издана библиография по македонской археологии.⁸⁰⁾

За последние десять лет ряд работ по Македонии вышел и в Греции, среди них следует отметить исследования Д. Канацулиса и Ж. Каллериса.

В 1948 г. Канацулис опубликовал интересную работу об Архелае и его реформах.⁸¹⁾ Автор собрал в ней весь имеющийся в источниках материал, на основе которого довольно подробно осветил внешнее и внутреннее положение Македонии в последние 15 лет V в. до н. э. Но не со всеми выводами автора можно согласиться. Особенно нельзя принять идеализацию в характеристике Архелая и его деятельности.⁸²⁾

Небезынтересной является работа Канацулиса и в области изучения городов античной Македонии. Выводы автора дают основание для пересмотра традиционного взгляда о слабом развитии городской жизни в этой стране.⁸³⁾

В 1954 году доктор Афинского университета Жан Каллерис издал работу «Древние македонцы» (Лингвистическое и историческое исследование, том 1). В этой работе он поставил задачу «без предубеждения изложить спорный вопрос» об этнической принадлежности македонян, который уже «более столетия не перестает вызывать споры специалистов и, увы, часто неспециалистов».⁸⁴⁾ Работа Каллериса насыщена большим фактическим материалом, интересна по своему содержанию и построению, но содержит много спорных, а иногда и неверных положений. Уделив главное внимание вопросу о национальности древних македонян, афинский ученый обещал в своем труде «рассеять всякое недоразумение и всякую путаницу, [21] поставить вещи на то место, которое для них установлено наукой».⁸⁵⁾ Однако не всегда удается ему это обещание выполнить. Нельзя не согласиться с указаниями Каллериса, направленными против модернизаторов древней истории. «Упрекать афинян, — говорит он, — в узости политического ума или в отсутствии патриотизма — это значит забывать политические и социальные условия тогдашней Греции и требовать от них, чтобы они имели нашу психику и наши современные понятия о национальном единстве".⁸⁶⁾ Но сам Каллерис не избежал модернизации и идеализации исторических событий древности. В древней Греции и Македонии он находит феодализм; иллирийцев и фракийцев называет национальными македонскими врагами, преувеличивает роль македонской монархии. Вся Македонская история связывается у него с историей ее царей Аргеадов, которые «сыграли роль объединителей Греции, подчинившейся их гегемонии».⁸⁷⁾ Филипп, по его мнению, является настоящим основателем македонской державы. Он остается «для беспартийной истории великим царем и гениальным человеком, до сих пор еще не нашедшим своего достойного биографа».⁸⁸⁾

При изучении проблемы этнической принадлежности македонян особенно резко выступает Каллерис против болгарских историков Кацарова, Бешевлиева и Ценова, обвиняя их в несостоятельности и тенденциозности научных выводов. По мнению Каллериса, руководимые личными интересами, болгарские ученые, поддерживаемые другими иностранными исследователями, старались во что бы то ни стало доказать, что македоняне не были греками.⁸⁹⁾ Вряд ли можно согласиться с такой резкой оценкой крупных исследований болгарских античников. Сам Каллерис в пылу полемики забыл о своем обещании излагать [22] историю объективно и впал в другую крайность. В противовес болгарским ученым он тенденциозно прилагает все усилия, чтобы доказать греческое происхождение македонян.⁹⁰⁾ Задуманный в широком плане труд Каллериса еще не закончен, и поэтому судить об окончательных выводах его концепции пока рано.⁹¹⁾

* * *

В советской науке история Македонии и греко-македонские отношения доэллинистического периода разрабатывались далеко недостаточно. За исключением отдельных интересных высказываний в учебной литературе и работ общего характера, мы можем назвать только некоторые исследования, непосредственно относящиеся к данной проблеме. Среди них в первую очередь следует назвать монографию о Демосфене, изданную С. А. Жебелевым в 1922 году, и статью С. И. Ковалева о македонской оппозиции, опубликованную в 1930 году.⁹²⁾ В этой статье имеется подробный экскурс в историю древней Македонии. Для нас имеет особый интерес постановка автором проблем родоплеменных отношений в Македонии до эпохи Филиппа, политической централизации страны, достигнутой в половине IV века, социального состава македонской армии, социальной борьбы в эпоху складывающегося и затем сложившегося Македонского государства.

В 1954 г. в переводе проф. С. И. Радцига вышли речи Демосфена, снабженные хорошим историко-филологическим комментарием и статьей об афинском ораторе и политическом деятеле.⁹³⁾ В этой обстоятельной статье биография Демосфена показана на фоне той исторической обстановки, которая характеризовала кризис греческих городов-государств. «Вся жизнь его и деятельность, — пишет С. И. Радциг, — полная упорной борьбы за спасение и свободу родины, имеет глубокий исторический интерес, как живое свидетельство того кризиса, который позднее привел к гибели античный рабовладельческий строй».⁹⁴⁾ [23]

Можно указать еще на статью Т. В. Прушакевич «Договор македонского царя Аминты с городами халкидского союза», в которой рассматриваются некоторые вопросы социально-экономического положения Македонии в первой половине IV века до н. э.⁹⁵⁾

* * *

В большой литературе об античной Македонии нет ни одной работы, которая бы специально ставила себе целью на конкретном материале македонской истории проследить процесс развития македонских племен от первобытной общины до становления македонской государственности. Решение этой задачи требует выяснения процесса социальной дифференциации македонских племен, их взаимных отношений и определения уровня их производительных сил, приведших в конечном счете к классообразованию и возникновению государства. Возникновение государства в Македонии связывается с эпохой Филиппа и со всеми мероприятиями этого времени, направленными на укрепление сил молодого государства, а также на выполнение этим государством своей внешней функции.

Осуществление Македонским государством своей внешней функции подводит нас к вопросу о взаимоотношениях Македонии с соседями и о столкновении ее с Грецией. В связи с этим македонские завоевания Греции должны изучаться на основании социально-экономических сдвигов, происшедших в самой Македонии, а также на основании социально-экономического кризиса самих греческих государств.

Многочисленные исследования по отдельным вопросам македонской истории не затрагивают основных проблем, связанных с переходом от первобытно-общинного строя к государственному периоду, не показывают той роли, которую сыграл этот общественный скачок в судьбах греческого мира.

Данная работа делает попытку осветить ранний период македонской истории от первобытно-общинных отношений до расцвета древнемакедонского государства. [24]

¹⁾ Русская наука начала проявлять свой интерес к древней Греции и Македонии еще с середины XVIII века. Изучению отдельных проблем греко-македонского мира предшествовал ряд комментированных переводов источников этой эпохи. Так, в 1748 г. М. В. Ломоносов перевел отрывки из первой и второй речи Демосфена. В 1751 г. С. П. Крашенинников издал перевод Квинта Курция Руфа; в 1768 г. Н. Попов перевел Трога Помпея в сокращении Юстина; в 1774—1775 гг. И. Алексеевым был осуществлен перевод «исторической библиотеки» Диодора. Эти переводы снабжены подробными историко-географическими замечаниями, в которых сказались отличные познания переводчиков в области древней истории Греции и Македонии.

Во второй половине XVIII в. А. Н. Радищев в «Песне исторической» подчеркивал смену народоправства и демократии в древней Греции деспотизмом македонских царей (см. А. Н. Радищев, Соч., т. I, стр. 86. Очерки истории исторической науки в СССР. I, 1955, стр. 232).

²⁾ См. об этом в работе А. С. Шофмана «Основные проблемы истории античной Македонии в историографии», Ученые записки КГУ, 1954, т. 114.

³⁾ Изложение истории афинского государства дается Митфордом лишь попутно, для подтверждения пагубного влияния демократии на греческую жизнь.

⁴⁾ Mitford, The history of Greece, vol. VII, p. 231.

⁵⁾ Такой резкий переворот во взглядах на основные вопросы античной истории связан с возникновением в историографии нового, критического отношения к древней традиции. Это отношение, в свою очередь, вызвано тем обстоятельством, что возникшая романтическая историография в период военного разгрома Австрии и Пруссии и господства Наполеона всячески пропагандировала историю прошлого, чтобы с помощью исторического опыта поднять дух своего народа в годину общенародного бедствия. Романтическая историография в разных странах зарождалась по-разному и определялась различными условиями классовой борьбы и неодинаковым уровнем социально-экономического развития этих стран.

Буржуазные политики, юристы, историки и литературоведы в борьбе за буржуазную демократию проявляли большой интерес к демократическим порядкам древнегреческих рабовладельческих государств, в особенности Афин.

В 30—40-е гг. в Германии, а несколько позднее и в других странах романтическая школа уступает место либерально-буржуазной историографии.

⁶⁾ В. Niebuhr, Vorträge über alte Geschichte an der universität zu Bonn gehalten, в. I, 1847, в. II, 1848, в. III, 1851. Историю Македонии Нибур рассматривает во II томе, стр. 302-415.

⁷⁾ Т. Н. Грановский, который в свое время подробно ознакомился со взглядами Нибура, а также откликнулся обстоятельной рецензией на его труд, подчеркивал, что Нибур слишком субъективно изучает исторический материал и поэтому дает несправедливую оценку македонских событий. «Он готов, — отмечает Грановский. — обнажить меч и стать в ряды защитников давно проигранного дела» (Т. Н. Грановский, Соч., т. II, 1892, стр. 96, статья «Чтение Нибура о древней истории»).

Следует, однако, отметить, что сам Грановский, создав ряд ценных обобщений по истории эллинизма, самостоятельно подметив в этой истории черты проявления социально-экономического кризиса в Греции, тем не менее идеализировал личности той эпохи. Эта идеализация получила особенно яркое выражение в характеристике Демосфена и Александра Македонского (Там же, стр. 100).

⁸⁾ Демосфен провозглашался Гротом панэллинским государственным человеком. Его заслуги перед отечеством оценивались выше заслуг Перикла, а его борьба против Филиппа — наравне с борьбой против Ксеркса (см Историческое обозрение, 1-2, 1890—1891, ст. А. А. Покровского «Новые явления в области разработки древнегреческой истории», стр. 165-199).

⁹⁾ ЖМНП, январь 1867, ст. В. Г. Васильевского «Взгляд Грота на историю афинской демократии».

¹⁰⁾ Дройзен, История эллинизма, т. I, 1890.

¹¹⁾ Kaerst, Die Geschichte d. Altertums in Zusammenhange d. algemeinen entwiklung der modernen historischen Forschung. (N. Jahrb. 1902, IX, 47); Arn. Momigliano, Filippo il Macedone, 1934 (предисловие).

¹²⁾ Дройзен, указ. соч., стр. 22.

¹³⁾ Jean N. Kalléris, Les Anciens Macédoniens étude linguistique et historique, Tome I, Athènes, 1954, p. 37, 38.

¹⁴⁾ K. O. Müller, Ueber die Wohnsitze die Abstammung und die ältere Geschichte des Makedoniscnen Volkes, Eine ethnographische untersuchung, Berl. 1825.

¹⁵⁾ Там же, стр. 49; см. В. Бешевлиев, Към въпроса за народностьта на старите Македонци, София, 1932, стр. 3. Годишник на Софийский университет историко-филологически факултет, книга XXVIII, 8.

¹⁶⁾ Ludwig Flathe, Geschichte Macedoniens und der Reiche, welche von macedonischen Königen beherrscht wurden, Leipzig, 1832, Erster teil, 1834, Zweiter teil.

¹⁷⁾ Там же, стр. 6.

¹⁸⁾ Там же, стр. 8.

¹⁹⁾ Там же, стр. 18.

²⁰⁾ Там же, стр. 47.

²¹⁾ Там же, стр. 65.

²²⁾ Там же, стр. 83.

²³⁾ Там же, стр. 195.

²⁴⁾ О. Abel, Makedonien vor König Philipp, Leipzig, 1847. Абель указывает, что толчком для написания работы была книга Отфрида Мюллера, с выводами которой относительно иллирийского происхождения македонян он не смог согласиться. В связи с этим Абель написал работу о происхождении македонян, которую в сентябре 1845 г. представил в Тюбингенский университет. Затем он хотел исследовать этот вопрос в более широком аспекте, в результате чего появилась данная работа. Другим поводом к ее написанию была противоречивость мнений в литературе об интересующем его предмете исследования.

²⁵⁾ Там же, стр. 91.

²⁶⁾ Абель подчеркивает, что македонский язык явно доказывает греческое происхождение македонского народа (стр. 116-117). Религия греков была религией македонян (стр. 118-119). С точки зрения государственного устройства, древняя Македония была аристократической монархией, во многих отношениях сходной со Спартой (стр. 123-125).

²⁷⁾ Abel, указ. соч., стр. 238.

²⁸⁾ И. К. Бабст. Государственные мужи древней Греции в эпоху ее распадения, 1851. Следует учесть, что, являясь буржуазным историком и не желая видеть классово-антагонистической сущности античного общества, Бабст не мог дать полной картины Греции IV в. до н. э. Он не был в состоянии вскрыть основные причины кризиса и лишь уловил производные явления его. В основу кризиса Греции этого периода Бабст кладет кризис политический, хотя заслуживают внимания и экскурсы в экономику греческих полисов, главным образом, Афин и Спарты, в которых историку удается подметить некоторые важные моменты выражения кризиса полисной системы.

²⁹⁾ Вполне вероятно, что, сам являясь представителем переходной эпохи в жизни России и подвергая критике отживающий феодально-крепостнический строй ее, Бабст не случайно обращается в свои историческом исследовании именно к данному периоду истории древней Греции. Широкие картины разложения греческой жизни могли навести русского читателя на аналогию с русской действительностью, с ее разлагающимся феодально-крепостническим строем. Об общественно-политических взглядах Бабста см. А. С. Шофман «Основные проблемы истории античной Македонии в историографии». Ученые записки Казанского государственного университета, 1954, т. 114, кн. 5, стр. 179; «Изучение античной истории в Казанском университете», 1956, стр. 9.

³⁰⁾ Т. Грановский, Соч., стр. 505-510; П. Кудрявцев, Соч., т. I, 1887, его статья «Последнее время независимости Греции». Статья напечатана в «Пропилеях» за 1852 г.

Более суровая рецензия на труд Бабста написана М. Стасюлевичем, см. «Москвитянин», 1851, ч. III.

³¹⁾ Кудрявцев в этом вопросе безусловно делал шаг назад по сравнению с Бабстом. Бабст стоял на правильной точке зрения, считая македонское завоевание Греции в тот период выражением исторического прогресса, явлением исторически необходимым.

³²⁾ П. Кудрявцев, «Пропилеи» Леонтьева, кн. 2, стр. 169.

³³⁾ В связи с этим Кудрявцев писал: «Нисколько не оспаривая верных оснований автора, которые заставляют его видеть в данном времени эпоху упадка, мы желали бы только, чтоб, вместе с несомненными симптомами разложения, более выставлены были на вид и признаки жизненных сил, которые еще носила в себе Греция и которые даже во времена упадка отличали ее от Рима в соответствующую эпоху» (П. Кудрявцев, указ. соч., стр. 162-163).

³⁴⁾ М. Стасюлевич, Ликург Афинский, СПБ, 1851. Д. И. Писарев в своей статье «Наша университетская наука», опубликованной в 1863 г., дает отрицательную характеристику Стасюлевичу. См. об этом И. Н. Бороздин «К вопросу об ученых разногласиях русских медиевистов 40—50 гг. XIX в.», сб. «Средние века», т. VI, стр. 351-356; его же «Д.И. Писарев об университетском преподавании истории». Труды Воронежского государственного университета, т. 51, 1958, стр. 69-79.

Критикуя постановку преподавания исторических дисциплин и их представителей, Писарев, однако, не подвергал критике диссертацию Стасюлевича.

³⁵⁾ Н. Астафьев, Македонская игемония и ее приверженцы, СПБ, 1856.

³⁶⁾ Там же, стр. 37, сл.

³⁷⁾ Д. И. Писарев в своей статье об университетском преподавании вывел Н. А. Астафьева в образе приват-доцента Ковыляева, читавшего курс истории средних веков и новой истории. Критикуя Ковыляева как лектора, Писарев не подвергал анализу его диссертации.

Резко отрицательно о работе Астафьева отозвался в своей рецензии С. Ешевский. См. «Московские ведомости», 1856, № 97 и 99. Можно согласиться с Ешевским, что труд Астафьева стоит ниже исследования Стасюлевича. Но следует иметь в виду, что это были диссертации на соискание различных ученых степеней, однако посвященные одной и той же важной и малоизученной проблеме античной истории, разрабатываемой в школе М. С. Куторги.

³⁸⁾ А. Schaeffer, Demosthenes und seine Zeit.B. I-III, Leipzig, 1885—1887.

³⁹⁾ Там же, т. II, стр. 34-43.

⁴⁰⁾ J. Schwartz, Die Demokratie, erster Band, Die demokratie von Athen, Leipzig, 1882.

⁴¹⁾ В. Бузескул. Научная литература по греческой истории, М., 1893, стр. 28.

⁴²⁾ Jean N. Kalléris, Les Anciens Macédoniens étude linguistique et historique, т. I, Athènes, 1954, p. 37.

⁴³⁾ H. Гольдин, Проф. В. П. Бузескул как историк античного мира, Харьков, 1914; С. Жебелев, Памяти В. П. Бузескула, Известия Академии наук, серия VII, 1931, № 10.

⁴⁴⁾ В. Бузескул, История афинской демократии, 1909, стр. 464.

⁴⁵⁾ Kaerst, Geschichte des Hellenismus, 1917.

⁴⁶⁾ Сlemenceаu G., Demosthène, Paris, 1926.

⁴⁷⁾ Kаlléris, указ. соч., стр. 38.

⁴⁸⁾ Geyer, F. Makedonien bis zur Tronbesteigung Philipp II, München, 1930.

⁴⁹⁾ Для доказательства этого тезиса Гейер приводит факты быстрой эллинизации македонян, преобладания греческого языка в высшем македонском обществе, наличие греков на командных постах в Македонии (Неарх, Эвмен), быстрой эллинизации Востока и т. д. (стр. 33-35).

⁵⁰⁾ В это время появляется ряд монографий, в числе которых нужно отметить работы итальянского ученого Тревеса и французского историка Поля Клоша (Treves, Demosthene e la liberta greca, Bari, 1933; Р. Cloché, Démosthénes et la fin de la démocratie athénienne, Pajot, Paris, 1937).

⁵¹⁾ U. Wilcken, Alexander der Grosse, 1931, стр. 193.

⁵²⁾ Там же, стр. 25-26.

⁵³⁾ Вилькен работал над исследованием греко-македонских отношений особенно интенсивно с 20-х годов. Он разрабатывал эти проблемы как в общих курсах по греческой истории, так и в специальных исследованиях, посвященных Филиппу и Александру. Но в начале 30-х годов восхваление захватнической политики в древности получило в его трудах более отчетливое выражение. В работе Вилькена об Александре Македонском, опубликованной в начале тридцатых годов, уже чувствуется влияние идеологии шедшего к власти германского фашизма.

⁵⁴⁾ Momigliano, Arn. Filippo il Macedone, Firenze, 1934. Тaeger F. Das altertum, I-III, 1939.

⁵⁵⁾ При составлении монографии на автора оказывали сильное влияние современные ему события в Италии. Автору, посвятившему большинство своих трудов Муссолини, импонировала бурная деятельность Филиппа, его широкие экспансивные планы.

⁵⁶⁾ Momigliano, указ. соч., стр. 1, 37, сл.

⁵⁷⁾ Momigliano, указ. соч., стр. 178.

⁵⁸⁾ Там же, стр. 172.

⁵⁹⁾ В работе Тегера, вышедшей в момент осуществления разбойничьей политики германского империализма, проводится открытое восхваление сильной личности, не видящей никаких преград к достижению своей цели. Филипп Македонский, в изображении автора, должен был быть историческим оправданием современных Тегеру событий.

⁶⁰⁾ Taeger, указ. соч., стр. 384-385.

⁶¹⁾ Там же, стр. 376-377.

⁶²⁾ R. Paribeni, La Macedonia sino ad Alessandro Magno. Milano, 1947.

⁶³⁾ R. Paribeni, указ. соч., стр. 22-23.

⁶⁴⁾ Там же, стр. 101-102. При общей оценке деятельности Филиппа Парибени усматривает всемирно-историческое значение продвижения Македонии на Восток в том, что на смену отжившим восточным государствам должно было придти новое, здоровое государство аристократической монархии. Поэтому вполне естественно, что автор осуждает Демосфена и других греков, противников Филиппа, как лиц, не понимавших исторического значения дела Филиппа.

⁶⁵⁾ См. Хр. Данов, Академик Гаврил Илиев Кацаров, «Исторически преглед», 1955, № 1, стр. 112-117.

⁶⁶⁾ В 1913 г. издается его монография «Битът на старите Траки според класическите писатели», в которой впервые с исчерпывающей полнотой использованы данные античных авторов о материальной и духовной культуре древних фракийцев. Вскоре эта работа была переведена на немецкий язык: Beiträge zur kulturgeschichte der Thraker, Sarajevo, 1916. В 1919 г. Кацаров выпустил интересную работу о кельтском нашествии в III в. «Келтите и стара Тракия и Македония»; в 1933 г. он напечатал статью «Земледелието в древна Тракия» и обстоятельную работу «Произход и пръв разцвет на одриското царство в Тракия». В этих работах рассматривались вопросы жизни непосредственных производителей материальных благ у фракийцев, а также возникновение и развитие у них государства. В 1936 г. появилась интересная монография Кацарова «Тракийская религия».

⁶⁷⁾ Г. Кацаров, Царь Филипъ II Македонски, София, 1922.

⁶⁸⁾ Однако эта, в общем хорошая книга о Македонии содержит ряд существенных ошибок. Так, нельзя признать правильным стремление автора на основе одного лишь робкого упоминания источника доказать существование феодальных отношений в древней Македонии. Безосновательна также и характеристика Кацаровым македонской монархии как демократической монархии (стр. 288). Проявляется в книге и тенденция к идеализации македонских царей. Кацаров пытается доказать, что виновником войны с Грецией был не Филипп, а сами афиняне, которые под руководством Демосфена провоцировали военные действия (Там же, стр. 223).

Так, по мнению автора, Филиппу, строго соблюдавшему договор, была навязана война вскоре после Филократова мира, и, стало быть, Афины несли моральную ответственность за трагические последствия войны (Там же, стр. 223). Спорной является и характеристика автором деятельности партийных вождей — Демосфена и Эсхина.

Почти одновременно с этой монографией Кацаров выпустил работу о соседней с Македонией Пеонии: «Пеония — принос към античнама етнография и история на Македония».

⁶⁹⁾ Археологией и историей Фракии долгое время занимался также Карел Шкорпил (1859—1944) — директор гимназии и директор Варненского археологического музея. См. «Известия на Българския археологически институт», XV, София, 1946, № 9, стр. 162-165.

⁷⁰⁾ В. Бешевлиев, Към въпроса за народностьта на старите Македонци. София, 1932, стр. 74.

⁷¹⁾ В. Бешевлиев, указ. соч., стр. 74-75.

⁷²⁾ Димитър, П. Димитров, Революционни брожения в Тракия и Мизия през римско время, «Исторически преглед», № 1, 1946—1947, стр. 35-51.

Хр. М. Данов, Към материалная культура на Тракийците през омировата епоха, «Исторически преглед», 1947—1948, № 1, стр. 15-21; Впечатленията на двама оченидци от Тракия през II век от нашата ера, «Исторически преглед», 1946—1947, № 4-5, стр. 533-540; Към историята на беломорска Тракия през елинистическата епоха, «Исторически преглед», 1946—1947, № 2; Към социально-икономическото развитие на източната половина на балканский полуостров през първите пет века пр. н. э., «Исторически преглед», 1948—1949, № 1, стр. 59-71; Към историята на рабството в древна Тракия, «Исторически преглед», 1949, № 3-4, стр. 406-417; Вл. Георгиев, Кога са дошли гърците в Гърция? «Исторически преглед», 1947, № 2, стр. 214-229; А. Милчев, Социально-экономическият и общественно-политически строй на Траките (VIII—IV в. пр. н. э.), «Исторически преглед», № 4-5, 1950, стр. 526-552.

⁷³⁾ Извори за старата история и география на Тракия и Македония, София, 1949.

⁷⁴⁾ Жива антика, т. 1, 1951, стр. 11-16; т. 1-2, 1953, стр. 4-5.

Раскопки и исследования доисторического поселения в местечке Винчи (20 км от Белграда) М. Васич начал еще в 1911 г., будучи директором Национального музея в Белграде, См. «Известия русского археологического института в Константинополе», т. XVI, София, 1912, стр. 371-372.

С раскопками Васича мы познакомились в Народном музее Белграда во время нашего пребывания в Югославии в 1958 г.

⁷⁵⁾ Жива антика, т. 1-2, 1953, стр. 274-280.

⁷⁶⁾ Из «Зборника радова САН XXXVI — византолошки институт САН», кн. 2, 1953, стр. 7-24.

⁷⁷⁾ Жива антика, т. 2, 1954, стр. 1-38.

⁷⁸⁾ Ф. Папазоглу, Македонски градови у римско добо, Скопjе, 1957.

⁷⁹⁾ Из зборника филозовского факультета, III, 1955, стр. 15-28.

⁸⁰⁾ Христо Г. Андоновски, Прилог кон библиографиjата по археологиjта на Македониjа, скопле, 1953, стр. 59.

⁸¹⁾ Д. Канацулис, О. ‘Αρχελαος καιαι μεταρρυθμιςεις του εν Μακεδονιαι, 1948.

⁸²⁾ По мнению Канацулиса, Архелай был человеком высокообразованным, поборником науки и просвещения, дальновидным политиком, глубоко понимающим свою историческую миссию, вождем способного и героического народа, жизненный уровень которого считался тогда самым высоким в мире. Архелай объявляется прогрессивным царем, образцом монарха, деятельность которого вызывает у автора восхищение (там же, стр. 110-112).

⁸³⁾ Д. Канацулис, Н. Μακεδονικη πολις. Θεσσαλονικη, 1956.

⁸⁴⁾ Kalléris, Предисловие.

⁸⁵⁾ Kalléris, указ. соч., {так в книге; очевидно, не пропечатаны номера страниц — HF}

⁸⁶⁾ Там же, стр. 38-39.

⁸⁷⁾ Там же, стр. 7.

⁸⁸⁾ Там же.

⁸⁹⁾ Каллерис утверждает, что на решение вопроса об этнической принадлежности древних македонян отразились дальнейшие судьбы самой Македонии. Особенно ярко это проявилось в 1878 г. в месяцы, предшествовавшие Берлинскому конгрессу, и на самом конгрессе. На Македонию стали выражать притязания в особенности ее соседи Болгария и Сербия. Особые притязания выдвигала Болгария, считавшая, что Македония принадлежит ей по праву, поскольку она входит в карту великой Болгарии, навязанной туркам русскими после войны 1877—1878 г.г., но уничтоженной Берлинским договором. Болгария, указывает Каллерис, вела ожесточенную пропаганду с двойной целью: 1) доказать, что Македония населена больше всего болгарами; 2) показать, что Болгария имеет свои исторические права на Македонию. Это отразилось на работах болгарских историков. Они, по мнению Каллериса, старались доказать отсутствие прав на Македонию у греков или свести эти права к минимуму. Они пытались сделать все для себя возможное, чтобы доказать, что Греция не имеет исторических прав на Македонию больше, чем Болгария. Они стали нападать на то положение, что Македония во все времена была обитаема греками. При этом им будто было совершенно безразлично, какова была в действительности национальность македонян, лишь бы она не была греческой. Этим обстоятельством объясняет Каллерис то, что Кацаров доказывал иллирийское происхождение македонян, Ценов — фракийское, а Бешевлиев просто отрицал, что македоняне были греками (Kalléris, p. 40-42). Мы не можем согласиться с мнением Каллериса о том, что представленные болгарскими историками аргументы «не были серьезными и не были получены посредством действительно научных методов» (Там же, стр. 42).

⁹⁰⁾ Kalléris, р. 66 сл. {В книге цифра сноски не пропечаталась; в электронной версии поставлена примерно там, где могла быть по смыслу. HF}

⁹¹⁾ Во втором томе Жан Каллерис обещает дать исследование по македонскому языку в сравнительном плане, македонской религии и о нравах и обычаях македонян.

⁹²⁾ С. Жебелев, Демосфен, Москва-Берлин, 1922; С. Ковалев, Македонская оппозиция в армии Александра. Известия ЛГУ, II, 1930.

⁹³⁾ Демосфен, Речи, АН СССР, М., 1954.

⁹⁴⁾ Там же, стр. 405.

⁹⁵⁾ См. Ученые записки Ленинградского гос. ун-та, серия исторических наук, выпуск 21, № 192, 1956, стр. 81-93.