Глава III. Михаил Романов — казачий ставленник

Уж скажу вам, бояре, воеводы московские,
Уж мы выберем себе в православные цари
Из славного, из богатого дому Романова —
Михаила сына Федоровича.

Народная песня о Д. М. Пожарском

О, этот воздух, смутой пьяный,
На черной площади Кремля.

О. Э. Мандельштам.
Хозяева Москвы

В известном романе М. Н. Загоскина Кузьма Минин вопрошает боярина Юрия Милославского, «указывая на беспорядочные толпы казаков князя Трубецкого, которые не входили, а врывались, как неприятели, Троицкими и Боровицкими воротами в Кремль»: «С одними супостатами мы справились, как-то справимся с другими?» Загоскину нельзя отказать в историческом чутье. Кому — дворянам или казакам достанутся плоды победы? 22 октября 1612 г. этот вопрос был еще далеко не решен. Расстановка сил и в столице, и в стране была очень сложной. Продолжались гражданская война и иностранная интервенция. [80] Крупнейшие русские города — Смоленск и Новгород были оккупированы поляками и шведами, тревожвые вести приходили из Казани и Астрахани. Почти вся Рязанщина находилась во власти Заруцкого. Многочисленные отряды украинских казаков, состоявших на польской службе, действовали в конце 1612 — начале 1613 г. в ряде северных уездов, разгромили Вологду и Сольвычегодск, держали в осаде Тотьму и Каргополь. Таким образом, дворянство все еще нуждалось в «вольном» казачестве хотя бы для борьбы с внешним неприятелем. Но казаки не торопились участвовать в этой борьбе, не получив вознаграждения за службу и не обеспечив своей дальнейшей судьбы. Полтора года «без съезду» они стояли под Москвой и теперь не собирались так просто уходить из освобожденной столицы.

Казаки «полка» Трубецкого перебили сразу после капитуляции часть сдавшихся в плен поляков. Войдя в Москву, они вместе, с казаками Второго ополчения разграбили дворы наиболее видных польских сторонников, в частности Федора Андронова. В прошлом кожевник, затем думный дворянин Лжедмитрия II, он перебежал на службу к королю Сигизмунду III, стал казначеем в занятой поляками Москве и окончил жизнь на виселице. Среди казаков, громивших двор Андронова, находился и атаман Сергей Карамышев, первым ударивший П. П. Ляпунова на казачьем круге 22 июля 1611 г. По словам Нового летописца, казаки «всю казну московскую взяша, и едва у них немного государевы казны отняша». Несмотря на это, они «беспрестанно» требовали жалованья и в какой-то момент «хотеша побить начальников». В XVII в. в архиве Разрядного приказа хранилась «записка, как город Китай взяли 121 (1612/13. — А. С.) году, да приговор боярской о всяких делех и челобитные отоманов и казаков, которые были под Москвою, о жалованье да о дворех в Китае и в Белом и в Каменном городе». Вероятно, как раз в 1612—1613 гг. в Москве возникла особая Казачья слобода (упоминается в источниках в июле 1615 г.), находившаяся за Яузскими воротами Белого города. Скорее всего она граничила с Таганной слободой и позднее слилась с ней, так как известно, что именно в этой слободе жили казаки в 1619 г.¹⁾

Об одном из важнейших событий в истории «вольного» казачества — правительственном «разборе» казаков осенью 1612 г. — сохранилось в шведском переводе [81] важное свидетельство новгородского дворянина Б. Дубровского, выехавшего из Москвы в Новгород в начале декабря 1612 г. По его словам, «военачальники и бояре» отобрали 11 тысяч «лучших и старших казаков», которым были розданы захваченные в Москве вещи, оружие и деньги в размере 8 руб. на каждого казака. «Другим беспорядочным отрядам», насчитывавшим также несколько тысяч человек, исключенным из казаков, «позволили построиться в Москве и в других городах, не платя два года налогов и долгов». Показания Дубровского не следует понимать в том смысле, что все вступившие вновь в станицы в 1611—1612 гг. были из них удалены, так как известно, что многие казаки, в том числе крестьяне и холопы, начавшие службу именно в 1611—1612 гг., продолжали ее и после освобождения Москвы. В то же время некоторые казаки действительно воспользовались предоставленными им льготами и оставили свои станицы осенью 1612 г. «И как Московское государство от литовских людей очистилося, и я... от казачества отстал и сшел в Ярославль», — показал в 1615 г. бывший московский хлебник Б. Карпов. Одновременно с «разбором» казаков в Москве подобные мероприятия были проведены и в других городах, причем выплата казакам жалованья юридически закрепляла за лицами, получившими при «разборе» деньги, право и в дальнейшем оставаться на службе в казачьих станицах.²⁾

Позднее, в 1618 г., мятежные казаки с предельной ясностью выразили свое неодобрительное отношение к практике «разборов», имевших целью расчленить казачество: «А разбору им, что их разобрать и дать жалованье лутчим, не хотят для того, чтоб им не разрознитца, а говорят-де все, что смерть или живот — всем бы вместе, а не врознь». Тем не менее «разбор» 1612 г. закрепил сословную принадлежность к казакам тысяч участников гражданской войны и освободительного движения 1611—1612 гг. Отныне усилия феодалов могли быть направлены на возвращение в зависимость лишь тех казаков, которые по каким-либо причинам не вошли в разборные списки или вступили в станицы уже после их составления.

В конце 1612 — начале 1613 г. положение с продовольствием в разоренной Москве оставалось тяжелым. Сохранилось свидетельство о смерти от голода в освобожденной столице одного из дворян-ополченцев. Поэтому правительство в это время нередко возвращалось к [82] прежним способам обеспечения казаков, отдавая им определенные территории в кормление, причем казакам позволялось собирать не только продовольствие, но и зимнюю одежду. В наказах атаману А. Шилову и есаулу Я. Поликарпову от декабря 1612 г. имеются точные сведения о размерах месячного продовольственного «корма», положенного одному казаку: осьмина (два пуда) муки, осьмина сухарей, четверть пуда соли, полполти (четверть туши) мяса, 0,1 четверти толокна, четверть овса, воз сена. «Корм» есаула был больше в полтора, а атамана — в два раза. Собирать продовольствие и шубы для своих станиц А. Шилов и Я. Поликарпов должны были в монастырских и архиепископских вотчинах Вологодского у., в поездке их сопровождали 35 казаков.³⁾

В других случаях размеры казачьих «кормов» не определялись столь точно. Для большого отряда казаков, направленного в Псков в марте 1613 г., следовало собрать продовольствие с Пскова и с Псковского у., «как сытыми быть мочно». Сбор казачьих «кормов» вызывал многочисленные протесты местного населения, светских и духовных феодалов. 22 февраля 1613 г. по челобитной архимандрита Павла от сбора казачьих «кормов» были освобождены галицкие вотчины московского Симонова монастыря, с которых атаман Богдан Попов уже «доправил» больше 47 руб. 14 марта 1613 г. «запечатана грамота на Белоозеро по челобитью белозерского старосты Ивашка Павлова с товарыщи: велено от них казаков свесть». В апреле 1613 г. посадские люди Балахны отказались предоставить «корм» казакам, ссылаясь на то, что царские сборщики уже находятся в Балахне. В июле того же года в Ярославль была послана грамота «по челобитью князь Иванова человека Ростовского Гришки Колокольцова о казатцких кормех», а в Вологду — «по челобитью игумена Варсонофья с братьею о казачьих кормах».

Как способ вознаграждения казаков следует рассматривать и передачу им на откуп сбора пошлин. В 1612/13 г. такое право на сбор кабацких денег в Орле «за жалованье и за убитые лошади» было предоставлено известному атаману Первого ополчения Филату Межакову (21 августа 1612 г. в битве с гетманом Я. К. Ходкевичем под Москвой его станица вместе с тремя другими сотнями пришла на помощь Д. М. Пожарскому и К. Минину, что и решило исход дела).

Многие казаки, получившие жалованье в 1612 г., быстро [83] растратили его в московских кабаках. «Казацкого же чина воинство многочислено тогда бысть, — пишет Палицын, — и в прелесть велику горше прежняго впадоша, вдаишеся блуду, питию и зерни, и пропивше и проигравше вся своя имениа, насилующе многим в воинстве, паче же православному христианству. И исходяще из царствующаго града во вся грады и села и деревни, и на путех грабяще и мучаще немилостивно...» Таким образом, освободители Москвы поступали, как герой народной песни:

Я не в клад-то казну клал, животом не звал,
Уж я клал тое казну во Большой-то дом,
Во Большой-то дом, во царев кабак!

По-видимому, подобным же образом обстояло дело и в других городах, где находились казаки. Так, 4 ноября 1612 г. в ярославскую усадьбу князя Л. О. Щербатого в селе Никольское Слободище приехали из Углича казаки станицы Ивана Алексеева. Крестьяне Щербатого находились с ними в сговоре, а вел их холоп крупнейшего ярославского землевладельца князя Ф. И. Мстиславского. Казаки забрали из имения имущества на 30 руб., причем, вымогая его, били сыновей князя, «жгли и мучили» его холопов.⁴⁾

Сохранились довольно разноречивые данные о численности казачества и дворянства в освобожденной Москве в 1612—1613 гг. Наиболее раннее свидетельство принадлежит новгородскому сыну боярскому И. Философову, захваченному поляками в бою под Москвой в конце ноября 1612 г. Он показал, что дворян в Москве осталось «тысячи с две», в то время как остальные разъехались по своим поместьям, казаков — «четыре с половиной тысячи» и стрельцов — «с тысячу человек». Ввиду такого соотношения сил «казаки бояром и дворяном сильны, делают что хотят».⁵⁾ Значительно большим, как уже упоминалось, считал число казаков в Москве новгородский посол Б. Дубровский. Дворян в Москве, по свидетельству Б. Дубровского, было первоначально 4 тысячи, но затем большинство из них разъехалось по своим владениям и другим городам.⁶⁾ Лифляндский дворянин Г. Брюнно, который отправился в Новгород из Москвы в конце января 1613 г., сообщил шведскому фельдмаршалу Я. Делагарди, что казаков «под Москвою до 6000».⁷⁾ Наконец, «Повесть о Земском соборе 1613 г.» сообщает, что в Москву въехало 40 тысяч донских и [84] «польских» (так в тексте; по-видимому, волжских) казаков.⁸⁾ Недавно А. А. Семин предпринял попытку определить размеры казачьего войска в Москве на основании разрядных документов: суммировав данные о числе казаков в отрядах, выступивших против поляков и шведов после избрания царем М. Ф. Романова, он определяет его минимальную численность в 6 тысяч человек.⁹⁾

Мы не знаем точно, какими принципами руководствовались «бояре и воеводы» при «разборе», описанном Б. Дубровским, однако хорошо известно, что казачьи ученики и после освобождения Москвы и Земского собора составляли значительную часть казачьего войска. Между тем в приказных документах они не учитывались и жалованья не получали. Но если принять число взрослых казаков за 4,5-6 тысяч, общая численность казаков в объединенном ополчении могла превышать 10 тыс. человек. Численность же всех «вольных» казаков, находившихся на земской службе в Москве и в городовых гарнизонах и сражавшихся в отрядах Заруцкого, доходила, вероятно, до 15-20 тысяч и была близка к численности дворянства. Одно представляется несомненным — казаков в Москве в период, предшествовавший Земскому собору, и во время его работы было значительно больше, чем дворян, поскольку многие дворяне-ополченцы разъехались по своим домам, в то время как казакам ехать было некуда. Столь необычное соотношение сил в столице в художественной форме отразила «Повесть о Земском соборе 1613 г.»: «И хожаху казаки в Москве толпами, где ни двигнутся гулять в базарь — человек 20 или 30, а все вооруженны, самовластны, а меньши человек 15 или десяти никако же не двигнутся. От боярска же чина никто же с ними впреки глаголети не смеюще и на пути встретающе, и бояр же в сторону воротяще от них, но токмо им главы свои поклоняюще».

Земский собор 1613

Некоторым дореволюционным исследователям представлялось неправдоподобным, что столь важное событие, как избрание царя, могло хоть в какой-то степени зависеть от таких врагов всякого порядка в государстве, какими были, по их мнению, [85] казаки. Так, А. И. Соболевский утверждал, что казаки «не могли оказывать на земцев столь сильного давления, чтобы влиять на них даже в деле царского избрания. Да еще остается вопросом, действительно ли казаки очень интересовались личностью будущего царя».¹⁰⁾ Однако совокупность известных к настоящему времени источников содержит убедительные и взаимопроверяющиеся данные о значительной роли казаков в избрании Михаила Романова. Важное место среди них занимает найденная недавно «Повесть о Земском соборе 1613 г.», написанная современником по горячим следам событий и содержащая уникальные сведения о ходе собора.

Подготовка к созыву земского избирательного собора началась в ноябре 1612 г. Рассылке грамот по городам, извещавших о соборе, предшествовали, по мнению Л. В. Черепнина, совещания, проведенные Д. Т. Трубецким и Д. М. Пожарским с представителями сословий. Из каждого уезда в Москву приглашалось по 10 «лутчих, и разумных, и постоятельных людей». Позднее число выборных было увеличено — с Двины, например, до 30 человек. В декабре 1612 г. делегаты уже начали съезжаться на собор. К этому времени относятся и первые сведения о кандидатах на русский престол. И. Философов сообщил полякам, что бояре хотели бы просить на царство Владислава, но «о том говорить не смеют, боясь казаков», в то время как казаки прочат на царство или сына митрополита Филарета, или сына Лжедмитрия II, но во всяком случае кого-либо из «русских бояр». По словам Б. Дубровского, бояре поддерживали кандидатуру шведского герцога Карла Филиппа и надеялись получить помощь со стороны Швеции в войне с Польшей.¹¹⁾ В конце 1612 г., после новой попытки Сигизмунда III захватить Москву и выступлений казачества, сотрудничавшие с интервентами члены боярского правительства бежали в Ярославль, «потому что боялись, — пишет Г. Брюнно, — чтобы казаки не причинили им какого-нибудь насилия». Земский собор, на котором присутствовало несколько сот человек, открылся, по-видимому, 7 января 1613 г. Помимо кандидатуры шведского герцога на нем обсуждались и многие другие кандидаты из среды русской аристократии, выдвинутые как различными боярскими и дворянскими группировками, так и казачеством (среди них источники называют руководителей ополчений Д. Т. Трубецкого и Д. М. Пожарского, [86] И. И. Шуйского, находившегося в то время в польском плену, князя И. В. Голицына, князя Д. М. Черкасского, князя П. И. Пронского, М. Ф. Романова и видных деятелей московского боярства, сотрудничавших с интервентами). Некоторые кандидаты и их сторонники вели активную агитацию в Москве, пытаясь заручиться поддержкой казаков. Особенно отличился в этом отношении Трубецкой, живший после освобождения Москвы в Кремле, на бывшем дворе Б. Ф. Годунова. По словам «Повести о Земском соборе 1613 г.», он в течение полутора месяцев (ровно столько времени прошло от первого до заключительного заседания Земского собора) устраивал пиры для казаков, «моля их, чтоб быти ему на России царем и от них бы, казаков, похвален же был». Не остался в стороне от предвыборной борьбы и Д. М. Пожарский: в 1635 г. дворянин Л. Сумин в пылу ссоры заявил, что «Дмитрий Пожарский воцарялся и стало ему в двадцать тысяч».

Рассказ повести о жребии, который хотели бросить бояре, чтобы решить, кто из претендентов будет царем, представляется на первый взгляд литературным вымыслом, но именно так, «не человеческим хотением, но Божьим изволением», был избран в XVII в. один из русских патриархов. Однако даже если выбор царя путем жребия и не обсуждался серьезно на Земском соборе, то во всяком случае достоверно известно, что разговоры о таком решении вопроса велись в Москве в 1613 г. Захваченные шведами в плен 17 июня 1614 г. стольник И. И. Чепчугов, московский дворянин Н. Е. Пушкин и романовский дворянин Ф. Р. Дуров показали: «...некоторые говорили, что надо... бросить жребий между тремя лицами — князем Дмитрием Трубецким, князем Иваном Голицыным и Михаилом Романовым».¹²⁾

Хотя автор повести утверждает, что казаки «смеялись» над Трубецким, какая-то их часть, возможно, его поддерживала. Согласно донесению Г. Брюнно, казаки последовательно выдвигали трех кандидатов — Д. Т. Трубецкого (в повести он назван среди восьми кандидатов, предложенных боярами), М. Ф. Романова и Д. М. Черкасского, однако все они были отвергнуты боярами, выступавшими за шведского герцога Карла Филиппа.¹³⁾ О какой-то приписке на рукописи, из которой явствовало, что кандидатура Трубецкого обсуждалась на Земском соборе, сообщил Н. И. Костомарову Л. Ф. Бычков. Русские купцы, прибывшие в Новгород [87] 10 февраля 1613 г., также сообщили, что бояре отклонили на Земском соборе выдвинутую казаками кандидатуру Михаила Романова и остаются сторонниками Карла Филиппа. Сохранилось неясное свидетельство об уходе некоторых казаков, недовольных положением дел в Москве, в Михайлов к Заруцкому. По справедливому замечанию Л. В. Черепнина, «те острые разногласия по вопросу о кандидате на царство, которые выявились на соборе 1613 г., были результатом не только противоречий между отдельными общественно-политическими группировками внутри господствующего класса, но и классовой борьбы... Казаки и городской плебс добивались удобного для них царя».¹⁴⁾

«Повесть о Земском соборе 1613 г.» отмечает, что «бояре» надеялись на отъезд казаков из столицы, но ополченцы решили дождаться царского избрания. В том, что руководители земского правительства были заинтересованы в скорейшей отправке казаков на службу, не приходится сомневаться, но имеется еще один источник, подтверждающий версию повести, — обнаруженная нами грамота Земского собора казанскому дьяку Н. М. Шульгину: «А без государя ратные люди, дворяня и дети боярские, и атаманы и казаки, и всякие ратные люди, на черкас и на Ивашка Заруцкого итти не хотели».¹⁵⁾

7 февраля 1613 г. работа Земского собора была прервана на две недели. Формальных причин было три: необходимость дождаться приезда в Москву из Ярославля Ф. И. Мстиславского и других бояр; отсутствие на соборе делегаций ряда городов, в том числе казанской во главе с первым по рангу иерархом русской церкви митрополитом Ефремом, и желание членов собора лучше узнать настроения в провинции, куда «тайно» были посланы гонцы, — во всяком случае так объясняют отсрочку официальные документы. Возможно, именно к перерыву в работе собора относится рассказ повести о приходе после общевойскового казачьего круга более 500 казаков к крутицкому митрополиту Ионе, исполнявшему в это время обязанности местоблюстителя — хранителя патриархии. Выломав ворота, казаки ворвались на митрополичье подворье и «з грубными словесы» потребовали ускорить избрание царя: «Дай нам, митрополит, царя, государя на Россию, кому нам поклонитися и служити и у ково жалованья просити, до чево нам гладною смертию измирати!» Не исключено, однако, что выступление [88] имело место еще до соборного заседания 7 февраля, на котором было решено провести окончательные выборы через две недели. На то, что такое решение могло быть принято под давлением казаков, справедливо указывал Г. А. Замятин.¹⁶⁾

Авраамий Палицын пишет, что накануне последнего заседания «многие дворяне, и дети боярские, и гости многих розных городов, и атаманы, и казаки» принесли ему «койждо своего чину писание» о поддержке кандидатуры М. Ф. Романова. Тем не менее 21 февраля на Земском соборе произошло резкое столкновение между «боярами» и казаками. И. И. Чепчугов, Н. Е. Пушкин и Ф. Р. Дуров рассказали в Новгороде, что во время заседания Земского собора казаки и чернь ворвались в Кремль, набросились с ругательствами на членов Боярской думы, обвиняя их в том, что они не выбирают царя, чтобы властвовать самим. Казаки будто бы повторили боярам легенду о том, что царь Федор Иванович, умирая, завещал престол Федору Никитичу Романову; в свою очередь бояре, в том числе родственники Михаила Федоровича, ссылались на молодость казачьего кандидата и его отсутствие в Москве. Попытка бояр еще раз отложить, выборы не удалась: «казаки и чернь не отходили от Кремля, пока дума и земские чины в тот же день не присягнули» Михаилу Романову.

С показаниями Чепчугова, Дурова и Пушкина поразительно совпадает свидетельство «Повести о Земском соборе 1613 г.»: бояре будто бы предложили выбрать царя из числа восьми «вельмож боярских», но пришедшие на собор казачьи атаманы обвинили их в самовластии и выдвинули кандидатуру М. Ф. Романова, ссылаясь на то, что именно его отцу «благословил посох свой» царь Федор. Возражений И. Н. Романова («Тот князь, Михайло Федорович, еще млад и не в полнем разуме» ) казаки не приняли («Но ты, Иван Никитич, стар, в полне разуме, а ему, государю, ты по плоти дядюшка прироженный и ты ему крепкий потпор будеши») и в тот же день заставили перепуганных бояр присягнуть Михаилу Федоровичу. Только после этого на Лобном месте присягнуло новому царю казачье войско. Не были забыты в крестоприводной записи Марина Мнишек и Заруцкий: «Тако же мне, имрек, не хотети на Московское государство Маринки, Сендомирского дочери, и ее сына, и с нею, и с ее сыном, и с его воровскими советчики, Ивашком Зарутцким, ни о чем не ссылатца и с ними ни [89] о чем не думать, и где будет их воровская рать, и мне с их воровскими ратными... людми битца до крови и до смерти». Согласно повести, боярин Трубецкой, видя крушение своих надежд, с горя заболел: «Лицо у него ту с кручины почерне, и паде в недуг, и лежа три месяца, не выходя из двора своего».¹⁷⁾ В июле 1613 г. Трубецкой, как и другие вельможи, участвовал в церемонии венчания Михаила Романова, и нетрудно представить, какие чувства испытывал честолюбивый князь, когда ему была доверена высокая честь держать царский скипетр — символ власти нового государя.

О решающем влиянии казаков на приговор Земского собора помимо приведенных выше сохранились и другие свидетельства. 13 апреля 1613 г. шведские лазутчики сообщали из Москвы, что казаки избрали М. Ф. Романова против воли бояр, принудив Трубецкого и Пожарского дать согласие на эту кандидатуру после осады их дворов. Жак Маржерет в 1613 г. в письме английскому королю Якову I, призывая его к интервенции, писал, что казаки выбрали «этого ребенка», чтобы манипулировать им, и что большая часть русского общества с радостью встретит английскую армию, поскольку живет в постоянном страхе перед казаками. Холоп новгородского дворянина Ф. Бобарыкина, бежавший в Новгород из Москвы в июне 1613 г., утверждал, что царя выбрали «московские простые люди и казаки» без общего согласия. Наконец, так называемый Хронограф Оболенского второй половины XVII в. упоминает, что за избрание Михаила Романова высказался на соборе «славного Дону атаман».¹⁸⁾

К сожалению, ни в одном из двух сохранившихся подлинных экземпляров Утвержденной грамоты об избрании М. Ф. Романова нет подписей предводителей «вольных» казаков. Произошло это скорее всего по техническим причинам: к тому времени, когда собирались подписи, казаков уже не было в столице. Поэтому можно только предполагать, какие именно атаманы противостояли боярам на соборе. Но само свидетельство грамоты о присутствии на соборе «атаманов казачьих» напоминает о той роли, которую сыграли казаки в избрании первого царя из династии Романовых.

Разумеется, сторонниками М. Ф. Романова были не одни казаки. Его поддерживали влиятельная боярская группировка и определенная часть дворянства. По словам новгородца И. Калитина, на стороне Михаила Федоровича выступали И. Н. Романов, князь Б. М. [90] Лыков, Б. М. Салтыков, в то время как его противниками были князья Д. Т. Трубецкой, Д. М. Пожарский, Ф. И. Мстиславский, И. С. Куракин, И. Б. Черкасский. В этой сложной обстановке сторонники М. Ф. Романова вели успешную агитацию среди казаков и посадского населения Москвы, используя легенду о завещании царя Федора. С предвыборной борьбой связаны и некоторые пожалования казакам в период Земского собора. В частности, атаман Филипп Максимов получил право на четвертное жалованье за день до избрания Михаила Федоровича — 20 февраля 1613 г.¹⁹⁾

О причинах популярности Михаила Романова в казачьей среде уже высказывались обоснованные суждения.²⁰⁾ Он был сыном «тушинского» патриарха Филарета (к тому же пострадавшего в свое время от заклятого врага казаков — царя Бориса Годунова), а именно в лагере Лжедмитрия II формировалось казачье войско, пришедшее в 1611 г. под Москву. Вспомним, что «тушинцами» были и другие казачьи кандидаты — князья Д. Т. Трубецкой и Д. М. Черкасский. В литературе указывалось и на связь М. Ф. Романова со старой династией, которую сменил Борис Годунов. Наконец, благодаря своей молодости Михаил Романов не был скомпрометирован сотрудничеством с интервентами, как многие другие представители аристократии. По-видимому, воцарение М. Ф. Романова было победой казаков — после многолетней ожесточенной борьбы им как будто удалось посадить на русский престол «своего» царя. Тем не менее именно весной 1613 г. казаки потерпели решающее поражение, так как отныне новое правительство делало все возможное для усмирения и полной ликвидации «вольного» казачества на основной территории России, а идея самозванщины с воцарением при поддержке казаков Михаила Романова была в основном исчерпана.

В первое время после избрания М. Ф. Романова казаки еще оставались грозной силой в центре Русского государства. 23 апреля, во время похода М. Ф. Романова в Москву, на государев стан, в переяславское село Сватково, явились ограбленные «донага» и израненные саблями смоленские и мещевские дворяне. Двое из них были посланы из Москвы с грамотами к царю, другие отправлены собирать по городам служилых людей, но в Мытищах на них напали 200 конных и пеших казаков. 26 апреля другой отряд казаков только после боя был выбит из посада Дмитрова. На следующий день Михаил [91] Федорович принял в Троице-Сергиевом монастыре делегацию Земского собора и объявил, что из-за «великих грабежей» на дорогах от монастыря к Москве он «не хочет» ехать в столицу. Сообщая об этом в Москву, митрополит Ефрем просил принять меры к усмирению казаков: «И вам бы, господине, созвав к себе всех чинов людей и атаманов и казаков, и говорити им, чтоб оне помнили крестное целование».²¹⁾

Это были последние казацкие волнения близ Москвы в 1613 г., так как весной и летом этого года подавляющее большинство казаков, входивших в ополчения, в составе правительственных войск двинулись к Смоленску, Путивлю и Новгороду, занятым поляками и шведами. Царь Михаил признал освободителей Москвы показать «первоначальную службу свою и раденье» и обещал пожаловать их «великим» жалованьем, «смотря... по службе». Однако использовать казаков в борьбе с Заруцким правительство не решилось. [92]

¹⁾ Акты времени междуцарствия (1610 г., 17 июля — 1613 г.). С. 78; Изборник. С. 351; ПСРЛ. Т. 14. С. 127; Лихачев Н. П. Библиотека и архив московских государей в XVI столетии. СПб., 1894. С. 78; Станиславский. Документы. С. 300; ЦГАДА, ф. 210, Доп. отд., стб. 17, л. 56-59.

²⁾ Арсеньевские бумаги. С. 17; Станиславский. Документы. С. 298, 299, 301, 304; ГИМ, ОПИ, собр. А. С. Уварова, оп. 2, д. 52/8/24, л. 1-2.

³⁾ РИБ. Т. 35. С. 242-247; ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 143; [255] Архив ЛОИИ, колл. 117, он. 1, д. 22, л. 1.

⁴⁾ ДР. Т. I. С. 1054; РИБ. Т. 28. С. 25; ПСРЛ. Т. 14. С. 125; Палицын. С. 231; Акты феодального землевладения и хозяйства: Акты Московского Симонова монастыря / Сост. Л. И. Ивина. Л., 1983. С. 284; ЦГАДА, ф. 233, кн. 1, л. 392, 408; кн. 660, л. 29.

⁵⁾ Hirschberg A. Polska a Moskwa w pierwszej polowie wieku XVII. Lwow, 1901. S. 363. Приведенные цифры считали достоверными С. Ф. Платонов и П. Г. Любомиров (Платонов С. Ф. Статьи по русской истории (1883—1912 гг.). 2 изд. СПб., 1912. С. 347; Любомиров П. Г. Указ. соч. С. 157, 205).

⁶⁾ Арсеньевские бумаги. С. 17. Показания Дубровского считал соответствующими действительности Г. А. Замятин (Труды Воронежск. гос. ун-та. Пед. фак. Т. 3. Воронеж, 1926. С. 4-5).

⁷⁾ См.: Замятин Г. А. Указ. соч. С. 71.

⁸⁾ См.: Станиславский А. Л., Морозов Б. Н. Повесть о Земском соборе 1613 г. // ВИ. 1985. № 5. С. 94. Не исключено, что в списках повести здесь описка и что в оригинале было «волских», поскольку некоторые варианты букв «в» и «п» в скорописи XVII в. схожи. {И в 21-м веке OCR-программа прочитала «п скорописи»... HF} Такая описка («польские» вместо «волские») имеется в одном из списков «Сказания Авраамия Палицына» (Палицын. С. 145). Если же текст исправен, под «польскими» казаками следует понимать казаков, живших в южных степях, в «Поле».

⁹⁾ См.: Семин А. А. Политическая борьба в Москве в период подготовки и деятельности Земского собора 1613 г. // Государственные учреждения и классовые отношения в отечественной истории: Сб. ст. М.; Л., 1980. С. 232.

¹⁰⁾ Соболевский А. И. Земщина и казаки при избрании на царство Михаила Романова // Русский архив. 1913. № 4. С. 628. Ср.: Платонов С. Ф. Вопрос об избрании Михаила Федоровича Романова в исторической литературе // ЖМНП. 1913. № 2. С. 177-190.

¹¹⁾ Hirschberg A. Op. cit. S. 363; Арсеньевские бумаги. С. 21-22.

¹²⁾ См.: Замятин Г. А. Указ. соч. С. 73; Костомаров И. И. Смутное время Московского государства в начало XVII в. Т. 3. СПб., 1863. С. 306; Забелин И. Е. Сыскное дело о ссоре межевых судей стольника князя Василья Большого Ромодановского и дворянина Лариона Сумина // ЧОИДР. 1847. Вып. 7. Смесь. С. 85; Цветаев Д. В. Избрание Михаила Федоровича Романова на царство. М., 1913. С. 35; Арсеньевские бумаги. С. 30.

¹³⁾ В 1618 г. казаки наряду с Д. М. Пожарским просили прислать к ним в качестве воеводы Д. М. Черкасского, что подтверждает популярность кабардинского князя в казачьей среде (ЦГАДА, ф. 210, Н. ст., стб. 3, л. 178-179).

¹⁴⁾ Арсеньевские бумаги. С. 21-23; Замятин Г. А. Указ. соч. С. 72. Возможно, Г. Брюнно имел в виду в данном случае уход казаков с Заруцким из-под Москвы еще летом 1612 г.

¹⁵⁾ ГИМ, ОР, собр. А. С. Уварова. В лист., д. 160, л. 16 об.

¹⁶⁾ См.: Замятин Г. А. Указ. соч. С. 48.

¹⁷⁾ Арсеньевские бумаги. С. 30-31; Станиславский А. Л., Морозов В. Н. Повесть о Земском соборе 1613 г. С. 95; ДАИ. Т. II. С. 1-2.

¹⁸⁾ См.: Замятин Г. А. Указ. соч. С. 73-74; Арсеньевские бумаги. С. 22-23; Забелин И. Е. Минин и Пожарский: Прямые и кривые в Смутное время. 3 изд. М., 1896. С. 299-300; Slavonik and East European Review. 1989, № 1. S. 105-106. На письмо Ж. Маржерета обратил наше внимание Б. Н. Флоря. [256]

¹⁹⁾ Арсеньевские бумаги. С. 27; ЦГАДА, ф. 396, стб. 39025, л. 1-2.

²⁰⁾ См.: Черепнин Л. В. Указ. соч. С. 198-199.

²¹⁾ ДР. Т. I. С. 1159-1161; ЦГЛДА, ф. 156, д. 85, л. 1-2.