4. Путь к Сараеву
|
Много времени и энергии было затрачено на попытки возложить ответственность за мировую войну на какое-либо государство или политику. Споры об австрийском ультиматуме Сербии, точная дата мобилизации соответствующих армий и т. д. представляют определенный академический интерес, но они не могут повлиять на основной факт, тот факт, что в течение больше чем десяти лет Европа была разделена на две соперничающие империалистические группы, каждая из которых была вооружена до зубов и стремилась к захватам за счет другой. Может быть, даже и верно, что ни одно из этих государств не «хотело» войны, и совершенно бесспорно, что ни одно из них не стремилось бы к войне, если бы могло добиться своих целей без нее. Но что более важно, это то, что все они без исключения проводили политику, неизбежно ведущую к войне.
Война была результатом империалистическо-монополистической стадии капиталистического развития, но мы имеем возможность установить более точно узловые пункты конфликта, вокруг которых сосредотачивалась общая политика империалистической эпохи. Одним из этих пунктов, как мы уже видели, было соперничество между Великобританией и Германией, выразившееся в британских попытках вытеснить Германию из колониальных и полуколониальных районов, и контрпопытка Германии прорвать британское кольцо броском на юго-восток через Балканы и Турцию. Вторым пунктом была франко-германская экономическая борьба, разгоревшаяся из-за того, что в Восточной Франции имелись крупные залежи железной руды, но мало угля, а в Западной Германии было много угля, но мало железа. Промышленники обеих держав надеялись объединить весь район под своим контролем в результате победоносной войны. Далее, стремление России владеть проливами, соединяющими Черное и Средиземное моря, находилось в прямом противоречии с германской тягой на восток; наряду с этим Россия беспрерывно усиливала свое влияние на Балканах, пытаясь расчленить Австрийскую империю с ее большим славянским и румынским населением. Положение обострялось темпами, которыми велась подготовка к войне, причем усиление темпов одной стороной вело к соответствующему или даже большему усилению темпов другой стороной. Германо-британская гонка в области морских вооружений уже упоминалась. На суше соревнование было не менее острым. Франция и Россия увеличили численность своих армий мирного времени с 1470 тыс. человек в 1899 г. до 1813 тыс. в 1907 и до 2239 тыс. в 1914 г. Соответствующие цифры для Австрии и Германии были: 950 тыс., 1011 тыс. и 1239 тыс. За последние десять лет перед войной расходы на французскую и русскую армии равнялись 842 млн. ф. ст., а на германскую и австрийскую — 682 млн. ф. ст. Надо отметить, что эти цифры никоим образом не подтверждают легенды о том, что центральные державы совершили давно подготовленную атаку на миролюбивых и невооруженных соседей. За последние годы гонка вооружений стала бешеной. В 1913 г. специально для военных нужд Германия собрала с населения 50 млн. ф. ст. Франция увеличила срок военной службы с 2 до 3 лет, а Россия увеличила этот же срок у себя на 6 месяцев. Как Великобритания, так и Германия спешили осуществить программу своих морских вооружений. Ясно было, что война очень близка, хотя бы из того, что финансовые эксперты всех стран придерживались мнения, что расходы на вооружение не могут оставаться на достигнутом уровне без серьезного риска банкротства. Поэтому неудивительно, что годы, предшествующие 1914 г., были отмечены рядом кризисов, любой из которых мог вызвать мировую войну. Таковы были, например, конфликты по поводу Марокко в 1905—1906 гг. и в 1911 г., по поводу Боснии в 1908 г., по поводу Триполи в 1911 г. и Балканские войны 1912 г. При наступлении каждого из этих кризисов противоречия, правда, преодолевались, но только ценой создания новых пунктов столкновений и новых, еще труднее разрешимых противоречий. Надо отметить, что два из трех основных спорных пунктов касались Балкан, и хотя мы и не можем согласиться с тем, что балканский вопрос явился главной причиной войны, все же именно здесь существовали величайшие возможности для дипломатических осложнений, и именно здесь мы должны искать непосредственных поводов для начала войны. Сербия все более становилась фокусом всех столкновений, пока, наконец, это маленькое государство не приобрело такого значения в европейской политике, которое совершенно не соответствовало ее размерам, численности ее населения или ее удельному весу. Для этого были две причины. Прежде всего, спинным хребтом восточных планов Германии, жизненно важным для ее развития в качестве империалистической державы, была железная дорога в Константинополь, часть запланированной дороги Берлин—Багдад,, которая должна была обеспечить вассальную зависимость Турции и в конце концов создать угрозу для британских и русских позиций в Персии и Индии. Этот путь шел через Сербию, а пока Сербия находилась под русским влиянием, из этой дороги выпадало существенное звено. Во-вторых, Сербия стала орудием, при помощи которого Россия стремилась расчленить Австрийскую империю. Конфликт назревал медленно с начала века и был ускорен убийством царя Александра, защищавшего австрийские интересы, сторонниками прорусской партии. За этим в 1905 г. последовала экономическая война между Австрией и Сербией. В 1908 г. Австрия аннексировала номинально турецкую провинцию Боснию, которой она управляла с 1879 г., но которая была населена преимущественно сербами. Россия вынуждена была на это согласиться под угрозой войны, в которой Австрия рассчитывала на поддержку Германии. Захват Триполи Италией в 1911 г., полностью разоблачив слабость Турции, облегчил России возможность организовать союз балканских государств. Перед этим союзом была прежде всего поставлена задача отобрать у Турции остававшиеся еще у нее провинции в Европе; в дальнейшем же этот союз надеялись обратить против Австрии. После непродолжительной войны балканские союзники оказались победителями. Сербия стремилась получить в качестве своей доли добычи северную часть Албании, большая же часть Македонии должна была достаться Болгарии. Затем вмешалась Австрия и настояла на создании независимого албанского государства. Сербия потребовала компенсации в Македонии; Австрия подстрекала Болгарию отказаться удовлетворить это требование. Во время второй Балканской войны болгары потерпели поражение и потеряли большую часть своих завоеваний. В результате возникла новая балканская группировка, в которой Сербия оставалась послушным орудием в руках России; Болгария же и Турция вступили в неоформленный союз с центральными державами. Германия, в частности, выступала как «защитник» ислама, то есть в роли, чрезвычайно неприятной для Англии, имевшей миллионы мусульманских подданных в Индии и Африке. В 1913 г. германские военные эксперты занялись реорганизацией турецкой армии. Сербия при поддержке России начала готовиться к захвату Боснии путем вооруженного восстания, которое должно было быть поддержано вторжением. Из достоверных источников сообщалось, что Пашич, премьер-министр Сербии, заявил на конференции в Бухаресте, состоявшейся после второй Балканской войны: «Первый тур борьбы выигран, теперь мы должны готовиться ко второму — борьбе против Австрии». Началась усиленная кампания террористических актов, во время которой был убит ряд австрийских чиновников; таким образом, убийство эрцгерцога Франца Фердинанда, наследника австрийского престола, в Сараеве 28 июня 1914 г. не было изолированным актом, но лишь кульминационным пунктом ряда подобных действий. Не приходится сомневаться, что это убийство было подготовлено с ведома сербских властей и что австрийское правительство было радо ему, как удобному случаю для сведения счетов с Сербией. Суровость австрийского ультиматума и упорный отказ Австрии пойти на какие-нибудь компромиссные условия становятся понятными, только если рассматривать инцидент в Сараеве как одно из звеньев в цепи событий на Балканах. Мы уже видели, по каким причинам Германия намеревалась полностью использовать случай, который был представлен ей сербскими террористами. Положение России было также ясным: разрешить разгромить Сербию значило открыть Германии свободный доступ к Константинополю, отказаться от всех своих надежд на овладение проливами и от всех своих планов расчленения Австрии. Россия должна была или вступить в войну, или отказаться от борьбы с центральными державами за преобладание в Восточной Европе. Франция сама не была непосредственно заинтересована в конфликте на Балканах, но она была тесно связана с Россией. Предоставить России сражаться одной означало полную изоляцию в Европе при любом исходе войны, а это означаю такой риск, на который французское правительство никоим образом не могло пойти. Так развивались события до тех пор, пока европейский пороховой погреб, который в течение целого поколения так тщательно наполнялся взрывчатыми материалами, не взорвался вдруг со страшной силой. Сначала в Англии сараевское убийство привлекло к себе мало внимания. Для обывателя это был только пример варварства на Балканах, и даже правительство, кажется, было слишком занято кризисом в Ирландии, чтобы полностью оценить значение этого убийства11. Время шло, угроза войны в Европе становилась все более ощутимой, но подавляющее большинство британского народа оставалось равнодушным: Сербия не пользовалась популярностью, и было чрезвычайно трудно кого-либо убедить в необходимости вступить в войну для ее защиты. Но как бы трудно это ни было, все же это было сделано, как только выяснилось, что Франция будет вовлечена в эту войну. Это было сделано хотя бы потому, что англо-французские военно-морские соглашения, о которых народ ничего не знал, фактически были такими же обязывающими, как любой формальный договор. Они держались в секрете до самого конца. Эдуард Грей, министр иностранных дел, торжественно провозгласил в палате общин 11 июня: «В случае возникновения войны между европейскими державами наше правительство и парламент смогут свободно решить, вступать ли Великобритании в эту войну или нет, так как их волю не связывают никакие секретные соглашения. На сегодняшний день это так же верно, как было и год тому назад. Сейчас не ведется никаких секретных переговоров и вряд ли их будут вести». Это заявление было совершенно лживым и дезориентирующим даже с точки зрения обычаев британского либерализма, поскольку сэр Эдуард знал, что было скрыто даже от палаты общин, что Великобритания обязалась защищать северное побережье Франции от морского нападения в случае войны. Поведение правительства в последние дни перед войной было как нельзя лучше рассчитано и должно было сделать взрыв войны неизбежным. Франция и Россия знали, что Великобритания выступит на их стороне. Германии дали понять, что, может быть, Великобритания останется нейтральной. Какие бы намерения ни скрывались за такой позицией, но она явно подстрекала обе стороны упорно придерживаться поставленных ими условий и не идти на уступки. В последние несколько дней события развивались с предельной быстротой. Одно время казалось, что Германию начинает пугать перспектива войны. Италия и Румыния явно не собирались выполнить условия договора, и, возможно, даже их нейтралитет пришлось бы покупать ценой территориальных уступок. Но момент был упущен, поскольку правительства Австрии и России твердо решили начать войну. 31 июля Россия объявила мобилизацию, 1 августа — Германия и Франция, а при современных условиях мобилизация была равносильна объявлению войны. В Великобритании, несмотря на усиленную военную кампанию, проводимую в шовинистической печати, огромное большинство рабочих и прогрессивные круги были за мир. Однако правительство сделало свой выбор. Уже 29 июля британский большой флот вышел к месту своего военного назначения в Северное море. 2 августа Грей сообщил французскому послу: «Я получил инструкции дать Вам заверения в том, что, если германский флот войдет в Ламанш или пойдет через Северное море с тем, чтобы предпринять враждебные действия против французского побережья или кораблей, британский флот окажет Вам всемерную помощь». При этих обстоятельствах вторжение в Бельгию явилось совершенно неожиданной удачей, поскольку оно дало правительству возможность выдать империалистическую, грабительскую войну за войну, ведущуюся в соответствии с договорными обязательствами и в защиту малых наций. Оказалось даже возможным придать Сербии немного того героического блеска, который быстро придали Бельгии. Фактически договор, гарантирующий нейтралитет Бельгии, давно устарел. Бельгия была втянута во франко-британскую орбиту, и в течение ряда лет французский, британский и бельгийский генеральные штабы составляли планы суверенностью в том, что Франция и Бельгия будут бороться совместно. Далее, составлялись планы высадки британских войск на бельгийском побережье, и можно с абсолютной уверенностью сказать, что даже если бы на бельгийскую территорию в начале августа не вступили германские войска, то к концу этого месяца туда вступили бы войска союзников. Все это было тщательно скрыто от британского народа в 1914 г., когда 4 августа Германии был предъявлен ультиматум о выводе войск из Бельгии. В полночь ответ не был получен, и обе страны вступили в формальное состояние войны. 11 Автор следует традиционному объяснению, которое дают английские буржуазные историки позиции Англии в развязывании первый мировой войны. Общеизвестно, что английское правительство, являясь одним из главных виновников возникновения первый мировой войны, сознательно стремилось к использованию сараевского убийства как предлога для начала войны.— Прим. ред. |
загрузка...