4. Корни либерализма
С 1793 г. партии тори удалось сплотить вокруг себя большое количество представителей всех имущих классов .для борьбы с якобинством как в самой Англии, так и за границей. Партия вигов, ряды которой сильно поредели, перестала играть какую бы то ни было роль в политике. Это объясняется тем, что она не хотела примыкать к лагерю, выступающему против якобинства, и. была еще неспособна возглавить массовое движение против правительства, которое, по существу, представляло те классы, к которым принадлежали также и сами члены партий вигов. Это была секта, существование которой обусловливалось скорее традициями и чувствами, а не подлинно классовыми интересами. Парламентская политика неизбежно стала скорее борьбой групп внутри партии тори, чем борьбой между партиями. Дело в том, что хотя тори и объединили все группы высших классов, но группы имели различную экономическую опору.
Власть сосредоточивалась в руках землевладельцев, коммерсантов и финансовой олигархии Сити, которые обычно покупали землю и быстро ассимилировались с землевладельцами по взглядам и характеру. К промышленным капиталистам продолжали относиться как к посторонним, и их отстраняли от участия в политической игре, с ее спекуляцией и махинациями с городами, представленными в парламенте. Только незначительное число новых фабричных городов Севера, где промышленный капитал был наиболее силен, посылало своих депутатов в парламент. У фабрикантов была возможность покупать землю, что они иногда и делали: владея землей, они начинали играть некоторую роль в политике, но как у класса в целом у них были свои собственные, особые интересы, часто резко противоречащие интересам лендлордов и банкиров. По характеру и взглядам это были буржуа, а не аристократы. Первый крупный раскол произошел в 1815 г., после того как опасность, грозящая извне, от якобинства, окончательно исчезла. Раскол начался из-за хлебных законов, так как промышленники считали, что эти законы приносят их интересы в жертву интересам лендлордов. В течение некоторого времени внутреннее брожение, кульминационным пунктом которого явилось Питерлоо, препятствовало расколу, но примерно с 1820 г. появились признаки надвигающихся перемен. Прежде всего партия вигов возродилась на новой основе. В XVIII в. вигами были аристократы и коммерсанты; в XIX в. партия вигов, члены которой скоро начали называть себя либералами, была партией промышленных капиталистов и буржуазии крупных городов; правда, сначала этой партией все же руководили члены старой вигской аристократии, сохранившейся с дореволюционных времен. Таким же разительным, но имеющим еще большее непосредственное значение было изменение характера партии тори и ее окончательный раскол. Этот раскол сопровождался изменением как внутренней, так и внешней политики и в конце концов привел даже к переходу большого количества тори в партию вигов, как раз перед проведением билля о реформе. После смерти Кастлри, совпавшей с возрождением торговли и с уменьшением агитации за реформу, на передний план выступила новая группа, возглавляемая Каннингом, в которую входили Гескиссон, Пальмерстон и другие «умеренные» тори и к которой по временам примыкал также и Пиль. Эта группа часто вступала в конфликты с аристократической группой тори, руководимой Веллингтоном и лордом Илдоном. В связи с тем, что создалась новая ситуация, появилась необходимость применить и новую тактику. «Шесть актов» предотвратили революционный кризис, но более дальновидные представители правящего класса начали понимать, что вряд ли такие меры окажутся всегда эффективными в будущем. Они не прочь были прибегнуть к насилию (как показали события 1830 г. и позже — события чартистского периода), но предпочитали избегать его в тех случаях, где можно было воспользоваться другими методами. В результате как до билля о реформе, так и после него был проведен целый ряд «либеральных» мероприятий, направленных на то, чтобы исподволь укрепить государственный аппарат; эти мероприятия, хотя с виду и были менее репрессивными, чем меры времен Питерлоо, на самом деле были гораздо более действенными. Таково было, например, изменение, внесенное в уголовный кодекс в тот период, когда Питт был министром внутренних дел (1823—1830). По старому уголовному кодексу смертной казнью карались примерно 200 преступлений, причем в это число входили и совершенно незначительные проступки; преступность все же была очень велика; частично это объяснялось тем, что в тот период не существовало полицейской системы и все полицейские функции выполнялись совершенно непригодными для этого ночными сторожами, так что преступника бывало очень трудно найти; частично также и тем, что присяжные сплошь и рядом признавали обвиняемых невиновными, несмотря на всю очевидность их вины, в силу нежелания посылать человека на виселицу за какую-нибудь мелкую кражу. Пиль и другие реформаторы считали, что преступность может снизиться не в силу суровости законов, а в том случае, если преступник действительно будет подвергнут тому наказанию, к которому его приговаривают; для этого надлежало создать полицию, которая была бы в состоянии задерживать большую часть лиц, совершивших преступления. В связи с этим изменение уголовного кодекса сопровождалось созданием новых полицейских сил (пилеры) сначала только в Лондоне, а затем постепенно и в провинциях. Использование полиции в политических целях имело те преимущества для господствующих классов, что оно укрепляло власть государства, не заставляя опасаться вспышки серьезных внутренних беспорядков, которые всегда происходили, если выступал корпус йоменри или регулярные войска. Наряду с этим уменьшение активности радикалов после 1820 г. дало возможность ослабить цензуру печати и удалить многих шпионов и провокаторов из организаций радикалов и рабочего класса. Теперь явно начали считать благоразумным избегать беспорядков, а не провоцировать их11. Частичная отмена Актов о запрещении союзов в 1824 г. была проведена в тех же целях. До тех пор пока тредюнионы считались нелегальными, каждый из них являлся удобной почвой для организации заговора. Отмена Актов о запрещении союзов в значительной мере явилась результатом умелой агитации Френсиса Плейса, который убедил правительство, а может быть также и самого себя, в том, что когда тредюнионы будут легализованы, они станут уже ненужными, распадутся и сами перестанут существовать. Ставя перед собой примерно те же задачи, Гескиссон занялся в торговой палате распутыванием неразберихи, царившей в отношении тарифов, загромождавших книгу статутов; некоторые из них были протекционными, а некоторые были введены с целью получения дохода. Протекционные тарифы, необходимые на более ранней стадии, являлись теперь препятствием для промышленности, которая не имела явных конкурентов и стремилась только к тому, чтобы производить как можно более дешево и продавать свои товары в возможно большем количестве. Гескиссон отменил некоторые тарифы, а еще большее их количество настолько снизил, что этим подготовил полную их отмену при помощи системы имперских преференций, которая, по существу, уже была ближе к свободной торговле, чем к системе протекционизма. Гескиссон придавал большое значение торговле с колониями, гораздо большее, чем это было принято со времен американской войны за независимость, он являлся в известном смысле отцом школы либералов-империалистов. Навигационные законы были значительно изменены с главной целью содействовать увеличению ввоза сырья по предельно низким ценам. После 1822 г. Каннинг стал министром иностранных дел, и в этом министерстве также появилось «либеральное» направление. В годы после Ватерлоо Англия довольно неохотна плелась в хвосте Священного союза. Она скорее уступала, а не являлась активной участницей его деятельности в качестве жандарма европейской реакции. Но к 1822 г. непосредственная угроза революции миновала, и ей на смену пришла гораздо более реальная, с точки зрения британского правительства, опасность постоянного господства в Европе Австрии, России и Пруссии. Поэтому Каннинг вернулся к старой политике равновесия сил; он склонялся к тому, чтобы договориться с Францией, которая стала теперь весьма респектабельной державой: ее монархами были Бурбоны, и она проявила готовность применить репрессии по отношению к Испании, когда там в 1822 г. вспыхнула, демократическая революция. Каннинг ничего не сделал для вмешательства,, но он послал армию наблюдать, чтобы интервенция не распространилась на Португалию, и дал ясно понять, что он не потерпит вмешательства в дела Южной Америки. В ней Англия была непосредственно и сильно заинтересована. Испанские колонии в Америке стали независимыми во время наполеоновских войн, когда они были отрезаны от Европы британской морской блокадой. С 1815 г., несмотря на целый ряд войн, Испании так и не удалось восстановить свою власть над этими колониями. Британские торговцы, для которых Южная Америка стала со времени войны важным рынком, оказывали займами помощь восставшим. Шесть тысяч британских волонтеров сражались в рядах восставших под командой генерала Боливара, и их флотом командовал бывший офицер британского флота лорд Кочрейн. «Либерализм» Каннинга, таким образом, оказался только результатом нежелания британской буржуазии упустить из своих рук крупный рынок, который она фактически монополизировала. В довершение всего восстание греков против турецкого владычества создало тот запутанный, мучительный восточный вопрос, который не удавалось разрешить на протяжении всего XIX в. Австрия и Россия выступили на защиту разных враждующих сторон, и Каннинг считал, что интервенцией в Греции можно расколоть Священный союз. Но он стремился проводить свое вмешательство таким образом, чтобы не дать России возможности укрепить свои позиции на Балканах или продвинуться вдоль берега Черного моряк Константинополю. Британский, французский и русский флоты разбили турок в Наваринском бою в 1827 г., но как Англия, так и Франция постарались позаботиться о том, чтобы новое греческое государство не попало под русский контроль12. В эти годы виги во многом соглашались с политикой правительства, и казалось вполне возможным, что они примкнут к группе Каннинга, у которой было гораздо больше общего с ними, чем с аристократической частью тори. В 1827 г. смерть лорда Ливерпуля, премьер-министра, ничтожества, который препятствовал проявлению открытой вражды между группами Каннинга и Веллингтона, вскрыла, наконец, раскол в партии тори. Каннинг сформировал министерство из своих сторонников, причем виги оказали ему поддержку, а аристократические тори находились в большей или меньшей степени в оппозиции. Шесть месяцев спустя он также умер, и после периода неопределенности сформировал правительство Веллингтон. Гескиссон, который по наследству руководил тори Каннинга, вскоре вышел в отставку. Положение партии тори в этот период можно сравнить только с положением вигов примерно в 1760 г. Профессор Г. М. Тревельян очень метко характеризует одну сторону существовавшего положения. Он пишет: «Политическое положение этого периода может смутить человека, изучающего его; оно богато парадоксальными событиями: в то время как старые партии раскалывались, «дух века» и постоянное давление, оказываемое извне людьми, не имеющими представительства в парламенте, тяготело изо дня в день над политикой номинальных властей. Сцена представляла всю суматошную неразбериху крупного военного отступления, когда никто не знает, что делает кто угодно другой, и когда позиции занимаются только с тем, чтобы их тут же оставить». Но все же в основе всего лежал тот факт, что через личные распри и «суматошную неразбериху» в среде политиков прокладывали себе дорогу новые классовые соотношения. Промышленная революция достигла того периода, когда класс, который она породила, становился достаточно сильным и мог уже диктовать новую политику, даже еще до перехода к нему непосредственного политического руководства. Как это часто случается в такие моменты, правительство вынуждено было прибегнуть к действиям, которые были для него совершенно неизбежны, но, несомненно, в будущем должны были оказаться гибельными. Не успел Веллингтон прийти к власти, как он уже оказался перед выбором: или гражданская война, или согласие на эмансипацию католиков в Ирландии. Он избрал последнее, хотя и знал, что для англиканской церкви, являвшейся главным оплотом аристократических тори, эмансипация католиков была неприемлемой, что они ее не простят. Этим почти случайным событием — случайным, поскольку оно не имело непосредственного отношения к внутренней политике Англии, — закончился раскол партии тори. У нее не осталось ни спайки, ни руководства, ни общих принципов, ни общей политики. Характер предстоящих изменений определялся тем фактом, что тори, сторонники Каннинга, влились в партию вигов (одно время казалось вероятным, что именно виги присоединятся к тори, сторонникам Каннинга). Когда в конце двадцатых годов торговля, возродившаяся на некоторый период, снова переживала кризис и виги сумели направить недовольство голодного народа против тори, против синекур и всех ненормальностей, царивших в переформированном парламенте, не было уже силы, которая могла бы оказать эффективное сопротивление. 11 Мероприятия Пиля и Гескиссона были вызваны не ослаблением деятельности радикалов, а, наоборот, боязнью более решительного наступления рабочего класса в более благоприятных условиях.— Прим. ред. 12 См. главу XIII, раздел 3. |
загрузка...