5. Характер основных конфликтов английской революции
|
Абсолютизм Тюдоров носил чрезвычайно своеобразный характер – это был абсолютизм «по соглашению». У Тюдоров никогда не было ни регулярной армии, ни полицейских войск, ни хорошо развитого бюрократического аппарата. Они никогда не располагали большим доходом, чем тот, который был необходим для удовлетворения наиболее неотложных нужд. Их власть поэтому в силу необходимости базировалась на временном равновесии классовых сил, которое обеспечивало им прочную поддержку могущественных классов, прежде всего купечества и значительной части мелкопоместного дворянства. Сквайрам с их собственного согласия отводилась сфера гражданской службы: они были мировыми судьями. А богатые буржуа были в состоянии помочь правительству преодолеть труднейшие финансовые кризисы. Так, в частности, отношения между правительством Елизаветы и лондонскими золотых дел мастерами, которые уже начинали вести дело как банкиры, носили характер тесной дружбы.
Такое равновесие было, однако, по самому своему характеру непрочным и объяснялось лишь тем обстоятельством, что в XVI в. монархия имела значение исторически положительного фактора и боролась против остатков феодализма. До тех пор пока она действительно играла такую роль, подавляя феодальные беспорядки и стремясь создать устойчивое правительство, буржуазии и прогрессивной части мелких землевладельцев незачем было поднимать вопрос о власти — они могли процветать и в рамках старого режима. В союзе с этими классами Тюдоры сокрушили независимую власть церкви и знати и создали предпосылки для развития капиталистического хозяйства. Однако, поскольку сама монархия в слишком большой степени была продуктом феодализма и сохранила еще слишком много феодальных пережитков, она, достигнув определенной точки, стала главной помехой буржуазной революции, центром, вокруг которого сплотились все реакционные силы, готовящие революции решительный отпор. В этой связи поворот в отношениях католиков и пуритан к короне, происшедший в первом десятилетии XVII в., приобретает особое значение. Теперь совершенно очевидно, что буржуазия могла развиваться не в союзе с короной, а только находясь к ней в оппозиции. Для людей XVII в. все это, конечно, не было так уж просто и ясно, но необходимость давила на них, являясь в виде бесчисленных, на первый взгляд друг с другом не связанных вопросов, и подводила к решениям, осуществление которых означало в своей совокупности исторический прогресс всего класса. Когда к 1600 г. условия, породившие тюдоровское равновесие, исчезли, история, казалось, открыла два взаимоисключающих пути, и тот, по которому в конечном счете пошло развитие, вряд ли мог показаться наблюдателю тех времен наиболее подходящим. Государственная машина, прослужившая до этого целое столетие, все более не соответствовала сложным и многообразным нуждам жизни народа. Возник вопрос: кто создаст и возглавит необходимый государственный аппарат нового типа? По всей Европе феодализм уступал дорогу бюрократическому деспотизму, наиболее совершенный пример которого являла Франция. Независимая власть феодальной знати была подорвана, однако это произошло без участия какого-либо иного класса, способного занять ее место; между тем в результате бесконечных войн в руках королей оказались могучие регулярные армии. Стюарты, прекрасно видевшие эту тенденцию за границей, вполне сознательно решили следовать примеру французских королей. Со своей стороны парламент, хотя и менее ясно видевший эту опасность, стремился со всей решимостью отвратить ее. А некоторые особенности внутреннего положения в Англии способствовали развертыванию борьбы. Во-первых, Англии не приходилось вести столь продолжительные войны, к тому же те войны, которые она вела, носили морской характер, и, таким образом, это исключало возможность создания регулярной армии, без которой немыслим настоящий абсолютизм. Во-вторых, в связи с тем, что монархия Тюдоров была фактически основана на добровольном союзе, каждая из сторон которого нуждалась в поддержке другой стороны, в стране были сохранены и приспособлены к новым условиям парламентские формы, возникшие еще в средние века при совершенно иных условиях, а доход короны все еще оставался в основном феодальным по своему характеру и был далеко не достаточным ресурсом. Буржуазия готова была делать для Тюдоров все что угодно, только не платить больших налогов. Парламент, который возник в качестве инструмента, сдерживавшего теоретически абсолютное право феодального короля распоряжаться собственностью своих подданных, со временем превратился в стража абсолютного права каждого распоряжаться своей частной собственностью по своему усмотрению. Вера в святость частной собственности особенно укрепилась в XVI в. вместе с ростом буржуазии. И лишь путем прямой атаки на нее в форме налогового пресса Стюарты могли бы создать новый государственный аппарат, необходимый для установления полного деспотизма; однако всякая подобная атака неизбежно привела бы к жестокой классовой схватке. В этом сущность всего конфликта и причина того, что Стюарты всегда не ладили с парламентом в налоговом вопросе. Корона претендовала на право взимать налоги, ибо это было, по ее мнению, необходимо для управления государством. Палата же общин претендовала на право платить ровно столько, сколько, по ее мнению, было необходимо для управления государством. По существу, это было прямым требованием политической власти, поскольку на практике палата была готова разрешить королю править лишь так, как ей было угодно, а в случае отказа — не разрешать ему вообще ничего. Вот в каких ясных выражениях судья Финч изложил точку зрения короля на процессе Гемпдена, отказавшегося платить корабельную подать: «Парламентские акты, отнимающие у короля право осуществлять его королевскую власть в целях защиты государства, лишены законных оснований. Незаконны парламентские акты, запрещающие королю распоряжаться своими подданными, их личностью, товарами, а также, заявляю я, их деньгами, ибо все парламентские акты одинаковы». «Богом данное» право королей натолкнулось на решительное сопротивление «богом данного» права частной собственности и, в конце концов, было побеждено. В то время как у Стюартов в этой борьбе были совершенно определенные цели и хорошо разработанная теоретическая платформа, буржуазия в основном руководствовалась инстинктом. Теоретическая ясность пришла — если она вообще пришла — уже в процессе борьбы; сначала же обычно довольствовались туманными заявлениями о свободе личности и смутным представлением о некоем основном законе, который стоит выше королевской власти и который не может быть отброшен без нарушения конституции. В 1640 г. никто не предвидел, да и не мог предвидеть, конституционной монархии, появившейся в результате компромиссов 1660 и 1688 гг. Никто также не понимал, что уничтожение Долгим парламентом Звездной палаты, Высокой комиссии и других судов, основанных на прерогативе, уже само по себе являлось малой революцией. Имелось в виду лишь уничтожение учреждений, ставших инструментом королевской тирании. На деле же была перерезана главная артерия всего старого государственного аппарата. Корона, Тайный совет, суды, основанные на прерогативе, мировые суды — в се это являлось единой живой цепью. И вот из нее удалили звено, связывавшее центральный орган с периферией, после чего ни Тайный совет, ни мировые суды уже не могли восстановить своего былого значения. Возникла необходимость создания нового государственного аппарата, уже не вокруг Тайного совета, ответственного перед королем, а вокруг кабинета, ответственного перед заседавшей в парламенте буржуазией и обладающего новой, более гибкой системой финансов и местного самоуправления. Опять-таки лишь немногие члены Долгого парламента в 1640 г. были республиканцами, и мало кто помышлял о чем-нибудь, кроме ограничения власти короны. Те республиканцы, которые и были в то время, мечтали не о демократической республике, а о республике плутократической, по образцу Голландии, которая благодаря своему экономическому процветанию стала Идеальным государством в глазах купечества. Радикализм, появившийся в конце гражданской войны, пока еще таился среди тайных, преследуемых сект, духовных наследников немецких анабаптистов, мечтателей-мистиков, ожидавших наступления царства небесного. Люди же практического склада: пимы, вейны, ферфаксы и кромвели довольствовались тем, что защищали свои земные владения и на первых порах не старались заглядывать далеко в будущее. Их религиозные убеждения имели здесь существенное значение, поскольку они укрепляли уверенность в божественной справедливости их дела и вселяли в них необходимую храбрость, когда надо было предпринять тот или иной шаг. Во всех своих стремлениях они видели руку бога войны, ведущего их так же уверенно, как он вел через пустыню детей Израиля. И, пожалуй, именно из-за отсутствия теории и ясного представления целей политическое движение и политическая мысль XVII в. так часто принимали религиозную форму. Несмотря на все приведенные доводы в пользу противоположной оценки, необходимо признать, что гражданская война была борьбой классовой, революционной и прогрессивной. Победа роялистов означала бы прекращение всякого развития страны сохранение феодальных форм, лишенных содержания, окостеневших в форме монархической тирании. |
загрузка...