1. Суконная промышленность

Во время политической смуты XV в. Англия окончательно перестала быть производителем шерсти и превратилась в изготовителя сукна. Хотя в суконной промышленности было занято намного меньше людей, чем в сельском хозяйстве, она начала играть решающую роль в английской экономической жизни; это резко отличало последнюю от экономической жизни большинства других европейских стран и определило направление и быстроту развития Англии. В средние века Англия была более ярко выраженной сельскохозяйственной страной, чем, например, Франция. Ее города были меньше, они никогда не добивались такой самостоятельности, как города Франции, никогда так резко не противопоставляли себя феодальным лордам или крестьянству. Но сельская Англия была более развита, ее крестьянство было более свободным. И именно эта равномерность развития, эта сравнительная слабость специфически городского промышленного производства в феодальной форме так облегчила и ускорила развитие капиталистической текстильной промышленности, которое было неизбежно при достижении определенного технического уровня.

Эта текстильная промышленность прежде всего развилась на Юго-Западе Англии и в Восточной Англии, вокруг Нориджа и в городах и селах долины Стор, где высокие готические церкви и дома с большим количеством окон, принадлежавшие богатым суконщикам, свидетельствуют о прошлом, но теперь давно уже исчезнувшем процветании. Восточная Англия всегда находилась на особом положении по отношению к Фландрии, расположенной прямо против нее по другую сторону Ламанша. В то время как в других частях Англии начался усиленный экспорт шерсти, в Восточной Англии экспорт шерсти был незначительным. Вместо шерсти Восточная Англия отправляла на кораблях зерно, чтобы кормить промышленное население Гента и Брюгге. Фламандцы, как говорится в стихотворении, написанном около 1436 г., «должны или умирать с голоду, или иметь с нами мир».

Сельское хозяйство Восточной Англии носило смешанный характер: овцеводством в ней занимались не за счет сокращения посевной площади, и здесь большие пространства земли специально не отводились под пастбища для овец, как это делалось в экспортирующих районах. Шерсть здесь была низкого качества; шерсть Суффолка значилась последней в списке, составленном в 1454 г., в котором было перечислено 44 сорта шерсти. Платили за нее только 52 шиллинга за тюк, в то время как лучшая херефордская шерсть стоила 260 шиллингов. Норфолкскую шерсть даже не сочли нужным внести в этот список. Эта шерсть была такого низкого качества, что она не могла найти себе сбыта за границей. Поэтому с давних времен из нее на месте выделывали грубые ткани. Вероятно, потому, что она, не предназначалась для экспорта и не требовалась в больших количествах, здесь меньше, чем в других местах, стремились улучшить породу овец.

Географическое положение Восточной Англии вызывало у фламандских ремесленников стремление селиться здесь, и, как мы уже видели, такие поселения начались немедленно после норманского завоевания. Постепенно пришельцы научили местное население своим более искусным методам, и к началу XV в. в суконной промышленности были сделаны большие усовершенствования и появилось много новых сортов сукна улучшенного качества. Совершенно забытые теперь деревни, такие, например, как Керси и Уорстед, дали свои имена сукнам, которые стали известны всей стране и даже начали конкурировать с фламандскими сукнами на европейском рынке.

Сначала экспортировались главным образом некрашеные сукна, их отправляли во Фландрию для ворсования и окраски, причем большая часть барышей оставалась в руках фламандцев. Поговорка, что они покупают лисьи шкуры у англичан за грот¹, а продают им хвост за гульден, почти так же метко определяла новое положение, как и более ранний период, когда экспортировалась просто шерсть. Торговля шерстью велась сначала купцами Ганзы, вытесненными с экспортного рынка шерсти стапельной торговлей, но сумевшими захватить в свои руки новый вид экспорта. Однако как стапельные торговцы сумели бросить вызов итальянцам и победить их в XIV в., так и английская организация, известная под названием «Купцы-авантюристы», отбила экспорт сукна у купцов Ганзы в XV в. Организовав «факторию» в Антверпене в 1407 г., эти купцы процветали, несмотря на враждебное к ним отношение как со стороны фламандских городов, занятых изготовлением сукна, так и издавна завоевавших себе положение стапельных купцов, базой которых все еще был Кале.

Одним из преимуществ купцов-авантюристов был беспрепятственный и постоянный доступ к сырью; они могли покупать его дешевле, чем фламандцы, которым приходилось платить большие пошлины. Когда в 1434 г. фламандцы запретили импорт английского сукна, ответное запрещение экспорта шерсти принесло им гораздо большие убытки. После того как при Генрихе VII в 1496 г. были восстановлены нормальные торговые отношения благодаря подписанию договора, известного под названием «Великое соглашение», промышленность Фландрии все же продолжала клониться к упадку. Во времена Тюдоров испанское вторжение в Нидерланды и последовавшие вслед за этим ожесточенные войны довершили этот процесс и вызвали приток поселенцев-ремесленников в Англию. Голландия, добившаяся независимости, являлась наименее индустриализованной частью Нидерландов и стала в XVI в. скорее торговым, чем промышленным конкурентом.

Это двухстороннее развитие иллюстрируется цифрами, показывающими уменьшение экспорта шерсти наряду с увеличением экспорта сукна. В 1354 г. было экспортировано менее 5 тыс. кусков сукна; в 1509 г. — 80 тыс. и в 1547 г. — 120 тыс. кусков. С другой стороны, во времена царствования Эдуарда III пошлины на экспортирующуюся шерсть равнялись примерно 68 тыс. ф. ст.; в 1448 г. эта цифра снизилась до 12 тыс. ф. ст. Такое увеличение экспорта сукна отнюдь не происходило беспрерывно. В XIV в. и в начале XV в. экспорт быстро увеличивался, затем война и неустойчивое политическое положение привели к сокращению экспортных рынков и даже к уменьшению экспорта; рост возобновился только в конце XV в. Этот промежуточный период упадка был одной из главных причин роста ограничений и монополии в области экспортной торговли сукном, так как господствующая группа купцов пыталась компенсировать себя за сокращение рынков получением большей прибыли с тех рынков, которые еще были для них открыты.

Но самым главным было то, что суконная промышленность почти с самого начала развивалась на капиталистической основе. Поскольку сукно вырабатывалось в больших количествах для экспортного рынка, мелкие независимые ткачи неизбежно подпадали под контроль купцов, которые одни только и располагали средствами и знаниями, нужными для эксплоатации этого рынка. Овцеводы также давно привыкли продавать шерсть большими партиями. Детальное разделение труда и большое количество процессов, требующихся для изготовления сукна из шерсти, делали почти невозможной организацию промышленности на базе гильдий. Есть основания полагать, что нориджские гильдии неоднократно, но довольно безуспешно пытались подчинить своей власти ткачей окружных деревень.

Суконщики начали с того, что стали продавать пряжу ткачам и покупать у них уже готовое сукно. Вскоре суконщики контролировали уже все процессы. Они покупали шерсть, раздавали ее прядильщикам, в основном женщинам и детям, работавшим у себя на дому, снова забирали ее у них, передавали ткачам, красильщикам, валяльщикам и ворсовщикам, причем они предпочитали расплачиваться за отдельные процессы по установленным сдельным ценам, вместо того чтобы продавать и вновь покупать это же сукно после каждого процесса выработки. В статуте 1465 г. отражена подробная картина всего процесса и имеются сетования на обман со стороны ткачей, указывающих фальшивый вес. Этот статут примечателен также как первый закон, ограничивающий систему оплаты труда товарами. Им предусматривалась выплата заработной платы «настоящими, имеющими законное хождение деньгами», а не «булавками, кушаками и другими неходовыми изделиями». Барыши были обычно большими и накопление капитала быстрым. По мере того как такая же промышленность, что и в Восточной Англии, начала создаваться в Сомерсете, в Западном Райдинге и других частях страны, суконщики образовали ядро капиталистического класса, более предприимчивого, более беспринципного и более готового испробовать новые пути вложения капитала, чем консервативные члены гильдии более старых городов. Бристоль, Гулль и прежде всего Лондон стали центрами широко распространенной коммерческой деятельности; крупные купцы этих городов начали приобретать равное с дворянами богатство и влияние.

Более высокая стадия концентрации была достигнута, когда суконщики начали собирать большое количество ремесленников под одной крышей для выполнения всего процесса производства. Эта система, живо описанная в новелле нориджского ткача Томаса Делони (1543—1600), получила широкое распространение в начале XVI в. и вызвала общий протест ткачей. Часть причиненного ею зла описана во вступлении к акту 1555 г., направленному на ограничение этой системы.

«Поскольку ткачи этого королевства на настоящей сессии парламента, так же как и неоднократно ранее, жаловались на то, что богатые и состоятельные суконщики всячески их притесняют: некоторые суконщики устанавливают и держат у себя дома различные ткацкие станки, на которых работают поденщики и неквалифицированные люди, что наносит ущерб большому количеству ткачей, их женам и хозяйству; некоторые собирают у себя ткацкие станки и отдают их в аренду по таким невероятно высоким ценам, что бедные ремесленники не могут прокормить ни себя, ни, тем более, своих жен, родных и детей; некоторые платят за ткачество и за обработку сукна гораздо меньше, чем они платили раньше...» — акт ограничил число станков, которые суконщику разрешалось иметь у себя дома, и, повидимому, развитие промышленности, выходящей за рамки домашнего производства, было приостановлено. Вероятно, добавочные барыши, которые можно было получить путем концентрации, были не настолько велики, чтобы можно было вытеснить домашних ткачей; применявшиеся же машины были не настолько дорогостоящими, чтобы суконщики могли добиться монопольного положения².

Увеличение нормы прибыли, увеличение производства товаров и международной торговли, которое тогда в той или иной мере наблюдалось почти во всей Европе, привело к серьезному денежному кризису во второй половине XV в. Соответственно возрос спрос на золотые и серебряные деньги, которые были единственно удовлетворительным средством обмена в период, когда кредитом только еще начинали пользоваться. Европа сама не могла удовлетворить этот спрос. Правда, небольшие количества золота поступали к ней время от времени, еще большее количество его экспортировалось, терялось из-за стирания монет или изымалось из обращения, так как из него изготавливали столовую посуду и драгоценности. Возможно, что около 1450 г. в обращении находилось меньше золота, чем во времена римской империи. Что касается серебра, то хотя оно и добывалось, особенно в Германии, все же его было не так много, чтобы можно было обеспечить сильно возросший спрос.

Настоящий голод на драгоценные металлы и особенно на золото, которым было удобнее всего пользоваться при международной торговле, начал служить препятствием для постоянного роста торговли. Все европейские страны пытались, правда без малейшего успеха, воспрепятствовать вывозу золота в слитках; в Англии, в царствование Эдуарда IV, такой вывоз рассматривался как государственное преступление. Именно этот недостаток золота и желание найти новые источники получения его послужили импульсом к географическим открытиям, которые в XVI в. дали Европе обширные новые территории для эксплоатации.

Колумб писал, что «золото представляет собой сокровище, и тот, кто владеет им, обладает всем, что ему нужно в этом мире, а также и средством спасения души из чистилища и возвращения ее к усладам рая»; он прекрасно понимал характер стоявшей перед ним задачи. Его путешествие послужило сигналом к началу первой величайшей в мире по результатам погони за золотом.

¹ Грот — 4 пенса, мелкая английская монета.— Прим. ред.
² См. стр. 282.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 8439

загрузка...

Другие книги по данной тематике