Выводы

Мы рассмотрели общие черты организации шведского горного дела в XIV—XV вв., стараясь выявить характерные особенности его социальной структуры и то значение, которое имело горное дело для развития различных сторон жизни шведского общества в интересующий нас период.

В основе социальных отношений в Бергслагене лежала регальная собственность на землю, что наложило сильный отпечаток на его организацию и формы социальной борьбы.

Организации горного дела был присущ двойственный характер. С одной стороны, она базировалась на феодальной земельной собственности и сохраняла формы эксплуатации, характерные для феодального хозяйства, где в основе лежало присвоение земельной ренты. Кроме того, большую роль там играла мелкая (в ряде случаев неполная) земельная собственность непосредственных производителей, реализуемая ими путем личного труда и свободного распоряжения продуктом при условии соблюдения горной регалии.

Вместе с тем в горном деле имело место относительно развитое частное предпринимательство. Самостоятельным «горным людям» противостояла масса квалифицированных наемных рабочих и поденщиков. В среде горных мастеров наблюдалась сложная имущественная и социальная градация. Собственно предпринимателями может быть названа только верхушка горных мастеров совладельцев долей в рудниках и плавильнях, живущих за счет эксплуатации наемного труда. Подавляющую часть горных мастеров составляли своего рода держатели мелких долей; они сами обрабатывали свои наделы, но в ряде случаев выступали и в качестве подрядчиков. Поэтому положение мелких мастеров было двойственным и противоречивым, в их среде происходила непрерывная имущественная дифференциация, углубляющая поляризацию социальных отношений на промыслах.

Немалую роль в горном деле играл бюргерский элемент, в частности купцы-профессионалы, связанные с экспортной торговлей металлом (они составляли основной контингент крупных горных предпринимателей), а также феодалы и корона, выступавшие в ряде случаев как предприниматели и экспортеры металла.

Наличие предпринимательских форм организации горного дела и органическое слияние предпринимательской его верхушки с носителями торгового капитала свидетельствует о складывании в горном деле Швеции в XV в. предпосылок раннекапиталистических отношений. И хотя темпы развития шведского горного дела к концу XV в. не следует переоценивать (ведь формы его организации оставались еще феодальными, наемный труд носил отчетливый отпечаток внеэкономических связей и принуждения, а роль мелкого самостоятельного производства была все еще велика), все же горное дело выглядит как область передовых для того времени социальных отношений. Это естественно вытекало из самого характера горного дела, являющегося не просто товарной отраслью шведского хозяйства XIV—XV вв., а отраслью, связанной с крупным (европейским) рынком. Товарному характеру горного дела не противоречил натуральный характер ренты и других поборов со стороны земельных владельцев в Бергслагене. Наоборот, натуральная рента здесь (как и в деревне того времени) во многом являлась следствием именно товарного характера горного дела: благоприятная торговая конъюнктура для шведского металла на балтийском крынке создавала стимул именно для такой формы присвоения продукта труда горных людей. В данном случае связь горного промысла с рынком во многом осуществлялась через землевладельца, главным образом через королевское и государственное землевладение, обогащая последнее и являя наглядный пример «обслуживания» товарным производством феодального хозяйства.

Промысловые районы были передовой областью и в отношении внутренней эволюции металлоделательного производства. Здесь применялись сравнительно разнообразные орудия труда, воспринимались и прививались новые методы плавки, отливки и ковки металла. Здесь, как и в городских кузнечных ремеслах, сложились развитые для Швеции того времени формы разделения труда и производственной кооперации. На промыслах концентрировалась квалифицированная рабочая сила. Все это способствовало развитию производительных сил и культуры самой Швеции и оказывало воздействие на другие скандинавские страны.

Будучи передовой отраслью хозяйства Швеции в XIV — XV вв. горные промыслы занимали важное место в общественной жизни страны. Как товарное производство горное дело существенно повлияло на развитие шведских городов и городского ремесла; с другой стороны, оно само развивалось по мере роста городских центров, где сосредоточивались обрабатывающая промышленность и торговля металлом. Неразрывная связь горного дела и городского хозяйства привела в Швеции к складыванию и укреплению союза горняков и бюргерства, сыгравшего важную, подчас решающую роль в политических отношениях того времени. Эта роль была прогрессивной, поскольку и горное дело и города обеспечивали экономическое усиление центральной власти и поддерживали как централизаторские, так и общедемократические и национально-освободительные тенденции, характерные для шведского общества XV — начала XVI в. и нашедшие выражение в народном восстании 1434—1436 гг., в победе при Брункеберге в 1471 г. и в установлении власти Стуре, а позднее — Вас²⁷.

Анализ социальных отношений в Бергслагене позволяет понять и некоторые особенности этого широкого народного движения в Швеции XV — начала XVI в. Как известно, одним из важных его моментов был протест против засилья иностранного, в частности немецкого, элемента в стране. Шведская историография, от хроники Стуре и до наших дней, справедливо характеризует это движение как борьбу за самостоятельность Швеции, но борьба против чужеземного господства, против засилья датчан и ганзейцев, в конечном счете часто расценивается как чисто национальная проблема. В своей работе «Битва при Брункеберге и ее предыстория» Э. Лённрот впервые поставил вопрос о неправомерности такого подхода, о необходимости разграничивать форму выражения протеста и его действительные причины, мотивы и цели и подкрепил свою точку зрения убедительным анализом социального и национального состава руководящих группировок борющихся сторон. Э. Лённрот справедливо указал, что теснейшая связь стокгольмских бюргеров и даларнских промысловиков с ганзейской торговлей на первый взгляд трудно увязывается с тем фактом, что они стояли в первых рядах антиганзейского движения. Но объяснение этого противоречия Э. Лённрот ищет в борьбе за власть между аристократическими феодальными группировками.

Ганза действительно играла в Швеции чрезвычайно сложную политическую роль, тем более, что она представляла собой не единый организм, а союз соперничающих между собой городов ²⁸. Поэтому рассматривать историю Ганзы в Швеции вне связи с внутренней историей Ганзы так же неверно, как и вне связи с внутренней историей Швеции. Но нас интересует здесь не политическая деятельность Ганзы, а та социальная роль, которую играли в Швеции, в частности на горных промыслах, ее представители. Для этого, очевидно, требуется восстановить ход развития специализированного товарного промыслового хозяйства, или, иначе говоря, ход общественного разделения труда в этой отрасли производства Швеции до конца XV в. По существу общее представление об этом процессе складывается из предложенных выше результатов анализа социальной структуры шведского горного промысла в XIV—XV вв.

В период раннего средневековья, в ходе заселения Даларны и прилегающих к ней районов, горные разработки там производились местными бондами в рамках их домашнего хозяйства. По мере развития металлообрабатывающего производства в Европе и самой Швеции и, соответственно, по мере складывания рынка сбыта для продукции шведского горного промысла происходил естественный процесс выделения промысловиков-бондов, занятых по преимуществу добычей руды и плавкой металла. Дальнейшее втягивание горного промысла в рыночные отношения, наряду с ростом производительных сил в самом горном деле, потребовало массового отрыва промысловиков от сельского хозяйства (или других промысловых занятий, например, некогда столь распространенной в Даларне охоты на пушного зверя) и превращения их в бергсманов, для которых промысел стал по существу единственным способом добывания средств к жизни. Массовое выделение бергсманов означало переход к специализированному товарному промысловому занятию, т. е. явилось качественным скачком в развитии горного дела.

В ходе имущественного расслоения производителей (неизбежно связанного с ростом товарности самого производства), выделения бергсманов и дальнейшей специализации труда на промысле росла социальная дифференциация непосредственных производителей на самостоятельных мастеров-местерманов и наемных рабочих. Дальнейший ход этой социальной дифференциации, ускоренной проникновением на промыслы ганзейского купеческого капитала, привел к постепенному размыванию прослойки самостоятельных горных мастеров, к разорению и превращению в наемных рабочих одной ее части и к полному отрыву другой, меньшей группы местерманов от процесса производства. Эти последние вошли в состав складывавшейся предпринимательской верхушки на промыслах.

Процесс социальной эволюции горного дела, связанный с превращением его в товарную сферу производства, проходил, следовательно, через те же стадии, что и процесс развития средневекового ремесленного производства вообще: от домашнего промысла (или ремесла) как составной части натурального деревенского хозяйства — к мелкому, самостоятельному, специализированному товарному хозяйству, а затем к раннекапиталистическим формам производства, связанным с частным предпринимательством и господством торгового капитала.

Горный промысел Швеции к концу XV в. стоял на пороге третьего этапа и сохранял многие пережитки предшествующих ступеней развития. Этот последний момент также очень важен, поскольку он позволяет заключить, что в структуре горного дела нашла яркое проявление свойственная шведскому феодализму социальная многоукладность. Следовательно, горный промысел в Швеции развивался в полном соответствии с общими особенностями шведского феодализма и не являлся только чужеродным, извне (немцами и Ганзой) привнесенным институтом, как его трактуют некоторые историки.

Каково же место Ганзы в развитии шведского горного дела? Как мы уже видели, роль ганзейцев на шведских горных промыслах была двоякой. С одной стороны, ганзейские купцы в сущности монополизировали в своих руках экспорт металла. С другой стороны, эти же (или тесно связанные с ними) лица были в Бергслагене основной по массовости и влиянию группой горных предпринимателей.

Таким образом, ганзейцы на шведских рудниках представляли определенный социальный слой — слой носителей купеческого капитала, выступавших в качестве эксплуататоров по отношению к непосредственным производителям—мелким горным мастерам и рабочим.

Этот капитал развился в результате ганзейской торговли, которая была по существу своему торговлей посреднической, а следовательно, наиболее грабительской. Поэтому активное участие трудящихся масс Даларны в антиганзейском движении следует расценивать прежде всего как социальный протест против эксплуатации со стороны представителей купеческого капитала, особенно хищнического (а следовательно, ненавистного) потому, что он был ориентирован во вне страны.

Немаловажное значение здесь имел и политически-правовой аспект. Ведь, как уже указывалось, органы местного управления в Бергслагене комплектовались в основном из представителей предпринимательских или близких к ним кругов, а поскольку в числе этих лиц преобладали немцы, то и управление в горнорудной области сосредоточивалось по преимуществу в их руках. Не случайно в одном письме от 60-х годов XV в. жители Даларны жаловались на то, что все должности там занимают немцы, а «шведы могут быть только палачами и могильщиками» ²⁹.

Ганза была своеобразным катализатором в развитии горного дела Швеции. Являясь носителями купеческого капитала, ганзейцы способствовали втягиванию шведского горного дела в орбиту интернациональной торговли, разложению патриархальных отношений и складыванию элементов нового, буржуазного уклада в Бергслагене. Благодаря посредничеству ганзейцев (многие из которых стали горными предпринимателями) шведское горное дело (как и городское ремесло) обогащалось новыми техническими достижениями, появившимися в передовом горном деле Германии, а также высококвалифицированными специалистами.

Но роль Ганзы не следует преувеличивать, как не следует переоценивать темпы развития шведского горного промысла по сравнению с другими отраслями промышленности страны XIV—XV вв.

Конечно, нет сомнений в том, что в экономическом и социальном отношении горно-металлургические промыслы были передовой областью Швеции XIV—XV вв. и что причина этого во многом заключалась в наличии интернационального рынка для шведского металла. Но многие качества шведской горно-металлургической промышленности того времени — незавершенность специализации промыслового хозяйства, большая роль в нем мелкого, самостоятельного труда и мелкой собственности, полупринудительный характер наемного труда и полупатриархальные формы его оплаты — свидетельствуют о том, что к концу XV в. этот промысел оставался в целом феодальным. Сопоставление характера городского ремесла и горного дела показывает органическое сходство их экономических и социальных характеристик; это не качественно отличные сферы шведской экономики XIV — XV вв., а лишь этапы организации ее феодальной промышленности в период зарождения ранне-капиталистических отношений, и различия между этими этапами обусловлены не только характером рынка, но и особенностями самого труда.

²⁷ Е. Lönnroth. Slaget på Brunkeberg..., s. 176, 184, 190.
²⁸ Ср. А. V. В г a n d t. Lubeck och Sverige under förra hälften av 1600-talet.—HT, 1959, hf. 2, s. 130—131.
²⁹«...swenska mend finge och måte intet annad embete haffna en wara bödel och dödhgraffuare» (Dipl. Dal., № 119). Это положение мало изменилось после 1471 г, так как и в начале XVI в. даларнцы больше всего ненавидели и боялись «данов, ютов, немцев и дьявола»! (S. T u n b е г g. Riksdag.., s. 4, 5).

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3379

загрузка...

Другие книги по данной тематике