П. В. Советов. Типологические аспекты молдавского феодализма (в период турецкого ига и в проектах о вступлении в подданство России, Польши и Австрии)^*

В периодизации феодализма как общественно-экономической формации различаются определенные последовательные фазы развития от более низких стадий раннего феодализма к более высоким ступеням развитого феодализма. В рамках проблемы периодизации сейчас уже почти никто не воспринимает картину феодализма в той или иной стране или регионе статически. Другое положение наблюдается при исследовании проблемы типологизации феодализма. В этом вопросе еще не изжил себя подход, при котором тот или иной тип феодализма для определенной страны или региона рассматривается практически как навсегда установившийся. Все существенные изменения и сдвиги, происходившие в развитии феодализма, изучаются преимущественно в рамках проблемы периодизации, то есть только как стадиальные сдвиги (по вертикали общественно-экономического развития). В самой постановке проблемы типологизации еще редко выделяют такие изменения, которые носят не стадиальный характер перехода от одной фазы к другой (по вертикали), а характер типологических сдвигов (сдвигов по типологическому ряду) в рамках пока той же фазы развития феодализма. Речь идет о таких сдвигах, которые приводят к переходу отдельного региона или страны от одних типологических форм феодализма к другим (по горизонтали общественно-экономического развития) без перехода в следующую новую стадию или фазу развития, что, впрочем, не исключает их одновременности (движения феодализма вглубь при изменении типологических путей его развития)¹. В литературе иногда наблюдается стремление совместить эти принципиально различные сдвиги (по вертикали и горизонтали), которые могут и не совпадать. Тем самым проблемы периодизации и типологизации феодализма не взаимно обусловливаются, а иногда просто совмещаются или подменяются².

Актуальность постановки, учитывающей соотношение проблем периодизации и типологизации, чувствуется повсеместно, особенно для тех регионов, где в развитие феодализма по вертикали вмешивается внешний фактор (в частности завоевание), смещающий это развитие в горизонтальном плане, то есть где наблюдаются не только стадиальные, но и чисто типологические сдвиги. Такая постановка этих проблем имеет решающее значение для региона Юго-Восточной Европы периода турецкого завоевания и, в частности, для понимания типологических путей развития феодализма в Молдавском княжестве XV — XVIII вв.³

В свою очередь, исходная теоретическая позиция при изучении типологических путей развития феодализма в той или иной стране или регионе состоит в определении критериев самой типологизации. Они должны быть максимально более универсальными в своем абстрактном построении, должны выводиться не путем изучения регионального соседства, а на основе универсального синхро-стадиального исследования, то есть должны показывать не географические регионы, а типологические ареалы.

Советская медиевистика в настоящее время только приступила к изучению проблемы критериев типологизации феодализма. Эта проблема носит еще во многом постановочный, нередко дискуссионный характер⁴.

Среди отдельных постановок мы можем указать и на выдвинутую во время Кишиневского симпозиума 1973 г. точку зрения по вопросу о критериях построения одного из типологических рядов феодализма⁵. В основе ее лежит утвердившееся в советской и зарубежной марксистской литературе мнение, согласно которому во всемирно-историческом масштабе можно выделить (по горизонтали типологического ряда) два наиболее универсально противоположных в смысле социологической модели типа феодализма: западный и восточный. Среди основных критериев первый характеризуется преимущественно как основанный на частновладельческих (сеньориально-вотчинных) отношениях собственности, второй — на феодально-государственных. Разумеется, такая типологизация может быть результатом только общего социологического подхода, а не конкретно-исторического исследования истории отдельной страны. Она не выражает точный сколок с каких-либо конкретных общественных отношений того или иного региона, тех или иных стран эпохи феодализма, позволяя воссоздать лишь наиболее универсальные социально-экономические системы. Это не исключает реально существующих многочисленных конкретно-исторических своеобразий, порожденных особенностями собственного исторического развития отдельных стран и регионов. Систематизация этих своеобразий является делом «вторичной» типологизации наиболее общих универсальных систем по более ограниченным регионам.

В той универсальной схеме, о которой мы говорим, речь идет об одном определенном направлении типологического ряда. В новейшей литературе выдвигают и другие критерии его формирования. Общее построение всех возможных рядов не входит в нашу задачу. Наша цель — найти место молдавского феодализма в указанном типологическом ряду.

При универсальном подходе к этому типологическому ряду в целом надо иметь в виду, что К. Маркс вывел в «Капитале» в теоретическом отношении два «чистых» типа феодальных отношений собственности — частновладельческий (сеньориально-вотчинный) и государственный — и сопоставил их⁶. Это выделение для теоретического познания двух «чистых» форм основывалось на научной абстракции. В данном случае абстракция имела место в отношении всех промежуточных и затушеванных форм, которые мешали видеть природу ренты как экономической реализации феодальной земельной собственности и вместе с тем были ее проявлениями⁷. Вот почему, исходя на наличия двух «чистых» типов феодальных отношений собственности: частновладельческого (К. Маркс видел его преимущественно в Европе) и государственного (К. Маркс видел его преимущественно на Востоке, в Азии), мы не должны забывать при каждом конкретно-историческом исследовании (в данном случае молдавского феодализма) возможность существования многочисленных промежуточных, «нечистых» форм. В последних могли причудливо сочетаться оба полярных типа под различными покровами и юридическими вывесками, затемняющими природу экономических отношений собственности⁸. Подобных сочетаний, отражающих отношения собственности при одной и той же общественно-экономической формации, может быть множество, на что также обращал внимание К. Маркс⁹. Поэтому при наличии двух крайних полюсов, типологизированных в социологическом плане, наблюдается большое число конкретно- исторических промежуточных вариантов в данном типологическом ряду феодальной формации. К. Маркс не исключал в этих промежуточных вариантах типологического ряда наличия элементов феодально-государственных отношений собственности » Европе и частновладельческих на Востоке, в Азии¹⁰. Отсюда условность понятий «западный» и «восточный» феодализм в смысле абсолютного противопоставления двух типов отношений собственности, вместо выяснения их относительного удельного веса¹¹. И, что самое главное, и в Европе и на Востоке, в Азии, конкретное сочетание этих двух типов феодальных отношений собственности (конституирующее данный вариант в этом типологическом ряду) не находилось в застывшем виде на всем протяжении феодальной истории той или иной страны или региона. Наоборот, наблюдается возможность различных типологических сдвигов в отношениях собственности (от феодально-государственных к частновладельческим и наоборот).

Во время проведенной в начале 60-х годов советскими историками дискуссии, посвященной развитию феодализма и капитализма в странах Востока (Азии), отмечалось, например, что «под вывеской верхушки государственной собственности на землю существовала (и развивалась. — П. С.) частная феодальная собственность»¹². Типологические сдвиги внутри феодализма от государственной собственности на землю к частновладельческой были характерны для многих районов Азии¹³. И наоборот, во многих странах Европы в определенные периоды феодализма «под вывеской» частной феодальной собственности на землю шел процесс роста прав государства по экономической реализации земельной собственности. Анализируя последний этап феодализма (до его разложения) в Западной Европе, М. А. Барг характеризовал его как период, когда «над сеньориальной формой ренты надстраивается централизованная ее форма, главным образом в виде государственных налогов, пошлин и сборов»¹⁴. Сеньориально-вотчинная форма феодальной собственности, которая раньше была если не единственной, то главной, постепенно вынуждена была потесниться и дать простор новым формам и отношениям собственности¹⁵. По мнению того же автора, эти сдвиги носили характер перехода от сеньориальной фазы феодализма к следующей фазе позднего средневековья, в которой значительно усилились феодально-государственные отношения собственности и ослабились сеньориально-вотчинные, частновладельческие.

В Молдавском княжестве (как и в соседнем Валашском) наблюдаются такие же процессы, но носят они, на наш взгляд, характер сдвигов не стадиальных (по вертикали перехода от одной фазы феодализма к другой), а типологических (по горизонтали). Характер подобных сдвигов по горизонтали типологического ряда определялся таким внешним фактором, как турецкое завоевание Юго-Восточной Европы, в том числе и Дунайских княжеств.

Если посмотреть сквозь эту призму развитие форм феодализма в Молдавском княжестве XV—XVIII вв., мы будем наблюдать нижеследующую картину.

В период XIV — начала XVI вв. развитие феодализма в Молдавии характеризуется тенденцией укрепления сеньориально-вотчинных отношений собственности. Частнофеодальное землевладение в конце XV в. охватило свыше 90% населенных земель. Господарский домен в результате постоянных пожалований сократился до 6% земель, остатки общинной крестьянской собственности были совершенно незначительными. Процесс экстенсивного развития феодализма вширь был почти завершен. Но проникновение феодальных отношений вглубь было еще незначительным. Почти весь прибавочный продукт производился в крестьянском дворе, степень сеньориальной эксплуатации (особенно барщина) была относительно невелика. Она была ниже, чем в других странах Центральной, Восточной и даже Юго-Восточной Европы (до турецкого завоевания)¹⁶. Заметную роль играла централизованная рента, причем светская вотчина располагала довольно ограниченным иммунитетом¹⁷. Этим объясняется сохранение в определенной мере непосредственных уз зависимости крестьян от феодального государства и замедленные темпы прикрепления к личности и владениям отдельных феодалов¹⁸. Крестьянин долгое время имел формальное право жаловаться на своего землевладельца в государственные, особенно судебные органы. Крестьяне располагали реальной возможностью оказывать сопротивление владельцу вотчины, так как они еще не были отделены от военного дела, систематически участвовали в господарском войске и имели при себе оружие¹⁹.

Подобная структура феодальных отношений собственности в значительной мере обусловила и соотношение классовых и внутриклассовых сил в области внеэкономического принуждения. Военно-служилое сословие феодалов-землевладельцев (как результат высокой концентрации частнофеодального землевладения— 81% в составе крупного и среднего) не достигало даже 2 тыс. человек. Поэтому из-за постоянной военной опасности (со стороны Венгрии, Польши и особенно Оттоманской империи) в армию призывались зависимые частновладельческие крестьяне (войско вырастало от 10 до 40 тысяч). Но все это ограничивало в типологических <рамках сеньориально-вотчинных форм дальнейшее развитие феодализма вглубь (основная закономерность после завершения экстенсивного развития)²⁰.

Это противоречие, сдерживающее дальнейшее движение феодализма вглубь (т. е. в плане вертикального общественно-экономического развития), постепенно (в течение XVI в.) преодолевается за счет перестройки указанной ирупновотчинной структуры собственности путем ее раздробления, преимущественно с сохранением наследственных связей владельцев. Появляется в огромном масштабе мелковотчинное землевладение как новообразование (рост с 19 до 55% всей структуры), формирующее земельную базу военно-служилого сословия (процесс, который при всем своеобразии соответствует субинфеодации в Англии XI—XIII вв.; складыванию в массовом масштабе рыцарского Землевладения в континентальной части Западной Европы XII— XIV вв.; формированию помещичьего дворянского землевладения в России XV—XVI вв. и т. д.). В результате мощь и сила господствующего класса феодалов землевладельцев выросла настолько, что зависимый крестьянин был отделен от военного дела²¹. Движение феодальных отношений по вертикали общественно-экономического развития в рамках сеньориально-вотчинного типологического пути сделало в XVI в. скачок вперед в виде значительного роста сеньориальной эксплуатация и усиления внеэкономического принуждения вотчине, превращения основной массы зависимых частновладельческих крестьян в крепостных — вечин²².

Однако начавшееся в течение XVI в. укрепление сеньориально-вотчинного строя еще не достигло уровня его развития в Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе (до турецкого завоевания), когда этот процесс приостанавливается и видоизменяется под влиянием внешнего фактора — постепенного усиления турецкого ига. Развитие феодализма вглубь в Молдавии (как и в соседнем Валашском княжестве) продолжается, но его типологические пути видоизменяются. Действие внутри формационной закономерности развития феодализма вглубь (в рамках сеньориально-вотчинных отношений собственности) в Молдавии полностью не завершилось, когда в конце XVI — начале XVII в. в феодальных отношениях в целом начинаются довольно интенсивные внутри формационные сдвиги (ограничение сеньориальной ренты и огромный рост централизованной), которые в дальнейшем (XVII—XVIII вв.) принимают характер вполне очевидной тенденции перехода от господства одного типа феодальных отношений собственности (частнофеодальных, сеньориальных) к преимущественному развитию других (феодально-государственных)²³. Помимо сдвигов стадиальных по вертикали общественно-экономического развития началось смещение молдавского феодализма и в горизонтальном плане по типологическому ряду.

Развитие молдавского феодализма вглубь при параллельном скольжении по горизонтали типологического ряда привело к тому, что интенсификация феодальных отношений произошла при резком ослаблении сеньориально-вотчинных отношений собственности и огромном укреплении феодально-государственных. Выразилось это в ряде аспектов видоизменения форм феодализма:

а) фиксация и ограничение сеньориальной ренты на уровне меньшей доли прибавочного продукта при огромном росте в то же время централизованной ренты²⁴;

б) почти полное ограничение иммунитета вотчины в области взыскания централизованной ренты²⁵;

в) когда централизованная рента заняла львиную долю прибавочного продукта и распространилась и на часть необходимого Продукта, a совокупной ренты полностью исчерпал себя, доведя страну до экономического упадка²⁶, началась все более прогрессирующая прямая перекачка остатков сеньориальной ренты в русло централизованной за счет тяжелого налогообложения частнофеодального вотчинного землевладения²⁷;

г) сдвиги в отношениях собственности приводят и к сдвигам в системе внеэкономического принуждения. Происходит ослабление внеэкономического принуждения сеньориально-вотчинного типа, которое выливается в ослабление уз личной зависимости частновладельческих крестьян в вотчине и сопровождается укреплением феодально-государственного принуждения. В результате крепостное право вотчинного типа (прикрепление крестьян-вечин к вотчине и личности землевладельца, доходившее до купли продажи вечина) отменяется законодательством К. Маврокордата в 40-х гг. XVIII в., а взамен вводится прикрепление крестьян к месту населения централизованной ренты²⁸. Одновременно многие бывшие вечины, частновладельческие крестьяне прикрепляются к различным представителям феодально-государственной иерархии в качестве обязанных денежной, натуральной и отработочной централизованной рентой, которая в 4—8 раз превосходила сеньориальные платежи своим землевладельцам. Личностные отношения имеют тенденцию постепенного переключения из сферы сеньориально-вотчинных отношений собственности в сферу феодально-государственных²⁹.

Изменение типологических путей развития феодализма вглубь имело в Молдавии вполне очевидную причину (которая, впрочем, привела и к консервации самой феодальной формации вплоть до второй половины XVIII в.)³⁰. Турецкое владычество, выкачивающее из Дунайских княжеств значительные доходы в основном за счет централизованной ренты, было главным катализаторам усиления феодально-государственных отношений собственности. Если на Балканах (Византия, Болгария, Сербия и т. д.) после турецкого завоевания частнофеодальные отношения собственности были в значительной степени сломлены и заменены отношениями феодально-государственными (о степени этого слома в литературе идет дискуссия)³¹, то в Молдавии (как и в соседнем Валашском княжестве) обошлось без такой коренной ломки. Местное частнофеодальное землевладение не было сломлено, но оно было резко ограничено в экономической реализации этой собственности за счет многократного превосходства централизованной ренты над сеньориальной. В результате если феодальная собственность на землю как категория юридическая стала исключительно частнофеодальной, то категория экономических отношений собственности на землю стала преимущественно феодально-государственной.

Модификация феодальных отношений собственности в конце XVI—XVIII вв. проявлялась не только в том, что феодально государственные отношения собственности все больше наела ивались поверх частновладельческих. Их сфера (расширялась также за счет действия тенденции окрестьянивания все более значительной массы низших ступеней светского землевладения, которая прямо вытекала из этого наслоения³². Отстраненные от господствующей централизованной ренты (к получению доли этой ренты приобщалось в основном служилое боярство, многие из которых были выходцами из балканских районов Турецкой империи) и облагаемые тяжелыми налогами землевладельцы-вотчинники опускались все ниже по лестнице феодального благосостояния. Владельцы мелких и мельчайших вотчин нередко вынуждены были переходить грань, отделявшую мелкую вотчину от владения крестьянского типа. Мелковотчиниое владение из организации по присвоению частиофеодальной, сеньориальной ренты превращалось в организацию по производству централизованной ренты³³. Тенденция окрестьянивания мелко-феодального частного землевладения приближала отношения собственности на землю к государственному феодализму в «чистом» виде. Но этот процесс так и не был завершен, хотя вотчинный путь реализации феодальной собственности на землю был доведен до столь низкого уровня (особенно за счет преобразования вотчинной ренты в централизованную), что у современников событий второй половины XVII—середины XVIII вв. возникло предубеждение к грядущей катастрофе частнофеодального землевладения. Летописцы пишут не о разорении отдельных землевладельцев. Они все время подчеркивают, что обеднение, оскудиение и, наконец, разорение было общим процессом, захватившим судьбы основной массы землевладельцев-вотчинников, не имевших доступа к централизованной ренте³⁴.

Таким образом, если в результате турецкого завоевания на Балканах (бывших владениях Византии, Болгарии, Сербии и т. д.) горизонтальный, то есть типологический, сдвиг принял более быстрые и чистые формы распространения феодально- государственных отношений собственности, разрушивших частиофеодальное землевладение, то в Дунайских княжествах этот же процесс имел более затяжной характер и приобрел завуалированные формы наслоения и установления господства феодально-государственных отношений собственности поверх полностью юридически сохранившегося частнофеодального земле-владения.

Так что в целом в Юго-Восточной Европе можно выделять две особые зоны форм феодализма, сложившиеся в результате осуществления двух различных вариантов проявления одной и той же тенденции типологического сдвига по горизонтали типологического ряда³⁵. Объединялись эти зоны (балканские районы Турецкой империи и Дунайские княжества) общими отличительными чертами в развитии форм феодализма по сравнению с Центральной и Восточной Европой (господство феодально- государственных отношений собственности в 'результате движения в одном и том же направлении по типологическому ряду). Вместе с тем каждая .из этих двух зон отличалась одна от другой (как результат различных вариантов проявления одного -и того же типологического сдвига и разной степени приближения к одному и тому же «абстрактному полюсу» типологического ряда — феодально-государственных отношений в «чистом» виде и отдаления от противоположного — сеньориально-вотчинных отношений).

Вот почему большая часть специфических форм феодализма, которые отличали балканские районы Турецкой империи от Дунайских княжеств, была, как правило, общей для кияжеств (Молдавии и Валахии) и Центральной и Восточной Европы (например, частнофеодальное землевладение, хотя в княжествах оно все больше теряло свое значение в качестве материальной основы взыскания ренты)³⁶.

В результате получилось, что Дунайские княжества в конце XIV - XVIII вв. оказались на границе двух различных феодальных систем, по своим формам приближающихся к двум противоположным полюсам типологического ряда (в балканских районах Турецкой империи ближе к государственному феодализму, а в Центральной и Восточной Европе—к сеньориально-вотчинным формам). Причем поскольку основным катализатором типологического сдвига в Дунайских княжествах был внешний фактор — турецкое иго, то по мере усиления последнего в XVII—XVIII вв. усиливался и сам сдвиг (т. е. степень передвижения по типологическому ряду в сторону государственного феодализма). Такая взаимозависимость вполне понятна³⁷. Она обусловливается тем, что Турецкое государство в качестве верховного феодального сюзерена Молдавского (впрочем и Валашского) княжества (как юридическая система оформления тяжелого турецкого ига³⁸) выкачивало через посредство централизованной ренты свой основной доход из княжеств. Поэтому усиление турецкого ига и 'рост этих доходов вызывали рост централизованной ренты, то есть укрепляли позиции феодально-государственных отношений собственности в княжествах. Несколько раз Молдавия была на грани превращения в пашалык— полное включение в балканскую типологическую зону³⁹.

Последний сдвиг вообще лишил бы местный господствующий класс феодалов его доли доходов от эксплуатации молдавских крестьян. Но и без него (а угроза такая все время нависала над княжеством) по мере усиления турецкого ига (вызывающего рост феодально-государственных отношений собственности и турецких доходов от этих отношений собственности) доля господствующего класса Молдавии в феодальных доходах все время соответственно сокращалась⁴⁰. Беднело не только молдавское крестьянство, снижался и стандарт феодальной жизни местного господствующего класса в княжестве вообще. Если господарь и служилое боярство приспособились к получению Доходов от централизованной ренты (львиная доля которой передавалась Турции), основная масса феодалов-землевладельцев, отстраненных от централизованной ренты, разорялась буквально в корпоративном масштабе. Поэтому они нередко выступали (иногда даже с оружием в руках⁴¹) против дальнейшего развития тех форм феодализма, которые установились в княжестве в результате усиления турецкого ига и которые были основной причиной их массового разорения. Такие сдвиги ,не могли быть популярными в среде этих феодальных сословий.

Против них выступали в первую очередь те слои молдавских феодалов, которые продолжали получать основной доход из все более скуднеющего сеньориально-вотчинного русла феодальной эксплуатации. Это, главным образом, — церковные феодалы, мелкие и средние светские вотчинники (немеши и мазылы⁴²), не имеющие никаких постоянных служб, а следовательно, и почти никакого доступа к централизованной ренте. К мим нередко примыкали господарские луги и куртяне⁴³, а также другие мелкие служилые вотчинники, которые в весьма ограниченном размере пользовались господствующей в стране централизованной рентой. Названные феодальные сословия были наиболее решительными сторонниками осуществления поворота в развитии форм феодализма по типологическому ряду в сторону усиления сеньориально-вотчинных отношений собственности за счет ослабления феодально-государственных⁴⁴.

Иной была позиция крупного служилого боярства. Правда, она не была явно противоположной, как это может показаться на первый взгляд (мнение, довольно распространенное в современной историографии)⁴⁵. Конечно, служилое боярство приспособилось к огромному росту централизованной ренты и разбогатело на ее сборе. В этом плане оно стремилось к продолжению такого развития феодальных отношений, при котором основная масса прибавочного продукта взималась централизованным путем. Но это феодальное благополучие было для них нередко эфемерным (опасность потери доходной службы, ее непостоянство в смысле пожизненного сохранения и тем более передачи по наследству)⁴⁶, не говоря уже о том, что львиную долю этих централизованных сборов забирали турецкие феодалы. Поэтому служилое боярство вкладывало приобретенное за счет централизованной ренты денежное богатство в скупку земель (на основе чего выросла крупная и средняя боярская вотчина II генерации, охватившая в XVII в. подавляющую часть земельного фонда страны)⁴⁷. В результате этой массовой скупки земель разоряющихся более мелких и средних вотчинников крупные служилые бояре стали одновременно и наиболее крупными вотчинниками-землевладельцами⁴⁸. В результате их политика по отношению к сдвигам по типологическому ряду в развитии молдавского феодализма XVII—XVIII вв. была нередко двойственной, иногда даже противоречивой. Достигнув за счет господствующей централизованной ренты вершин феодального благополучия (возможного, конечно, стандарта в условиях турецкого господства, присваивающего львиную долю ренты), многие крупные служилые бояре, ставшие одновременно и крупными земельными магнатами, были не прочь связать свое феодальное благополучие с возрождением сеньориально-вотчинных отношений собственности в принадлежащих им огромных владениях. Особенно это проявилось после того, как в XVII в. началась прямая перекачка вотчинной ренты в централизованную путем тяжелого налогообложения всех вотчин, в том числе и вотчинного хозяйства крупного боярства.

Такая позиция части крупного служилого боярства, бывших одновременно и крупными землевладельцами, получила отражение в боярском летописании Молдавии XVII в. (Г. Уреке, М. Кости и, Н. Костин и др.)⁴⁹.

Но подобную позицию занимало далеко не все служилое боярство, даже среди тех, кто владел крупными вотчинами. Часть этого служилого боярства (например Русеты)⁵⁰ занимала более осторожные позиции, предпочитая сохранение господствующих форм феодализма. В то же время они не закрывали дверь и сдвигам в противоположную сторону (возрождение сеньориально-вотчинных отношений), если такая возможность станет вероятной или необходимо навязанной извне при освобождении от турецкого ига.

В целом служилое боярство, захватившее в свои руки не только часть централизованной ренты, но и львиную долю земельных владений, выглядело в этих вопросах как двуликий Янус, выставляя разные или даже противоположные программы⁵¹.

Бескомпромиссные позиции против возрождения господства сеньориально-вотчинных отношений собственности занимала лишь та часть служилого боярства (преимущественно выходцы из балканских районов Турецкой империи), которая была связана только с доходами от централизованной ренты и не приобрела вообще земельных владений в стране. В XVIII в., согласно статистическим подсчетам по материалам первых переписей населения Молдавского княжества, из 560 служилых феодалов не менее 130 (или 23%) имели доступ к централизованной ренте, но не владели вотчинами⁵². Правда, в XVII в. их удельный вес не был еще таким заметным и их влияние ощущалось слабее, нежели в XVIII в. В XVIII столетии вышеупомянутым мотивам боярского летописания XVII в. эта часть служилых феодалов противопоставила уже летописание греческих хронистов (Даианте и др.). Последние отстаивали позиции служилых бояр, мало заинтересованных в усилении сеньориально-вотчинных отношений собственности⁵³.

К этой позиции примыкали и многие господари, особенно явно по мере ликвидации господарского домена в течение XVII в. (когда централизованная рента с частновладельческих крестьян оставалась их единственным доходом). Но и в данном случае могли быть отдельные отступления, порожденные различными политическими, идеологическими или даже субъективными факторами. Мы абстрагируемся пока от последних 'мотивов и выделяем для 'изучения сословные программы господствующего класса феодалов Молдавии в период турецкого ига по отношению к тем типологическим сдвигам в формах феодализма, которые произошли в конце XVI—XVIII вв.⁵⁴

Вопрос этот можно изучать в различных аспектах. В настоящей статье мы выбрали тот из них, который по состоянию источников наиболее перспективен. Речь идет о различных проектах условий вступления в подданство России, Польши и Австрии с целью освобождения от турецкого ига, которые вырабатывались феодальными сословиями Молдавии в период турецкого господства (XVII—XVIII вв.).

До сих пор эти проекты совершенно не изучались с точки зрения анализа представленных в них форм феодализма. Между тем, проекты представлялись странам, которые находились в совершенно другом типологическом ареале форм феодализма, нежели Турецкая империя в Юго-Восточной Европе. В этом смысле перед авторами проектов условий подданства возникали две основные типологические альтернативы (соответствующие формам феодализма в этих ареалах) при возможности различных компромиссов между ними (каково было положение в самой Молдавии периода турецкого ига). Во всяком случае, занимая промежуточное место между этими двумя большими типологическими ареалами, Молдавия в проектах своего господствующего класса не могла обойти вопрос о формах феодализма при обсуждении условий перехода из состава Турецкой империи в подданство России, Польши и Австрии, поскольку тем самым Молдавия должна была перейти из одной типологической зоны форм феодализма в другую.

Правда, в первых проектах подданства еще не встречается прямых указаний на те формы феодальных отношений, которые предполагалось установить в Молдавском княжестве в случае освобождения от турецкого ига. Они выкристаллизовываются постепенно, по мере формирования основных условий подданства в проектах второй половины XVII—начала XVIII вв.

Тем не менее начальный процесс становления постановки о формах феодализма (в случае освобождения от турецкого ига) можно уловить, хотя и в очень неясном виде, буквально в первом же проекте договора о вступлении Молдавии в подданство.

Мы имеем в виду самый ранний документ такого рода – проект договора 1656 г. оформленный в результате двухлетних дипломатических переговоров между послами молдавского господаря Георге Стефана и русского царя Алексея Михайловича⁵⁵.

Письмо молдавских послов от 16 марта 1656 г. С изложением условий перехода княжества в русское подданство не содержит прямых указаний на те формы феодализма, которые желала бы установить у себя молдавская сторона после заключения этого договора и освобождения от турецкого ига⁵⁶. Очевидно поэтому исследователи договора никогда не касались данного аспекта, тем более что с точки зрения проблемы типологии феодализма условия перехода Молдавии в русское подданство вообще не изучались⁵⁷.

Однако в тексте письма есть ряд положений, которые могут интересовать именно с этой точки зрения. Предположения в основном будут строиться на догадках, которые становятся более убедительными лишь после ознакомления с основными лейт-мотивами всех проектов о подданстве. Знакомство с этими лейт-мотивами заставляет обратить внимание на первую же статью проекта договора, где указывается, что в случае перехода в русское подданство «чин наш и государства нашего не порушился б, только как жили преж сего в нашем государстве древние государи наши, тех, которые не были под повелением турского салтана, также и нам быть в том же чину и жить бы нам со всем нашим государством, понеже и после тех прежних государей, которые государи были под областью турского салтана, хотя турки с них и дань имали, яко ж и с нас, а чести и чину государства нашего не порушили»⁵⁸.

Авторы письма, хотя и не видят нарушения «чести и чину государства» (имеется, по-видимому, в виду автономно-вассальное существование, понимаемое как относительно более легкое в противопоставлении с положением турецких рай)⁵⁹, вместе с тем желают такого «чина», то есть положения, которое было при «древних государях» до установления турецкого ига. На первый взгляд может показаться, что речь не вдет о формах феодальных отношений, которые были в Молдавии до установления турецкого ига, а только о положении самих господарей и автономии. Однако нельзя не заметить, что возврат к прежнему «чину» не связывается с положением господарей и статусом автономии (поскольку, согласно мнению авторов письма, в их понимании и нарушения здесь не было). Кроме того этот статус рассматривается в другой статье проекта. Главное, что выделяется как нарушение прежнего «чина» — это взимание дани и других платежей, достигших, как известно, огромных размеров в период турецкого владычества⁵⁹. В этом и видели авторы письма 1656 г. исходную точку возврата к тому положению, которое было при «древних государях». Не случайно в проекте условий 'вступления в русское подданство содержался особый пункт, который предусматривал ликвидацию всякой даній и всех платежей, то есть ликвидацию главной причины огромного роста феодально-государственных отношений собственности и централизованной ренты, ставшими абсолютно господствующими в период турецкого ига, в отличие от положення при «древних государях». В проекте 1656 г. прямо указывается: «а дани б с нас царствию твоему не имать «ак емлют с нас нечестивые огаряня» (турки. — П. С.)⁶¹. И русское правительство давало согласие на это важнейшее условие, содержащееся в молдавском письме: «мам, великому государю, дали с вас пропив того, как емлют турки, имать не велеть...»⁶².

Такая решительная ликвидация основных причин огромного роста централизованной ренты открывала вопрос о судьбах получивших преимущественное развитие в период турецкого ига форм феодализма в «иде господства феодально-государственных отношений собственности. В случае освобождения Молдавии от турецкого ига и вхождения в русское подданство (при решительном отказе русского правительства стать «наследником» этих доходов и сохранении достигнутого уровня феодальной эксплуатации) возникал вопрос⁶³ о «турецком наследстве» в господствующей централизованной ренте. Молдавская сторона (в лице феодальных сословий, обсудивших проект договора 1656 г.) не желала получить это «турецкое наследство» в существующем виде (в виде централизованной ренты), а предпочитала вернуться к прежнему «чину» (т. е. положению, которое было до установления турецкого ига, .когда удельный вес сеньориально-вотчинных отношений собственности был гораздо более значительным). Иными словами, при сохранении соответствующего уровня феодальной эксплуатации преобразовать централизованную ренту в сеньориальную.

Широкие слои феодальных сословий Молдавии (особенно, светские и церковные землевладельцы, разорявшиеся в результате отстранения от централизованной ренты) хотели участвовать (наряду со служилым боярством и господарем) в получении так называемого «турецкого наследства» в доходах от эксплуатации молдавских крестьян. И получить это они могли только путем возвращения к положению, существовавшему при «древних господарях» (для чего необходимо было изменение существующих форм феодализма в Молдавии путем нового типологического сдвига, на этот раз обратного по сравнению с тем, который произошел в конце XVI—XVII вв., то есть направленного в типологическом ряду от господства феодально-государственных отношений собственности к преимущественному развитию сеньориально-вотчинных).

По-видимому, при обсуждении проекта подданства 1656 г. феодальные сословия, заинтересованные' в этом изменении сыграли немаловажную роль. Свидетельством их большой роли в обсуждении проекта явилось сообщение молдавских послов митрополита Гедеона и логофета Г Нянула на расспросе в посольском приказе. Они заявили, что проект условий подданства 1656 г. был принят на думе «у Стефана воеводы з духовными людьми и з бояры и служивыми И ВСЯКИХ ЧИНОВ И ЛЮДЬМИ дума...»⁶⁴. Следовательно, проект условий подданства России в 1666 г. обсуждался не в узком кругу служилого боярства и господаря, но и другими слоями светских и духовных феодалов-землевладельцев (пытающихся избегнуть разорения путем укрепления сеньориально-вотчинных отношений собственности). Очевидно к общему решению феодальных сословий .присоединилась и та часть служилого боярства, которая сумела создать крупные вотчинные владения. В условиях возникающей перспективы освобождения от турецкого ига эти бояре-вотчинники вполне могли хотеть присвоить себе «турецкое наследство» в совокупной ренте не в форме налогов, а в виде вотчинных доходов. Приспособление местного боярства к централизованной ренте было вызвано внешним фактором. Его ликвидация устраняла «фатальную» необходимость такого приспособления, ранее имевшую цель избежать сословного разорения. Более того, крупный вотчинник мог даже выиграть от перекачки «турецкого наследства» из централизованного русла феодальной эксплуатации в сеньориально-вотчинное.

На этой основе и могло возникнуть то единение, которое проявилось на думе у господаря .при обсуждении условий подданства 1656 г. Возникший компромисс прекращал сословное разорение мелких и средних вотчинников, потерявших службы, а также церковных феодалов и одновременно .позволял еще больше разбогатеть той части служилого боярства, которая была в то же время и крупными землевладельцами. Все служилое боярство очевидно не было поставлено в известность. Не случайно в проекте договора 1656 г. мы не видим какого-либо компромисса со сторонниками сохранения тех форм феодализма, которые установились в Молдавии XVII в. (т. е. в период турецкого господства).

Что касается позиции Г. Стефана, то в условиях относительной слабости господарской власти периода борьбы за престол, когда необходима была поддержка всех феодальных сословий, он не мог рассчитывать на присвоение более значительной части открывающегося «турецкого наследства» в доходах. Это наследство предполагалось передать, преобразовав в сеньориальную ренту, землевладельцам-вотчинникам, то есть восстановить господство тех форм феодальной эксплуатации, которые были при «древних господарях». Во всяком случае было бы вполне естественно считать, что дума феодальных сословий именно таким образом понимала при обсуждении проекта 1656 г. идею возвращения к прежнему «чину», который был при «древних государях... не бывших под повелением турского салтана...»⁶⁵.

Такое понимание формулировки отчетливее вытекает из ряда последующих документов, в частности из более поздних обращений Молдавии с просьбой о вступлении в русское подданство.

В грамоте бывшего молдавского и валашского господаря Константина Шербана от 16 июня 1660 г. содержится просьба, чтобы в результате вступления в русское подданство «землю Молдавскую и Мунтянскую, истинныя православные веры резнительныя «а вечную вашего царского величества славу из неволи освободити и наставити на первую красоту»⁶⁶. О том, чем была нарушена «первая красота», говорит более поздняя грамота К. Шербана от 31 декабря 1673 г.⁶⁷ «Зане имеюще они (турецкие власти. — П. С.) прескверное лакомство отринули нас от всех древних обычаев, — писалось в ней,— которыми в древних временах с ними договаривали и состояни были от отцах и праотцах наших, прибавляюще дани и рушающе обычай наш от года до года иссощающе кровь христианскую, которой мы не возмогли больше того терпети»⁶⁸. Из текста ясно, что древние феодальные обычаи Молдавии были нарушены возрастающими из года в год податями, которые сказались на росте централизованной ренты и феодально-государственной эксплуатации, составляющих основную часть турецких доходов в Дунайских княжествах. Правда, не совсем яоно, как предполагалось восстановить древние феодальные обычаи в случае освобождения от турецкого ига и вступления в подданство России. Для понимания этого важно обратить внимание еще «а один аспект молдавско-русских переговоров о подданстве.

Еще в Феврале 1654 г.к царю Алексею Михайловичу был отправлен посол молдавского господаря Георге Стефана Иван Ггригорьев⁶⁹. Он имел задание «изустно и тайно» донести прошение воеводы о принятие его в Трусское подданство со всей Молдавской землей. При этом в Москве, в Посольском приказе, Иван Григорьев «объявил: что словесно де с ним Стефан воевода приказал государю бити челом тайно, чтобы государь пожаловал... принял бы его под свою государскую высокую руку, так же как и гетмана Богдана Хмельницкого и все войско Запорожское и был бы над ними, надо всеми православными христшяны, един он благочестивый християнскіи государь»⁷⁰.

В тексте условий вхождения Молдавии в русское подданство от 16 марта 1656 г. эта формулировка, изложенная впервые в Посольском приказе И. Григорьевым еще в 1654 г., отсутствует⁷¹. Зато она вновь фигурирует в записях того же приказа на расспросе (11 мая 1656 г.) митрополита Гедеона и логофета Г. Нянула, привезших в Москву условия подданства Молдавии от 16 марта 1656 г.⁷² На расспросе молдавские послы сообщили, что господарь и сословия просят принять Молдавию «под свою государеву высокую руку так же, как и гетмана Богдана Хмельницкого с войском Запорожским» ⁷³.

Из сообщения послов становится ясным, что «ак и проект условий подданства, эта формулировка была апробирована на собрании представителей разных феодальных сословий. Однако на расспросе в Посольском приказе в Москве 11 мая 1656 г. послы не разъяснили в достаточной степени ее смысл.

Возникает вопрос, означала ли эта формулировка записей Посольского приказа 1654 и 1656 гг., что молдавская сторона желала вхождения в русское подданство на тех же условиях, на которых произошло воссоединение Украины с Россией, или имелся в виду только сам акт воссоединения, а не условия его осуществления?

Некоторый свет на этот вопрос проливает анализ более позднего документа. Речь идет об «особом гетманском письме» Мазепы на имя Петра I от 25 января 1698 т. В нем раскрываются условия, на которых, согласно беседе с валашским послом Г. Кастриотом⁷⁴, Валашское и Молдавское княжества должны перейти в подданство России, освободившись таким образом от тяжелого турецкого ига. После беседы с Кастриотом гетман доносил: «...а когда я некоторого времени спросил его посланного, есть ли господь бог то исправит, что те земли, Мунтянская (Валашское княжество. — П. С.) и Волоская (Молдавское княжество. —17. С.), будут под высокодержавною его царского просвет лого величества рукою, то каким правом и способом тамошнии народы ему, великому государю, послушание свое и повиновение отдавати будут. Тогда он на то так сказал, что у их владетеля и у всех его равных такое есть намерение, что просити хотят о таковой великого государя... милости, чтобы были содержаны при таких вольностях и правах, при каких обретается войско Запорожское и малороссийский народ» ⁷⁵.

Характерно, что одновременно с Г. Кастриотом (которого направил в Москву валашский господарь К. Брьгнковяну), в том же 1698 г. и молдавский господарь Антиох Кантемир направляет тайно в Москву посла Савву Константинова. «Этот посол,— отмечает Н. А. Мохов, — передал, что «...владетель волоссюий по примеру владетеля муитенского (то есть на условиях, сообщенных Г. Кастриотом. — Н. М.) желает быть со всем народом земли волосской под обороной его царского величества»⁷⁶. Таким образом, указание об условиях вступления в подданство не только Валахии, но и Молдавии на основе упомянутой формулировки вновь подтверждается не только из валашского, но и из молдавского источника.

Если рассматривать формулировку, которая лас интересует в позднейшей редакции 1698 г., то она, пожалуй, допускает предположение, что в то время ей мог придаваться смысл не только аналогии самого акта воссоединения, но и условий подданства. Что касается первых упоминаний 1654—1656 гг., в этом нет уверенности⁷⁷. Дело в том, что за эти почти полвека «права, при которых обретается войско запорожское и малороссийский народ» в составе Русского государства, изменялись в соответствии с тенденцией развития феодализма вглубь, преимущественно в рамках сеньориально-вотчиных отношений собственности. Возможность такого развития предполагалась еще в статьях Богдана Хмельницкого от 21 марта 1654 г., посланных из Чигирина Алексею Михайловичу и утвержденных царем и боярской думой⁷⁸.

Надо иметь в виду, что на Украине накануне воссоединения с Россией в результате освободительной борьбы украинского народа, сеньориально-вотчинные отношения были значительно ослаблены по сравнению с периодом владычества Речи Посполитой⁷⁹. По совершенно другим причинам (хотя и в меньшей степени), они были ослаблены и в Молдавском княжестве второй половины XVII — середины XVIII вв., где центр эксплуатации зависимых крестьян в вотчине все больше передвигалоя на централизованную ренту. Это последнее обстоятельство существенно отличало в делом формы феодализма в Молдавии и на Украине. Современные украинские медиевисты, отмечают, что в период освободительной войны произошло общее «ослабление феодализма»⁸⁰. Но поскольку в период польского владычества на Украине господствовали сеньориально-вотчинные, крепостнические отношения (более близкие к польской модели феодализма), именно в ослаблении этих отношений и проявилось общее ослабление феодализма⁸¹.

В Молдавии в период турецкого ига ослабление сеньориально-вотчиниых отношений не было результатом общего ослабления феодализма (наоборот, наблюдается усиление феодальной эксплуатации). Оно было результатом вышеописанного сдвига в типологическом ряду феодализма (ослабление сеньориально-вотчияиых отношений собственности с лихвой компенсировалось огромным ростом феодально-государственных отношений собственности). Но в смысле возможности укрепления и развития ослабленных сеньориально-вотчинных отношений собственности и в Молдавии и на Украине у господствующего класса были общие перспективы. На Украине эта возможность начала превращаться в реальность во второй половине XVII — начале XVIII вв.⁸² Такая эволюция характерна для юридического оформления сеньориально-вотчинных отношений во второй половине XVII в. от мартовских до коломакских статей (определявших условия воссоединения Украины с Россией)⁸³.

Феодалы-землевладельцы Молдавии, располагаясь по соседству, имея тесные связи с феодальной верхушкой Украины, не могли не знать об этой тенденции, по которой пошло развитие феодальных отношений на Украине⁸⁴. В своих проектах условий подданства Молдавии они вполне могли иметь в виду те же тенденции, которые были характерны для развития фетдализма на Украине. Вот почему те слои молдавских феодалов, которые надеялись получить «турецкое наследство» в совокупной ренте, могли хотеть, чтобы и в Молдавии после освобождения от турецкого ига и присоединения к России были те же «права, при .каких обретается войско Запорожское и малороссийский народ».

Разумеется, в этой формулировке могли быть и другие параллельные аспекты (избавление от национального, и религиозного гнета магнатско-шляхетской Польши, сохранение государственной автономии, привилегированного положения социальных верхов, гетманского правления с прежним обычаем выбора и т. д.)⁸⁵. Но нельзя совершенно исключить (если стоять на классовых позициях) среди этих аспектов и те перспективы в развитии феодальной эксплуатации, которые были по душе определенной группе феодалов-землевладельцев Дунайских княжеств⁸⁶ (хотя они излагались еще в весьма расплывчатых формулировках). Во всяком случае, как убедимся далее при анализе последующих проектов подданства, этот аспект классовых требований молдавских феодалов принимал все более четкий и явный характер.

На этот аспект следует обратить внимание тем более, что в идеологии господствующего класса Молдавии была и другая типологическая альтернатива «а развитие форм феодализма (сохранение и после освобождения от турецкого ига господства феодально-государственных отношений собственности), которая излагалась в некоторых проектах о вступлении в подданство после первого обращения к России в 1654—1656 гг.

Следы такой альтернативы обнаруживаем в письме господаря Молдавии Штефана Петричейку и валашского господаря Григория Гики, представленном польскому королю их послом 8 октября 1673 г.⁸⁷ «Просим не менять в таком случае (в письме имеется в ввду переход в подданство. — П. С.) обычаи господарские страны нашей, «и доходы господарские и бояр земских каковы есть пошлины таможенные и соляные, десятина с овец, пчел, свиней и вина и все другие доходы господарские, чтобы остались господарям по обычаю земли (wedlug zwyczaju zie- mie). Далее говорится, что церковь не должна быть притеснена. «Бояре чтобы продолжали бодрствовать с воли и выбора господарей по старому обычаю земли: чтобы слушался слуга хозяина. Шляхта земская, именуемая слугами господарскими (Slachte гад ziemska, Ktorzy sie zowja sluganu Hospodarskieni), чтобы не была притеснена войском, дабы не размещали солдат в их домах и ие теряли ничего из своих прав (свобод). Вся земля и все подданые господаря чтобы слушались господарских указов и наказывались те, кто нарушают старые обычаи земли (prawem starem ziemskiem swyczajnem)»⁸⁸.

Здесь, в отличие от проекта 1666 г., уже совсем другое понимание «старых обычаев» земли Молдавской, при котором на первый план выдвигается заинтересованность в сохранении высокой централизованной ренты в виде взыскания без всяких изменений господарских податей в таком виде, как они выглядели во второй половине XVII в. (в условиях турецкого ига)⁸⁹.

Согласно письму 1673 г. госудатво должно было, вмешиваясь в экономику вотчины взыскивать централизованным путем основные виды натуральных рентных повинностей с важнейших отраслей вотчинного и крестьянского хозяйства Молдавии: животноводства, виноградарства, пчеловодства (овец, свиней, вина и пчел). Взысканию таким же путем подлежали «и все другие доходы господарские», существовавшие во второй половине XVII в. При этом подчеркивалось сохранение доступа к централизованным рентным доходам не только господаря, но и бояр (имеется в виду, конечно, служилых)⁹⁰. От этих централизованных платежей не оговаривалось освобождение ни для крестьян вотчины, ни для самих вотчинников-землевладельцев⁹¹ — требование, ставшее (как увидим далее) основным при противоположной альтернативе (начало которой было положено проектом 1656 т.) условий вступления в подданство.

В письме 1673 г. предусматривалось, таким образом, сохранение широких прав государства (в лице господаря) по вмешательству в дела феодальной вотчины (свойственных определенной модели феодализма — господства феодально-государственных отношений собственности, которая установилась в Молдавии периода турецкого ига и совершенно ие была характерна для польского варианта феодализма). Исследователи последнего варианта подчеркивают, «ак характерную черту, отсутствие государственного вмешательства в экономику вотчины⁹². В Молдавии периода турецкого ига, наоборот, это вмешательство, начиная особенно с конца XVI в., происходит в нарастающих масштабах: государственная фиксация с целью ограничения натуральной, а затем и отработочной ренты в вотчине; ограничение, а затем и ликвидация податного и судебного иммунитета вотчины и, наконец, обложение вотчинного хозяйства тяжелыми податями⁹³ — некоторые важнейшие виды вмешательства, которые отсутствовали шли очень слабо проявлялись в Польше. Поэтому в проекте условий подданства 1673 г., в противоположность модели аграрного строя Польши (куда был направлен проект), оговаривалось для Молдавии сохранение именно того прежнего «старого статуса» землевладельцев, который установился в период турецкого ига: Они не переводились на положение польской шляхты, доходы которой в вотчинных владениях почти не были ограничены.

Между тем, именно о такой модели аграрного строя (как увидим далее) мечтали феодалы-землевладельцы Молдавии XVII — начала XVIII в., особенно те, которые, в отличие от служилого боярства, не имели сколь-нибудь значительного доступа к господствующей централизованной ренте. Этими землевладельцами была шляхта земская, слуги господарсюие, немеши, куртяне, мазылы, о которых также не забывал упомянуть проект 1673 г.⁹⁴ Но сословные .интересы этих групп господствующего класса были очень слабо представлены в проекте 1673 г.⁹⁵

Правда, в проекте для земской шляхты предусматривалось требование, чтобы они «не теряли ничего из своих прежних прав». Но ведь прежние социальные права и привилегии шляхты земской—мелких вотчинников в период турецкого ига, в связи с огромным ростом феодально-государственной эксплуатации и ограничением вотчинной, были весьма скудны и ограничены. Эти сословия находились на грани окрестьянивания⁹⁶. Их налогообложение достигало нередко крестьянской квоты⁹⁷. Многие переходили непосредственно в разряд платящих «числу царанскую»⁹⁸. По-видимому, авторы проекта 1673 г. имели в виду именно это последнее обстоятельство и оговаривали сословное сохранение юридического статуса слуг господарских, иемешей и мазыл как шляхты земской. Восстановление привилегий «шляхты земской» эпохи до турецкого ига, и в первую очередь освобождение от тяжелого налогообложения, не предусматривалось. Не говоря уже о том, что совсем ие упоминалось о возможности доступа к централизованной ренте, которая по проекту 1673 г. должна была оставаться господствующей. Единственная новая сословная привилегия по оравнению с положением «шляхты земской» в XVII в. — это освобождение от постоев.

Таким образом, согласно проекту 1673 г. Освобождение от турецкого ига и вступление в подданство Польши мыслилось в рамках прежних форм феодализма сохранения господства феодально-государственных отношений собственности. Причем шляхта земская (слуги, куртяне, немеши, мазылы) мало вы-игрывала от того, что при освобождении от ига Оттоманской империи открывалось «наследство» турецкой доли в господствующей феодально-государственной эксплуатации. Никакого облегчения не предусматривалось и для самих молдавских крестьян — созидателей всего прибавочного продукта, который в период турецкого ига делили между собой местные и иноземные угнетатели. Господарь и служилое боярство, по проекту 1673 г., разделили бы между собой «турецкое наследство» в этих доходах, взяв в свои руки всю без исключения централизованную ренту (т. е. львиную долю совокупной ренты), по-прежнему отстранив от нее массу церковных и светских средних и мелких землевладельцев-вотчинников: шляхту земскую. Последние продолжали бы существовать и сохранять свое относительно скромное феодальное благополучие за счет гораздо более ограниченных по сравнению с польской шляхтой вотчинных доходов. Но несмотря на то, что феодальное благополучие «шляхты земской» по-прежнему оставалось бы весьма скромным, авторы проекта мыслили приостановить начавшийся в период турецкого ига процесс их окрестьянивания⁹⁹.

В этом смысл не только классовых, но и внутриклассовых интересов, представленных в проекте 1673 г.

Мимо этих важнейших аспектов проекта 1673 г. прошли исследователи документа, увидев в нем лишь отражение «господарской идеологии», которая противопоставлялась проектам «идеологии боярской»¹⁰⁰. В действительности идея усиления господарской власти не противоречила условиям сохранения господства феодально-государственной эксплуатации, наоборот, соответствовала ей. Противоречие заключалось в другом. Дело в том, что от этой феодально-государственной эксплуатации, которая, мыслилось, останется господствующей в отношениях собственности, боярство не отстранялось¹⁰¹. В проекте 1673 г. не проводилась идея ограничения господарской власти боярской олигархией, но экономические интересы боярства оговаривались в ущерб остальным сословиям господствующего класса (и в первую очередь шляхты земской), которые являлись обычно традиционными союзниками усиления господарской власти. В этом и заключается основное внутриклассовое противоречие проекта 1673 г.

В связи с этим противоречием в условиях значительного типологического различия между формами феодального строя в Молдавии и Польше мы считаем в проекте 1673 г. более важным не столько выбор господарского или боярского правления, сколько сохранение господства феодально-государственных отношений собственности, а не усиление сеньориально-вотчинных¹⁰². Иными словами, авторы проекта выдвигали на первый план не альтернативу государственного устройства, а более широкие типологические альтернативы форм феодализма¹⁰³, решая их в пользу сохранения господствующего положения за феодально-государственными отношениями собственности.

Не случайно и противоположная по своим взглядам группировка феодалов Молдавии и Валахии, эмигрировавших в Польшу в 70—80 годы XVII в., выдвигала на первый план именно эти типологические альтернативы. Представляя с целью освобождения от турецкого ига противоположные проекты условий подданства, именно это они считали главным. В 1674 г. такой проект представили бояре Валахии¹⁰⁴, а в 1684 г. — молдавское боярство¹⁰⁵. Хотя первый из них был представлен России, а второй Польше, они тождественны в определении тех форм феодализма, которые предполагалось установить в Дунайских княжествах после освобождения от турецкого ига и вступления в подданство. Объясняется это тем, что в классовом и внутриклассовом отношении оба проекта (1674 и 1684 гг.) представляли интересы одних и тех же сословий господствующего класса феодалов Молдавии и Валахии. Оба княжества находились под турецким игом и испытали на себе внешнее воздействие, приведшее к установлению господства в каждом из них феодально-государственных отношений собственности и централизованной ренты, львиную долю которой забирала Турция. Все это приводило сословия местных землевладельцев-вотчинников к тенденций Массового разорения. Этим и объясняется тождественность интересов феодальных сословий двух разных княжеств в случае освобождения от турецкого ига и вступления в подданство, а также появление в обоих княжествах сходных сословных проектов.

Для этих сословий феодалов-землевладельцев главной была задача сохранения їй значительного укрепления их феодального благополучия за счет усиления сеньориально-вотчинных отношений собственности и ослабления феодально-государственных. Этот лейтмотив пронизывает как проект валашских бояр 1673 г., так и проект молдавских бояр 1684 г.

В статьях проекта 1674 г., в первую очередь решался вопрос о ликвидации тех чин, которые привели к огромному росту феодально-государственной эксплуатации в княжествах. В связи с этим во второй статье предусматривалось, что «избрав нового господаря земля наша отдаст поклон з господарем 10 тысяч червонных золотых, а чтоб иных податей не имели есмы»¹⁰⁷. То есть авторы статей предлагали, чтобы жители княжества уплатили только единственный «поклон», для чего должны были быть собраны соответствующие земские подати. Причем размер их был невелик по сравнению с тем, что собиралось .в период турецкого ига¹⁰⁸.

Помимо земских податей для «поклона», никаких других земских платежей не предусматривалось, а значит не было бы необходимости и в сборе соответствующих налогов. Но и самн земские податіи для «поклона» мыслилось собирать как можно реже. Поскольку для господаря оговаривалось пожизненное правление («до коле жив будет»)¹⁰⁹ с правом передачи трона по наследству («а есть лій умирет сына оставя, чтоб был разумен и возмог бы взяти в державство должен будет на отеческом месте пребывати»¹¹⁰), такой «поклон» должен был иметь разовый, несистематический характер. Значит и соответствующие земские подати, вызванные этим «поклоном», собирались бы редко. По мысли авторов статей, если господарский трон все время передается по наследству, таких поклонов, а значит и соответствующих податей, в стране больше не будет. Тем самым почти полностью устраняется та причина, которая привела к огромному росту и господству феодально-государственной эксплуатации.

Причину эту пытались ликвидировать в своем проекте еще авторы первого молдавского договора о вступлении в подданство России в 1656 г. Но авторы статей 1674 г. шли дальше в проведении одной и той же типологической альтернативы. Ограничив земские подати одним «поклоном» (который предполагалось собирать чрезвычайно редко), они отделили земские подати от господарских, а последние постарались поставить в строгие рамки контроля феодальных сословий. В статье 6 они ограничивали самостоятельное право господаря на введение каких-либо податей вообще: «Господарь, когда учинит каковы подати в земли или господам Речи Посполитой без ведома царского величества и нашие земли, и тако с тем господарем, чтоб Речь Посполитая к суду ехали к царскому величеству изволит, тако и да будет»¹¹¹. Причем русский царь выступал здесь в качестве гаранта и третейского судьи, к которому обязательно должны обратиться конфликтующие стороны (господарь и феодальные сословия) и чье решение должно было быть окончательным. Но этим установлением рамки ограничения господарских .податей не исчерпывались.

В статье 8 авторы проекта 1674 г. уточняют, какие подати господарь никогда, ни при каких условиях .не имеет права вводить, и вопрос о возможности их учреждения вообще не должен подниматься для обсуждения как самих феодальных сословий, так и третейского судьи и гаранта — русского царя. Речь идет о таких податях, введение которых объявляется незаконным самими статьями 1674 г. В этом смысле статья 8 уточняет, что «подданые Речи П осполитые и маетности, чтоб никто, а особно господарь не имел дела и никаковы подати на них ие возлагал...»¹¹². Здесь совершенно ясно говорится, что подданые, то есть зависимые крестьяне, сидящие в вотчинах, и сами вотчины (маетности) более никогда не облагаются никакими господарскими податями¹¹³.

Таким образом, согласно статьям 1674 г., от податей освобождалось не только вотчинное хозяйство феодалов (в Молдавии и Валахии второй (половины XVII в. оно облагалось тяжелыми податями, исчисление которых приближалось к крестьянской квоте)¹¹⁴. Освобождению от налогов подлежали и все зависимые крестьяне вотчины — подавляющая часть крестьян княжества¹¹⁵. Предполагалось, по-видимому, что подати должны платить все остальные крестьяне (господарские, мелкие свободные землевладельцы, платящие «числу крестьянскую») и, очевидно, горожане (права которых вообще не оговаривались в статьях). Обложение господарскими податями этих последних категорий населения могло иметь место с согласия феодальных сословий, а в случае их возражения предусматривалось третейское решение русского царя, который должен был вынести окончательное суждение.

Авторы проекта 1674 г. делят господарские подати на две категории: те подати, которые могут быть введены с согласия феодальных сословий или русского царя и получают в таком случае законность, и те налоги, которые вообще объявляются незаконными самим проектом о вступлении в подданство России, без предоставления кому-либо санкции на право их введения. В эту последнюю категорию включалось налогообложение зависимых крестьян вотчины, их господ феодалов-вотчинников и вотчинного хозяйства.

Таким образом, прекращалась бы раз и навсегда всякая перекачка вотчиииой ренты в централизованную (которая, по мнению боярских летопиоцев, разоряла местных феодалов-землевладельцев) и одновременно абсолютное большинство крестьян изымалось бы из системы феодально-государственной эксплуатации (охватившей ранее львиную долю совокупной ренты). Ясно, что в результате этого должно было произойти многократное сокращение всей ранее господствующей системы феодально-государственных отношений собственности.

Конечно, бояре, авторы статей 1674 г., не собирались столь значительно облегчать положение зависимых от иих крестьян. Они понимали, что в достигнутом уровне взыскания прибавочного продукта возникает огромный «вакуум»¹¹⁶, который мог создать возможность значительного увеличения сеньориальной эксплуатации и вотчинных доходов. И все это можно было сделать без того, чтобы повысить общую норму эксплуатации. Увеличение этой нормы усилило бы и без того острые классовые противоречия, которые раздирали феодальное общество Дунайских княжеств. Тем более это просто невозможно было сделать в условиях экономического упадка, приведшего к общему сокращению совокупной ренты¹¹⁷. В таком случае оставался один путь увеличения вотчинных доходов: за счет сокращения централизованной ренты.

Известно, что позже в первой половине XIX в. молдавское и валашское боярство поступило именно таким образом, заполнив увеличением вотчинных повинностей образовавшийся «вакуум» в результате сокращения государственных податей (особенно после принятия Органического регламента)¹¹⁸. Значительное снижение господствовавшей в княжествах феодально-государственной эксплуатации позволило повысить вотчинную эксплуатацию и сеньориальные доходы даже при некотором уменьшении первое время общей нормы эксплуатации крестьян.

Причем в первой половине XIX в. не произошло столь значительного ограничения феодально-государственной эксплуатации по сравнению с тем, что предполагали провести авторы статей 1674 г. Ведь при полном освобождении всех зависимых частновладельческих крестьян от господарских податей (как предполагалось в 1674 г.) освобождалось бы по меньшей мере 80% прибавочного продукта, вносимого раньше частновладельческими крестьянами в виде централизованной рейты. Возникающий в таком случае «вакуум» был бы огромным. Он создал бы необходимый простор не только для возрастания сеньориальной ренты в вотчине, но мог привести и к снижению общей нормы эксплуатации крестьян. За ширмой демагогических рассуждений об общем облегчении положения жителей страны легче было бы значительно повысить уровень эксплуатации в вотчине¹¹⁹.

В конце XVII—середине XVIII в. (когда в период экономического упадка наблюдалось сокращение абсолютных размеров прибавочного продукта) невозможно было увеличить сеньориальную или централизованную ренту за счет роста самого прибавочного продукта¹²⁰. В это время в период турецкого ига для дальнейшего абсолютного возрастания феодально-государственных доходов пришлось прибегнуть к преобразованию вотчинной ренты в централизованную (за счет налогообложения феодалов-землевладельцев и их вотчинного хозяйства). Таким же образом и по тем же причинам только в обратную сторону необходимо было бы преобразовать ренту для того, чтобы сколь-нибудь заметно увеличить и сеньориальную вотчинную эксплуатацию.

Так и предполагали поступить авторы статей 1674 г., отменив всякое налогообложение вотчинного хозяйства¹²¹. Но этим поворотом в соотношении вотчинной и централизованной ренты они не довольствовались. Создав огромный «вакуум» в прежней норме прибавочного продукта за счет полной отмены податей зависимых крестьян, авторы проекта не оговорили возможности общего облегчения феодальной эксплуатации крестьян, а предоставили их в полное и неограниченное распоряжение вотчинннков-землевладельцев.

Они хотели предоставить возможность вотчвнникам-землевладельцам заполнить этот «вакуум» соответственным возрастанием сеньориальной эксплуатации в вотчине. По этому поводу, указывая, что господарь «никаковы подати на иих (частновладельческих крестьян. — Я. С.) не возлагал», авторы статей тут же добавляют: «только, чтоб своим господам и земли повольны были»¹²². Они здесь совершенно недвусмысленно подчеркивают, что вотчинники-землевладельцы должны брать в свою пользу всю совокупную ренту. Исключение делалось только в отношении «земли», то есть тех податей, которые «земля отдаст поклон з господарем 10 тысяч червонцев золотых, а чтобы иных податей не имели есмы»¹²³. Но мы убедились, что это было несущественным добавлением, которое не ограничивало возможность сеньориально-вотчинной эксплуатации занять основную часть возникшего «вакуума»¹²⁴. Тем самым, поскольку зависимые крестьяне составляли абсолютное большинство непосредственных производителей в Дунайских княжествах второй половины XVII в., так называемое турецкое наследство в доходах должно было перейти к вотчинникам-землевладельцам (а не к господарю и служилой феодальной бюрократии, как это предусматривалось по проекту 1673 г.).

Это изменение в формах феодальных отношений соответствовало общей концепции авторов статей 1674 г., которые мыслили освободить экономику вотчнны не только от податей, но и вообще от околь-нибудь заметного вмешательства государства. Поэтому в проекте 1674 г, предусматривалось, чтобы с вотчинами и подданными, там сидящими, «нихто, а особно господарь не имел дела и никаковы подати на них не возлагал»¹²⁵. Авторов статей интересовала не только специальная оговорка на освобождение вотчины и ее обитателей от всех податей, но и более широкая формулировка, указывающая, что господарь не должен вмешиваться ни в какие дела вотчины. Для исследователя, знакомого с положением дел в Дунайских княжествах XVI— XVII вв., ясно принципиальное значение этого требования вотчинника-землевладельца, заинтересованного в росте своих сеньориальных доходов. Ведь именно из-за этого вмешательства государства в Молдавии конца XVI—XVII вв. произошла фиксация сеньориальной ренты в вотчине на более низком уровне¹²⁶, в то время как централизованная рента продолжала неограниченно расти¹²⁷. Для проекта, в котором сеньориально-вотчинные, а не феодально-государственные отношения собственности должны были занять основное место, требование об ограничении вмешательства государства в экономику вотчины имело первостепенное значение. Более того, степень этого ограничения показывала, как далеко шли планы укрепления сеньориально-вотчинных и ослабления феодально-государственных отношений собственности. И насколько можно судить из статей 1674 г., ограничение вмешательства государства могло создать положение, весьма близкое к тому, которое сложилось в соседней Польше.

С идеями самостоятельности вотчины по отношению к государству авторы статей 1674 г. вполне могли познакомиться именно в Польше, где они написали свой проект условий перехода княжества в русское подданство и позже переслали его в Москву¹²⁸. Исследователи модели аграрного строя Польши в XVII в. давно заметили такую характерную для нее черту, как отсутствие или значительное ограничение вмешательства государства в экономику вотчнны¹²⁹. Эмигрировавшие из Дунайских княжеств в Польшу феодалы, составляя проект освобождения от турецкого ига, брали эту характерную черту аграрного строя на вооружение даже в том случае, когда такой проект направлялся не в Речь Посполитую, а в Россию. Перед нами одно и то же направление сторонников определенной типологической альтернативы развития форм феодализма в княжествах в случае их освобождения от турецкого ига независимо от того, кому поступал очередной проект о подданстве. И, как мы видели, направление это имело свою противоположную типологическую альтернативу, также отраженную в проектах независимо от того, кому они представлялись (России или Польше). В этом смысле статьи 1674 г., представленные России, были проектом, противоположным письму 1673 г., направленному польскому королю¹³⁰. Характерно при этом, что проект 1673 г. хотя и был представлен польскому королю, оговаривал для Молдавии формы феодализма, противоположные в типологическом плане польской модели, в то время как статьи 1674 г., направленные России, содержали образец, весьма близкий к польскому варианту. Во всяком случае этот вариант заходил гораздо дальше в деле усиления сеньориально-вотчинных и ослабления феодально-государственных отношений собственности, нежели это было в России. Нарисованная в проекте 1674 г. картина «шляхетских свобод» приближалась к польскому варианту.

Классовые и внутриклассовые интересы феодальных сословий оказывались сильнее других мотивов при формировании условий подданства в проектах различных представителей господствующего класса. Вот почему, несмотря на усиливавшуюся во второй половине XVII в. тягу к освобождению от турецкого ига с помощью России, некоторые авторы условий подданства в составе Русского государства пытались оговорить своему сословию широкие «шляхетские свободы» подобно тем, которые имелись в Речи Посполитой—особенно идеи невмешательства государства в экономику вотчины (как реакция на то сильное вмешательство, которое испытала на себе молдавская вотчина в период турецкого ига).

Тем более подобные аспекты «польского варианта» феодализма находят свое отражение в .проектах этого направления в среде господствующего класса феодалов, когда они представляли условия подданства польскому королю. Подтверждение этой мысли можно найти в упомянутом выше проекте, составленном молдавскими боярами в 1684 г. В этом году одна группа молдавских бояр во главе с известным летописцем М. Костиным (давно слывшим сторонником польской ориентации)¹³¹, находясь в Речи Посполитой, обратилась с просьбой о переходе княжества в случае освобождения от турецкого ига в подданство короля. В адресе польскому королю (составленном, по-видимому, М. Костиным¹³²) молдавские бояре оговаривали условия этого акта.

Первые же две статьи проекта 1684 г. прямо направлены на то, чтобы изменить принципиальным образом существующие формы феодализма в Молдавии (установленные в период турецкого ига) путем обратного передвижения по типологическому ряду в сторону господства сеньорнально-вотчинных отношений собственности и значительного ослабления феодальногосударственных.

В этом смысле вторая статья проекта 1684 г. гласила: «...для свободы сословий (имеется в виду феодальных. — Я. С.) и освобождения их от тиранического и деспотического режима, сословия бояр, куртянов, хынсарей, дарабанов и всех на вотчинах своих сидящих освободить от всех податей и налогов, по тем же привилегиям, которые имеет шляхта польская в землях короны и Литвы, за исключением того, когда возникает потребность в случае войны для службы его королевскому величеству и Речи Посполитой, по обычаю иных земель и провинций его милости короля¹³³. В первую очередь предусматривалось освобождение феодальных сословий (как лично феодалов, так и их вотчинных хозяйств) от всех податей. Причем эта привилегия по проекту охватывала все ступени феодальной иерархии от самых мелкнх вотчинников-землевладельцев и служилых людей, какими были обычно дарабане и хынсари, включая куртян- дворян, бывших обычно средними и мелкими владельцами, до крупных землевладельцев-бояр, то есть от служилой шляхты земской¹³⁴ до крупного боярства. Согласно статье первой проекта, те же самые привилегии предусматривались и для всего духовенства: «...архиепископ (имеется в виду митрополит.— П. С.), епископы, архимандриты, игумены, монахи и сельские попы от всех податей и повинностей освобождаются...»¹³⁵.

В результате всякое преобразование вотчинной ренты в централизованную должно было прекратиться как на землях духовной, так и всех видов светской вотчины. Но этим положением сокращение феодально-государственных отношений собственности не ограничивалось. Еще в большей мере степень ограничения централизованной ренты и возможность роста вотчинной предопределялись тем, что все частновладельческие крестьяне полностью отдавались под власть землевладельцев- вотчинников и включались почти исключительно только в сферу сеньориально-вотчннной эксплуатации, куда государство ие должно было вмешиваться. Это явствует из того, что всем молдавским феодалам-землевладельцам (иа всех ступенях иерархии и знатности от дарабана до боярина) предусматривались те же привилегии и права по эксплуатации и господству над своими крестьянами, какие имела «шляхта польская в землях короны н Литвы»¹³⁶.

Насколько отличались молдавское и польско-литовское поместья в интересующем нас аспекте видно из того, что в Польше н Литве XVII—XVIII вв. зависимый крестьянин платил ренту своему землевладельцу почти в 20 раз больше (от 95 до 120 злот), нежели давал податей государству (от 5 до 7 злот)¹³⁷. В то время как в Молдавии периода турецкого нга в конце XIV-XVIII вв., наоборот, подати государству в 4—8 раз превосходили размер сеньориальной ренты¹³⁸.

Приравнивая статус молдавской вотчины к польско-литовскому поместью, создатели проекта 1684 г. понимали, конечно, какой колоссальный сдвиг произойдет в соотношении феодально-государственной и сеньорнально-вотчинной эксплуатации, насколько упадут государственные подати и в какой мере соответственно может вырасти сеньориальная рента и вотчинные доходы.

Осуществление проекта 1684 .г. означало бы не просто обратный и довольно резкий поворот в скольжении по типологическому ряду (по сравнению с противоположными сдвигами в период турецкого ига), ие просто возвращение, в связи с этим обратным типологическим сдвигом, к тому положению, которое было до установлення турецкого ига, то есть до огромного усиления феодально-государственных отношений собственности. Оно привело бы к установлению такого варианта феодальных отношений в Молдавии, который по существу (в смысле ослабления феодально-государственных и усиления сеньориальновотчинных отношений собственности) не имел места даже в период до турецкого ига (во время правления «древних господарей» и той «первой красоты», возврат к которым хотели осуществить сторонники того же идеологического направления в первом молдавско-русском проекте договора 1656 г. о подданстве)¹³⁹. Стремясь вернуться к этой «первой красоте», создатели проекта 1684 г. шли гораздо дальше в вопросе усиления сеньориально-вотчинных отношений собственности, нежели авторы договора 1656 г.

Ведь в проекте 1684 г. предлагалось приравнять статус молдавской вотчины к польско-литовскому образцу поместья. Между тем в Молдавии «и до установления турецкого ига в XV — начале XVI вв. феодально-государственные отношения собственности были сильнее, а сеньориально-вотчинные заметно слабее, нежели в Польше и Литве, Белоруссии и Западной Украине¹⁴⁰. Молдавский землевладелец и в XV—XVI вв. не имел тех прав и привилегий в вотчнне (по отношению к своим зависимым крестьянам), которыми была наделена «шляхта польская в землях короны и Литвы»¹⁴¹. Действительно, если высокое налогообложение феодалов и их хозяйства, фиксация сеньориальной ренты на более низком уровне при одновременном значительном росте централизованной ренты с ликвидацией податного иммунитета — явления конца XVI—XVII вв. (периода турецкого ига), то другие различия в правах между польско-литовской и молдавской шляхтой существовали еще в период до турецкого ига (в XV— начале XVI вв.).

К началу XVI в. польский шляхтич был полным господином в своем поместье, куда государство почти не вмешивалось¹⁴². Феодал мог свободно распоряжаться своими зависимыми крестьянами и их землей. Последние были лишены права обжаловать действия помещика перед королевским судом¹⁴³ н отделены от военного дела¹⁴⁴. Зато вотчинная юрисдикция весьма значительно расширилась¹⁴⁵. Землепользование крестьян в поместье было сильно ущемлено созданием барщинно-фольварочной системы. Шляхта имела право пропинации, а также беспошлинного вывоза своих продуктов и получения товаров с ближайших рынков¹⁴⁶. Самоуправление крестьян потеряло всякое значение, а процесс их закрепощения достигал своего апогея¹⁴⁷. Основная масса крестьян находилась в полном распоряжении феодалов, превративших своих крестьян в «подданых», как именовала крепостных крестьян польская шляхта¹⁴⁸, Помещик имел право не только разыскивать беглого, но и продать, заложить, подарить без земли, оторвать от семьи¹⁴⁹.

Наконец, дворянство короны имело так называемые «золотые шляхетские вольности» (в том числе *liberum veto», запрет конфискации имущества и ареста без предварительного решения суда и др.)¹⁵⁰.

Многих из этих шляхетских прав на эксплуатацию и господство в вотчине молдавское дворянство в XV — середине XVI вв. вовсе не имело или пользовалось ими не в полном объеме. В молдавском поместье было другое соотношение уз зависимости крестьян от вотчины и феодального государства и иная степень закрепощения, приведшие к тому, что молдавский феодал не мог так свободно распоряжаться личностью и землей своих зависимых .крестьян, как польская шляхта¹⁵¹.

Молдавский феодал не был таким полным господином в своем поместье, как шляхтич Польши (где государство вмешивалось в экономику вотчины чрезвычайно слабо). Молдавские зависимые крестьяне платили в XV — середине XVI вв. до 20 податей государству, причем светская вотчина располагала довольно ограниченным податным иммунитетом¹⁵². Господарские сборщики налогов, как правило, сами их взыскивали на территории светской вотчины. Доля податей была довольно заметной в общей массе прибавочного продукта, которую платил крестьянский двор вотчине и государству¹⁵³. Молдавские феодалы освобождались от податей, но светские землевладельцы платили торговые пошлины и не имели еще права пропинации.

Для Молдавии XV — начала XVI вв. характерно сохранение в определенной мере 'непосредственных уз зависимости вотчинных крестьян от феодального государства и замедленные темпы прикрепления к личности и владениям отдельных феодалов¹⁵⁴. Судебный иммунитет на землях светской вотчины был довольно ограничен, и крестьянин имел еще формальное право жаловаться на своего землевладельца-вотчннннка в государственный суд¹⁵⁵ При этом зависимые крестьяне располагали реальной возможностью оказать сопротивление владельцу вотчины, так как еще не были отделены от военного дела, участвовали в господарском войске, имели при себе оружие¹⁵⁶. Закрепощение таких зависимых крестьян в ветчине протекало весьма замедленно в XV—середине XVI вв. (они еще не потеряли право перехода), и процесс этот намного отставал по сравнению с соседним Польским государством. Не случайно в начале XVI в., когда между польским королем Сигизмундом и молдавским господарем Богданом завязалась оживленная переписка по поводу возврата беглых крестьян, молдавская сторона мотивировала требование возврата необходимостью взыскания государственных повинностей, а не тем, что крестьяне являются собственностью отдельных феодалов, как мотивировал свое требование польский король¹⁵⁷. На почве такого разного подхода, обусловленного неодинаковым уровнем развития крепостничества в Молдавии и Польше, стороны длительное время не могли прийти к согласованному юридическому оформлению условий возврата беглых крестьян¹⁵⁸.

Таким образом, права и привилегии польских и молдавских феодалов в XV — середине XVI вв. были неидентичными. Несмотря на то, что в дальнейшем, в течение XVI и до середины XVII вв., молдавские феодалы-землевладельцы получили некоторые из тех привилегий по господству и эксплуатации крестьян в вотчине¹⁵⁹, которыми пользовалась польская шляхта, им не удалось добиться такого же положения¹⁶⁰. Тем более, что (в связи с изменениями типологических путей развития молдавского феодализма в условиях турецкого ига) произошло огромное наслоение феодально-государственных отношений собственности поверх сеньориально-вотчинных. Последние, естественно, начали вновь, и притом значительно, ослабляться¹⁶¹. В этих условиях требование проекта 1684 г. наделить (при освобождении от турецкого ига и включении в подданство польского короля) корпоративно всех молдавских феодалов-землевладельцев¹⁶² теми же привилегиями, «которые имеет шляхта польская в землях короны и Литвы», означало распространение на Молдавию польского варианта феодальных отношений, то есть такого господства сеньориально-вотчинных отношений, которое никогда еще не имело места в княжестве.

Следует заметить, что польский феодализм вообще представлял собой в типологическом ряду один из самых крайне выраженных вариантов господства сеньориально-вотчинных отношений собственности (в Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европе)¹⁶³. Поэтому проект 1684 г. был одной из самых далеко идущих попыток установления господства сеньориально-вотчинных отношений собственности из всей серии проектов этого идеологического направления в среде господствующего класса Молдавии. То обстоятельство, что автором самого последовательного проекта был М. Костин (и возглавляемая им группировка феодалов), показывает, что некоторая часть служилого боярства (из тех, которые были одновременно и крупными вотчинниками-землевладельцами) все более решительно становилась яа эти позиции, наряду с остальными феодалами-вотчинииками. Такнм образом, в течение второй половины XVII в. наблюдается все более последовательно выраженное стремление этого направления изменить довольно радикальным образом формы феодализма в княжестве в случае освобождения от турецкого ига¹⁶⁴.

Правда, это ие значит, что в то время (80—90 годы XVII в.) совершенно перестала проявлять себя противоположная типо-логическая альтернатива сохранения господства феодально-го-сударственных отношений собственности (отраженная в свое время в проекте 1673 г.), то есть сохранения существующих в Молдавии второй половины XVII в. форм феодальных отношений и после освобождения от турецкого нга. Но следы такого направления встречаются реже, требования их выражаются в более стертых формулировках и направлены чаще всего иа сохранение того «status quo» в формах феодализма, которые сложились в Молдавии к этому времени (вторая половина XVII в.).

В отличие от боярского проекта 1684 г. (составленного М. Костином) в проходивших в те же годы переговорах между молдавским господарем К. Кантемиром и польским королем Я. Собеским речь шла (с молдавской стороны) об этой противоположной типологической альтернативе. Так, в 1686 г. росле переговоров посольства К. Кантемира с Я. Собеским его посол сообщает, что Молдавии как союзнику в борьбе против Турции гарантируется наследственная монархия в лице династии Кантемиров без всякого изменения существующих законов и обычаев страны¹⁶⁵. В 1688 г. К. Кантемир (опасаясь австрийского наступления) вновь посылает пыркалаба Саву к Собескому с указанием, что Молдавия якобы готова принять оговоренные ранее условия¹⁶⁶, а именно: наследственную монархию, сохранение всем боярам и землевладельцам Молдавии существующих привилегий н имущества, религиозные свободы¹⁶⁷.

Обращает иа себя внимание, что К. Кантемир в случае освобождения от турецкого ига и вхождения в новое подданство, по-видимому, не собирался существенно менять господствующие формы феодализма с высоким удельным весом централизованной ренты. Поскольку Молдавия, освободившись от турецкого ига, прекращала внешние платежи, доходы от «турецкого наследства» (доходившие до половины прибавочного продукта) должны были идти наследственной династии Кантемиров и, очевидно, служилому боярству (среди которого в это время все большее влияние на К. Кантемира оказывал И. Русет¹⁶⁸). Полной ясности на этот счет мы не имеем, но скорее всего таким образом надо понимать в молдавско-польских переговорах 1686—1688 гг. идею сохранения
Существование двух противоположных альтернатив решения статуса форм феодализма в Молдавии в случае освобождения от турецкого ига не прекратило своего существования и после 1684—1688 гг., когда надежды освободиться от турецкого ига с помощью польского короля Яна Собеского были явно скомпрометированы неудачными военными действиями последнего против Турции на территории Молдавии¹⁶⁹. Смена ориентации в поисках союзника н сюзерена (если это будет необходимо), способного освободить страну от турецкого ига, отнюдь не ликвидировала существования этих двух противоположных ТИПОлогических альтернатив. Наоборот, все более очевидно выкристаллизовывались их различия и возможность столкновения разных точек зрения при определении текстов очередного договора в случае новой попытки освобождения от турецкого ига.

Следы такого конфликта встречаем через несколько лет в 1690 г., когда под давлением Габсбургской империи феодальные сословия Молдавии вынуждены были оговаривать с австрийскими властями новый проект подданства¹⁷⁰. Речь идет о тексте договора от 16 февраля 1690 г., заключенного между молдавским господарем К. Кантемиром и генералом Хейслером, представляющим австрийского императора Леопольда I. Предварительный текст договора был составлен в г. Сибиу (Трансильвания). С молдавской стороны присутствовали бояре клучер Ион Бухуш н Петр Юрашку, уполномоченные молдавского господаря¹⁷¹.

Австрийский генерал поставил условием сюзеренитета уплату дани в размере 50 кошельков (25 тысяч талеров), а также поставку 100 лошадей и 200 быков¹⁷². Со своей стороны молдавские послы настаивали на включении пункта об осво-бождении бояр от податей, подтверждении их старых обычаев, наследственного правления Кантемиров. 8 июня 1689 г. Хейслер послал такой проект Военному совету империи. Последний в своем ответе от 28 июля 1689 г. считал необходимым снять пункт о наследственной монархии (результат явных намерений Австрии к аннексии), а также изменить пункт о податях бояр (освобождение касалось только их личности, «о не их вотчин), увеличив одновременно дань до 120 кошельков (60 тысяч талеров)¹⁷³.

В окончательном виде основная статья (восьмая) о правах и привилегиях молдавских феодалов выглядела в договоре от 15 февраля 1690 г. следующим образом: «Бароны и нобили Молдавии в своих привилегиях, как и в своем положенин, будут подобно тому как это обычно имеет место и как это соблюдается в других наследственных областях и провинциях его священнейшего величества, а именно, будут избавляться от податей и повинностей они лично как лица, имеющие иммунитет, впрочем их (баронов и'нобилей) имущество и владения не могут быть отняты для необходимых контрибуций. В дальнейшем, когда возникнет какая-либо война и будет публичная необходимость, они не откажут прибегать к защите 'родины и будут действовать оружием против врагов его величества. Поэтому высочайший принц (господарь) и сословия учредят не менее 4 депутатов из выдающихся баронов Молдавии, которые будут иметь свою резиденцию в Трансильвании рядом с генералом августейшего императора для разрешения и исполнения дел»¹⁷⁴.

Текст этой статьи говорит о том, что договор 1690 г. в его окончательном виде предусматривал освобождение феодалов лишь от личных податей. Он не прекращал все виды преобразования вотчинной ренты в централизованную и тем более не освобождал полностью от последней крестьян вотчины (как это предусматривал проект 1684 г.). Приравнивание феодалов Молдавии по договору 1690 г. к тому положению, которое «обычно имеет место» в других областях Австрийской империи, еще не давало тех привилегий, которыми пользовалась польская шляхта, и уравнения с которой требовал проект 1684 г.

Нужно иметь в виду, что во владениях Габсбургской империи налогообложение зависимых крестьян поместья (хотя и намного ниже, чем в Дунайских княжествах периода турецкого ига)¹⁷⁵ было гораздо выше, нежели в Речи Посполитой¹⁷⁶. Кроме того, в присоединенных к Габсбургской империи областях, в отличне от Польши, податями облагалось и вотчинное хозяйство феодалов-землевладельцев, хотя и в гораздо менее значительных масштабах, чем в Молдавии второй половины XVII в.¹⁷⁷ Наконец, вмешательство государства в экономику вотчины (особенно во второй половине XVII—XVIII вв.) стало приобретать в Габсбургской империи все более заметные масштабы. Государство прямо ограничивало сеньориальную ренту («защищая тем самым крестьянина от помещика») с тем, чтобы сохранить достаточный простор для довольно значительного роста податного обложения зависимых крестьян¹⁷⁸.

Приравнивая к таким условиям молдавского феодала (при этом со всеми возможными нарушениями в сторону его налогообложения, как и во вновь присоединенных землях Трансильвании и Олтении), договор 1690 г., с одной стороны, несомненно ослаблял уровень феодально-государственных отношений собственности Молдавии второй половины XVII в. С другой стороны, он не давал такого простора для укрепления сеньориально-вотчинных отношений, о котором мечтали авторы проектов 1674 и 1684 гг.¹⁷⁹ Он даже не ставил вопроса о возвращении к тому положению, которое было при «древних господарях», то есть до турецкого ига (условие первых проектов, когда противоположные типологические альтернативы еще недостаточно определились)¹⁸⁰.

Договор 1690 г. был результатом своеобразного компромисса, порожденного как позицией австрийских властей¹⁸¹, так и ориентацией различных группировок господствующего класса и господаря Молдавии К. Кантемира¹⁸². Не случайно с такой легкостью от этого компромиссного договора впоследствии отказался сам К. Кантемир, как только политическая ситуация изменилась (и угроза австрийской оккупации отаала)¹⁸³. Ведь он не получал по договору ни наследственной монархии для династии Кантемиров¹⁸⁴, ни всего «турецкого наследства» в централизованной ренте¹⁸⁵, то есть того, чего сумел добиться в переговорах с Я. Собеским в 1686—1688 гг.

Но если вначале К. Кантемир вынужден был согласиться на компромиссные условия договора и даже убеждал в необ1 ходимости его заключения других бояр (как единственной возможности сохранения престола в случае австрийского наступления), то наиболее решительные сторонники противоположной альтернативы и особенно их лидер М. Костии оказались в прямой и откровенной оппозиции.

Выступление М. Костииа и его группировки против договора 1690 г. — факт, хорошо известный в литературе¹⁸⁶. Менее выясненными остаются мотивы этой оппозиции. Л. В. Власова довольно обоснованно пересматривает установившееся в литературе мнение¹⁸⁷ о том, что М. Костин был против заключения договора с Австрией только из-за своей пропольской ориентации¹⁸⁸. Это давно утвердившееся мнение высказывали еще современники событий: французский посол в Константинополе де Кастаяьер (со слов своего секретаря, побывавшего в Молдавии) и иезуит д’Авр иль, посетивший в 1690 г. город Яссы¹⁸⁹.

В этих сообщениях достаточно сведений, чтобы поверить в то, что М. Костин и его сторонники выступили против договора от 15 февраля 1690 г. и только угроза казни заставила их подписать текст¹⁹⁰. Однако в них менее конкретно и уверенно говорится о причинах такой оппозиции. Д. Авриль дает понять (прямо не связывая это с оппозицией), что М. Костин «вместе со своей родней и своим родственником великим гетманом Молдавии был сторонником интересов Польши»¹⁹¹. Такого замечания оказалось достаточно, чтобы в литературе утвердилось именно это мнение о причинах оппозиции договору 1690 г. со стороны М. Костина и других бояр (гетмана Величко Костииа, Тудосиу Дубэу и др.). Это могло произойти потому, что не предполагалась возможность установления каких-либо других связей между М. Костином и австрийской дипломатической службой, помимо договора от 15 февраля 1690 г., заключенного от имени господаря К. Кантемира. Действительно, в таком случае, выступая против договора 1690 г., М. Костин и его сторонники выступали вообще против всяких молдавско-австрийских переговоров о сюзеренитете.

Статья Л. В. Власовой открывает новую страницу в деятельности М. Костина, который, оказывается, сам вел самостоятельные переговоры с агентом австрийской службы Д. Джорджини¹⁹². Последний после переговоров с «сеньором Миронашко» в Галацах сообщал генералу Ветерани 29 марта 1689 г.: «...сеньор Миронашко сказал мне, что если Ваше превосходительство войдет с армией в Молдавию, то вся провинция, безусловно, перейдет «а Вашу сторону и мало кто будет на стороне князя. Более того, он сказал, что трое придворных, а именно Великий маршал (гетман. — П. С.), первый канцлер и его зять, а также и другие будут на стороне Вашего превосходительства»¹⁹³.

Таким образом, в конкретных обстоятельствах угрозы ав-стрийской оккупации Молдавии М. Костин и его группировка выступали не просто бескомпромиссными противниками сближения с Австрией. Они не подчеркивали своей откровенной и решительной нелояльности в отношении к австрийцам, тем более что последние хорошо знали симпатии М. Костина к Польше¹⁹⁴. В основе такой вынужденной для полонофильски настроенного боярина необходимости искать связи с австрийской дипломатической службой лежало стремление не допустить оформления молдавско-австрийского договора под эгидой К. Кантемира¹⁹⁵, и главное, на тех условиях, которые могли быть разработаны сторонниками политики господаря¹⁹⁶. Ведь М. Костин хорошо знал, что в своих переговорах с Польшей в 1685—1688 гг. К. Кантемир защищал другие позиции, нежели в свое время высказал сам М. Костин в проекте 1684 г. Между этими позициями лежала пропасть, разделяющая две противоположные типологические альтернативы развития феодализма в Молдавии в случае освобождения от турецкого ига. Это был различный внутриклассовый подход к условиям договора 1690 г. Поэтому М. Костин, с одной стороны, отчаянно сопротивлялся подписанию договора от 15февраля 1690 г. с Австрией (его заставляют подписаться под угрозой казни), а с другой — через Джорджини приглашал австрийские войска войти в Молдавию, прогнать господаря К. Кантемира (и его сторонников), обещая свою помощь и поддержку основной массы молдавских феодалов-землевладельцев.

М. Костин хорошо знал, что если он взамен договора 1690 г. предложит нечто подобное проекту 1684 г. (на этот раз для Австрии), подавляющее большинство феодалов-землевладельцев Молдавии (особенно вотчинников, отстраненных от централизованной ренты) поддержат его, выступят против программы К. Кантемира и согласятся на выгодные для них в классовом отношении условия сюзеренитета (слепые узкоклассовые интересы могли толкнуть многих из них на сговор даже с такой агрессивной католической державой, как Габсбургская империя¹⁹⁷).

Сопротивление договору 1690 г. объясняется, помимо прочего, его содержанием, которое мало отвечало социально-политическим идеалам группировки М. Костина и большинству феодалов-эемлевладельцев в Молдавии. Из двух противоположных типологических альтернатив (при всех возможных компромиссах между ними) более «популярной» в среде феодалов- землевладельцев Молдавии была та, которую предложил М. Костин в 1684 г. И если этого не учел в достаточной степени господарь К. Кантемир в 1690 г., то двумя десятилетиями позже это понял его выдающийся сын Дмитрий Кантемир (хотя и он также не был сторонником тех позиций, которые защищал М. Костии). Причем Дм. Кантемир учел еще одно обстоятельство, которого не поняли в достаточной степени оба его предшественника в политической жизни Молдавии конца XVII в.

(К. Кантемир и М. Костин)объективно более верную ориентацию на Россию при определении державы, могущей освободить Молдавию от турецкого ига.

Весть о воссоединении Украины с Россией еще в середине XVII в. усилила в Молдавии уверенность, что освобождение от турецкого ига возможно только с помощью могучего Русского государства. В течение второй половины XVII—Начала XVII вв. эта увереиность нарастала несмотря на попытки Габсбургской империи и Речи Посполитой, выступавших в роли «освободителей» от турецкого ига, присоединить к себе Дунайские княжества. Различные проекты подданства появлялись чаще всего тогда, когда войска этих двух государств находились иа границах Молдавии или угрожали им (особенно очевиден случай с молдавско-австрийским договором 1690 г.). В то же время во второй половине XVII в. появляется целая серия добровольных обращений Молдавии за помощью к России. Эти обращения и просьбы о вхождении в русское подданство стали уже традиционными¹⁹⁸. Причем во время переговоров неоднократно подчеркивалось нежелание княжества искать освобождение от турецкого ига с помощью других государств, кроме России¹⁹⁹. Такое направление одевалось в формы необходимости обращения только к единоверному народу²⁰⁰ (точнее в господствовавшие в то время религиозно-идеологические одежды)²⁰¹.

В свою очередь, и в России все больше зрели планы широкой антитурецкой войны с опорой иа христианские народы Юго-Восточной Европы (в том числе и Молдавии). Первая военная попытка реализации этого плана (который в конечном итоге привел в XIX в. к освобождению Молдавии от турецкого ига и прогрессивному акту присоединения к России) могла быть осуществлена лишь в начале XVIII в. В то время в Молдавии на престол (в 1710 г.) вступил новый господарь, видный государственный деятель и ученый Дм. Кантемир, который питал глубокие симпатии к России и считал, что лишь с ее помощью можно освободиться от тяжелого турецкого ига.

Союз между Молдавией и Россией, между Дм. Кантемиром и Петром I, был заключен в 1711 г. Текст этого договора о вступлении Молдавии в русское подданство подвергался изучению в литературе неоднократно²⁰². Однако о« почти ие рассматривался с точки зрения определения тех форм феодальных отношений, которые должны были установиться в Молдавии после избавления от турецкого ига и вступления в русское подданство.

Между тем, борьба сторонников двух противоположных ти-пологических альтернатив развития феодализма (в случае осво-бождения от турецкого ига), которая наблюдается на всем протяжении второй половины XVII — начала XVIII вв., проявилась особенно остро в ходе обсуждения условий перехода Молдавии в русское подданство в 1711 г. Дм. Кантемир, как увидим далее, учел уроки политической борьбы вокруг этих двух альтернатив. Хотя их до сих пор не учли в достаточной степени при исследовании договора 1711 г. Это произошло, по-видимому, по той причине, что сам текст договора (приведенный в дипломе, данном царем Петром I молдавскому господарю Дм. Кантемиру) весьма лаконичен и на первый взгляд не содержит никаких сведений по указанному вопросу. Однако молдавский летописец И. Некулче, современник и активный участник событий 1711 г.²⁰³, упоминает о ряде пунктов условий подданства, которые в дипломе не числятся²⁰⁴.

На то, что в летописи И. Некулче при описании договора 1711 г. содержится ряд статей, которые отсутствуют в тексте диплома, обратили внимание советский историк Н. Кириченко и румынский исследователь П. Панаитеску²⁰⁵. Оба историка объяснили по-разному причины этого несовпадения. По мнению П. Панаитеску, господарь Дм. Кантемир, опасаясь оппозиции, держал в секрете текст договора и сообщил боярам другой вариант. Н. Кириченко отрицает наличие другого варианта и считает расхождение результатом субъективных взглядов И. Некулче, передавшего не совсем точно смысл договора 1711 г. По его мнению, эволюция во взглядах И. Некулче (от поборника сильной господарской власти к защите идеи боярской олигархии) послужила основанием для того, чтобы ои сознательно придумал через четверть века (когда писалась летопись) новые пункты, которые вовсе не обсуждались на господарском совете в 1711 г.²⁰⁶

Оба комментатора договора 1711 г. прошли мимо ряда важных обстоятельств. Они абстрагировались от многих аспектов той борьбы за различные пути развития феодальных отношений, которая происходила внутри господствующего класса в конце XVII — начале XVIII в. В лучшем случае учитывалась обычно одна сторона. Оба автора пытались найти объяснение расхождению в тексте диплома и летописи с учетом только тех споров, которые шли вокруг пункта о наследственной и неограниченной монархии в лице династии Кантемиров. Известно, что часть молдавского боярства выступила против.

По версии, выдвинутой П. Панаитеску, чтобы избежать оппозиции по этому вопросу в господарском совете, боярам представили другой текст — тот, который приводит в своей летописи И. Некулче. По мнению Н. Кириченко, такого подставного текста никогда не существовало, и летописец И. Некулче, отойдя «от лагеря сторонников укрепления господарской власти в Молдавии», просто его выдумал, чтобы оправдать свое поведение.

В обоих случаях объяснение базировалось иа имевшихся противоречиях по вопросу об установлении наследственной монархии²⁰⁷. Безусловно, этот вопрос был одним из центральных, но не единственным и может быть даже не самым острым.

Мы имели возможность заметить, что наиболее четкое размежевание различных группировок молдавских феодалов (притом не только боярства) происходило по поводу определения тех форм феодальных отношений, которые должны были установиться в стране в случае освобождения от турецкого ига и перехода в подданство России, Польши или Австрии. В конце XVII —начале XVIII в. этот вопрос обсуждался почти иа всех переговорах. Могли ли его обойти в 1711 г.? Если учесть критическое положение значительной части молдавских феодалов- землевладельцев в конце XVII — начале XVIII в., думается, что его нельзя было избежать. Это был самый непосредственный и больной вопрос, который их интересовал. Какое же он заиял место в договоре 1711 г.?

В том варианте, который был изложен в дипломе от 13 апреля 1711 г., более четко говорится о наследственной власти Кантемиров на молдавском престоле и необходимости укрепления господарской власти²⁰⁸. Зато формулировки, раскрывающие будущий статус феодализма в княжестве, менее определенные. Тем не менее они позволяют высказать некоторые предположения. С этой точки зрения более всего вызывает интерес пункт 8 диплома, который гласит: «Князь по древнему обыкновению всеми волоскими городами, аки собственными маетности, всегда владеть может и во всех доходах княжества сего «никакой убавки и ущербу да не имел бы»²⁰⁹.

Первую часть этого пункта легко понять, если учесть состояние структуры феодального землевладения в Молдавии начала XVIII в.: господарский домеи был почти ликвидирован и сводился в основном к землям городов. Сельские хотары в домене уже почти отсутствовали. Все остальные феодальные земли принадлежали светским и духовным феодалам (т. е. входили в состав частнофеодального землевладения)²¹⁰. Тем самым диплом 1711 г. подтверждал господарю его домен, который состоял только из городов²¹¹. Поэтому в дипломе и указывалось, что ими будут владеть господари, «аки собственными маетностми»²¹².

Вторая часть статьи как бы противопоставлялась первой, распространяясь уже не только на домен, но и на все остальные частнофеодальные земли княжества, где «во всех доходах», очевидно по сравнению с существующим положением в княжестве (т. е. господством централизованной ренты), для господаря «никакой убавки и ущербу» не будет. В данном контексте это означало, что господарь не должен терять доходы не только с земель домена (городов), но и от существующего уровня централизованной ренты с остальных земель всего княжества. Такая интерпретация пункта 8 в дипломе наиболее вероятная²¹³. Менее ясен вопрос об уровне централизованной ренты и доступе к нему служилого боярства. Во всяком случае их интересы здесь не оговаривались подобно тому, как это делалось в проекте той же типологической альтернативы в 1673 г. (составленном господарем Шт. Петричейку). Нераскрытым оставался и вопрос о так .называемом «турецком наследстве» в централизованной ренте, поскольку русская сторона твердо гарантировала, что никакой дани с Молдавии брать не будет и освободит ее без каких-либо корыстных целей²¹⁴.

Означало ли в таком случае выражение «никакой убавки и ущербу» господарским доходам сохранение прежней их доли в составе централизованной ренты (и сокращение лишь той части, которая шла турецким феодалам) или предполагалось включить в господарские доходы и «турецкое наследство» (подобно проекту 1673 г.)? На этот вопрос трудно ответить. Одиако надо иметь в виду, что, планируя создание неограниченной наследственной монархии, необходимо было предусмотреть и соответствующую экономическую базу. При отсутствии господарского домена (за исключением городских земель) такой базой мог стать только высокий уровень централизованной ренты (иными словами значительное податное обложение частнофеодальных земель и сохранение господствующего положения феодально-государственных отношений собственности). Разумеется, последние отношения можно было бы несколько ослабить (в целях выхода из экономического упадка)²¹⁵, но не изменить в целом формы феодализма в сторону установления абсолютного господства сеньориально-вотчинных отношений собственности.

Поэтому мы думаем, что пункты диплома от 13 апреля 1711 г. были ближе к той типологической альтернативе развития феодализма (в случае освобождения от турецкого ига), которую олицетворял проект 1673 г. и частично договор 1690 г. Во всяком случае они были противоположны той альтернативе, которую выражали проекты 1674 и 1684 гг.

Текст же договора 1711 г. в изложении И. Некулче приводит нас к совершенно иным выводам. Правда, наследственная монархия династии Кантемиров предусматривается и здесь²¹⁶, лишь выглядит она более ограниченной, нежели в дипломе²¹⁷. Самые разительные отличия между дипломом и летописью И. Некулче наблюдаются в вопросе определения тех форм феодализма, которые должны были установиться в княжестве после освобождения от турецкого ига и вхождения в русское подданство. Согласно летописи, договор предусматривал огромное сокращение феодально-государственной эксплуатации и централизованной ренты, с одной стороны, и значительное возрастание сеньориальной ренты и вотчинных доходов — с другой.

Для этого предусматривалась, в первую очередь, полная отмена подушной подати в княжестве: «Чтобы бир не давала страна ни одного бана»²¹⁸. Между тем бир (именуемый ранее в славянско-молдавских документах «дань») взыскивался еще до установления турецкого ига в XV в.²¹⁹

Доходы господаря, согласно летописи, ограничивались только соляной пошлиной и городскими налогами, «а других податей дабы не было»²²⁰. Но если бир полностью ликвидировался, то другие важнейшие и наиболее древние государственные натуральные повинности не просто отменялись. Оии передавались из русла феодально-государственной эксплуатации в русло сеньориально-вотчинной: «мазылы и монастыри, чтобы владели вотчинами и крепостными (вечинами) своими, чтобы взыскивали десятину и гоштину с овец, свиней и улиев со своих вотчин»²²¹.

В общегосударственном масштабе эти основные виды централизованной натуральной ренты с крестьянского хозяйства (десятина с ульев и вина, гоштина с овец и свиней) никогда еще не передавались феодалам-землевладельцам в корпоративном порядке²²² даже в период, предшествующий установлению турецкого ига (встречались лишь иммунитетные грамоты, пожалованные, как правило, только церковно-монастырскому землевладению)²²³. Феодалы-землевладельцы, которые раньше сами в виде перекачки вотчинной ренты в централизованную платили эти подати (бир, десятину, гоштину), не только освобождались от них, но и в порядке обратной перекачки централизованной ренты в сеньориальную должны были получить в свою пользу большую часть этих податей (десятину и гоштину) со своих зависимых крестьян.

Перед нами те самые требования, которые вот уже несколько десятилетий настойчиво выдвигали в проектах 1674 и 1684 гг. сторонники наиболее радикального изменения в Молдавии существующих форм феодализма. И пути осуществления этих типологических сдвигов в формах молдавского феодализма, согласно договору 1711 г. в редакции И. Некулче, предполагалось провести таким же образом, как в предшествующих проектах конца XVII в. и как это в действительности было осуществлено впоследствии (в первой половине XIX в.). Текст договора в редакции И. Некулче создавал необходимый «вакуум» в достигнутой уже норме эксплуатации за счет огромного сокращения феодально-государственной эксплуатации крестьян. По этому договору, с одной стороны, в «вакуум» устремлялось значительное возрастание сеньориально-вотчинной эксплуатации крестьян землевладельцами, с другой — сама норма эксплуатации несколько снижалась за счет полного освобождения крестьян от довольно тяжелой подати — бира.

Такое решение, конечно, вполне устраивало как большую часть землевладельцев-феодалов (за исключением части служилых бояр, заинтересованных преимущественно в феодально-государственной эксплуатации), так и основную часть населения страны — крестьян и мелких землевладельцев. Подвергавшаяся постоянно тенденции разорения в период турецкого ига большая часть землевладельцев могла в таком случае избегнуть окончательного краха, предотвратить неумолимо надвигавшееся сословное оскудение многих из них. Крестьяне могли ожидать, хотя бы первое время, некоторого облегчения своей судьбы. Ясно, что тот, кто провозгласил бы подобные пункты в договоре, мог ожидать поддержку подавляющего большинства зависимых сословий, основной массы землевладельцев-феодалов, а также церкви.

Однако именно в этой части текст договора в его разных редакциях расходился особенно резко. Редакция договора в дипломе совершенно не упоминала подобного сокращения господствующей централизованной рейты. Скорее наоборот, здесь содержался намек на сохранение существующих форм феодальных отношений, ибо, как оговаривалось в дипломе, «князь по древнему обыкновению... во всех доходах княжества сего никакой убавки и ущерба да ие имел бы»²²⁴.

Прежде чем попытаться объяснить причину столь разительного противоречия, надо выяснить, в какой мере вероятно существование, помимо диплома, текста договора в редакции И. Некулче. И что, пожалуй, самое важное — установить, насколько вероятно обсуждение договора в последней редакции на господарском совете²²⁵.

Н. Кириченко категорически отвергает подобную версию, считая ее «несостоятельной», плодом позднейшего субъективного домысла молдавского летописца И. Некулче, написавшего летопись через четверть века после событий 1711 г.

Между тем в пользу того, что текст договора в редакции И. Некулче существовал или по крайней мере обсуждался в совете, говорит его содержание. Оно задевало вопросы, которые очень волновали основную массу феодалов-землевладельцев страны. Правда, этого довода недостаточно, чтобы быть уверенным в его существовании. Перед нами пока лишь гипотеза, имеющая право на существование, но требующая доказательств. Для этого необходимо найти подтверждение в иных источниках, особенно в других молдавских летописях, описывающих события 1711 г.

Такое свидетельство удалось обнаружить — это летопись «псевдо-Мусти» (или раковицкая летопись). Она не оставляет никаких сомнений в том, что на господарском совете в 1711 г. бояре и духовенство обсуждали именно пункты договора, имеющиеся в летописи И. Некулче, но отсутствующие в дипломе, который вообще ие был известен большинству бояр²²⁶.

Автор раковицкой летописи сообщает, что Дм. Кантемир в связи с вопросом о переходе в русское подданство собрал весь совет бояр и дал свое решение в письменном виде для зачтения логофету. Среди зачитанных пунктов были: а) установление наследственного владения престолом; б) решение о том, что «доходы самого господаря ограничивались таможнями, солеварнями и городами, а на страну более ни одной повинности не накладывать, чтобы каждый владел своими селами и имениями, со всем доходом, монастыри, бояр и и другие жители, подобно тому, как в стране Польской, каждый, чтобы волен был владеть тем, что имеет»²²⁷. Итак, на господарском совете речь шла не только о наследственной монархии, но и о давно облюбованной значительной частью молдавских землевладельцев польской «модели» аграрного строя и феодальной эксплуатации крестьян²²⁸. Той «модели», которая противопоставлялась господству феодально-государственной эксплуатации и была изложена в проектах 1674 и 1684 гг.

Свидетельства двух разных летописцев (И. Некулче и «псевдо-Мусти») о том, что на господарском совете Дм. Кантемир объявил в числе условий перехода в русское подданство значительное ограничение централизованной и увеличение вотчинной ренты, при отмене всех видов ее преобразования в централизованную, совпадают. Это совладение имеет особое значение, так как оба летописца присутствовали на господарском совете, но описывали события в разное время и независимо друг от друга²²⁹. Оба летописца выделяют два важнейших вопроса (о наследственной монархии и системе присвоения прибавочного продукта), которые больше всего интересовали господствующий класс Молдавии. Не случайно именно по первому вопросу Дм. Каитемир ожидал наиболее ожесточенной оппозиции на господарском совете со стороны части крупного служилого боярства. Однако по второму вопросу одновременно ои надеялся найти немало союзников, особенно среди основной массы разоряющихся от тяжелого 'налогообложения землевладельцев. И Дм. Кантемир не ошибся. Как известно, часть служилого боярства во главе с И. Русетом выступила против договора²³⁰. П. Панаитеску считает, что это как раз «крупное боярство, которое связало свои надежды с протекцией Порты, защитницей их интересов». Они, конечно, выступали не только против наследственной монархии (в лице династии Кантемиров), но и против польской «модели» форм феодализма за сохранение существующего положения²³¹.

Приход русских войск и вхождение Молдавии в русское подданство на тех условиях, которые были зачитаны на господарском совете в конце июня 1711 г., не только укрепляли позиции господаря по сравнению со служилым боярством, ио и забирали у последних главный источник получения доходов за счет феодально-государственной эксплуатации крестьян. Значительную долю этих доходов предполагалось отдать в руки феодалов-землевладельцев, на земле которых сидели зависимые крестьяне. Поэтому лишь часть крупных служилых бояр (руководствуясь патриотическими мотивами, либо бывшие одновременно и крупными землевладельцами) поддержала господаря Дм. Кантемира. Остальные не только не поддержали господаря, но и не явились в его войско.

Здесь и кроется основная причина того, что Дм. Кантемир внес пункт о наследственной монархии ие только в диплом²³², ио и в текст редакции договора, зачитанного на господарском совете, в то время как пункты о «польской модели» построения феодальной эксплуатации сообщил только на господарском совете, не включая их в диплом. Более того, в дипломе содержалось другое (почти противоположное) решение этих пунктов.

Такой политический маневр господаря, вполне вероятно, носил характер своеобразного компромисса²³³. Он объяснялся необходимостью привлечь на свою сторону значительную часть разоряющихся землевладельцев-вотчинников (в количественном отношении основную массу молдавских феодалов), недовольных господством феодально-государственной эксплуатации, особенно последними сдвигами в преобразовании вотчинной рейты. В их глазах стандарт феодальной жизни, отраженный в проектах 1674, 1684 гг. и в договоре 1711 г. (в редакции И. Некулче), являл желанный образец, за который они готовы были еновь взяться за оружие, как некогда решились на это во время восстания Хынку и Дурака.

Дм. Кантемир учел возможность появления вновь оппозиции, которая возникла при его отце во время заключения договора 1690 г. Он понимал, что другая альтернатива, которой придерживался при его отце летописец и боярин М. Костин, была более популярной в среде основной массы феодалов-землевладельцев. Поэтому в тексте договора, зачитанного на совете, сохранился только пункт о наследственной монархии Кантемиров (он вызвал лишь частичную оппозицию)²³⁴, в то время как идея ее неограниченности и создания соответствующей экономической базы в виде сохранения господства феодально-государственных отношений собственности (что могло вызвать еще более широкую оппозицию сословия феодалов-землевладельцев) была, в целях компромисса, коренным образом изменена²³⁵.

Расчет Дм. Кантемира оправдался. Как пишет летописец И. Некулче, «бояре-мазылы начали приходить из бегов в его войско и мало кто не пришел... также и служиторы, как услышали, стали приходить все со всех сторон н записываться в стяги»²³⁶. Остальная часть войска состояла из ремесленников, боярских слуг, мелких землевладельцев — всех тех, кто обычно поддерживал укрепление господарской власти, а в данном случае в приходе русских войск они видели свое освобождение от турецкого владычества и тяжелого налогообложения.

Неудача Прутского похода Петра I отложила вопрос о русском подданстве Молдавии, а вместе с ним надежды феодалов-землевладельцев на рост сеньориальных доходов за счет перестройки системы феодальной эксплуатации и изменения форм феодализма. Но и впоследствии, когда этот вопрос возникал вновь, молдавские землевладельцы стремились оговаривать свое освобождение от податей и возможность роста сеньориальных доходов за счет ограничения феодально-государственных. Система феодальной эксплуатации крестьян в странах Восточной Европы продолжала оставаться для них желанной «моделью» на протяжении всего XVIII века. Особенно много подобных проектов возникало в период русско-турецких войн, когда усиливались надежды молдавского народа на освобождение от тяжелого турецкого ига.

Появился такой проект и во время русско-турецкой войны 1735—1739 гг.²³⁷ В составленном от имени духовного и светского феодальных сословий Молдавии проекте договора от 4 сентября 1739 г. предусматривался переход княжества в русское подданство. В известной мере и здесь не был обойден аспект будущего статуса форм феодализма после освобождения от турецкого ига и вступления в русское подданство, хотя многие вопросы оставались открытыми, в частности вопрос о «публичных доходах княжества» (как именовались здесь феодально-государственные отношения собственности), которые предпола-галось уточнить впоследствии. По-видимому, мыслилось все же, что они должны были уравняться с общероссийской податной системой. Намек на это содержался в пункте 6 (первой части проекта), где указывалось, что взыскания на содержание армии будут производиться ло русскому регламенту²³⁸. Эта идея уравнения проводится более четко в первом пункте (второй части) проекта, где идет речь об установлении в Молдавии после освобождения от турецкого ига тех форм господствующих феодальных отношений, которые существовали в России того времени, а именно «чтобы... мы (феодальные сословия. — П. С.) имели те же вольности, привилегии и преимущества, как в духовных, так и в светских делах, каковыми прочие ея импера-торского величества подданые пользуются»²³⁹.

Однако в целом, проект условий подданства 1739 г. не содержал более четкого определения форм феодализма, поскольку он возник в результате быстротечных переговоров командующего русской армии Мнннха н верхушки боярства и духовенства, среди которого не. было единства мнений²⁴⁰. По-виднмому, и этот проект был результатом определенного компромисса, при котором приемлемой оказалась формулировка прнравнения к положению подданных России без ее уточнения в сословном от-ношении²⁴¹. Надо также иметь в виду поведение во время переговоров самого Миниха, нелестная характеристика которому при составлении условий подданства уже была дана в советской исторической литературе²⁴². Поэтому проект договора 1739 г. в меньшей мере позволяет определить программы феодальных сословий Молдавии в отношении форм феодализма, нежели предыдущие проекты подданства. Но и здесь ясно, что не исчезла основная идея, свойственная большинству проектов второй половины XVII — начала XVIII в.

Этот лейтмотив встречаем н в дальнейшем во второй половине XVIII —начале XIX в.: обращение молдавских землевладельцев к русской императрице от 18 ноября 1769 г.; запись декабрьских пунктов молдавских и валашских депутатов феодальных сословий 1769 г.; мартовские пункты валашских делегатов 1770 г.; обращение к Порте 1776 г.; обращение к России 1776 г. и т. д.²⁴³ Но рассмотрение этих документов выходит за рамки настоящей статьи по ряду причин. В первую очередь потому, что здесь уже новый период — период позднего феодализма²⁴⁴, когда проблема периодизации и типологизации этой формации должна рассматриваться в ином подходе и в другом их соотношении, нежели в предыдущий период развитого феодализма (в этой новой постановке должна рассматриваться не только проблема форм феодализма и внутрнформационных типологических сдвигов, но и начало межформационных сдвигов и типологии перехода от феодализма к капитализму)²⁴⁵. Последние мотивы даже опережали иногда в Молдавии (под внешним влиянием буржуазной Европы) сам процесс перехода от феодализма к капитализму в княжестве. Поэтому в отдельных проектах конца XVIII —начала XIX в. встречаем уже не столько проблему форм феодализма, сколько проблему перехода от феодализма к капитализму²⁴⁶.

Наконец, надо иметь в виду, что с конца XVIII — начала XVII в. иного подхода требует и сама проблема форм феодализма в Молдавии, так как в связи с началом ослабления турецкого ига (в результате русско-турецких войн) начинается обратный внутриформационный сдвиг (от господства феодально- государственных отношений собственности к укреплению сеньориально-вотчинных)²⁴⁷. Конечно, в этих условиях миогне вопросы в проектах ставились иначе, чем в период, когда типологический сдвиг в формах молдавского феодализма был направлен в сторону государственного феодализма.

Эти проблемы не входят в задачу нашей статьи, и нам остается подвести краткие итоги.

В рамках выдвинутой теоретической постановки о критериях типологизации феодализма в рассмотренных молдавских проектах подданства можно выделить две основные типологические альтернативы развития форм феодализма в случае освобождения от турецкого ига.

Первая из них предусматривала сохранение существующих во второй половине XVII—середине XVIII в. форм молдавского феодализма, в которых, как результат горизонтального сдвига по типологическому ряду, установилось господство феодально-государственных отношений собственности. При этом ни один проект не доходил до установления государственного феодализма в более «чистом виде, а предусматривал сохранение существующего частнофеодального землевладения, когда в совокупной ренте решающую роль играла не сеньориально-вотчинная, а централизованная рента. Иными словами, когда господствующие феодально-государственные отношения собственности наслаивались поверх сильно ослабленных сеньориально-вотчинных. Перестройке подлежало, согласно этим проектам, лишь распределение доходов от господствующей централизованной системы феодальной эксплуатации в связи с тем, что господари и служилое боярство претендовали на всю централизованную ренту, в том числе и иа ту львиную долю, которая раньше шла Турецкому государству²⁴⁸. Наиболее очевидно эту типологическую альтернативу отражает проект 1673 г., представленный господарем Шт. Петричейку и служилым боярством польскому королю, а также проект 1711 г. в редакции диплома от 13 апреля 1711 г.

Вторая альтернатива предусматривала обратный горизонтальный сдвиг по типологическому ряду (по сравнению с тем, который произошел при турецком владычестве), а именно: огромное ослабление феодально-государственных отношений собственности и приближение к господству сеньориально-вотчинных. Это — наиболее популярная в среде феодалов-землевладельцев типологическая альтернатива. Она встречается в проектах, представленных в 1656 н 1674 гг. России, в 1684 г. — Польше, а также в проекте русского подданства 1711 г. в редакции летописи И. Некулче.

Разумеется, рождались и компромиссные варианты проектов, каким был молдавско-австрийский договор 1690 г.

В конечном итоге развитие форм феодализма в период ослабления, а затем и ликвидации турецкого ига в Молдавии XIX в. осуществилось в соответствии со второй из этих типологических альтернатив.

^*Настоящая статья состоит из двух частей. Первая, вспомогательная часть, посвященная теоретическому анализу проблемы типологии феодализма, — это дополненный и переработанный доклад автора, обсужденный на Всесоюзном симпозиуме с участием зарубежных историков по проблеме «Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма», который состоялся в мае 1973 г. в г. Кишиневе. По этому вопросу см. также монографию автора — «Исследования по истории феодализма в Молдавии», т. I. Кишинев, 1972, стр. 426—436. Вторая часть — основная. В ней на основе исходных позиций указанного теоретического анализа автор исследует проблему типологических аспектов феодализма в молдавских проектах вступления в подданство России, Польши и Австрии с целью избавления от турецкого ига.
¹ Такой подход еще мало распространен в нашей медиевистике. На его значение обратил внимание академик JI. В. Черепиии. Ои считает необходимым рассматривать вопрос о региональных особенностях развития феодальной формации в Юго-Восточиой Европе как по вертикали, так и по горизонтали (Л. В. Черепнин. Актуальные проблемы истории Юго-Восточиой Европы эпохи феодализма. — В сб.: Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма, стр. 7).
² Это явление, иа наш взгляд, имеет, например, место в многотомном академическом издании «Истории Румынив» (т. II, 1962; т. III, 1964), где динамика феодализма в Молдавском и Валашском княжествах периода турецкого ига рассматривается только с точки зрения периодизации этой формацви. Такой подход господствует в историографии до настоящего времени.
³ На эту сторону изучения типологии феодализма обращают внимание новейшие исследователи проблемы. Авторы обобщающей монографии «Пути развития феодализма» А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто, Л. В. Черепнин отмечают в предисловии, что «иа тип феодализма влияют внешнеполитические условия» (стр. 5). При этом они выделяют две разновидности такого влияния: «в условиях независимости» или «в условиях утраты независимости в пользу других стран», то есть завоевания, как это было в Юго-Восточной Европе периода турецкой экспансии. Особое внимание на роль политических, и особенно внешнеполитических, факторов в этом вопросе обратил внимание молдавский историк В. Я. Гросул в статье «Изменение формы феодальных отношений в Молдавии и Валахии и ее особенности (первая тоеть XIX в.)» (Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма, стр. 114—125).
⁴ См. материалы всесоюзного совещания медиевистов 1966 г. (доклады и выступления А. Д. Люблинской, Ю. Л. Бессмертного, А. П. Каждана, Е. В. Гутновой, С. М. Стам, 3. В. Удальцовой и др.) в сб. «Средине века». М., 1968, вып. 31, стр. 24—26, 29, 36, 42,150 и др.; О критериях типологизацни см. также А. П. Новосельцев, В. Т. Пашуто, Л. В. Черепнин. Путн развития феодализма. М., 1972, стр. 3—8; 3. В. Удальцова, Е. В. Гутнова. К вопросу о типологии феодализма в Западной и Юго-Восточиой Европе. — В сб.: Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма, стр. 12—13 (Последние два автора признают, что «до сего времени (1973 г.) ие сложилось еще общей точки зрения о принципах н критериях типологизации феодальных обществ в целом») ; Ю. В. Бромлей, В. Д. Королюк. Славяне и волохи в великом переселении народов и феодализация Центральной и Юго-Восточной Европы. — Там же, стр. 24—33; Г. Г. Литаврин. Особенности византийского и болгарского феодализма в конце XII— XIV вв. (К проблеме типологии феодализма). — Там же, стр. 52— 60; Е. П. Наумов. Сербский феодализм накануне турецкого завоевания. — Там же, стр. 61—67 и др.
⁵ См. предисловие: Л. В. Черепнин. Актуальные проблемы исторяи Юго-Восточиой Европы эпохи феодализма. — В сб.: Юго-Восточиая Европа в эпоху феодализма, стр. 3—7, а также доклады симпозиума: П. В. Советов. Типологические пути развитого феодализма и турецкое завоевание Юго-Восточной Европы. — Там же, стр. 84—93; В. Я. Гросул. Изменение формы феодальных отношений в Молдавии и Валахии и ее особенности (первая треть XIX в.). — Там же, стр. 114— 125; Я. С. Гросул и П. В. Советов. Типологические пути позднего феодализма и переходного к капитализму периода в Дунайских княжествах. — Там же, стр. 126— 140. Во время обсуждения иа симпозиуме большинство выступавших поддержали, в той или иной степени, эту постановку (академик Л. В. Черепнин, В. Д. Королюк, 3. В. Анчабадзе, Б. Н. Флоря, Ю. М. Юргинис, Е. П. Наумов, В. А. Смилянская, М. X. Сванидзе, Л. В. Маркова, В. Д. Назаров, Ш. Ф. Мухамедьяров, Н. А. Мохов, П. Г. Дмитриев, Д. М. Драгнев, болгарский медиевист Ст. Дмитров и др.). Вовремя дискуссии высказывались и другие мнения. В частности Ю. Л. Бессмертный предлагал при типологизации феодализма ограничиваться его определением только в рамках сеньориально-вотчиииых отношений собственности.
⁶ К. Маркс. Капитал, т. III. М., 1951, стр. 804.
⁷ Там же, стр. 631, 637.
⁸ Общественные отношения собственности ие могут быть поняты только на основе анализа прав данного частного землевладельца без общеклассовых отношений собственности феодалов и крестьян. Последние являются более всеобъемлющими, охватывая н отношения собственности между государством (как «коллективным феодалом», концентрированным собственником) и крестьянством как классом в целом. Следовательно, оии включают централизованную систему феодальной эксплуатации крестьян, Которая могла осуществляться ие только в «чистом» виде (без всяких фетишей при государственной собственности на землю), но и в виде наслоения поверх сеньориальной ренты (при частной собственности на землю). Наслоение это, зачастую скрываясь за публичноправовыми, политическими и юридическими вывесками, иногда многократно превосходило размер сеньориальной ренты. Для такого понимания вопроса надо иметь в виду, что рента возникает не из земли, а из общественных отношений. К. Маркс пишет о таком иеправильвом понимании природы ренты, благодаря чему «кажется будто рента возникает не из цены земледельческого продукта, а из массы продукта, следовательно, ие из общественных отношений, а из земли». При этом К. Маркс отмечал: «Ничего не может быть комичнее учения Гегеля о частной собственности» именно потому, что он ие видел в ией «определенное общественное отношение». (/С. Маркс. Капитал, т. III, стр. 800. См. также Б. Ф. Поршнев. Феодализм и народные массы. М., 1964, стр. 29, 39, 67).
⁹ К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 810—811. Здесь К. Маркс упоминает (для Европы) «... ту часть этой ренты, которая взималась в виде государственного налога».
¹⁰ Не случайно К. Маркс обратил внимание иа приближение форм феодализма в Западной Европе XIV—XV вв. к восточному типу (К. Маркс. Капитал, т. I. М., стр. 722).
¹¹ К. Маркс. Капитал, т. III, стр. 804.
¹² О генезисе капитализма в странах Востока XV—XIX вв. М., 1962, стр. 365—374, 396—398, 403—404, 408, 410—411, 413.
¹³ К. 3. Ашрафян. Аграрный строй Северной Индии (XIII — сер. XVIH вв.). М., 1965.
¹⁴ М. А. Барг. К вопросу о начале разложения феодализма в Западной Европе. — «Вопросы истории», 1963, № 3, стр. 79; См. также А. Д. Серовайский. К вопросу о распределении прав собственности среди бургундских феодалов X—XII вв. — «Средние века»*, т. 28. М., 1965, стр. 38—39.
¹⁵ Автор следующим образом характеризует данные процессы в Западной Европе: «Если в севьориальную фазу феодализма крупная собственность неизбежно содержала в себе больший или меньший элемент политического суверенитета, то в позднее средневековье отношение становится обратным: политический суверенитет неизбежно принимал характер верховной земельной собственности» (М. А. Барг. К вопросу о начале разложения феодализма в Западной Европе. — ВИ, 1963, № 3, сто. 83 — 84).
¹⁶ Н. А. Мохов. Молдавия эпохи Феодализма. Кишинев, 1964, стр. 139— 140; История Молдавской ССР, т. I. Кишинев, 1965, стр. 96—97, 100—107.
¹⁷ История Молдавской ССР, т. I, стр. 105—107; V. Hanga. Contribu-{ii la ргоЫеша imunitStii feudale. Studia Universitatis Babe; — Bolyai, 1960, ser. Ill, fasc. 2, p. 29— 51.
¹⁸ П. В. Советов. О праве перехода зависимых крестьян в Молдавии XV — середины XVI в. — «Известия Академии наук МССР». Кишинев, 1962, № 1, стр. 3—18; История Молдавской ССР, т. I, стр. 107.
¹⁹ П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, т. I, стр. 234—262.
²⁰ Там же, стр. 252—255.
²¹ Там же, стр. 490—493.
²² Н. А. Мохов. Указ. соч., стр. 141, 251; И. М. Шлаен. К вопросу о зависимых крестьянах Молдавии в XV—XVII вв. — «Ученые записки Кишиневского педагогического исствтута», 1959, т. XI; V. Costd-chel, А. Сагаси, P. Panaltescu. Viata feudala tn Tara RomtneascS si Moldova (sec. XIV—XVII). Buc., 1957, p. 123, 128.
²³ П. Г. Дмитриев, П. В. Советов. Роль цеитрализоваивого пути присвоения прибавочного продукта с крестьян феодальной Молдавии XVI—XVIII вв. — «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 г.». Вильвюс, 1965, стр. 272—282.
²⁴ Там же, стр. 276—277.
²⁵ Там же\ История Молдавской ССР, т. I, стр. 199—204.
²⁶ Д. М. Драгнев. Прогресс, замедленное развитие или экоиомвческий упадок? — В сб.: Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма, стр. 99—107.
²⁷ О налогообложении вотчины см. П. В. Советов. Исследоваивя по истории феодализма в Молдавии, стр. 467—469.
²⁸ Я. С. Грос у л, Н. А. Мохов, П. В. Советов. Современная историография об аграрных отношениях в Молдавии и Валахии периода перехода от феодализма к капитализму. — «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1964 г.». Кишинев, 1966, стр. 21— 22; Д. М. Драгнев. Аграрное законодательство К. Маврокордата и изменение правового положения молдавских крестьян в середине XVIII в. — Там же. Рига, 1963, стр. 252—264.
²⁹ В. Я. Грос у л, П. Г. Дмитриев, П. В. Советов. Переходные формы феодальной эксплуатации крестьян в Молдавии XVIII — начала XIX в. — «Известия Академии ваук МССР». Кишинев, 1967, № 2, стр. 3—46.
³⁰ П. Г. Дмитриев. Консервация феодальных отношений в Молдавии турецко-фанариотским гнетом. — В сб.: Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма, стр. 108—114.
³¹ О степени ломки существуют разные мнения в литературе: Jo-zef Perenyi. Quelques aspects de la coexistence des civilisations balkaniquea du XV-e au XVIII siecle. — «Revue des etudes sud-est europfeennes». Buc., 1963, N1— 2, p. 171—172; E. Francis. La feo-dalite bizantine et la conquMe tur-que. — «Studia et acta orientalia», vol. IV. Buc., 1962, p. 69—89; H. Inaldzik. Od Stefana Dusana do osmankog carstva. «Priloziza ori-jentalnu filologiju i istoriju Jugoslo-venskih naroda pod turskom vla-davinom, III—IV, 1953—1954. Sarajevo, p. 23—54; В. Мутафчиева. Аграрните отношения в Осмаиската империя през XV—XVI вв. София, 1962; Б. Цветкова. Поземле-иите отношения в българските земи под османско владычество до средата XVII в. — «Исторически преглед», год VII, кн. 2; F. G. Milcova. Sur la teneur et le carac-tere de la propriety d’Etat dester-res mirije dans I'Empire ottoman du XV-e au XIX siecles. — «Etudes balkaniques», t. 5, 1966, p. 155—175.
³² П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 456—486 (гл. VI, § 5 «Окрестьявиваиие мелкого землевладения»),
³³ Там же.
³⁴ О том, что в результате распространения десятины «по-крестьяискн» на вотчинное хозяйство обеднели и разорились многие землевладельцы, пишут: летопись «псевдо-Мусти» («обеднение и разорение всех бояр и монастырей была та двойная десятина»); летопись «псевдо-Амираса» (от налогов «бояре впали в великую бедность, запустели монастыри, а мазылы иачалн полностью исчезать... боярские дома и монастыри и другие бреслы обеднели и остались разоренными, давая десятину как крестьяне»); М. Ко-gdlniceanu. Letopisefele, t. Ill, p. 37, 70, 116, 120, 158. От платежей иа вотчинное хозяйство, говорится в летописи, приписываемой Н. Костину, «обеднели и исчезли многие боярские роды» (Там же, т. III, стр. 23). И. Некулче также отмечает, что в конце XVII в. налоги сильно разорили монастыри и служилых людей (Там же, стр. 234—259). Летописец называет двойную десятину обычаем, направленным на разорение бояр, мазыл и монастырей, «плохим обычаем ликвидации мазылов» (Там же, стр. 289, 347, 352, 364, 373). Причем летописец псевдо-Когэлиичану подчеркивает, что разорение касалось особенно тех землевладельцев-феодалов, которые жили только за счет сеньориальных доходов. «А оии, — писал летописец, — существовать без должностей и содержать дома свои не могут» (Там же, т. III, стр. 379). Характерно, что сам летописец Н. Костин после казни отца М. Костина и потери своей должности бежал «из-за тяжелых налогов и преследований» (/. S. Pet re—N. Costin. Viata opera. Buc., 1939, p. 12—13).
³⁵ Сдвиг по указанному типологическому ряду имел место и на Балканах и в Дунайских княжествах периода турецкого ига в одном и том же направлении: от господства сеньориально-вотчвнных отношений собственности (так называемого «западного феодализма») к господству государственного феодализма (так называемому «восточному феодализму»). Но степень отдаления от одного и приближения к другому была различной: более значительной иа Балканах и менее значительной в Дунайских княжествах.
³⁶ См. об этом Я. С. Г росу л, Н. А. Мохов, П. В. Советов. Указ. соч., стр. 23.
³⁷ Для этой взаимозависимости характерно, что в период ослабления турецкого ига в конце XVIII — первой половине XIX в. наблюдается обратный внутриформациониый процесс передвижения в горизонтальном плане по типологическому ряду: феодально-государственные отношения собственности ослабляются, сеньориально-вотчинные усиливаются (См. об этом подробнее Я. С. Гросул, П. В. Советов. Типологические пути позднего феодализма и переходного к капитализму периода в Дунайских княжествах, стр. 126— 139).
³⁸ Еще К. Маркс указывал, что Дунайские «...княжества являются двумя суверенными государствами под сюзеренитетом Порты, которой они платят дань...», причем Турецкое государство все больше вмешивалось в их внутренние дела. (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 10, стр. ЭОв). Это определение К. Маркса подтверждается молдавскими источниками XVI— XVIII вв. Не случайно в молдавских источниках с конца XVI в. проводится идея «хитляиства» (неверности) ие только против молдавского господаря, но в против турецкого султана как верховного феодального сюзерена. Так, например, в грамоте от 11 августа 1623 г. небезызвестный случай хитляиства гетмана Балвки, приведший к конфискации земель, усматривается в том, что «ои поднялся с множеством войска против моего господства и знамени честного императора», то есть султана (ASB. ms. 629, f. 230—231). В 1629 г. указывается иа конфискацию земель боярина Никоарэ за то, что он поднялся «на господствами и иа скиптру чистому царъ (т. е. султана. — П. С.) с согнъ мечами» (Acad. RSR, DCXCV 21; ASI CDXVIII/12). См. подробнее П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 32&—326. Характерно, что во время антиправительственного движения землевладельцев 1671—1672 гг. под руководством Хыику и Дурака, последние отвечали: «они ие стали изменниками султана, но только господаря Дуку не принимают из-за того, что он сделал много зла» (О восстании 1671—1672 гг. см. дальше). Поскольку эта идея проводится в поземельных документах и земля конфискуется за неверность ие только господарю, но и турецкому султану, вытекает, что и в юридическом плане последний рассматривался в молдавских источниках как сюзерен и верховный феодальный собственник. Тем более, что он получал львиную долю централизованной ренты — экономической реализации феодально-государственных отношений собственности на землю в Молдавии. Иными словами, в Молдавии периода турецкого ига верховная феодальная собственность иа землю делилась между. господарем и Турецким государством.
³⁹ См. подробнее П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии.
⁴⁰ В конце XVIII в. доля господаря и служилого боярства в централизованной ренте составляла 37,6%, а в Турцию уходило 62,4%. Даже в совокупной ренте (вотчинной и централизованной) доля Турции достигала 52,7%. (П. Г. Дмитриев, П. В. Советов. Указ. соч., стр. 280).
⁴¹ Наиболее крупное движение такого рода возникло и 1671—1672 гг., когда многие мелкие и средние землевладельцы, а также военно-служилые люди, недовольные ростом централизованной ренты (и особенно тяжелым налогообложением), выступили против правительства под руководством отстраненных от должностей бояр М. Хыику и А. Дурака. Большая часть крупного служилого боярства выступила иа стороне господаря против восстания. К движению примкнули крестьяне, и о их интересы были другими, и когда крестьяне начали грабить боярские усадьбы, их выступление было потоплено в крови (История Молдавской ССР, т. I, стр. 214; N. Grigoraf. Магеа rascoaiS ро-pularS din Moldova dintre 1671 $i 1672. — «Studii ?i cercetiri $tiin-tifice». la$i, 1962, fasc. 2, p. 209— 225; см. также сведения летописей псевдо-Н. Костииа и Амираса (М. Kogdlniceanu. Letopisetele, t. И, p. 7; t. Ill, p. 100—102). Подобного рода антиправительственные вооруженные движения землевладельцев и военно-служилых людей против роста феодально-государственных отношений собственности и тяжелого налогообложения вотчины встречаем довольно часто в Дунайских княжествах (см., например, движение 1655 г. в Валахии — L. Demeny. Си рп-vire la caracteml rascoaiei din 1655 tn Jara Romineasc8. — Studii, 1963, N 2, p. 311—333).
⁴² Социальную характеристику немешей и маэылов для XVII — нач. XVIII вв. см. П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 319—320, 437.
⁴³ Социальную характеристику господарских слуг и куртяи для XVII — начала XVIII в. см. там же, стр. 318—319.
⁴⁴ Эта программа была неоднократно изложена в документах XVII в.: Уложение М. Бариовского 1628 г. (Acad. RSR. LXXXI/25; ms. rom. Ill, f. 84v—85); Указ. М. Могилы 1631 г. (Acad. RSR. LXXXIII/109).
⁴⁵ История Молдавской ССР, т. I.
⁴⁶ Об этой эфемерности см. П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 421—426, 436—438.
⁴⁷ Там же, стр. 353—426, 436—438.
⁴⁸ Там же, стр. 408—410. 12 № 662
⁴⁹ П. В. Советов, Ю. Я. Баскин. Из истории общественно-политической мысли Молдавии. — «Учен, зап. Ин-та истории МФ АН СССР», № 1 (10), стр. 213—229; Е. М. Руссев. Слова кроиикэряскэ екоул бэтрыией Молдове. Киши-иэу, 1974.
⁵⁰ Rosetti. Iordache Ruset. Revista istorica romfina, 1937, vol. VII, p. 300—322.
⁵¹ См. об этом далее проекты договоров XVII—XVIII вв.
⁵² В. Я. Гросул, П. Г. Дмитриев, П. В. Советов. Переходные формы феодальной эксплуатации крестьян в Молдавии XVIII — нач. XIX вв., стр. 26.
⁵³ Cronica lui Cesariu Daponte — «Columna lui Train», 1876, p. 481— 498, 548—555.
⁵⁴ О расстановке классовых и внутриклассовых сил в Молдавии XVI — нач. XVIII вв. см. подробнее История Молдавской ССР, т. I, стр. 213—214.
⁵⁵ Более подробно анализ переговоров о вступлении Молдавии в русское подданство в 1654—1656 гг. см. Е. Б. Шульман. Русско-молдавские дипломатические сношения в 1654—1656 гг. — «Учевые записки Бельцкого государственного педагогического института». Кишинев, 1957, вып. III, стр. 25— 53.
⁵⁶ Хранящийся в ЦГАДА СССР (ф. 68, on. 1, д. 1, лл. 60—69, 1656 г.) текст русского перевода с греческого письма молдавских послов, сучавского митрополита Гедеона и боярина логофета Григория Нянула в Посольский приказ с изложением условий перехода Молдавии в русское подданство публиковался неоднократно. Мы используем последнее издание в сб. «Исторические связи народов СССР и Румынии в XV — нач. XVIII в.», т. II. М., 1968, стр. 273—275.
⁵⁷ Наиболее полную сводку см., например, Е. Б. Шульман. Русско-молдавские дипломатические сношения в Ь654—1656 гг. — «Учен, зап. Бельцкого госуд. пед. ин-та», вып. III (истор.). Кишинев, 1957, стр. 25—53.
⁵⁸ Исторвческие связи народов СССР, т. II, стр. 274,
⁵⁹ В феодальных кругах Молдавви XVII—XVIII вв. было распространено мнение, что при Богдане (сыне Стефана Великого) в 1512 г. был заключен молдавско-турецкий договор о вассальной зависимости. Летописец Н. Костин приводит пункты этого договора, оригинальный текст которого якобы был сожжен польским королем Я. Собеским во время вступления его в г. Яссы. В многочисленных молдавских источниках второй половины XVII — XVIII вв. при анализе положения Молдавии в период турецкого ига, как правило, делается отсылка иа пункты этого договора, причем выделяется пункт о вассальной зависимости с сохранением автономии, угроза нарушения которого усматривается в превращении Молдавии в пашалык. В этом смысле, по-видимому, авторы пвсьма от 16 марта 1656 г. и считали, что турки «чести и чину государства нашего ие порушили», поскольку не превратили Молдавию в турецкий пашалык. В научной литературе вопрос о молдавско-турецком договоре вызвал дискуссию. Большинство современных историков сомневаются в его существовании, предполагая, что ои был составлен в более позднее время. Мы склонны верить в существование этого договора. Заметим, что его распространение во второй половине XVII—XVIII вв. и использование при составлении различных проектов освобождения от турецкого ига не вызывают никаких сомнений. Это общепризнанный факт (Об этих многочисленных отсылках к договору см. перечень проектов XVIII в., приведенных в новейшем исследовании: V. Georgescu. Memoires et projets de reforme dans les principals roumaines. 1769—1830. Buc., 1970, p. 3—18).
⁶⁰ В феодальных кругах Молдавии второй половины XVII—XVIII вв. было распространено мнение, что главным нарушением заключенного Портой договора был огромный рост дани и других платежей. Поэтому в многочисленных проектах освобождения от турецкого ига или его облегчения (последние вручались Порте) содержалось указание на прежний низкий уровень дани и платежей с 1456 г. до начала XVI в. по предполагаемому договору 1512 г. и их огромный рост впоследствии (См. мартовские пункты 1770 г. Acad. RSR, ms. 1667, f. 57v—59v; обращение бояр и духовенства от 27 февраля 1775 г. и др. Т. Cod-rescu. Uricarul. vol. VI, p. 452— 460; V. Georgescu. Op. cit., p. 3— 11).
⁶¹ Исторические связи народов СССР, т. II, стр. 274.
⁶² Там же, стр. 287.
⁶³ Этот вопрос не снимается даже еслн предполагать, что в случае освобождения от турецкого ига произошло бы (особенно первое время) некоторое общее сокращение феодальной эксплуатацив крестьян, поскольку турецкие феодалы забирали львиную долю прибавочного продукта, в то время как лишенные его местные феодалы-землевладельцы разорялись.
⁶⁴ Исторические связи народов СССР, т. II, стр. 392.
⁶⁵ Исторические связи народов СССР, т. II, стр. 274.
⁶⁶ Там же, стр. 319.
⁶⁷ Эта грамота составлена совместно от имени К. Шербана и молдавского господаря Шт. Петричейку в адрес царя Алексея Михайловича на молдавском языке. Грамоту доставил в Москву игумен святогорского монастыря Федор в феврале 1674 г. (Там же, т. III, стр. 12).
⁶⁸ Там же, т. III, стр. 13; Здесь приводится официальный русский делопроизводственный перевод «с волоокого письма». В молдавском оригинале грамоты от 31 декабря 1673 г. этот текст выглядит следующим образом: «Авънд ей а лор спуркатъ лъкомие, скосуиеау дни тоате обичаюрили чали веки, карили май денаинте връме ау фосту легат ши токмиту дела мошнй щи де ла стръмошии ноштри, адаогъидуие дърили ши стрикъидуне обичаюрнле дин ан ын ан, ши супсиръ сии^еле крештииеск, каре ну май путум бируи...» — Там же, стр. 10).
⁶⁹ О миссии Ивана Григорьева в Москву и политической обстановке в то время см. подробнее Е. Б. Ш ульман. Указ. соч., стр. 29—31.
⁷⁰ Acad. RSR. ms. 5216, f. 100, 102 (Реестры Молдавским и Волооким делам старых и новых лет. — Реестр I: Молдавским и Волоским старых лет делам в книгах с 1643 по 1700 год, учиненный канцелярии советником Николаем Бантыш-Каменским 1790 года); ЦГАДА, ф. 68, on. 1, 1654, д. 2, л л. 5—13; Исторические связи народов СССР, т. II, стр. 384.
⁷¹ Исторические связи народов СССР, т. II, стр. 273—275.
⁷² Там же, стр. 392.
⁷³ Там же.
⁷⁴ О посольстве Г. Кастриота в Москву см. подробнее Л. Е. Семенова. Русско-валашские отношения в конце XVII — нач. XVIII в. М., 1969, стр. 83—84; Н. А. Мохов. Очерки истории молдавско-русско-украинских связей. Кишинев, 1961, стр. 117—118.
⁷⁵ Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 355.
⁷⁶ Н. А. Мохов. Очерки истории молдавско-русско-украинских связей, стр. 118—119; О посольстве Саввы Константинова в Москву см. Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 357.
⁷⁷ Г. Стефан направил И. Григорьева в Москву 18 февраля 1654 г. после принятия в Яссах русского паломника Арсения Суханова. Последний послал с Григорьевым в Москву «отписку», в которой указал, что вести о воссоединении Украины с Россией рады в Молдавии все: «не только воевода и бояре его, но и поселяне вен» (С. Белоруков. Арсений Суханов. М., 1891, стр. 337). Но в какой мере Суханов объяснил господарю и Григорьеву условия воссоединения Украины с Россией, неизвестно. Следует заметить, что вместе с Григорьевым выехал и другой посол молдавского господаря Строеску с письмом к Б. Хмельницкому (Е. Б. Шульман. Указ. соч., стр. 32). Неизвестно также, какую информацию по этому вопросу получили в Молдавии от Самарина, выехавшего с царскими грамотами из Москвы в Яссы 7 февраля 1654 г. (Тамже, стр. 33).
⁷⁸ Воссоединение Украины с Россией. Документы и материалы в трех томах, т. III. М., 1953, стр. 560. Для нас важно подчеркнуть, что в мартовских статьях сохранялись «вольности казацкие» и «вольности шляхтецкие... а хто мужик, тот будет повинность обыклую... отдавать, как и преж того бывало». Казаки и шляхетство освобождались от всех податей (История Украинской ССР, т. I. Киев, 1969, стр. 251). Идея освобождения феодалов от податей имела для молдавских феодальных сословий важное значение при определении условий подданства по аналогии с Украиной. Как увидим далее, во многих проектах о подданстве молдавские феодалы одним из главных условий считали освобождение от податей, которые в Молдавии периода турецкого ига составляли основное русло перекачки вотчиииой ренты в централизованную и причину разорения многих землевладельцев-вотчииииков.
⁷⁹ О положении накануне войны см. I. Д. Бойко. Селянство Украiни в другi половинi XVI — первой половинi XVII ст. Киiв, 1963; А. И. Баранович. Украина накануне освободительной войны середины XVII в. М., 1959.
⁸⁰ Этой точки зрения придержввается авторский коллектив новейшего издания «Истории Украинской ССР», т. I. Киев, 1969, стр. 227, 247, 275.
⁸¹ А. А. Новосельский пишет: «Освободительная война ослабила феодально-крепостническую систему иа Украине» (История СССР, т. I. М., 1956, стр. 386).
⁸² История Украинской ССР, т. I, стр. 248—253, 295-297, 300—302; См. также: Стецюк К. І. Народні рухи на Лівобережній і Слобідській Україні в 50-70-х рр. Киiв, 1960; Сергієнко Г. Я. Визвольний рух на Правобережній Україні в кінці XVII і на початку XVIII ст. К., 1963. А. Г. Слюсарский. Социально-экономическое развитие Слобожанщины XVII—XVIII вв. Харьков, 1964; К. А. Софроненко. Малороссийский приказ Русского государства второй половины XVII — начала XVIII иека. М., 1960; В. А. Голобуцкий. Запорожское казачество. Киеи, 1957.
⁸³ История Украинской ССР, т. I, стр. 295. Хотя нужно отметить, что и в это время имело место значительное .обогащение старшины за счет налогов (Там же, стр. 250).
⁸⁴ Исторические связи народов СССР, т. II, стр. 256—260, 319, 352, 355, 378—379, 390—391, 396— 397, 400—401; т. III, стр. 344, 349, 351—352, 354—359; АЮЗР, т. XI, стр. 693—694, 724—728; Н. А. Мохов. Очерки истории молдавско-русско-украинских сиязей, стр. 103—104; Рассматривая пожелание молдаиской стороны о вхождении в подданство иа условиях воссоединения Украины, надо иметь и ииду, что вопрос о принятии Молдавии и русское подданство яиился предметом переговоров русских послов в Чигирине с гетманом Б. Хмельницким (Исторические связи народов СССР, т. II, стр. 390). Нельзя забывать, что митрополит Гедеон и логофет Нянул, доложившие в посольском приказе формулировку подданства на условиях воссоединения Украины, прибыли с листом гетмана Б. Хмельницкого, просящего пропустить послов «ко государю к Москве, не мешкай» (Там же, стр. 391). Еще в грамоте от 6 августа 1654 г. Г. Стефаи благодарил царя Алексея Михайловича за содействие при заключении молдавско-украинского союза и указывал на посредническую роль украинского гетмана между Молдаиией и Россией: «а пан гетман да указует въсе желание наше к православному и великому ти царство» (Там же, стр. 257). Украинские гетманы неоднократно и в дальнейшем поддерживали принятие Молдавии в русское подданство (Там же, стр. 400— 401) и находились и переписке ие только с молдавскими господарями, но и с боярами (Там же, т. III, стр. 358).
⁸⁵ Об этих и других аспектах см. Е. Б. Шульман. Указ. соч., стр. 30— 31. Вполне вероятно, что иначале (1654—1656 гг.) первостепенную роль в понимании данной формулировки играли именно эти аспекты и лишь со временем (по мере проявления определенной тенденции развития феодализма в воссоединенной Украине) и ней выкристаллизовывался еще один существенный классовый аспект, связанный с желанием многих молдаиских феодалов направить развитие феодализма по тому же пути, что и на Украине и случае освобождения от турецкого ига и иступлеиия и поддаистио России.
⁸⁶ Мимо этих классовых аспектов прошли исследователи, по-видимому, в связи с недоучетом того, что «в буржуазной и буржуазно-националистической литературе распространено мнение, что освободительная война 1648—1654 гг. стерла до основания все социальные различия и превратила украинский народ в «единую, демократическую, бесклассовую» общииу. В действительности же... остался в силе старый, феодальный способ производства», хотя и произошло некоторое его ослабление (История- Украинской ССР, т. -I, стр. 247). С таких позиций историки не могли видеть возможность общих перспектив развития феодализма на Украине и и Молдавии и составе Русского государства.
⁸⁷ Польский текст см. A. Grabowski. Ojczyste spominki, t. 2. Kracow, 1845, str. 264—267; Молдавский перевод Б. П. Хашдеу см. В. Р. Hafdeu. Arhiva IstoricS. t. I, part. 1. Buc., 1865, p. 25—26. Политические мотивы обращения господарей к Польше см. подробнее Н. А. Мохов. Очерки истории молдавско-русско-украииских связей, стр. 110.
⁸⁸ В. P. Hafdeu. Op. cit., p. 26.
⁸⁹ Необходимо заметить, что и феодальной идеологии Молдаиии второй половины XVII — начала XVIII вв. многие предыдущие нововведения XVI — середины XVII вв., связанные с ростом и установлением господства феодально-государствениых отношений собственности, считались уже «старым обычаем земли». Даже налогообложение феодалов, которое было введено в этот период, по мнению боярских летописцев и Д. Кантемира, отражало этот старый обычай (Д. Кантемир. Описание Молдавии. М., 1879, стр. 272). Тем более такие «феодальные мифы» господствующей идеологии имели место в отношении централизованной ренты крестьян, приносящей львиную долю доходов господарям и служилому боярстиу. Характерно, что многие румынские буржуазные историки поверили в эти мифы, созданные феодальной идеологией и период господства и Молдавии феодально-государственных отношений собственности (С. С. Giurescu. Istoria Romdnilor, vol. II, part. 2. Buc., 1937, p. 585; N. lorga. Anciens documents de droit roumain, vol. I. Paris—Buc., 1930, p. 42—43).
⁹⁰ В самом проекте подчеркивался служилый характер боярства. Боярами могли становиться лишь те феодалы, которые наэиачалнсь господарем для службы и в этой боярской службе должны были слушаться хозяина-господаря. Что касается «старого обычая земли», то служилый характер боярства в Молдавии уже иполне считалси нормой этого обычая в XVII в. (Я. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдаиии, стр. 437).
⁹¹ В первых проектах договоров о вступлении Молдавии в подданство России (1654—1656 гг.) требование феодалов об освобождении их вотчинных доходои от налогои не могло еще фигурировать, так как основная перекачка вотчинной ренты в централизованную началась и 60-х годах XVII в. вместе с налогообложением всего вотчинного хозяйства молдавских феодалов (Первое упоминание об этом налогообложении см.: грамота Е. Дабижи от 9 марта 1664 г.— Т. BcUan. Documente bucovinene, vol. Ill, p. 12; грамота А. Илиаша от 6 ноября 1667 г. — ASB. Condica M-rei Trei Erarhi, 578, f. 113; запись игумена Теофила от 1 сентября 1668 г. — Т. Bdtan. Op. cit., p. 38).
⁹² В. В. Дорошенко. «Модель* аграрного строя Речи Посполитой XVI XVIII ив. — «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1965 г.». М., 1970, стр. 126; V. Kula. Teoria ekonomiczna ustro-ju feodalnego. Warszawa, 1962.
⁹³ П. Г. Дмитриев, П. В. Советов. Роль централизованного пути присвоения прибавочного продукта с крестьян феодальной Молдавии XV—XVIII вв. — «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы за 1963 г.». Вильнюс, 1965, стр. 272—277; История Молдавской ССР, т. I, стр. 202—204.
⁹⁴ Анализ социального положения этих групп землевладельцев и период турецкого ига подробнее см.: П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 318—320, 437, 439—477. По переписи 1591 г. из общего числа 47 217 налогоплательщиков в стране эти сослоиные группы насчитывали около 9000 человек (Там же, стр. 331).
⁹⁵ Проект 1673 г. о вступлении в подданство Польши был выработан узкой группой служилого боярства совместно с господарем и ие отражал интересов широких кругов исех феодалов-землевладельцев. Поэтому проект 1673 г. не был обсужден иа «думе» с участием различных сословных групп господстиующего класса, подобно проектам 1654—1656 гг. о вступлении в подданство России, где и обсуждении приняли участие (как мы иидели иыше) наряду со служилым боярством также духовенство, вотчинники-землевладельцы и служилые люди — представители всех сословий господствующего класса.
⁹⁶ О причинах и масштабах тенденции окрестьянивания этих сословий подробнее см. П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 456—486.
⁹⁷ Раньше всего налогообложение «по-крестьяиски» распространилось на низшее духоиенство, многие из которых были мелкими вотчинниками (40—50 годы XVII и.). Затем в конце XVII — начале XVIII и. оно охватывает даже иотчинное хозяйство бояр и монастырей (грамота А. Илиаша от 8 июля 1632 г. — Acad. RSR CCXXXVII/2; см. сообщения летописцев И. Некулче, псевдо-Мусти, псевдо-Амираса, Аксинтия Урнкарула, летопись, приписываемую Н. Костину, и сиедеиия Д. Кантемира (м. Kogdlniceanu. Cronicele Romaniei sau Letopise-tele Moldovei $i Valahiei, ed. II, t. II. Buc., 1872, p. 56, 138, 289; t. III. Buc., 1874, p. 37, 116).
⁹⁸ И. М. Шлаен. Категории молдавских крестьян в XVII и.— «Учен, зап. Кишинев, пединститута». Кишинев, 1959, стр. 85—95; П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 436—475; грамота 1673 г. — ASB. Achizifii noui, MMDCXCI/7.
⁹⁹ Такое явное противоречие объясняется, по-видимому, тем, что авторы проекта 1673 г. хотели приостановить процесс ликвидации военно-служилых сословий, начавшйся в XVII в. Такие сослоиия необходимы были сильной господарской власти, которую хотели установить в Молдавии аиторы проекта. Тем более эти сословия необходимы были для осуществления внеэкономического принуждения в условиях господства феодально-государственных отношений собственности, которые мыслилось сохранить по проекту и после освобождения от турецкого нга. Но и протииоречие с этим положением, которое авторы проекта, очевидно, учитывали, шляхта земская, составляющая основу военно-служилых сословий, не допускалась к разделу «турецкого наследстиа» и централизоиаииой ренте — осноиной части прибавочного продукта. И в этом проявилось боярское соавторство (конечно, служилого боярства) в проекте 1673 г., который считался в литературе проектом только «господарской идеологии».
¹⁰⁰ Именно только этот аспект замечает в проекте 1673 г. румынский историк Е. Стэнеску. Проект о подданстве 1673 г., пишет он, свидетельствует, что «идеология господствующего класса (имеется в виду Молдаиии. — П. С.) могла быть не только боярская, но и господарская» (Е. Stdnescu. Din istoria Ideilor politlce tn evul me-diu romtnesc. — Miron Costin $i problemele regimulul boieresc. Oma-giu lul P. Constantlnescu-Iaji. Buc., 1965, p. 315—316). Идея эта не новая. Ее высказывал еще Ч. Ховаиец в отношении различных группировок молдавских феодалов, эмигрировавших в Польшу (С. Chowaniec. Miron Costin еп Pologne. Inchinare lui N. Iorga. Cluj, 1931, p. 118).
¹⁰¹ E. Стэнеску упустил, что в проекте подчеркивается сохранение не только всех господарских доходов, но в равной мере и доходов служилого боярства. Чтобы еще больше убедить читателя в наличии только одной идеи — «господарской идеологии», аитор обрывает цитирование документа на том месте, где говорится о сохранении доходов господарских,он опускает следующее далее указание о том, что в равной мере это касается доходов боярства (£. Stdnescu. Op. cit., p. 316).
¹⁰² Шт. Петричейку мог себе позволить представить Польше проект, в котором дается противоположная типологическая картина феодализма, так как он оказал большие услуги этой стране в 1673 г. в битве при Хотине (V. Zabo-rovschi. Politica extern3 a celor trei principate. Buc., 1925, p. 48).
¹⁰³ Мы не хотим подчеркнуть противоречие между этими диумя видами альтернатни. Они могли совпадать (например, возможность совпадения «господарской идеологии» с идеей сохранения господства феодально-государственных отношений собственности или «боярской идеологии» с установлением господства сеньориально-вотчинных отношений собственности). Тем более, что именно та статья, которая привела Е. Стэнеску к характеристике проекта 1673 г. как документа «господарской идеологии», противоположного идее «боярской идеологии» («бояре должны продолжать боярствовать с воли и выбора господаря по старому обычаю, чтобы слушался слуга хозяина»), может быть истолкована и с точки зрения типологических альтернатив развития феодализма. В этом смысле она может рассматриваться как выражение необходимости сохранения феодально-государственной иерархической структуры, а не вассально-поземельной иерархической лестницы.
¹⁰⁴ Текст проекта и статьях см. Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 22—25. Речь идет о статьях валашских бояр логофета Раду и капитана Петрашку об условиях перехода княжества и русское подданство. Согласно письму Раду и Петрашку от 1 августа 1674 г., статьи были переданы русскому резиденту в Варшаве В. Тяпкнну для отправления в Москву. Предполагают, что адресатом письма был Н. Милеску-Спафарий, которого бояре просили ходатайствовать о принятии Валахии в русское подданстио на предлагаемых в статьях условиях. Ппи этом подчеркивалось, «что хотя токмо от дву нас подписаны суть те статьи однако,на то позволяет вся наша Мунтянская страна» (Там же, стр. 343; Л. Е. Семенова. Русско-иалашские отношения в конце XVII — начале XVIII вв. М., 1969, стр. 15—16, 63—64; Tr. lonescu-Nifcov. Мешо-riul din 1674 al boierilor munteni catre tarul Rusiei. — «Revista ar-hlvelor». Buc., 1960, № 2.
¹⁰⁵ Текст проекта иа польском языке см. Е. Hurmuzaki. Documente pri-vitoare la Istoria Romdnilor. supl. II, vol. III. Buc., 1900,p. 151— 152. Он озаглавлен: «Ходатайство и просьбы господ молдавских бояр от нменн всей страны к светлейшему и непобедимому Его величеству королю Польши и исей Речи Посполитой, данные в Жолкеве, года 1684, месяца июля, 25 дня». В литературе предполагают, и не без основания, что автором текста 1684 г. являлся известный молдавский летописец, служилый боярии и крупный землевладелец М. Костин (М. Costin. Ореге. ed. P. Panaitescu. Вис., 1958, р. 11, 333—334; Cz. Chowaniес. Miron Costin еп Pologne. In-cinare lui N. Iorga. Cluj, 1931, P. 114).
¹⁰⁶ Характерно в этом отношении, что проект статей 1674 г. был представлен валашскими боярами Раду и Петрашку от имени сиоего княжества русскому резиденту в Варшаие Тяпкину. Зато в следующем 1675 г. оба боярина прибывают в Москву и в Посольском приказе ведут уже переговоры от имени бывших господарей обоих Дунайских княжести — Валахии и Молдавии (Л. Е. Семенова. Указ. соч., стр. 16). Мы видели выше, что Г. Кастриот и Москве говорит о тождественных условиях иступления Валахии и Молдавии в русское поддаистио (Исторические связи иародои СССР, т. III, стр. 355).
¹⁰⁷ Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 23.
¹⁰⁸ Для сбора 10 тысяч золотых требовалось бы взыскивать (из расчета примерно 40 тысяч дворои в княжестве) не более одного золотого на 4 двора (или 50 аспров на диор по соотношению того времени). Это означало бы, что на один двор приходится земских податей меньше, чем стоимость одной овцы, в то время как подати на один крестьянский двор в Валашском княжестие еще в конце XVI в. достигали почти тысячи аспрои (8 золотых по соотношению того времени) или стоимости 20—22 овец (D. Mioc. Le montant de bir еп Valachie du XVI sidcle. Revue roumain d’histoire, 1963, № 1, p. 86). В течение XVII в. налоги иыросли еще больше, причем нх средняи амплитуда колебалась от 5 до 27 золотых на двор (D. Mioc. Reforma fiscals din vremea domniei lui Matei Basa-rab. — «Studii», 1959, N 2, p. 73).
¹⁰⁹ Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 22.
¹¹⁰ Там же.
¹¹¹ Там же, стр. 23. 1
¹¹² Там же.
¹¹³ Для понимания терминологии статей 1674 г. надо иметь в виду, что они представляют собой «переиод с польского письма с статей какоиы прислали Мутьяиские земли бояре» (Там же, стр. 22). Перевод был составлен в Московском посольском приказе в том же 1674 г. При этом авторы перевода иоспроизвели некоторые социальные термины из польского оригинала, соотиетствующие польской дипломатике XVII в. Отсюда «подданные» — это заиисимые частновладельческие крепостные крестьяне. Основные классоиые различия выражались в понятии «господа Речи Посполитой» и «подданные Речи Посполитые» (Там же, стр. 23). Господа — феодалы, подданные — их крестьяне.
¹¹⁴ См. об этом сообщения летописцев И. Некулче, псевдо-Амираса, Аксентия Урикарула, псевдо-Мусти, псевдо Н. Костина и др. (Le-topisetele Moldovei, t. II, p. 56, 138, 289; t. Ill, p. 37, 116).
¹¹⁵ Учитывая, что в середине XVII в. господарский домен был почти ликвидироиан, зависимые частновладельческие крестьяне светских и духоиных иотчин составляли сиыше 95% их общего количества (П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 215).
¹¹⁶ Надо иметь в виду, что и коице XVII—XVIII вв. феодальио-государствениые отношения собственности охватывали в Молдавии примерно 80—90% прибавочного продукта (П. Г. Дмитриев, П. В. Советов. Указ. соч., стр. 276— 278). Для Валахии см.: D. Mioc. La rSpartition des charges fiscales et le poids de la fiscalit6 sur les differents groupes sociaux et eco-nomiques a la fin du XVII-e siecle en Valachie. Extrait. L’imp6t dans le cadre de la ville et de I'Etat. Bruxelles, 1966, p. 296—316.
¹¹⁷ История Молдаиской ССР, т. I, стр. 183, 204.
¹¹⁸ На эту сторону вопроса обратил инимание при анализе Органического регламента молдавский историк В. Я. Гросул в своей монографии «Реформы в Дунайских княжествах и Россия» (М., 1966, стр. 308—312). Автор сумел доказать, что в связи с значительным сокращением феодально-государственной эксплуатации молдавских крестьян образовался своеобразный «вакуум», в который смогло устремиться заметное иозрастание вотчинных повинностей (в первую очередь барщины). И насколько можно судить, возрастание вотчинной эксплуатации почти полностью заполнило образовавшийся разрыв- без поиышеиия сколь-нибудь заметно общей нормы эксплуатации (Анализ этих выводои автора см. в рецензии П. В. Со- ветова и Е. Е. Чертаиа, опубликованной в журнале «Вопросы истории». М., 1967, № 4, стр. 162— 165).
¹¹⁹ В свое время многие комментаторы молдавских и валашских летописей XVII—XVIII вв. ие понимали этого обстоятельства и выдавали такие рассуждения за иыра-жение надклассовой позиции ле-тописцеи (А. И. Бабий, Д. М. Драгнев, П. В. Советов. К вопросу о правильном освещении истории общественно-политической мысли Молдавии. — «Коммунист Молдавии», 1959, № 3; П. В. Советов, Ю. Я. Баскин. Из истории общественно-политической мысли Молдаиии. — «Учен. зап. Ии-та истории МФ АН СССР», 1959, № 1, (10). О дискуссии по этому вопросу см. Я. С. Гросул, Н. А. Мохов. Историческая наука в Молдавской ССР. М., 1970, стр. 71.
¹²⁰ П. Г. Дмитриев и П. В. Советов. Указ. соч., стр. 277.
¹²¹ Для возможности более благоприятного развития вотчинного хозяйства и вотчинной торговли не только отменялись подати на вотчинное хозяйстио, ио ограничивались пошлины иа вотчинную торговлю. Статья десятая предусматривала сохранение только древиих торгоиых пошлин на хлеб и вино. По той же причине ограничивалось только десятиной обложение всех разработок полезных ископаемых (особенно золота и серебра) и иотчине (Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 24).
¹²² Там же, стр. 22—23.
¹²³ Там же, стр. 23.
¹²⁴ Мы убедились выше, что на одни двор пришлось бы от «поклона» примерно 50 аспров или меньше чем стоимость одной овцы. Это составляет примерно не более 2— 5% средней нормы прибавочного продукта того времени.
¹²⁵ Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 23.
¹²⁶ История Молдавской СССР, т. I, стр. 195—199.
¹²⁷ П. Г. Дмитриев, П. В. Советов. Указ. соч., стр. 273—277.
¹²⁸ См. об этом выше.
¹²⁹ В. В. Дорошенко. «Модель» аграрного строя Речи Посполитой XVI—XVIII ив., стр. 126.
¹³⁰ Это различие проектов 1673 и 1674 гг. отражало наличие двух группировок валашских и молдавских феодалои, эмигрировавших в Польшу (о них см. иыше). Вот почему вызывает сомнение высказанное в новейшей литературе предположение, что статьи 1674 г. являются продолжением перегоио-рои о подданстве молдавского господаря Шт. Петричейку и иалаш-ского господаря К. Щербаиа (Л. Е. Семенова. Указ. соч., стр. 16). Русское правительство 10 марта 1674 г. ответило иа это предложение приглашением прислать в Москиу «верных и ближайших людей... с достойными статьями» (Там же, стр. 62). Но вряд ли Шт. Петричейку согласился на отправление от его имени и Москву, как ответ на это приглашение, статей 1674 г., написанных (Раду и Петрашку) с противоположных внутриклассовых позиций по сравнению с его собственным проектом 1673 г. Другой вопрос, что Раду и Петрашку, знай о предложении русского правительства, поспешили вручить резиденту и Варшаве свою иерсию условий подданства. Поэтому статьи 1674 г. были предстаилены только от имени валашских бояр и и них речь о Молдавии (где правил Шт. Петричейку) даже не шла. А и следующем 1675 г., когда Раду и Петрашку посетили Москву, действительно имея на этот раз полномочия от Шт. Пет-рнчейку и К. Шербана с просьбой о подданстие обоих княжеств, они ие смогли уточнить условия этого подданства. Обе группировки смогли объединиться и понимании необходимости обращения к Москве с просьбой о подданстве для освобождения от турецкого ига, но не смогли выработать общей платформы самих условий подданства.
¹³¹ Сг. Chowaniec. Miron Costin еп Pologne. «Inchinare lui N. Iorga». Cluj, 1931, p. 113—124; M. Costin. Opere ed. P. Panaitescu. Buc., 1958. p. 11, 333.
¹³² Новейший анализ ориентации М. Костина см. в статье Л. В. Власовой «Политические контакты Молдавии и Польши в 1687— 1690 гг.» в настоящем сборнике.
¹³³ В тексте польского оригинала эта статья звучит следующим образом: «О wolnosc stanow i uwol-nienie a tyranico et despotico regi-mine boiar6w, kurtan6w, hinsarow, darabanow, i wszystkich na ojczys-t6sciach swoich osiadlych, i od wszelkich danin i podatcow wys-wolodzenie, przy takich wolnosdach, jako sa szlachta polska koronna i litewska, oprocz kiedy tego pewna ukaze potrzeba na usluge, jaka wojenna iego Krol. Mosci i Rzec-zypospolitej zwyczajem innych panstw 1 promincys Krol Mosci» (£. Hurmuzaki. Documente. supl. II, vol. Ill, p. 151).
¹³⁴ Куртяне, хынсари, дарабане — это как раз та «шляхта земская», господарские слуги, о которых шла речь и противоположном по сиое-му направлению проекте 1673 г. Тогда положение этих сословий оставалось таким же, каким оио было в период турецкого ига, когда они систематически разорялись под бременем податей. Теперь их положение уравнивалось с праиами бояр в смысле полного освобождения от податей (личных, на вотчинное хозяйство и зависимых от них крестьии). Поскольку в перечислении специально упоминаются не только куртяне, но также дарабане и хынсари, находящиеся на самых низких ступенях сословной иерархии и являющиеся одновременно военно-служилыми людьми, авторы проекта предполагали укрепить армию Молдаиии, пришедшую в упадок и период турецкого ига.
¹³⁵ Е. Hurmuzaki. Documente, supl. II, vol. Ill, p. 151.
¹³⁶ Ibidem, p. 151.
¹³⁷ Д. Л. Похилевич. Поместье Белоруссии и Литвы во второй половине XVIII в. — «Ежегодникпо аграрной истории Восточной Европы за 1964 г.». Кишинев, 1966, стр. 394.
¹³⁸ П. Г. Дмитриев, П. В. Советов. Указ. соч., стр. 277—279.
¹³⁹ Как мы видели иыше, формулировка возврата к тому положенню, которое было при «древних господарях» и в период «периой красоты», означало в ходе мол-давско-русских переговорои 50-х годов XVII в. возвращение к состоянию княжества и период до установления турецкого ига.
¹⁴⁰ Необходимо иметь в виду, что для молдавского феодализма и до установления турецкого ига (т. е. н в XV — начале XVI вв.) был характерен более значительный удельный вес феодально-государ-ственных отношений собственности и более слабый сеньориально-вотчинных не только по сравнению с Польшей и Лнтвой, но даже сравнительно с Византией, Болгарией и Сербией накануне турецкого завоевания. А иедь и странах Юго-Восточной Европы, в свою очередь, сеньориальио-иот-чинные отношения были слабее, нежели и Польше и Литие. Поэтому и отмечали мы выше, что турецкое завоевание Юго-Восточиой Европы застало иа Балканах более развитые сеньориальио-вот-чннные отношения, нежели и Дунайских княжествах (особенно в Молдаиии), где феодально-государственные отношения собственности занимали относительно более значительный удельный вес. Это обстоятельстио облегчило и Дунайских княжествах типологический сдвиг и сторону огромного роста этнх отношений собстиенно-стн.
¹⁴¹ См. иыше характеристику положения молдавских крестьян в XV — начале XVI ив., а также: П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 251—254; Его же. Типологические путн развитого феодализма и турецкое завоевание Юго-Восточной Еиропы, стр. 88—90; История Молдавской ССР, т. I, стр. 95—107.
¹⁴² Я. Рутковский. Экономическая история Польши. М., 1953, стр. 136.
¹⁴³ История Польши, т. I. М., 1954, стр. 160. Еще до этого по Петра-ковскому статуту 1496 г. крестьянин имел право обращаться в суд только через своего помещика, чем устранялась иозможность жалоб иа своих господ (История средних веков, т. I. М., 1941, стр. 436).
¹⁴⁴ Я. Рутковский. Указ. соч., стр. 134, 219.
¹⁴⁵ Там же, стр. 133. Польский феодал мог подвергнуть сиоих крестьян телесным наказаниям, связанным с членовредительстиом и даже приговарииать к смертной казни (История Польши, т. I, стр. 182).
¹⁴⁶ История средних иеков, т. I. М., 1941, стр. 436; История Польши, т. I, стр. 160.
¹⁴⁷ История Польши, т. I, стр. 160, 182; Я. Рутковский. Указ. соч., стр. 133.
¹⁴⁸ История Польши, т. I, стр. 160.
¹⁴⁹ Там же, стр. 182.
¹⁵⁰ Там же, стр. 181, 184.
¹⁵¹ Молдавский феодал и XV — нач. XVI ив., как правило, ие имел еще сиоего фольварка и гораздо слабее, чем и Польше, вмешивался в землепользование и хозяйствование своих крестьян в вотчине, где не было надельной системы. Бранища, игравшие роль своеобразного фольиарка, появляются и осиоином и XVI—XVII ив., причем пренмущестиеиио иа землях духовной вотчины (см. подробнее: П. В. Советов. Браиищиоё хо-зяйстио и землепользоианне молдавской вотчииы и средние века. — «Вопросы экономической истории Молдавии эпохи феодализма и капитализма». Кишинеи, 1972, стр. 39—89).
¹⁵² П. Г. Дмитриев, П. В. Советов. Указ. соч., стр. 271.
¹⁵³ Там же, стр. 271—272.
¹⁵⁴ Н. А. Мохов. Молдаиия эпохи феодализма. Кишинев, 1964, стр. 140— 141; П. В. Советов. О праие перехода заиисимых крестьян в Молдаиии XV — середины XVI ив.— «Известия АН МССР», 1962, №11, стр. 7—13; История Молдавской ССР, т. I, стр. 107.
¹⁵⁵ История Молдавской ССР, т. I, стр. 106—107.
¹⁵⁶ П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, стр. 234—277.
¹⁵⁷ Е. Hurmuzaki. Documente, vol. II, part 3, p. 16—17, 43—44, 89—90, 154, 159.
¹⁵⁸ Анализ этих переговоров между Польшей и Молдавией в конце XV — середине XVI вв. см. подробнее: П. В. Советов. О правеперехода зависимых крестьян в Молдавии XV — середины XVI вв. (опыт исследования договорных грамот) — «Известия АН МССР». Кишинев, 1962, № 11, стр. 10—18; Ю. Я. Баскин, П. В. Советов. Вопросы международного права в договорной практике и политической литературе Молдавии XV— XVIII вв. — «Советский ежегодник международного права за 1962 г.». М., 1963.
¹⁵⁹ Хорошо известно, что разиитие феодализма вглубь в молдавской вотчнне сделало значительный скачок во второй половине XVI — начале XVII вв. Молдавские крестьяне потеряли право перехода, превратились и крепостных вечии. Причины такого замедленного процесса развития феодализма вглубь в Молдавии см. подробнее: П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдавии, гл. V.
¹⁶⁰ Несмотря на развитие феодализма вглубь, и в первой половине XVII в. молдавский летописец, служилый боярин и крупный земле-иладелец Г. Уреке мечтает о наделении молдавских феодалои-зем-левладельцев хотя бы частью «золотых шляхетских прав» польского дворянства. Считая эти права желанными для молдавского дворянства, он писал, что в Польше «ни одного шляхтича не может ограничить никто, даже сам король, не основываясь иа законе. Оки не платят бира (налогов. — П. С.) ннкому, не подчинены другим и в войско не обязаны идти, как только по своей иоле... Немеши, которых наэыиают шляхтичами, не столько короля слушают, сколько закона, который оии сами создали...» (Г. Уреке. Летопнсецул Цэрий Молдоией. Кишинэу, 1971, паЯс. 116).
¹⁶¹ В начале нашей статьи мы показали,, в чем проявилась тенденция ослабления сеиьориальио-вотчии-ных отношений собственности в XVII—XVIII вв. См. об этом также: П. В. Советов. Типологические пути развитого феодализма и турецкое заиоеванне Юго-Восточной Европы, стр. 91—92.
¹⁶² В этом отношении иажно заметить, что авторы проекта 1684 г. ставили вопрос о наделении молдавских феодалов привилегиями польской шляхты не в обычной для Молдавии юридической форме, а по утвердившимся в Польше правовым образцам, то есть не и виде привилегий иммунитетного типа (как это было принято в Молдавии), а в виде пожалования корпоративного характера, как дворянскому сословию в целом (подобному тому, как в Польше). Первый привнлей, выданный польскому дворянству и целом как сослоиию, был нздан и 1374 г. (Кошннцкий привилей). До этого и в Польше были распространены привилегии типа иммунитетов (История средних веков, т. I, стр. 431—432).
¹⁶³ Не случайно, уравнять свои права н привилегии с польской шляхтой пытались не только молдавские феодалы-землевладельцы. Этого желали в свое иремя прусское рыцарство и литовские феодалы-землевладельцы. Причем, когда по уини 1413 г. литовские феодалы были уравнены и правах с польскими, эта привилегия ие была распространена на праио-славиых эемлевладельцеи Литовского княжества (Истории Польши, т. I, стр. 124, 130). Согласно молдавскому проекту 1684 г., эти права должны были быть сразу распространены на всех праио-славных феодалов, поскольку все землевладельцы княжестиа были православными.
¹⁶⁴ Учитывая, как далеко зашли авторы проекта 16184 г. в стремлении ослабить феодально-государственные отношения собственности в Молдавии, следует иметь и ии-ду, что в проекте совершенно нет упоминаний о господаре и его интересах (как будто бы его и не должно быть в Молдаиском княжестве) . Это обстоятельство за-стаиило некоторых исследоиателей проекта (П. Панаитеску) предполагать, что и нем подразумевалась инкорпорация на основе добавления к многочисленным титулам польского короли и господар-ского титула, а для феодальных сословий полное отождествление с праиами польской шляхты. Не случайно в начале второй статьи проекта 1684 г. сослоиия просят «uwolnienie a tyranico et despotico regimine», под которым можно подразумевать господарское правление и господство феодально-государственных отношений собственности (Е. Hurmuzaki. Documente, supl. II. vol. Ill, p. 151; M. Costin. Opere. ed. P. Panaitescu. vol. 2. Buc., 1965, p. 199).
¹⁶⁵ I. Moga. Rivalitatea polono-aus-triaca $i orientarea polifica a tSri-lor romdne la sfar$itul sec. XVII. Cluj, 1933, p. 147—148.
¹⁶⁶ E. Hurmuzaki. Documente. supl. II, vol. 3, p. 173—174.
¹⁶⁷ I. Moga. Op. cit., p. 167—168.
¹⁶⁸ Это влияние начинает прослеживаться с 1687 г., когда К. Кантемир назначил Иордаке Русета великим вистерииком. Русет сумел использовать свою должность для обогащения за счет централизованной ренты, став в результате одним из самых состоятельных служилых бояр Молдавии и самым крупным землевладельцем. Был сторонником сохранения в княжестве господства феодальногосударственных отношений собственности, за счет которых создал свое богатстио. Возглавлял группировку Купарештей, противостоящей по этим и другим иопросам группировке М. Костииа, которая выступала за изменение форм феодальных отношений в случае освобождения от турецкого ига иа основе платформы, изложенной в проекте 1684 г. (Сводку сведений об Иордаке Русете см.: I. Rosetti. Iordache Ruset. Revista istoricS ro-mflna, 1937, VIII, p. 300—322; П. В. Советов. Исследования по истории феодализма в Молдаиии, стр. 424).
¹⁶⁹ Подробнее см. JI. В. Власова. Политические контакты Молдавии и Польши в 1687—1690 гг.
¹⁷⁰ Периые контакты господаря К. Кантемира с австрийскими властями по иыяснению возможностей освобождения от турецкого нга путем установления австрийского сюзеренитета начались еще в 1686—1687 гг., когда австрийцы оккупировали Траисильванию и оказались у границ Молдавии. Затем они интенсифицировались после того, как К. Кантемир узнал о предложении императора передать в случае установления сюзеренитета молдавский престол Кантакузино. В ответ иа это (как сообщает генерал Ф. Ветерана, ведущий перегоиоры) молдавский господарь Кантемир предлагает себя в полное распоряжение императора (V. Zaborobschi. Politi-са externa a celor trei principate. Buc., 1925, p. 85, 124—125, 143).
¹⁷¹ C. Giurescu. Tractatul lui Constantin Cantemir cu austriacii (1690). Convorbiri literare. an. XLIV. Buc., 1910, p. 5.
¹⁷² Ibidem, p. 5.
¹⁷³ Ibidem, p. 6.
¹⁷⁴ В оригинале на латинском изыке: «Barones nobilesque Moldaviae in privilegiis pari modo ac respectu tractabuntur, prouti in aliis regnis et provinciis Suae Maestatis Sac-ratissimae herediteriis tractari et observari solent, a tributis et op-pressionibus, quantum ad personas eorum immunes, caeterum bona et possessiones illorum a contributio-nibus necessariis eximi non po-terunt. Porro ingruente aliquo bello et necessitate publica ad defensio-nem patriae concurrere armisque contrara hostes Suae Maiestatis agere non abnuent. Ad haec Cel-sissimus Princeps cum Statibus cer-tos semper et ad minimum quatuor ex praecipuis baronibus Moldaviae orbinabunt deputatos, qui in Tran-sylvanica ad latus Generalium Augustissimi Imperatoris pro mo-demadis falcilitandisque rebbus re-sidebunt» (A. Veress. Documente privitoare la istoria Ardealului, Moldovei ?i Jarii Romdne$ti, vol. XI. Buc., 1939, p. 402).
¹⁷⁵ S. Papacostea. Contribute la prob-lema relafiilor agrare tn Tara Ro-mdneascS In prima jumState a vea-cului al XVIII-lea. SMIM, vol. Ill, 1959, p. 265.
¹⁷⁶ Ibidem, p. 275; A. Magyari. Date privind relafiile agrare din Mara-mure$ la sfir$itul secolului al XVII-lea — «Studia Universitatis Babe^-Bolyai», series Historia, fasc. 2. Cluj, 1968, p. 84—85.
¹⁷⁷ Тенденция обложения вотчинного хозяйства проявлялась для присоединенных к империи Карпато-Дунайских земель в конце XVII — начале XVIII в. в двух видах. Во-первых, в стремлении перевести средних и мелких феодалов в разряд налогоплательщиков, исключив их из категории бояр, которым сохранялось освобождение от податей на иотчинное хозяйство ($. Papacostea. Organizarea fisca-la a Olteniei in timpul stSpTnirii austriece. Studii, 1968, N 4, p. 651, 653—654; A. Magyari. Date pri-vind relafiile agrare din Maramu-re? la sfirsitul sec. al. XVII-lea. SUBB, 1968, vol. 2. Cluj, p. 85). Во-вторых, и распространении даже на боярство некоторых налогов на хозяйство. Так, например, в Олтении бояре платили берит (десятину с овец) одни раз и три года, а боеринаши еще чаще ($. Papacostea. Contribute la prob-lema relatiilor agrare, p. 289—290).
¹⁷⁸ S. Papacostea. Contribute la prob-lema retailor agrare, p. 276—277. Эта тенденция была оформлена и имперском декрете от 22 февраля 1719 г., где высказывалась идея государственной защиты зависимых крестьян от чрезмерной сеньориальной эксплуатации. Феодалам указывалось, что если они не дадут крестьянам возможности рассчитаться по налогам, они лично будут платить фиску (Е. Ниг-muzaki. Documente, vol. VI, p. 36). Для присоединенной области Ол-тении появилась даже идея отмены, в связи с этим, «румынии» — личной крепостной зависимости крестьян от землевладельцев (Е. Hurmuzaki. Documente, vol. VI, p. 315—316, 351).
¹⁷⁹ Исследователи феодализма и Траи-сильвании после присоединения к Габсбургской империи отмечают, что в конце XVII и. «содержание имперской армии, ложилось в большей мере на крестьяистио, уменьшая в заметной степени иоз-можность феодальной эксплуатации» в вотчине. Двориие были этим иесьма недовольны. Поэтому во время движения 1703—1711 гг. крестьяне и нобили нередко выступали вместе против габсбургской эксплуатации (A. Magyari. Unele probleme ale contradicfiei dintre taranimea $i nobilimea din regiumea Maramure? in perioada luptei antihabsburgice. SUBB. fasc. 1. Cluj, p. 42). Бояре Олтении долгое время не могли убедить аистрийскую администрацию поднять барщину и иотчиие до 52 дней в году, последняя пыталась установить предел и 30 дней ($. Papacostea. Contribute la prob-lema relatiilor agrare, p. 277).
¹⁸⁰ В этом отношении на проходивших почти одноиремеино переговорах австрийских иластей с валашским господарем Шербаном Кан-такузино еще использовалась формулировка возвращения к тому положению, которое было до турецкого ига (V. Zaborovschi. Op. cit., p. 126—127).
¹⁸¹ В позициях аистрийского правительства в конце XVII — начале XVIII в. наблюдается вполне очевидная тенденция усиления налогового бремени ио иновь присоединенных областях за счет ограничения сеньориально-вотчиниой и роста цеитрализоианной эксплуатации крестьян (С. Giurescu. Studii de istorie social!. Buc., 1943, p. 231—234).
¹⁸² С одной стороны, в составлении договора 1690 г. участиовали представители крупных землевладельцев (например, Иои Бухуш), заинтересованные в росте сеньориальной ренты (магнатский род Бу-хушей имел 36 сел). С другой стороны, известно, что господарь К. Кантемир еще в переговорах с Польшей придерживался противоположных взглядов, желая создать своей наследственной монархии соответствующую экономическую базу за счет сохранения высокого удельного веса централизованной ренты. Этих же взглядов придерживался великий вистерник И. Ру-сет. Именно ои иыступил инициатором перегоиорои К. Кантемира с генералом Хейслером, устаиоиии эти связи и Сибиу летом 1689 г. через иалашского боярина пахар-ннка Станку Букшана (A. Veress. Op. cit., vol. XI, p. 380).
¹⁸³ I. Moga. Op. cit., p. 18Э.
¹⁸⁴ Австрийская дипломатии с самого начала пыталась присоединить Дунайские кияжестиа и Трансильва-нию при условии, что австрийский монарх будет императором кия-жести (миссия иезуита А. Дунода в 1685 г. — V. Zaborovschi. Op. cit., p. 69—70), поэтому и не хотела согласиться на наследственную династию. Тем более, что наблюдалась тенденция превратить все «освобожденные от Турции земли в свои провинции» (Ibidem, р. 118). Выступая на сослон-ном собрании Венгрии, император торжественно обещал нернуть все земли короны Св. Стефана. Это обещание затем рассматривалось как программа аннексии Валахнн и Молдавии (Ibidem, р. 130).
¹⁸⁵ Надо учитывать, что по договору 1690 г. дань, которую должна была платить Молдавии австрийским властям, составлила свыше 30 тысяч талеров (25 тысяч деньгами, 100 лошадей н 500 быков). Причем в дальнейшем предусматривалось окончательное установление размера дани, которая во всех Карпато-Дунайскнх эемлих, присоединенных к Габсбургам, имела тенденцию роста. Достаточно сказать, что по Блажскому трактату 1687 г. Австрия требовала с Транснльнаннн 700 тысяч флоринов. В конце того же года, предлагая сюзеренитет Валахии, император хотел дань в размере 75 тысяч талеров, в то время как Валахия согласилась на 50 тысяч (V. Zaborovschi. Op. cit., p. 113, 125—108, 137).
¹⁸⁶ Новейшую сводку мнений по этому вопросу см.: Л. В. Власова. Политические контакты Молдавии и Польши в 1687—1690 гг.
¹⁸⁷ Istoria Rominiei, vol. III. Buc., 1964, p. 205; I. Moga. Op. cit., p. 182.
¹⁸⁸ JI. В. Власова. Указ. соч.
¹⁸⁹ Свое мнение де Кастаньер изложил и донесении королю Людовику XIV 15 нюня 1690 г. (Е. Hurmuzaki. Documente. supl. I, vol. I, 287—288; Текст д’Авриля см.: . A. Urechia. Miron Costin. Opere complecte, vol. I, Buc., 1888, p. 226).
¹⁹⁰ екст сообщения д'Анрнли см.: Л. В. Власова. Указ. соч.
¹⁹¹ V. A. Urechia. Op. cit., p. 226.
¹⁹² Л. В. Власова привела в своей статье достаточно доказательств того, что речь идет о Мироне Костине. Со своей стороны добавим, что в дипломатической переписке того нременн М. Костнн часто фигурировал под этим именем (Е. Hurmuzaki. Documente. Supl. II, vol. III).
¹⁹³ A. Veress. Op. cit., vol. XI, p. 335— 336.
¹⁹⁴ Поэтому М. Костнн пытался держать в тайне свои сепаратные переговоры с австрийцами. Он просил об этом Джорджннн, подчеркивая, что он опасается господаря К. Кантемира, «своего явного врага» (A. Veress. Op. cit., vol. XI, p. 335—336). По этой же причине М. Костнн не осведомил польского короля (как обычно) о молдавско-австрийских переговорах (ни об официальных, нн о сепаратных). Собескнй узнал о договоре 15 февраля 1690 г. с большим опозданием летом 1690 г. через посредство французской дипломатической службы. Это показывает, что в условиях, когда австрийские войска стояли на границах Молдавии, М. Костнн не хотел скомпрометировать молдавско-австрийские переговоры вообще, а лишь позиции господаря К. Кантемира н поддерживав' шей его группировки (И. Русет) в этнх переговорах.
¹⁹⁵ О взаимоотношениях К. Кантемира и М. Костина см. подробнее: Л. В. Власова. Указ. соч.
¹⁹⁶ Встреча Джорджннн—Костнн состоялась не позже марта 1689 г. (письмо датировано 29 марта 1689 г.), то есть накануне официальных переговоров в Снбну, но после того, как Кантемир установил контакт с австрийскими нла-стямн в 1687 г. М. Костнн хорошо знал, какие проекты представлил К. Кантемир в переговорах с Польшей и, ожидая их повторения в переговорах с Австрией, по-нндн-мому, хотел опередить события.
¹⁹⁷ Эти классовые интересы феодалов-землевладельцев Молдавии заметили даже за границей некоторые более осведомленные политики. Не случайно в 1686 г. папскнй нунций Буонвнсн (сторонник продолжения войны «Священной Лиги» с Турцией), пытаясь примирить Австрию н Польшу и разделить их сферы влияния в Дунайских кня-жестнах, для упрочения влияния Польши в Молдавии советует королю Я. Собескому перед походом в Молдавское княжество издать прокламацию. В ней указать, что княжество нойдет в состав Речи Посполнтой как третье государство (наряду с Польшей н Литвой), сохранив своего господаря и те же права, что и остальные два (/. Moga. Op. cit., p. 141). To есть здесь содержалась мысль возможности уравнения и правах господствующего класса Молданнн с польской шляхтой.
¹⁹⁸ Подчеркивая эту традиционность, здесь следует привести свидетельство молдавского современника. И. Некулче, узнав о связях Дм. Кантемира и Петра I, писал в своей летопнсн: «что были тогда все христиане рады русским, не только я, но писали и другие раньше призывая русских, еще до Думнтрашко-воды: валахи, сербы, молдаване за столько лет до этого» (т. е. до 1711 г.)—И. Некулче. О самэ де кувннте. Летописе-цул Цэрнй Молдовей. Кншннэу, 1969, паж. 245.
¹⁹⁹ Господари Дунайских княжеств во второй половине XVII в. часто подчеркивали австро-польскую назойливость в предложениях сюзеренитета и свое нежелание согласиться на нее. Так, в докладной записке Г. Кастриота 1697 г. говорилось о стремлении войти в русское подданство и содержалась просьба получить «наставления, что отвечатн нам или немцом, или поляком, потому они зело желают сих двух господарств (Молдавии н Валахнн. — П. С.) и сего ради ежедневно тешат нас разными ласкательствы и обещаниями...» (Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 116—118).
²⁰⁰ Еще в 1654 г. Молдавия просит войти в русское подданство, чтобы русский парь «был бы над ними надо нсемн православными хрн-сняны един он благочестивый хрн-стьянсмн государь» (Acad. RSR. ms. 5216, f. 102).
²⁰¹ Эту мысль четко изложил архимандрит Исайя в Посольском приказе в Москве 13 сентября 1688 г. Он просил о помощи Россию, подчеркивая, что Дунайские княжества не хотят ее от Габсбургской империи. Мотивировалось это тем, «дабы из неволи бусурманской в пущую и в горшую неволю отдать не изволили, но милостиво прнзрнлн и их избавили, понеже церковь святую православно-греческую всегда наветуют и ненавидят папежннкн, то есть римляне. И которые городы в Венгерском королевстве и в Морее цесарские (австрийские. — П. С.) и нннн-пейские войска у турков побралн, а в них и в уездах... учалн превращать и принуждать к унее... земли в пущую погибель, нежели под турком придут...» (Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 86). Отношение властей Речи Посполнтой к этим вопросам было идентичным, о чем говорит их поведение в г. Каменце после 1699 г. (/. Moga. Op. cit., p. 223).
²⁰² История Молдавской ССР, т. I, стр. 307—308; Н. А. Мохов. Очерки молдавско-русско-украннскнх связей, стр. 124; Р. Ю. Энгель-гардт. Из истории Прутского похода Петра I. — Учен. зап. Кишинев». гос. ун-та, т. VI (ист.). Кишинев, 1953, стр. 103; Н. П. Кириченко. Текст русско-молдав-ского договора 1711 г. и соответствие его летопнсн И. Некулче. — В кн.: Вековая дружба. Кишинев, 1961, стр. 198—210; P. Panaitescu. Dimitrie Cantemir. Viafa $i opera. Buc., 1958, p. 104—106 ?i alt; IR. vol. III. Buc., 1964, p. 215; I. Foc-feneanu. Tratatul de la Lujk $i campania tarului Petru I in Moldova. — «Studii privind relatiile romino-ruse». Buc., 1963.
²⁰³ И. Некулче был в 1711 г. гетманом молдавского нойска и членом господарского дннана (совета).
²⁰⁴ Текст диплома, данного Петром I господарю Дм. Кантемиру, см.: Полное собрание законов Российской империи, т. IV, № 2347, стр. 659—662; Письма и бумаги императора Петра Великого, т. XI, вып. 1. М., 1962, № 4385, стр. 173—177; Исторические свизн народов СССР», т. III, стр. 323— 327.
²⁰⁵ Н. П. Кириченко. Указ. соч., стр. 198—210; P. Panaitescu. Dimitrie Cantemir, p. 104—105.
²⁰⁶ Вопрос остается дискуссионным в исторической науке. Это видно из отношения к нему авторов совместного советско-румынского документального сборника «Исторические связи народов СССР и Румынин в XV — начале XVIII в.», т. III. М., 1970. Комментируя этот вопрос, составители (советские ученые Е. М. Руссев, Л. Е. Семенова н румынский исследователь В. А. Костэкел) приводят противоположные мнения П. Паиантес-ку и Н. Кириченко, ие высказывая своего окончательного суждения.
²⁰⁷ К этому добавлялась также мало что объясннющая в плане типологической опенки формулировка о боярских привилегиях, поскольку не раскрывался их характер. Эти привилегии решались по-разному при двух противоположных типологических альтернативах развития феодализма, борьбу между которыми мы до сих пор наблюдали на всем протяжении нторой половины XVII в. Оставалось неясным главное и определении этнх альтернатнн: должны были бояре получать привилегии в качестве феодалов-землевла-дельцев (что требовало изменить сущестнующне в Молдавии формы феодальных отношений путем установления господства сеньориально-вотчинных отношений соб-стненностн, как предполагали проекты 1674 и 1684 гг.) илн за счет наделения централизованной рентой, что могло сохранить существующие формы, то есть господство феодально-государственных отношений собственности (как это решал проект 1673 г.). Наконец,ноз-можен был компромисс наподобие договора 1690 г. Вот вопрос, на который до сих пор не дал ответа ни один исследователь договора 1711 г., хотя П. Панантеску приблизился к его пониманию (Р. Ра-naitescu. Tratatul de aliantS dintre Moldova $i Rusia din 1711; Studii, 1961, N 4, p. 897—914).
²⁰⁸ Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 324—327; Акцент в дипломе делается на введение наследственной неограниченной монархии: пункт 2 («...быть под нашею протекцнею н в подданстве у нашего царского величества и наследников наших, ему н наследником его вечно»); пункт 6 («По древнему нолоскому обыкновению, вся правительства власть будет при князе волоском»); пункт 7 («Князь во всех н всяких волоскнх боярах власть по прежнему обыкновению да имеет без всякого ноэобновлення законов их»); пункт 9 («Вельможи н все княжества Волоского подданныя, без всякой отговорки и предлога, по велению кияжему должны да будут покарятнся...») н пункт 10 («Всякое право н суд при князе да будет, н без княжего диплома ничто подтверждено нлн отставлено от нашего царского величества не будет»),
²⁰⁹ Там же, стр. 325.
²¹⁰ В начале XVIII и. нз общего количества 1900 сельских хотарей церковно-монастырское землевладение охватывало около 420 сел, а светское имело около 1500 сел. В господарскнй домен входили только городские хотарн (их было около 30). Причем в XVIII в. началась раздача н городских земель. Еще в конце XVII в. были распроданы землн городов Шкея, Лапушна, пожалованы частично земли города Романа (См. подробнее: Я. В. Советов. Исследования по истории феодализма н Молдавии, стр. 194, 207, 215).
²¹¹ Эту же мысль, отраженную в дипломе 1711 г., встречаем и в написанной позже работе Д. Кантемира «Описание Молдавии»: «...для содержания своего двора они (господари. — Я. С.) оставили себе большие н малые города Молдавии...» (Д. Кантемир. Описание Молдавии. Кишинев, 1973 г., стр. 132).
²¹² При ныделеннн городов как гос-подарскнх «маетностей» надо учитывать н русское понимание этого времени, при котором должны быть отделены царские, удельные землн от частнофеодальных.
²¹³ Предположить обратное, т. е. сокращение доходов от централизованной ренты, означало содержание господарства за счет одних лишь городов н низведение господаря до уровня рядового боярина. Ведь противник Дм. Кантемира боярин И. Русет владел 168 селами, а 7 крупнейших магнатских вотчин Молдавии второй половины XVII в. охватывали 562 села (Я. В. Советов. Исследования по нсторн феодализма в Молдавии, стр. 42л' Даже польский король — пример слабой королевской власти, — который не претендовал на такое укрепление монархии, как Дм. Кантемир, владел многочисленными короленскнмн нменнямн. В то время как в начале XVIII в. молданский господарь нх совершенно не имел. Поэтому, помимо доходов от городов, он должен был обеспечить себе централизованную ренту со всего частнофеодального землевладения, в чем «никакой убавкн н ущербу» не хотел иметь.
²¹⁴ Если диплом н пункты от 13 апреля 1711 г. исходили нэ указанного положения, то об этом прямо гонорнлось в манифесте Петра I к населению Молданин н других народов от 8 мая 1711 г.: «тако ие будем от тех земель н народов себе никакой корысти... не желая себе от них никакой прибыли, но содержим их яко под протекпыею нашею волныя н союзный народы н утвердим то нм трактатами нашими» (Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 333).
²¹⁵ В конце XVII—середине XVIII в. Молдавия вступила в состояние длительного экономического упадка (в связи с чрезмерным ростом централизованной системы феодальной эксплуатации в условиях турецкого нга). Упадок усугубился частыми войнами. Дм. Кантемир заметил отдельные признаки упадка, например упадок городов (История Молдавской ССР, т. I, стр. 184). Заняв госпо-дарскнй престол, он пытался несколько сократить налоги, особенно на вотчинное хозяйство феодалов (И. Некулче. Оп. чит., па*. 234).
²¹⁶ Договор в редакции И. Некулче гласил: «...император, чтобы не лишал престола господаря до его смерти, а после и его детей, тех которых изберет страна. Род его, чтобы не был отстранен от престола. Только, если изменит илн когда покинет веру (христианскую. — Я. С.) тогда может быть лишен престола, но будет возве- Деи на трон одни из его братьев» г (И. Некулче. Оп. чнт., паж. 239).
²¹⁷ В отлнчне от диплома акцент эдесь делается на ограничении прав господаря в отношении бояр: «Бояр, чтобы господарь не лишал чина до нх смерти, илн только по велнкой внне нх лншал... Господарь, чтобы не был волен казннть бояр, какое бы преступление они не совершили, без совета всех (бояр. — П. С.) и санкции митрополита» (И. Некулче. Оп. чнт., па*. 239—240).
²¹⁸ И. Некулче. Оп. чнт., паж. 239.
²¹⁹ Молдавия в эпоху феодализма, т. I. Кишинев, 1961, стр. 17 (грамота от 5 апреля 1448 г.). Во второй половине XVI в. бир был распространен на военнослужнлые со-слония (куртян, немешей, вата-вов) и низшее духовенство, а в 1636 г. его начали платить бояре, монастыри и высшее духовенстно (см. выше).
²²⁰ И. Некулче. Оп. чнт., па*. 239 («Соляная пошлина — вама ок-ннй, — и другие подати в городах, чтобы были доходом господари, а других податей дабы не было»).
²²¹ Там же.
²²² Здесь нновь повторяется неизнест-ный молдавскому праву корпоративный характер наделения феодалов привилегиями, как и в проекте 1684 г.
²²³ I. Bogdan. Documentele lui $tefan cel Mare, vol. 1. Buc., 191Э, p. 8,13; Единственное исключение для светского землевладения см.: Молдавия в эпоху феодализма, т. I, стр. 141 (правда, взамен землевладелец уплачивал твердую ставку налога в размере 3000 ас-пров).
²²⁴ Анализируя содержание договора в дипломе, Н. Кириченко правильно подмечает, что «статьи договора, в которых перечислялись права господаря и ограничение привилегий бояр, не вносили существенных изменений в существующее положение господствующего класса страны» (Я. Кириченко. Указ. соч., стр. 208).
²²⁵ Согласно летопнсн И. Некулче, предварительное обсуждение пунктов договора состоялось вскоре после приезда Петра I в Яссы. При этом И. Русет, его группировка (Д. Раковнцэ, С. Змучнлэ), 13 №662 а также другие бояре ныступалн против пункта о наследственной монархии (И. Некулче. Оп. чнт., паж. 253—254). Канцлер Г. И. Головкин н надворный советник С. Рагузннскнй по указанию царя вынуждены были созвать н доме спатаря Дедюла всех бояр и сумели их убедить («чтобы не было зависти и излишних расходов») за исключением И. Русета н его группировки. Эти сведения И. Некулче частично подтверждаются донесением В. В. Долгорукого царю Петру I. В нем указывается, что между Дм. Кантемиром и молдавскими боярами имеется «великое несогласие, а больше то, что Ваше величество учинили господаря наследником, чего у них не бывало» (Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 379). Окончательное обсуждение договора состоялось в конце нюня 1711 г. после обеда, данного Петром I, в честь Дм. Кантемира, его боир и митрополита, а затем и Ясской дворцовой церкви. Пункты договора были подписаны Петром I, Дм. Кантемиром, боярами н высшим духовенством (И. Некулче. Оп. чнт., паж. 257—258). Этот документ пока не обнаружен. Летопись псевдо-Мустн также сообщает, что совет, на котором обсуждались пункты договора, состоялся в Ясской дворцовой церкви (М. Ко-gCUniceanu. Cronicele RomSniei sau Letopisefele Moldaviei $i Valahiei. Buc., 1874, t. Ill, p. 46).
²²⁶ Мы имеем все основания считать, что полное содержание диплома от 13 апреля 1711 г. было мало кому известно, за исключением Дм. Кантемира и особенно доверенных ему лиц, а в манифесте Петра I от 8 мая 1711 г., получившем более широкое распространение, эти вопросы не затрагивались. В дипломе указывалось, что его содержание «до вступления войск наших в Волоскую землю в выщем секрете содержано будет» (Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 324). Даже в конце мая — начале нюня, когда русские войска вошлн в Молдавию, многие бояре разбежались, считая, что Дм. Кантемир будет ими отстранен от престола, то есть поннтня не имели о дипломе от 13 апреля 1711 г. Еще 8 нюня 1711 г. фельдмаршал Б. П. Шереметев сообщал царю о просьбе Дм. Кантемира не разглашать содержание диплома, особенно пункта, что он «учинен вечный наследник» (Я. Я. Кириченко. Указ. соч., стр. 209). Значит Дм. Кантемир считал, что текст диплома остается пока еще неизвестным н перевел его текст с русского на латинский иэык (Studii, 1973, N 5, р. 1070). Сам И. Некулче (один из ближайших советников) не знал о содержании апрельских переговоров внстерннка Луки. Он узнал о них несколько позже. Тем более он не был знаком с текстом диплома и ознакомился с текстом договора 1711 г. в таком виде, н каком он был зачитан на совете в конце нюня. Поэтому он считал, что договор в той редакции, в которой был зачитан на совете, н есть текст договора, «который император прислал с Лукой внстерннком», т. е. диплома от 13 апреля 1711 г. (И. Некулче. Оп. чнт., пай. 239, 243, 245, 258).
²²⁷ Letopisefele Moldaviei, t. Ill, p. 46—47; Ed. N. Balcescu tn «Ma-gazin istorie pentru Dacia». Buc., 1846, vol. Ill, p. 344—345. Хотя ofla издателя летопнен «псевдо-Мустн» (М. Когэлннчану и Н. Балческу) обладали разными списками, в обоих изданиях описание условий договора 1711 г. совершенно идентично.
²²⁸ Любопытно, что для характеристики условий подданства псевдо-Мустя ссылаетси прямо на польскую «модель» феодальных отношений, чего, однако, не делает И. Некулче. Этот нюанс имеет немаловажное значение. И. Некулче, по-внднмому, передал ближе к тексту содержание договора, где вряд ли имелась прямая отсылка на привилегии польской шляхты в качестве примера. Ведь речь шла об условиях вхождения Молдавии в русское подданство н вместе с тем летописец псевдо-Мустя указывает, что молдавским боярам обещали укрепить вотчинный режим наподобие польского поместья. Об этом статусе больше всего мечтали многие феодалы-землевладельцы Молдавии и летописец по такой ассоциации ноль-но излагает пункты договора. Вместе с тем этот нюанс подтверждает наше предположение, что и феодальных кругах Молдавии конца XVII — начала XVIII в. «жнть наподобнн того как в Польше» было олицетворением господства сеньорнально-вотчннного режима. И поэтому сравнение с Польшей фигурирует при описании условий вхождения в подданство и других государств Восточной Европы, как условный стандарт феодальной жизни. С этим положением мы уже встречались выше при анализе проектов 1674 н 1684 гг.
²²⁹ Обращает на себя внимание, что раковнцкая летопись псевдо-Мус-тн была составлена примерно на 10—15 лет раньше того, как И. Некулче начал писать сною летопись, т. е. очень скоро после событий 1711 г. Ее автор, приближенный к М. Раковнце боярин, оставшийся неизвестным, описал события молдавской истории с 1705 г. по 1726 г. По мнению нс-следонателей, период с 1661 г. по начало XVIII в. добавлен к летопнсн впоследствии. Событии 1705—1726 гг. описываются непосредственным участником, которым являлся сам летописец (/. Laudat. Cronica anonima гасо-vi(eana. Analele ?tiin(ifice ale Uni-versita{ii Al. I. Cuza din Ia$i, t. VII, an. 1961, p. 99—113; Al. Pi-ru. Literature romlnS veche. Buc., 1961, p. 409—410; H. А. Мохов. Молдавия эпохи феодализма, стр. 51—52). И. Некулче не пользовался в качестве источника ра-ковицкой летописью 1705—1726 гг. (Там же, стр. 42; Н. П. Коробан н Е. М. Руссев. Летописец И. Некулче. Кишинев, 1957; I. Laudat. Cronica anonima racoviteanS, p. 99— 101, 114; N. Iorga. Istoria litera-turii romine^ti, vol. II. Buc., 1926, p. 252—254). В любом случае автор раковнцкой летописи по крайней мере на 10—15 лет раньше написания летопнсн И. Некулче н независимо от него упоминает о том же содержании договора 1711 г. Значит, наличие ряда пунктов (отсутствовавших в дипломе нлн изложенных иначе) не может быть объявлено как позднейший поворот во взглндах И. Некулче. Наконец, обращает на себя внимание и разный стиль изложения в обеих летописях. Псевдо-Мустя излагает материал более свободно, удаляясь от текста договора н сравнивая его с «польской моделью» развития феодальных отношений. И. Некулче перечнслиет более точно статьи договора. Пользуясь только летописью псевдо-Мустн (даже если бы он ею располагал), И. Некулче не смог бы этого сделать.
²³⁰ Н. А. Мохов. Очерки молдавско-русско-украннскнх свизей, стр. 125; п. П. Кириченко. Указ. соч., стр. 208 — 209; Р. Ю. Энгель-гардт. Из истории Прутского похода Петра I, стр. 97—117.
²³¹ IR, vol. III. Вис., 1964, р. 216; Как сообщается в летопнсн псендо-Мустн, на господарском совете после зачтения логофетом каждого пункта Дм. Кантемир спрашивал всех, согласны ли они с его содержанием. И если не приходили к согласию, редактировали соответствующий пункт (Letopisefele Moldaviei, t. Ill, p. 47).
²³² В самом дипломе от 13 апреля 1711 г. указывалось, что он составлен на основании пунктов, присланных господарем Дм. Кантемиром. Петр 1 указывает, что «соизволяем на предложенные от него пункты ннжепнсанным образом...» (Исторические связи народов СССР, т. III, стр. 324). В более позднем письме от 7 май 1711 г. Петр I писал В. В. Долгорукому н Б. П. Шереметену: «и тот господарь нолоской учннил нам предложение некоторых пунктов, на которых хочет быть у нас в подданстве, на которые мы соизволили и послали к нему во утверждение того нашу грамоту за подписанием нашим, которую он зело радостно принял... и посылает в снх чнслех к нам такие же статьи...» (Письма и бумаги Петра I, т. XI, нып. 1, М., 1962, стр. 221). Однако нз диплома ив-ствует, что эта ответная грамота Дм. Кантемира, которую предполагалось прислать до конца май 1711 г., должна была носить секретный характер. Самн пункты договора были обнародованы на господарском совете в конце июня 1711 г., по-ниднмому, в той версии, которая была известна летописцам — участникам совета, — подписавшим вместе с другими боярами ее содержание. (Исторические свиэн народов СССР, т. III, стр. 324; И. Некулче. Оп. чнт., паж. 258).
²³³ Этот политический маневр, можно рассматрннать и как своего рода компромисс с целью объединении феодальных сословий в предстоящей русско-молдавской военной кампании против Турции. В необходимости такого компромисса Дм. Кантемир не мог себе еще отдавать отчет, когда ранее посылал пункты дли диплома. В таком случае это сноеобраэный пересмотр некоторых предварительных пунктов догонора, касающихся наиболее популярных н среде феодальных сословий лозунгов, при сохранении пункта о наследственной монархии Кантемиров (в чем смысл компромисса). Весьма вероятно, что об этом компромиссе мог знать и Петр I, поскольку он, по сведениям И. Некулче (Оп. чнт., паж. 259), советовался только с Дм. Кантемиром, а затем подписал в конце нюня сонместно с господарем, духовенством и боярами тот текст договора, который обсуждался на совете. Причем, по сведениям псевдо-Мустн, пункты догонора зачитывались и перере-дактнроналнсь тут же на совете, в результате чего можно было достигнуть вышеупомянутого компромисса (Letopisejele Moldaviei, t. Ill, p. 47).
²³⁴ Речь идет о группировке И. Русета, поскольку остальных боир удалось убедить.
²³⁵ Вполне возможно, что после установления наследственной династии Дм. Кантемир вернулся бы к некоторым положениям диплома от 13 апреля 1711 г. Во всяком случае идея укреплении господарской власти, сторонником которой был Дм. Кантемир, потребовала бы от него постепенного отказа от многих положений компромисса, заключенного на совете в конце нюня 1711 г. н отраженного в той редакции договора, которую дают летописи И. Некулче и псевдо-Мусти. И в таком случае в первую очередь встал бы вопрос об укреплении экономической базы неограниченной монархии в виде нового роста удельного веса феодальногосударственных отношений собственности. В условиях отсутствия господарского домена н слабости городов периода экономического упадка в Молдавии это был единственный выход для такой политики. Д. Кантемир это хорошо понимал. Не случайно через несколько лет, уже находясь в России, он подчеркивал законность тех положений диплома 1711 г., которые предусматривали господарское налогообложение зависимых крестьян на частновладельческих землях (т. е. сохранения за господарями тех самых налогов, которые по редакции договора в изложении И. Некулче предполагалось передать феодалам-землевладельцам: десятину и гоштину). — Д. Кантемир. Описание Молдавии, стр. 132—133.
²³⁶ И. Некулче. Оп. чнт., пай. 249.
²³⁷ Текст проекта догонора от 5 сентября 1739 г. см. ПСЗРИ, т. X, (1737—1739). СПб., 1830, стр. 890— 894.
²³⁸ Там же, стр. 891.
²³⁹ Там же, стр. 892.
²⁴⁰ Я. А. Мохов. Молдавии эпохи феодализма, стр. 369.
²⁴¹ Конечно, это был статус господства сеньориально-вотчинных отношений собственности, характерных в целом для Восточной Европы н для России в частности, но положение сословий различных районов, присоединенных к Российской империи в XVIII в., не было идентичным. А по этому вопросу условии подданства Молдавии 1739 г. не давали никакого разъяснения.
²⁴² Я. А. Мохов. Молдавия эпохи феодализма, стр. 369.
²⁴³ Аспекты этого лейтмотива встречаем, например, совершенно четко в обращении от 18 ноября 1769 г. Оно было составлено вдовами бояр-землевладельцев. В трех пунктах обращения (3, 5 н 6) предлагалось установить в Молдавии полное господство сеньорналь-но-вотчннных отношений собственности («Быть вольными, владеть н держать в собственности правые вотчины и села наши с нобагами нашими и с рабамн, которых имеем в домах наших»; «Не давать бир или даждню со всего имущества нашего, что будем иметь: лошадей, коров, быков, овец, пчел и свиней, илн с вина от виноградников наших, также нз всего, что родит земля н вотчинах наших, чтобы не были обложены ничем»; «Чтобы были вольны мы изыскивать доход и днжму с правых вотчин наших из нсего, что родит земля н из всего живого движимого животного, по древнему обычаю земли...»). — М. Kogilniceaпи. Apxiea ромънеаскъ, Ed. II, Iasi, 1860, p. 178. В записи декабрьских пунктов 1769 г. указывается, «чтобы мы (феодальные сословия эемлевладельцен. — П. С.) не оказались в положении крестьян, а чтобы жили без обнд за счет вотчинных доходов своих» (Acad. RSR, ms. гот. 1617, f. 107v—108v). См. также другие проекты: Acad. RSR, ms. rom. 1617, f. 56—59v.
²⁴⁴ О периодизации развитого н позднего феодализма в Молдавии пет единства мнений в современной нсторнографин. Большинство авторов берут за грань 1774 г. (Об этом см. Я. С. Г рос у л, Н. А. Мохов, П. В. Советов. Указ. соч., стр. 23—35).
²⁴⁵ Я. С. Гросул, П. В. Советов. Типологические пути позднего феодализма н переходного к капитализму периода в Дунайских княжествах, стр. 126—140.
²⁴⁶ См. июльский проект 1802 г. (Е. Virtosu. Napoleon Bonaparte Si proiectul unel republici aristo-democratice$ti Tn Moldova la 1802. Buc., 1947). Перечень проектов см. подробнее: V. Georgescu. Mfemol-res et projets de reforme dans les princlpautes roumalnes (1769— 1830). Buc., 1970, p. 3—34.
²⁴⁷ См.: Я. С. Гросул, П. В. Советов. Указ. соч., стр. 126—140; В. Я. Гросул. Изменение форм феодальных отношений в Молдавии и Валахии и ее особенности (перваи треть XIX в.).— В сб.: Юго-Восточная Европа в эпоху феодализма, стр. 119—125. Скачок в этом обратном типологическом сдвиге произошел в Бессарабии после 1812 г., а в княжествах после введения Органического регламента.
²⁴⁸ Позиция служилого боярства в этом вопросе была двойственна. С одной стороны, они имели доступ к централизованной ренте, с другой — многие из них были крупными эемлевладельцами-вотчинниками, в сниэн с чем могли склоняться н ко второй альтернативе. Характерно, что в одном из проектов 1769 г. подчеркивалась заинтересованность исключительно только в первой альтернативе «боир-греков», и то времи квк «земские бояре» могли выбрать и вторую альтернативу (М. KogHl-niceanu. Op. cit., p. 14в—160). Еще любопытнее сообщение русского консула в Дунайских княжествах И. Северина. В письме нз Ясс 1 августа 1783 г. он отмечает, что в централизованной ренте заинтересованы в первую очередь фанариоты-греки и что «несь фанариотский штат будто бы сделал двору нашему представление, что когда здешние землн приведены будут и иное состояние (в случае освобождения от турецкого ига пойдет развитие по второй типологической альтернативе), то лишатся средств к пропитанию; здешние (т. е. местные «земские бояре») напротив того желают, чтобы по крымским обстоятельствам произошла небольшая война, дабы и они могли избавиться от магометанского ига» (Е. Hurmuzaki. Documente privind Istoria Rominiel (Serie nouS), vol. I. Buc., 1962, p. 244).

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 5016

загрузка...

Другие книги по данной тематике