Леонардо да Винчи
|
Несмотря на различия в выводах и оценках, касающихся гениальности Леонардо да Винчи (1452-1519), никто не может поставить под сомнение, что целью его жизни было познание. Он вёл уединенную жизнь, но само его присутствие во Флоренции и связи с двором Медичи делают вполне вероятной гипотезу, что Леонардо был знаком с учением и исследованиями герметиков и даже сам занимался алхимией.
Это, казалось бы, противоречит привычному представлению о Леонардо как о первом учёном современного типа, неутомимом экспериментаторе, человеке, который ставит перед собой вопросы о природе и отвечает на них без посредничества авторитетов и традиции, официальной или эзотерической. В бессвязности его заметок (он намеревался создать множество трактатов, но не написал ни одного) так же, как и в тенденции оставлять свои картины незавершёнными, улавливается стремление анатомировать действительность, т. е. разложить её на составляющие с целью понять устройство машин, природных объектов и живых существ. Такой «метод» действительно весьма далек от принятого в среде магов или алхимиков, которые, даже если в их исследованиях присутствует связь между теорией и экспериментом, хотели добиться «трансмутации» прежде всего на базе идеи, «что Основы материального мира тождественны Основам мира духовного» (П. Росси). Отказ от магии и борьба за знание, доступное и понятное всем, характерные для первой половины XVII в., легли в основу создания научных институтов и академий. 
Человек в центре Вселенной, как это представлялось в видениях представительницы немецкого мистицизма Хильдегарды фон Бинген (1091-1179). Через четыре столетия Леонардо создал аналогичное изображение, доказав этим, что он не отрёкся от идеи тесной связи между макрокосмом и микрокосмом, общей для христианских мистиков и философов-неоплатоников. Впрочем, первым обвинение неоплатонизму открыто выдвинул Бэкон (1561-1626), назвав его «фантастической и напыщенной философией, почти поэтикой... опасной, как любая глупость, способная вызвать поклонение». Однако вместе с платонизмом новые «ученые» упразднили доктрину человека-микрокосма и Вселенной как «живого образа» Бога. Надо сказать, что, стараясь установить, где именно проходит граница между так называемой наукой и эзотеризмом Возрождения, легко погрешить против хронологии. Например, Леонардо по-своему разделял убежденность в неодолимой силе и мощи человеческого разума, и в этом смысле английский историк Ф. А. Йейтс была вправе назвать его Розенкрейцером ante litteram (т. е. «до буквы», до появления самого понятия. - Прим. пер.). Не случайно на фреске «Афинская школа» в Ватикане Рафаэль изобразил Платона похожим на Леонардо и с обращенным к небу указательным пальцем (этот жест неоднократно использовал сам да Винчи, рисуя Иоанна Крестителя, провозвестника нового союза между человеком и Богом через пришествие Христа). 
Рафаэль. Фрагмент фрески «Афинская школа» в Ватикане, с изображением Платона, написанного с Леонардо да Винчи. С другой стороны, именно из культурного опыта Возрождения в целом возникла современная научная мысль. «Признание "темного" происхождения современной науки, понимание, что наука зародилась не в столь "стерильной" обстановке, как считали просветители и позитивисты, отказ представить науку как линейно-поступательное движение, прогресс без противоречий, – всё это не влечет за собой в обязательном порядке ни отрицания научного познания, ни отречения перед лицом науки от позитивизма и магизма» (П. Росси). |
загрузка...