VI. Поддержание королевской власти

На протяжении второго этапа своего существования Латино-Иерусалимское еще заслуживает право называться Иерусалимским королевством: государи продолжали пребывать в своих владениях, несмотря на сложные условия, в которых они очутились, и вопреки долгим периодам, когда трон пустовал, могли поддерживать свой авторитет. Однако им пришлось столкнуться с гораздо значительным противодействием, чем во времена первого этапа истории Латинского королевства. К счастью, особенно сначала, королями становились персонажи довольно могущественные, которые были в силах навязать свою власть мятежным феодалам и беспокойным итальянским колониям, церкви, которая пыталась установить над ними опеку.

Все эти государи совсем не походили друг на друга: Конрад I, Генрих Шампанский, Амори II, Иоанн де Бриенн и Фридрих представляли собой крайне разношерстную вереницу наследников. Уже одни их имена показывают, что если наследственный принцип был в точности соблюден, то скрывавшаяся под ним действительность было совсем иной: никакая родственная связь не объединяла этих пятерых людей. Конрад, Генрих и Амори поочередно были женаты на дочери Амори I, Иоанн — на дочери Конрада, Фридрих — на дочери Иоанна. Хотя в данном случае и не приходится говорить об избрании в прямом смысле этого слова, Иерусалимские короли теперь принадлежали к разным семьям и не были связаны друг с другом.

Среди них выделяется своей энергией Конрад Монферратский, барон из высшей знати, племянник императора Конрада III и родной кузен Фридриха Барбароссы, а также деверь королевы Сибиллы, вдовы его брата Вильгельма. Хотя Монферратское маркграфство было одним из крупнейших сеньорий Ломбардии, пятеро сыновей Вильгельма IV были обречены выбрать карьеру авантюристов: если один из них, Фридрих, стал священником, а потом и епископом, то его братья один за другим отправлялись на поиски фортуны на Восток. Старший, Вильгельм V, получил вместе с рукой Сибиллы графство Яффаское и мог со временем обрести корону Иерусалима (он вежливо отказался разделить с Балдуином IV титул короля): последний, Ренье, женился на принцессе из рода Комнинов и был приближенным Василевсов, пока его не убили по приказу Андроника I. Третий, Бонифаций, хотя и владел до 1203 г. маркграфством, унаследованным им от своего отца в 1188 г., в конце концов отправился в четвертый крестовый поход и заполучил королевство Фессалоникское. Конрад, второй сын Вильгельма IV, несомненно являлся самым примечательным персонажем в этой беспокойной семье, законченным образцом средневекового авантюриста: отправившись в Византию, чтобы отомстить за Ренье, он защитил императора Исаака Ангела от восстания Враны, но его престиж затмил его союзника, и ему пришлось в некоторой спешке покинуть Константинополь, не без того, чтобы увести с собой значительные богатства. Прибыв в Тир, он воодушевил защитников города и сделал его неприступным, но со всей страстью к власти (отличавшейся от поведения его брата Вильгельма), в чем он предвосхитил авантюристов итальянского Ренессанса, всеми средствами попытался стать правителем этого региона. Его перемирие с Саладином, во время которого тот одним за другим захватывал франкские города, его отказ принять Ги де Лузиньяна, его нежелание участвовать в осаде Акры, довольно грязная история с женитьбой на Изабелле Иерусалимской — все это показывает, как мало Конрад церемонился, стремясь выкроить себе домен на Востоке.

Этот активный государь повредил прочности королевской власти. Чтобы избавиться от Ги де Лузиньяна, он старался заключить союз с итальянцами — столь опасный для королевства, где они уже пытались вести себя по-хозяйски — и заручился поддержкой клана Ибеленов. Его игра увенчалась успехом, и после нескольких лет интриг и даже переворотов он стал Иерусалимским королем: он носил титул «избранного короля», то есть еще не прошедшего коронацию¹, когда кинжал ассасина прервал его едва начавшееся царствование. Поэтому Конраду — которого Р. Груссе совершенно справедливо сравнивает с Балдуином I — не хватило времени, чтобы восстановить королевскую власть, которую он сам же и подорвал.

Его преемник, Генрих Шампанский, еще один великий барон Запада, кузен королей Франции и Англии, согласился принять корону безо всякого энтузиазма и после долгих колебаний. Для него, тоскующего по своему прекрасному фьефу во Франции, править Иерусалимским королевством (от имени юной Марии Иерусалимской и Монферратской) обязывал лишь долг. Потому-то он и отказался принять собственно королевский титул и пройти коронацию: он повел себя так, как если бы был простым «бальи» (регентом) королевства (1192-1197 гг.). Его титул звучал как простой «сеньор Иерусалимского королевства», и на монетах, которые он чеканил в Акре — маленьких монетках из меди, называемых «pougeoises» — стояло всего лишь имя — «граф Генрих»². Государь, пользовавшийся всеобщим уважением, умевший заставить признать свой авторитет, Генрих совсем не обладал вкусом к власти, который отличал Конрада: создается впечатление, что он надеялся как можно скорее возвратить своей падчерице частично сохраненный и даже насколько возможно увеличенный домен, чтобы снова очутиться в своем шампанском графстве. Нелепое падение, которое стоило Генриху жизни, помешало ему осуществить свой замысел, и его дочерям, Алисе и Филиппе, не удалось даже добиться перехода к ним по наследству этого графства, несмотря на все попытки, предпринятые ими обеими³.

При Амори II (1197—1205 гг.) ситуация изменилась. Амори, хоть и принадлежал к славной семье пуатевинских сеньоров, ни имел ничего общего с крупным бароном, и Запад занимал незначительное место в его мыслях: «бедный рыцарь и благородный юноша», которого король Амори I выкупил у сарацин, державших его пленником в Дамаске, он, снискав расположение короля, сделал блестящую карьеру (сначала в качестве камерария, потом коннетабля королевства), и избрание его брата Ги королем продемонстировало всю его ловкость. Когда завершился третий крестовый поход, Амори получил графство Яффаское, которым до этого владел его брат Жоффруа. После того как Генрих отнял у него пост коннетабля и Яффу, Амори принял компенсацию на Кипре: смерть его брата Ги превратила его в «сеньора Кипра», пока в 1197 г. он не добился и Иерусалимской короны вдобавок. Он дополнил труд Ги, благодаря которому на Кипре обосновалась франкская колония, привлеченная вольностями, обещанными экс-королем Иерусалима (Ги понял, что прежде всего на острове требуется устранить возможность греческого восстания, подобного тому, которое в 1192 г. устранило тамплиеров). Амори стал истинным созидателем этой колонии в королевстве, пересмотрев и ограничив щедро раздаваемые в правление Ги пожалования, и основал на острове прочные монархические институты. Он только что увенчал свой труд, добившись от императора превращения «сеньории» Кипра в королевство, когда его призвали на Иерусалимский трон: и нет ничего удивительного, что он без особого энтузиазма взялся на эту новую задачу. Доказательством этому является та забота, с которой он постарался свести свое принятие короны Сирии к простой личной унии (ведь он был всего лишь принцем-консортом), отказавшись объединить кипрскую и сирийскую казну: управление обоими королевствами осуществлялось полностью независимо друг от друга; два сирийских барона были выбраны равными им по положению, чтобы принимать и распределять бюджетные ресурсы Иерусалимского королевства.

Но это не помешало Амори с головой погрузиться в управление вотчиной своей новой супруги (от которой он имел дочь, Мелизинду, вышедшую замуж за князя Антиохийского). Обстановка была очень тяжелой: сирийские бароны неспокойны и отчасти враждебны Лузиньяну, немецкие крестоносцы относились к королю Иерусалимскому так, как будто его вообще не существовало. Амори смог навязать свою власть и за восемь лет правления (1197-1205 гг.) заставить всех подчиниться. Он позаботился о том, чтобы его короновал патриарх — правда, довольно неприязненно относившийся к его кандидатуре — что вынудило духовенство покориться новому монарху. Можно сказать, что в лице Амори II, короля настолько же осторожного, насколько энергичного, ловкого (это видно по его отношениям с мусульманами в щекотливой обстановке в период Четвертого крестового похода) и замкнутого, королевство Иерусалимское вновь обрело государя, достойного этого имени.

Но 1 апреля 1205 г. Амори умер, а королева Изабелла не пережила своего четвертого мужа. Требовалось назначить регента от имени Иерусалимской королевы Марии Монферратской: ее дядя (по матери, Марии Комниной, супруги Бальана д’Ибелена), Жан д’Ибелен, сеньор Бейрута, который принял должность бальи королевства в качестве самого близкого родственника новой государыни (1205—1210 гг.) — явился первым бальи, превратив эту должность в наследственную для Ибеленов в XIII в. как на Кипре (где король Генрих I являлся сыном Эскивы д’Ибелен), так и в Иерусалиме. Это регентство завершилось с приездом мужа Марии, которого король Франции предложил сирийским баронам, прибывшим к нему с просьбой назвать им какого-нибудь барона, способного стать королем Иерусалимским. Король Филипп выбрал шампанца Иоанна де Бриенна, брата графа Готье де Бриенна, отпрыска древней баронской семьи, корни которой восходили к началу X в., ко временам Энгильберта, первого из известных сеньоров де Бриенн. Но древность его линьяжа не делала из него крупного барона: Бриенны владели только маленьким округом, вассальным от графства Шампанского, и, хотя Готье де Вриенн потребовал в 1202—1203 гг. себе Сицилийское королевство, ничто, казалось, не предсказывало семье графов де Бриеннов славное будущее, которое ей довелось познать в XIII в. Иоанн к тому же был очень беден — потребовалось, чтобы король Франции и папа ему подарили крупные суммы денег перед отъездом — и принес своему королевству только личные качества осторожности и храбрости, подкрепленные опытом его шестидесяти лет. Этот рыцарь-поэт (нужно, кажется, отнести на его счет несколько песен, приписываемых обычно Тибо Шампанскому⁴) не имел авторитета, как Амори II или Генрих — что видно на примере пятого крестового похода — но зато он проявил себя сознательным государем: его кампания в Египте, если бы она разворачивалась так, как он этого хотел, вернула бы Иерусалимскому королевству его облик до 1187 г.

При Фридрихе II история франкской королевской власти принимает иной курс. Четверо его предшественников, несмотря на свою несхожесть, в общем обладали качествами отличных правителей. Все они также весьма нуждались в деньгах: от Ги до Амори II низкопробность всех их монет свидетельствует о пустующей королевской казне. Мы уже упоминали о трагической ситуации, в которой очутился Иоанн де Бриенн во время осады Дамьетты. Уверяли, что Генриху Шампанскому по утрам часто нечем было платись за свой ужин. Что же касается Конрада, то расстройство его финансов стало причиной его гибели: из-за нужды в деньгах он приказал потопить корабль, принадлежавший «Старцу Горы», чтобы поживиться за счет его груза, а затем и был убит по приказу этого ужасного предводителя исмаилитов⁵. Регентство Жана д’Ибелена (1205—1210 гг.), по свидетельству Иннокентия III⁶ ознаменовалось ослаблением королевской власти и также не блистало с финансовой точки зрения: бальи королевства, около 1206 г., до такой степени погряз в долгах, что когда ему потребовалось расплатиться с Жаном ле Тором, ему пришлось просить у королевы разрешения продать один из ее домов в Акре. Однако эта продажа, включая 500 безантов на издержки и налог на переход права собственности, принес регенту всего две тысячи семьсот безантов⁷.

Можно только восхищаться энергией «Иерусалимских королей», с которой они заставляли уважать их власть в тот самый миг, когда различные группы, вместе составляющие королевство, начинали обретать независимое могущество. Сама церковь надеялась избавиться от тягостной опеки со стороны государей, которой она была обязана назначением Ираклия на пост патриарха Иерусалимского. Во время выборов в 1194 г. второго преемника Ираклия, капитул церкви Гроба Господня решил обойтись без согласия Генриха Шампанского: каноники, вместо того, чтобы выбрать своего кандидата и возвести его в сан только после разрешения государя, сразу назначили патриархом Эймара Монаха⁸. Они заявили, что в данный момент нет Иерусалимского короля: Генрих не был коронован и являлся всего «сеньором королевства». Граф Шампанский не пожелал ничего слышать и вместо того, чтобы согласиться с этим тезисом, приказал схватить каноников и пригрозил им смертью «за то, что они вздумали посягнуть на власть, которую Иерусалимские короли имеют на выборах патриарха». Таким образом, духовенство было возвращено в подчиненное к королю положение. Правда, на протяжении столетия, папство все чаще и чаще присваивало себе право назначения прелатов, и эта королевская привилегия стала иллюзорной, но то был процесс, вышедший за границы латинских колоний на Востоке.

В лице итальянских колоний короли столкнулись с самыми сложными проблемами: Конрад I пожаловал своим соотечественникам огромные привилегии — возможно, обстоятельства не позволяли действовать по-иному — и иерусалимское «общественное мнение» обвинило его в чрезмерном к ним благоволении. В опьянении от своих успехов, управляющие, посланные из торговых городов Италии в Сирию, посчитали, что им все дозволено. Пизанцы, которым Конрад отдал часть Тира, замыслили, как говорили, захватить город у Генриха Шампанского, чтобы выдать его Ги де Лузиньяну, тогда только что воцарившемуся на Кипре. Несомненно, они надеялись продолжить свою двойную игру, которая удалась им в 1188—1192 гг., и тем самым увеличить свое могущество в Сирии: но при первом же подозрении король Генрих вмешался и запретил пизанцам допускать в город в одно и то же время больше тридцати их сограждан (в мае 1193 г.). Пиза, в надежде заставить Генриха сдаться, приказала своим кораблям заняться морским разбоем у сирийского побережья. Ответ графа Шампанского не заставил себя ждать: все пизанцы были незамедлительно высланы из Акры и Сирии; мир был восстановлен только 19 октября 1194 г. Преемники этого государя не более чем он признавали непомерные привилегии тосканского порта: в 1219 г. Пиза жаловалась на плохое соблюдение пожалований 1188 г., и одним из первых шагов бальи Томаса д’Ачерры, присланного Фридрихом И, было лишить пизанцев их прав на правосудие, несмотря на то, что на Западе они занимали проимперские позиции: и только после прибытия самого императора Пиза добилась восстановления своих прав⁹.

Венеция также не ладила с Иерусалимскими королями: но благодаря энергии государей еще было далеко до всемогущества итальянцев в Сирии. Генрих Шампанский отобрал у венецианцев несколько поместий, которыми они владели в Тирской области, в 1197 г. им пришлось послать посольство к королю, чтобы добиться возвращения привилегий, незаконно отнятых у них архиепископом Тирским. Вдова одного знатного венецианца, госпожа Гвида Контарини, отдалась под королевское покровительство, чтобы не возвращать сеньории фьефы, которые Венеция пожаловала Роландо Контарини: не согласившись передать этот фьеф Венеции, Гвида сделала своим наследником самого короля, и Венеция так и не смогла вернуть его обратно. И, наконец, король Иоанн продолжил эту политику «возвратов»; с 1124 г. венецианцы, по меньшей мере теоретически, владели третью Тира. Король отнял ее у них, и они смогли вновь занять свои владения только позже¹⁰.

«По-хозяйски» обращаясь с церковью и итальянскими городами, короли второго Иерусалимского королевства также старались удержать в подчинении феодалов. Крупные бароны, князь Антиохийский и граф Триполийский, в 1187 г. силой возвратили себе фактическую независимость. Тем не менее Ги де Лузиньян, прежде чем отправиться осаждать Акру, заставил обоих князей признать свою власть.

После него графство Триполийское и княжество Антиохийское вели обособленное существование, тем более что до 1229 г. ряд мусульманских территорий (которые в конце концов свелись к Сидонской сеньории) отделяли их от королевства. За этот период история обоих фьефов была довольно оживленной, ибо они вели против мусульман Хомса, Хамы и Алеппо войны, зачастую не связанные с конфликтами Иерусалимского королевства с Дамаском и Каиром. Но самые значительные сложности возникли в их внутренних делах: после смерти Раймунда III графом стал младший сын князя Боэмунда III Антиохийского, Боэмунд IV. Само княжество должно было отойти к старшему сыну Боэмунда III, Раймунду, который в 1195 г. женился на Алисе Армянской. Но Раймунд скончался незадолго до смерти своего отца (в 1201 г.): Боэмунд Триполийский захватил княжество у своего племянника Раймунда-Рупена, которому оказал поддержку его дядя царь Лев Армянский. Война между двумя лагерями, к которой прибавился мятеж сеньора Нефина (возле Триполи), завершилась только в 1219 г. триумфом Боэмунда IV.

Иерусалимские короли не забывали о своих обязанностях сюзерена перед этими великими фьефами Севера во время этих волнений. В 1194 г. царь Армении Лев изменой пленил Боэмунда III и попытался заставить его отказаться от Антиохии в свою пользу. Генрих Шампанский прибыл к армянскому двору и добился освобождения пленника, перед этим подготовив Антиохию к обороне. Затем Амори II, чтобы укрепить довольно неопределенные узы верности, связывавшие короля и графа Триполи, учредил для того ежегодную ренту с «цепи Акры» в 4 000 безантов, «за которые граф стал человеком короля»¹¹. Но Амори не мог без волнения смотреть, как Боэмунд IV узурпировал Антиохию у своего племянника: Иерусалимские короли всегда стремились избегать сосредоточения фьефов в руках своих вассалов, которые из-за этого стали бы слишком могущественными. Не говоря уже о праве, которое было довольно спорным («порядок наследования после пресечения прямой ветви наследников» не был установлен в «Иерусалимских ассизах», но в принципе права юного Раймунда-Рупена были достаточно убедительными), Боэмунд ввязался в борьбу с церковью и Римом, а по традиции королю вменялось защищать церковь. Поэтому Амори II и поддержал в 1205 г. восстание сеньора Нефена, а царь Армении женился на родственнице Амори, Сибилле де Лузиньян. Еще одним результатом этих франко-армянских союзов (Иоанн де Бриенн, после смерти своей жены Марии Иерусалимской, женился на старшей дочери царя Льва, что позволило ему в 1220 г. потребовать для себя корону Армении; кончина королевы во время этих событий помешала ему навязать себя армянам в качестве царя) стало сближение между коронами Иерусалима и Киликии. После смерти Льва (1219 г.) киликийскую корону потребовали три франкских князя, Раймунд-Рупен, племянник Льва, и мужья его двух дочерей, Иоанн де Бриенн и Филипп Антиохийский: победил Филипп, низложенный в ходе восстания армянского населения. Но эти связи, особенно семейные, между христианскими государствами Востока были менее прочными, чем феодальные узы, объединявшие их всех в XII в. Верховенство Иерусалимского короля, еще поддерживаемое при Генрихе Шампанском и Амори II, стало постепенно исчезать.

Напротив, это превосходство в отношении баронов королевства сохранялось на протяжении всего периода от Конрада до Фридриха II. Если Конраду пришлось, чтобы создать свою партию, даровать уступки «баронам», то его преемники сумели навязать свою власть феодалам, почувствовавшим вкус к анархии в 1186—1192 гг. Первый из них, Генрих Шампанский, стал опасаться своего коннетабля, занявшего исключительно важное положение, Амори де Лузиньяна, который владел Яффой и должен был получить в наследство Кипр. По мнению одних, конфликт разразился из-за заговора пизанцев в Тире: якобы Амори вступился перед королем за пизанцев, и Генрих приказал его арестовать за пособничество им и его брату Ги. Согласно «Истории Эракля», при новости о смерти Ги король испугался, что Кипр и Яффа оба окажутся в руках слишком могущественного вассала. Как бы то ни было, Амори был арестован по приказу графа Шампанского. «Коннетабль удивился, зачем граф это сделал, ведь он был ему сеньором, а Амори ему — верным вассалом». Несмотря на эту апелляцию Амори (одного из лучших юристов того времени) к правам вассалов, Генрих не сменил гнев на милость, и Лузиньяну пришлось отказаться от должности коннетабля и вернуть Яффу королю. Тем не менее мир между ними был быстро восстановлен: «верные люди» (в особенности семья Бейсан) убедили Генриха вернуть свое расположение новому «сеньору Кипра». В результате брачного соглашения наследница Иерусалима была помолвлена с наследником Кипра, Ги (которому было суждено умереть одновременно со своим отцом), а другие дочери графа Шампанского, Алиса и Филиппа — с другими сыновьями Амори и Эскивы д’Ибелен, Гуго и Жаном. На самом деле осуществился лишь брак Гуго и Алисы. Генрих вернул Яффу Амори, и «Яффаское графство» перешло к его сыну Гуго, а затем к дочери Гуго, Марии, которая вышла замуж за племянника короля Иоанна, Готье де Бриенна, принеся ему этот фьеф в приданое¹².

После смерти короля Генриха Амори стал королем отнюдь не беспрепятственно: некоторые желали выдать королеву Изабеллу замуж за старого сторонника Ги де Лузиньяна, Рауля Тивериадского, брат которого Гуго был в то время самым влиятельным бароном Сирии, наряду с своим родственником Жаном д’Ибеленом. Тем не менее Амори был избран, чтобы стать мужем королевы, но, вероятно, его соперник, уже одна популярность которого представляла опасность, продолжал вести себя вызывающе. Отношения между этими двумя сеньорами оставались корректными до того дня, когда четыре германских рыцаря набросились на Амори и попытались его убить (около Тира, в мае 1198 г.). Король обвинил в организации этого покушения Рауля Тивериадского и решил изгнать его из королевства. Франкская знать тогда объединилась вокруг Рауля; в первый раз она угрожала королю взбунтоваться, если он откажется судить Рауля в Высшей курии. Это требование могло бы стать очень опасным для короля: если у него не нашлось бы ясных доказательств, и бароны оправдали бы Рауля, то для государя это означало бы значительный удар по престижу. Амори не проявил никакого волнения, и бароны, осознав, что не одолеют его, уступили. Рауль поблагодарил своих собратьев за поддержку и объявил, что предпочитает удалиться по собственной воле, «чем прослыть неверным человеком, никогда не служившим (королю)»¹³. Амори выиграл партию, и претензии баронов были надолго забыты из-за их неудачи в этой «пробе сил».

Напротив, Иоанн де Бриенн не смог с той же строгостью заставить вассалов уважать свой авторитет. Глава клана де Бланшгард, Бернар де Бейрут, осмелился оскорбить короля на глазах у всего двора: «Случилось, что король собрал курию, неизвестно для какого дела; его племянник стал грубо говорить о жителях этой страны («пуленах») и когда Бернар де Бейрут ему возразил, то тот его ударил, и тогда Бернар его убил перед королем и курией и удалился, отбыв в Триполи, но не нашлось никого, кто арестовал бы его или поднял на него руку»¹⁴. Еще можно понять, что в последующий период существования Иерусалимского королевства подобное преступление могло остаться безнаказанным; и теперь Бернару пришлось бежать, хотя очевидно, что Амори или Генрих не дали бы нанести себе такое оскорбление. Власть Иерусалимского короля, хоть и внушала еще почтение своим вассалам, с правления Иоанна де Бриенна начинает поддаваться растущему неповиновению со стороны феодалов.

Несмотря на это, королевский домен оставался почти нетронутым. В своем докладе Иннокентию III патриарх Эймар Монах мог написать, что «Наблус и Тир, Акра и Иерусалим принадлежат непосредственно королю». Ясно, что в реальности королевские владения ограничивались лишь Акрой и Тиром, и то все больше и больше освобождаемые от налогов: пожалования итальянцам, «ренты (assise)», учреждаемые для иерусалимской знати, изгнанной из своих владений, уступки военным орденам, налоговые льготы сирийцам (король Иоанн разрешил всем сирийцам не платить таможенную пошлину в Тире) уменьшили поступления в казну. Но из одного текста, созданного в 1243 г., видно, насколько пространным все еще являлся личный королевский домен в Тире: «усадьбы короля» упоминаются в каждой строчке отчета, который в этот год отослал в Венецию венецианский бальи Марсилио Джиоржио. Лишь один город был отчужден из королевского домена: во время отвоевания Бейрута король Амори II, без сомнения, чтобы снискать симпатию клана Ибеленов, а также из-за проблем с охраной этого города (в 1197 г. он не в силах был послать надлежащий гарнизон), пожаловал его Жану д’Ибелену, «старому сеньору Бейрута».

Но вот что сильно мешало королевской власти, так это полная независимость западных крестоносцев в отношении к Иерусалимским королям: во время пятого крестового похода и Пелагий и Андрей Венгерский смотрели на Иоанна де Бриенна как на пустое место; четвертый крестовый поход ознаменовался неподчинением Рено де Дампьера; немецкий крестовый поход породил множество сложностей. Германцы изгоняли из домов горожан Акры и поджидали момент, когда «рыцари страны» отправлялись на военную кампанию, чтобы присвоить их дома и выгнать их семьи. Король Генрих, по совету Гуго Тивериадского, даже сделал вид, что собирается атаковать их и вынудил прекратить эти злоупотребления. Крестоносцы нарушили перемирие, даже не предупредив короля... При Амори II крестоносцы попрали одну из его королевских привилегий — право выдавать наследниц фьефов замуж за своего кандидата. Вспомним, что граф Жослен Эдесский создал для себя большую сеньорию, которую должны были наследовать его дочери Беатриса и Агнесса. Старшая, Беатриса, была (с 1187 г.?) вдовой Гильома де Валанса, эфемерного сеньора Торона. Поскольку она приходилась королю золовкой и вассалом, вполне естественно было бы, чтобы Амори выдал ее замуж за какого-нибудь богатого и родовитого сеньора, который, поселившись в Святой Земле, придал бы королевству новые силы. В «Заморских линьяжах» сообщается, что «германский граф взял Беатрису вопреки воле короля Амори»: граф Отто фон Геннеберг увез свою жену, а в 1208—1220 гг. уступил свою землю Тевтонскому ордену.

Иоанн де Бриенн, устав от проблем, которые доставляли королевству экспедиции, предназначенные оказывать ему помощь, в конце концов добился от папы разрешения для Иерусалимского короля руководить крестовым походом. Но события быстро сделали эту привилегию ненужной...

Тем не менее можно восхищаться упорством этих государей, которые с таким трудом заставляли вассалов уважать свою власть, но чьи привилегии, несмотря на всю их энергию, постепенно сходили на нет (например, право чеканить монету — сохранились монеты с именем Рено Сидонского, Жана д’Ибелен-Бейрута...). Ведь они не только открыто пытались возвратить Иерусалим и сосредотачивали все свои усилия на отвоевании своей столицы — клятва, которую они приносили во время коронации в Тире (прежняя корона, увы! с 1187 г. хранилась в Багдаде) начиналась следующими словами: «Я, такой-то, который волей Господа стану королем Иерусалима, обещаю тебе, сеньор патриарх и твоим преемникам, что с этого дня буду вашей опорой и защитником, равно как и всем людям Иерусалимского королевства»; один из них своей законодательной деятельностью попытался притормозить медленный упадок королевской власти, которую все безнадежно стремились сохранить нетронутой.

Амори II представлял собой тип короля-законодателя, и было бы небезынтересно проследить, как он старался обновить кодекс, на котором в предыдущем веке основывалась власть его предшественников. Он знал (совсем как Балдуин III или Амори I, чьи юридические знания восхвалял Гильом Тирский, что, несомненно, позволяло этим государям пользоваться превосходством и влиянием в их Высшей курии) право «Писем Гроба Господня» и не мог без волнения смотреть, как этот законодательный кодекс остался лишь в памяти людей, которые могли попробовать его изменить в собственных интересах. Поэтому он и решил воспользоваться воспоминаниями других «мудрых людей», Рено Сидонского, Жана д’Ибелена и, прежде всего, Рауля Тивериадского, сравнив их со своими личными воспоминаниями, и воссоздать «Сборник кутюм», в точности воспроизводящий утраченные «Письма». Но Рауль, которому он хотел доверить эту работу, отклонил предложение, и в правление Амори смогли осуществить лишь одну редакцию «Книги короля», верно отражающую ассизы, затрагивающие королевскую власть.

Однако Амори II обнародовал множество ассиз. Помня о Хаттине и желая в случае новой катастрофы избежать пагубной анархии, подобной той, что последовала за пленением Ги де Лузиньяна, он приказал выпустить ассизу, принятую на «парламенте» в Тире, согласно которой вассалы должны были (при необходимости продав свой фьеф), прежде всего, выкупить своего короля, если тот попадет в плен, под страхом конфискации и утраты правоспособности. Другие ассизы этого короля затрагивают моральные и религиозные вопросы, но в некоторых из них одновременно видно стремление Амори защитить общественный порядок против надвигающейся волны вредоносных доктрин. Известно, что в первые годы XIII в. христианский мир боролся с ересями, долгое время остававшимися в границах Балкан и Малой Азии, но только что познавшими стремительный расцвет в Италии, Южной Франции вплоть до долины Луары. Уже в 1179 г. замыслы этих «Patarins» (еретиков) начали серьезно волновать папство; двадцатью годами позже ереси добрались и до Святой Земли.

Амори II издал против них законы, чтобы сдержать их распространение: он постановил, что рыцарь «patelin» (еретик) будет предан суду равных себе и осужден на костер. Его имущество отойдет короне; если его супруга не является «еретичкой», она сохранит либо свою вдовью часть, либо половину фьефа. Напротив, если правительница фьефа будет повинна в ереси, то у ее мужа останутся только его снаряжение, животные, провизия и одна «убранная» постель¹⁵. Таким образом, наказание за ересь, приравниваемое к измене — в этом самом отдаленном уголке христианского мира это уподобление кажется вполне оправданным — было изъято из юрисдикции церковных судов и передано в ведение королевских трибуналов. Действительно, анти социальные идеи катаризма могли привести к вторжению государства в религиозную сферу. Поэтому законодательство короля Амори де Лузиньяна оставалось верным прежней монархической традиции. Амори II по праву занимает свое место в веренице государей, которым первые «ассизы» Иерусалима обязаны своим появлением на свет. Символичен тот факт, что основной памятник монархического иерусалимского права, «Книга короля», родилась в окружении этого государя. Однако не пройдет много времени, как победившая феодальная анархия отбросит эти древние законы, чтобы создать новую правовую теорию, еще раз доказав бессилие текстов и конституций перед грубой силой. К чести последних королей «второго Иерусалимского королевства» надо признать, что они старались бороться против опасной эволюции, которая угрожала единству этого государства; исчезновение действенной королевской власти безвозвратно разрушило их труд.

¹ Такова была обычная титулатура епископов перед их посвящением: «избранный епископ» — это епископ, еще не прошедший посвящение.
² R. R., 724, 735... Schlumberger. Numismatique (+ Comes Henricus + Pvges d’Accon).
³ Необходимо заметить, что Генрих был очень юным ко времени своего восшествия на престол (около двадцати лет). Его старшая дочь Алиса в декабре 1207 г. вышла замуж за Гуго Кипрского, а младшую, Филиппу, позднее выдали за Эрара де Бриенна, который потребовал Шампань у младшей ветви графского дома, в лице Тибо IV. Эрар оставил свои претензии только в 1222 г., а королева Алиса их вновь возобновила в 1233 г. Алиса передала свои спорные права на Иерусалимскую корону кипрским Лузиньянам, которые они и заставят признать в 1264 г.
⁴ См.: A. Wallenskold. Les chanson de Thibaud de Champagne, roi de Navarre, (Societe des Anciens tcxtes Francais), Paris, 1925, P. 143.
⁵ Grousset, III, 151: Ernoul, P. 288.
⁶ «Иерусалимское королевство едва не лишилось всей королевской власти», Patr. Lat. 216, col 699.
⁷ R. R., 812.
⁸ Grousset, III, 126.
⁹ Grousset, Loc. cit.; R. R., 735, 1005—1007.
¹⁰ Historia ducum Veneticorum // М. G. H., XIV, P. 91; R. R., 1114.
¹¹ R. R., 743 (август 1198 r.) — Другое вмешательство в дела Антиохии и Армении; в 1211 г. Жоффруа де Кафран и Эймон д’Эйс привели в Антиохию 50 рыцарей, посланных королем, чтобы отбить для тамплиеров замок, захваченный царем Львом (Grousset, III, 260).
¹² R. Grousset, III, Р. 125 — 135; Eracles, Р. 208. V. Addenda.
¹³ Grousset, III, P. 168; Lois, I, 518.
¹⁴ Lois, II, 458.
¹⁵ Livre au Roi. 21; прочие предписания относились к «буржуа» (Assise des Bourgeois, 239, 144) — Возможно, именно Амори II предписал, чтобы обманутый муж, убив свою жену, застигнутую во время измены, вместе с ее любовником, будет оправдан, но зато повешен, если выместит свою злобу на одном из виновных (Lois, II, 218).

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3004

загрузка...

Другие книги по данной тематике